Монарх и власть в реалиях позднеимперской России

Основная часть

Соловьев, К. А. Хозяин земли русской? Самодержавие и бюрокра¬тия в эпоху модерна / К. А. Соловьев. - М. : Новое литературное обозре¬ние, 2017. - 296 с.

Рецензируемая книга отражает опыт исследований в течение двух последних десятилетий главного научного сотрудника Института российской истории РАН, профессора РГГУ и ВШЭ К. А. Соловьева. Его работы, посвященные различным аспектам эволюции самодержавия в течение последнего периода его истории, общественно-политическим воззрениям либералов и облику российской многопартийности, приобрели известность и признание [1-4].

Ответ в графе «род занятий» листа Всеобщей переписи Российской империи 1897 г., ставший частью названия книги К. А. Соловьева, стал своего рода отправной точкой на пути осмысления метаморфозы российского самодержавия в реалиях второй половины XIX - начала ХХ вв. При этом автор счел необходимым при анализе противоречий социально-экономического и политического развития страны сформулировать вторую часть названия как «самодержавие и бюрократия в эпоху модерна». Очевидно, термин «модернизация», столь часто употребляемый в публикациях 1990-2010-х гг. [5-9], не в должной степени отражает авторское видение своего исследовательского полотна. Отметим, что понятие «модерн», как известно, употребляется как направление в искусстве и пока не стало предметом активного обсуждения применительно к анализу исторического процесса. И хотя в тексте книги нами не найдена интерпретация данного понятия в контексте авторских изысканий ее автора, анализируемые явления действительно отражают противоречия системного кризиса в контексте модернизационного процесса позднеимперской России.

К. А. Соловьев, справедливо отмечая глубину противоречий, свойственных стране в пореформенный период, констатирует отсутствие единства в правящих кругах по вопросу о способах и векторах решения очевидных весьма сложных проблем: «Для одних его причина - незавершенность реформ, отсутствие важнейшей из них - политической. Другие видели причину в поспешности преобразований, которые проводились без учета российских реалий» (с. 20).

Заметим, что оценочные суждения о путях преодоления кризиса переходного периода развития России отражают специфику общественной мысли и своеобразие ее развития. Автор поставил задачу рассмотреть проблему адаптации к «менявшемуся обществу, потребностям народного хозяйства и новым вызовам внешней политики» (с. 13). В этой связи закономерно проанализировать такие важные проблемы, как специфика правовой культуры и правосознания российской бюрократии, степень ее компетентности и восприимчивости к новым реалиям, критерии, отличия указа от закона, дискуссии о системе взаимоотношений между ветвями власти, а также каналы прямой и обратной связи между бюрократией и обществом. И, конечно же, К. А. Соловьев пристальное внимание уделяет вопросу технологии принятии решений. В этой связи бесспорна роль ближайшего окружения российских монархов. Аргументирован вывод о том, что его «ближний круг» составляли лица, которые в большинстве случаев были далеки от политической жизни, чаще всего не претендовали на участие в ней (с. 41). Таким образом, принятие компетентных решений осложнялось и ограниченными возможностями общения главы государства. Небезынтересно одно из свидетельств о степени владения информацией о ситуации в стране в конце 1905 г., исходивших от занимавшего пост самарского губернского предводителя дворянства А. Н. Наумова (впоследствии, в 1915-1916 гг., министр земледелия). Выслушав представителя провинциального дворянства, сообщившего о положении дел в Самарской губернии, император ответил: «Я очень благодарен за Ваш откровенный доклад, скажите, что же теперь надо делать?». Спустя многие годы А. Н. Наумов с горечью вспоминал: «Немало смутил меня этот вопрос, услышанный мною из уст российского самодержца, с очевидностью показавшей мне его верховное неосведомленное одиночество и фактическую беспомощность» [10, с. 75].

Еще одним каналом получения информации стали всеподданнейшие доклады. Они отражали не только степень компетентности должностных лиц и подведомственного им аппарата. Выслушивая их краткое содержание, монарх не мог не учитывать межличностные отношения, эмоции и настроения. В этой связи автор отмечает ряд особенностей. Во-первых, нередко министры могли манипулировать волей царя. Во-вторых, отсутствие резолюций главы государства в письменной форме на докладах способствовало проведению министров своей линии при решении менее значимых вопросов. Наконец, вопреки мнению правоведов любая бумага, подписанная императором, могла получить законодательную силу. Убедить государя было проще, чем это могло сделать многолюдное законосовещательное учреждение (с. 48-50).

Рассматривая специфику законотворчества, автор справедливо уделяет особое значение роли Государственного совета и Комитета министров. С одной стороны, трактовка императорской власти как власти неограниченной сужала возможности их публичного обсуждения, тем более что несовпадение позиций членов Государственного совета с мнением императора не могла не вызывать раздражение у монарха. С другой стороны, обсуждение министерских проектов в стенах Мариинского дворца создавало определенный эмоциональный настрой у представителей исполнительной власти. К. А. Соловьев отмечает и то обстоятельство, что особенности возрастного состава Государственного совета не могли не влиять на степень эффективности и компетентности проблем на фоне усложнения реалий развития страны, связанных с событиями революции 1905-1907 гг., реализацией программы реформ П. А. Столыпина (с. 97, 98). В этой ситуации судьба законотворческих инициатив, предложенных российскими либералами, оказалась заложницей указанных обстоятельств [10, 11].

Рассматривая среду деятельности российской бюрократии, автор обращает внимание на сохранение устойчивых мифов (ее всевластность и многочисленность). На практике набор инструментов воздействия на ситуацию в глубинке из столичных кабинетов был весьма ограничен (с. 68). Увеличение численности лиц с высшим образованием среди высшей бюрократии с 34 (1857 г.) до 82 % (1903 г.) сопровождалось снижением удельного веса военных с 35,5 до 16,4 % в 1853-1917 гг. (с. 78).

Усложнение масштабов деятельности бюрократии отразилось и на увеличении количества дел, поступавших в центральные учреждения. Так, подобный показатель вырос только в Министерстве юстиции с 26 тыс. (1860-е гг.) до 1624 тыс. (1910 г.) (с. 184). Очевидно, что подобные изменения требовали совершенствования системы делопроизводства, умения четко выявлять вопросы, требовавшие оперативного решения. В этой связи отметим целесообразность включения в содержание книги небольших очерков, посвященных деятельности талантливых представителей бюрократической элиты.

Сегментом размышлений автора об облике бюрократии стал сюжет роли печати как канала прямой и обратной связи между бюрократией и обществом. Однако переоценивать ее роль как фактора влияния на решения, принимаемые властями, не стоит при том, что ведомственные издания стремились к формированию положительного имиджа о деятельности центральных и местных учреждений, а либеральная периодика не оставалась без внимания части высшей бюрократии (с. 222).

Важно и то, что К. А. Соловьев избегает категоричности, присущей многим работам историков при анализе взаимоотношений между властью и общественностью. Так, он утверждает об отсутствии «четкой грани, отделяющей общественность от представителей власти» (с. 241), говоря о переплетении частных и семейных связей оппозиционеров и высших должностных лиц: «Иногда так случалось, что противоправительственные объединения складывались в самой близи престола» (с. 242). Детально изученные взаимоотношения между властью и деятелями земского самоуправления, как правило, достаточно часто маркировались конфликтными ситуациями. Меньше внимания уделялось учету опыта земских учреждений и проектам реформ самоуправления, исходившим, в частности, от И. Л. Горемыкина, П. А. Столыпина и других представителей прагматиков-бюрократов.

Заключение

Книга К. А. Соловьева, на мой взгляд, позволяет рассчитывать на продолжение дискуссии о перспективах развития страны в переходные периоды своего развития. Особо отмечу перевод полемики в новую плоскость. Речь идет не только о причинах падения династии Романовых за считанные дни в феврале-марте 1917 г. Автор резонно ставит вопрос: «Почему столь сложно организованное, внутренне противоречивое образование так долго существовало и даже динамично развивалось на протяжении XIX - начала ХХ вв.?» (с. 290). Ответ на этот вопрос в емком виде видится автору в наличии корпоративного единства бюрократии и ее аполитичном профессионализме, административной фантазии и самоуверенности квалифицированного юриста (с. 290). С этим интеллектуальным и функциональным багажом российская бюрократия перешагнула порог между XIX и ХХ в. Насколько имевшийся опыт и традиции вписывались в менявшуюся динамику модернизационного процесса и был приемлим для новой эпохи? Этот полемичный вопрос, как полагаю, дает стимул для новых исследований.

монарх власть россия династия

Библиографический список