Адыгейская интеллигенция и проблема создания письменности

Размещено на http://www.allbest.ru/

Адыгейская интеллигенция и проблема создания письменности

З.Я. Емтыль

Революционные события в России 1917 г. и связанный с ними рост общественной активности национальных элит дали мощный толчок активизации деятельности по сохранению и развитию национальной культуры. Решение этой проблемы было не возможно без создания письменности на родном языке, расширения сферы его функционирования. Следует заметить, что влияние революции на активизацию деятельности интеллигенции по «языковом строительству» было характерным не только для адыгов. Призыв революции к «самоопределению народов» сильнее всего отразился в языковой деятельности нерусских групп населения России¹.

В 1921 г. Х съезд РКП (б) принял резолюцию по национальной политике, в которой говорилось о необходимости перевода на родной язык администрации, органов хозяйства, учреждений культуры и образования. Осуществление политики «языкового строительство» было обусловлено рядом причин: она соответствовала общей идейной платформе новой власти, направленной на построение общества, основанного на рациональных и справедливых принципах. Не менее важно, что провозглашенная политика совпадала с умонастроениями демократической интеллигенции народов национальных окраин России.

Адыгейская интеллигенция, воодушевленная лозунгом свободного развития национальной культуры, активно включалась в работу по созданию письменности. Задача оказалась непростой: она требовала величайшей преданности своему народу, интеллекта и последовательности. С одной стороны, интеллигенция рассматривала создание национальной письменности как важнейший фактор поддержания национальной идентичности и средство развития национальной культуры, а с другой, советская власть рассматривала языковое строительство в качестве «ответственейшего участка классовой борьбы» и «социалистического строительства». Национальные языки, должны были стать основой «создания и развития национальных, социалистических культур»².

Задачи социалистического строительства поставили новую власть перед необходимостью создания письменности для бесписьменных народов. Сразу же после прихода к власти большевики стали искать в северокавказской среде людей, способных в кротчайшие сроки создать национальную письменность и тем самым разрешить возникшие коммуникативные проблемы.

А.И. Микоян, выступая на конференции по вопросам культуры и просвещения на Северном Кавказе, говорил: «Наша задача скорей поставить родной язык, издать книжки на народном языке и прочее. Чем скорее, тем лучше, тем скорее поднимем нацию на советские пути развития. Поэтому вопрос о национальном языке, о национальной культуре очень важен»³. В конкретных исторических обстоятельствах вопрос о письменности, приобрел определяющее социально-политическое значение.

Помимо сложной языковой ситуации создателям адыгейской письменности пришлось столкнуться с необходимостью решения целого ряда теоретических и практических вопросов. Центральной проблемой, получившей острое политическое звучание, стала проблема выбора графической основы адыгского письма. Благодаря укреплению позиций ислама в духовной жизни адыгов, образованию, главным образом, осуществлявшемуся в духовных школах (медресе), «арабские письмена сделались священными в глазах мусульман»⁴. Поэтому неудивительно, что в начале ХIХ в. именно на арабской графической основе Натаук Шеретлук составил первый адыгский алфавит⁵.

Дальнейшее развитие деятельности по созданию адыгейского алфавита на арабской графической основ связанно с лингвистическими изысканиями А.И. Бекуха, принадлежавшего к числу «прогрессивных арабистов». Арабизированная азбука А.И. Бекуха впервые в многовековой истории адыгов получила государственное признание и массовое распространение, а автор алфавита вошел в историю культуры как создатель адыгейской письменности.

Азбука А.И. Бекуха была литографирована в Екатеринодаре в 1918 г. За ней последовал «Букварь адыгейского языка», а затем его книга «История ислама», выпущенная в Екатеринодаре в 1918 г. На основе алфавита А.И. Бекуха в первое десятилетие советской власти выходила литература, а также шло обучение в национальной школе. Печатались и первые национальные периодические издания: «Красная Кубань» (1918), «Советская Кубань» (1920), «Адыгэ макэ» (1923), «Адыгэ псэукI» (1926)⁶.

В отечественном кавказоведении утвердилась точка зрения, согласно которой именно алфавит А.И. Бекуха лег в основу адыгейской письменности. Однако некоторые факты позволяют поставить ее под сомнение. Еще до революции над составлением адыгейского алфавита на основе арабской графики работали С. Сиюхов и И. Хидзетль. Их «Черкесский букварь» был напечатан, как и «Букварь» А.И. Бекуха, в 1918 г. в Екатеринодаре, а затем дважды переиздан в 1921 г. в Екатеринодаре и 1924 г. в Москве Северо-Кавказской секцией Центрального издательства народов СССР. По этому букварю шло обучение родному языку и грамоте в национальных школах Адыгеи до 1928 г., то есть доперехода на латинскую графику⁷.

Параллельно с А.И. Бекухом, С. Сиюховым и И. Хидзетлем работу над созданием адыгской письменности на основе арабской графики вели и другие представители интеллигенции. В том же 1918 г. вышел в свет «Iелфыбзэ» («Букварь») автором которого был известный адыгский просветитель Х.Ю. Тлецерук. Выпуск был осуществлен Адыгейским просветительским центром в Екатеринодаре и предназначался в качестве учебного пособия для школ и изб-читален.

Этот «Букварь» был в своем роде универсальным изданием: учебный материал был построен таким образом, что обучающиеся параллельно осваивали буквы арабского и адыгейского языков. «Все народности начинают обучение на родном языке, -- говорилось в обращении автора. -- Мы тоже должны учиться. Книга написана так, чтобы представленный в ней материал и арабский алфавит помогли в освоении адыгейского алфавита»⁸.

Примечательно, что, первоначально и большевики считали возможным привлечение к разработке письменности арабистов. В частности, известный революционер М. Шовгенов говорил о необходимости подыскать молодых арабистов, мулл, сохт и взять за основу работу А.И. Бекуха давно уже занимавшегося проблемой составления адыгского алфавита на арабской графической основе⁹.

В 20-е гг. вопросу о графической основе письменности бесписьменных народов советское руководство придавало большое политическое значение. Э.А. Шеуджен справедливо отмечает, что настойчиво утверждалась мысль, что без обретения письменности невозможно решить ни одну из стоявших проблем социально-культурного развития. В первые десятилетия ХХ в. северокавказский регион стал своеобразным исследовательским «полем» для апробации идеи «языкового строительства», тем более что разнообразие языков, различные границы их функционирования предоставляли для этого широкие возможности¹⁰.

По мере проникновения в суть этой проблемы все большую значимость приобретал вопрос латинизации графики письма. В 1920 г. начала работу комиссия по созданию единого для всех народов РСФСР шрифта на основе латинской графики. Один из крупных ученых-лингвистов, специалист Всесоюзного центрального комитета нового алфавита (ВЦКНА) Е.Д. Поливанов достаточно красноречиво отразил суть политики латинизации: «Латинский алфавит или даже латинская основа алфавита означают для наших национальных письменностей не более, не менее, как интернациональную систему, рассчитанную, во-первых, на взаимное сближение национальных культур внутри Союза и, во-вторых, на сближение приемов графического общения в международном масштабе…»¹¹.

Подобного рода высказывания были связаны с весьма популярным у большевиков лозунгом мировой революции. Под влияние этих идей попали и известные языковеды. Так, Н.Ф. Яковлев выступил с программой перевода на латиницу даже русского языка с тем, чтобы не допустить графического барьера, как с народами революционного Востока, так и с трудовыми массами Запада. «Проклятие самодержавного режима и миссионерской пропаганды, насильственной русификации и великорусского национал -- шовинизма, -- по его мнению, -- еще тяготеет над самой графической формой этого алфавита… Сейчас должен быть создан новый алфавит -- алфавит социализма»¹².

В отношении мусульманских народов СССР четко обнаруживалась и другая не менее важная политическая причина латинизации письменности: она должна была способствовать разрушению культурных связей с исламским миром. Принять новый латинизированный алфавит значило «разорвать всю черную паутину изуверского фанатизма, которая тянулась из старой исламской литературы, монополистом которой было духовенство»¹³.

К середине 20-х гг. вопрос о замене арабской графики на латинскую приобретает важное социально-политическое значение. К его решению было приковано внимание не только интеллектуальных элит национальных регионов страны, ученых-лингвистов, работников просвещения, но и партийносоветских органов. В процессе его решения по официальному мнению властей, столкнулись два мира, две классово противоположные идеологии. Это чрезвычайно осложнило решение кажущегося простым и очевидным вопроса о замене графики. Замена графической основы преподносилась как превращение письменности из «орудия религиозной пропаганды в орудие социального прогресса»¹⁴.

На Второй конференции по просвещению горских народов Северного Кавказа, состоявшейся в 1925 г., было принято решение о латинизации письменности адыгейцев, ингушей, кабардинцев, карачаевцев и чеченцев. 1 марта 1926 г. по постановлению Президиума Закавказского ЦИКа новый латинский алфавит стал обязательным¹⁵. Политика латинизации письменности разделила адыгейскую интеллигенцию на два лагеря: тех, кто выступилза сохранение письменности на арабской графической основе (в основном это были представители духовной интеллигенции) и тех, кто поддерживали политику латинизации. Естественно, что наиболее последовательно необходимость сохранения письменности на арабской графической основе отстаивала самая многочисленная и влиятельная в горской среде духовная интеллигенция. Пытаясь успокоить сограждан, Д.А. Ашхамаф в эти годы писал: «Часто у нас принято думать, что «латинизация» черкесского алфавита направлена против религии… Опасения подобного рада неосновательны. Латинизация направлена исключительно к усовершенствованию алфавита как орудия письма. Она совершенно не направлена против религии¹⁶.

В ходе развернувшейся дискуссии «арабисты» пытались сформулировать аргументы в поддержку своей позиции. Они обращали внимание на то, что отказ от арабского письма негативно скажется на культурно-образовательной ситуации: без того малое число грамотных превратиться в неграмотных. Более того, с переходом на новую графическую систему вся имеющаяся литература «будет похоронена». Среди приводимых доводов высказывалась мысль об отсутствии экономической целесообразности в проведении данного мероприятия, так как переход на новую систему письма будет сопряжен с миллионными расходами, которые лягут тяжелым бременем на государственный бюджет¹⁷. Однако все эти доводы для властей были ничтожными в сравнении с политическими задачами, которые позволяла решить проводимая языковая политика.

Столкнувшись с сопротивлением мусульманской интеллигенции в вопросе латинизации адыгейской письменности, советская власть стала обвинять ее в игре на религиозных чувствах верующих и лживой пропаганде, в основе которой лежали контрреволюционные устремления и национализм. В вину мусульманской интеллигенции ставилось стремление «ориентировать адыгейский народ в национально-культурном строительстве на панисламский Восток, затормозить дальнейшее развитие адыгейской национальной культуры и приобщение ее к русскому революционному движению»¹⁸.

Говоря о причинах противостояния адыгского духовенства политике латинизации письма, необходимо отметить достаточно распространенную в отечественном кавказоведении точку зрения, согласно которой духовенство боялось, что перевод преподавания в школах, а заодно и печати с арабского алфавита приведет к потери им «просветительской роли» и отрыву от молодого поколения.

В среде адыгейской интеллигенции нашлись и сторонники политики латинизации. Это, как правило, были представители светской интеллигенции, подверженные сильному влиянию западной культуры, убежденные в ее культурном превосходстве. Они оказались особенно восприимчивы к пропаганде новой власти. В частности первый адыгский ученый-лингвист Д.А. Ашхамаф, деятельность которого неразрывно связана с разработкой адыгской письменности и орфографии, писал: «Не арабский язык мы должны брать за основу при создании своей письменности, ибо арабский алфавит не избавит адыгейский народ от вековой отсталости, темноты и невежества, а наоборот отгородит от прогрессивной русской культуры…»¹⁹.

К концу 20-х гг. уже любой вариант арабского письма стал считаться реакционным, а «арабизаторы» были названы «классовыми врагами». В 1928-1929 гг. развернулась борьба с «пантюркизмом», «султангалиевщиной» и другими разновидностями «буржуазного национализма»; защитники реформированной арабицы стали повергаться репрессиям. В средствах массовой информации развернулась целая компания по разоблачению вредительства и националистических извращений на «фронте языкового строительства»²⁰.

Значительные усилия советских лингвистов были сосредоточены на вскрытии недостатков арабской графики и ее неприменимости для адыгейского языка с тем, чтобы обосновать правомерность перехода на латинскую графику. Отмечалась крайняя сложность арабского письма, создававшегося на основе иного, чем кавказские языки фонетического строения.

Не вникая в лингвистические тонкости и не претендуя на глубокий языковедческий анализ, представляется возможным поставить вопрос о сомнительности и политической ангажированности некоторых доводов, приведенных в поддержку политики латинизации. Даже сторонники латинизации признавали, что не смотря на громадные преимущества, которые имеет латинская графика «в смысле приобщения мусульманских народов России к интернациональной культуре», она не могла «обслуживать всех фонетических особенностей некоторых языков, например трудного адыгейского языка²¹.

Работа над латинизацией адыгейской письменности разворачивается с 1923 г. Центром, возглавлявшим работу по созданию и внедрению новой письменности, стал Всесоюзный центральный комитет нового алфавита при ВЦИК СССР. На Северном Кавказе было создано его региональное отделение -- Северо-Кавказский КНА, председателем которого в разное время были У. Алиев, А. Тлюняев.

В свою очередь отделы Северо-Кавказского КНА были созданы и в национальных автономиях Северного Кавказа (в том числе Адыгейской, Кабардино-Балкарской и Карачаево-Черкесской автономиях). Помимо этого исследованием северокавказских и тюркских языков была занята специальная комиссии по проблемам письменности Совета по просвещению национальных меньшинств Наркомпроса РСФСР, которая сотрудничала с Комитетом по изучению языков и этнических культур Северного Кавказа. В ее состав входил крупный ученый-лингвист профессор Н.Ф. Яковлев, сыгравший большую роль в создании адыгейской письменности на латинской, а затем русской графической основе. В автономиях были организованы местные научные комиссии при отделах народного образования.

К работе по созданию письменности на основе латинской графики власти привлекли представителей адыгейской интеллигенции, работавших в тесном контакте с учеными из центра. Более того, государство взяло на себя заботу подготовки национальных кадров специалистов в области языкознания. Н.Ф. Яковлев как одну из ключевых задач обозначил необходимость организации в Москве при одном из учебных заведений подготовительной группы из горцев автономных областей «для ускоренного и упрощенного прохождения курса средней школы и соответствующих дисциплин высшей школы». Именно они в последствии должны были «посвятить себя научной деятельности по разработке горских языков, письменности и культуры»²².

Подводя итоги латинизации Центральный комитет нового тюркского алфавита в докладе на заседании Президиума Совета Национальностей ЦИК СССР 15 августа 1930 г. отметил, что латинский алфавит «одержал полную победу над арабской графикой, охватив 36 национальностей…». Латинизация характеризовалась как «мощное орудие культурной революции на Советском Востоке»²³.

Однако прошло всего одно десятилетие, как латинизированная основа письменности уже перестала отвечать целям и задачам дальнейшего развития культуры, сближению с «революционной культурой русского народа». В 1938 г. адыгейский язык был переведен на русскую графическую основу письма. Оставляя за рамками исследования анализ достоинств и недостатков русской графической основы для адыгских языков, хотелось бы затронуть вопрос следующего порядка: для чего был нужен эксперимент с латинизированным письмом? Почему нельзя было сразу перейти на русскую графическую основу письма?

Один из крупнейших специалистов Всесоюзного центрального комитета нового алфавита Е.Д. Поливанов считал, что «эпоха недоброй памяти» русского колонизаторства оставила такую ненависть в нерусских народах к русификации и к ее орудию -- миссионерским русским транскрипциям, что «напоминание о русском шрифте болезненно, как тревожащее недавние раны от национального гнета; и поэтому попытки отстаивать (для каких-либо теоретических соображений) возможность пользоваться русской азбукой отнюдь нельзя рекомендовать»²⁴.

Известный советский языковед М.И. Исаев считал, что для ответа на вопрос о причинах первоначального выбора в пользу латинской графической основы для новых алфавитов народов СССР необходимо представить всю сложность проблемы и конкретные исторические условия, подготовившие этот переход. «Потребовалось определенное время для того, чтобы советские народы осознали и почувствовали совершенно новое содержание и значение русской графики. Кроме того, в первые годы Советской власти переход на эту графику мог быть истолкован как рецидив старой русификаторской политики царизма»²⁵.

В последующем отказ от латинской графики как основы письменности бесписьменных и младописьменных народов СССР был, как и прежде, главным образом, связан с обстоятельствами политического порядка. Усиление централизации и хозяйственно-экономических связей объективно усиливали потребность взаимопонимания и действия единого государственного языка, роль которого мог выполнять русский язык.

Изучение деятельности адыгейской интеллигенции по созданию национальной письменности позволяет говорить о том, что она была связана с решением целой совокупности теоретических и практических вопросов. Итогом языковой деятельности стало создание и функционирование в рамках небольшого исторического промежутка времени трех систем письма, основанных на разных графических основах, что явно не способствовало успешному решению масштабных культурно-образовательных задач новой власти.

ПРИМЕЧАНИЯ

адыгейская интеллигенция письменность

1. Селищев А.М. Язык дореволюционной эпохи. М., 1927. С. 220.

2. Сердюченко Г.П. Решительно разгромить нацдемовскую контрреволюцию в языковом строительстве // Революция и горец. 1933. №6-7. С. 64.

3. Алиев У. Национальный вопрос и национальная культура в Северо-Кавказском крае. Ростов н/Д, 1926. С. 12.

4. Ашхамаф Д.А. Из истории черкесских алфавитов и изучения черкесского языка // Революция и горец. 1929. №11-12. С. 47.

5. Натаук Шеретлук по настоянию духовенства был вынужден предать свой труд огню, так как по-мнению духовенства арабское письмо, которым написан священный Коран не может видоизменяться. (Зекох У. Из истории адыгской письменности // Гъуаз. 1990. №7. С. 1).

6. Зекох У. Краткая история адыгейской письменности // Вопросы адыгейского языкознания. Вып. III. Майкоп, 1983. С. 93.

7. Адыгская (Черкесская) энциклопедия. М., 2006. С. 1039.

8. Хуако З.Ю. Указ. соч. С. 17-18.

9. Национальный музей Республики Адыгея. Ф.2. Д. 933.

10. Шеуджен Э.А. «Языковое строительство»: осознание значимости письменной традиции // Адыги (черкесы) в пространстве исторической памяти. М., -- Майкоп, 2010. С.196-203.

11. Алпатов В. М. Языковая политика СССР в 20-е годы: утопия и реальность // Восток. 1993. №5. С. 119.

12. Яковлев Н.Ф. За латинизацию русского алфавита // Культура и письменность Востока. Кн. 3. Баку, 1930. С. 35-36.

13. Просвещение национальностей. 1930. №9-10. С. 70. 27

14. Исаев М.И. О языках народов СССР. М., 1978. С. 13.

15. Там же.

16. Ашхамаф Д.А. К вопросу о латинизации адыгейского алфавита // Адыгейская жизнь. 1926. 24 мая.

17. Исаев М.И. Языковое строительство в СССР (процессы создания письменности народов СССР. М., 1979. С. 52.

18. Кубов Ч.Ч. Борьба областной партийной организации за осуществление культурной революции в Адыгее (1920-1937) // Сборник статей по истории Адыгеи. Ч.1. Майкоп, 1967. С. 379.

19. Ашхамаф Д.А. Избранные работы. Майкоп, 1997. С. 161.

20. Революция и горец. 1933. №6-7. С. 57.

21. ГУНАРА. Ф.р-21. Оп.1. Д.1. Л. 285.

22. Там же. Д. 75. Л.8.

23. Братское содружество народов СССР (1922-1936). М., 1964. С. 402.

24. Алпатов В.М. Указ. соч. С. 119.

25. Исаев М.И. О языках народов СССР... М., 1979. С. 1.

Размещено на Allbest.ru