О составе Боярской думы и дворцовой администрации в период боярского правления в 30-40-е годы XVI века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Санкт-Петербургский государственный университет

О составе Боярской думы и дворцовой администрации в период боярского правления в 30-40-е годы XVI века

Александр Леонидович Корзинин

Санкт-Петербург, Российская Федерация



Abstract

ABOUT THE STRUCTURE OF THE BOYAR DUMA AND PALACE ADMINISTRATION IN THE PERIOD OF BOYAR RULLING IN THE 30s-40s OF THE 16^th CENTURY ¹

Alexander L. Korzinin

Saint Petersburg State University, Saint Petersburg, Russian Federation

Introduction. The main purpose of the publication is to recreate members of the Boyar duma and palace administration, to reconstruct the high-ranking structure of the top of the Sovereign court during the period of Boyar rulling on the basis of all published and archival documents. Methods and materials. The method of genealogical analysis and the method of prosopografical investigation are applied to the research of the duma and palace composition. The author uses information from various editions of genealogical books, Gosudarev rodoslovets of 1555, lists of noble families of the late 17^th c., charge and ambassadorial books, acts on land, chronicles, supplementary books of monasteries. Analysis. The author reveals the features of the highest appointments, dynamics of appointments to the Boyar duma and palace administration during the politi cal crisis of 1533-1547.

Results. The author notes that new appointments in the Boyar duma and palace administration depended not only on the developed political environment, but also on the patrimonial order of inheritance of the highest ranks in a narrow circle of boyar clans notable and close to the throne. One more important conclusion received as a result of the research is that during the studied period powerful aristocrats possessed two ranks of boyars (okolnichy and dvoretsky) at the same time. The explanation of this can be found, perhaps, in the process of bureaucratization of management noted by M.M. Krom, which was expressed in isolation of government from the carrier of the supreme power and formation of the professional group of managers which concentrated the most significant administrative functions in their hands.

Key words: Boyar rulling, Boyar duma, aristocracy, political struggle, public administration, 16^th century.



Аннотация

В публикации предпринята попытка на основе всех известных к настоящему времени опубликованных и архивных документов воссоздать персональный состав Боярской думы и дворцового аппарата управления, реконструировать чиновную структуру верхушки Государева двора периода боярского правления. В исследовании состава Думы и дворцового аппарата применены метод генеалогического анализа и просопографический метод. Привлечены данные из различных редакций родословных книг, Государева родословца 1555 г., росписей дворянских родов конца XVII в, разрядных и посольских книг, актов на землю, летописей, вкладных книг монастырей. Установлены даты пожалования представителям придворной элиты думных и дворцовых чинов, время первого и последнего упоминания знатных лиц в исторических источниках, семейные и родственные связи внутри титулованных и нетитулованных боярских родов. Раскрыты особенности думских назначений во время политического кризиса 1533-1547 гг. Сделан вывод о том, что новые назначения в Боярскую думу и дворцовую администрацию зависели не только от сложившейся политической конъюнктуры, но в не меньшей степени от родового порядка наследования высших чинов в узком кругу знатных и близких к престолу боярских кланов, распределявших чины между своими родственниками. Еще один вывод, полученный в результате исследования, заключается в том, что в изучаемый период времени впервые вошло в практику обладание влиятельными лицами из придворной элиты одновременно двумя чинами: бояр (окольничих) и дворецких. Объяснение этому следует искать, возможно, в отмеченном М.М. Кромом процессе бюрократизации управления в период боярского правления, выразившемся в обособлении государственного аппарата от носителя верховной власти и формировании профессиональной группы управленцев, сосредоточившей в своих руках наиболее значимые административные функции.

Ключевые слова: боярское правление, Боярская дума, аристократия, политическая борьба, государственное управление, XVI век.



Введение

Тема изучения персонального состава думных и дворцовых чинов 15331547 гг. неоднократно поднималась в научной литературе. Несмотря на это она остается не в полной мере раскрытой. Актуальность исследования Боярской думы и дворцовой администрации в период боярского правления связана с необходимостью анализа функционирования государственных институтов, раскрытия механизмов назначений на высшие должности знатных лиц в условиях острого внутриполитического кризиса, поразившего страну в то время [21]. Привлечение новых данных архивных источников, использование специальных методов критики документов могут пролить дополнительный свет на многочисленные грани этой проблемы.

Методы и материалы. В исследовании состава Думы и дворцового аппарата применены метод генеалогического анализа и просопографический метод. Метод генеалогических изысканий, основанный на привлечении данных Государева родословца 1555 г., частных родословцев XVII в., родословных росписей конца XVII в., позволил выявить родственные связи внутри придворной элиты, установить степени родства. Благодаря просо- пографическому методу, использованию разнообразных источников (разрядных и посольских книг, актов на землю, летописей, вкладных книг монастырей) стало возможным реконструировать биографии отдельных членов Государева двора, узнать время пожалования чинами, прекращения службы.



Обсуждение

Основным источником для воссоздания состава Боярской думы и дворцовой администрации дореволюционным историкам (Н.М. Карамзину, С.М. Соловьеву, В.И. Сергеевичу, Н.П. Лихачеву и др.) служил Шереметевский список думных чинов конца XVII в., опубликованный в 1791 г. Н.И. Новиковым [61]. Шереметевский список широко использовался В.О. Ключевским в монографии «Боярская дума Древней Руси» [20]. С.Б. Веселовский был склонен считать его «ценнейшим документом», но все же признавал его серьезные недостатки [7, с. 33]. Первая научная реконструкция состава Боярской думы и дворцовых чинов 1533-1547 гг. с опорой на разнообразные источники, критический анализ Шереметевского списка думных чинов и Белявской росписи дворцовых чинов, принадлежит советскому историку А.А. Зимину. В серии статей ученый воссоздал порядок думских пожалований и состав дворцовой администрации первой половины XVI в. [17, с. 186-192; 18, с. 48-53]. В.Д. Назаров изучил состав дворецких и казначеев второй половины 40-х - середины 50-х гг. XVI в., опубликовал отрывки подлинных боярских списков 1546-1547 гг., проанализировал состав стольников и стряпчих осенью 1546 г. [29; 30]. Некоторые наблюдения Зимина о пожалованиях чинами бояр и окольничих в 1980-е гг. были подвергнуты критике и дополнены в публикациях англо-американских историков. Среди них следует отметить в первую очередь статью английского исследователя Г. Алефа об аристократии и великокняжеской политике в Московском государстве конца XV - начала XVI века [64]. Американская славистка А.М. Клеймола предложила реконструкцию думных чинов 1505-1550 гг., взяв за основу наработки Зимина и Алефа [65]. В приложениях к работам Алефа и Клеймолы в табличной форме представлены данные о службах окольничих и бояр. Н.Ш. Коллманн в монографии о московской политической системе 1345-1547 гг. раскрыла порядок думских назначений в первой половине XVI в. (сведения о них приведены в биографиях членов боярских кланов), написала очерки о наиболее могущественных аристократических родах [66, р. 200-241].

К настоящему моменту работы Зимина по воссозданию состава думных и дворцовых чинов отчасти устарели и нуждаются в дополнениях. В недавнее время М.М. Кром, используя информацию из ранее не привлекавшихся источников, пересмотрел хронологию назначений в Боярскую думу и дворцовую систему управления, реконструировал списки бояр, дворецких и казначеев 1533-1547 гг. [26]. Однако и в исследовании Крома есть немало лакун. Пожалования в бояре и дворецкие восстановлены с большой полнотой, но из поля зрения выпали некоторые придворные (Ф.И. Карпов, И.И. Рудак Колычев и др.), имевшие титулы окольничих. Вне внимания оказались многочисленные лица дворцовой администрации (кравчие, постельничие, ясельничие и др.). Есть спорные моменты, затрагивающие первое и последнее упоминание лица в чине боярина, окольничего, казначея. Не проведено сравнение Боярской думы и носителей дворцовых чинов 30-40-х гг. XVI в. с предшествовавшим княжением Василия III. В связи с этим назрела необходимость сделать реконструкцию Боярской думы и тесно взаимосвязанной с ней дворцовой администрации темой специального исследования. Это позволит раскрыть новые аспекты в изучении системного кризиса власти в боярское правление, с новых позиций проанализировать события 1533-1547 гг., установить более полный состав действующих лиц. боярский придворный думный

Анализ

Начнем с назначений в Боярскую думу. К началу декабря 1533 г., то есть ко времени смерти Василия III, в Боярскую думу входило около 12-13 бояр [24, р. 337]: князья В.В. Шуйский² и И.В. Шуйский³, М.В. Горбатый⁴ и Б.И. Горбатый⁵, князь Д.Ф. Бельский⁶, князь А.А. Хохолков Ростовский ⁷, князь Ю.Д. Пронский⁸, В.Г. Поплевин Морозов ⁹ и И.Г. Поплевин Морозов¹⁰, М.В. Тучков ¹¹, М.Ю. Захарьин ¹², М.С. Воронцов ¹³, вероятно, князь С.Д. Щепин Серебряный, и двое окольничих И.В. Ляцкий ¹⁴ и Я.Г. Поплевин Морозов¹⁵. Вскоре после смерти Василия III его вдове великой княгине Елене Глинской удалось сосредоточить верховную власть в своих руках, провести в Думу своих сторонников. По мнению М.М. Кро- ма и А.Л. Юрганова, уже в августе 1534 г. после ареста князя М.Л. Глинского Елена Ивановна фактически стала соправительни- цей сына [26, с. 120-121; 63, с. 77-84].

В июле 1534 г. с высшим званием боярина и конюшего впервые отмечен фаворит Елены Глинской князь И.Ф. Овчина Телепнев Оболенский [44, с. 84]. Князь Иван Овчина входил в семейное окружение Елены Глинской, поскольку на дочери его двоюродного брата боярина князя И.В. Немого Телепнева Оболенского в феврале 1527 г. женился князь М.Л. Глинский, дядя Е.В. Глинской. 30 января 1537 г. Телепнев Оболенский вновь был упомянут боярином и конюшим [19, с. 142; 26, с. 160-161]. Иван Овчина был схвачен после смерти великой княгини Елены Глинской 9 апреля 1538 г. и вскоре умер в заточении [26, с. 230; 28, с. 32].

В июле 1534 г. боярином и третьим воеводой большого полка в Коломне указан князь И.Д. Пенков [46, с. 244]. Осенью 1527 г. состоялась свадьба князя И.Д. Пенкова и княгини Марии Глинской, родной сестры Елены Глинской. После июля 1539 г. князь И.Д. Пенков женился второй раз на княжне Евдокии, дочери князя А.М. Шуйского. Иван Пенков умер до 14 октября 1540 г. [11, с. 76; 26, с. 151, 249].

В июле 1534 г. боярским чином был пожалован князь И.Ф. Бельский, родной брат князя Д.Ф. Бельского [44, с. 83-84; 46, с. 244]. Но когда в начале августа 1534 г. из Серпухова в Литву бежали князь С.Ф. Бельский и И.В. Ляцкий, князь И.Ф. Бельский был брошен в темницу. Вместе со свободой, по мнению Крома, он на время утратил боярское звание [26, с. 154, 163]. В апреле 1538 г. после смерти Елены Глинской И.Ф. Бельский был выпущен на волю и ему вернули боярский титул, но ненадолго. 2 января 1542 г. он был арестован боярами в столице и лишен власти. Сослан на Белоозеро, где его убили в мае 1542 г. [26, с. 275, 280].

И.С. Брюхо Морозов (троюродный брат бояр Поплевиных-Морозовых) с титулом окольничего впервые упомянут в сентябре 1535 года. Последний раз он замечен окольничим в Нижнем Новгороде 6 марта 1536 г. [44, с. 88, 89].

8 мая 1536 г. боярином и наместником в Смоленске назначен князь Н.В. Хромой Оболенский, троюродный брат конюшего Ивана Овчины Оболенского. Последнее упоминание князя Хромого боярином и наместником в Смоленске встречается 30 января 1543 г. [51, с. 30, 211].

Князь А.Д. Ростовский впервые назван боярином в Калуге 28 июля 1536 г. [44, с. 89]. Князь Андрей Ростовский занял в Думе место своего родственника князя А.А. Хохолкова Ростовского, выбывшего в апреле 1536 года. Последнее упоминание А.Д. Ростовского в документах относится к концу января 1549 г., в чине боярина он принял участие в переговорах с литовскими послами в Москве [51, с. 266].

Д.Д. Иванов (из рода Александра Нет- ши) упомянут окольничим на приеме у литовского посланника Никодима в столице 13 августа 1536 г. [51, с. 44]. 17 сентября 1536 г. окольничий Данилов находился на приеме крымского посла князя Бачака в Москве [39, л. 296 об.]. 14 января 1537 г. был окольничим на приеме литовских послов в столице. Последнее упоминание его имени встречается 16 февраля 1537 г. [51, с. 65, 102].

В 1537 г. новых назначений в Боярскую думу не производилось. Число бояр в Совете достигло 13 человек, не было ни одного окольничего.

3 апреля 1538 г. наступила смерть правительницы Елены Глинской. В связи с этим на свободу были выпущены князья И.Ф. Бельский и А.М. Шуйский (последний был арестован вместе с князем Юрием Дмитровским 11 декабря 1534 г.). Князю Ивану Бельскому был возвращен боярский титул, а князь Андрей Шуйский впервые был пожалован боярством [28, с. 32; 44, с. 94]. Позже, 28 декабря 1543 г., князь А.М. Шуйский попал в опалу и был убит псарями у Курятных ворот в Москве [26, с. 296-297].

С.И. Владимиров Злобин впервые отмечен окольничим 12 июня 1538 г., когда был отправлен послом к хану Сахиб-Гирею в Крым [39, л. 494-494 об.; 28, с. 32]. Последний раз его имя встречается в документах 28 января 1543 г., когда он присутствовал как окольничий на приеме литовского посланника С. Петряшкова в Москве [39, л. 508 об., 509 об.; 51, с. 207-209].

В августе 1538 г. боярином стал князь М.И. Кубенский, старший брат большого дворецкого князя И.И. Кубенского [44, с. 94]. Михаил Кубенский умер до 20 июня 1548 г. [11, с. 69].

В августе 1538 г. окольничим и воеводой в Рязани за городом указан И.С. Воронцов, младший брат боярина М.С. Воронцова [44, с. 95]. В июне 1543 г. Иван Воронцов получил боярский чин.

4 августа 1538 г. в русско-крымских дипломатических документах¹⁶ впервые отмечен с думным чином окольничего знаменитый дипломат и писатель Ф.И. Карпов (он встречал крымского гонца Дивей-мурзу Аксейтя) [39, л. 525]. В реконструкции состава Боярской думы, выполненной Кромом, имя Ф. Карпова отсутствует. Зимин относил пожалование Карпова титулом окольничего к 12 августа 1529 г., когда тот с боярином М.Ю. Захарьиным вел переговоры с литовскими послами [16, с. 160-161; 50, с. 793]. Но в тексте посольской книги о думном чине Карпова не сказано ни слова. В мае 1539 г. Карпов отмечен окольничим на аудиенции с крымским гонцом Сулемшой [39, л. 605, 608 об.]. Последний раз окольничий Ф.И. Карпов упоминался 20 октября 1539 г., когда участвовал в переговорах с послом из Крыма Сулеш-мурзой [39, л. 650 об., 654, 661, 661 об., 664 об.]. Дипломат умер, вероятно, до 11 декабря 1539 г., когда был сделан вклад в Троице-Сергиев монастырь его родственником И.С. Карповым [11, с. 81].

К 15 октября 1538 г. боярином стал князь И.М. Шуйский (троюродный брат бояр В.В. и И.В. Шуйских) [60, с. 4]. Последнее упоминание Ивана Шуйского в источниках - летом 1559 г.; умер, вероятно, 2 мая 1560 г. [44, с. 182; 9, л. 42].

9 февраля 1539 г. на церемонии поставления в митрополиты Иоасафа И.И. Челяд- нин (сын боярина и конюшего Василия III И.А. Челяднина, был женат на княгине Анастасий, родной сестре Елены Глинской; сестра И.И. Челяднина Марфа была супругой князя Д.Ф. Бельского) впервые был отмечен с высшим придворным званием боярина и конюшего [2, с. 160; 26, с. 151; 28, с. 41]. Ранее, в начале декабря 1533 г., Челяднин носил чин стряпчего Василия III [53, с. 272], а 9 января 1536 г. был кравчим великой княгини Елены Ивановны на пиру в честь казанского хана Ших-Али (Шигалея) и его матери Фатьмы-салтан [28, с. 23]. Летом 1541 г. Челяднин был боярином и конюшим на Пахре [28, с. 41; 32, с. 102; 46, с. 296]. Умер до 25 октября 1541 г. [11, с. 90].

В июне 1539 г. боярином и вторым воеводой большого полка в Коломне указан князь П.И. Репнин Оболенский, троюродный брат боярина князя Н.В. Хромого Оболенского [44, с. 96]. Последний раз Репнин упоминается 25 мая 1545 г., когда он дал вкладом в Троице- Сергиев монастырь 10 руб. [11, с. 99].

В апреле 1540 г. боярином стал князь Ю.М. Булгаков Голицын (креатура князя И.Ф. Бельского) [28, с. 34; 44, с. 99]. Булгаков умер до 28 июля 1562 г. [11, с. 135].

23 мая 1540 г. князь И.И. Кубенский был пожалован чином боярина [2, с. 168; 3, с. 106]. Он сохранил за собой пост дворецкого Большого дворца и благодаря этому усилил свое влияние внутри правящей элиты. Князь И.И. Кубенский был казнен 21 июля 1546 г. в Коломне [12, с. 28].

После смерти боярина М.Ю. Захарьина его родичи были отодвинуты в окольничие. Первое упоминание И.И. Рудака Колычева (из рода Кобылиных) окольничим относится к 22 декабря 1540 г., когда он наместничал в Иван-городе [18, с. 57; 47, с. 89-95]. Иван Иванович (очевидно, Колычев) в мае 1544 г. был окольничим в Пскове [51, с. 245]. Последний раз окольничий Иван Рудак упоминался в октябре 1549 г. с князем Владимиром Андреевичем Старицким в Москве [44, с. 90, 112, 115, 124].

В 1542 г., как и в 1541 г., не зафиксировано новых боярских назначений, однако после годичного перерыва возобновились пожалования в окольничие, число которых к концу 1542 г. достигло рекордной отметки в 5 человек. Ю.Д. Шеин (троюродный брат бояр Поплевиных-Морозовых) 6 марта 1542 г. впервые отмечен с титулом окольничего, он участвовал в приеме литовских послов в Москве [51, с. 146]. В ноябре 1542 г. окольничим стал И.И. Беззубцев, однородец М.Ю. Захарьина и И.И. Рудака Колычева [44, с. 104]. Юрий Шеин умер 27 февраля 1544 г. [11, с. 97; 18, с. 57], Иван Беззубцев - до 8 июня 1547 г. [11, с. 67].

13 февраля 1543 г. боярином и наместником Пскова указан князь Д.Д. Пронский, младший брат боярина 1529-1533 гг. князя Ю.Д. Пронского из рода Рязанских князей [51, с. 211-212]. Данила Пронский умер в 1554/55 г. [58, с. 111].

В июне 1543 г. боярский чин получил И.С. Воронцов, ранее бывший окольничим [44, с. 104]. Воронцов умер до 6 мая 1560 г. [11, с. 53].

Князь В.В. Чулок Ушатый (однородец князей Кубенских) впервые упоминается окольничим 1 сентября 1543 г. на встрече литовского посланника Томаса в Москве [51, с. 215]. Ушатый умер около 1548 г. [19, с. 97].

Князь И.А. Катырь Хохолков-Ростовс- кий 22 августа 1543 г. указан боярином и наместником в Смоленске [26, с. 288, 313; 51, с. 214]. Иван Катырь сменил в Думе своего старшего брата князя А.А. Хохолкова-Ростов- ского (скончавшегося до 1 октября 1538 г.). Последнее упоминание князя Катыря боярином - в сентябре - октябре 1547 г. [30, с. 52].

8 сентября 1543 г. окольничим стал Г.В. Морозов, старший сын боярина И.Г. Поплевина [51, с. 218]. Кром относит боярство Морозова к декабрю 1548 г., но в действительности он получил боярский чин уже к 26 марта 1548 г., его имя внесено в список бояр, которым новгородский архиепископ отправил подарки [26, с. 350; 36, с. 49]. Последнее упоминание Григория Морозова боярином относится к 28 октября 1551 г., когда он встречал Дервиш царя из Ногаев во время посольского приема в Столовой брусяной избе в Москве [41, с. 79].

К 8 сентября 1543 г. боярство было пожаловано Ф.С. Воронцову, ранее занимавшему пост угличского и калужского дворецкого [51, с. 218]. Рост влияния при дворе клана Воронцовых летом 1543 г. отразился в посольской церемонии. Когда 8 сентября 1543 г. в Москву прибыл посланец от польского короля Сигизмунда I по вопросу о размежевании спорных Себежских земель, за большим столом у великого князя сидели бояре князья Д.Ф. Бельский, И.М. Шуйский, И.С. и Ф.С. Воронцовы. Взлет карьеры потомков московского тысяцкого Протасия, видимо, объяснялся тем фавором, которым они пользовались у Ивана IV. Однако уже 21 июля 1546 г. Федор Воронцов был казнен в Коломне [43, с. 27].

В январе 1544 г. с боярским чином впервые упомянуты князь Ф.И. Скопин Шуйский (боярин и воевода в Костроме) и князь А.Б. Горбатый (боярин и воевода в Муроме) [44, с. 107], которые, вероятно, получили думные звания до 29 декабря 1543 г. (когда был схвачен и убит их родственник князь А.М. Шуйский) [26, с. 287, 299, 313]. Кром обоснованно опроверг версию Зимина, основанную на данных Царственной книги 1560-1570-х гг., о пожаловании Ф.И. Скопина боярским званием в сентябре 1543 г., так как в ноябре 1542 г. и декабре 1543 г. Шуйский упоминался без думного титула [18, с. 57; 26, с. 287; 32, с. 443, 444; 44, с. 104]. Скопин Шуйский умер до 2 июня 1557 г. [11, с. 75], его родственник князь Александр Горбатый был казнен 7 февраля 1565 г. [52, с. 544].

В 1543/44 г., 20 апреля 1544 г. окольничим и одновременно дмитровским дворецким стал В.Д. Шеин, младший брат окольничего Ю.Д. Шеина [2, с. 179-181; 26, с. 314, 315, 446, 466; 35, с. 317]. Василий Шеин стал боярином в середине декабря 1546 г. [31, с. 118].

В 1544 г. думные чины раздавались в единичных случаях и в основном тем, что был близок Воронцовым и Морозовым. В июле 1544 г. думный чин боярина достался князю М.М. Курбскому (женатому на дочери боярина М.В. Тучкова-Морозова Марье) [44, с. 108; 62, с. 88-89]. К июлю 1544 г. относится и последнее упоминание в источниках боярина князя Михаила Курбского.

В 1545 г., как в 1544 г., наблюдалась некоторая стабильность во внутриполитических делах, временное ослабление вражды боярских группировок, затишье перед бурей. Характерно, что за 1545 г. новые назначения в Боярскую думу вообще отсутствовали.

К 20 февраля 1546 г. боярином и одновременно дворецким Большого дворца стал И.И. Хабаров [26, с. 311, 314; 56, л. 19 об., 31, 32]. В апреле 1546 г. чинами бояр были пожалованы В.М. Щенятев [44, с. 109] и князь Д.Ф. Щереда Палецкий (к 7 апреля) [26, с. 314; 28, с. 48]. Иван Хабаров был родным братом княгини Ирины, супруги боярина князя А.Д. Ростовского [11, с. 55]. Последнее упоминание его на службе встречается в июле 1555 г. [44, с. 152]. Сестра князя Василия Щенятева была замужем за князем И.Ф. Бельским. Щенятев последний раз упомянут в декабре 1546 г. на посту воеводы в Смоленске [19, с. 127; 44, с. 112]. Князь Дмитрий Палецкий умер 11 сентября 1558 г. [18, с. 60; 57, с. 46].

К 21 июлю 1546 г. званием боярина и конюшего был пожалован И.П. Федоров, женатый на дочери дворецкого В.А. Челяднина [19, с. 174; 43, с. 27; 46, с. 343]. Вероятно, тогда же Иван Федоров вследствие опалы утратил звание конюшего, которое 16 января 1547 г. досталось князю Ю.В. Глинскому. Впоследствии с декабря 1547 г. (по официальной летописи, с мая 1551 г.) до сентября 1568 г., вплоть до своей казни, Федоров вновь носил почетный чин боярина и конюшего. Федоров был казнен 11 сентября 1568 г. [22, с. 163-164; 52, с. 337, 532-533].

В конце июля 1546 г. окольничим стал И.Д. Шеин, младший брат Ю.Д. и В.Д. Шеиных [44, с. 109]. Иван Шеин стал боярином в июне 1553 г., последний раз упомянут в ноябре 1553 г. на свадьбе Симеона Касаевича, когда сидел среди бояр против боярынь в большом столе [44, с. 13, 141].

В середине декабря 1546 г. в бояре из окольничих был переведен В.Д. Шеин [31, с. 118]. Он умер до 25 августа 1557 г. [11, с. 97].

16 января 1547 г. боярином и конюшим впервые отмечен дядя царя князь М.В. Глинский [2, с. 287; 6, с. 287; 28, с. 50]. После бунта в Москве 21 июня 1547 г. Глинский, очевидно, утратил звание конюшего. В июле 1547 г. в свите царя в Коломне он был записан как боярин [46, с. 334]. Михаил Глинский умер до 28 сентября 1559 г. [11, с. 49-50; 49, с. 57].

В связи со свадьбой царя Ивана IV и А.Р. Захарьиной (племянницы М.Ю. Захарьина) думные чины были пожалованы ряду лиц [44, с. 10, 11; 46, с. 322-328]. 3 февраля 1547 г. боярином стал князь И.И. Турунтай Пронский, близкий друг князя Ю.В. Глинского [26, с. 342-344]. Князь Иван Турунтай постригся в монахи около 1568 г., был казнен в 1569 г. [52, с. 354, 436; 54, с. 285].

3 февраля 1547 г. чин боярина достался И.М. Большому Юрьеву, сыну М.Ю. Захарьина и двоюродному брату царицы Анастасии. Последнее упоминание имени Ивана Юрьева в источниках относится к этому же времени [44, с. 10]. 3 февраля 1547 г. окольничим упомянут Д.Р. Юрьев (родной брат царицы Анастасии Романовой). Данила Юрьев впервые указан боярином и дворецким 26 марта 1548 г., а не 3 мая 1548 г., как считает В.Д. Назаров [29, с. 78-79; 36, с. 49]. Д. Р. Юрьев умер 27 ноября 1564 г. [25, с. II].

Таким образом, Боярская дума в первой половине 1547 г. (до июля) по сравнению с началом декабря 1533 г. стала более аристократичной, значительно увеличилась ее численность. В нее входило около 18 бояр ¹⁷ и 3 окольничих ¹⁸. Подавляющее число бояр (12 из 18) были титулованными аристократами.

Состав дворецких и казначеев боярского правления восстановлен М.М. Кромом, но, несмотря на это, нуждается в некоторых уточнениях и дополнениях. По данным Зимина и Крома, И. И. Третьяков был казначеем с 6 июля 1538 г. по 20 февраля 1549 г. [17, с. 187, 191; 26, с. 312, 473, 474]. В действительности, Иван Третьяков впервые упомянут казначеем в русско-крымских дипломатических документах 17 сентября 1536 г. на приеме крымского посла Бачака князя в Москве [39, л. 299].

Представляется не совсем ненадежным указание на казначейство Ивана-Фомы Петровича Головина в жалованной грамоте Московскому Симонову монастырю, выданной 12 ноября 1543 г. [4, с. 88]. В поздней копии (в списке XVII в.) переписчиком могла быть допущена ошибка при написании выдавших эту грамоту лиц: «Приказали казначеи Иван Иванович Третьяков да Иван Петрович Головин». Возможно, в тексте подлинной грамоты (не сохранившейся) глагол «приказал» стоял в единственном числе и И.П. Головин был не вторым казначеем, а только помощником казначея И.И. Третьякова. Подобная запись («Приказал казначей Иван Иванович Третьяков да Иван Петрович Головин») встречается в цитируемой Кромом льготной оброчной грамоте солеварам Унской волости Двинского уезда от 2 ноября 1543 г. [26, с. 474]. Можно ли уверенно говорить о том, что второе лицо, подтверждавшее выдачу льготных грамот вместе с казначеем, также имело чин казначея? Для такого утверждения необходимы дополнительные аргументы.

В реконструкции дворецких Крома пропущен князь С.Д. Щепин Серебряный-Обо- ленский. Он впервые указан дворецким 1 февраля 1534 г. в подтверждении жалованной несудимой грамоты Василия III от 1508 г. властям Вологодского Александро-Куштского монастыря: «Подписал дьяк Федор Мишурин. Приказал дворецкой князь Семен Дмитреев сын Оболенской» [15, л. 5]. Грамота сохранилась в поздней копии XIX в., но все же это не снижает доверия к грамоте. В ведении дворецкого С.Д. Оболенского в то время находились Вологда и Кубенское Заозерье. По мнению М.С. Черкасовой, часть Кубено-Заозер- ского края вместе с Вологдой в первой половине XVI в. входила в состав одного из областных дворцов (Рязанского), управляемого великокняжескими дворецкими [26, с. 442-444; 59, с. 46-105]. Следовательно, князь Семен Серебряный в феврале 1534 г. являлся большим дворецким. Зимин ошибочно считал, что князь С.Д. Серебряный был дворецким в ноябре 1523 г. и в июле 1528 г. [19, с. 54]. В действительности, С.Д. Щепин Оболенский в январе 1526 г. на свадьбе Василия III и Елены Глинской и в июле 1528 г. имел чин боярина, но не дворецкого [1, с. 50, 222, 306; 24, р. 334; 46, с. 193]. Если он не утратил высший думный чин (об этом нам ничего не известно), то в феврале 1534 г. князь С.Д. Серебряный был не только дворецким Большого дворца, но и боярином, то есть одновременно обладал двумя чинами: думным и дворцовым. Известно, что Семен Щепин Оболенский состоял в родстве с великой княгиней Еленой Глинской (ее дядя князь М.Л. Глинский был женат на дочери князя И.В. Немого Телепнева Оболенского) и приходился троюродным братом фавориту великой княгини князю И.Ф. Телепне- ву Оболенскому. В этом кроется одна из причин назначения его на должность большого дворецкого.

В сентябре 1545 г. дворецким в Новгороде в Новгородской второй (Архивской) летописи зафиксирован Дмитрий Юрьевич, которого Зимин и Кром затруднились отождествить с конкретным лицом [17, с. 194; 26, с. 465; 33, с. 149]. При чтении записи возникает ощущение, что ее первоначальный смысл и содержание были искажены переписчиком. Под 27 сентября 1543 г. сказано о том, что в Новгороде «выгорел весь конец Кожевницской и за городом за Деревянным под Лазарем и все побережье» при архиепископе Феодосии, наместниках Василии Шуйском, Юрии Голицыне (оба записаны без княжеских титулов) и «при дво- рецском Дмитрее Юрьевиче». Князь В.В. Шуйский, о котором идет речь в статье 1543 г., к тому времени давно умер (это случилось в октябре 1538 г.). Что касается Дмитрия Юрьевича, то дворянина с подобными инициалами не удается обнаружить как среди нетитулованных и титулованных членов Государева двора конца ХУ-ХУ1 вв., так и среди их родственников (по данным родословных росписей и других источников генеалогического характера). Вероятно, такого персонажа вовсе не существовало. Скорее всего, в летописной строке должен был быть записан не Дмитрий Юрьевич, а Афанасий Юрьевич [Сабуров], родной брат первой жены Василия III Соломонии, исполнявший обязанности новгородского дворецкого в 1549-1551 гг. [38, л. 16 об.; 48, с. 110]. 1543 год как время первого упоминания в чине новгородского дворецкого А.Ю. Сабурова не может быть принят из-за недостоверной информации о пребывании на посту новгородского наместника князя В.В. Шуйского. Вероятно, в летописной записи переплелись противоречивые заметки, относящиеся к разному времени и к разным лицам, имена которых были переданы с искажениями. Не исключено, что под «Дмитрием Юрьевичем» следует подразумевать Дмитрия Федоровича Ласкирева, упоминавшегося на посту новгородского дворецкого в 1539/ 1540 г. [26, с. 465].

14 января 1537 г. с чином оружничего впервые упомянут Ф.И. Карпов с ремаркой: «а был не пошлой оружейничей, приказано ему ведати доспех и мастеры после брата его Никиты» [50, с. 65]. К 4 августа 1538 г. Ф.И. Карпов получил думный титул окольничего и перестал быть оружничим.

Еще одним оружничим Шереметевс- кий список думных чинов называет князя Ю.И. Щетинина (с 1532/33 г. до 1548/49 г.) [61, с. 25, 35]. Однако князь Щетинин впервые упоминался оружничим только в июле 1547 г. в царском походе в Коломну [46, с. 334, 341]. Осенью 1546 г. он был стряпчим, а еще раньше, в июне 1513 г. и в июне 1522 г., стряпчим у доспеха [30, с. 52; 45, с. 133, 185]. Последнее упоминание Щетинина оружничим - в декабре 1547 г. в походе из Владимира к Нижнему Новгороду [46, с. 341].

По данным Шереметевского списка, в 1541/42 г. постельничим стал А. В. Мансуров [61, с. 31]. Однако первое известие о его по- стельничестве относится ко 2 февраля 1547 года. На свадьбе царя Ивана Васильевича и Анастасии Захарьиной он в чине постельничего ходил с белым платьем и поясами в мыльню [46, с. 327]. Мансуров отмечен постельничим 26 марта 1548 г. и в декабре 1549 г. в царском походе из Нижнего Новгорода на Казань, упоминался постельничим в Дворовой тетради в 1553/54 г. [36, с. 49; 44, с. 122; 58, с. 115]. Последнее упоминание Мансурова - в источниках 18 июня 1554 г., когда он дал по Настасье, жене брата Л.В. Мансурова, Троице-Сергиеву монастырю 30 руб. [11, с. 85]. В реконструкции постельничих Зимина имя Андрея Мансурова отсутствует.

М.Ф. Бурухин Монастырев впервые встречается царским постельничим в феврале 1547 г. на свадьбе Ивана IV и Анастасии Захарьиной, где он топил мыльню [46, с. 325, 340]. Последний раз упоминался постельничим в Москве 26 марта 1548 г. [36, с. 49]. Матвей Бурухин постригся под именем Макария в Кирилло-Белозерском монастыре приблизительно в 1551/52 г., умер 23 сентября 1552 г. [10, с. 57, 112].

И.И. Челищев в начале августе 1538 г. и в конце апреля 1539 г. был ясельничим, принимал участие в приеме крымских послов [39, л. 527, 582]. Зимин со ссылкой на крымскую посольскую книгу в августе 1538 г. - апреле 1539 г. ошибочно называл И.И. Челищева постельничим [17, с. 192]. Ранее, в декабре 1533 г. - июне 1534 г., Иван Ильич Челищев ездил гонцом в Крым [39, л. 3 об. - 4, 33].

Шереметевский список указывает на получение в 1539/40 г. чина ясельничего В.Г. Дровниным Афанасьевым, сыном конюшего Ивана III Григория Афанасьева [61, с. 31]. Однако Василий Дровнин впервые зафиксирован ясельничим только в январе 1550 г. в походе из Нижнего Новгорода на Казань [44, с. 123, 141, 150-151, 157-158, 182].

3 февраля 1547 г. на свадьбе царя и Анастасии Захарьиной указан ездивший «круг потклета боярин и конюшей князь Иван Михайлович Воротынской, а с ним же, князем Иваном Михайловичем, ясельничей Ортемий да дети боярские, которые у коня стряпоют» [46, с. 326, 327]. Служилому князю Воротынскому почетный титул «боярина и конюшего» был «сказан» лишь на время царской свадьбы. Что касается ясельничего Артемия, то, вероятно, речь шла об Артемии Большом Ивановиче Колтовском (из всех известных служилых людей первой половины XVI в. он оказывается наиболее подходящей фигурой). В Дворовой тетради он записан «из Тарусы», в начале октября 1552 г. Артемий Большой погиб под стенами Казани [37, с. 183; 58, с. 164].

И.В. Тургенева вряд ли следует относить к ясельничим. 5 августа 1534 г. он «в ясельничего место» встречал ногайских послов в Москве на Всполье [40, с. 92]. 12 сентября 1536 г. Иван Тургенев вновь указан «в ясельничего место», должен был встретить крымского посла князя Бачака за р. Москвой на Поле [39, л. 294 об.].

Чин конюшего Новгородского дворца по престижу и значимости был несопоставим со званием великокняжеского боярина и конюшего, однако новгородскими конюшими, как и в конце XV - первой трети XVI в., являлись представители московской аристократии. В сентябре - октябре 1546 г. новгородским конюшим упоминался князь С.И. Гун- доров (происходил из Стародубских князей) [46, с. 320].

Наибольшую трудность представляет реконструкция состава таких чинов дворцовой администрации, как кравчие, ловчие, стряпчие и др., поскольку о них сохранилось мало сведений. О печатниках и сокольничих в 1530-1540-е гг. ничего не известно. В Ше- реметевском и Беляевском списках думных и дворцовых чинов есть информация о кравчих периода боярского правления князе И.И. Кубенском (с 1530/31 г. до 1534/35 г.), князе Ю.В. Глинском (с 1535/36 г. до 1539/ 40 г.), князе И.Ф. Мстиславском (с 1540/41 г.) [17, с. 191, 203, 204; 61, с. 25, 28, 29, 31]. Из всех упомянутых кравчих до нас дошло косвенное упоминание о близости к данному чину лишь князя Кубенского. В Оружейной палате Московского Кремля хранится серебряный ковш, принадлежавший некогда И.И. Кубенскому, с позолоченной надписью, идущей вдоль венца: «Лета седмь тысящь четыред третияго ковшь княжя Иванов Ивановича Кубенского, а хто станет из него пити, тому на здравие» [42, с. 159, 168-169]. Из надписи точно не следует, что владелец ковша был кравчим, но это вполне можно допустить. Как известно, кравчий во время застолий держал в руках чашу (кубок, ковш) и подносил государю напитки [17, с. 189]. Функции кравчих и стольников, чашников были близки и, возможно, взаимозаменяемы. Когда 9 января 1536 г. в Москве состоялся прием в честь татарского хана Шигалея и его матери царицы Фатьмы-салтан, у великой княгини Елены Глинской кравчим был И.И. Челяднин, у казанской царицы кравчим указан князь В.И. Репнин, «а стол- ники и чашники все у великие княгини за столом были» [28, с. 23]. О князе Ю.В. Глинском известно, что в конце ноября - начале декабря 1533 г. он выполнял обязанности великокняжеского стряпчего [32, с. 415]. Что касается князя Мстиславского, то о его чине сохранилось косвенное свидетельство в одном любопытном источнике. 26 марта 1548 г. архиепископ Новгорода и Пскова Феодосий послал в Москву денежные подарки великому князю Ивану Васильевичу, его брату Юрию, а также представителям столичной элиты. В списке пожалованных деньгами (по золотому ко- рабленнику каждому) в расходной книге Святой Софии в начале перечислены бояре князья Д.Ф. Бельский, А.Д. Ростовский, М.И. Ку- бенский, И.Г. [Морозов], боярин и дворецкий Д.Р. Юрьев, И.П. [Федоров], Г.Ю. Захарьин, князь Д.Ф. Палецкий, Г.В. Морозов, затем князь И.Ф. Мстиславский, казначеи И.И. Третьяков и Ф.И. Сукин [36, с. 49]. Имя князя Мстиславского занимает позицию между боярами и казначеями, то есть там, где обычно записывались окольничие и дворецкие [30, с. 52, 53]. Не установлено, чтобы Мстиславский имел чин окольничего либо дворецкого. В Беляевской росписи дворцовых чинов кравчие зафиксированы вслед за боярами и окольничими и перед казначеями, постельничими, ясельничими и ловчими [17, с. 203-205]. Следовательно, князь И.Ф. Мстиславский обладал каким-то чином дворцовой администрации, правда, не обязательно чином кравчего. Осенью 1546 г. Мстиславский возглавлял список стольников (из 32 человек) [30, с. 52]. Весной 1548 г. он также мог находиться в чине стольника, хотя в Белявской росписи указано, что князь Иван Мстиславский был крайчим (кравчим) 9 лет, то есть с 1540/41 г. до 1549/ 1550 г. [17, с. 204].

С конца ноября 1533 г., еще при жизни Василия III, в «Повести о болезни и смерти великого князя Василия Ивановича» его ловчими были названы Ф.М. Нагой и Б.В. Дятлов [32, с. 410]. 6 марта 1542 г. Федор Нагой и Борис Дятлов во время приема в Москве литовских послов зафиксированы ловчими в конце списка князей и детей боярских, которые «у государя в думе не живут, но при послах в избе были» [51, с. 148].

4 декабря 1533 г. в день кончины государя Василия Ивановича его тело обмерил для изготовления каменной усыпальницы Р.И. Семенов; по данным Александро-Невской и Никоновской летописей, он был шатерничим, а по сведениям Новгородской IV летописи по списку Дубровского - постельничим великого князя [28, с. 127; 32, с. 419; 34, с. 231].

В конце ноября - начале декабря 1534 г. в стряпчих при смертельно больном великом князе находились Яков Мансуров, И.И. Челяд- нин и князь Ю.В. Глинский [32, с. 410, 415]. Я.И. Мансуров ранее, в декабре 1512 г., был постельничим Василия III. Остальные стряпчие впервые упоминались на службе и были молодыми людьми. По своему статусу стряпчие начала боярского правления были близки к «стряпчим с ключом» второй половины 1570-х гг. и принадлежали к высшей дворовой администрации в отличие от стряпчих, известных по отрывку боярского списка от сентября - октября 1546 г. [30, с. 52], которые представляли один из чинов Государева двора и соответствовали «стряпчим с платьем» более позднего времени.

К середине XVI в. сложилась семейная традиция замещения некоторых дворцовых чинов. Чин оружничего достался в 1537 г. Ф.И. Карпову, родному брату оружничего Василия III Н.И. Карпова. Чин постельничего в начале 1547 г. перешел к А.В. Мансурову, родственнику постельничего 1512 г. Я.И. Мансурова. Должность казначеев в первой половине XVI в. занимали Головины-Ховрины и их родственники Третьяковы. Назначение казначеем Ф.И. Сукина, происходившего из незнатного рода, явилось исключением из этого правила. Чин ясельничего считался наименее престижным, поэтому трудно проследить преемственность в обладании этим чином определенными семьями. В период боярского правления, как и в первой трети XVI в., в ясельничих служили представители малоизвестных дворянских фамилий.

Реконструкция думных и дворцовых чинов в 1533-1547 гг.

Бояре

Князь В.В. Шуйский (июнь 1512 г. - конец октября 1538 г.), князь И.В. Шуйский (декабрь 1528 г. - 14 мая 1542 г.), князь М.В. Горбатый (март 1529 г. - до 25 июня 1535 г.), князь Б.И. Горбатый (май 1513 г - 1538 г.), князь С.Д. Серебряный (январь 1526 г. - 1 февраля 1534 г.), князь Д.Ф. Бельский (февраль 1527 г. - 11 января 1551 г.), князь А.А. Хохолков-Ро- стовский (ноябрь 1531 г. - конец апреля 1536 г.), князь Ю.Д. Пронский (июль 1529 г. - 11 декабря 1533 г.), В.Г. Поплевин Морозов (октябрь 1531 г. - до 1 мая 1544 г.), И.Г. Поплевин Морозов (август 1527 г. - 26 сентября 1554 г.), М.В. Тучков Морозов (январь 1533 г. - до 19 июня 1540 г.), М.Ю. Захарьин (июнь 1528 г. - до 16 октября 1539 г.), М.С. Воронцов (июль 1531 г. - до апреля 1536 г.), князь И.Ф. Овчина Телепнев Оболенский (боярин и конюший в июле 1534 г. - 9 апреля 1538 г.), князь И.Д. Пенков (июль 1534 г. - до 14 октября 1540 г.), князь И.Ф. Бельский (июль - начало августа 1534 г., начало апреля 1538 г. - 2 января 1542 г.), князь Н.В. Хромой Оболенский (8 мая 1536 г. - 30 января 1543 г.), князь А.Д. Ростовский (28 июля 1536 г. - конец января 1549 г.), князь А.М. Шуйский (начало апреля 1538 г. - 28 декабря 1543 г.), князь М.И. Кубенский (август 1538 г. - до 20 июня 1548 г.), князь И.М. Шуйский (15 октября 1538 г. - 2 мая 1560 г.), И.И. Челяд- нин (боярин и конюший с 9 февраля 1539 г. до 25 октября 1541 г.), князь П.И. Репнин (июнь 1539 г. - до 25 мая 1545 г.), князь Ю.М. Булгаков Голицын (апрель 1540 г. - до 28 июля 1562 г.), князь И.И. Кубенский (23 мая 1540 г. - 21 июля 1546 г.), князь Д.Д. Пронский (13 февраля 1543 г. - 1554/55 г.), И.С. Воронцов (июнь 1543 г. - до 6 мая 1560 г), князь И.А. Катырь Хохолков-Ростовский (22 августа 1543 г - октябрь 1547 г), Ф.С. Воронцов (18 сентября 1543 г -21 июля 1546 г), князь Ф.И. Скопин Шуйский (январь 1544 г. - до 2 июня 1557 г.), князь А.Б. Горбатый (январь 1544 г. - 7 февраля 1565 г.), князь М.М. Курбский (июль 1544 г), И.И. Хабаров (20 февраля 1546 г. - июль 1555 г.), князь В.М. Щенятев (апрель - декабрь 1546 г.), князь Д.Ф. Палецкий (7 апреля 1546 г. - 11 сентября 1558 г.), И.П. Федоров (боярин и конюший 21 июля 1546 г., боярин с 21 июля 1546 г. до 11 сентября 1568 г.), В.Д. Шеин (середина декабря 1546 г - до 25 августа 1557 г), князь М.В. Глинский (боярин и конюший с 16 января до конца июня 1547 г., боярин с 16 января 1547 г. до 28 сентября 1559 г.), князь И.И. Турунтай Пронский (3 февраля 1547 г. - 1568 г.), И.М. Большой Юрьев (3 февраля 1547 г.).

Окольничие

И.В. Ляцкий (декабрь 1526 г. - начало августа 1534 г.), Я.Г. Поплевин Морозов (август 1529 г. - 20 июля 1534 г.), И.С. Брюхо Морозов (сентябрь 1535 г. - 6 марта 1536 г.), Д.И. Иванов (13 августа 1536 г. - 16 февраля 1537 г.), С.И. Злобин Владимиров (12 июня 1538 г. - 28 января 1543 г.), И.С. Воронцов (август 1538 г. - июнь 1543 г.), Ф.И. Карпов (4 августа 1538 г. - 20 октября 1539 г.), И.И. Рудак Колычев (22 декабря 1540 г. - октябрь 1549 г.), Ю.Д. Шеин (6 марта 1542 г. - 27 февраля 1544 г.), И.И. Беззубцев (ноябрь 1542 г. - до 8 июня 1547 г.), князь В.В. Чулок Ушатый (1 сентября 1543 г. - 1548 г.), Г.В. Морозов (8 сентября 1543 г. - 26 марта 1548 г.), В.Д. Шеин (1543/44 г. - середина декабря 1546 г.).

Дворецкие19

Князь И.И. Кубенский (большой дворецкий 2 февраля 1524 г., в 1532 г. - июне 1543 г.), князь С.Д. Серебряный (большой дворецкий 1 февраля 1534 г.), И.И. Хабаров (большой дворецкий 20 февраля 1546 г. - 3 февраля 1547 г.), Д.Р. Юрьев (большой дворецкий 27 марта 1547 г. - апреле 1554 г.), И.Ю. Шигона Поджогин (тверской дворецкий в марте 1532 г. - марте 1539 г.), И.И. Хабаров (тверской дворецкий 5 июня 1541 г. - 3 января 1542 г.), Ю.Д. Шеин (тверской дворецкий в сентябре 1542 г. - 27 февраля 1544 г.), И.С. Воронцов (тверской дворецкий 1 сентября 1544 г. - марте 1545 г.), князь Д.Ф. Палецкий (дмитровский дворецкий в августе 1538 г. - июне 1542 г.), В.Д. Шеин (дмитровский дворецкий в 1543/44 г. - 20 апреля 1544 г.), В.М. Воронцов (дмитровский дворецкий 20 марта 1515 г. - 21 июля 1546 г.), И.М. Юрьев (рязанский дворецкий 13 июля - в декабре 1539 г.), В. М. Тучков (рязанский дворецкий 5 июня 1541 г. - 13 февраля 1548 г.), Ф.С. Воронцов (угличский дворецкий в августе 1538 г. - июне 1542 г.), И.И. Беззубцев (угличский дворецкий 26 февраля 1546 г. - до 8 июня 1547 г.), И.Н. Бутурлин (новгородский дворецкий в апреле 1536 г. - весной 1537 г.), Д.Ф. Ласкирев (новгородский дворецкий в 1539/40 г.), И.Д. Владимиров (новгородский дворецкий в июне 1541 г. - 1542/43 г.), С.А. Упин (новгородский дворецкий в октябре 1546 г. - 12 апреля 1548 г.).

Оружничие

Ф.И. Карпов (14 января 1537 г - 4 августа 1538 г), князь Ю.И. Щетинин (июль - декабрь 1547 г.).

Кравчий

Князь Иван Иванович Кубенский (возможно, в 1534/35 г.).

Казначеи 20

И.И. Третьяков (17 сентября 1536 г. - 20 февраля 1549 г.), М.П. Головин (15 мая 1540 г - 29 марта 1541 г.), И.П. Головин (возможно, 12 ноября 1543 г.), Ф.И. Сукин (5 октября 1546 г. - август 1560 г.).

Постельничие

М.Ф. Бурухин Монастырев (2 февраля 1547 г. - 1551/52 г), А.В. Мансуров (2 февраля 1547 г. - 26 июня 1554 г).

Ясельничие

И.И. Челищев (начало августа 1538 г. - конец апреля 1539 г.), А.И. Большой Колтовский (возможно, 2 февраля 1547 г.).

Ловчие

Ф.М. Нагой (конец ноября 1533 г. - 6 марта 1542 г.), Б.В. Дятлов (конец ноября 1533 г. - 6 марта 1542 г).

Шатерничий

Р.И. Семенов (4 декабря 1533 г.).

Стряпчие

Я.И. Мансуров, И.И. Челяднин, князь Ю.В. Глинский (конец ноября - начало декабря 1533 г.).

Результаты

Если сравнить состав Боярской думы в княжение Василия III с носителями думских чинов периода боярского правления, то можно отметить любопытные закономерности. Во-первых, в эпоху «дворс- ких бурь» значительно сократилось количество окольничих по отношению к боярам. Если в 1505-1533 гг. в Думе заседали 31 боярин и 23 окольничих, то в 1533-1547 гг. на 39 бояр приходилось только 13 окольничих. Если за 28-летнее правление Василия III 6 окольничих со временем были пожалованы боярским титулом, то за 14 лет боярского правления только 2 окольничих впоследствии стали боярами. Пожалования чинами окольничих при боярах практиковались нечасто. В государевой думе места для окольничих пустовали в первой половине 1535 г., в 1537 г., в конце 1539 г. и в 1541 году. Начиная с 1538 г. число окольничих постепенно стало расти, но единовременно все же не превышало 3 человек. В 1542-1545 гг. ежегодно в Думе заседало 5 окольничих, в 1546 г. - 4, в первой половине 1547 г. - 3 человека. Во-вторых, в окольничие впервые были включены выходцы из захудавших дворянских родов: Ф.И. Карпов (происходил от Фоминских и Березуйских князей) и С.И. Злобин Владимиров (фамилия Злобиных, по легенде, шла от Муромских князей). Игнорирование окольничих назначений, возможно, проистекало оттого, что придворная борьба разгорелась в первую очередь за боярские титулы. Окольничьи чины в меньшей степени интересовали временщиков. Что касается боярских пожалований, то число думцев, заседавших единовременно в государевом синклите в 1533-1545 гг., не превышало 12- 14 бояр. Если к моменту смерти Василия III боярами было приблизительно 13 человек, то в 1534 г. - 14 лиц (не считая выбывших по болезни и смерти). В 1535-1538 гг. в Думе ежегодно заседало 13 бояр, в 1539-1540 гг. - 14 человек, в 1541 г. - 13, в 1542 г. - 11, в 1543 г. - 13, в 1544 г. - 14, в 1545 г. - 13, в 1546 г. - 15, в первой половине 1547 г. - 18 лиц. Состав Думы резко не увеличивался и до 1546 г. отличался некоторой стабильностью. Однако в некоторые годы (в частности, в 1535 г., 1537 г., 1541 г., 1542 г., 1545 г.) новых боярских назначений не производилось. Одним из сигналов, периодически напоминавших о вспышках острой политической борьбы, являлись щедрые раздачи думских званий. Больше всего боярских назначений падает на 1534 г. (3 пожалования), 1538 г. (также 3), 1543 г. (4), 1544 г. (3), 1546 г. (5), первую половину 1547 г. (3). На первый взгляд странным может показаться резкое возрастание в годы боярского правления числа носителей высшего придворного звания конюшего: 4 бояр и конюших за 1534-1547 гг. против 1 конюшего И.А. Челяднина в 15081514 годах. Беспрецедентно большое количество конюших косвенно указывает на ожесточенную борьбу за высшие звания, усилившуюся в условиях малолетства Ивана IV. По сравнению с княжением Василия III в Думе суммарно увеличилось число боярских мест, которые занимала титулованная знать Северо-Восточной Руси, представленная князьями Суздальскими (8 человек), Ярославскими (4), Ростовскими (3), а также нетитулованными Воронцовыми (3). Впервые в Думу попали находившиеся в родственных отношениях с Иваном IV служилые князья Глинские (в лице князя Ю.В. Глинского в начале 1547 г.), в числе бояр оказался представитель младшей ветви Стародубских князей Д.Ф. Палецкий (младший брат окольничего Василия III князя И.Ф. Палецкого). Однако, в отличие от окольничих, доступ в ряды бояр для захудалых и недостаточно родовитых лиц был совершенно закрыт. Предпочтение отдавалось первостатейным титулованным фамилиям, издавна служившим великим князьям московским, спаянным между собой прочными родственными узами. Новые назначения в Боярскую думу и дворцовую администрацию зависели не только от сложившейся политической конъюнктуры (примером этому являются нестандартные пожалования в окольничие Карпова и Злобина, в казначеи Сукина, происходивших из неродовитых семейств), но в неменьшей степени от родового порядка наследования высших чинов внутри узкого круга знатных и близких к престолу боярских кланов, распределявших титулы между своими родственниками.

Чины дворецких, как и в случае с боярскими и окольничими званиями, замещали выходцы из московской придворной элиты (из родов Кобылиных, Протасьевых, Морозовых). Следует отметить одно важное нововведение боярского правления, ранее ускользавшее от внимания историков. Эта новация заключалась в обладании влиятельными аристократами одновременно двумя чинами: бояр (окольничих) и дворецких. Ранее, в княжение Ивана III и Василия III, случаев, когда носители думных чинов параллельно занимали чины дворецких, не было [23, с. 326]. Первым боярином, получившим должность дворецкого к началу февраля 1534 г., следует считать князя С.Д. Серебряного. Дворецким Большого дворца с февраля 1524 г. был князь И.И. Ку- бенский. К 23 мая 1540 г. он стал боярином, но при этом остался дворецким Большого дворца, то есть одновременно имел два чина: боярина и дворецкого [2, с. 168; 3, с. 106]. К 18 сентября 1543 г. Ф.С. Воронцов, ранее бывший угличским и калужским дворецким, стал боярином и дворецким [51, с. 224-225]. В сентябре 1542 г. одновременно окольничим и тверским дворецким указан Ю.Д. Шеин [13, л. 1]. В 1543/44 г., 20 апреля 1544 г. В.Д. Шеин упоминался с титулом окольничего и дмитровского дворецкого [35, с. 317; 2, с. 181]. 1 сентября 1544 г. боярином и тверским дворецким указан И.С. Воронцов [14, л. 476 об.]. К 20 февраля 1546 г. боярином и дворецким Большого дворца стал И. И. Хабаров [56, л. 19 об., 31, 32]. 26 февраля 1546 г. окольничим и угличским дворецким отмечен И.И. Без- зубцев [5, с. 191]. Заметно, что наиболее почетные и значимые чины большого и тверского дворецких занимали, как правило, бояре. Чем можно объяснить новацию боярского правления? Быть может, соединение двух чинов в одних руках отражало стремление временщиков расширить сферу своих полномочий, сосредоточить больше власти в своих руках, взять под свой контроль не только дворцовый аппарат, но и Боярскую думу? Однако этому предположению противоречит факт назначения боярина Семена Серебряного Оболенского большим дворецким уже к февралю 1534 года. Князь Серебряный не обладал особым могуществом, не являлся временщиком, упрекнуть его в непомерных амбициях вряд ли корректно. Также известно, что нововведение, возникшее после смерти Василия III, закрепилось в придворной среде уже к середине XVI в. и получило дальнейшее развитие (к примеру, некоторые окольничие могли одновременно иметь чин оружничих). Поэтому, возможно, объяснение следует искать в отмеченном Кромом процессе бюрократизации управления в период боярского правления, выразившемся в обособлении государственного аппарата от носителя верховной власти и формировании профессиональной группы управленцев, сосредоточившей в своих руках наиболее значимые административные функции [26, с. 427-428, 617].

...