Климент Васильевич Квитка в истории этномузыкологии: к 140-летию со дня рождения

Размещено на http://www.allbest.ru/

Климент Васильевич Квитка в истории этномузыкологии: к 140-летию со дня рождения

Битерякова, Елена Викторовна

Гилярова, Наталья Николаевна

Московская государственная консерватория имени П. И. Чайковского

Аннотация

Статья посвящена фигуре выдающегося украинского и российского ученого-этномузыколога Климента Квитки (1880-1953). Блестящий исследователь, автор многочисленных глубоких и новаторских работ об украинском и русском музыкальном фольклоре, безусловный лидер музыкально-этнографической науки своего времени, он не был по достоинству оценен мировым сообществом фольклористов в 1920-1950-е годы. И в наши дни его научное наследие остается малоизвестным за пределами Украины и России. Причинами такого небрежения стали изоляция советской науки от европейской (и, шире, мировой), а также трагическая судьба, выпавшая на долю многих отечественных ученых в годы массовых политических репрессий. Эти обстоятельства обрекли труды «отца украинской и российской этномузыкологии», на десятилетия опережавшие свое время, на долгосрочное забвение.

С середины прошлого столетия до наших дней литература о К. В. Квитке обогатилась многочисленными публикациями (преимущественно украиноязычными), раскрывающими характер и обстоятельства его жизни и деятельности. Настоящая статья, приуроченная к 140-летнему юбилею ученого, опирается на широкий круг изданий, а также вводит в научный обиход ряд ранее неизвестных архивных документов. Это позволяет сделать еще один шаг на пути к созданию по возможности полной и объективной его биографии.

Ключевые слова: Климент Васильевич Квитка, этномузыкология, история фольклористики, Украинская академия наук, Московская консерватория. квитка этномузыколог политическая репрессия

Klyment Kvitka in the History of Ethnomusicology:

Biteryakova, Elena V.

Gilyarova, Natalya N.

Moscow State Tchaikovsky Conservatory

Abstract. The article is devoted to the outstanding Ukrainian and Russian ethnomusicologist Klyment Kvitka (1880-1953). A brilliant researcher, an author of the numerous deep and innovative works on Ukrainian and Russian musical folklore, the indisputable leader of the musical and ethnographic science of his time, Kvitka was not appreciated by the world community of folklorists in the 1920-1950s. Even today, his scientific legacy remains little known outside Ukraine and Russia. The reasons for this neglect were the isolation of the Soviet science from the European (and, more broadly, the world), as well as the tragic fate that befell many scientists during the years of the massive political repressions. The circumstances of Kvitka's life and scientific activity in Ukraine and Russia doomed the works of «the father of Ukrainian and Russian ethnomusicology», which were decades ahead of their time, to a long-term oblivion.

From the middle of the last century to the present day, “the kvitkiana”, mainly Ukrainian, has been enriched by the numerous publications revealing the nature and circumstances of Kvitka's life and activities. This article, dedicated to the 140th anniversary of the scientist, is based on a wide range of publications and also, introduces a number of previously unknown archival documents into scientific use. This allows us to supplement and revise the personal and professional portrait of the scientist and take another step towards creating as complete and objective a biography of him as possible.

Keywords: Klyment Kvitka, ethnomusicology, history of folklore studies, Ukrainian Academy of Sciences, Moscow Conservatory.

Фиксирование народных мелодий как исторических памятников я считал делом величайшего значения и этому делу мечтал посвятить свою жизнь...

К. В. Квитка (1942) [Квитка 1971a, 29].

Климент Васильевич Квитка (1880-1953) вошел в историю российской и украинской фольклористики как выдающийся ученый, заложивший фундаментальные основы современного этномузыкознания и сделавший ряд важнейших научных открытий; крупнейший собиратель народной музыки, во многом определивший методику полевой работы музыкальных этнографов; основоположник этномузыкальной педагогики; а также блестящий организатор, создавший и успешно возглавлявший в Киеве и Москве научные центры по сохранению и изучению народной культуры -- Кабинет музыкальной этнографии Всеукраинской академии наук (далее -- ВУАН, 1921 год) и Кабинет по изучению музыкального творчества народов СССР Московской консерватории (1937 год).

Биография К. В. Квитки-ученого, не раз изложенная и опубликованная в прошлом столетии, в первой трети XXI века интенсивно дополняется и уточняется в связи с изучением архивных источников Среди украинских публикаций, посвященных Квитке и деятельности Кабинета му-зыкальной этнографии ВУАН см.: [Сторожук 1998], [Юзефчик 1999], [Юзефчик 2004], [Луканюк 2006], [Луканюк 2010a], [Луканюк 2010b], [Довгалюк 2013], [Луканюк 2019] и мн. др. Объем изданий на русском языке значительно меньше: [Смирнов 2000], [Ло-банов 2007], [Битерякова 2009], [Гилярова 2009], [Гилярова 2013].. Ее обогащение новыми фактами и документами (в большей степени усилиями украинских этномузыкологов) в то же время пока не позволяет утверждать, что его наследие осмыслено в полном объеме. Значительная часть рукописей, хранящихся в архивах, остается неопубликованной; другие работы -- выходившие в Украине в 1920-1930-е годы -- еще в серединепрошлого столетия оказались в числе библиографических редкостей Часть из них вошла в двухтомник, подготовленный к изданию В. Л. Гошовским [Квитка 1971], [Квитка 1973]. Введению всех работ Квитки указанного периода в широ-кий научный обиход способствовало их переиздание в электронной версии: Климент Квітка. Зібрання праць: Прижиттєві публікації (1902-1941). Львів, 2010.. Не полностью освоен и обширный корпус мемуарных и эпистолярных источников (как украинских, так и русских), поэтому наши представления о личности Квитки остаются весьма поверхностными. Очевидны противоречивость его фигуры и проблематичность создания объективной биографии, предопределяемые во многом сложностью историко-политических реалий первой половины ХХ столетия.

Ил. 1. К. В. Квитка

Fig. 1. Klyment Kvitka

Квитка родился 23 января ст. ст. / 4 февраля н. ст. 1880 года Эта общепринятая форма указания даты рождения К. В. Квитки справедливо ставит-ся под сомнение. Относительно даты по старому стилю не сохранилось никаких под-тверждающих документов, поэтому «нет никакой уверенности в том, что собственно этого числа он родился, а не был только крещен» [Луканюк 2010b, 88]. В указании места рождения К. В. Квитки источники расходятся. О том, что ученый родился в Киеве, пи-шут: [Бачинский 1955, 317], [Бачинський 1958, 5], [Руднева 1966, 156], [БСЭ 1973, 23] и др. Другие называют местом рождения то местечко Хмелова [Иваненко 1973, 346], то село Хмелево [Попова 1981, 79] или село Хмелев (укр. Хмелїв) бывшего Роменского уезда Полтавщины (в наст. вр. -- Роменского р-на Сумской обл.): [Іваненко 1970, 70], [Грица 1980, 86], [Іваницький 1980, 23], [Сторожук 1998, 26] и др. Б. С. Луканюк в статье, посвященной месту и дате рождения Квитки, убедительно доказывает, что местом его рождения следует считать Киев, опираясь на Автобиографию 1944 г. [РНММ. Ф. 275. Ед. хр. 859. Л. 1] и очерк «Взгляд на мой фольклористический путь», в котором автор пишет: «Я родился и учился в Киеве» [Квитка 1971a, 24]. Учитывая сведения, сооб-щаемые самим Квиткой, а также отсутствие каких-либо документов, Луканюк заклю-чает: «Конечно, К. Квитку могли ввести в заблуждение, но это надо доказать. Сейчас же нужно считать, что он родился в г. Киеве, и дальше уже держаться данной версии до тех пор, пока кому-то не повезет разыскать соответствующий документ и таким об-разом или ее опровергнуть, или подтвердить окончательно» [Луканюк 2010b, 98].. В 1897 году с золотой медалью окончил Киево-Печерскую гимназию; одновременно с занятиями в старших классах гимназии в 1895-1896 годах учился в Музыкальном училище Киевского отделения Императорского Русского музыкального общества по классу рояля у Г. К. Ходоровского (и на протяжении нескольких лет был стипендиатом ИРМО). По окончании гимназии поступил на юридический факультет Киевского университета и в 1902 году получил диплом первой степени, представив работу на тему «О правовых отношениях на средневековых ярмарках во Франции». Немаловажным для его дальнейшего развития было то обстоятельство, что студент Квитка прослушал в университете и полный курс историкофилологического факультета.

После окончания университета Квитка работал в сфере юрисдикции в разных городах Украины, Крыма и Грузии. Одновременно он занимался изучением и собиранием народной музыки В 1902 году Квитка издал первый сборник народных песен и опубликовал свою пер-вую статью (об армянской музыке). В 1903 г. вышел второй сборник: «Детские игры, песни и сказки Ковельского, Луцкого и Новоград-Волынского уездов Волынской гу-бернии. Собраны Ларисой Косач. Музыка записана К. Квиткой» (Київ: Типографія И. И. Чоколова, 1903. 37 с.)., а также самообразованием: изучал «иностранные языки, историю музыкальной фольклористики, общую этнографию и в особенности славистику, историю народов мира, общую психологию и специально психологию детскую» [Мухаринская 1983, 24]. В одном из писем 1903 года он сообщает из Грузии: «Я за шесть месяцев пребывания здесь прочитал больше, чем за шесть последних лет пребывания в Киеве» Цит. по: [Иваненко 1973, 349]. Чтобы ознакомиться с интересующими его редкими изданиями, Квитка дважды специально ездил в Санкт-Петербург -- в 1915 и 1916 годах, см.: [Банин 1983, 6]..

Хотя его занятия фольклором в те годы носили спорадический характер, отдельные шаги, предпринятые Квиткой в этой сфере, стали подлинными событиями в истории украинской фольклористики. Так, в 1908 году он выступил одним из организаторов и участников записи на фонограф украинских народных дум Квитка и поэтесса Леся Украинка летом 1908 года в Ялте записали на фонограф думы от кобзаря Гната Гончаренко. См.: [Иваненко 1973, 351], [Луканюк 2006, 260]. Подроб-нее о предыстории экспедиции см.: [Довгалюк 2008].. В этой коллективной акции, инициатива которой принадлежала Лесе Украинке, жене Квитки Квитка познакомился с Лесей Украинкой (Ларисой Петровной Косач) в 1898 году, в 1907 году они поженились, в 1913 году Леся умерла. Поскольку статья не ставит це-лью изложение полной биографии Квитки, известные из других публикаций факты личной жизни ученого намеренно оставлены за ее рамками. Здесь важно отметить, что запись на фонограф кобзарей финансировалась Лесей: «В 1908 г. писательница вместе со своим мужем К. В. Квиткой обратилась к Ф. М. Колессе с просьбой выехать в экспе-дицию. Колесса откликнулся на предложение с большим энтузиазмом и летом того же года выехал на Левобережье. Но, к сожалению, царское правительство не дало ему раз-решения на свободное передвижение по территории, и он вынужден был ограничиться поездкой в Миргород», куда «прибыли лучшие певцы с Полтавщины <.. .>». В Преди-словии к первой серии «Мелодий украинских народных дум» Колесса с большой благо-дарностью вспоминает К. Квитку, Лесю Украинку и «неизвестного „любителя народной старины“, благодаря финансовой помощи которого стало возможно осуществление этого труда. Тогда Колесса не знал, что этим человеком была Леся Украинка, до конца своих дней хранившая этот факт в тайне» [Колесса 1969, 14]., также принимал участие Филарет Колесса, впоследствии опубликовавший расшифровки с фонографических записей Мельодії українських народніх дум: У 2 серіях / Списав по фонографу і зредаґував Філярет Колесса. Львів, 1910, 1913 (Матеріяли до української етнольоґії / Видає Етно- ґрафічна Комісія Наукового Товариства ім. Шевченка у Львові, Т. XIII-XIV)..

Характеризуя этот жизненный этап ученого, Б. С. Луканюк называет его «периодом любительства», так как в эти годы музыкально-этнографическая работа Квитки не отличалась систематичностью. Тем не менее, ему удалось «опубликовать два сборника народных мелодий, две статьи и два обзора популярного характера» См.: [Квитка 1973b, 376, № 1-5, 7]. ^{В опубликованных фрагментах показаний Квитки из его Следственного дела в ЦДАГОУ [Центральний державний архів громадських об'єднань України. Ф. 263. Д. 17946. Л. 10-13] этой работе дано следующее объяснение: «Потому что тогда было лишь несколько человек, которые могли как-то использовать украинский язык в юри-дических делах и других» [Диба 2013, 238]; «Моей задачей было придать канцелярии украинский, с точки зрения языка, характер; в первое время, я бы сказал, некому было даже говорить по-украински с людьми, которые приходили в секретариат по де-ловым вопросам <...>. Когда знания украинского литературного языка и юридической}, а также собрание народных песен, записанных от Леси Украинки (1917-1918) [Луканюк 2006, 14].

В 1917 году Квитка был назначен секретарем Этнографической комиссии Генерального секретариата образования в Киеве. Но в этой должности ему приходилось в большей степени заниматься решением правовых вопросов, нежели музыкальных, так как потребовалась его помощь и в работе Комиссии по выработке юридической украинской терминологии”. Поэтому вскоре он оставил должность и в июле 1918 года выехал из Киеватерминологии распространились, я меньше стал уделять времени выработке этой тер-минологии и больше -- работе в музыкальном отделе» [Диба 2013, 239].

Возможно, здесь в датировке отъезда допущена неточность, так как, по некоторым сведениям, в октябре 1918 года Квитка преподавал в Высшем музыкально-драматиче-ском институте имени Н. Лысенко в Киеве [Иваненко 1973, 352], [Сторожук 1998, 42]. Б. С. Луканюк так комментирует эту информацию: «Может, только очень коротко, по-тому что в конце того же года он переехал в г. Юзовку (ныне Донецк) и вернулся в Киев только в июле 1920 года, став профессором того же Музыкально-драматического ин-ститута. Также неизвестно, когда и как долго преподавал К. Квитка на этнографиче-ском отделении Киевского археологического института и научно-теоретическом фа-культете консерватории» [Луканюк 2008, 119].

Цит. по: [Диба, 239]. Интересен комментарий Б. С. Луканюка о преподавательской работе Квитки в 1920-е годы: «.. .среди его тогдашних студентов нашелся только один Владимир Харьков, который захотел пойти по стопам своего учителя и посвятить себя музыкальной этнографии. Видимо, К. Квитка был не слишком искусным лектором, но суть вовсе не в этом. Как специалист мирового уровня и ученый-идеалист, он опреде-ленно читал свои лекции на высочайшем университетском уровне, принятом в Европе, и никак не желал опускаться до интеллектуальных запросов массы освобожденного (от обязанности думать) пролетариата. Подняться же до уровня преподавателя эта се-рая масса не могла, не имея соответствующей предварительной гимназической подго-товки, да и в большей своей части вовсе не хотела <...>» [Луканюк 2008, 119-120].

Формально (на бумаге) Кабинет был основан 1 сентября 1921 года: «Став 22 июля 1920 года единственным сотрудником ВУАН для изучения народной музыки, К. Квит-ка чуть ли не сразу подал проект создания Кабинета музыкальной этнографии, однако реализовался он со скрипом: только за год его утвердили в принципе, еще через год (22 июля) выделили номинальную должность руководителя и, наконец, официально открыли 20 октября, но без соответствующих средств и собственного помещения, ко-торое удалось получить только осенью 1928 года, да и то крохотное, с общей площадью, дабы его «не отрывали никакими делами от научной работы». «Захватив с собой около 5 пудов самых нужных книг и свои научные рукописи», Квитка поселился в г. Юзовке (в наст. вр. -- г. Донецк), тем самым осуществив «свою давнюю мечту: упорядочил свои музыковедческие труды на материалах, которые собирал целую вечность» [Диба 2013, 239]. О возвращении в Киев и начале научной музыкальноэтнографической и преподавательской деятельности сообщается далее: «Обремененный этими рукописями, я не мог при расстроенном транспорте во время Гражданской войны вернуться в Киев раньше июля 1920 года. Тогда, прочитав доклады из своих трудов, я сразу был избран научным сотрудником Украинской Академии наук, преподавателем Киевской консерватории и профессором Высшего музыкального института им. Н. Лысенко»^. Таким образом, в 1920 году, в возрасте 40 лет Квитка «сознательно решил изучать народную музыку, как наименее исследованную область среди украинских гуманитарных наук» [Луканюк 2006, 15]. Приглашенный в ВУАН на должность научного сотрудника и члена Этнографической комиссии, он уже через год создал Кабинет музыкальной этнографии^ -- «первый украинский исследовательский центр для сбора музыкально-этнографических материалов, как звуковых, так и нотных»¹⁵, который возглавлял до своего отъезда из Киева в Москву в 1933 году. За эти годы им была проведена огромная работа по собиранию и изучению украинской народной музыки^, опубликовано около 40 научных статей, исследований, рецензий, нотных сборников^. Подводя итог своей собирательской работе в Киеве, ученый впоследствии отмечал: «Ко времени моего отъезда в Москву в Кабинете было накоплено более 4000 записей народных мелодий» [Квитка 1971a, 28]. По оценке Б. С. Луканюка, «Квитка сделал гигантские шаги как исследователь. Он издавал несколько эссе каждый год, которые сохраняют и, возможно, будут всегда сохранять свою значимость. Плодовитый ученый, он создал самые важные публикации по украинской этномузыкологии за время сравнительно короткого киевского периода своей работы. Он внес важный вклад в развитие этномузыкологической мысли и стал лидером украинской науки» [Луканюк 2006, 16].

Этот период деятельности Квитки-ученого можно с полным правом назвать «временем высшего расцвета его научного творчества» [Лобанов 2007, 54]. В Академии наук, по его собственным словам, он был «свободен в выборе между полевой и кабинетной работой и в выборе географического направления и целей поездок» [Квитка 1971a, 28] 1всего 22,5 кв. м., чем достославная Всеукраинская академия наук в лице ее высокоидей-ных руководителей откровенно выразила свое индифферентное отношение к науке об устной музыкальной культуре собственного народа» [Луканюк 2019, 58].

[Луканюк 2006, 15]. В этой статье указано, что изначально новое подразделение на-зывалось «Кабинетом сравнительного музыкознания», но было быстро переименовано в «Кабинет музыкальной этнографии».

Фонографические записи Квитки и других сотрудников Кабинета музыкальной этнографии хранятся в Киеве, в Институте искусствоведения, фольклористики и эт-нологии имени М. Ф. Рыльского Национальной академии наук Украины. В середине 1990-х годов эта уникальная коллекция была оцифрована в США. Подробнее об этом проекте, а также опись оцифрованных и отреставрированных записей см.: [Небеш 2006, 117-130].

Перечень работ К. В. Квитки, изданных в 1900-1930-е годы см.: [Квитка 1973, 376-379], [Луканюк 2006а, 5-13].

Среди важнейших собирательских достижений Квитки в эти годы выделяются ре-зультаты его совместных «экскурсий» с диалектологом Еленой Борисовной Курило: «Одновременное документирование народно-песенных образцов двумя специалиста-ми -- этномузыковедом и этнофилологом (диалектологом) -- совершенно уникальный акт в истории фольклористики» [Луканюк 2019, 44].

17 мая 1926 года в одном из своих писем к В. В. Пасхалову Квитка сообщает: «.. .я беспрерывно думаю о совершенном уходе из Украинской Академии и об оставлении Киева» [РНММ. Ф. 134. Ед. хр. 914].. Однако слабое здоровье, с годами все больше беспокоившее ученого, а также значительные нагрузки заставляют его задуматься о переменах^. Несколько раз в 1920-е годы Квитка покидал Киев, предпринимая поездки в Москву и Ленинград по служебным нуждам В 1924 году Квитка выступил в Москве на Первом Всесоюзном съезде фолькло-ристов с докладом о состоянии музыкальной фольклористики на Украине и о пер-спективах ее развития, а осенью 1927 года прибыл в Ленинград и Москву «для работы в библиотеках и установления личных контактов с учеными» [Лобанов 2007, 57]. ^{Из письма Квитки Н. Ф. Финдейзену в октябре 1925 года: «Только занятая мною в Киеве позиция удерживает меня теперь здесь; если бы представился случай перейти на Кавказ на условиях, равных с здешними, я бы не колебался сделать это» [РНБ. Ф. 816 (Н. Ф. Финдейзен). Оп. 2. Ед. хр. 1458. Л. 8]. «...Когда я думаю о переезде на Кавказ, -- не для отдыха, а для работы, -- то оста-навливаюсь мысленно на Баку. Да и устроиться в Баку легче, так как город богаче, и за отсутствием специалистов-тюрков, там еще дорожат специалистами, не владею-щими местными языками», -- делится он с В. В. Пасхаловым в письме от 17.07.1928 года [РНММ. Ф. 134. Ед. хр. 918]. См. также: [Иваненко 1973, 355].}, но ни Москва, с сумасшедшим ритмом жизни, ни Ленинград, с его сырым климатом, не привлекали его. Доктора советуют ему южный климат, и Квитка мечтает о работе на Кав- казе21 и даже начинает переговоры с Баку22. Прежде чем бакинский проект был отвергнут, он направил также письмо-запрос в Государственный институт музыкальной науки (ГИМН) в Москве о возможности получения места для научной работы «Желая выехать из пределов УССР и перенести свою научную деятельность в РСФСР, прошу Вас иметь в виду это мое решение на случай, если в настоящее вре-мя имеется возможность или таковая возможность предвидится, перейти на службу в одно из соответствующих научных учреждений РСФСР в каком бы то ни было пун-кте. <...> Заведующий Кабинетом музыкальной этнографии Украинской Академии наук К. Квитка. 15 сентября 1929 года» [РНММ. Ф. 275. Ед. хр. 787].. Но судьба распорядилась иначе. Трагические 1930-е годы оставили страшный след в жизни ученого. Начавшиеся после дела «Союза освобождения Украины» (Союза визволення України, 1929-1930), сфабрикованного Объединенным Главным политическим управлением (ОГПУ) УкрССР в рамках централизованной репрессивной политики СССР2 Первые задержания по делу прошли в мае 1929 года, а открытый судебный про-цесс -- с 19 марта по 9 апреля 1930 года в Харькове. Из системы ВУАН к процессу были привлечены более 15 человек., систематические гонения на украинскую творческую интеллигенцию повлекли за собой отъезды ученых в Россию -- в надежде на спасение. «Следующие два года Квитка внешне жил нормальной жизнью, работал как обычно, до последнего дня пребывания в Киеве, но уже не публиковался, в частности, из-за того, что все издания, печатавшие его труды, были закрыты под видом реорганизации Академии наук» По сведениям Б. С. Луканюка (из беседы с авт. ст.). А. Сторожук ошибочно ука-зывает, что арест Квитки длился со 2 февраля по 11 марта 1930 года (см.: [Сторожук 1998, 32]). Далее она пишет: «Летом 1931 г. после тяжелых унизительных „проработок" на заседании Этнографической комиссии Украинской АН, его увольняют с работы».. Очевидно, что в сложившейся ситуации продолжать работу в Киеве стало не только сложно, но и опасно, и Квитка, воспользовавшись своими контактами в Москве, отправился туда летом 1933 годаОднако факт увольнения опровергается перепиской Квитки, а также опубликован-ными показаниями из его Следственного дела [Диба 2013, 240]. В частности, в письме В. В. Пасхалову от 3 мая 1932 года говорится: «Препятствие будет заключаться, несо-мненно, не в том, что меня в Баку не примут, а в том, что „не будут отпускать из Киева“. Вполне выяснилось, что руководящая партийная группа нашей Академии в настоящее время против ухода даже тех сотрудников, работа которых получила низкую оценку» [РНММ. Ф. 134. Ед. хр. 929].

В письме В. В. Пасхалову от 28 июня 1933 года Квитка сообщает: «12-го июня те-кущего года я вновь написал о желании переехать в Москву--Ал. Бор. Гольденвей-зеру, М. В. Иванову-Борецкому и еще одному знакомому молодому музыковеду <.. .> от Мих. Влад. до сих пор нет ответа -- вот уже полмесяца <...>. Ал. Бор. по-прежнему желает моего приезда, поэтому я ему написал вторично. <...> Несмотря на эти плохие ауспиции, я собираюсь выехать в Москву на днях, -- как только начнется мой отпуск» [РНММ. Ф. 134. Ед. хр. 932]. Один из источников свидетельствует, что договоренность о работе в Московской консерватории был достигнута годом ранее, в 1932 году: «В сен-тябре 1932 года меня назначили на руководителя этнографического отдела Историко-теоретической кафедры Московской государственной консерватории. <.. .> По прось-бе ученого секретаря 2-го отдела ВУАН я остался до февраля месяца этого 1933 года, так как занимал в этом отделе место главы бюро цикла языка, литературы и искусств, и, как пояснил ученый секретарь, меня сразу трудно кем-то заменить» [Диба 2013, 239-240].

Подробнее см.: [Ашнин 1994], [Гончаров 1998], [Битерякова 2009].

В молодости Квитка перенес воспаление легких, последствия которого время от времени давали о себе знать. В письмах 1920-х годов он часто жалуется на здоровье: «приходится много бегать в разные концы города, что мне не по здоровью» (из пись-ма Н. Ф. Финдейзену, январь 1925 года); «крайняя обремененность спешной работой при плохом состоянии здоровья» (из письма Н. Ф. Финдейзену от 14 января 1926 года);. Осенью того же года он начал читать в Московской консерватории курс «Музыка народов СССР», однако 8 февраля 1934 года был вновь арестован и осужден по «делу славистов)/⁷. Большинство обвиняемых, проходивших по этому делу, сфабрикованному Главным политическим управлением (ГПУ), признали себя виновными, за исключением восьми человек. В числе последних был и Квитка, выдержавший следствие и отрицавший свою принадлежность к антисоветской организации. Вероятно, это спасло ему жизнь: все, кто признал себя членом никогда не существовавшей организации, были расстреляны. Остальных отправили в Карагандинские лагеря: Квитку приговорили к трем годам лишения свободы. Через несколько месяцев его перевели в Алма-Ату, где условия содержания заметно улучшились, поскольку Квитка, знавший латынь, давал уроки дочери начальника лагеря. Тем не менее, годы, проведенные в заключении, сильно подорвали психическое и физическое здоровье ученого. И прежде не отличавшийся крепостью организ- ма2⁸, в лагере он перенес туберкулез, заболевания кишечника и желудка, сильнейшее нервное расстройство. Очевидно, состояние его было весьма тяжелым, потому что именно в это время Квитка написал своего рода научное завещание -- «Объяснения, поправки и самокритические замечания к работам Квитки, напечатанным в 1902-1931 гг.» [РНММ. Ф. 275. Ед. хр. 386-387].

13 апреля 1936 года он был досрочно освобожден и вскоре вернулся на работу--в качестве руководителя фольклорной секции Научно-исследовательского музыкального института (НИМИ) при Московской консерватории. То, что Квитка пережил следствие и не погиб в лагере, можно приписывать воле случая, невероятному везению или стойкости характера ученого«Сил у меня становится все меньше» (из письма Н. И. Привалову, июнь 1928 года). Цит. по: [Лобанов 2007, 67, 77, 81]. ^{Среди немногих источников, связанных с периодом заключения К. В. Квитки,-- фрагмент воспоминаний П. С. Богословского, повествующий об их встрече: «Квитка пришел ко мне „с подарками": „По установившейся здесь доброй традиции разрешите на первое время взять над Вами шефство. Я недавно получил хорошую посылку из Мо-сквы. Позвольте поделиться с Вами пачкой чая и сахаром"». Подробнее см.: [Иванова 2009, 507].}. Так или иначе, в истории Московской консерватории его возвращение и последующая многолетняя работа сыграли огромную роль. Основав в 1937 году Кабинет по изучению музыкального творчества народов СССР Помимо работы в консерватории с 1937 года Квитка также становится рецензентом Высшей аттестационной комиссии (ВАК). Из документов, хранящихся в РНММ, следу-ет, что в аттестационной комиссии он проработал вплоть до 1952 года. ^{О вкладе П. Н. Зимина, выпускника Санкт-Петербургской (Петроградской) консер-ватории, в музыкальную этнографию см.: [Битерякова 2019]. О фольклористической деятельности В. М. Кривоносова см.: [Кривоносов 2007], [Кажарская 2009]. Любопытен комментарий Б. С. Луканюка о взаимоотношениях Квитки с учениками и сотрудниками консерватории: «Кажется, его больше ценили представители руковод-ства Московской консерватории, из старой интеллигенции, чем их <...> воспитанники, которые <...> смотрели на своего преподавателя как на безобидного чудака» [Луканюк 2008, 116]. Это замечание, вероятно, со временем может быть подтверждено докумен-тально: с обнаружением архивных материалов, проливающих свет на характер отноше-ний Квитки с коллегами.}, он на протяжении 17 лет вел интенсивную исследовательскую, полевую, педагогическую и просветительскую работу, в ходе которой складывалась московская фольклористическая школа -- ее представителями и учениками Квитки, наследовавшими его научные методы и педагогические принципы, были Л. А. Бачинский, Н. М. Владыкина-Бачинская, И. К. Зданович, П. Н. ЗиминЗ¹, В. М. Криво- носов32, Л. В. Кулаковский, В. И. Харьков, А. В. Руднева и многие другиеЗз.

По словам М. А. Лобанова, «открытость, толерантность и широта взглядов, когда дело касается развития науки», присущие Квитке, позво- ЕленаБитерякова,НатальяГилярова.КлиментВасильевичКвиткависторииэтномузыкологии89 лили ему «органично войти в московскую музыкальную фольклористику и создать в изучении русской народной музыки школу, развивающую научные методы, выработанные им в период деятельности на Украине» [Лобанов 2007, 57].

Деятельность Квитки в качестве научного руководителя, а позже заведующего, определяла направления и характер работы Кабинета О работе Квитки в Московской консерватории см. также: [Гилярова 2009, 8-17].. Именно он до мельчайших деталей планировал экспедиционные поездки, составлял вопросники, изучал литературу по истории того ли иного региона. В своей работе он следовал следующим принципам: тщательная подготовка к экспедициям; бережное отношение к оригиналам звукозаписей; критическое отношение к печатным источникам; требовательность к литературному оформлению научных статей, нетерпимость к небрежностям стиля, к поверхностному журналистскому стилю; изучение иностранных языков и регулярное знакомство с зарубежной литературой. В одном из документов 1939 года он писал:

«Собирание и изучение музыкального фольклора -- дело в высшей степени времяемкое: нужно прослушать много образцов, чтобы сделать хороший выбор, техника звукозаписи требует большого терпения и исключает всякую поспешность, теоретическое исследование, если не ограничиваться формальным анализом, требует изучения истории и быта каждой этнической группы, ознакомления с ее языком и, кроме того, отыскивания и инструктирования языковедов для точной записи текстов собираемых песен и для перевода объяснений и сообщений исполнителей».

Квитка К. В. Записка о необходимости увеличить штат фольклорного отделения кабинета по изучению музыкального творчества народов СССР при МГК [Подано в Комитет 26.VI.39], машинопись [РНММ. Ф. 275. Ед. хр. 959. С. 2].

За годы работы К. В. Квитки в Московской консерватории при его непосредственном участии был создан фонд из 5000 записей песен и наигрышей разных народов. Начав работу в Москве, он обратился к инструментальной музыке, «отсутствие записей которой было в то время одним из вопиющих пробелов в собирании русского фольклора» [Банин 1983, 10]. И здесь его ждало удивительное открытие -- обнаружение живой традиции игры на русской флейте Пана (кугиклах) в Курской области. Результатами целенаправленных «инструментальных» экспедиций стали «около 200 наигрышей различных жанров на кугиклах, двойной и одинарной свирели, скрипке, жалейке, трубе и др. инструментах, то есть много больше, чем было зафиксировано русскими фольклористами за все предшествующее время» [Банин 1983, 11]. На основе собранного материала Квитка пишет две работы, оставшиеся незавершенными: «Флейта Пана в русских областях» Среди работ Квитки о флейтах Пана см.: [Квитка 2007]; Об историческом значе-нии флейты Пана // Музыкальная фольклористика. Вып. 3 / ред.-сост. А. А. Банин. Москва: Советский композитор, 1986. С. 244-257; Флейта Пана у народов Советско-го Союза [РНММ. Ф. 275. Ед. хр. 247], опубл. вариант из Архива Филарета Колессы: Климент Квитка. Флейта Пана у народов Советского Союза (1940) [пригот. до друку Р. Нярба] // Етномузика. Число 1: Збірка статей та матеріалів на честь 125-ліття Кли-мента Квітки / Упор. Б. Луканюк. Львів, 2006. (Наукові збірки Львівської національної музичної академії ім. М. Лисенка, вип. 12.) С. 92-99; Определение понятия «флейты Пана» [РНММ. Ф. 275. Ед. хр. 243]; Флейта Пана в русских областях [РНММ. Ф. 275. Ед. хр. 246]; Изучение флейты Пана в селе Плёхове Суджанского р-на Курской области в 1937 и 1940 годах [РФ НЦНМ. Квитка. Ед. хр. 32] и другие. и «Парная флейта» Неоконченная работа Квитки «Парная флейта», вошедшая в редакции В. Л. Гошов- ского во 2-й том «Избранных трудов» [Квитка 1973с], переиздана с дополнениями, ис-правлениями и комментариями О. В. Гордиенко. См.: [Квитка 2015]. ^{См.: [Багрий 1983, 249]. Из письма к Олене (Елене) Пчилке. Цит. по: [Иваненко 1973, 353].}. В них ученый использует совершенно новый для этноинструментоведения методологический подход. Как отмечает О. В. Гордиенко, в статье «Парная флейта» «Квитка значительно расширил область исследования, включив в нее вопросы, связанные с самим музыкантом-исполнителем (игрецом) и средой, в которой данный игрец живет. В результате этого появились новые научные проблемы как музыкально-психологического, так и музыкально-социологического порядка» [Квитка 2015, 43]. Квитке принадлежит и первое научное описание такого русского инструмента, как трещотк^⁷.

Другой приоритетной сферой для Квитки-собирателя становятся календарно-обрядовые жанры. Ученый стремился «заполнить позорный для музыковедения и для истории вообще пробел -- отсутствие систематических записей обрядовых песен (календарных и свадебных) с достаточно полными и упорядоченными описаниями и изображениями» [Квитка 1971a, 32]. Интересно, как еще в 1924 году он писал об этом: «Всю жизнь мне было очень обидно, что я мало бывал в селах, особенно в те времена года, когда справляются обряды с пением)/⁸.

В годы Великой Отечественной войны Климент Васильевич оставался в Москве. Драгоценные фонографические валики (около 1000 штук) были спущены лично им в подвал консерватории, во время бомбежек он нес дежурство вместе с другими профессорами³^ а с 1942 года читал лекции, стационарно записывал народных исполнителей, занимался научно-исследовательской работой.

Последние годы работы в Московской консерватории Квитка расценивал как период упадка, ибо после Постановления 1948 года9 За самоотверженный труд в годы войны К. В. Квитка был награжден двумя медаля-ми «За оборону Москвы» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Поз-же власти отметили деятельность ученого двумя орденами -- орденом «Знак Почета» (1944), в связи с 25-летием АН УССР и Орденом Трудового Красного Знамени (1946), в связи с 80-летием Московской консерватории. ^{Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об опере „Великая дружба“ В. Мурадели» от 10.02.1948 года было опубликовано в газете «Правда» 11 февраля. Одновременно с упразднением научных должностей в Кабинете народной музыки, в марте 1949 года в Московской консерватории была также закрыта кафедра музыкаль-ного фольклора, действовавшая с 1940 года, с 12.07.1944 возглавляемая Е. В. Гиппиусом. С 01.04.1949 Гиппиус был освобожден от работы (на основании приказа Министерства высшего образования за № 367/218 от 15.03.1949), как «не обеспечивающий необхо-димого идейно-художественного уровня преподавания». Увольнение сопровождалось комментарием: «Работа профессора Гиппиуса в Московской консерватории протека-ла неудовлетворительно. Не имея влечения к педагогической работе, занятый множе-ством дел в других учреждениях, тов. Гиппиус сильно дискредитировал введенный в консерватории в последние годы войны курс народного музыкального творчества. Чтение лекций было формальное, сухое, требовалось только механическое заучивание текстов. Не вскрывались тесные связи творчества великих композиторов с народной музыкой, студентам не только не прививалась любовь к творчеству русского народа, но возбуждалось отвращение к читаемому курсу» [Архив МГК. Личное дело № 10 проф. Е. В. Гиппиуса. Л. 35-36]. Участок 11.} в Кабинете изучения музыки народов СССР были упразднены научные должности¹. Он писал, что в то время в консерватории к фольклористике предъявлялись требования по «отысканию образцов, близких нашим вкусам, легче усвояемых, пригодных для обработки», тогда как его усилия были направлены на «разгадывание художественных вкусов изучаемых этнических групп, вскрытие тайны устойчивости в практике народов» [Квитка 1971a, 33].

В 1951 году, по всей видимости, состоялась последняя экспедиция, в которой Квитка принимал личное участие. В начале сентября 1953 года он тяжело заболел воспалением легких и 19 сентября скончался. Похоронен К. В. Квитка в Москве на Ваганьковском кладбищ^².

Возможно, неблагоприятная для его исследовательской деятельности обстановка, сложившаяся в Московской консерватории (наряду с военными событиями и причинами психологического характера), также может служить объяснением того, что в последние годы Квитка предпочитал работать «в стол». Фактически после 1941 года им не было опубликовано ни одного исследования, многие из работ, сохранившиеся в рукописях, не завершеныБ. С. Луканюк считает, что причины отказа Квитки от публичной научной деятель-ности коренятся в украинских событиях начала 1930-х годов: «Факты говорят о том, что после травмы, которую он пережил в 1931 году, Квитка перестал публиковать свои исследования. Во время двух декад, которые он прожил в Москве, он издал только одну единственную статью (1941) под патронажем ленинградца Евгения Гиппиуса. В после-военную оттепель конца 1940-х Квитка вновь пытался вернуться к исследованиям, о чем свидетельствуют его многочисленные рукописи, включая начисто перепечатан-ные и готовые к печати. Но краткая оттепель быстро сменилась новыми сталински-ми заморозками, и ни одна из квиткинских рукописей не была опубликована при его жизни. <.. .> Нам остается лишь догадываться, насколько велик был бы вклад Квитки в науку, если бы обстоятельства его жизни были нормальными» [Луканюк 2006, 16-17].

Список важнейших рукописных трудов Квитки в фондах НЦНМ и РНММ см.: [Квитка 1973, 381-384]. Всего в фонде рукописей К. В. Квитки в НЦНМ содержится 150 ед. хр.

См.: [Riemann 1904].

Термин «ангемитоника» впервые использован Квиткой в 1927 году в докладе «Le sys- teme anhemitonique pentatonique chez les peuples Slaves» [Ангемитонно-пентатонная. Его важнейший труд -- музыкально-этнографическое и морфологическое описание системы обрядовых жанров восточных славян -- не был закончен. Однако изучение его рукописей, хранящихся в фондах Научного центра народной музыки имени К. В. Квитки Московской консерватории и в Российском национальном музее музыки44, позволяет утверждать, что работы ученого, написанные в Москве, отмечены не менее «высоким научно-методическим уровнем» [Банин 1983, 23], чем исследования киевского периода.

Говоря о Квитке-ученом, надлежит выделить его интерес к архаическим пластам народного творчества, «постоянное стремление познать тайну первоначальных этапов музыкальной эволюции» [Банин 1983, 3]. Большую часть его наследия составляют новаторские теоретические разработки по методологии исследования жанров, до него не привлекавших должного внимания ученых: календарных и трудовых песен, дум и баллад, детских песен и инструментальных наигрышей. Ему принадлежит ряд важнейших открытий в области происхождения и распространения первобытных ладов, хроматизмов, ритмических архетипов, разработка теоретических основ историко-сравнительного изучения музыки этнически родственных народов (славянских, тюркских и др.). Кроме того, Квитка «много и целенаправленно работал над музыковедческой терминологией, ее усовершенствованием и развитием» [Луканюк 2006, 19]. Среди предложенных им новых терминов, прочно вошедших в научный обиход, -- «ан- гемитоника» (позаимствован из работ Х. Римана4⁵), «этнофония» и собственно неологизм «этномузыкология» (или «этномузыкознание»), обоснованный им в статье 1928 года о М. А. Максимовиче и А. А. Алябьеве4⁶.

Стиль научных трудов Квитки следует определить скорее как критический, нежели монографический. Ученый придавал большое значение критическому анализу источников и достижений своих предшественников и современников. «На протяжении всей своей творческой жизни Квитка был непримиримым врагом научной недобросовестности, поверхностного и легкомысленного отношения к публикуемым работам и записям народных песен» [Квитка 1971a, 34]. «Будучи строг к работам других, Квитка проявлял особую требовательность к себе самому. Это -- одна из характерных черт его творчества как исследователя <.. .>. Читая работы Квитки, видишь, как он, прежде чем сделать тот или другой вывод, учитывал все возможные возражения и только тогда решался настаивать на своем положении, когда ему удавалось эти возражения опровергнуть» [Богатырёв 1971, 21]. В одной из своих работ Квитка отмечал:

«По общему правилу, описывающий [объект, явление и пр. традиционной культуры] должен помнить, что он составляет исторический документ, за который несет единоличную нераздельную ответственность. Пользующийся историческим документом должен всегда помнить о необходимости критики этого документа» [Квитка 2015, 23].

Одним из больших достоинств Квитки как исследователя было удачное соединение качеств эрудированного исследователя-теоретика, ученого кабинетного типа и энтузиаста-практика, «настойчивого приверженца полевой фольклористики» [Лобанов 2007, 53], наблюдавшего процессы развития народной культуры в их живом бытованиисистема у славянских народов], написанном на французском языке и напечатанном в Материалах Второго конгресса славянских этнографов и географов в Польше. См. об этом: [Квитка 1971c, 284-285], а также: [Бражник 2013, 5]; «этнофония» в ст.: [Квітка 1927]. См. также: [Квитка 1973a, 67]); термин «этномузыкология» («этномузыкозна-ние») в ст.: [Квітка 1928b]. ^{«Каким же усталым и вместе с тем счастливым возвращался он после удачной встре-чи с мастерами народной песни! Постижение Квиткой красоты народной музыки через личное исполнение наполняло его чувством радостной сопричастности самому про-цессу устного песнетворчества, служило источником энергии в многолетних исканиях в излюбленной области этномузыкознания». См.: [Аравин 1983, 203]. См.: [Гилярова 2007, 3-11].}. Мы уже писали о том, какое значение придавал Квитка экспедиционной работе, насколько внимателен и дотошен он был на обсуждении результатов поездок своих молодых коллеН⁸. Сам Климент Васильевич постоянно работал «в поле». С 1937 по 1951 год он провел свыше десятка экспедиций, а также организовал целый ряд стационарных записей в Кабинете народной музыки. Его «фольклористические экскурсии» и научные отчеты о них являются лучшими образцами этих видов деятельности⁴^

В своих работах Квитка неоднократно подчеркивал большую роль, какую должно играть полевое исследование в развитии музыкальной этнографии. Его глубоким убеждением было, что многолетняя стационарная работа в сельской местности -- «наблюдение музыкальной жизни» селян -- может быть очень результативным. В частности, в ходе такой работы могут быть выявлены «аспекты мелодии и ритма, которые являются достижением народа как группы и те аспекты, которые следует приписать виртуозности одаренных индивидуальностей» [Квітка 1928b, 26] См. об этом: [Квитка 2007, 36-49], [Богина 2019]. ^{Цит. по: [Луканюк 2006, 21]. Цит. по: [Луканюк 2006, 32].}. Говоря о сложностях работы музыкального этнографа, он писал:

«Что касается этно-музыколога, то он должен найти баланс расхода времени на расширение своих общих научных и философских горизонтов и на углубление знаний в поле музыковедения. Более того, следует балансировать работу в границах избранной академической дисциплины с необходимостью расширять общую музыкологическую эрудицию и увеличивать этно-музыкологические знания. Также существует конфликт между сравнительным этно-музыкологическим и культурно-историческим исследованиями с одной стороны, и детальным всесторонним изучением этно-географического поля в другой. Третье разделение-- между углублением теоретической базы знаний и расширением ее эмпирической основы, и наконец, -- между работой кабинетной и полевой» [Квітка 1928a, 82-83]⁵Е

Квитка разработал новую методику полевой работы, теоретические основы этномузыкальной социологии. Ученый исходил из того, что «необходимо фиксировать не только музыкально-поэтический текст произведения, но также характер его исполнения, условия и место бытования, его прикладную и эстетическую функцию и целый ряд других аспектов, позволяющих судить о произведении в наиболее полном и широком контексте его существования» [Банин 1983, 9]. Он писал:

«Нотная запись напева сама по себе не составляет памятника этого искусства, она не дает представления о многом весьма важном в способе исполнения, о настроении участников обряда.

Когда нотами изображается произведение, бытовавшее в обстановке, о которой ни записыватель, ни читающий не имеют отчетливого представления, то есть когда не уяснен социальный смысл комплексного действа, одним из элементов которого является напев, -- нет достаточных данных для понимания психического состояния исполнителей и эстетических воззрений, формировавших народное творчество» [Квитка 1971b, 78].

По словам А. В. Рудневой, Квитка «очень ценил и тщательно записывал народную терминологию, связанную с пением, танцем, игрой на инструментах, изготовлением костюмов, головных уборов и пр.» [Руднева 1973, 368]. Именно Квитка поставил вопрос о необходимости картографирования фактов народной музыки -- один из актуальнейших в современной этномузыкологии.

К. В. Квитку справедливо называют основоположником этномузы- кальной педагогики. Его педагогическая деятельность включала в себя составление программ и тематических планов курса, написание конспектов лекций, индивидуальную работу со студентами и аспирантами, научные консультации. Основу подхода к преподаванию народного творчества Квитка изложил в записке «О составлении пособия для преподавателей музыкального фольклора в высших учебных заведениях» (1937). В ней он ставил задачу активизации научно-исследовательской деятельности в российских вузах [Рукописный фонд (РФ) НЦНМ. Инв001/8]. Выделяя музыкальный фольклор как предмет науки, который «следует изучать исторически», Квитка указывал на необходимость всестороннего, комплексного образования фольклориста-профессионала, считая, что в круг его интересов должны входить география, антропология, история и археология, общее языкознание, история литературы, теория стихосложения и многое другое. В соответствии с этой концепцией Квиткой была подана в ректорат Московской консерватории памятная записка «О преподавании фольклора и музыкального фольклора в высших учебных заведениях Советского Союза (о желательной постановке предмета)» [РФ НЦНМ. Инв001/17. С. 1] Идеи ученого о комплексности этнообразования музыковедов-фольклористов по-лучили воплощение в наши дни с введением в музыкальных вузах специальности «Эт- номузыкология».. Основной пафос этого документа, безусловно, заключен в самом подходе к проблеме -- вывести музыкальнофольклористическое образование в стране на университетский уровень. В российском обществе, по мнению ученого, должны были утвердиться в надлежащей мере знания о народной музыке и соответствующее отношение к ней, умение чувствовать и переживать ее глубинное образнопоэтическое содержание. «Число музыкальных учебных заведений не так велико, -- констатировал Квитка, -- чтобы они могли оказывать такое же количественное, воспитательное воздействие на общество, какое оказывается в тех западных странах, где музыкальное образование распространяется еще и через университеты (и колледжи)» [РФ НЦНМ. Инв001/17. С. 2].

Квитка настойчиво подчеркивал, что преподавать дисциплину «музыкальный фольклор» должен не только ученый-теоретик (лектор), но одновременно и музыкант-практик. Исполнение народной музыки, по мнению Квитки, должно быть не иллюстрированным приложением к неким историко-теоретическим положениям, а основным действием в лекциях, высокое художественное качество которого должно быть обеспечено при любых обстоятельствах. Особое внимание он уделял подготовке к чтению курса лекций, указывая на специфику предмета «Народное творчество» и трудоемкость процесса выбора иллюстративного материала.

Характеризуя Квитку-ученого, Б. С. Луканюк называет его «знатоком устной музыкальной культуры, преданным слугой дела ее признания, а также глубоким мыслителем, блестящим новатором, опережавшим свое время, выразителем идей, ставших „эпохальными открытиями" только после его смерти» [Луканюк 2006, 18].

О том, каким педагогом и человеком был Климент Васильевич, говорят свидетельства его учеников и коллег, сохранивших о нем светлые воспоминания: «Трудно представить себе более мягкого, отзывчивого, незлобивого и незащищенного интеллигента, чем он. <...> Душевная мягкость, боязнь задеть, обидеть собеседника производили на многих впечатление „старомодности". Даже после долгих бесед с Климентом Васильевичем собеседники его часто не подозревали об огромном культурном багаже этого человека, его разносторонней эрудиции, обычно тщательно скрываемых» [Кулаковский 1983, 35, 36].

Для большинства он был «образцом преданности любимому делу» [Владыкина-Бачинская 1983, 26], ставившим превыше всего «бескорыстную заинтересованность наукой», «принципиальность научных убеждений, предельную честность и самокритичность» [Гошовский 1971, 4]. При беспощадной требовательности к самому себе его отличало благожелательное отношение и уважение к чужому мнению, толерантность, готовность пересмотреть свои позиции. Прекрасным обобщением характера жизни и деятельности Климента Васильевича Квитки звучат слова А. Сторожук: «Феномен Квитки -- человека и ученого, в сущности, прост: он служил истине» [Сторожук 1998, 26].