Воспоминания, частная переписка, переводы С.Э. Борткевича: классификация и научный потенциал

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Воспоминания, частная переписка, переводы С.Э. Борткевича: классификация и научный потенциал

Шефова Елена Александровна



Шефова Елена Александровна, кандидат искусствоведения, доцент, доцент кафедры музыкальной подготовки и социокультурных проектов, институт культуры и искусства, Липецкий государственный педагогический университет имени П. П. Семенова-Тян-Шанского (г. Липецк, РФ).

Изучение источников личного происхождения имеет в отечественном музыкознании богатую традицию. Однако зачастую внимание музыковедов уделяется наследию признанных классиков. Между тем в российских и зарубежных архивных фондах хранятся многие тысячи документов не столь известных личностей, анализ текстов которых мог бы расширить наше представление о различных сторонах человеческой жизни. В этой связи перспективным представляется исследование наследия пианиста и композитора русского зарубежья Сергея Эдуардовича Борткевича (1877-1952). В научный оборот вводятся неопубликованные источники личного происхождения.

В статье впервые рассматриваются два варианта воспоминаний («Erinnerungen»), хранящихся в архиве Нидерландского института музыки в Гааге под номерами NMI 040-J1, NMI 040-J2, перевод С. Э. Борткевичем переписки П. И. Чайковского и Н. Ф. фон Мекк («Die seltsame Liebe Peter Tschaikowsky's und der Nadjeschda von Meck»), изданный в 1937 году в Лейпциге.

Пристальное внимание уделяется эпистолярным источникам. На примере переписки композитора с нидерландскими пианистами Хуго ван Даленом и Хелен Мулхоланд определены принципы подхода к эпистолярному наследию композитора, предпринята попытка классифицировать письма. Обосновано обращение к рукописям С. Э. Борткевича, публикация которых существенно обогатит музыковедение и будет способствовать объективной оценке его вклада в отечественную и мировую музыкальную культуру. Намечаются исследовательские подходы для изучения источников личного происхождения.

Ключевые слова: Борткевич, архив, источники личного происхождения, воспоминания, автобиография, композитор, письма, перевод.



MEMORIES, PRIVATE CORRESPONDENCE, TRANSLATIONS OF S.E. BORTKEWICZ: CLASSIFICATION AND SCIENTIFIC POTENTIAL. Shefova Elena Aleksandrovna, PhD in Art History, Associate Professor, Associate Professor of Department of Musical Training and Socio-cultural Projects, Institute of Culture and Art, Lipetsk State Pedagogical P. Semenov-Tyan-Shansky University (Lipetsk, Russian Federation).

The sources research of personal origin has a rich tradition in Russian musicology. However, musicologists, from time to time, pay attention to the heritage of recognized classical musicians. Meanwhile, Russian and foreign archival funds contain many thousands of documents of not so famous personalities, the texts' analysis, which could expand our understanding of various aspects of human life. Thereupon, a legacy research of Sergei E. Bortkewicz (1877-1952), a Russian pianist and composer from abroad, shows promising. For the first time, unpublished sources of personal origin are being introduced into scientific circulation.

For the first time, the article examines two versions of memories (“Erinnerungen”) stored in the archive of the Netherland's Institute of Music in the Hague under the numbers NMI 040-J1, NMI 040-J2, translation of the correspondence by S.E. Bortkewicz between P.I. Tchaikovsky and N.F. von Meck (“Die seltsame Liebe Peter Tschaikowsky's und der Nadjeschda von Meck”), published in 1938 in Leipzig. Careful attention is paid to epistolary sources. Taking the example of the composer's correspondence with Dutch pianists Hugo van Dalen and Helen Mulholland, the principles of the approach to the composer's epistolary heritage were defined and it was an attempt to classify the letters. The appeal to S.E. Bortkiewicz, whose publication will significantly enrich musicology and contribute to an objective assessment of his contribution to domestic and world musical culture. Research approaches are planned to study sources of personal origin.

Keyword: Bortkewicz, archive, sources of personal origin, memories, autobiography, composer, letters, translation.



Источники личного происхождения (мемуары, дневники, письма) композитора в российской традиции закрепили за собой статус обязательного дополнения к его творчеству. Собрания сочинений не обходятся без публикаций, отобранных по тому или иному принципу рукописей автора.

Потребность музыкальной науки предполагает издание манускриптов, которые являются основополагающими для понимания мировоззренческой позиции творческой личности.

«Русская музыкальная культура XX века должна быть услышана и изучена в соединении ее двух некогда насильственно разъединенных частей, отмечала крупный российский исследователь русского зарубежья Л. З. Корабельникова, одним из естественных и перспективных направлений является рассмотрение явлений и судеб произведений русской музыки. Русско-зарубежная часть композиторского наследия остается освоенной крайне недостаточно, как в части исполнения в театре и на концертной эстраде, так и в части изучения недоступность нот, звукозаписей, периодики, малочисленность исследований» [3]. Однако ни рукописи С. Э. Борткевича, ни письма, ни переводы, ни вехи его творческого пути в полном объеме не становились объектом специального внимания российских и зарубежных музыковедов.

Цель исследования состоит в определении направлений работы с документами архивного фонда композитора для повышения эффективности их научного потенциала.

В задачи статьи входит анализ источниковой базы композитора в годы жизни в Берлине (1904-1914; 1929-1933), Харькове (1914-1920), Стамбуле (1922), Вене (1922-1929; 1933-1952), реконструкция архива, характеристика воспоминаний, эпистолярного наследия в плане их изучения, перевода на русский язык и возможной публикации. При анализе эпистолярного наследия композитора использовались общенаучные методы.

Уникальность наследия Сергея Эдуардовича Борткевича (1877-1952) и одновременно «маргинальное» его положение в музыкальном искусстве XX века объясняются тем, что, помимо неизданных опусов, после него остались несколько сотен писем, «Воспоминания» (94 страницы, охватывающие период до 1922 года), а также сокращенный вариант воспоминаний для статьи Хуго ван Далена (15 страниц, датированный 1936 годом), переводы переписки П. И. Чайковского с Н. фон Мекк и А. П. Бородина к Е. С. Бородиной.

Источниковой базой статьи послужили комплексы документальных материалов, составляющих личный фонд Хуго ван Далена (NMI 040) в архиве Нидерландского музыкального института в Гааге: биографические «Erinnerungen», документы о служебной деятельности, в частности, функционирование фонда Bortkiewicz Gemeinde (1947-1973) и переписка с С. Э. Борткевичем (1921-1952).

Личный архив С. Э. Борткевича (NMI 368) включает тридцать одно письмо к пианистке Хелен Малхоланд (1946-1950) [17] и нотные автографы Прелюдий Ор. 66 № 1 и № 3, двух песен «Ich habe Dich gerufen», «Einsamkeit», партитуры Симфоний Ор. 52 № 1 и Ор. 55 № 2.

Отметим крайне скромную меру изучения творчества С. Э. Борткевича. Литература о композиторе, несмотря на свое разнообразие, малосодержательна. А источники личного происхождения в истории музыки не рассматривались вовсе. Исключение составляют работы, авторы которых, ссылаясь на «Erinnerungen», по-своему понимают и трактуют воспоминания [8; 10; 11; 21; 22]. Ценным изданием можно считать «Bortkiewicz recollections, letters and documents» Б. Тадани [23]. Но и эта публикация неполная: в нее не вошли почтовые открытки к ван Далену 1910-1912 годов [19], отдельные письма, хранящиеся в личном архиве В. Калькмана, ссылку на которые дает Т. А. Якубов [11].

Обозначим ещё один серьёзный недочет. Детство, проведенное в Харькове, учеба в Санкт-Петербурге и Лейпциге, преподавательская и концертная деятельность в Берлине, эмиграция в Австрию все эти факты вызывают вопрос о национальной принадлежности композитора, который до сих пор остается дискуссионным. Возможно, возникшие заблуждения могли родиться в том числе от игнорирования архивных источников. В частности, в «Erinnerungen» С. Э. Борткевич, ссылаясь на языковое предпочтение Н. В. Гоголя, окончательно расставляет приоритеты между украинским и русским, подчеркивая, что русская культура исторически выступала в качестве объединяющего начала:

«Я никогда не понимал, почему националисты считали украинский язык независимым и стремились сделать его обязательным для юга России. Нет сомнений, что русский намного богаче и развитее. Величайший писатель украинец Гоголь сочинял на русском языке. Никто не понимал природу и своих земляков лучше, чем он, и все же он писал по-русски, потому что как художник и мыслитель понимал превосходство языка. Было бы смешно, если бы в огромной многонациональной России каждая из национальностей настаивала на приоритете своего языка»1 [23, р. 9].

Парадокс, но С. Э. Борткевич не заботился о сохранности своих рукописей. То, что не погибло в годы гитлеровской оккупации и не было украдено нечистоплотными американскими издателями, уцелело благодаря другу композитора Хуго ван Далену. Новые опусы становились объектом залога: Борткевич передавал ван Далену ноты, а взамен получал определенную сумму и часто «забывал» возвращать. Сергей Эдуардович подшучивал по этому поводу:

«Берлин 27 августа, 1930. Мой дорогой друг! Я отправляю Вам почтой: оркестровые партии для балетной сюиты и “Русские мелодии и танцы”; партитуру для танцев и Рапсодию (переложение для фортепиано);

Вы получите партитуру для балетной сюиты от г. Ратера. Посылаю Вам тематический путеводитель по “Отелло” для герра Вайсбаха. Это мой единственный экземпляр, и я прошу вас вернуть его. Вайсбах известный и превосходный дирижер. Я буду очень рад, если он включит мои произведения в свой репертуар. Пожалуйста, дайте мне знать, как они прозвучали и понравились ли в целом. Мне любопытно. Я очень рад, что у меня появился новый поклонник в Голландии. Я был бы счастлив, если бы, как Чайковский, я встретил бы свою маленькую фрау фон Мекк. Я сочинил “Русскую Рапсодию” первоначально только для левой руки (для Витгенштейна). А чуть позже понял, что могу сделать переложение для двух рук (естественно, с другими пассажами и темпами). Я доволен вашими планами на этот сезон. Жду от Вас новых известий. Приветствую Вас и Вашу дорогую жену. Твой Серж» [23, р. 45].

Источники личного происхождения С. Э. Борткевича можно разделить на несколько групп:

«Erinnerungen» [13] 94 страницы, 1936 год.

«Erinnerungen [12] 15 страниц, копия для Хуго ван Далена.

Переписка [16-19] (не издана).

Переводы С. Э. Борткевича на немецкий язык: переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк [20]; адаптация на немецкий язык писем А. П. Бородина к Е. С. Бородиной (не издано) [23, р. 54]. Иностранные источники представлены в переводе автора статьи.

Прежде чем приступить к рассмотрению рукописей, стоит обратить внимание на языковую стихию С. Э. Борткевича. Несмотря на любовь к русскому языку, о чем свидетельствуют наблюдения композитора относительно литературно-художественного стиля, например, Н. В. Гоголя, А. Н. Островского или Л. Н. Толстого [23, р. 2, 9], он не оставил ни одного документа на родном языке. Этот факт можно объяснить несколькими причинами: почитанием и любовью к великим немцам И. В. Гете [13, р. 1], А. Шопенгауэру, Р. Вагнеру [23, р. 4, 5, 72], годам, проведенным в Лейпцигской консерватории, а также концертной и педагогической деятельностью в Берлине до репатриации в 1914 году. Если все перечисленное можно оправдать юным возрастом музыканта и романтическим знакомством с немецким менталитетом, то существует и другая причина, которая относится к области идеологии, а именно полному неприятию советской орфографической реформы, которая, как считал композитор, имела катастрофические последствия для русской литературы и в целом для культуры XX века:

«<...> Большевики не ограничились захватом власти, убийствами, грабежами, голодомором миллионов людей. Они взялись за реформу русского языка. Например, у нас было три способа обозначения буквы «и»2. Большевики оставили только один. Кроме того, твердый и мягкий знаки в конце многих слов были удалены. Это привело к путанице и отсутствию смысла. Советские тексты, лишенные логики, напоминают мне “современную" атональную музыку <...>» [23, р. 9]. Рассмотрим источники.

1. «Erinnerungen» С. Э. Борткевича хранятся в архиве Хуго ван Далена в Нидерландском музыкальном институте [13]. Это пролинованная тетрадь в девяносто четыре страницы рукописного текста на немецком языке. «Erinnerungen» представляют собой синтетический жанр, в котором определяются черты воспоминаний и автобиографии. Данный документ существует на двух языках немецком (оригинал) и английском (перевод Б. Тадани). Рукопись позволяет судить о С. Э. Борткевиче как о человеке с отличным чувством юмора, которое он сохранял, несмотря на несчастья, преследовавшие его на протяжении всей жизни.

«Erinnerungen» подкупают своей откровенностью, ценными сведениями о современниках композитора. В данном документе для С. Э. Борткевича важно осознание значения исторического времени и собственное свидетельство о нем, причастность к нему. Этим, как человек творческий, он придает значимость своему существованию, отождествляет себя с образами великих мыслителей, музыкантов и поэтов. Неслучайно, как Ф. Лист, С. Э. Борткевич начинает повествование о своем рождении с цитаты И.-В. Гете:

В отца пошел суровый мой

Уклад, телосложенье;

В мамашу нрав всегда живой

И к россказням влеченье3 [13, р. 1].

В основе «Erinnerungen» описание композитором своей жизни до 1922 года. Это единственный автобиографический документ, оставленный композитором. В череде событий, переживаний выражены связность и внутренний смысл собственного существования, прожитое предстает перед нами как оформленное целое: частная жизнь, годы учебы в Харькове у И. И. Слатина (1845 «И» («иже), «i» («десятеричное»), «v» (ижица). Перевод Д. С. Недовича. 1931) и Лейпциге у А. Райзенауэра (1863-1907), увлекательные страницы о приездах в Харьков А. Г. Рубинштейна и П. И. Чайковского Описанные С. Э. Борткевичем события находят свое подтверждение в архивных источниках разных лет: «Южный край» от 14 (26) 17 (30) марта 1893 года; 14 (26) марта 1894 года; 11(24) ноября 1901 года; 21 апреля (4 мая) 1904 года и др.. С пиететом отзывается автор об оперном и, особенно, драматическом театрах родного ему города, в частности о пьесах А. Н. Островского. Поиски последнего в области новой драматургической формы не остались не замеченными современниками писателя. Многозначную суть и большой внутренний потенциал ремарок А. Н. Островского Сергей Эдуардович, едва ли не первым, привнес в музыкальное искусство. В частности, в двенадцати пьесах цикла «Музыкальные картинки по сказкам Г. X Андерсена» Ор. 30 композитор не просто пользуется традиционной музыкально-исполнительской терминологией, но с помощью ремарок выстраивает сюжетную фабулу.

Немало ярких штрихов содержат его описания обликов А. Никиша, А. Н. Скрябина, Э. Дестинн, Поля де Конна, А. К. Лядова. Более четырех страниц рукописи С. Э. Борткевич посвятил своему учителю А. Рейзенауэру:

«Мне доставляло огромное удовольствие слушать, как он просто музицировал за роялем у себя дома. Незабываемые моменты! Это была самая прекрасная игра на рояле, которую я когда-либо слышал. Много лет спустя, во время встречи с фрау Луизой Вольф, вдовой известного концертмейстера и импресарио Германа Вольфа, неожиданно для всех присутствующих в комнате появился 80-летний Теодор Лешетицкий. Он повернулся к знаменитому венскому гостю. Несмотря на свой преклонный возраст, он два часа живо и энергично говорил о музыке и музыкантах. Когда разговор зашел о Ференце Листе, Лешетицкий высказал мнение, что из всех учеников Листа именно Альфред Райзенауэр был самым талантливым, а его игра напомнила игру самого Мастера. Естественно, суждение великого музыканта о моем учителе я слушал с величайшимудовлетворением» [23, р. 15].

В 1911 году композитор посвятил памяти «дорогого учителя Альфреда Райзенауэра» едва ли не лучшие в своем жанре произведения Десять этюдов Op. 15.

В «Erinnerungen» содержатся ценные сведения о музыкальной жизни Санкт-Петербурга и Берлина. Подробно описана благодарная русская публика, дарящая собольи шубы и венчающая лавровыми венками виртуозов. Описание восприятия игры знаменитых музыкантов тяготеет к жанру рецензии:

«Когда речь зашла о Ференце Листе и его учениках, Лешетицкий высказал мнение, что из всех учеников фортепианная игра Альфреда Райзенауэра больше всего напоминает самого Мастера. Единственным пианистом, которого я считал близким к моему учителю в то время, был Эжен д'Альбер. Он был на вершине своего пианистического мастерства и играл с волнующим, можно сказать демоническим чувством. Я и сейчас вижу его: невысокий человек с писклявым голосом, взлетает по высокой лестнице на подиум в зал универмага, легким кивком головы отвечающим на аплодисменты публики. Не успев присесть, он тут же набрасывается на клавиши, словно желает обладать любимой женщиной» [23, р. 15].

Отдельные эпизоды «Erinnerungen» роднят «Воспоминания» с педагогическим трактатом. Ценными представляются, например, размышления о принципах фортепианной игры Т. Лешетицкого, при этом оценочные суждения С. Э. Борткевича в отношении своих пианистических навыков выявляют в нем самокритичного и профессионально требовательного музыканта:

«Мне следовало поехать учиться в Вену к Теодору Лешетицкому для совершенствования своей фортепианной техники, которую я пытался развивать инстинктивно, но только потерял время. Музыкальности и таланту нельзя научиться, но технике можно. Даже врач, который заболел, не всегда может поставить себе точный диагноз. А диагноз Лешетицкого всегда был безошибочен, он занимался с каждым студентом индивидуально. Многие известные пианисты (даже такие знаменитые как Падеревский!) оставляли сцену и возвращались на школьную скамью, дабы научиться потрясающей и, главное, надежной технике» [23, р. 14-15].

В «Erinnerungen» вкратце упоминаются отдельные произведения, в частности, Десять этюдов для фортепиано Ор. 15, Первый фортепианный концерт Ор. 16, Скрипичный концерт Ор. 22, Ноктюрн Ор. 24 № 1 для фортепиано. Подробности создания музыки, перечень созданных опусов, стилистические и жанровые приоритеты в воспоминаниях отсутствуют. Единственное, на чем С. Э. Борткевич акцентирует внимание, так это на времени начала композиторской деятельности, которое, по особому закону романтики, совпало с датой его женитьбы на Елизавете Гераклитовой.

Следующий документ сокращенный вариант «Erinnerungen» [12] представляет краткую автобиографию С. Э. Борткевича, которая легла в основу статьи Хуго ван Далена в голландском журнале.

В ней композитор сухо сообщает биографические подробности от третьего лица:

«Мечта его юности осуществилась: наконец-то он в Германии. С раннего возраста, наряду с Бетховеным, Шубертом, Шуманом, Вагнером и Листом, он питал особую симпатию к Гете, произведения которого впервые прочел на русском языке. Будучи школьником, на карманные деньги приобрел полное собрание сочинений поэта, а также Вагнера и Шопенгауэра! Сейчас же он не только читал Гете в оригинале, но и мог ходить по земле, взрастившей гения. Все было одновременно и ново в этой чужой стране, и в то же время знакомо, благодаря музыке и Гете! Это были незабываемые годы изучения музыки и немецкой культуры. Возможно, он предчувствовал предстоящее изгнание, а потом и обретение второго дома в Германии!» [23, р. 37-38].

В заключение документа композитор представляет обзор сочинений и фамилии издателей, опубликовавших их. Первым издателем, который «открыл его», Сергей Эдуардович называет Д. Рахтера в Лейпциге, в чьем издательстве появилось большинство сочинений. Другие опусы были опубликованы фрау Кистнер (Лейпциг), Х. Литольфом (Брауншвейг), Райсом & Эрлером (Берлин) и Rцzsavцlgyi (Будапешт).

После войны (1941-1945) в одном из писем С. Э. Борткевич просил вернуть ван Далена рукопись, но его просьба осталась неуслышанной [23, р. 48].

Утверждать, что факты биографии композитора полностью замалчивались, было бы несправедливо. Краткие, не всегда достоверные сведения о личности С. Э. Борткевича, начиная с 1909 года, публиковались в зарубежных энциклопедических изданиях. Основой для публикаций все также оставались два варианта «Erinnerungen». В 1971 году сокращенный вариант «Erinnerungen» впервые был опубликован в немецком периодическом издании «Musik des Ostens» (см. [10, с. 10]). Кроме этого, «Erinnerungen» существует в кратком изложении на мемориальном сайте композитора [15]. На современном этапе сложилось мнение, что двум вариантам «Erinnerungen» присуща субъективность, их с трудом можно назвать фактами, на основании которых могут осуществляться выверенные выводы, сведения дают «значительно больше “пищи для души”» [10, с. 12]. Однако позволим себе возразить. Во-первых, жанр источников ориентирован на житийную традицию. Во-вторых, мемуарист представляет себя в своей же собственной памяти, в которой запечатлен уникальный внутренний опыт. Российский историк, специалист в области источниковедения В. А. Сиренов называет источники личного происхождения незаменимыми «для познания личности и не менее достоверными, чем исторические источники» [9, с. 291].

Таким образом, «Erinnerungen» в двух вариантах являются необходимым архивным источником изучения, который не может быть проигнорирован при добросовестном исследовании жизнетворчества композитора.

Эпистолярное наследие С. Э. Борткевича представляет собой один из интереснейших источников личного происхождения. Письма передают язык, свойственный исторической культурной среде, разговорные интонации, мысли, чувства, реакцию на происходящие события. В них угадывается атмосфера времени. Ценность источников определяется контекстом долговременной переписки. А в сочетании с другими источниками она представляется особо информативной. Данный корпус источников не исследован вообще.

На сегодняшний момент письма существуют в двух вариантах. Это манускрипты на немецком языке, хранящиеся в архивных фондах Хуго ван Далена в NMI (шифр 40/392: 1910-1920 (15); 1921-1925 (24); 1926-1930 (42); 1931-1932 (24); 1933-1934 (23); 1935-1936 (28); 1937-1938 (27); 1939-1942 (21); 1943-1947 (20); 1948-1952 (12); письма без даты (32)) [16; 18; 19], и английская версия (перевод переписки с Хуго ван Даленом) Багвана Тадани [23, р. 43-72]. Второй вариант может быть интересен западным историкам музыки, так как Б. Тадани параллельно комментирует социально-историческую ситуацию в России того времени, традиции и привычки русского народа. Мы располагаем двумястами шестьюдесятью восьмью письмами к нидерландским пианистам Хуго ван Далену и тридцать одним к Хелен Малхоланд [17].

Первые дошедшие до нас письма относятся к 1909 году, последние датируются годом смерти композитора. Важно отметить, что переписка, в отличие от «Erinnerungen», продукт реального времени, и поэтому изучение сведений, приводимых в ней, составляет одну из важных задач для исследователя. Кроме того, после 1922 года корреспонденция становится основным источником информации о деятельности композитора.

Рассмотрим переписку с Хуго ван Даленом. Большая часть писем была написана из квартиры С. Э. Борткевича «Blechturmgasse 1/5 Vienna V» и адресована Хуго ван Далену в «H. Zwarderoonstrat 28, Hague, Holland». От первого до последнего письма сохранена последовательность в написании даты, месяца и года. Из стиля писем видно, что С. Э. Борткевич в совершенстве владел немецким языком, обладал энциклопедическими знаниями в области германской культуры.

Дружба С. Э. Борткевича и Хуго ван Далена началась в 1912 году с времени премьеры Первого фортепианного концерта № 1 Ор. 16, совместной деятельности в Klindworth-ScharwenkaKonservatorium и продолжалась до 1952 года с перерывом на шесть лет во время Второй мировой войны [23, р. 64]. Одно из лучших своих сочинений для фортепиано Двенадцать новых этюдов Op. 29 (1924) С. Э. Борткевич посвятил голландскому пианисту.

Дружеские отношение между музыкантами прослеживаются в течение всего времени общения, что подтверждается выбранным типом обрамлений посланий. В письмах 1930-х годов С. Э. Борткевич по-отечески относится к Хуго, называя его «Hugochen» или «Little Hugo». Ван Дален чувствовал себя обязанным С. Э. Борткевичу и нередко одалживал ему значительные суммы денег. В то время как С. Э. Борткевич буквально боролся за выживание (преследование нацистами, война, нищета, голод), ван Дален возмужал, обзавелся семьей и сделал неплохую карьеру пианиста, а позднее и композитора. Однако вскоре отношения друзей стали меняться. Вероятно, ван Далена раздражали назойливые обращения за помощью в преодолении финансовых трудностей. Кроме того, Сергей Эдуардович, считая себя старшим наставником, донимал друга просьбами поделиться первыми композиторскими опытами Хуго.

Любая переписка может совмещать в себе несколько слоев информации. В связи с этим ее структурирование усложняется. Это обстоятельство делает невозможным однозначно классифицировать письма. Этот вопрос в настоящее время остается дискуссионным. Исследованный материал позволяет принять классификацию Л. В. Нижниковой, которая разделяет частные письма по содержательно-тематическому признаку, особенностям оформления текста и типу отношений корреспондентов (интимно-дружеские, лично-деловые и письма с общественно-значимой проблематикой) [5, с. 9]. Остановимся на содержательно-тематическом обзоре писем.

Условно переписку можно разделить на направления: периодизация и хронология творчества, география творчества (места выступлений С. Э. Борткевича в концертных залах и на радио), темы бытового, семейного характера, исполнители, издатели и переводы. Рассмотрим их подробно.

Первая группа периодизация и хронология творчества характеризуется самым большим временным диапазоном. В нее входят такие документы, в которых уточняются биографические данные самого С. Э. Боркевича, названия произведений, номер сочинения, даты осуществления оркестровок произведений, исполнители, отзывы публики. В данной группе содержится информация об утраченных произведениях, в частности, опере «Акробаты» Ор. 50 (21.04.1936; 20.02.1937; 4.04.1938):

«Вена д. 20.II.37

Дорогой Хьюго! Я серьезно беспокоюсь за Вас. Что случилось? Вы не заболели? Как поживает Ваша дорогая жена? Почему Вы не написали мне ни слова о моей опере? Я получил много отзывов от совершенно незнакомых людей, которые поздравили меня с большим успехом. Выступление было действительно превосходным, певцы великолепны, оркестр замечательный. У меня было всего две репетиции, которые я провел уверенно и с настроем, поэтому все прошло хорошо» [23, р. 46].

В существенно большем объеме сохранились письма второй группы, которую, условно, можно назвать географией творчества. Сюда вошла переписка, в которой С. Э. Борткевич сообщает Хуго ван Далену о предстоящих выступлениях. В основном это выступления на радио Кенигсберга (недатированное), Риги (29.10.1929), Берлина, Дрездена, Лейпцига, Мюнхена (14.10.1937; 4.01.1938; 4.01.1938; 31.01.1938), Амстердама (18.01.1938), Белграда (3.06.1939), Вены (17.03.1943; 21.10.1946), Праги (10.03.1948) [23].

Темы бытового, семейного характера эта группа писем в какой-то мере дополняет (не повторяет!) «Erinnerungen». В нее входят, например, предостережения Хуго ван Далена от гастролей в Москве (12.08.1937), портреты соотечественников (12.09.1937), бытовые подробности. Так, в одном из писем (3.06.1946) С. Э. Борткевич повествует о трех чудесах, произошедших с ним и его женой:

«Вена д. 3 июня 1946. <...> Не одно три чуда спасли нашу жизнь. 8 февраля 1945 года от американской бомбы выпал из стены гранитный камень весом 80 кг. В столовой образовалась огромная дыра, а в спальне глыба пробила стену и упала на рояль! И с ним ничего не случилось! Он даже не потерял строй» [23, р. 63].

Нередко темой для переписки становятся сетования на частые болезни жены С. Э. Борткевича, поздравления с рождением внуков Хуго ван Далена (С. Э. Борткевич по-русски ласково называет его «dedushka» (19.10.1937)), с юбилейными датами (09.02.1943) или утешения по поводу кончины матери Хуго ван Далена (21.10.1946), а иногда просто благодарность за присланный какао и сыр (07.03.1940).

Не менее интересны письма, в которых композитор высказывается об исполнителях своих произведений: пианистах, скрипачах, виолончелистах, певцах и дирижерах (10.05.1927; 29.10.1929; 08.05.1937; 01.06.1937; 21.05.1943; 21.10.1946; 27.10.1947; 18.03.1952) [23]. С восторгом композитор упоминает исполнение своего Концерта для левой руки Ор. 28 П. Витгенштейном, который был заказан С. Э. Борткевичу Л. Витгенштейном и долгое время оставался собственностью этой семьи.

Издатели. В письмах приведен перечень сочинений с фамилиями издателей: Anton J. Benjamin, Kistner-Siegel, Simrock, Rahter, Rozsavцlgyi & Co. Список созданного композитором и сведения об издателях позволяют говорить о востребованности творчества композитора. Некоторые опусы С. Э. Борткевич помечает как ms «неопубликованные».

Редкое нежелание издателей печатать произведения С. Э. Борткевича аргументировалось нехваткой бумаги, о чем композитор сообщает Хуго ван Далену в письме от 4 августа 1941 года:

«Бад-Ишль. Вилла Гизела. 4 августа 1941 года. Как и прошлым летом, я нахожусь здесь с женой и собакой и надеюсь остаться здесь еще надолго. Бад-Ишль удивительно красив. Знаменитый педагог Теодор Лешетицкий проводил здесь каждое лето с 1850 по 1913 год, а затем умер. Совсем недавно моя “Lyrica Nova” Op. 59 (Четыре фортепианные пьесы) была опубликована в «Universal Edition of Vienna». Я написал издателям, чтобы они прислали Вам бесплатный экземпляр. Надеюсь, Вы получите его очень скоро?! Моя другая сюита легких фортепианных пьес не была опубликована Н. Зимроком из-за нехватки бумаги <...>» [23, р. 60].

Что же касается переписки с пианисткой и медсестрой «Красного креста» Хелен Малхоланд, то здесь в основном жалобы на бытовые проблемы композитора голод, нищету и болезни. В письмах к «молодой девушке» проявляются существенные черты личности С. Э. Борткевича экспрессивность и чрезмерная откровенность. Очевидно, что на протяжении 1940-50-х годов композитора преследовали серьезные проблемы со здоровьем.



Пример 1

Он практически не сочиняет, так как пытается обустроить быт, поддержать больную жену. Вдохновляет его на создание музыки в это время лишь получение пакетов с одеждой и продуктами от Хелен Малхоланд [17]. В знак благодарности Сергей Эдуардович посвящает ей один из последних своих опусов «Прелюдии» Ор. 66, о чем неоднократно сообщает в корреспонденции.

Таким образом, в эпистолярных источниках содержится уникальная информация, которая, отчасти, может способствовать формированию у исследователя концепции видения проблематики творческого процесса композитора, а также во многом объяснит причины существующей «заброшенности» его произведений.

Переводы. В эмиграции композитор не ограничивается композиторской и преподавательской деятельностью. В 1935 году С. Э. Борткевич начинает работу над переводом переписки П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк, которая вышла в Лейпциге под названием «Die seltsame Liebe Peter Tschaikowsky S und der Nadjeschda von Meck» спустя два года [20]. Нужно отметить, что публикация переписки пришлась на пик потребительского спроса европейцев на переводную литературу. И. С. Алексеева отмечает, что в начале XX столетия спрос на «экзотическую» литературу был огромен, «русские писатели Достоевский, Толстой, Гончаров, Гоголь, Тургенев находят в Западной Европе гораздо больший отклик, чем свои» [1, с. 79]. Тираж «Die seltsame Liebe Peter Tschaikowsky S und der Nadjeschda von Meck» две тысячи двести семьдесят пять штук разошелся мгновенно, о чем композитор сообщает Хуго ван Далену в письме от 17.02.1939 года:

«Вена д. 17. II. 39. Уважаемый Хуго! <...> Моя немецкая книга о Чайковском имела успех. Лейпцигский издатель сегодня написал мне, что 2275 экземпляров были проданы всего за несколько месяцев <...>» [23, р. 56].

Пользуясь современной терминологией, труд С. Э. Борткевича вполне можно отнести к резюмирующему переводу (термин А. И. Алексеевой), самому сложному и трудоемкому виду обработки текста. Композитор аналитически подошел к содержанию переписки из 1200 писем, входящих в русское издание, Сергей Эдуарович перевел не все.

«В основе моего перевода русское издание. Письма, которые сообщают о повседневных вещах, мной были сокращены или опущены на благо целого» [20, s. 10].

Печатный экземпляр выглядит презентабельно: имеет суперобложку, на клапанах которой аннотация и реклама, Предисловие (Geleitwort), Финальный аккорд (Ausklang) и Примечания.

В Предисловии С. Э. Борткевич посвящает читателя в тонкости возникновения переписки, дает краткие биографические данные о жизни Н. Ф. фон Мекк:

«Эти письма, важные и ценные для музыкантов и поклонников великого композитора, невероятно волнуют. Переписка продолжалась тринадцать лет, в течение которых эти два человека знали друг друга только по фотографиям, встретились лишь случайно и никогда не разговаривали друг с другом. Если бы поэт попытался описать подобные отношения, его бы обвинили в неискренности» [20, s. 7].

Финальный аккорд («Ausklang») необходим был С. Э. Борткевичу. В нем композитор заступается за П. И. Чайковского, обвиняемого некоторыми биографами в неблагодарности по отношению к Н. Ф. фон Мекк, анализирует известные факты и приводит свою оценку возникшей напряженности в отношениях двух некогда близких людей и обстоятельства их неожиданного разрыва:

«Детей фон Мекк беспокоили отношения их матери с Чайковским. Ее энтузиазм, преданность ему, безграничная любовь вызывали у них “стыд и отвращение". Кроме того, они знали, что в последние несколько лет Чайковский зарабатывал достаточно денег. Странным представляется тот факт, что госпожа фон Мекк с поспешностью отправила деньги со своим управляющим без всякой на то просьбы Чайковского об авансе» [20, s. 318].

С. Э. Борткевич разбил переписку П. И. Чайковского и Н. Ф. фон Мекк на десятилетия и каждому придумал романтическое название, соответствующее определенному этапу их взаимоотношений:

1876: «Одиночество Надежды фон Мекк находит утешение в музыке Петра Чайковского», 2 письма.

1877: «Надежда фон Мекк с головой погружается в запутанную жизнь застенчивого мастера», 33 письма.

1878: «Их души существуют вместе, но оба избегают личной встречи», 49 писем.

1879: «Надежда не поддается чувству любви и сохраняет сдержанность», 73 письма.

1880: «Надежда остается для “бесконечно любимого друга ” тайным гением», 82 письма.

1881: «Чайковский признается, что обязан своей жизнью Надежде», 45 писем.

1882: «Чем больше Чайковский погружается в свою работу, тем тяжелее для него бремя ответственности», 20 писем.

1883: «Год счастливого творчества, о котором издалека заботятся любящие мысли высокопоставленной женщины», 22 письма.

1884: «Красочные перипетии письма отражают многообразие внутреннего мира», 18 писем.

1885: «Душа художника не успокоилась. Мастер останется в усадьбе “Майданово” надолго», 8 писем.

1886: «На письма Надежды Чайковский отвечает устало и с грустью», 19 писем.

1887: «Воспоминания. Десять лет назад Надежда стала спасительным ангелом», 14 писем.

1888: «Чайковский пленен своим растущим триумфом. Начало его беспокойной жизни», 10 писем.

1889: «Письма мастера, верные голосам его сердца, остаются хроникой его беспокойной жизни», 8 писем.

1890: «Последний год союза душ финал странной любви», 8 писем [20, s. 11-12].

В итоге в издание вошло 411 писем. Перевод С. Э. Борткевича показал одаренность, музыкальную и филологическую образованность, высокий творческий потенциал. Его внутритекстовые комментарии (нотные примеры, переводы писем к П. И. Юргенсону, А. И. и М. И. Чайковским) придали тексту максимальную ясность, доступность и точность. Так, например, в письме от 17 февраля / 1 марта 1878 года П. И. Чайковский сообщает Н. Ф. фон Мекк тайную программу своей Четвёртой симфонии Ор. 36. В переводе описанию каждой из четырех частей сопутствуют нотные примеры.

С. Э. Борткевич в переводе не мог обойти вниманием важное и примечательное событие 14 августа 1879 года первую и единственную за все время отношений П. И. Чайковского и Н. Ф. фон Мекк случайную встречу, «столкновение лицом к лицу» [7, с. 127], о чем Петр Ильич написал в письме от 15 августа брату Анатолию5.

«Симаки, 13 августа. Простите меня, Надежда Филаретовна, за мою невнимательность. Я не рассчитал время и встретился с Вами совершенно неожиданно. Я сожалею, что вопросы Милочки о том, почему таинственный отшельник Симаков не посещал Вас, вызовут у Вас новые затруднения» [20, s. 137].

Внутритекстовый комментарий содержит дополнения, уточнения, подтверждения собственного варианта перевода, свидетельствующего о стремлении С. Э. Борткевича следовать оригиналу текста.

Отсутствует в русском издании мелодическое приложение к письму от 2 июня 1881 года. «Mit diesem Brief sendet Tschaikowsky ein Musikstьck mit dem Text aus Dantes Divina Commedia: “Nessun maggior dolore che ricordarsi del tempo felice nella miseria”» [20, s. 227-228]:

Пример 2

Отметим недочеты перевода. С. Э. Борткевич избегает использования общедоступных формул установления контакта практически во всех письмах опускает приветствия, обращения и завершения, вследствие чего от читателя ускользает характер отношений источника и реципиента. Несовпадение дат некоторых писем можно расценить как невнимательное прочтение текста оригинала.

Рамки статьи не позволяют отметить все нюансы перевода, но стоит отметить тот факт, насколько С. Э. Борткевич, как творческая личность, передал в тексте образ «самого странного союза душ» [20, s. 7]. Создал свой перевод на основе тонкого проникновения в мировоззренческую систему некогда двух загадочных личностей.

Издание «Die seltsame Liebe Peter Tschaikowsky S und der Nadjeschda von Meck» в музыкальном мире Европы создало прецедент: в 1939 году Хуго ван Дален издает свой труд «Tschaikowsky en Tolstoi» с посвящением С. Э. Борткевичу (см. [6]).

Судьба перевода С. Э. Борткевичем писем А. П. Бородина к Е. С. Бородиной довольно запутанная. В письме от 4 апреля 1938 года композитор лишь вскользь упоминает об этом:

«Мой дорогой друг! По той же почте вы получите мой перевод и адаптацию писем Александра Бородина, в которых он рассказывает своей жене о путешествии в Германию и о частых визитах к Мастеру Ференцу Листу в Веймар. Разве это не увлекательно? Старые добрые времена и какие великие люди!!!» [23, р. 54].

По просьбе ван Далена С. Э. Борткевич перевел на немецкий язык несколько писем А. П. Бородина к жене от 28 июня, 3, 12 и 18 июля 1877 года, в которых композитор подробно описывает свою поездку в Веймар к Ф. Листу Впоследствии они легли в основу публикации «Воспоминания о Ф. Листе».. Позднее ван Дален перевел переписку на голландский язык и публиковал статьи поочередно в журнале, друг за другом под названием «Alexsander Borodin's bezoek aan Frans Liszt te Weimar» Подробно см.: Olga de Kort Franz Liszt in Weimar De herinneringen van Aleksandr Borodin in de eerste Nederlandse vertaling van Hugo van Dalen. Tijdschrift van de Franz Liszt Kring, 2016. S. 52-60..

Таким образом, собрание источников личного происхождения композитора русского зарубежья С. Э. Борткевича уникальный памятник русской мемуарной и эпистолярной традиций.

Отметим, что изучение всего корпуса документов С. Э. Борткевича откроет перспективные направления в изучении творческого феномена композитора.

К ним можно отнести ряд проблем историографического и хронологического характера, периодизации творческой деятельности, а также особенности создания произведений и историю интерпретаций.



Литература

1. Алексеева И. С. Введение в переводоведение. М.; СПб.: ACADEMIA, 2004. 352 с.

2. Бородин А. П. Письма: полное собрание, критически сверенное с подлинными текстами. М.: Музык. сектор, 1936. 314 с.

3. Корабельникова Л. З. Отзыв на автореферат диссертации Шефовой Е. А. Поэтика фортепианного детского альбома в творчестве композиторов русского зарубежья. [Скан-копия]. М., 2015. 1 с.

4. Корабельникова Л. З. Судьбы русского музыкального зарубежья // Русская музыка и ХХ век. М.: Гос. ин-т искусствознания, 1998. С. 801-817.

5. Нижникова Л. В. Письмо как тип текста: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Одесса, 1991. 17 с.

6. О. де Корт. Русская музыка в музыковедении Нидерландов 1920-1930-х годов: формирование восприятия, первые публикации, документы и источники // Новые документы по истории искусствознания: XX век: мат-лы Междунар. науч. конф. СПб.: Рос. ин-т истории искусств, 2017. С. 185-192.

7. Познанский А. Н. Чайковский. М.: Вита Нова, 2010. 225 с.

8. Резник А. Л. Творческий путь и фортепианное наследие С. Э. Борткевича: дис. . канд. искусствоведения. Нижний Новгород, 2017. 240 с.

9. Сиренов В. А., Твердюкова Е. Д., Филюшкин А. И. Источниковедение: учебник для академического бакалавриата. М.: Юрайт, 2015. 396 с.

10. Чередниченко О. В. Фортепианное творчество С. Борткевича в свете классико-романтической традиции: дис. канд. искусствоведения. Харьков, 2008. 297 с.

11. Якубов Т. А. Концепти періодизації творчості Сергія Борткевича: історіографія та новий погляд Українське музикознавство. Київ, 2019. С. 49-70.

12. Bortkiewicz S. Erinnerungen // NMI 040-J1. Wien, 1936. 15 p.

13. Bortkiewicz S. Erinnerungen [Мanuscript] // NMI 040-J2. Wien, 1936. 94 p.

14. Bortkiewicz S. Erinnerungen // Musik des Ostens. 1971. Bd. 6. S. 136-169.

15. Bortkiewicz S.: his life and music [Электронный ресурс]. URL: https://sergeibortkiewicz.com (дата обращения: 15.01.2020).

16. Bortkiewicz Sergei [Мanuscript] // NMI 040 392 (f) Wien, 1911-1914. 14 р.

17. Bortkiewicz Sergei zu Helene Mulholland [Мanuscript] // NMI 368/С-01 031. Wien, 1946-1951. 65 р.

18. Bortkiewicz Sergei mit Hugo van Dalen [Мanuscript] // NMI 040-392 [с]. Wien, 1910-1914. - 4 p.

19. Bortkiewicz Sergei mit Hugo van Dalen [Мanuscript] // NMI 040-392 [f]. Wien, 1910-1912. - 14 p.

20. Die seltsame Liebe Peter Tschaikowsky's und der Nadjeschda von Meck / nach dem Originalbriefwechsel Peter Tschaikowskys mit Frau Nadjeschda von Meck aus dem Russischen ьbersetzt von Sergei Bortkiewicz. Leipzig: Hase und Koehler, 1938. 319 s.

21. Encyclopйdie de la musique. Paris, 1958. Т 1. P. 434.

22. Feldmann R. Musikwissenschaftliche Anmerkungen zu Sergej Bortkiewicz // Musik des Ostens. 1971. Bd. 6. - S. 170-184.

23. Thadani B. Sergei Bortkiewicz. Recollections, Letters and Documents. Winnipeg: Cantext publications, 2001. - 81 р.



References

1. Alekseeva I.S. Vvedenie v perevodovedenie [Introduction to Translation Studies]. Moscow; St. Petersburg, ACADEMIA Publ., 2004. 352 p. (In Russ.).

2. Borodin A.P. Pis'ma: polnoe sobranie, kriticheski sverennoe s podlinnymi tekstami [The letters: a complete collection critically verified with authentic texts]. Moscow, Music Sektor Publ., 1936. 314 p. (In Russ.).

3. Korabelnikova L.Z. Otzyv na avtoreferat dissertatsii Shefovoy E.A. Poetika fortepiannogo detskogo al'boma v tvorchestve kompozitorov russkogo zarubezh'ya [The poetics of a children 's piano album in the works of composers of Russian foreign countries], Moscow, 2015. 1 p. (In Russ., unpublished).

4. Korabelnikova L.Z. Sud'by russkogo muzykal'nogo zarubezh'ya [The fate of the Russian musical abroad]. Russkaya muzyka i XX vek [Russian music and the twentieth century]. Moscow, State Institute for Art Studies Publ., 1998, pp. 801-817. (In Russ.).

5. Nizhnikova L.V Pis'mo kak tip teksta: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk [Letter as a type of text. Author's abstract PhD in philosophy]. Odessa, 1991. 17 p. (In Russ.).

6. O. de Kort. Russkaya muzyka v muzykovedenii Niderlandov 1920-1930-kh godov: formirovanie vospriyatiya, pervye publikatsii, dokumenty i istochniki [Russian music in musicology of the Netherlands of the 1920s 1930s: the formation of perception, first publications, documents and sources]. Novye dokumentypo istorii iskusstvoznaniya: XX vek [New documents on the history of art history: the twentieth century]. St. Petersburg, Russian Institute of Art History Publ., 2017, pp. 185-192. (In Russ.).

7. Poznanskiy A.N. Chaykovskiy [Tchaikovsky]. Moscow, Vita Nova Publ., 2010. 225 p. (In Russ.).

8. Reznik A.L. Tvorcheskiy put' i fortepiannoe nasledie S.E. Bortkevicha: dis. ... kand. iskusstvovedeniya [Creative Path and Piano Heritage S.E. Bortkewicz. Author's abstract of diss. PhD in Art History]. Nizhny Novgorod, 2017. 240 p. (In Russ.).

9. Sirenov VA., Tverdyukova E.D., Filyushkin A.I. Istochnikovedenie [Istochnikovedenie]. Moscow, Yurayt Publ., 2015. 396 p. (In Russ.).

10. Cherednichenko O.V Fortepiannoe tvorchestvo S. Bortkewicza v svete klassiko-romanticheskoy traditsii: dis. ... kand. iskusstvovedeniya [The piano work of S. Bortkewicz in the light of the classic-romantic tradition. Author's abstract of diss. PhD in Art History]. Kharkov, 2008. 297 p. (In Russ.).

11. Yakubov T.A. Kontsepty periodizatsiп tvorchosti Sergiya Bortkevicha: istoriografya ta noviy poglyad Ukraпns'ke muzikoznavstvo [Concepts of the Periodization of Creativity of Sergei Bortkevich: Historiography and a New Look Ukrainian Musicology]. Kiev, 2019, pp. 49-70. (In Ukr.).

12. Bortkiewicz S. Erinnerungen. NMI040-J2. Vein, 1936. 15 p. (In Germ., unpublished).

13. Bortkiewicz S. Erinnerungen. NMI 040-J1. Vein, 1936. 94 p. (In Germ., unpublished).

14. Bortkiewicz S. Erinnerungen. Musik des Ostens, 1971, bd. 6, pp. 136-169. (In Germ).

15. Bortkiewicz S. His life and music. (In German). Available at: https://sergeibortkiewicz.com (accessed 15.01.2020).

16. Bortkiewicz Sergei. NMI 040 392 (f). Vein, 1911-1914. 14 p. (In Germ., unpublished).

17. Bortkiewicz Sergei zu Helene Mulholland. NMI 368/C-01 031. Vein, 1946-1951. 65 p. (In Germ., unpublished).

18. Bortkiewicz Sergei mit Hugo van Dalen. NMI 040-392 [c]. Vein, 1910-1914. 4 p. (In Germ., unpublished).

19. Bortkiewicz Sergei mit Hugo van Dalen. NMI 040-392 [f]. Vein, 1910-1912. 14 p. (In Germ., unpublished).

20. Die seltsame Liebe Peter Tschaikowsky's und der Nadjeschda von Meck. Nach dem Originalbriefwechsel Peter Tschaikowskys mit Frau Nadjeschda von Meck aus dem Russischen ьbersetzt von Sergei Bortkiewicz. Leipzig. Hase und Koehler, 1938. 319 s. (In Germ.).

21. Encyclopйdie de la musique. Paris, 1958, vol. 1, p. 434. (In Fren.).

22. Feldmann R. Musikwissenschaftliche Anmerkungen zu Sergej Bortkiewicz. Musik des Ostens, 1971, bd. 6, p. 170-184. (In Germ.).

23. Thadani B. Sergei Bortkiewicz. Recollections, Letters and Documents. Winnipeg, Cantext publications, 2001. 81 p. (In Engl.).

Размещено на Allbest.ru

...