Особенности государственного террора в Карельском приграничье 1920-х — первой половины 1930-х годов

страшные картины массового голода в Карелии Там же. Л. 166--167. Подробнее см.: Репухова О. Дело о контрреволюционном заговоре в Карелии в 1932--1933 гг. («Заговор финского генштаба») // Корни травы: сб. статей молодых историков. М., 1996. С. 35--44; Такала И. Р. Национальные операции ОГПУ/НКВД в Карелии // В семье единой: Национальная политика партии большевиков и ее осуществление на Северо-Западе России в 1920--1950-е годы. Петрозаводск, 1998. С. 176--179..

Как видим, в условиях социально-экономического и политического кризиса начала 1930-х гг. власти потребовались уже достаточно широкие устрашающие акции, которым в приграничных регионах вполне уместно было придать шпионскую окраску. В значительной степени также можно охарактеризовать и мероприятия середины 1930-х гг. по очистке 22-километровой погранполосы КАССР «от кулацкого и антисоветского элемента» (апрель 1935 г.) и последовавшую затем паспортизацию жителей 50 километровой погранзоны НА РК. Ф. П-3. Оп. 65. Д. 6. Л. 3--7, 11. Пограничная полоса шириной 50 км для Карелии была установлена Постановлением СНК СССР от 19.03.1935 и закреплена приказом НКВД № 105 от 4.05.1935.. Следует отметить, что понятие 22-километровой зоны здесь было достаточно условным. Еще с конца 1920-х гг. статус пограничной полосы имели полностью территории семи приграничных районов Карелии НА РК. Ф. Р-690. Оп. 1. Д. 129. Л. 18., из которых и осуществлялись массовые высылки. Точные цифры до сих пор не известны, но очевидно, что жертвами этих операций стали несколько тысяч человек. Только за два дня, 24--25 апреля 1935 г., с полосы действия 1-го (Ухтинского) и 3-го (Петрозаводского) погранотрядов было выселено 275 семей общей численностью 1433 человека Чухин И. И. Карелия--37. С. 27.. Специальными эшелонами людей отправляли в Сибирь, разрешив взять с собой лишь самое необходимое и двухмесячный запас продовольствия.

В результате всех этих мер численность населения приграничных территорий значительно сократилась, без рабочих рук остались многие колхозы национальных карельских районов. Обезлюдевшие земли власти пытались заселить более «благонадежным контингентом»: взамен разрушенных в погранзоне начинают строить т. н. красноармейские колхозы, куда на работу направлялись демобилизованные из армии солдаты НА РК. Ф. П-3. Оп. 65. Д. 6. Л. 12--21. То же самое происходило и в других приграничных регионах (см.: Сталинские депортации. 1928--1953. С. 789--798), но мы бы не стали связывать эту акцию в Карелии с этническими чистками. Да и стать «символом советской ксенофобии» (Мартин Т. Империя положительной деятельности. Нации и национализм в СССР, 1923--1939. М., 2011. С. 442) красноармейским колхозам было не суждено.. Начало строительства красноармейских колхозов относится в Карелии к 1931 г., в 1935 г. их было уже десять в пяти пограничных районах. Они влачили жалкое существование из-за нехватки средств и постоянной текучки -- люди из них разбегались, не получив обещанного жилья и причитающихся за переселение денег. Надзирающие органы с тревогой отмечали, что никакого политического и экономического эффекта от этих колхозов нет, скорее наоборот, -- происходит дискредитация самой политической идеи их создания НА РК. Ф. П-3. Оп. 3. Д. 314. Л. 20--24..

Присутствие в республике пусть и небольшой, но очень влиятельной финской ирреденты, конечно, не могло остаться без внимания органов безопасности. По мере роста финского населения Карелии интерес к иммигрантам, большинство из которых, цитируя сводки ГПУ, являлись «элементом неблагонадежным», нуждавшимся в постоянной «разработке» НА РК. Ф. Р-689. Оп. 1. Д. 8/81. Л. 178--179., возрастал. Прежде всего, это касалось перебежчиков из Финляндии, причем так в документах зачастую называли всех, кто нелегально переходил советско-финляндскую границу, то есть и красных финнов, и финских крестьян, спасавшихся от голода, и карельских беженцев, и русских эмигрантов. До середины 1920-х гг. фильтрация перебежчиков была, как правило, операцией непродолжительной, после чего людей оставляли на жительство в Советской России. Постепенно проверка ужесточалась. С 1925 г. делами перебежчиков занимался специальный Комитет, в состав которого входили первые лица республики, в 1929 г. проверка полностью была передана в ведение ОГПУ Архив УФСБ по РК. Ф. СДП, п/ф КРО. Оп. 1. П. 20. Л. 1--103..

Ситуация серьезно осложнилась в начале 1930-х гг. В результате экономического (а отчасти и политического) кризиса в Финляндии начиная с 1930 г. большие группы людей, спасаясь от голода и безработицы, самостийно переходили финляндско- советскую границу на всем ее протяжении. Определенную роль сыграла в этом и пропагандистская компания, развернутая карельским руководством и финляндскими коммунистами в связи с политикой вербовки рабочих кадров в республику. По сведениям финских властей, широкая волна самостийных переходов советско- финляндской границы началась летом 1931 г. и к ноябрю в СССР ушло 1,5--2 тысячи человек. В сентябре 1932 г. число эмигрировавших на восток достигло 10 тысяч человек, а в январе 1933 г. газеты писали уже о 12 тысячах тайных перебежчиков UMA. 22 K Neuvostoliittoon salatein menneet suomalaiset.. По оценкам исследователей, всего в начале 1930-х гг. в СССР эмигрировало из Финляндии 12--15 тысяч человек Kostiainen A. Loikkarit. Helsinki, 1988. S. 57--64.. В российских документах начало массового наплыва финперебежчиков датируется 1930 г. По сведениям Главного управления погранвойск СССР, за 1930-- 1934 гг. на советско-финляндской границе было задержано 12 950 нарушителей Пограничные войска СССР. 1929--1938: сб. документов и материалов. М., 1972. С. 8.. Сколько человек благополучно пересекло границу, минуя погранзаставы, остается неизвестным.

Эта категория иммигрантов сразу же попадала в карантинные лагеря ОГПУ, откуда после проверки людей направляли на работу в различные регионы Союза или в систему ГУЛАГа. После 1932 г. большую часть перебежчиков оставляли работать в непограничных районах Карелии и Ленинградской области. В отличие от красных финнов и североамериканских переселенцев В начале 1930-х гг. в Карелию по вербовке приехало около 6,5 тысяч финнов из США и Канады. Подробнее см.: Golubev A., Takala I. The Search for a Socialist El Dorado: Finnish Immigration to Soviet Karelia from the United States and Canada in the 1930s. East Lansing, MI, 2014. финперебежчики оказались в самых худших условиях, мало отличимых от лагерных. Они жили в специальных поселках, находились под постоянным контролем ГПУ, не имели документов, не могли самостоятельно покидать место работы. Практически все, вне зависимости от профессии, использовались на тяжелых строительных, лесозаготовительных, горнорудных работах Подробнее: Такала И. Р. Финны в Карелии и в России. С. 54--61.. Попытки вернуться обратно в Финляндию приводили к тому, что люди оказывались уже в настоящих лагерях.

Красные финны и североамериканские переселенцы тоже не остались без внимания, под наблюдение компетентных органов попадали и люди, занимавшие достаточно высокие номенклатурные должности, причем фиксировался чуть ли не каждый вздох человека НА РК. Ф. Р-689. Оп. 1. Д. 8/81. Л. 28--29, 178--179; НА РК. Ф. П-16. Оп. 1. Д. 904, 978, 980 и др. Следует отметить, что с не меньшим интересом за соотечественниками пытались следить и в ведомстве Эско Риекки (начальник финской сыскной полиции в 1923--1938 гг.). См., например: KA. EK-Valpo 1. 22, 27--30; UMA. 34, 100:89 и др.. Впоследствии материалы, собранные районными отделениями ГПУ, легли в основу дел против «финских буржуазных националистов». Аресты по обвинению в шпионаже среди финнов-иммигрантов начинаются уже в 1920-е гг. Среди финперебежчиков, находившихся в самом отчаянном положении, они проводились регулярно Такала И. Р. Финны в Карелии и в России. С. 71--83..

Тем не менее основным контингентом, разрабатываемым органами безопасности по подозрению в контрреволюционной деятельности и шпионаже, вплоть до середины 1930-х гг. продолжало оставаться местное коренное население, что свидетельствовало о главном назначении репрессивных акций властей -- борьба с недовольными режимом. В качестве «пятой колонны» позиционировалась не финская ирредента, а практически все карельское население погранрайонов. «Очищение» погранполосы от «неблагонадежных элементов» было, помимо прочего, и своеобразным способом избавления от проблем, которые власти не могли решить, -- бесперебойное снабжение хлебом приграничья, налаживание быта населения, создание рабочих мест, развитие кооперативной торговли, дорожное строительство и т. д. Вопросы формирования надежного, с точки зрения властей, контингента приграничья пытались решать при помощи переселенцев из других регионов России.

Граница на замке

Таким образом, специфика карельского приграничья заключалась в превалировании финского шпионского дискурса в репрессивной политике советской власти, а также в размахе «антишпионских» акций органов безопасности, практиковавшихся задолго до Большого террора и направленных, в первую очередь, на местное карельское население. Дело о «Заговоре финского генштаба» по числу репрессированных оказалось на втором месте в СССР после дела Наркомата земледелия (6 тысяч человек). Кроме того, с 1929 по 1936 г. 3-й отдел НКВД АКССР (борьба со шпионажем) произвел 1719 арестов Архив УФСБ по РК. Ф. СДП, п/ф. КРО. Оп. 1. П. 42. Л. 171--174..

Конечно, финская разведка вела работу на территории Карелии См.: Turvallisuuspoliisi 75 vuotta. Helsinki: Painekeskus Oy, 1994; Kosonen M. Raja railona aukea, tiedustela Neuvosto-Karjala 1920--1930-luvulla. Joensuu: Joensuun Yliopistopaino, 2001; Лайдинен Э. П., Веригин С. Г. Финская разведка против Советской России. Петрозаводск, 2004; Elfvengren E., Laidinen E. P. Vakoilua itarajan takana. Yleisesikunnan tiedustelu Neuvosto- Karjalassa 1918--1939. Juva, 2012.. Финляндские спецслужбы тесно сотрудничали со спецслужбами Швеции, Германии, Англии, Латвии, Эстонии, Польши. По данным некоторых исследователей, всего с 1918 по 1939 г. по заданию финских спецслужб в СССР было направлено 326 человек, многие из них годами ходили через границу Лайдинен Э. П., Веригин С. Г. Финская разведка против Советской России. С. 175..

В Советскую Карелию за тот же период было отправлено 135 агентов, на 80 % состоявших из карбеженцев. Пик их деятельности пришелся на 1921--1927 гг., а затем интенсивность забросок резко снижается. Вывод Э. Эльфвенгрена и Э. Лайдинена, приводящих эти цифры, о том, что карельское ГПУ и контрразведка успешно решили поставленную перед ними задачу, ликвидировав разведывательные ячейки финляндских спецслужб и предотвратив создание устойчивой агентурной сети в Советской Карелии Elfvengren E., Laidinen E. P. Vakoilua itarajan takana. Yleisesikunnan tiedustelu Neuvosto-Karjalassa 1918-- 1939. С. 306--307. Авторы отмечают, что их данные являются приблизительными., звучит несколько странно. Действительно, в начале 1930-х гг. северо-западная граница СССР перестает быть прозрачной, хотя и не непроницаемой. Но снижение забросок уже в конце 1920-х гг., скорее, объясняется тем, что к этому времени все желавшие карельские беженцы вернулись домой. К тому же в предыдущей книге Э. Лайдинена в соавторстве с С. Веригиным приводятся сведения, что органы безопасности СССР начиная с 1919 г. ежегодно арестовывали по 1--2 агента финских спецслужб, а всего за 1918--1939 гг. было арестовано 35 агентов Лайдинен Э. П., Веригин С. Г. Финская разведка против Советской России. С. 219. Данные тоже названы приблизительными.. Судя по контексту, это из числа всех заброшенных в СССР, т. е. агентура финляндской охранки была выявлена менее чем на 11 %.

Разведывательная деятельность финнов не шла ни в какое сравнение с активной работой советской разведки на территории Финляндии, которая велась в том числе и при помощи финских коммунистов-подпольщиков. В 1933 г., например, Центральная сыскная полиция задержала около 3 тысяч человек, подозреваемых в шпионаже, из которых 516 человек были судами признаны виновными в государственной измене Rislakki J. Maan alla. Helsinki, 1985. S. 166.. Линии нелегальных переходов границы продолжали активно действовать до середины 1930-х гг. Сортавальский подотдел сыскной полиции, например, сообщал осенью 1933 г., что с границы потоком поступают сведения о встречах агентов ГПУ, о переходах через границу, чему противодействовать невозможно, так как силы полиции невелики Рупасов А. И., Чистиков А. Н. Советско-финляндская граница. С. 139..

Если об этапной деятельности коммунистов Сыскной полиции удавалось получать информацию, то в очень незначительной степени она могла препятствовать работе этапов, которыми пользовались ГПУ, штаб РККА и разведотделы Ленинградского военного округа. Понимая, что закрыть наглухо границу невозможно, некоторые приграничные отделы предлагали ограничить размах деятельности разведки противника, очистив пограничную территорию от политически опасных элементов Там же. С. 140.. Но в этом финские органы безопасности уж никак не могли соперничать с советскими. Постепенное усиление в течение 1930-х гг. непроницаемости границы с советской стороны (путем массовых репрессий, высылки населения из приграничных районов, строительства заграждений из колючей проволоки и т. д.) повлекло за собой значительное сокращение вообще переходов границы, что дало, наконец, финским компетентным органам возможность сделать вывод: на границе никто, коме представителей КПФ и ОГПУ-НКВД, появиться не может Там же..

Явный спад хождений финских коммунистов через границу был зафиксирован Центральной сыскной полицией с 1935 г. Там же. Это вполне объяснимо -- в Карелии разворачивалась борьба с «финским буржуазным национализмом», в результате которой финляндской компартии советскими органами безопасности был нанесен урон, не сопоставимый с деятельностью финской охранки Подробнее: Takala I. Suomen kommunistinen puolue ja Karjala 1930-luvulla // Carelia. 1994. № 9. S. 136-- 147; Такала И. Р. Национальные операции ОГПУ/НКВД в Карелии // В семье единой: Национальная политика партии большевиков и ее осуществление на Северо-Западе России в 1920--1950-е годы. Петрозаводск, 1998. С. 161--206.. Тогда же ослабевает и поток финперебежчиков, пытавшихся вернуться на родину. Финляндские власти старались способствовать этому процессу и вести учет возвращенцев См., например: UMA. 22 K -- Neuvostoliittoon salatein menneet suomalaiset; Aj:1 -- Pietarin paakonsulinviraston kortisto henkiloista, jotka salateitse siirtyivat Suomesta Venajalle 1932--1938; Loikkarit (kortisto).. По оценкам сыскной полиции, с 1930 г. по 15 августа 1936 г. в Финляндию нелегально вернулось из СССР 2014 человек. Позже их количество сократилось и не превысило 30 человек Rislakki J., Lahti-Argutina E. Meilla ei kotia taalla: suomalaisten loikkareiden joukkotuho Uralilla 1938. Helsinki: Otava, 1997. S. 219; Kostiainen A. Loikkarit. S. 206.. Советской погранохраной и органами безопасности за 1929--1938 гг. было задержано 1128 человек, пытавшихся нелегально вернуться на родину НА РК. Ф. П-3. Оп. 5. Д. 276. Л. 49..

Данные по разведывательной деятельности финских спецслужб в Карелии, приведенные Э. Эльфвенгреном и Э. Лайдиненом, позволяют сделать вывод о том, что, вопреки мнению ОГПУ, лишь ничтожная доля карбеженцев была завербована финской разведкой. Столь же незначительны сведения о шпионах среди финперебежчиков и в 1930-х гг. Центральная сыскная полиция под видом перебежчиков отправила в СССР примерно 6 агентов Лайдинен Э. П., Веригин С. Г. Финская разведка против Советской России. С. 195.. Даже если эти данные были в несколько раз выше (что вполне вероятно), действия советских карательных органов следует считать абсолютно неадекватными реальности. Большой террор ожидался еще впереди, а в приграничье уже происходит его институционализация.

В современной исторической литературе о сталинизме оказалось весьма востребованным слово «инкубатор». Рональд Суни назвал СССР инкубатором наций, Йорг Баберовский определил НЭП как инкубационный период сталинизма, для Джефри Брукса инкубатором групповой идентичности стала газета «Правда». Продолжая линию, мы бы назвали рубеж 1920--1930-х гг. инкубационным периодом Большого террора, а советское приграничье -- своего рода полигоном для поиска и испытания способов воздействия крепнущего сталинизма на сопротивляющееся ему общество.

Список литературы

1. 10 лет Советской Карелии. -- Петрозаводск: Типография им. П. Ф. Анохина, 1930. -- 297 с.

2. Верт Н. Террор и беспорядок. Сталинизм как система. -- М.: РОССПЭН, 2010. -- 444 с.

3. Гаман-Голутвина О. В. Политические элиты России: Вехи исторической эволюции. -- М.: РОССПЭН; АНО, 2006. -- 415 с.

4. Голубев A. B. «Если мир обрушится на нашу Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920--1940-е гг. -- М.: Кучково поле, 2008. -- 381 с.

5. Голубев А. В. Советское общество и «военные тревоги» 1920-х годов // Отечественная история. -- 2008. -- № 1. -- С. 49--53.

6. Илюха О. П. Советские границы в учебно-воспитательных текстах сталинского времени // Границы и контактные зоны в истории и культуре Карелии и сопредельных регионов. -- Петрозаводск: КарНЦ РАН, 2008. -- С. 205--213.

7. Историография сталинизма: сб. ст. / под ред. Н. А. Симония. -- М.: РОССПЭН, 2007. -- 478 с.

8. Кауппала П. Формирование и расцвет автономной Советской Карелии, 1918-- 1929. Забытый успех раннесоветской национальной политики // Ab Imperio. -- 2002. -- № 2. -- С. 309--336.

9. Кен О. Н. Мобилизационное планирование и политические решения (конец 1920х -- середина 1930-х гг.). -- СПб: Изд-во Европейского университета, 2002. -- 469 с.

10. Килин Ю. М. Карелия в политике Советского государства, 1920--1941 гг. -- Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1999. -- 275 с.

11. Костылев Ю. С. Лексические средства создания образа врага (на примере текстов советской массовой печати 1919--1953 гг., освещающих локальные и региональные конфликты): автореф. дис. ... канд. филол. наук. / Урал. федер. ун-т им. первого Президента России Б. Н. Ельцина. -- Екатеринбург: [б. и.], 2012. -- 19 с.

12. Красная Карелия: сб. -- Петрозаводск: Издание Наркомюста АКССР, 1925. -- 306 с.

13. Кропачев С. А., Кринко Е. Ф. Потери населения СССР в 1937--1945 гг.: масштабы и формы. Отечественная историография. -- М.: РОССПЭН, 2012. -- 349 с.

14. Лайдинен Э. П., Веригин С. Г. Финская разведка против Советской России. -- Петрозаводск: РИФ, 2004. -- 293 с.

15. Лассан Э. Р. Дискурс Большого террора: риторические средства и «лингвистический терроризм» // История сталинизма: Жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. -- М., 2012. -- С. 166--176.

16. Левкоев А. А. «Правильная политика». Крестьянский фон политики финляндского коммунистического руководства Советской Карелии в 1920-е гг. // Национальная государственность финно-угорских народов северо-западной России (1917--1940). -- Сыктывкар, 1996. -- С. 23--28.

17. Левкоев А. А. Финляндская коммунистическая эмиграция и образование карельской автономии в составе РСФСР (1918--1923) // Общественно-политическая история Карелии XX века. -- Петрозаводск, 1995. -- С. 24--50.

18. Мартин Т. Империя положительной деятельности. Нации и национализм в СССР, 1923--1939. -- М.: РОССПЭН, 2011. -- 662 с.

19. Мелия А. A. Мобилизационная подготовка народного хозяйства СССР. -- М.: Альпина Бизнес Букс, 2004. -- 352 с.

20. Морозов Н. М. Мобилизационный тип развития российской цивилизации // Вестник Томского государственного университета. История. -- 2011. -- Вып. 2. -- С. 175--184.

21. Невалайнен П. Изгои: Российские беженцы в Финляндии (1917--1939). -- СПб.: Издательство «Журнал „Нева”», 2003. -- 368 с.

22. Нежинский Л. Н. Была ли военная угроза СССР в конце 20-х -- начале 30-х годов? // История СССР. -- 1990. -- № 6. -- С. 14--30.

23. Нежинский Л. Н. В интересах народа или вопреки им? Советская международная политика в 1917--1933 годах. -- М.: Наука, 2004. -- 323 с.

24. Органы безопасности Карелии. -- Петрозаводск: Скандинавия, 2008. -- 430 с.

25. Пограничные войска СССР 1918--1928: сб. документов и материалов. -- М.: Наука, 1973. -- 585 с.

26. Пограничные войска СССР. 1929--1938: сб. документов и материалов. -- М.: Наука, 1972. -- 775 с.

27. Репухова О. Дело о контрреволюционном заговоре в Карелии в 1932--1933 гг. («Заговор финского генштаба») // Корни травы: сб. статей молодых историков. -- М., 1996. -- С. 35--44.

28. Рупасов А. И., Чистиков А. Н. Советско-финляндская граница. 1918--1938 гг. -- СПб.: Европейский Дом, 2000. -- 222 с.

29. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918--1939. Документы и материалы: в 4 томах. -- М.: РОССПЭН, 2000--2012.

30. Современная российско-украинская историография голода 1932--1933 гг. в СССР. -- М.: РСеОПЭН, 2011. -- 468 с.

31. Соломещ И. Торговля и культура // De Urbe Uloa 2008. -- Oulu, 2009. -- S. 34-- 36.

32. Сталинские депортации. 1928--1953 / под общ. ред. академика А. Н. Яковлева. -- М.: МФД, Материк, 2005. -- 902 с.

33. Степанов А. Ф. «Большой террор» 1937--1938 гг.: Проблемы изучения // Проблемы истории массовых политических репрессий в СССР. К 70-летию Всесоюзной переписи населения 1939 года: материалы VI Междунар. науч. конф. -- Краснодар, 2010. -- С. 98--111.

34. Степанов А. Ф. Политические репрессии, Большой террор 1937--1938 гг. как средство социальной инженерии // История сталинизма: Жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. -- М., 2012. -- С. 237--248.

35. Такала И. Национальное строительство или политический проект? Финский фактор в становлении карельской автономии // Проникновение и применение дискурса национальности в России и СССР в конце XVIII -- первой половине XX в. / ред. Индрек Яатс, Эрки Таммиксаар. -- Тарту, 2011. -- С. 125--148.

36. Такала И. Р. Национальные операции ОГПУ/НКВД в Карелии // В семье единой: Национальная политика партии большевиков и ее осуществление на Северо-Западе России в 1920--1950-е годы. -- Петрозаводск, 1998. -- С. 161--206.

37. Такала И. Р. Финны в Карелии и в России. История возникновения и гибели диаспоры. -- СПб.: Издательство «Журнал „Нева”», 2002. -- 171 с.

38. Такала И. Р. Финны советской Карелии и их вклад в развитие республики (1920е -- первая половина 1930-х годов) // Финский фактор в истории и культуре Карелии XX века. -- Петрозаводск: КарНЦ РАН, 2009. -- С. 107--148.

39. Такала И. Р. Финский язык в России: история и судьба: лекция. -- Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2010. -- 30 с.

40. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927--1939: Документы и материалы: в 5 т. -- М.: РОССПЭН, 1999--2002.

41. Ушакова С. Н. Идеолого-пропагандистские кампании в практике функционирования сталинского режима: новые подходы и источники. -- Новосибирск: Сова, 2009. -- 240 с.

42. Фонотов А. Г. Россия: от мобилизационного общества к инновационному. -- М.: Наука, 1993. -- 271 с.

43. Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии 1936--1938 гг. -- М.: РОССПЭН, 2010. -- 430 с.

44. Хлевнюк О. В. «Большой террор» 1937--1938 гг. как проблема научной историографии // Историческая наука и образование на рубеже веков. -- М.: Собрание, 2004. -- С. 433--451.

45. Чухин И. И. Карелия--37: идеология и практика террора -- Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 1999. -- 161 с.

46. Щетнев В. Е. Язык сталинской эпохи // Проблемы истории массовых политических репрессий в СССР. -- Краснодар, 2010. -- С. 93--97.

47. Baron N. Soviet Karelia. Politics, planning and terror in Stalin's Russia, 1920-- 1939. -- London; New York: Routledge, 2007. -- 331 p.

48. Churchill S. Ita-Karjalan kohtalo. 1917--1922. -- Porvoo: WSOY, 1970. -- 217 s.

49. Daniels R. V. The Stalin Revolution: Foundations of the Totalitarian Era. -- Lexington, MA: D. C. Heath, 1990. -- 269 p.

50. Elfvengren E., Laidinen E. P. Vakoilua itarajan takana. Yleisesikunnan tiedustelu Neuvosto-Karjalassa 1918--1939. -- Juva: Minerva, 2012. -- 384 s.

51. Golubev A., Takala I. The Search for a Socialist El Dorado: Finnish Immigration to Soviet Karelia from the United States and Canada in the 1930s. -- East Lansing, MI: Michigan State University Press, 2014. -- 236 p.

52. Jaaskelainen M. Ita-Karjalan kysymys. Kansallisen laajennusohjelman synty ja sen toteuttamisyretykset Suomen ulkopolitiikassa vuosina 1918--1920. -- Porvoo; Helsinki: WSOY, 1961. -- 355 s.

53. Kangaspuro M. Neuvosto-Karjalan taistelu itsehallinnosta. Nationalismi ja suomalaiset punaiset Neuvostoliiton vallankaytossa 1920--1939. -- Helsinki: SKS, 2000. -- 402 s.

54. Keep J. L. H., Litvin A. L. Stalinism: Russian and Western Views at the Turn of the Millennium. -- London; New York: Routledge, 2005. -- 248 p.

55. Kershaw L., Levin M. Stalinism and Nazism: Dictatorships in Comparison. -- Cambridge: Cambridge U. P., 1997. -- 369 p.

56. Kosonen M. Raja railona aukea, tiedustela Neuvosto-Karjala 1920--1930-luvulla. -- Joensuu: Joensuun Yliopistopaino, 2001. -- 265 s.

57. Kostiainen A. Loikkarit. Suuren lamakauden laiton siirtolaisuus Neuvostoliitoon. -- Helsinki: Otava, 1988. -- 284 s.

58. Nygard T. Ita-Karjalan pakolaiset 1917--1922. -- Jyvaskyla: Jyvaskylan yliopisto, 1980. -- 137 s.

59. Paasi A. Territories, Boundaries and Consciousness: The Changing Geographies of Finnish-Russian Border. -- London: John Wiley&Sons, 1996. -- 353 p.

60. Rislakki J., Lahti-Argutina E. Meilla ei kotia taalla: suomalaisten loikkareiden joukkotuho Uralilla 1938. -- Helsinki: Otava, 1997. -- 336 s.

61. Rislakki J. Maan alla: Vakoilua, vastarintaa ja urkintaa Suomessa 1941--1944. -- Helsinki: Love-kirjat, 1985. -- 200 s.

62. Takala I. 'Border Locked!' Special Aspects of State Terror in the Karelian Border Region of the 1920s -- first half of the 1930s // Revue d'histoire nordique / Nordic Historical Review. -- 2015. -- No 19. -- Р. 103--127.

63. Takala I. Suomen kommunistinen puolue ja Karjala 1930-luvulla // Carelia. -- 1994. -- No 9. -- S. 136--147.

64. Turvallisuuspoliisi 75 vuotta: 1919--1994. -- Helsinki: Sisaasiainministerio, poliisiosasto, 1994. -- 204 s.

65. Vahtola J. «Suomi suureksi -- Viena vapaaksi». Valkoisen Suomen pyrkimykset Ita- Karjalan valtaamiseksi vuona 1918. -- Rovaniemi; Oulu: Pohjois-Suomen historiallinen yhdistys, 1988. -- 476 s.

Размещено на Allbest.ru