Реакция военнослужащих ОКДВА и их родных на проведение коллективизации и раскулачивания в СССР в начале 1930-х гг.

Демобилизованные военнослужащие, еще сомневающиеся в истинности информации из получаемых писем, возвращаясь домой, убеждались в реальной ситуации в деревне. Чтобы поделиться переживаемым, они писали письма своим сослуживцам, где подтверждали правдивость критических рассуждений. «Коллективизация идет прямо-таки дурным манером. Тесный союз рабочих и крестьян держится уже на многом. С этой коллективизацией власть советов будет проиграна, как только капиталистические страны нападут на СССР. Крестьяне и часть рабочих будут помогать буржуазии... Сейчас на заводе только тот рабочий молчит, который получает 150-200 рублей, остальные рабочие бузят. Если это письмо будет читать командование, они скажут, что я стал кулацким подпевалой, но я кулака и в глаза не вижу, но сама жизнь заставляет об этом говорить. Передай привет всем ребятам второй батареи. пусть это письмо читает командование, а адреса не давай», - из письма демобилизованного красноармейца Антонова из Новосибирского округа красноармейцу 2-й дивизии Романовскому [22. Ф. П-2. Оп. 1. Д. 244. Л. 36-37].

Помимо крестьянских настроений красноармейцев рядового состава, подобными настроениями был охвачен и начальствующий состав частей и подразделений. Указанные настроения, согласно официальной информации политических органов ОКДВА, были наиболее развиты в частях, расквартированных в населенных пунктах, насыщенных кулацким и другим так называемым антисоветским элементом. Так, в Нерчинске это был 73-й полк, в Спасске - 26-я дивизия. За период с 5 по 10 марта 1930 г. по 5-й бригаде было отмечено 9 фактов антисоветских и антиколхозных настроений, по 73-му полку - 6, из которых 4 -выступления партийцев [Там же. Л. 63].

Сталкиваясь с потоком информации, поступающей из сельской местности, и прорабатывая ее с подчиненными, командиры и политические работники частей и подразделений порой понимали несоответствие политико-идеологических установок, спускаемых сверху, и реального социально-экономического положения на селе. Зачастую реальность брала вверх и приводила к открытым высказываниям критического характера, которые вышестоящим начальством и органами ОГПУ рассматривались как антисоветская агитация. Так, в результате подобных высказываний, а именно за «систематическую контрреволюционную агитацию», был привлечен к ответственности по ст. 58 УК РСФСР бывший политрук артполка Даурской кавалеристской дивизии Михайлов Иван. Свои антисоветские взгляды и суждения Михайлов особенно активно высказывал в период ликвидации кулачества как класса. Конкретно это выражалось в разговорах среди групп начальствующего состава о неправильной политике партии и соввласти. Дело Михайлова рассматривалось тройкой ПП ОГПУ ДВК. Дальнейшая судьба Михайлова неизвестна. 6 мая 1933 г. в 3-й кавалеристской дивизии поступило заявление о выходе из партии политрука Кульчитского. В заявлении он писал: «Ввиду того, что в дальнейшем я не имею никакой возможности бороться за генеральную линию партии, по многим ее вопросам я не согласен, чувствую, что тяжелое положение для крестьянства и части рабочих и что в скором будущем откроется мое скрытое, а посему прошу исключить меня из рядов ВКП(б), чтобы я не мешал в чистоте партии». Кульчицкий был вызван для объяснения, во время которого он заявил: «Когда я вступал в партию, я был согласен с линией партии, но потом я увидел, что темпы, взятые партией, не под силу трудящимся. Я видел, что колхозам дают непосильные задания и ничем не обеспечивают, колхозники голодают. Я видел, как голодают строительные рабочие во Владивостоке, я видел, как прибывающие из центра не находят работу и умирают с голоду, а тут еще тиф. Я не согласен с ликвидацией кулака, много ликвидируют не кулаков, они могли бы еще работать в колхозах и приносить пользу. Я получаю 200 руб. в месяц, но я мог бы жить на 100 руб., а остальное можно было бы отдать нуждающимся, а ведь другие получают большие оклады. Я видел получаемые письма красноармейцами и слышал, как голодают их семьи, я не могу ничего в разъяснение этого сказать. Я имел за подобные настроения предупреждение и выговор, но его скрывал, и вот я боялся, что скрытие будет обнаружено» [Там же. Д. 486. Л. 154-155].

Большой поток негативной информации в армию со стороны сельского населения значительно влиял на настроения и мнения военнослужащих, что не могло не вызвать реакции воинского начальства. Понимая, что подобного рода информация может в корне изменить психологический климат в войсках, причем на одном из самых сложных участков соприкосновения с опасным потенциальным противником, армейское руководство совместно с органами ОГПУ осуществляло мероприятия по определению и изъятию из армейской среды так называемого «социально чуждого элемента». Так, только за период с 1 по 10 марта 1930 г. органами ОГПУ были арестованы 54 красноармейца из состава кулаков и социально чуждых, все арестованные были привлечены к ответственности по ст. 58-10 УК РСФСР. Из указанного количества было заслушано тройкой полномочных представителей ОГПУ 6 законченных дел из которых: 2 обвиняемых были осуждены на 5 лет концлагерей, 1 - на 4 года, 3 - на 3 года каждый [Там же. Д. 244. Л. 41]. Всего за период с 1 ноября 1929 г. по 1 июня 1930 г. из ОКДВА были изъяты 228 человек младшего командного и рядового составов, что составляло 0,47% от всей численности армии [16. С. 211]. За первые 5 месяцев 1932 г. в частях ОКДВА было выявлено 20 антисоветских группировок с количеством участников - 78, из них 15 было ликвидировано в результате оперативной работы. 20 человек - главарей и наиболее активных участников - было оперативно изъято [22. Ф. П-2. Оп. 1. Д. 378. Л. 302]. В дальнейшем «чистка» армейских рядов на Дальнем Востоке только усиливалась. Армейское политическое руководство видело в этом реальную возможность раз и навсегда покончить с «чуждым элементом» в армии. В марте 1931 г. начальник Политического управления ОКДВА А.И. Мезис в своем информационном письме выдвинул следующие директивные указания: «.форсировать изъятие из частей классово враждебных лиц и элементов, проявляющих антисоветскую деятельность социально-чуждых элементов, случайно просочившихся в армию и скрывших свое социальное прошлое. Немедленно по обнаружении предавать суду», - а также усиливать воздействие на нарушителей дисциплины и улучшать работу парторганизаций. Таким образом, за период с декабря 1930 г. по май 1931 г. из армейской среды были изъяты 238 чел., т.е. не более 0,5% от численности ОКДВА [18. С. 107].

Даже после ареста и изъятия из армии бывшие красноармейцы продолжали открыто выступать с критикой курса партии и правительства. Так, одногодник 1 -го стрелкового полка Пулевский во время дачи показаний по своему делу сообщал следующее: «...я не согласен с политикой партии и советской власти по вопросам раскулачивания и коллективизации и вел поэтому антисоветские разговоры в казарме. В случае если бы меня из армии не изъяли, то я решил бы дезертировать...» [23. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 39. Л. 19].

Карательные меры не были единственным способом успокоения красноармейской массы. Они гармонично накладывались на политико-идеологическую воспитательно-разъяснительную работу. Только вместе эти две составляющие советской системы работы с человеком могли дать должный результат. Основную роль в работе по изменению настроений и мнений военнослужащих осуществляли политические отделы путем разъяснения правильности и необходимости мероприятий, проводимых партией и правительством. Они способствовали выработке у бойцов и командиров идейности, приверженности общим социалистическим ценностям и ненависти к общему врагу, как внешнему, так и, прежде всего, внутреннему, которым мог оказаться их друг или родственник, чье мнение, взгляды и суждения шли вразрез с мнением большинства.

Несмотря на проводимую в армейской среде активную политико-идеологическую работу с военнослужащими, количество отрицательных политических настроений, главное место среди которых занимало реагирование на политику и мероприятия партии в деревне и их последствия, возрастало. Только за период с 1 января по 1 мая 1932 г. по ОКДВА количество общих фактов так называемых «кулацких настроений» увеличилось на с 2 492 в январе до 3 303 в апреле, в том числе антиколхозные настроения увеличились с 409 в январе до 618 в апреле [22. Ф. П-2. Оп. 1. Д. 378. Л. 278].

Преобразовательные процессы в дальневосточной деревне происходили позже, чем в европейской части СССР, однако армейскую службу в регионе проходили выходцы из разных регионов страны, в том числе из тех, где уже полным ходом проходили коренные преобразования деревни. Именно эти люди стали первыми носителями настроений различных групп крестьянства. Несмотря на то что в отчетах и сводках политические органы ОГПУ и ОДВА-ОКДВА утверждали, что основное содержание писем и настроения, формируемые ими, в целом здоровые, фактический материал, приводимый в них, говорил об обратном. Наиболее ярко были отмечены слова недовольства и сомнения в необходимости мероприятий, проводимых государством. Но так продолжалось недолго. Политическое и военное руководство, понимая, что от настроя солдат и офицеров во многом зависит боеспособность армии, стремилось путем проведения политико-идеологической массово-разъяснительной работы изменить настрой красноармейцев. Одновременно «карательные» кампании в армии и деревне, нацеленные на изъятие социально чуждого элемента, значительно сократили приток негативной информации в армию. Призывники проходили через соответствующие комиссии, которые были своеобразным фильтром при зачислении в армию, и социально чуждый элемент не мог попасть в армейские ряды. Отсев по классовому принципу постепенно усиливался, что привело к значительному сокращению антисоветских настроений в армии.

В целом критические настроения в армии к середине 1930-х гг. стали проявляться все меньше. Классовая борьба внутри крестьянского мира при содействии государственного механизма постепенно приводила к желательному для власти результату. При этом перегибы, репрессии и другие побочные эффекты данного процесса, как правило, учитывались только формально, уже как данность. Наиболее радикальные отрицательные и критические высказывания по отношению к власти и проводимым ею мероприятиям по коллективизации и раскулачиванию исчезали вместе с их носителями. Настроения крестьянского населения как негативного, так и позитивного характера, проявляющиеся первоначально активно, по мере расширения давления государства переходили в разряд латентных (скрытых) и проявлялись лишь в особые, важные для населения периоды.

Примечания

1 ОДВА - Особая Дальневосточная Армия (с августа 1929 г. по 1 января 1930 г.) - объединение уровня военного округа непосредственного подчинения центральным органам командования РККА. За боевые заслуги во время советско-китайского вооруженного конфликта 1929 г. (конфликт на КВЖД) ОДВА награждена орденом Красного Знамени (1 января 1930 г.) и переименована в ОКДВА (Отдельная Краснознаменная Дальневосточная Армия). В мае 1935 г. на базе ОКДВА создан Дальневосточный военный округ (2 июня 1935 г. вновь преобразован в ОКДВА). 28 июня 1938 г. на базе ОКДВА создан Краснознаменный Дальневосточный фронт.

2 Мат - бранные слова и выражения, употребление которых не допускается общественной моралью, предназначенные преимущественно для оскорбления адресата или отрицательных оценок людей и явлений.

3 Ходок - простой человек, чаще крестьянин, направляющийся в город, в армию, в администрацию, в центр страны и так далее для встречи с родственником, администрацией, руководством или для подачи прошения (от слова «ходатайствовать»).

4 Статья 58 (58-1-58-14) Уголовного кодекса РСФСР 1922 г. (и в последующих редакциях) устанавливала ответственность за контрреволюционную деятельность против государства (измена Родине, шпионаж, недоносительство на врага, подрыв государства или нанесение ему ущерба, терроризм, пропаганда и агитация для свержения власти, саботаж и т.д.). Данная статья была отменена в 1961 г.

5 Пункт 10 ст. 58 Уголовного кодекса РСФСР 1922 г. (и в последующих редакциях): «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, а равно распространение, или изготовление, или хранение литературы того же содержания, влекут за собой лишение свободы на срок не ниже шести месяцев».

Список источников

1. Дэвис С. Мнение народа в сталинской России: террор, пропаганда и инакомыслие, 1934-1941. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН) ; Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина», 2011. 231 с.

2. Лейбович О.Л. «Война на западе уже началась...»: разговоры 1939 г. в бараках, тюрьмах и очередях // Шаги-Steps. 2016. Т. 2, № 1. С. 14-27.

3. Лившин А.Я. Власть в настроениях и политических эмоциях в период становления сталинизма // Историки размышляют. М.: Перо, 2011. С. 126-174.

4. Даренская И.В. «Письма во власть» как источник анализа отношений власти и общества в 1920-30-е гг. // Вопросы всеобщей истории. 2013. Т. 15. С. 31-36.

5. Савин А.И. Письма во власть как специфическая форма политической адаптации советских граждан // Вестник Новосибирского государственного университета. Сер. История, филология. 2016. Т. 15, № 8. С. 133-145.

6. Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2001. 422 с.

7. Астанина Е.А. Отношение Дальневосточного крестьянства к политике коллективизации (начало 1930-х гг.) // Региональные проблемы. 2011. Т. 14, № 2. С. 117-122.

8. Азаренко А.А. О политической психологии крестьян. Дальневосточная деревня в 1920-х годах // Россия и АТР. 2006. № 1. С. 26-34.

9. Иващенко В.А. Антисоветские настроения населения (по материалам оперативных данных ОГПУ ДВК) // Россия и АТР. 2007. № 2. С. 30-37.

10. Билим Н.Н. Политические настроения дальневосточников в конце 1920-х - начале 1930-х годов // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2015. № 7 (57), ч. 2. С. 32-34.

11. Ченская Т.В. Общественные настроения советского крестьянства в российской деревне в 1926-1932 гг. на примере орловского округа и источники их изучения (по материалам окротдела ОГПУ) // Ученые записки Орловского государственного университета. 2014. № 4 (60). С. 40-44.

12. Токарев С.В. Политические настроения населения советской провинции во второй половине 1930-х гг. (на материалах Центрально-Черноземного региона): автореф. дис. . канд. ист. наук. Курск, 2004. 23 с.

13. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД, 1918-1939: документы и материалы: в 4 т. Т. 3: 1930-1934: в 2 кн. / под ред. А. Береловича, В. Данилова. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2003. Кн. 1: 1930-1931. 864 с.; 2005. Кн. 2: 1932-1934. 840 с.

14. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939: документы и материалы: в 5 т. / под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1999. Т. 1: Май 1927 - ноябрь 1929. 880 с.; 2000. Т. 2: Ноябрь 1929 - декабрь 1930. 927 с.; 2001. Т. 3: Конец 1930 - 1933. 1008 с.

15. Чуркин В.Ф. К вопросу о политических настроениях российского крестьянства в 20-е - начале 30-х годов XX в. // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Сер. История. Политология. 2013. Т. 26, № 8 (151). С. 180-186.

16. Тархова Н.С. Красная армия и сталинская коллективизация. 1928-1933 гг. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН) ; Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина», 2010. 375 с.

17. Песков В.М. Военная политика СССР на Дальнем Востоке в 30-е годы XX века. Хабаровск: Изд-во ХГПУ, 2000. 348 с.

18. Кулаков П.П. Антисоветские настроения и их преодоление в ОКДВА в начале 1930-х гг. // Власть и управление на Востоке России. 2014. № 1 (66). С. 103-110.

19. Путинцев Ф.М. Сектантство и антирелигиозная пропаганда: метод. пособие / под ред. К.А. Попова. М.: Безбожник, 1929. 52 с.

20. Федирко О.П. Общесоюзные и дальневосточные съезды протестантских церквей как элемент религиозной жизни СССР в 20-30-х годах ХХ в. // Вестник академии. 2012. № 1. С. 97-110.

21. Государственный архив Амурской области.

22. Государственный архив Хабаровского края.

23. Государственный архив Приморского края.

References

1. Davis, S. (2011) Mnenie naroda v stalinskoy Rossii: Terror, propaganda i inakomyslie, 1934-1941 [Popular Opinion in Stalin's Russia. Terror, Propaganda and Dissent, 1934-1941]. Translated from English. Moscow: Rossiyskaya politicheskaya entsiklopediya (ROSSPEN); Fond «Boris Yeltsin Presidential Center».

2. Leybovich, O.L. (2016) «Voyna na zapade uzhe nachalas'...»: Razgovory 1939 g. v barakakh, tyur'makh i ocheredyakh [«The war in the West has already begun.»: Conversations in 1939 in barracks, prisons, and queues]. Shagi -- Steps. 2(1). pp. 14-27.

3. Livshin, A.Ya. (2011) Vlast' v nastroeniyakh i politicheskikh emotsiyakh v period stanovleniya stalinizma [Power in moods and political emotions during the formation of Stalinism]. In: Semennikova, L.I. et al. (eds) Istoriki razmyshlyayut [Historians reflect]. Moscow: Pero. pp. 126-174.

4. Darenskaya, I.V. (2013) «Pis'ma vo vlast'« kak istochnik analiza otnosheniy vlasti i obshchestva v 1920-30-e gg. [«Letters to Power» as a source for analyzing relations between power and society in the 1920s-30s]. Voprosy vseobshchey istorii. 15. pp. 31-36.

5. Savin, A.I. (2016) Letters to authorities as specific form of soviet citizens' political adaptation in 1930s. VestnikNovosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya, filologiya -- VestnikNSU. Series: History and Philology. 15(8). pp. 133-145. (In Russian).

6. Fitzpatrick, S. (2001) Stalinskie krest'yane. Sotsial'naya istoriya Sovetskoy Rossii v 30-e gody: derevnya [Stalin's Peasants: Resistance and Survival in the Russian Village after Collectivization]. Translated from English by L.Yu. Pantina. Moscow: ROSSPEN.

7. Astanina, E.A. (2011) Attitude of the Far-Eastern peasantry to the policy of collectivization (the beginning of the 1930s). Regional'nye problemy -- Regional Problems. 14(2). pp. 117-122. (In Russian).

8. Azarenko, A.A. (2006) O politicheskoy psikhologii krest'yan. Dal'nevostochnaya derevnya v 1920-kh godakh [On the political psychology of the peasants. Far Eastern Village in the 1920s]. Rossiya i ATR - Russia and the Pacific. 1. pp. 26-34.

9. Ivashchenko, V.A. (2007) Antisovetskie nastroeniya naseleniya (po materialam operativnykh dannykh OGPU DVK) [Anti-Soviet moods of the population (based on operational data from the OGPU DVK)]. Rossiya i ATR - Russia and the Pacific. 2. pp. 30-37.

10. Bilim, N.N. (20015) Political sentiments of the Far Easterners at the end of the 1920s - the beginning of the 1930s. Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki -- Historical, Philosophical, Political and Law Sciences, Culturology and Study of Art. Issues of Theory and Practice. 7-2(57). pp. 32-34. (In Russian).

11. Chenskaya, T.V. (2014) Obshchestvennye nastroeniya sovetskogo krest'yanstva v rossiyskoy derevne v 1926-1932 gg. na primere orlovskogo okruga i istochniki ikh izucheniya (po materialam okrotdela OGPU) [Public sentiments of the Soviet peasantry in the Russian countryside in 1926-1932. on the example of the Orel district and the sources of their study (based on the materials of the okrotdel of the OGPU)]. Uchenye zapiski Orlovskogo gosudar- stvennogo universiteta. 4(60). pp. 40-44.

12. Tokarev, S.V. (2004) Politicheskie nastroeniya naseleniya sovetskoy provintsii vo vtoroy polo-vine 1930-kh gg. (Na materialakh Tsentral'no- Chernozemnogo regiona) [Political sentiments of the population of the Soviet province in the second half of the 1930s (based on the materials of the Central Black Earth region)]. Abstract of History Cand. Diss. Kursk.

13. Berelovich, A. & Danilov, V. (eds) (2003-2005) Sovetskaya derevnya glazami VChK-OGPU-NKVD. 1918-1939. Dokumenty i materialy. V 4-kh t. [Soviet village through the eyes of the Cheka-OGPU-NKVD, 1918-1939: documents and materials: in 4 vols]. Moscow: ROSSPEN.

14. Danilov, V., Manning, R. & Viola, L. (eds) (1999-2001) Tragediya sovetskoy derevni. Kollektivizatsiya i raskulachivanie. 1927--1939: Dokumenty i materialy. V 5-ti t. [The tragedy of the Soviet village. Collectivization and dispossession. 1927-1939: documents and materials: in 5 vols]. Moscow: ROSSPEN.

15. Churkin, V.F. (2013) K voprosu o politicheskikh nastroeniyakh rossiyskogo krest'yanstva v 20-e - nachalo 30-kh godov XX v. [On the political sentiment of the Russian peasantry in the 1920s - early 30s]. Nauchnye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya. Politologiya. 26(8). pp. 180-186.

16. Tarkhova, N.S. (2010) Krasnaya armiya i stalinskaya kollektivizatsiya. 1928 - 1933 gg. [Red Army and Stalinist collectivization. 1928-1933]. Moscow: Rossiyskaya politicheskaya entsiklopediya (ROSSPEN); Fond «Boris Yeltsin Presidential Center».

17. Peskov, V.M. (2000) Voennayapolitika SSSR na Dal'nem Vostoke v 30-e godyXX veka [Military policy of the USSR in the Far East in the 1930s]. Khabarovsk: Khabarovsk State Pedagogical University.

18. Kulakov, P.P. (2014) Anti-Soviet moods - negative attitude overcoming in OKDVA at the beginning of 1930-ies. Vlast' i upravlenie na Vostoke Rossii - Power and Administration in the East of Russia. 1(66). pp. 103-110. (In Russian).

19. Putintsev, F.M. (1928) Sektantstvo i antireligioznayapropaganda [Sectarianism and anti-religious propaganda]. Moscow: Bezbozhnik.

20. Fedirko, O.P. (2012) Obshchesoyuznye i dal'nevostochnye s"ezdy protestantskikh tserkvey kak element religioznoy zhizni SSSR v 20-30-kh godakh XX v. [All-Union and Far Eastern Congresses of Protestant Churches as an Element of the Religious Life of the USSR in the 1920s and 1930s]. Vestnik akademii. 1. pp. 97-110.

21. The State Archive of Amur Region.

22. The State Archive of the Khabarovsk Territory.

23. The State Archive of Primorsky Territory.

Размещено на Allbest.ru