Голод 1933 года в Пензенском крае

Размещено на http://www.allbest.ru/

Голод 1933 года в Пензенском крае

В.В. Кондрашин

Аннотация

Актуальность и цели. Тема голода в СССР и регионах страны в начале 1930-х гг. актуальна в связи с необходимостью изучения источников сталинской модернизации России, создавшей в годы первых пятилеток мощный военно-промышленный комплекс, обеспечивший Победу советского народа в Великой Отечественной войне. Его создание стало возможным за счет использования сталинским режимом внутренних источников, главным из которых была советская деревня, в том числе пензенская. Хлеб и сырье было взято из деревни с помощью насильственного создания колхозного строя и принудительных заготовок сельскохозяйственной продукции. Это привело к кризису сельского хозяйства СССР и голоду в его основных зернопроизводящих районах, включая Пензенский край. О том, как это было, и рассказывается в настоящей работе. Материалы и методы. Основу источниковой базы составили опубликованные документы, документы Пензенского государственного архива и центральных архивов России. Использован историко-сравнительный метод в исследовании проблемы. Результаты. В ходе проведенного исследования были выявлены причины голода, его масштабы и последствия на территории районов Средне-Волжского и Нижне-Волжского краев, впоследствии вошедших в состав Пензенской области. Выводы. В 1933 г. голод поразил большинство юго-восточных районов края, продовольственные трудности испытывало все его сельское и городское населения. Голод наступил в результате коллективизации и принудительных хлебозаготовок 1932 г. Жертвами голода в Пензенском крае стали в основном сельские жители: колхозники и единоличники.

Ключевые слова: голод, 1933 год, Пензенский край, коллективизация, хлебозаготовки

The famine of 1933 in Penza region

V.V. Kondrashin

Abstract. Background. The theme of famine in the USSR and the regions of the country in the early 1930s is relevant in connection with the need to study the sources of the Stalinist modernization of Russia, which created a powerful military-industrial complex during the first five-year plans, which ensured the victory of the Soviet people in the Great Patriotic War. Its creation became possible due to the use of internal sources by the Stalinist regime, the main of which was the Soviet village, including Penza. Bread and raw materials were taken from the countryside with the help of the forcible creation of a collective farm system and forced procurement of agricultural products. This led to a crisis in the agriculture of the USSR and famine in its main grain-producing regions, including Penza region. Materials and methods. Published documents, documents of the Penza State Archive and the central archives of Russia are the sources used in this work. The historical-comparative method was used. Results. In the course of the study, the causes of the famine, its scale and consequences in the regions of the Middle Volga and Lower Volga regions, which later became part of Penza region, were identified. Conclusions. In 1933, famine struck most of the southeastern regions of the region, food difficulties were experienced by all of its rural and urban population. The famine came as a result of collectivization and forced grain procurements in 1932. The victims of the famine in Penza region were mainly rural residents: collective farmers and individual farmers.

Keywords: famine, 1933, Penza region, collectivization, grain procurements

Одной из острых и политически окрашенных проблем современной историографии выступает оценка прямых и косвенных демографических потерь России в период голода 1932-1933 гг. Что касается социокультурных, ментальных последствий народной трагедии, то здесь традиции научной рефлексии еще только формируются. Действительно, как измерить эмоциональный и ценностные аспекты социально-психологической травмы, тектоническим разломом прошедшей через семейные, родственные, социальные связи и каналы коммуникаций, погрузившей общество в водоворот эсхатологических переживаний.

К практикам мемориализации голода следует отнести сохранение на сельских кладбищах могил «странников» - безвестных беженцев, умерших на дорогах в голодные 1932-1933 гг. За этими могилами ухаживают местные жители и, приходя на кладбище, произносят молитвы за погибших на чужой стороне и за своих родственников. В с. Козловка Лопатинского района Пензенской области в память о горестных событиях 1932-1933 гг. сложилась традиция: во время игры в лото фишку «33» называть «голодным годом» [1, с. 8]. В другом пензенском селе - Топловка Малосердобинского района - на сельском кладбище жителями сооружен скромный памятный знак в виде православного креста на месте братской могилы для умерших во время голода жителей села с надписью «Здесь похоронены жертвы голода 1933 года». Увековечивание памяти жертв голода в Малосердобинском районе стало возможным благодаря публикациям на эту тему замечательного пензенского краеведа и подвижника М. С. Полубоярова [2].

Факт голода в указанные годы в сельских районах Нижне-Волжского и Средне-Волжского краев, образовавших впоследствии Пензенскую область, нашел отражение в многочисленных источниках. Прежде всего, это донесения начальников политотделов машинно-тракторных станций (МТС) и информационные сводки Объединенного государственного политического управления (ОГПУ). В функционал политотделов МТС входило политическое воспитание колхозников и борьба за укрепление трудовой дисциплины. Поэтому по долгу службы в условиях голода начальники политотделов были вынуждены фиксировать факты голодной смерти: тысячами сельские жители опухали и умирали от голода, который не щадил ни стариков, ни детей, ни взрослых трудоспособных колхозников. Отметим здесь и сетования на нерациональное использование общественного питания: часто единственной возможностью получить порцию хлеба был выход на работу в колхоз, но в семье накормить старались в первую очередь детей, что и приводило к смертельному исходу для работников колхоза (Тамалинский район) [3, с. 459].

Длительная голодовка и физическое истощение практически парализовали колхозное производство. Так, в колхозе «Заветы Ильича» Камешкирского района ежедневно умирали 4-6 человек, общее число жертв превысило 400 человек, оставшиеся в живых на работу не выходили [4, л. 28; 5, л. 20; 6, л. 41 об.; 7, л. 22].

Недостаток продовольствия и питание суррогатами (травы, грибы, вплоть до мухоморов) приводили к летальным исходам даже в летние месяцы 1933 г. Об этом свидетельствуют донесения политотдела Лопатинской МТС (в с. Козловка, Суляевка, Пылково за первую половину 1933 г. от голода умерло около 800 человек; в с. Козловка были зафиксированы случаи трупоедства) [8, с. 677].

О смертном голоде в сельских районах края свидетельствуют информационные материалы ОГПУ по Нижне-Волжскому краю [9, с. 357]. В спецсообщении полномочного представительства ОГПУ в НВК от 8 июня 1933 г. отмечалось, что в с. Старое Славкино Малосердобинского района ежедневно умирало от голода 10-12 человек. Трупы продолжительное время лежали «на кладбище не зарытыми» [9, с. 425].

Факт голода в пензенской деревне в рассматриваемый период зафиксирован в документах архивов ЗАГС - книгах об учете смертей и рождений в конкретных населенных пунктах. Результаты проведенных полевых исследований (по 85 сельским советам 12 районов Пензенской области) также свидетельствуют о резком росте смертности в 1933 г. Так, демографическая статистика по Карлыганскому сельсовету показывает 17 смертей в 1927 г., 35 - в 1932 г. и 241 - в 1933 г. Далее ситуация вновь выравнивается [10]. Анализ книг записи гражданского состояния о смерти населения Тамалинского, Кондольского, Лопатинского, Камешкирского, Никольского, Городищенского, Лунинского, Иссинского, Чембарского, Сосновоборского, Наровчатского и Нижне-Ломовского районов Пензенской области также обнаружил резкий всплеск смертности населения в 1933 г. по сравнению со средними ежегодными показателями в 1927-1932 и 1934-1935 гг. в 1,5-5 раз, а в среднем по всем указанным районам - в 2,6 раза [3, с. 460].

В актовых книгах о смерти присутствуют прямые указания на гибель сельских жителей от голода: умер «от голода», «голодовки», «от бесхлебия», «от истощения организма на почве голодания», «с недоедания хлеба» [11]. Кроме того, следует отнести к причинам смерти от голода проблемы, вызванные летальным исходом от дисфункции органов пищеварения. В числе таковых обнаружим последствия питания различными суррогатами: «умер от кровавого поноса», «от отравления суррогатным хлебом», «от воспаления кишечника», «от желудочной боли», «болезни живота» и пр. Так, на территории Даниловского сельсовета Лопатинского района в 1933 г. была зарегистрирована гибель 37 крестьян «от кровавого поноса» и «поноса», в 1932 г. здесь было даже больше смертей (42 человека), но все они произошли по иным причинам [3, с. 461].

Плохое питание в качестве фактора экстремальной смертности необходимо дополнить инфекционными болезнями, явными признаками социального неблагополучия. Так, в актовых записях ЗАГС по Красненскому сельсовету Никольского района значатся 19 крестьян, умерших от дизентерии, и 2 - от тифа (общее количество умерших составило 48 человек); по Нечаевскому сельсовету того же района от тифа умерло 5 человек. В предыдущие годы таких заболеваний при указании причин смерти не фиксируется [12].

Документы свидетельствуют о семейных трагедиях. В книге ЗАГС записано, что 10 июля 1933 г. в с. Васильевка Телегинского района умерли от голода четырехлетний В. С. Родионов и годовалая А. С. Родионова, 15 июля - трехлетняя М. С. Родионова и восьмилетняя Т. С. Родионова [13].

Прямым результатом голодовки становится значительное падение рождаемости среди сельского населения. Данные анализа книг о рождениях ЗАГС показывают, что в 1933-1934 гг. во всех обследованных сельсоветах число рождений сокращается многократно. По сути мы имеем дело с индикатором уровня экстремальности сельской повседневности. А с другой стороны, полученные результаты можно интерпретировать как страшные, но тем не менее реальные стратегии социального поведения. В частности, на территории Верешимского сельсовета Лопатинского района в благополучных 1927-1928 гг. родилось 83 и 98 детей соответственно, после проведения коллективизации число рождений снижается до 51, в голодном 1933 г. зафиксировано уже 21 рождение, в 1934 - 22 [10].

Причинами падения уровня рождаемости стали: высокая смертность во время голода потенциальных родителей, снижение у взрослого населения способности к воспроизводству потомства вследствие физического ослабления в результате голодания, отток взрослого населения в неголодающие районы страны, снизивший число потенциальных родителей.

О голоде 1932-1933 гг. рассказывают старожилы пензенских деревень. Автором статьи записаны воспоминания жителей Пензенской области, переживших в 1933 г. голод в селах Новое Зубрилово, Ульяновка Тамалинского района, Ахматовка Никольского района, Урлейка Кондольского района, Сорокино Лопатинского района. Они ответили на вопросы специально разработанной для этого анкеты, содержащей три группы вопросов: причины голода, жизнь во время голода, последствия голода [3, с. 462].

Опрошенные свидетели подтвердили факт голода в своих селениях и на территории Среднего и Нижнего Поволжья в начале 1930-х гг. В их памяти сохранились такие поговорки о голоде: «В тридцать третьем году всю поели лебеду, руки, ноги опухали, умирали на ходу», «В тридцать третьем году барду ели, лебеду, пережили всю беду» [14, с. 106].

У многих из очевидцев событий 1932-1933 г. от голода умерли близкие родственники, они же свидетельствовали о фактах людоедства и трупоедства на почве голода в 1933 г. в пензенской деревне [15, л. 46; 16, л. 20 об.].

Информационные материалы ОШУ указывают, что в 1933 г. голодали и испытывали серьезные продовольственные трудности не только сельские жители Пензенского края, но и горожане, работавшие на промышленных предприятиях края и в других учреждениях [17, с. 419]. Например, в спецсообщении Секретно-политического отдела ОГПУ от 5 апреля 1933 г. говорилось, что на суконной фабрике «Коллективное творчество» в Пензенском районе в первой половине марта было зарегистрировано 10 случаев опухания рабочих от голода, употребления ими в пищу собак [17, с. 505-506]. Свыше 50 чел., опухших от голода, было установлено на суконной фабрике «Творец-рабочий» в Кузнецком районе. Там рабочие «падали от истощения у своих станков» [17, с. 506]. В спецсправке ОГПУ от 3 июня 1933 г. сообщалось, что в г. Пензе зарегистрировано 3 тыс. случаев заболевания сыпняком. Смертность достигала 15 %. Из-за отсутствия средств Пензенский горздрав и горсовет мер по борьбе с эпидемией не принимали [17, с. 434]. В июне 1933 г. «отечные заболевания рабочих» на почве голода продолжали иметь место на предприятиях Пензы и Кузнецка [17, с. 531].

В 1933 г. в крае увеличилась детская беспризорность. Участились случаи подбрасывания малолетних детей («подкидышей») в Пензе к госучреждениям матерями, отчаявшимися их прокормить в условиях голода. Об этом шла речь в постановлении президиума Средне-Волжского крайисполкома «О состоянии детской беспризорности детей раннего возраста», датированном не ранее 1 июня 1933 г. [17, с. 527].

Как следует из сообщения прокурора Нижне-Волжского края М. Г. Калмыкова председателю крайисполкома А. А. Озерянскому от 28 мая 1933 г., в это время в сельских районах края голодали и многие учителя, снятые со снабжения местными органами власти [17, с. 526].

Из анализа изученных источников следует, что в 1932-1933 г. с разной степенью интенсивности голодало сельское население во всех районах, образующих ныне Пензенскую область. Эпицентр голода охватывал районы, расположенные на юго-западе современной Пензенской области, примыкающие к Саратовской области (Бековский, Тамалинский, Сердобский, Колышлейский, Кондольский, Лопатинский, Малосердобинский). В остальных районах население также голодало, но смерти от голода были редким явлением. Это заключение подтверждает и статистика смертности и рождаемости сельского населения в 1933 г. [18, л. 32 об., 33 об., 34, 45 об., 85, 92].

Произведенные автором статьи расчеты, основанные на анализе данных ЗАГС 21 сельского района Нижне-Волжского и Средне-Волжского краев, образовавших позднее Пензенскую область, показали, что в 1933 г. жертвами голода в пензенской деревне стали десятки тысяч человек, в большинстве своем колхозники и единоличники [19, л. 71, 72-73; 20, л. 45 об., 46, 47, 85-86; 21, л. 32 об., 33 об., 36, 36 об., 90-91, 92-93].

Каковы были причины голода? Обычно наступление голода в Поволжье и пензенской деревне было связано с засухами и недородами, как, например, в 1921 и 1946 г. Весна и лето 1932 г., как отмечается в метеорологической литературе, были обычными на территории современной Пензенской области, хотя местами в юго-западных ее районах - жаркими, не идеальными для урожая. В целом погоду 1932 г. в Нижне-Волжском и Средне-Волжском краях, по мнению специалистов, можно охарактеризовать как благоприятную для урожая всех полевых культур [16, с. 33; 22, с. 38, 45, 50, 166-169; 23, с. 2; 24, с. 137; 25, с. 125].

Главной причиной голода стала политика советского государства: насильственная коллективизация и принудительные хлебозаготовки. Голод стал результатом проведенной властью хлебозаготовительной кампании, в ходе которой из колхозов и единоличных хозяйств был принудительно взят в счет госзаготовок не только товарный хлеб, но и предназначенный на продовольствие и семена. Вот как говорили об этом старожилы пензенских деревень: «Голод был потому, что хлеб сдали», «Весь до зерна, под метелку, государству вывезли», «Хлебозаготовками нас мучили», «Продразверстка была, весь хлеб отняли» [3, с. 469].

Архивные документы, свидетельства очевидцев позволяют восстановить примерный ход событий, приведших к трагедии. План хлебозаготовок (обязательных поставок государству колхозами и единоличными хозяйствами) для Средней Волги в 1932 г. был определен в 72 млн пудов, для Нижней Волги - 77 млн пудов [26, с. 412]. О том, что эти планы были явно завышенными и не учитывающими трудностей организационно-хозяйственного становления только что созданных колхозов, красноречиво свидетельствовали ставшие в 1932 г. как никогда массовыми просьбы председателей колхозов и сельсоветов к районному руководству, а районного руководства - к краевому о необходимости их снижения. Многие председатели колхозов, советские и партийные работники понимали, что выполнение плана оставит деревню без хлеба, и отказывались выполнять спущенные сверху завышенные, не учитывающие реального положения в деревне планы хлебозаготовок. Например, в решении ячейки ВКП(б) Марьевского сельсовета Малосердобинского района было записано: «Ввиду того, что по хлебофуражному балансу видно, что план нереален, правлению колхоза по возвращению 15 подвод, прекратить сдачу хлеба. В случае категорического требования райкома о вывозе хлеба, ячейка снимает с себя ответственность за политико-моральное состояние колхоза» [9, с. 223-224; 27, л. 11]. В конце октября 1932 г. сдача хлеба государству в связи с нереальностью плана хлебозаготовок прекращается в 5 колхозах Малосердобинского района. Аналогичные события происходят в большинстве районов Средней и Нижней Волги, вошедших позднее в состав Пензенской области [8, с. 598; 17, с. 210].

Руководствуясь установкой Центра, краевое руководство Средней и Нижней Волги расценивало такие действия как «саботаж» и «правооппортунистическое отношение к хлебозаготовкам». 11 октября 1932 г. бюро СреднеВолжского ВКП(б) принимает решение о прекращении рассмотрения ходатайств районов о снижении планов хлебозаготовок [28, л. 268]. На первые страницы местных газет выносится лозунг: «Кто не выполняет плана хлебозаготовок, тот действует на руку врагам партии и революции» [29]. В отношении руководящих работников районов, колхозов, сельсоветов, не выполнявших план, применяются репрессивные меры. Так, специальным Постановлением бюро Нижне-Волжской партии от 10 ноября 1932 г. «О ходе хлебозаготовок» Малосердобинскому району «в виду позорного срыва выполнения планов» был объявлен экономический бойкот. В район полностью прекращался завоз товаров, его руководство объявлялось «чуждыми и вредными элементами» и подвергалось репрессиям [30]. 18 декабря 1932 г. аналогичные меры были приняты в отношении не выполнявших планы хлебозаготовок Бековского, Лопатинского и других районов [8, с. 580, 598]. «Бойкот по завозу промтоваров и перемолу зерна» был объявлен колхозникам и единоличникам Николо-Пестровского, Нижне-Ломовского, Башмаковского районов [28, л. 332]. Репрессивные меры применялись к тем руководителям колхозов, сельсоветов, которые пытались распределять хлеб собранного урожая в первую очередь на внутриколхозные нужды. Их снимали с работы, исключали из партии и отдавали под суд [28, л. 290 об., 294]. Дополнительные задания («встречные планы») получали районы, выполнившие план хлебозаготовок, хотя их хозяйственный потенциал был уже полностью исчерпан.

В Нижне-Волжском крае репрессии в отношении руководителей районов, не выполнявших планы хлебозаготовок, усилились после приезда в край по личному указанию И. В. Сталина комиссии ЦК ВКП(б) во главе с секретарем ЦК П. П. Постышевым [31]. Под его давлением руководство Нижне-Волжского края было вынуждено пойти на крайние меры, чтобы обеспечить выполнение годового плана хлебозаготовок [32, л. 118 об., 129, 130 об., 148, 153]. Оно санкционировало изъятие хлеба, заработанного колхозниками на трудодни, а также еще остававшегося у единоличников [33, л. 177]. Осуществлялись массовые репрессии в отношении председателей колхозов и сельсоветов, «саботирующих хлебозаготовки». Например, в декабре 1932 г. в Бековском районе за невыполнение плана хлебозаготовок отдали под суд 13 председателей колхозов, в Лопатинском районе - 14 председателей колхозов и сельсоветов [32, л. 158; 34, л. 277]. В Малосердобинском районе в ряде сел происходит изъятие хлеба у единоличников, заработанного в колхозах и от продажи колхозам личного скота. Там же организуется «добровольный» возврат колхозниками по одному килограмму хлеба, заработанного на трудодни [35, л. 171]. Решением бюро Лопатинского райкома ВКП(б) всем сельским партъячейкам предписывалось «широко обсудить и углубить инициативу Козловских и Александро-Богдановских колхозников, добровольно снизивших себе натуральную оценку трудодня и сдающих таким образом дополнительное количество хлеба государству с тем, чтобы ускорить выполнение всего районного плана хлебозаготовок». Напомним, что в 1933 г. в селе Козловка на почве голода был зарегистрирован случай людоедства [34, л. 227 об.]. Бюро райкома партии Малосердобинского района 4 января 1933 г. принимает постановление о доведении плана по обязательной хлебосдаче до единоличных хозяйств, не имеющих своих посевов, а следовательно, и урожая хлеба (!) [36, л. 3]. Во многих колхозах за невыполнение плана хлебозаготовок описывалось и продавалось личное имущество колхозников и единоличников. голод пензенский край коллективизация

«Методами хлебозаготовок» проводилась и очередная мобилизационная кампания по засыпке семян под новый урожай. За фасадом решений политического руководства, констатировавших случаи массового саботажа в колхозах и угрожавших новыми репрессиями (выселение за пределы края, лишение права на получение зерновых ссуд в качестве помощи государства, конфискации скота), скрывается не сознательное сопротивление, а тотальное изъятие зерна в ходе хлебозаготовок. При этом репрессии затрагивали не столько сферу общественного производства, сколько непосредственно хозяйства колхозников и единоличников. Формирование семенных фондов превратилось в очередную повинность для крестьянства, невыполнение которой оборачивалось реальной высылкой и конфискацией [17, с. 504; 31, л. 51 об., 95; 33, л. 2-3; 37, л. 22 об.].

Ход хлебозаготовительной кампании и кампании по засыпке семян на Нижней и Средней Волге в конце 1932 - начале 1933 г. находился под постоянным контролем ЦК партии и советского правительства. Об этом свидетельствует, например, телеграмма И. В. Сталина секретарю Нижне-Волжского крайкома ВКП(б) В. В. Птухе от 28 января 1933 г., в которой вождь потребовал объяснений от краевого руководства по поводу причин снижения темпов засыпки семян в Колышлейском, Тамалинском и Хвалынском районах [38, л. 51].

Документы и очевидцы повествуют о вопиющих фактах насилия и беззакония, творимых местным партийно-советским руководством в пензенской деревне в рассматриваемый период. Так, в с. Варварино Тамалинского района крестьян за не засыпку семян загоняли в амбар и обливали холодной водой [37, л. 22]. В с. Зубрилово того же района, по воспоминаниям его старожила А. А. Афонина, уполномоченный по хлебозаготовкам некий Мазякин во время изъятия у его семьи заработанного на трудодни хлеба на вопрос «Чем же теперь кормить детей, народ?» ответил: «Вам дали землю, землей и кормите» [3, с. 473-474].

Как выживали голодающие в пензенских деревнях? По воспоминаниям очевидцев, всерьез рассчитывать на помощь государства не приходилось. Зерновые продовольственные ссуды лишь частично покрывали потребности колхозной деревни и рассматривались лишь в качестве стимула для выхода на общественные работы [39, с. 200-201]. Поэтому общественное питание не полагалось нетрудоспособным колхозникам, единоличникам, старикам и детям, всем тем, кто не выходил в поле на колхозные работы. Им выдавалась самая незначительная часть зерна из государственных ссуд. Существовала и определенная очередность в получении ссуды, определявшаяся социальным положением семьи (сельские активисты, коммунисты, члены семей красноармейцев имели приоритетный статус). Единоличным хозяйствам, несмотря на то что в ходе хлебозаготовок они выполняли повышенные задания, государственная продовольственная ссуда не полагалась вовсе. Такое положение дел свидетельствует, что единоличники и нетрудоспособные члены семей рядовых колхозников оказывались в группах риска и погибали от голода первыми [3, с. 463].

Стратегии выживания голодающего крестьянства охватывали весь спектр традиционных практик, но по степени экстремальности эта голодовка превзошла все предшествовавшие. В 1933 г. крестьянству пришлось столкнуться с самым страшным за всю историю вызовом: в ходе коллективизации вместе с общиной была разрушена и выработанная веками система продовольственного обеспечения на случай неурожая, задача создания новой в условиях реализации мобилизационной стратегии попросту не ставилась. Выживание крестьянской семьи обеспечивалось почти исключительно личным подсобным хозяйством, наличными промыслами, употреблением в пищу суррогатов. Самыми распространенными заменителями хлеба, по свидетельству очевидцев, были: жмыхи подсолнечные, льняные, конопляные, рыжиковые, толченая конопля, желуди («желудовая мука», желуди подвергались четырехдневной вымочке), лебеда («лебедовая мука», «лебедная трава»), мука из вики, картофельные очистки, «дрызга» (картофельная «мязга» - остаток крахмальнокартофельного производства), «отбой», «чилим» (водяной орех), сухой орех, «земляной орех», «буковые орешки» (не облупленные и облупленные), «чекан» (мука из корневища камыша), «карлыговая мука» (из зерна), кора древесная, хрен дикий, листья капустные, липовые, малиновые, конский щавель («коневник»), крапива, «душина», ботва свекольная и картофельная, дикий лук и чеснок, «мука» из ягод шиповника, солома, мякина, опилки, глина, гнилое дерево, мох, кровь и кости падших животных, «холодец» из сырых кож павших животных и т.д. [39, с. 214-215]. В пищу шло все, что могло спасти от голодной смерти. Например, на скотомогильниках трупы животных обли-вались керосином, различными растворами, чтобы люди их не ели. Но это мало помогало [3, с. 464].

Таким образом, голод 1933 г. - трагическая страница в истории Пензенского края, как и всего Советского Союза, свидетельство того, какой ценой осуществлялась в России и регионе сталинская индустриальная модернизация. Победа колхозного строя стоила пензенской деревни жизни более 30 тысяч человек.

Список литературы

1. Кондрашин В., Пеннер Д. Голод: 1932-1933 годы в советской деревне (на материалах Поволжья, Дона и Кубани). Самара ; Пенза, 2002. 432 с.

2. Полубояров М. Зачеркнутая строка, или Организованный голод // Волга. 1991. № 4. С. 127-137.

3. Кондрашин В. В. Люди во времени: записки историка. Пенза ; Саранск, 2012. 563 с.

4. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 112. Оп. 31. Д. 63.

5. РГАСПИ. Ф. 112. Оп. 32. Д. 45.

6. РГАСПИ. Ф. 112. Оп. 32. Д. 79.

7. РГАСПИ. Ф. 112. Оп. 32. Д. 85.

8. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939: Документы и материалы : в 5 т. Т. 3. Конец 1930-1933. М. : РОССПЭН, 2001. 1008 с.

9. Советская деревня глазами ВЧК - ОГПУ - НКВД. 1918-1939 : в 4 т. Т. 3. 1930-1934 : в 2 кн. Кн. 2. 1932-1934. М. : РОССПЭН, 2005. 840 с.

10. Архив ЗАГС администрации Лопатинского района Пензенской области.

11. Архив ЗАГС Пензенского областной администрации. Книга записей актов гражданского состояния о смерти по Никольскому району за 1933 г. Акты о смерти № 28, 36, 53, 65, 74, 91.

12. Архив ЗАГС администрации Никольского района Пензенской области.

13. Архив ЗАГС Пензенской областной администрации. Книга записей актов гражданского состояния о смерти по Телегинскому району за 1933 г. Акты о смерти по Васильевскому сельсовету № 83, 93, 95.

14. Кондрашин В. В. Голод 1932-1933 гг. в Пензенской деревне // Взаимосвязи города и деревни в их историческом развитии. Пенза : ПГПИ им. В. Г. Белинского, 1992. С. 112-116.

15. Государственный архив Пензенской области (ГАПО). Ф. 263. Оп. 1. Д. 2.

16. Суховеи, их происхождение и борьба с ними. М. : Изд-во АН СССР, 1957. 370 с.

17. Голод в СССР. 1929-1934 : в 3 т. Т. 2: Июль 1932 - июль 1933. М. : МФД, 2012. 912 с.

18. Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 1562. Оп. 19. Д. 53.

19. РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 18.

20. РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 19.

21. РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 53.

22. Засухи в СССР, их происхождение и влияние на урожаи. Л. : Гидрометеоиздат, 1958. 207 с.

23. Кабанов П. Г. Засухи в Саратовской области. Саратов : Кн. изд-во, 1958. 8 с.

24. Кабанов П. Г., Кастров В. Г. Засухи в Поволжье // Погода и засухи в Поволжье. 1972. Вып. 31. С. 5-102.

25. Климат юго-востока Европейской части СССР: Материалы многолетних метеорологических наблюдений. Саратов, 1961. 134 с.

26. Коллективизация сельского хозяйства СССР. Важнейшие постановления партии и правительства 1927-1935. М., 1957. 575 с.

27. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 21. Д. 3782.

28. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 21. Д. 2550.

29. Волжская коммуна. 1932. 27 ноября.

30. Поволжская правда. 1932. 12 ноября.

31. Борьба. 1932. 23 декабря.

32. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 21. Д. 3768.

33. ГАПО. Ф. 224. Оп. 1. Д. 58.

34. ГАПО. Ф. 262. Оп. 1. Д. 34.

35. ГАПО. Ф. 224. Оп. 1. Д. 38.

36. ГАПО. Ф. 224. Оп. 1. Д. 55.

37. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 21. Д. 3769.

38. РГАЭ. Ф. 8040. Оп. 8. Д. 6.

39. Кондрашин В. В. Голод 1932-1933 годов: трагедия российской деревни. М. : РОССПЭН, 2008. 519 с.

References

1. Kondrashin V., Penner D. Golod: 1932-1933 gody v sovetskoy derevne (na materialakh Povolzh'ya, Dona i Kubani) = Famine: 1932-1933 in the Soviet countryside (by the materials of the Volga, Don and Kuban regions). Samara; Penza, 2002:432. (In Russ.)

2. Poluboyarov M. Strikethrough line, or organized famine. Volga = Volga. 1991;(4): 127-137. (In Russ.)

3. Kondrashin V.V. Lyudi vo vremeni: zapiski istorika = People in time: notes of a historian. Penza; Saransk, 2012:563. (In Russ.)

4. Rossiyskiy gosudarstvennyy arkhiv sotsial'no-politicheskoy istorii (RGASPI). F. 112. Op. 31. D. 63 = Russian State Archive of social and political history. Fund 112. Item 31. File 63. (In Russ.)

5. RGASPI. F. 112. Op. 32. D. 45 = Russian State Archive of social and political history. Fund 112. Item 32. File 45. (In Russ.)

6. RGASPI. F. 112. Op. 32. D. 79 = Russian State Archive of social and political history. Fund 112. Item 32. File 79. (In Russ.)

7. RGASPI. F. 112. Op. 32. D. 85 = Russian State Archive of social and political history. Fund 112. Item 32. File 85. (In Russ.)

8. Tragediya sovetskoy derevni. Kollektivizatsiya i raskulachivanie. 1927-1939: Doku- menty i materialy: v 5 t. T. 3. Konets 1930-1933 = The tragedy of the Soviet village. Collectivization and dispossession. 1927-1939: Documents and materials: in 5 volu-

mes. Volume 2. The end of1930-1933. Moscow: ROSSPEN, 2001:1008. (In Russ.)

9. Sovetskaya derevnya glazami VChK - OGPU - NKVD. 1918-1939: v 4 t. T. 3. 1930-1934: v 2 kn. Kn. 2. 1932-1934 = Soviet village through the eyes of the Cheka - OGPU - NKVD. 1918-1939: in 4 volumes. Volume 3. 1930-1934: in 2 books. Book 2. 1932-1934. Moscow: ROSSPEN, 2005:840. (In Russ.)

10. Arkhiv ZAGS administratsii Lopatinskogo rayona Penzenskoy oblasti = Archive of the registry office of the administration of Lopatinsky district in Penza region. (In Russ.)

11. Arkhiv ZAGS Penzenskogo oblastnoy administratsii. Kniga zapisey aktov grazh- danskogo sostoyaniya o smerti po Nikol'skomu rayonu za 1933 g. Akty o smerti № 28, 36, 53, 65, 74, 91 = Archive of the registry office of the administration. The book of records of acts of civil status on death in Nikolskiy district for 1933. Death certificates No. 28, 36, 53, 65, 74, 91. (In Russ.)

12. Arkhiv ZAGS administratsii Nikol'skogo rayona Penzenskoy oblasti = Archive of the registry office of the administration of Nikolskiy district in Penza region. (In Russ.)

13. Arkhiv ZAGS Penzenskoy oblastnoy administratsii. Kniga zapisey aktov grazhdanskogo sostoyaniya o smerti po Teleginskomu rayonu za 1933 g. Akty o smerti po Vasil'evsko- mu sel'sovetu № 83, 93, 95 = Archive of the registry office of the Penza regional administration. The book of records of acts of civil status on death in Telegino district for 1933. Death certificates No. 83, 93, 95. (In Russ.)

14. Kondrashin V.V. The femine of 1932-1933 in Penza villages. Vzaimosvyazi goroda i derevni v ikh istoricheskom razvitii = Relationships between the city and the countryside in their historical development. Penza: PGPI im. V.G. Belinskogo, 1992:112-116. (In Russ.)

15. Gosudarstvennyy arkhiv Penzenskoy oblasti (GAPO). F. 263. Op. 1. D. 2 = State Archive of Penza region. Fund 263. Item 1. File 2. (In Russ.)

16. Sukhovei, ikh proiskhozhdenie i bor'ba s nimi = Sukhovey, their origin and struggle with them. Moscow: Izd-vo AN SSSR, 1957:370. (In Russ.)

17. Golod v SSSR. 1929-1934: v 3 t. T. 2: Iyul' 1932 - iyul' 1933 = The famine if the USSR. 1929-1934: in 3 volumes. Volume 2: July 1932 - July 1933. Moscow: MFD, 2012:912. (In Russ.)

18. Rossiyskiy gosudarstvennyy arkhiv ekonomiki (RGAE). F. 1562. Op. 19. D. 53 = Russian State Archive of Economics. Fund 1562. Item 19. File 53. (In Russ.)

19. RGAE. F. 1562. Op. 329. D. 18 = Russian State Archive of Economics. Fund 1562. Item 329. File 18. (In Russ.)

20. RGAE. F. 1562. Op. 329. D. 19 = Russian State Archive of Economics. Fund 1562. Item 329. File 19. (In Russ.)

21. RGAE. F. 1562. Op. 329. D. 53 = Russian State Archive of Economics. Fund 1562. Item 329. File 53. (In Russ.)

22. Zasukhi v SSSR, ikh proiskhozhdenie i vliyanie na urozhai = Droughts in the USSR, their origin and impact on crops. Leningrad: Gidrometeoizdat, 1958:207. (In Russ.)

23. Kabanov P.G. Zasukhi v Saratovskoy oblasti = Droughts in Saratov region. Saratov: Kn. izd-vo, 1958:8. (In Russ.)

24. Kabanov P.G., Kastrov V.G. Droughts in Volga region. Pogoda i zasukhi v Povolzh'e = Weather and droughts in Volga region. 1972;(31):5-102. (In Russ.)

25. Klimat yugo-vostoka Evropeyskoy chasti SSSR: Materialy mnogoletnikh meteoro- logicheskikh nablyudeniy = Climate of the southeast of the European part of the USSR: Materials of long-term meteorological observations. Saratov, 1961:134. (In Russ.)

26. Kollektivizatsiya sel'skogo khozyaystva SSSR. Vazhneyshie postanovleniya partii i pravitel'stva 1927-1935 = Collectivization of agriculture in the USSR. The most important decisions of the party and government 1927-1935. Moscow, 1957:575. (In Russ.)

27. RGASPI. F. 17. Op. 21. D. 3782 = Russian State Archive of social and political history. Fund 17. Item 21. File 3782. (In Russ.)

28. RGASPI. F. 17. Op. 21. D. 2550 = Russian State Archive of social and political history.

Fund 17. Item 21. File 2550. (In Russ.)

29. Volzhskaya kommuna = Volzhskaya kommuna (newspaper). 1932, 27 November. (In Russ.)

30. Povolzhskaya Pravda = Povolzhskaya pravda (newspaper). 1932, 12 November. (In Russ.)

31. Bor'ba = Borba (newspaper). 1932, 23 December. (In Russ.)

32. RGASPI. F. 17. Op. 21. D. 3768 = Russian State Archive of social and political history. Fund 17. Item 21. File 3768. (In Russ.)

33. GAPO. F. 224. Op. 1. D. 58 = State Archive of Penza region. Fund 224. Item 1. File 58. (In Russ.)

34. GAPO. F. 262. Op. 1. D. 34 = State Archive of Penza region. Fund 262. Item 1. File 34. (In Russ.)

35. GAPO. F. 224. Op. 1. D. 38 = State Archive of Penza region. Fund 224. Item 1. File 38. (In Russ.)

36. GAPO. F. 224. Op. 1. D. 55 = State Archive of Penza region. Fund 224. Item 1. File 55. (In Russ.)

37. RGASPI. F. 17. Op. 21. D. 3769 = Russian State Archive of social and political history. Fund 17. Item 21. File 3769. (In Russ.)

38. RGAE. F. 8040. Op. 8. D. 6 = Russian State Archive of Economics. Fund 8040. Item 8. File 6. (In Russ.)

39. Kondrashin V.V. Golod 1932-1933 godov: tragediya rossiyskoy derevni = The famine of 1932-1933: the tragedy of the Russian village. Moscow: ROSSPEN, 2008:519. (In Russ.)

Размещено на Allbest.ru