"Нефтеразведки Волжского района должны будут остановиться на полпути" (О горном инженере Н.С. Обуховском, возглавлявшем их)

The article is devoted to the life and the fate of the unfairly forgotten mining engineer Nikolay Stepanovitch Obukhovsky who has been victim of political repression in 1930-ies and to the disclosure of the activity of the Volga oil prospecting, Obukhovsky was the head of this authority in 1919-1924. The loss of the main oil-producing regions in Russia during the Civil War, the combusted fuel crisis had moved to the agenda the search for oil in the other regions, including the Volga region, this area has been oil tested even before the revolution (exploration drilling). As a result, the authority of the Volga oil prospecting was established and the oil prospecting works were started.

The goals of the study are to recall the life course of the mining engineer N.S. Obukhovsky, to discover the main directions of his management of the Volga region oil prospecting and publishing with the main accent onto the Volga region oil. The authors clear and analyze the originality and the main aspects of functioning of oil fields under extreme conditions of the famine, the chronic shortage of finances, material and technical and human resources as well.

The article shows the whole number of disadvantages leading to the disruption of geological oil prospecting work in the Volga region, firstly the extremely poor financing of the performed works, abnormal food shortage, under-staffing and the `competition' of the old oil-producing southern regions outperformed the Volga territory at that time.

The conclusion that the Volga oil prospecting authority managed by N.S. Obukhovsky in the period 1919-1924 became the first attempt to decide a question about the availability of the Volga oil nationally and the name of the authority director must be entered into the constellation of the Soviet oilwell experts who have taken the first steps on the way to the big oil of the Second Baku is drawn.

Key words: mining engineer; autobiography; oil; oil field; prospecting works; Volga region.

Введение

В истории нефтяной промышленности России продолжают оставаться белые пятна, которые до настоящего времени не дают возможности в полном объеме и всесторонне показать всю сложность и противоречивость процесса ее становления. Это утверждение касается и Волго-Уральской нефтегазоносной провинции. Пример тому история Волжских нефтеразведок. Их деятельность осуществлялась на территориях бывших Казанской и Самарской губерний в 1919-1924 гг. в драматических условиях Гражданской войны и первых послевоенных лет после ее окончания. Авторы считают, что она не нашла достаточно полного освещения в имеющихся публикациях. На официальном уровне они именовались Волжскими разведками Главного нефтяного комитета (Главконефти) ВСНХ.

Их управление возглавлял горный инженер Николай Степанович Обуховский, долгое время не фигурировавший в истории нефтяной промышленности России. Его имя впервые появилось на страницах монографии самарского историка Е.Д. Сафронова [Сафронов 1970, с. 79-80], а затем в публикациях бывшего секретаря Татарского обкома КПСС С. Л. Князева (Князев 1984, с. 81, 83, 85-87, 97-98, 100-102, 105-106; Князев, Гатиятуллин, Абражеев 1993, с. 121, 123, 136, 138, 143, 145-148), который внес наибольший вклад в освещение истории татарской нефти и деятельности Волжских нефтеразведок в целом и их руководителя Николая Степановича Обуховского в частности.

Нефть в Поволжье в 20-е гг. XX века искали, но не нашли. Бессменный руководитель Управления волжских разведок Н.С. Обуховский, как и сотни бывших буржуазных специалистов, был в 1937 году репрессирован и затем расстрелян. О его жизни и судьбе практически ничего не известно. Не заняли достойного места в истории нефтяной промышленности СССР и Волжские разведки, которыми он руководил. Опыт их деятельности в экстремальных условиях тех лет остался невостребованным и мало освещенным. Недостаточно сведений о людях, трудившихся на них и условиях, в которых на Волжских нефтеразведках протекал производственный процесс. Задача статьи восполнить эти пробелы (лакуны) из истории нефтяной промышленности России.

Из биографии горного инженера Н.С. Обуховского

Наиболее полные сведения о горном инженере Николае Степановиче Обуховском зафиксированы в автобиографии, написанной им в сентябре 1935 года (Российский государственный архив экономики РГАЭ. Ф. 7297. Оп. 9. Д. 3119. Л. 9-9 об.). Дополнением к ней служат анкеты, заполненные при поступлении на работу в различные организации Самарской губернии, а также архивно-уголовное дело (Управление ФСБ России по Самарской обл. АУД №П-5465) и краткая биографическая справка, опубликованная в Белой книге [Белая книга 1997, с. 225]. В автобиографии зафиксировано, что он белорус, родился на х. Гринки Свислочской волости Волковысского уезда 24 мая 1885 г. Его отец по происхождению был крестьянином, долгое время работал плотником, но со временем арендовал у местных помещиков довольной большой, 59 десятин (ок. 65 га), участок земли и занялся сельским хозяйством, приобрел дом, 2 лошади, 4 коровы, вероятно, нанимал работников, а потому позднее Н.С. Обуховского чекисты называли «сыном кулака» (Управление ФСБ России по Самарской обл. АУД №П-5465. Л. 25).

Окончил сельскую школу, затем Белостокское реальное училище. В периоды обучения давал уроки детям немца-ткача, фактически выполняя функции репетитора и наставника. Занятия с ними оплачивались «бесплатной квартирой и столом», что для него было большим подспорьем. После получения аттестата собирался продолжить обучение в военно-морском инженерном училище, куда дважды подавал документы. По формальным признакам, из-за социального происхождения, в поступлении в него ему было отказано (Управление ФСБ России по Самарской обл. АУД №П-5465. Л. 35). В 1904 г. он стал студентом горного отделения Варшавского политехнического института, но революционные события 1905 г. парализовали учебный процесс. Следующей строкой его биографии стала работа на шахтах Домбровского угольного бассейна. В 1906 г. он поступил на рудничное отделение Горного института им. Екатерины II в Петербурге и продолжил обучение. О своем становлении инженер писал так: «Не имея руководства и поддержки со стороны семьи и близких, умственно я развивался вне программ медленно. Читал без системы, что попало. В средней школе ни в каких кружках не участвовал. В высшей [школе] наибольший интерес вызывала у меня Государственная дума и выступления виднейших представителей кадетской и Трудовой партии. С этого времени я стал больше читать и работать над своим развитием. Студентом я интересовался больше всего научными кружками, докладами, а также белорусским национальным движением. В последнем направлении я работал и в Петрограде, и у себя на родине среди крестьян, будя национальное сознание отсталых белорусов» (РГАЭ. Ф. 7297. Оп. 9. Д. 3119. Л. 9).

Происходя из социальных низов, он вынужден был зарабатывать средства для продолжения образования, давая уроки. Хорошо выручали и платные горные практики, на которые он выезжал в летнее время в Среднюю Азию, на Урал, Кавказ, в Сибирь.

В марте 1913 года, после окончания курса обучения в Санкт-Петербургском Горном институте Императрицы Екатерины II, с дипломом 1-й степени он приехал в г. Самару и поступил на службу в Самаро-Уральское управление земледелия и государственных имуществ. Был назначен заведующим казенными нефтяными землями Уральской области (Центральный государственный архив Самарской области ЦГАСО. Ф. Р-685. Оп. 4. Д. 45. Л. 2-2 об.). К этому периоду его службы относится пиковое увеличение добычи нефти крупными нефтяными фирмами. На одном из месторождений Эмбенской нефтяной области «Доссор» ее добыча с 1911 по 1914 г. возросла в 18 раз. Молодой выпускник Горного института столкнулся с ажиотажем вокруг эмбенской нефти, переросшим в «нефтяную горячку». В Самарское управление государственных имуществ «посыпались прошения на выдачу разрешительных свидетельств на разведку свыше чем от 500 лиц в количестве 42 000 заявок» [Обуховский 1930, с. 44-45].

Сильные мира сего пытались взять под свой контроль лакомые участки земель под нефтеразведочные работы, не гнушаясь прибегать и к прямому обману государства в лице его представителей, отвечавших за казенные земли. Н.С. Обуховский стоял на страже государственных интересов. Так, на прошение потомственного почетного гражданина г. Самары С.Е. Пермякова от 13 сентября 1913 г. о выдаче ему 52 дозволительных свидетельств на право разведок нефти в урочище Матен Кожа Май Каракульской волости Лбищенского уезда Уральской области он рекомендовал выдать ему только одно «дозволительное свидетельство на площадь №45, так как она падает на свободную от заявок местность». В заявлении же, поданном от имени Пермякова, было указано, что он «поставил там 52 заявочных столба», хотя их «там» не имелось (ЦГАСО. Ф. 834. Оп. 50. Д. 45. Л. 1-1 об., 5-5 об., 9-9 об.).

Решать вопросы удовлетворения заявок было проще непосредственно на месте, поэтому Н.С. Обуховский в мае 1913 г. «выехал на Эмбу <...> на нефтяные земли. Приезжал в Самару редко, а в конце 14 года переехал на нефтепромысел Доссор, поступив зав. производством фирмы “Эмба-Каспий” (Управление ФСБ России по Самарской обл. АУД №П-5465. Л. 20). В должности заведующего казенными нефтяными землями Уральской области он проработал с марта 1913 г. по 15 января 1915 г., а с 15 февраля 1915 г. по 1 октября 1916 г. возглавлял технический отдел нефтепромышленного общества на Эмбе (ЦГАСО. Ф. Р-685. Оп. 4. Д. 45. Л. 2-2 об.). Трудился в обществе «Эмба-Каспий», которое вело добычу нефти на месторождениях «Доссор» и впоследствии «Макат» (Управление ФСБ России по Самарской обл. АУД №П-5465. Л. 20). На промыслах в тяжелых условиях полупустыни до февраля 1917 г. им приобретался разносторонний опыт работы в нефтяной промышленности [Нефтяная промышленность... 1915]. Затем не менее полезный опыт руководства нефтяной фирмой: с Февральской революции и до Октября 1917 г. он исполнял обязанности «пом. управляющего нефт. общ-ва» (ЦГАСО. Ф. Р-773. Оп. 6. Д. 49. Л. 6 об.). В период революционных потрясений Н.С. Обуховский выбирался на «разные общественные должности района, в частности был первым председателем Рабочего исполкома промысла «Макат» (Государственный архив РФ ГАРФ. Ф. 7297. Оп. 9. Д. 3119. Л. 9 об.). В условиях нестабильности и революционных преобразований весной 1918 г. отправился в Москву для заключения нового колдоговора, но вернуться на Эмбенские промыслы не смог началась Гражданская война. Добравшись осенью до Астрахани, откуда планировал перебраться на промысел «Макат», он застрял «просидел. до декабря» (Управление ФСБ России по Самарской обл. АУД №П-5465. Л. 20). По-видимому, будучи арестованным и давая показания следователю, он ошибся с декабрем, так как по другим документам, связанным с его трудовой деятельностью, «с 1/X-18 по 15/I-19 г.» он работал техническим инспектором труда Астраханского губисполкома (ЦГАСО. Ф. Р-773. Оп. 6. Д. 49. Л. 6 об.). Прибыв в январе 1919 г. в Самару, «где жила жена с детьми, через дней 5-10 пошел на регистрацию инж.-техн. сил в Губсовнархоз» (Управление ФСБ России по Самарской обл. АУД №П-5465. Л. 20). В условиях военного времени был призван на действительную военную службу («был мобилизован») и состоял в распоряжении Самарского реввоенсовета, с разрешения которого работал в отделе Губстрома Самарского совнархоза. Был назначен заведующим губернским отделом строительных материалов минерального происхождения (губстром) Самарского губсовнархоза. Под его начало перешли национализированные известковые, кирпичные и алебастровые заводы (ЦГАСО. Ф. Р-685. Оп. 4. Д. 45. Л. 2-2 об.).

В стране, воюющей за новый социальный строй, разразились кризисы продовольственный и топливный. Они стали главными врагами, которые могли уничтожить завоевания Октябрьской революции. Советская Россия была отрезана от южных нефтедобывающих районов. Новая власть стала срочно искала выход из объявшего страну топливного кризиса, привлекая к этому ведущих геологов страны.

Нефть в Поволжье для страны Советов

Вопрос о необходимости поисково-разведочных работ в ряде мест Поволжья, где до революции уже велось разведочное бурение или были известны поверхностные нефтепроявления, был поставлен на обсуждение геологами А.П. Ивановым, Н.Н. Тихоновичем в 1918 г. и в 1919 г. И.М. Губкиным, М.Э. Ноинскиим и К.П. Калицким.

6 сентября 1919 г. по докладу члена Главконефти и председателя Главсланца И.М. Губкина, который обследовал сланцевые и нефтяные месторождения Поволжья, было принято решение об организации при Главконефти Управления волжскими нефтепромыслами. В конце сентября Президиумом ВСНХ был утвержден намеченный Главконефтью план разведочного бурения, а в начале октября при личной встрече И. М. Губкин получил одобрение на ведение работ в Поволжье у самого председателя СНК РСФСР В.И. Ленина (РГАЭ. Ф. 6880. Оп. 1. Д. 81, Л. 97-97 об., 101, 103 об.).

Начальником создаваемого Управления волжских разведок был назначен горный инженер Н.С. Обуховский. Начинается его официальная деятельность в этой должности с 15 ноября 1919 года (ЦГАСО. Ф. Р-773. Оп. 6. Д. 49. Л. 6 об.). В выданном ему мандате предписывалось «срочно организовать разведочные и буровые работы в Казанской и Самарской губерниях» [Князев, Гатиятуллин, Абражеев 1993, с. 121].

Геологическая задача, поставленная перед ним, сводилась к разведке пермских и более глубоких карбоновых («каменно-угольных») отложений. Среди геологов (К.П. Калицкий, М.Э. Ноинский, И.М. Губкин и другие) во взглядах на ее решение существовал консенсус. Глубокими скважинами около сел Сюкеева Казанской губ. и Старо-Семенкина Самарской губ., а также шурфованием и ручным бурением у деревень Камышлы и Нижняя Кармалка Самарской губ. в разведку вводились четыре площади, где в дореволюционный период уже велись работы.

Статус промыслов: от «милитаризованных» к «ударным»

Одна из главных задач, вставших перед начальником Волжских нефтепромыслов, поиск рабочих, включая квалифицированные кадры буровиков. Постановление Совета рабоче-крестьянской обороны от 27 июня 1919 г. вводило в топливной промышленности страны военное положение. На основе постановления СТО РСФСР от 7 июля 1920 г. нефтепромыслы Волжско-Уральского района были отнесены к категории «милитаризованных». В мандате, выданном заведующему «нефтяными промыслами в Камышлах» А.Я. Тауману, говорилось: «все промысла признаны учреждениями милитаризованными» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 2. Л. 246 об.).

По времени появление Постановления совпало с началом формирования коллективов нефтяников на нефтеразведках Волжского района. Оно происходило военизированными методами. Определяющую роль на начальном этапе играли военные комиссариаты, которые призывали, давали отсрочки или их отменяли в отношении работников, занятых на Волжских промыслах. Считался призванным на военную службу и сам Н.С. Обуховский. Неоднократно военные комиссариаты присылали на нефтепромыслы («откомандировывали») красноармейцев, продлевали сроки отсрочки работающих от призыва в Красную армию. Так, Самарский губернский военный комиссариат на основании резолюции командующего войсками Заволжского военного округа в отношении Самарского районного нефтяного комитета в телеграмме от 8 сентября 1920 г. предложил Бугурусланскому уезвоенкомату «откомандировать в распоряжение инженера Таумана (Камышлы Бугурусланского уезда) 28 человек красноармейцев для буровых работ на нефтяных промыслах» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 2. Л. 42). В другой телеграмме, направленной в «нефтепромысла Сюкеево Каз. г.», в конце октября 1920 г. Москва информировала Н.С. Обуховского о постановлении Совета труда и обороны от 27 октября 1920 г. На его основании продлевался «срок действия постановления СТО от 7/VII о милитаризации предприятий, указанных в этом постановлении до 1/II-21 года» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 16. Л. 55). 17 ноября 1920 г. комиссия по отсрочкам предоставила отсрочку на 3 месяца 129 людям, призванным по мобилизации военнослужащим Камышлинских нефтепромыслов, «подлежащих возвращению на прежнее место службы работ как незаменимых специалистов» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 2. Л. 432-459).

Для оказания помощи промыслам на них привлекалось и местное население. 9 декабря 1920 г. Старо-Соснинский и Байтугановский Волкомтруда получают телеграммы, в которых Бугурусланский уездный комитет по всеобщей трудовой повинности предлагает им мобилизовать в порядке трудовой повинности жителей селений Камышлы, Старо-Семенкина и Ново-Семенкина «в распоряжение Камышлинского нефтяного промысла для перевозки досок, бревен, бочки и др.» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 2. Л. 150, 153). От всех других нарядов, за исключением продовольственных, мобилизованные жители освобождались. Военизированные методы решения стоявших перед промыслами проблем являлись в годы Гражданской войны доминирующими.

В 1921 г. в кадровом составе занятых на промыслах произошли серьезные изменения. В основном составе работающих на промыслах стали преобладать преимущественно местные жители, перестали играть определяющую роль в обеспечении промыслов кадрами рабочих военкоматы, наметился переход к мирной жизни. Об этом свидетельствовало и утверждение Центральной производственной комиссией при ВСНХ РФ в сентябре 1920 г. Волжских нефтепромыслов в качестве ударных предприятий нефтяной промышленности. Оно состоялось в сентябре 1920 г. и подразумевало первоочередное обеспечение и повышенные ставки оплаты труда (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 2. Л. 299). Предполагалось, что предприятия нефтяной промышленности, отнесенные к ударной группе, будут обеспечиваться «в первую очередь топливом, сырьем, освобождением от мобилизации всех 100% рабслужащих и предоставлением определенного пайка от Наркомпрода» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 2. Л. 16 об.). Отнесение нефтепромыслов Волжского района к ударным предприятиям нефтяной промышленности давало право занятым на них на получение ударного пайка, но не гарантировало их автоматического выделения. В марте 1921 г. его получали работающие на Сюкеевском промысле, но были лишены рабочие Нижне-Кармальского нефтепромысла, также причисленные к ударной группе. В Казань, в Татнаркомпрод, зав. Кармальским нефтепромыслом Н.П. Некрасов шлет телеграмму, в которой просит решить вопрос о выдаче на март 1921 г. ударного пайка «как горнорабочим» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 23. Л. 29). Та же просьба последовала и в апреле. Работающие на промысле в конце концов паек получили. Он составил 27 ф. муки. Их семьи по 17 ф., «малолетние» по 22 ф. «В выдаче мяса, сахара, круп, овощей было отказано» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 23. Л. 6). Стимулов для повышения производительности труда ударный паек давал мало, но появлялся шанс не умереть и выжить в период голода, который охватил Поволжье в 1921-1922 гг.

Производственный процесс

Работы на Волжских нефтепромыслах велись, исходя из тех небольших средств, которые отпускались на них в Москве. В октябре 1919 г. сумма кредита на ведение разведочных и буровых работ в Волжско-Уральском районе составляла 15 миллионов рублей [Князев, Гатиятуллин, Абражеев 1993, с. 124-125]. Учитывая огромную территорию и масштабы геологоразведочных и буровых работ, его размер был явно недостаточным. Дефицит специалистов, техники, отсутствие необходимой инфраструктуры, материальных средств, экстренное проведение в жизнь намеченных планов поисковых и разведочных работ на нефть и их неоднократная корректировка неизбежно наложили свой отпечаток на их общее состояние.

В центре серьезно подошли к определению мест закладки скважин в Поволжье. К решению данного вопроса были привлечены видные геологи К.П. Калицкий, М.Э. Ноинский, И.М. Губкин. Существенную роль в этом играл Геологоразведочный отдел Главконефти.

Определенную помощь в организации геологоразведочных работ оказывали местные власти. 30 марта 1920 г. на заседании Президиума Самарского губсовнархоза был заслушан доклад Н.С. Обуховского о ходе организации нефтяных промыслов. В нем была дана оценка проведенным работам «в районе Тетюш, Чистополя, Кармалки, Семенкина и Камышлов, оборудовании промыслов и ближайших задачах, и видах на будущее». В принятом постановлении говорилось об оказании Обуховскому содействия «в срочных работах по организации промыслов в Бугурусланском уезде в районе Камышлов» (Самарский областной государственный архив социально-политической истории СОГАСПИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 334. Л. 41).

Оценив состояние скважин, пробуренных в Сюкеево, Камышлах и Н. Кармалке до революции, Обуховский пришел к мысли, что вести разведочное бурение на нефть, используя стволы старого фонда скважин посредством их углубления, нецелесообразно. Необходимо закладывать новые. Его мнение было весомым и при решении вопроса об окончательном «выборе места закладки» скважин в Сюкеево (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 11. Л. 1).

Работы на Камышлинском промысле начались в июне 1920 г., когда «прибыла первая партия рабочих в числе 10 человек и 3 человек стражи». В конце декабря на них было занято 10 служащих и 123 рабочих. В конце 1920 г. закончены 3 скважины мелкого бурения. В Старо-Семенкине шел процесс бурения глубокой скважины №1. 150 пудов нефти, добытые здесь с перерывами с 1 июля 1920 г. по 1 января 1921 г., вселяли определенную уверенность в правильности места закладки скважины (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 2. Л. 13-13 об.).

С большими сложностями шла организация нефтепромысла в с. Сюкееве. Не выделялись вовремя бревна, что сдерживало строительство вышек. Местный совнархоз сначала выделил локомобиль системы Ленца мощностью 110 л. с. для бурения глубокой скважины, но вскоре потребовал его вернуть (РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 1. Д. 1894. Л. 50). Оборудование и расходные материалы, следовавшие из Баку, прибыли на промысел с большим запозданием из-за нежелания железнодорожников пропускать их. Потребовался год, чтобы доставить ударный буровой станок нобелевского типа (РГАЭ. Ф. 6880. Оп. 1. Д. 92. Л. 36-36 об.). В описи имущества на промысле за 1921 год значилась «буровая вышка <...> со станком бакинского типа и двигателем американская 12 саж., вновь построенная стоимостью 500 000 руб. без износа» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 4. Л. 28). 4 января 1921 г. в Сюкеево началось бурение первой скважины с проектной глубиной 150 саж. (320 м). Чтобы достичь запланированных показателей, требовалось не менее трех лет. Постепенно все площади были введены в разведку. Н.С. Обуховский работал с максимальной отдачей по 11 часов в сутки. О выходных у него вопрос не стоял.

Обеспечить промыслы тяжелыми буровыми станками, мощными двигателями для их привода, обсадными трубами, штангами для бурения глубоких скважин (от 350-400 до 900-1000 м) в то время, когда от Советской России были отрезаны Баку и Грозный главные нефтяные центры, было практически невозможно. Исходили из того, что бурение будет ударно-штанговое. Оно требовало большого количества обсадных труб, штанг, которых в наличии не было.

Н.С. Обуховский, учитывая реальную ситуацию, прибег к переброске на наиболее ответственные участки в села Сюкеево и Старо-Семенкино оставшегося с дореволюционных времен оборудования, инструментов и расходных материалов. 13 марта 1920 г. в Самарский губстром от Обуховского приходит телеграмма. В ней он сообщает, что в Камышлы направлен сотрудник с «поручением убрать материалы вышку... Инструмент переводится (в) Семенкино, где закладывается глубокая буровая» (ЦГАСО. Ф. Р-88. Оп. 1. Д. 206. Л. 38).

Учитывая масштабы развернувшейся работы только на Сюкеевский промысел необходимо было принять до 500 человек, остро встала проблема привлечения квалифицированных кадров буровиков и рабочих. К ней примыкал не менее сложный вопрос о заведующих нефтепромыслами. Так, заведовать промыслом в с. Камышлах Обуховский просил прислать специалиста из Самары в лице заведующего Горным отделом Самарского губсовнархоза А.В. Богоявленского, но его не отпустили. Не прибыл и инженер С. П. Лавровский, ссылаясь на состояние своего здоровья (ЦГАСО. Ф. Р-88. Оп.1. Д. 204. Л. 19-20). Только 14 мая 1920 г. промысел получил своего заведующего (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 2. Л. 65 об.). Им стал выпускник Санкт-Петербургского горного института Арвид Яковлевич Тауман (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 2. Л. 460 об., 461, 474). В его подчинении были два промысла в Камышлах и Старо-Семенкине, которые в отчетных документах фигурировали как Камышлинские нефтепромыслы.

Промысел в с. Старо-Семенкине возглавлял студент Екатеринославского горного института И.А. Бельковский, которого во второй половине мая 1922 г. сменил Н.П. Некрасов (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 73. Л. 9-9 об.), переведенный сюда с Нижне-Кармальского нефтепромысла. Справиться с работой в условиях «кошмарного голода и безденежья», царивших в 1922 году, новый заведующий не смог, и «в сентябре пришлось опять менять его новым лицом» [Князев, Гатиятуллин, Абражеев 1993, с. 143]. Им стал уроженец г. Тетюшей 1897 г. рождения техник Михаил Николаевич Сперанский. В первых числах октября 1922 г. из-за отсутствия на промыслах нефти и других материалов, «без коих в дальнейшем не может идти углубление буровой №2, от работ им временно было отстранено 8 человек» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 136. Л. 90; Д. 73. Л. 46). За 1921-1922 гг. операционный год производственная программа по Старо-Семенкинскому промыслу была выполнена всего на 12,3 % (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 136. Л.100). Последним заведующим промыслом с 15 октября 1923 г. был назначен Анатолий Васильевич Бачин, пришедший на Волжские нефтеразведки весной 1923 г. после демобилизации из армии.

Обстановка на промыслах характеризовалась крайне тяжелыми условиями труда и быта, которые оказывали влияние на выполнение производственных программ, на стабильность коллективов. В годовом отчете о состоянии Камышлинских нефтепромыслов за 1920 г. приведена нелицеприятная картина обстановки, в которой трудился коллектив нефтяников. В нем говорилось: «работы протекали в весьма тяжелых условиях при общей экономической разрухе во время Гражданской войны. Все время чувствовалось отсутствие специалистов рабочих и простых рабочих, отсутствие инструментов, мастерских и материалов, отсутствие денежных средств, отсутствие подходящих помещений для рабочих и служащих, отсутствие транспортных средств, отсутствие теплой одежды (мороз 30⁰ при ветре), обуви маленького продовольственного пайка, плохо налаженного почтово-телеграфного сообщения и т.д.» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 2. Л. 13).

На производственном процессе сказались и голодные 1921-1922 гг. в Поволжье. Казанская и Самарская губернии оказались в их эпицентре. Голод напрямую влиял на деятельность коллективов нефтяников Волжских разведок, и надо учитывать, что многие, занятые на промыслах, спасаясь от него, пришли добывать волжскую нефть.

В мае 1921 г. Н. Обуховский получает письмо от зав. промыслом в Нижней Кармалке. В нем сообщалось о бедственном положении с продовольствием и мерах, которые должны «так или иначе успокоить рабочих», которые 15 мая на собрании решили командировать в г. Казань своего представителя в Татнаркомпрод. Зав. промыслом просил Н.С. Обуховского принять личное участие в разрешении продовольственного вопроса, написав от своего имени письмо инженеру А.А. Аносову. Он в своем послании также подчеркивал, что «рабочие на промыслах люди почти все здешние Н. Кармальские и молчали до сего времени только потому, что у них были еще кое-какие крохи, но продовольственные отряды совершенно их разорили» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 23. Л. 16-16 об.). В другом сообщении на имя Н.С. Обуховского он прямо говорит о том, что продовольственный вопрос является главным препятствием на пути продолжения работ на промысле: «Питание недостаточно. <...> Люди сильно ропчут. Пока есть силы, работают. Надо полагать, скоро все бросят» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 44 а. Л. 112-112 об., 113 об.).

Касаясь настроений, циркулирующих на промысле, зав. промыслом приводит слухи о Платонове: «Слышал, что он отсюда хочет бежать. На одном пайке сам, и дети его голодают <...> и в Сюкеево, просит Вас о переводе» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 44 а. Л. 113). Г.П. Платонов буровой ключник. Поступил на работу на промысел в ноябре 1920 г. При характеристике его семейного положения отмечено: у него «8 едоков» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 44 а. Л. 144].

Не менее трагичной была ситуация на промыслах в Сюкееве. «Из-за сильнейшего голода, когда рабочие в изнеможении падали на работах без сил и наконец в апреле-мае разбрелись совсем» [Князев, Гатиятуллин, Абражеев 1993, с. 143]. Работы в 1922 г. не производились 2,5 месяца на Сюкеевском взвозе, на буровой №10. Несмотря на голод и простои, задание по бурению скважины было выполнено на 100%.

Еще сильнее, чем в Сюкееве, указывал Н.С. Обуховский, голод проявил себя в Старо-Семенкине. «В самом деле, отметил Н.С. Обуховский, были случаи людоедства и трупоедства, весной с промыслов бежали мастеровые и заведующие» [Князев, Гатиятуллин, Абражеев 1993, с. 143].

И все же вера в наступление лучших времен, в более счастливое будущее не покидала нефтяников даже в голодные годы, давая заряд энергии на работу в тяжелейших условиях. Заведующий Старо-Семенкинским промыслом Н. Некрасов, обращаясь к рабочим, заявлял: «Считаться с голодовкой не приходится, это общее народное бедствие. Будем продуктивно работать будем сыты, и работу нашу правительство оценит» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 73. Л. 9 об.).

Нормальный производственный процесс осложнялся также и невыплатами заработной платы, усугублявшими бедственное положение людей и дезорганизующими работу на нефтепромыслах. Бушующая инфляция не прибавляла стимулов для высокоэффективного труда и повышения его производительности. Неотлаженной была система оплаты труда и назначения премий, стимулирующих добавок. Денежная оплата труда, особенно в годы «военного коммунизма», носила во многом символический характер. Зав. Нижне-Кармальским нефтепромыслом в сообщении Н.С. Обуховскому приводит в сопоставлении сведения о рыночных ценах по курсу и зарплатах, которые получали нефтяники по состоянию на май 1921 г.: «мука стоит 100-120 тыс. руб. пуд, а заработок сравнительно грошовый 1000-1200 р. в месяц» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 44 а. Л. 112 об.). Буровой мастер Г.И. Иванов в сводках за март-апрель 1921 г. со Старо-Семенкинского нефтепромысла сообщал о 16 рабочих, которые «не желают работать» и «не желают продолжать работу» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 30. Л. 15).

Вопрос о заработанной плате на протяжении всего существования Волжских нефтеразведок стоял крайне остро и решался зачастую с большим запозданием. В сентябре 1923 г. из Казанского райкома Всероссийского Союза горнорабочих в Москву уходит телеграмма, в которой сообщается: «рабочие Волжских нефтеразведок третий месяц без жалования <...> Положение тяжелое. Примите срочные меры» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 136. Л. 72).

Зав. Старо-Семенкинским нефтепромыслом А. Бачин в декабре 1923 г. сообщает Обуховскому о невыплате зарплаты рабочим и служащим за три месяца и вынужденной мере по расчету с коллективом керосином. Говоря о себе, подчеркивал, что он, человек семейный, ее ни разу вовремя не получал в течение семи месяцев, «и, если будет продолжаться с выплатой жалованья так же в будущем <.> служба во вверенном Вам предприятии будет невозможна» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 136. Л. 107, 107 об.).

В телеграмме рабочих Старо-Семенкинского промысла от 18 сентября 1923 г. по вопросу о невыплате зарплаты, направленной в Москву, Н.С. Обуховский обвинялся в халатном отношении к нуждам промысла. На нее ответили зам. начальника ГГУ, начальник отдела нефтяной промышленности И.М. Губкин и зам. начальника Геологического бюро Маевский. Снимая с него серьезные обвинения, они сообщили, что в течение трех месяцев Обуховский слал многочисленные телеграммы «о необходимости отпуска денег для расплаты с рабочими и служащими», но они были отпущены с большим запозданием (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 136. Л. 102). Москва объясняла задержку перечисления средств реорганизацией структур ГУТа (финансового органа, снабжавшего нефтеразведчиков деньгами) и финансовыми затруднениями в основных нефтедобывающих районах страны. «В силу изложенного, говорилось в сообщении, Геологическое бюро считает недопустимым определять без достаточных оснований отношение Начпрома к нуждам промысла как халатное и предлагает об изложенном объявить рабочим, пославшим телеграмму» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 136. Л. 102). нефтеразведка поволжье горный инженер обуховский

Положение со средствами в области оплаты труда после объяснения Москвой причин, приведших к их задержке, в последующие два месяца кардинально не изменилось. Телеграммой от 20 ноября 1923 г. Обуховский разрешил зав. промыслом в Старо-Семенкине «для поддержки рабочих <...> продать часть керосина» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 136. Л. 128). Его продажа стала одним из главных каналов расчета с работниками, эквивалентного денежному. Данную операцию он оценивал как незаконную, но к которой приходилось прибегнуть ввиду «исключительных обстоятельств».

В октябре и ноябре 1923 г. Обуховский послал в Москву 16 писем и 5 телеграмм с просьбой отпустить средства. Кроме того, 3 письма «в Союз» (во Всероссийский Союз горнорабочих) и 2 письма с просьбой поддержать Волжские нефтеразведки центром ушли в Москву от уполномоченных Союза горнорабочих из Казани. Ответа ни на письма, ни на телеграммы не последовало, и «в конце ноября он подал заявление об увольнении» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 136. Л. 128).

Борьба за перечисление средств в распоряжение Волжских нефтеразведок шла импульсами, и особых успехов на данном направлении не было. В апреле 1924 г. Н.С. Обуховский сообщил в Гео логическое бюро, что «совершенно без средств, без нефтепродуктов, с трехмесячной задолженностью, к тому же без всяких указаний на будущее, работы принуждены будут остановиться, а сотрудники вновь разбегутся, как было уже не раз при продолжительной задержке в средствах» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 117. Л. 4 об.).

Чтобы уложиться в смету расходов, Н.С. Обуховский упор делал на интенсификацию производственной деятельности, повышение трудовой дисциплины, всемерную экономию средств. 12 июля 1923 г. зав. нефтепромыслом в Старо-Семенкине получил от Обуховского указания («ввиду крайней урезки средств Центром») в срочном порядке пересмотреть и урезать штаты сотрудников, в т. ч. число конторских служащих, оставшихся перегруппировать, «чтобы каждый <. > работал полной нагрузкой», установить строгий контроль за прогулами и опозданиями, усилить режим строжайшей экономии (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 136. Л. 66-66 об.).

С 6 января 1923 г. разведочные работы в Сюкееве на глубине 826 футов были приостановлены. Часть рабочих была уволена, часть переведена в Семенкино. Об этом Н.С. Обуховский сообщал в отчете о работе на нефтеразведках Волжского района за 1922 г. Указание из Москвы о полном прекращении работ на Сюкеевском месторождении последовало 14 июля 1923 г. Решение о ликвидации Сюкеевской скважины как разведочной большинством голосов поддержало и Межведомственное совещание, состоявшееся 27 июля. Основные работы с этого времени переместились на скважину №2, бурившуюся в Старо-Семенкине.

В январе 1924 г., когда был ясно обозначен курс на завершение работ на Волжских нефтеразведках на основании телеграфного распоряжения Н.С. Обуховского от 13.01.24, углубление скважины №2 в Старо-Семенкине было приостановлено. 31 января рабочие промысла стали требовать выплаты зарплаты, которую не получали четыре месяца. Только благодаря проведенному общему собранию и полученной из Союза горнорабочих телеграмме о восстановлении работ коллектив нефтепромысла с 1 февраля продолжил деятельность. Несмотря на возобновление работы, большинство после получения задержанной зарплаты было намерено с нефтепромысла уволиться. Как писал А. Бачин, «грозят уходом со службы» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 117. Л. 1). Обстановка на Старо-Семенкинском нефтепромысле с каждым днем становилась все более накаленной. Начпром докладывал Обуховскому о финансовых проблемах, которые для дальнейшего существования нефтепромысла по значимости выходили на первое место, оттесняя на задний план производственный процесс. А. Бачин сообщал об «ужаснейшем положении», в котором находилось управление нефтеразведок: «Нет средств даже на марки, чтобы послать куда-нибудь простое письмо» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 117. Л. 1 об.).

Преодолевая огромные трудности, в том числе финансового характера, бурение скважины №2 в Старо-Семенкине продолжалось. Н.С. Обуховский в докладе Геологическому бюро уверенно констатировал, что скважина в ближайшем времени достигнет каменноугольных отложений. «Смена и характер пород дают возможность заключить, что мы весьма близки к каменноугольным отложениям» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 117. Л. 4). За апрель было пройдено 28 фут, и общая глубина скважины составила 667 фут 6 дм.

Курс на ликвидацию

После взятия Красной армией весной 1920 г. Грозного и Баку настрой на продуктивную работу на Волжских нефтеразведках стал ослабевать. Дальнейшее продолжение работ на них после освобождения основных нефтедобывающих районов страны стало проблематичным. Старые нефтедобывающие районы были более перспективными в деле восстановления и наращивания добычи нефти меньшими средствами и с более высокой степенью вероятности. Новые, еще не разведанные районы, к которым относился и Волжский, не могли с ними конкурировать. Проверенные временем Бакинские и Грозненские промыслы были более надежным вариантом, несмотря на их близость к южным границам страны.

Экономическое состояние страны позволяло выделять крайне ограниченные средства на деятельность Волжских нефтеразведок. Открытие богатых запасов нефти в Казанской и Самарской губерниях отодвигалось на неопределенное время и не подкреплялось реальными результатами проводившихся здесь работ. Это привело к обсуждению вопроса о целесообразности дальнейшего существования Волжских нефтеразведок.

В феврале 1921 г. специальная комиссия ЦК РКП(б) представила в Политбюро ЦК партии, а также в Совет труда и обороны ряд отчетов и докладов о положении нефтяной промышленности страны. В них содержались практические предложения по подъему нефтяного хозяйства. В докладной записке И.М. Губкина «О положении дела в нефтяных районах республики» делался упор на восстановление работы Бакинских и Грозненских промыслов увеличение числа эксплуатируемых скважин и широкое развитие бурения новых скважин [Сафронов 1970, с. 129-130]. 14 февраля 1921 г. Политбюро ЦК РКП(б) приняло постановление о восстановлении и дальнейшем развитии нефтяной промышленности. На первом месте в нем значились Баку и Грозный, которым уделялось главное внимание.

В июне 1921 г. Н.С. Обуховский уже располагал сведениями о замыслах Главного нефтяного комитета о дальнейшем существовании Волжских разведок. В приказе и объявлении от 18 июня 1921 г. Н.С. Обуховский сообщал о решении Главного нефтяного комитета о ликвидации работ «на нефтяных промыслах Волжского района» из-за недостатка «продовольствия, материалов и денежных знаков», о направлении освобождающихся рабочих и служащих на нефтяные промыслы в Баку и Грозный. Всем, кто оставался на промыслах, говорилось в приказе «никаких гарантий в продовольствии и работе не дается. <...> Я ничего обещать не могу» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 23. Л. 23, 24).

К 30 июня 1921 г. относится первая попытка прекращения деятельности Волжских нефтеразведок. После заслушивания доклада Н.С. Обуховского горными органами РСФСР было принято решение «о выработке плана работ в Волжском районе». В результате остановились на варианте постепенной ликвидации работ на нефтепромыслах.

Вопрос о буровых работах в Поволжье был включен в повестку работы I Всероссийского съезда нефтеработников (31 дек. 1921 г. 10 янв. 1922 г.). Съезд прислушался к рекомендациям К.П. Калицкого и в принятой резолюции зафиксировал решение о продолжении бурения «разведочной скважины в Сюкееве до верхов верхнего карбона и о временном приостановлении бурения скважины в Старо-Семенкине» [Князев, Гатиятуллин, Абражеев 1993, с. 138-139].

В центральных органах страны сложилось вполне определенное мнение о необходимости прекращения нефтеразведочных работ на Волжских нефтеразведках. В 1922 г. курс на их свертывание был продолжен. Он подкреплялся отношением к ведущимся работам как малозначимым со стороны местных хозяйственных органов. Так, отрицательно оценивались перспективы нефтеразведочных работ Татарским управлением горного надзора.

Главное управление по топливу (ГУТ) ВСНХ после рассмотрения результатов работ нефтеразведок по стране приняло решение о прекращении деятельности Волжских нефтеразведок. Мнения ее руководителя Н.С. Обуховского и профессора Казанского университета М.Э. Ноинского, курировавшего наблюдения за геологической частью работ, игнорировались.

Н.С. Обуховский, специалист высокого класса, опираясь на опыт практических работ на промыслах Урало-Поволжья, настойчиво и упорно выступал против Волжских нефтеразведок, считая, что «достигнутая скважинами глубина не решает первоначально поставленной задачи разведки, останавливаясь на полпути к цели» (цит. по: [Князев 1984, с. 98]).

Дальнейшее свертывание работ на Волжских нефтеразведках шло на протяжении 1922-1924 гг. Слабая надежда на их продолжение была, но она не подкреплялась из Центра. В плане работ к смете расходов по разведочным промыслам Волжско-Нефтяного района на 1922-1923 год Н.С. Обуховский наметил последовательность завершения работ и сокращения штатов (ГАРФ. Ф. Р-4085. Оп. 20. Д. 327. Л. 5 об.).

14 июля 1923 г. он получил по линии Управления нефтяной промышленности ГУТа распоряжение, которым предусматривались полное прекращение работ и ликвидация Сюкеевской нефтеразведки. Основную причину появления такого документа Обуховский видел в исчерпании и недостатке средств на ведение работ. Состоявшееся затем 27 июля 1923 г. межведомственное совещание, обсудившее вопрос о дальнейших нефтеразведочных работах, поддержало это решение: буровые работы прекратить и ликвидировать Сюкеевскую скважину как разведочную.

С 6 января 1923 г. разведочные работы в Сюкееве на глубине 826 футов были приостановлены. Основные работы с этого времени связаны со скважиной №2, бурившейся в Старо-Семенкине. Ее планировалось довести с 30 саж. до 120 саж., то есть до каменноугольных отложений, и выяснить вопрос, связанный «с изучением области распространения битумов в Поволжье» (ГАРФ. Ф. Р-4085. Оп. 20. Д. 327. Л. 19.)

Бурение скважины №2 в Старо-Семенкине продолжалось. В докладе Геологическому бюро Н.С. Обуховский сообщал, что скважина в ближайшем времени достигнет каменноугольных отложений. В связи с этим он ставил перед Советом нефтяной промышленности вопрос о «дальнейшей судьбе нефтеразведок на Волге», который должен быть решен «в самом спешном порядке», и предлагал рассмотреть два варианта продолжение разведочных работ и их прекращение (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 117. Л. 4). Обосновываются им и наиболее рациональные пути нефтеразведок Волжского района, которые в конечном счете и были приняты Москвой.

Наступившая весна стала последней в истории Волжских нефтеразведок. 2 мая 1924 г. горный директорат ВСНХ принял постановление о полном окончании работ; основной мотив не геологические распри Калицкого и Губкина, а «недостаточность средств и отсутствие возможности получить таковые в будущем» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 105. Л. 14). На заседании Президиума Казанского райкома Всероссийского союза горнорабочих от 30 мая 1924 г. было рассмотрено «отношение от 27/V-24 г. Начпрома Волжских нефтеразведок т. Обуховского о ликвидации разведок согласно постановлению Директората». Главные причины прекращения их деятельности, как следовало из его сообщения, заключались в отсутствии средств «на дальнейшие изыскания на Волге» и в выполнении намеченной программы работ, которая не завершилась открытием «жидкой нефти в промышленном количестве» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 105. Л. 14). Управление Волжских нефтеразведок должно было прекратить деятельность с 1 июня 1924 г. В принятом, по сообщению Н.С. Обуховского, постановлении говорилось: «Ликвидацию Волжских нефтеразведок при создавшемся положении считать своевременной <...> Ввиду недостаточности средств и отсутствия возможности получить таковые в будущем приурочить расчет к 1 июня с. г.» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 105. Л. 14). Он, стоявший у истоков Волжских нефтеразведок, создавая, укрепляя и руководя ими в неимоверно тяжелое время, теперь должен был заниматься их ликвидацией, расставаться с делами и людьми, ставшими частью его жизни.

В последнем приказе от 15 июня 1924 г. за подписью Н.С. Обуховского уполномоченного по ликвидации нефтеразведок Волжского района, говорилось: «С 15/VI.24 г. Управление Волжских нефтеразведок считать ликвидированным и всех сотрудников уволенными от службы» (ЦГАСО. Ф. Р-681. Оп. 1. Д. 105. Л. 16). 7 августа 1924 г. Н.С. Обуховский доложил И.М. Губкину о полной ликвидации Управления волжских разведок (РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 5. Д. 594. Л. 11, 143).

Общим результатом работ стало бурение двух «глубоких скважин» на 120 с. в Сюкееве и на 100 с. в Старо-Семенкине, но самую глубокую скважину, на 350-400 с., так и не заложили. Сожалея о закрытии работ, Н.С. Обуховский писал: «Таким образом, из-за недостатка средств нефтеразведки Волжского района должны будут остановиться на полпути, не решив целиком поставленных перед ними вопросов» (цит. по.: [Князев 1984, с. 98]).

Нефть есть. Нефтеразведки в Волжском районе необходимо продолжить

В личном деле инженера Н.С. Обуховского главный период его жизни, когда он был сначала начальником нефтепромыслового управления Волжского района, а в дальнейшем начальником нефтеразведок Волжского района, значится с 15 ноября 1919 г. по 1 сентября 1924 г. (ЦГАСО. Ф. Р-773. Оп. 6. Д. 49. Л. 6 об.).

Бывший руководитель Волжских нефтеразведок с осени 1924 остался без работы. Был принят до конца года на временную работу в Самарское губземуправление на должность гидротехника. «В августе, покажет он на допросе в УНКВД по Куйбышевской области от 28 декабря 1937 г., я получил первую работу в Губзу гидротехника в Кинель-Черкасский район на общественные работы по постройке плотин. Эта работа была временной и 1/I-25 кончилась. Я опять начал поиск службы. Мне посоветовали зайти в Губстрой по заготовке стройматериалов» (Управление ФСБ России по Самарской обл. АУД №П-5465. Л. 20 об.). В Самарском губернском отделе он был принят на должность инженера по 13-му разряду. С апреля 1925 г. Н.С. Обуховский введен в состав Ревизионной комиссии Самарского губсовнархоза и стал ее членом. Следующая должность технический директор Жигулевской группы известковых заводов. Ее он занимал с 1926 по 1928 г. (ГАРФ. Ф. 7297. Оп. 9, Л. 9 об.; ЦГАСО. Ф. Р-773. Оп. 6. Д 49. Л. 6 об.). Его карьерный рост по служебной лестнице продолжался и в последующие годы, когда он в 19281931 гг. становится главным инженером и заместителем главного инженера Средстромтреста. По совместительству с 1930 г. он вел ряд курсов в техникуме стройматериалов и в молодых, только что созданных самарских вузах строительном, химико-технологическом, путей сообщения. Преподавал разнообразные дисциплины: горное дело, инженерную геологию, технологию стройматериалов, петрографию.

Принадлежность к контрреволюционной группировке инженерно-технических работников при Самарском отделении Всесоюзной ассоциации инженеров (ВАИ), выявленная органами госбезопасности, прервала его карьерный рост (Управление ФСБ России по Самарской обл. АУД №П-5465. Л. 30). Входили в нее, как было выявлено на следствии, около 100 человек. Это были «старые инженеры», занимавшие в прошлом ответственные технические должности, «потерявшие с революцией свое привилегированное положение». «Возглавлял» ее Борис Людвигович Сурвилло крупный специалист в области теплотехники не только в Самаре, но и в СССР. В контрреволюционную группу также входили: Константин Владимирович Поляков горный инженер, организатор СреднеВолжского геологоразведочного треста, в последующем основатель нефтяного факультета в Куйбышевском индустриальном институте (КИИ); Вячеслав Вячеславович Жуковский бывший зав. Губтопом, уполномоченный по топливу; Богоявленский К.В. зав. Горстроем и др. Н.С. Обуховский «был привлечен» в организацию в 1925 г. В политической области деятельность Самарского отделения ВАИ, как об этом заявлял на допросе сам Николай Степанович, была направлена на «активное вредительство и противодействие развитию хозяйства и промышленности в целях ускорения падения существующего режима или изменения политики Советской власти» (Управление ФСБ России по Самарской обл. АУД №П-5465. Л. 8).