Нюрнбергские военные трибуналы и Нюрнбергский кодекс 1947 г. как постклассические объекты

Размещено на http://www.allbest.ru/

Нюрнбергские военные трибуналы и Нюрнбергский кодекс 1947 г. как постклассические объекты

Г.Ч. Синченко

Аннотация

Опираясь на платформу международного права, суды над нацистскими военными преступниками, проведенные Международным военным трибуналом и Нюрнбергскими военными трибуналами, в то же время служили ее строительными блоками. Когда подчеркиваются аспекты легитимности трибуналов, уголовно-правовой базы обвинительных актов и приговоров, их политическое и идеологическое значение, тогда "право Нюрнберга" высвечивается в его международном правовом и универсальном нравственном измерении. Нюрнбергские процессы, и в первую очередь так называемые последующие, или малые, осуществлялись в режиме точечного наложения англосаксонского правосудия на системную среду романо-германского типа. В плане процессуальных форм, процедур и юридического менталитета обвинители и судьи были естественными носителями американского права, что отмечалось как ими самими, так и оппонирующей стороной. Как следствие, чем тщательнее проводится анализ процессуальных и ментальных параметров малого сегмента нюрнбергского судебно-правового комплекса, тем больше приблизительности проникает в логику рассуждений о его международном статусе. Таким образом, в нюрнбергских процессах и Нюрнбергском кодексе 1947 г. просматриваются характеристики постклассических объектов. Это свидетельствует в пользу гуманитарных методологических перспектив принципа дополнительности и служит симптомом эпистемологической корреляции социально-гуманитарного научного комплекса с постклассическим естествознанием.

Ключевые слова: научная культура; гуманитарный; постклассический; дополнительность; герменевтика; международное уголовное право; нюрнбергские трибуналы; Нюрнбергский кодекс; Соединенные Штаты Америки. кодекс нюрнбергский корреляция

Nuremberg Military Tribunals and the 1947 Nuremberg Code as Postclassical Objects. Part II

G.Ch. Sinchenko

Based on the platform of international law, the trials of Nazi war criminals conducted by the International Military Tribunal and the Nuremberg Military Tribunals also served as its building blocks. When aspects of the legitimacy of the tribunals, the criminal- legal basis of indictments and sentences, their political and ideological significance are emphasized, then the "Nuremberg law" is highlighted in its international legal and universal moral dimension. On the other hand, the Nuremberg trials, and first of all the so-called subsequent or small trials, were carried out in the mode of selective imposing of Anglo-Saxon justice on the system environment of the Romano-Germanic type. In terms of procedural forms, procedures and legal mentality, the prosecutors and judges were natural bearers of American law, which was noted both by themselves and by their opponents. As a result, the more thoroughly the analysis of the procedural and mental parameters of the small segment of the Nuremberg judicial and legal complex is carried out, the more approximate character the logic of reasoning about its international status acquires. Thus, in the Nuremberg Trials and in the 1947 Nuremberg Code the characteristics of postclassical objects are noticeable. This testifies in favor of the humanitarian methodological perspectives of the principle of complementarity and serves as a symptom of the epistemological correlation of the social and humanitarian scientific complex with postclassical natural science.

Keywords: scientific culture; humanitarian; postclassical; complementarity; hermeneutics; international criminal law; Nuremberg tribunals; Nuremberg Code; the United States of America.

Гуманитаризацией эпистемологии как рефлексивным аспектом сближения гуманитарной и естественнонаучной мыслительных матриц обусловливается интерес к социокультурным аналогам постклассических явлений, с которыми ученые сталкиваются начиная с революции в физике и кризиса ее механистических философских оснований в конце XIX - начале XX в. В первой части статьи мы:

— предложили рассмотреть в качестве таких аналогов судебные процессы против нацистских военных преступников, проведенные трибуналами, которые были учреждены американской оккупационной администрацией в г. Нюрнберге в 1946-1949 гг. (далее - НВТ), и выработанный на одном из этих судов документ, аккумулирующий нравственные принципы научно-медицинских исследований на человеке (так называемый Нюрнбергский кодекс, далее - НК);

— ознакомились с понятием и составом нюрнбергского судебно-правового комплекса, недоразумениями и противоречиями в трактовках НВТ и НК;

— остановились на неопределенности фиксации их "координат" в системе "международное право - национальное право (право США)".

Ниже мы постараемся показать, что обозначенные контрасты и логические аномалии, на поверхностном уровне сводимые к конфликтам интересов, субъективности мнений и пробелам в эмпирической базе, имеют более глубокую причину, коренящуюся в объективной двойственности исследуемых объектов, экспликация которой нуждается в дополнительных описаниях их в терминах как международного, так и национального права.

Дополнительность интерпретаций НВТ и НК в международной и американской системе юридических координат

Противоположности - не противоречия, они - дополнения.

Нильс Бор

Герменевтике ведомо, что поступь понимания двуедина. Она направлена, во-первых, на текст, а говоря шире, - на дело, которое в исторически данных обстоятельствах делается тем, в чьей душе живут определенные мысли и чувства. Во-вторых, она устремлена к мыслям и чувствам "инициатора речи" (Шлейермахер), т. е. того, кто в определенных обстоятельствах делает некое дело. Юридически адаптированную версию данного общего принципа находим в чистой теории права Г. Кельзена. То, что в плоскости наблюдения выглядит поднятием руки или нажатием на кнопку пульта, в смысловом аспекте оказывается, например, голосованием в парламенте. Далее, акторы - и "в этом заключается своеобразие того материала, который является предметом социального и особенно юридического познания" - осуществляют самоистолкование, и "субъективный смысл может, но не должен совпадать с объективным смыслом, который данному акту приписывается в... правовой системе" [1, с. 422-423]. Парламентарии могут объявить, что вотируют закон, и честно вотировать закон, но могут на словах вотировать, а на деле саботировать; кроме того, нельзя исключить, что одни используют других вслепую, и т. д. Поэтому методологически важно отдавать себе отчет в том, что реконструируется: субъективный смысл акта, объективный его смысл или соотношение того и другого. Мы сконцентрируемся на субъективном смысле, который в виде тенденции может быть воссоздан по самоистолкованиям юридического персонала (обвинителей, членов НВТ, консультантов) и авторов НК с учетом обстоятельств места и времени.

Период между окончанием Первой и Второй мировых войн, а также первая послевоенная декада - пора глубоких преобразований международного права, а не отлаженных застывших форм, и некоторые его конструктивные элементы приходилось создавать или дорабатывать прямо на ходу. Скажем, словосочетание "преступления против человечности" появилось в декларации государств Антанты 1915 г. как выражение моральной и политической оценки геноцида армян, а уголовно-правовая дефиниция была сформулирована только в 1945 г. в Уставе Международного военного трибунала (далее - МВТ). С точки зрения юридического пуризма было бы гораздо лучше, если бы она получила документальное оформление со стороны Лиги наций до прихода нацистов к власти в Германии, но подходить к эпохе перемен с мерками, снятыми с периода стабильности, было бы такой же безнадежной затеей, как писать конституцию для революции. Эти перемены еще и пятьдесят-семьдесят лет спустя не сведены к общему знаменателю - скажем, не достигнуто доктринальное единство в вопросе о международно-правовой правосубъектности индивида (ср., напр.: [2, с. 11; 3, с. 12-13, 23-38; 4, с. 113-120]). Что уж говорить об оценке современниками, многие из которых за грохотом орудий отвыкли от тишины библиотек и степенного течения судебного заседания: "Order in the court (к порядку в зале суда)!"

Интернациональный аспект. Международный военный трибунал и НВТ проходили на Европейском континенте в поверженной Германии, опирались на материально-правовую и организационно-правовую базу, имевшую ядром международные и трех- и четырехсторонние акты, на скамье подсудимых и подле в роли защитников находились граждане еще недавно грозного и смертельно враждебного Третьего рейха. Наконец, суд и обвинение говорили на одном языке, а подсудимые и их защитники - на другом. В этих обстоятельствах покрывалом кондициональной причины, т. е. обусловленной победой возможности привлечь побежденных к ответу, было легко прикрыть порождающую причину судебных разбирательств, т. е. факт и характер содеянного побежденными, когда те воображали себя расой господ. Одного этого уже достаточно, чтобы проблема международной легитимности нюрнбергских трибуналов стала животрепещущей, а ведь на новой стадии международного правопорядка возникли и другие проблемы, для которых не подходили готовые решения. Точнее, новая стадия и была инициирована новыми реалиями и новыми проблемами.

Особенно остро вопрос обоснования стоял перед НВТ, в чьем контексте контакты США с западными союзниками были лишь неформальными, а с СССР - номинальными, ибо апрельское тепло встречи на Эльбе уже развеивалось холодным мартовским ветром с Фултона. Отсюда акцентированные усилия, направленные на фиксацию НВТ в формате международного права, бок о бок с МВТ. Они нашли выражение в типичных заявлениях наподобие прозвучавшего на "Процессе против судей" (далее - ПС): "...Мы судим этих обвиняемых в суде, источник полномочий и юрисдикция которого в отношении предмета и лиц приравнивается к Международному военному трибуналу (МВТ) и совпадает с ним" Trials of War Criminals before the Nuernberg Military Tribunals under Control Council Law No. 10. Vol. III. Nuernberg. October 1946 - April 1949. Washington, 1951. Р. 63.. Там же они обусловили включение в текст судебного решения пассажей на тему международного права и выдержек из соответствующих научных доктрин, например: "Международное право не является продуктом закона. Его содержание не статично. Отсутствие в мире какого-либо государственного органа, уполномоченного принимать материальные нормы международного права, не помешало его прогрессивному развитию. По образцу английского общего права оно выросло, чтобы соответствовать требованиям меняющихся условий" Ibid. Р. 966.. По тем же резонам в пятнадцатитомном издании "Нюрнбергские военные трибуналы. Судебные процессы над военными преступниками согласно Закону № 10 Контрольного совета в Германии" под одной обложкой с узкоспециальными данными опубликованы международно-правовые источники, начиная с Лондонского соглашения и заканчивая Уставом и Регламентом Международного военного трибунала для Дальнего Востока Trials of War Criminals before the Nuernberg Military Tribunals under Control Council Law No. 10. Vol. XV. Nuernberg. October 1946 - April 1949.. Главный процесс, несмотря на то что последующие имеют собственную нумерацию от 1 до 12, регулярно обозначался в материалах НВТ под номером 1. Такими способами "малое нюрнбергское право" инкорпорировалось в единый с "большим" судебно-правовой комплекс.

И еще один момент, выходящий за рамки собственно правовой культуры отчасти в специфику национального менталитета, а отчасти в экзистенциальные измерения, не должен ускользнуть от учета. Подсудные МВТ и НВТ деяния, в частности эквивалентные пыткам и квалифицированной смертной казни медицинские опыты, выходят за границы самых минималистических предпосылок взаимодействия между людьми и народами - во всяком случае, по эталонам цивилизации, принявшей наследие века Просвещения. Как позднее, уже в мемуарах, напишет Тейлор: "Нацизм был гордо признанным отказом от свободолюбивых (libertarian), гуманитарных и интернационалистских идеалов, которые большинство правительств признавало по крайней мере на словах" [5]. Но в то время как большую часть Евразии произошедшее потрясло, поскольку там оно и происходило, трансатлантическая оптика восприятия была отстраненной и недоверчивой, ибо, по словам очутившегося во время войны в Нью Йорке беглого немца из романа Э.М. Ремарка "Тени в раю", "реальная война - это та, что происходит у тебя на родине. Все остальное нереально". Американскому судье МВТ Дж. Паркеру потребовалось посмотреть лагерную кинохронику, чтобы слечь в постель на три дня и излечиться от гипотезы советской пропаганды - форма реакции индивидуально-острая, но аттитюд стандартен, известно, что под его диктовку информация о европейских ужасах скептически воспринималась, например, американской государственной администрацией. В стилистику прохладной отстраненности укладываются и данные Консультативного комитета по радиационным экспериментам на человеке, согласно которым американская пресса освещала "Суд над врачами" (далее - СВ) отрывочно, а если где-то за его ходом и следили живо, так в кругу эмигрировавших в США врачей-евреев Advisory Committee on Human Radiation Experiments - Final Report. Release Date Сору. October 1995. Р. 150-151.. Общую тональность отношения заокеанского медицинского сообщества к "юстициальному препарированию" нацистской медицины Дж. Кац, сам врач и профессор права в Йеле, передал широко разлетевшимися словами: "Это был хороший кодекс для варваров, но ненужный кодекс для обычных ученых врачей (physician-scientists)" [6, p. 228].

Таким образом, трансатлантическая дистанция мешала восприятию "малого нюрнбергского комплекса" в узком аспекте сведения американцами счетов с немцами Процитируем сравнение Тейлором американо-британского взгляда на вещи с континентально-европейским. Автор провел это сравнение в контексте МВТ, но в первой своей части оно без труда может быть спроецировано на последующие суды: "Ни Великобритания, ни Америка не пострадали от нацистского ига; Шоукросс и Джексон говорили от имени мира. Де Ментон, который участвовал в Сопротивлении и был свидетелем жестокости и ужасов немецкой оккупации, выступал от имени "народов, которые еще вчера были порабощены и подвергнуты душевным и телесным пыткам"" [5] (Х. Шорткросс, Р. Джексон и Ф. де Ментон - главные обвинители на МВТ от Великобритании, США и Франции. - Г. С.).. Европейский и тихоокеанский опыт, напротив, помогал осознанию недопустимости повторения гитлеровского кошмара и подъему того умонастроения всеобщности, на волне которого была учреждена ООН и провозглашена Всеобщая декларация прав человека. С гребня этой волны на ПС из уст Тейлора и прозвучало: "Хотя данный Обвинительный акт предъявляется от имени правительства Соединенных Штатов, настоящее дело по существу является обвинением, которое народы мира предъявляют этим людям, совершившим преступные акты против общества, которое мы знаем как весь мир... истинное значение данного процесса выходит далеко за пределы установления виновности или невиновности данных подсудимых. Настоящий процесс взывает к нормам морали, существующим в мире." Нюрнбергский процесс. Суд над нацистскими судьями. М., 1970. С. 112-113.. Словом, какого масштаба война, такого и аксиология.

Эти же приоритеты (хотя и не они одни) были значимы при разработке НК, в число создателей которого входят эксперты обвинения американские врачи Э. Айви (Иви) и Л. Александер. Первый, по его собственному утверждению, верил "в профилактику, а не в "карательное средство"" (цит. по [7, р. 56]); второй уповал, что удастся сделать "нечто в самом деле монументальное, одновременно историческое и правовое" (цит. по [8, р. 199]). Историки сходятся на том, что судьи также видели в НК воздвигаемый на территории международного права заслон от будущих злодеяний [см.: 7, р. 66-67; 9, р. 138; 10, р. 197].

Национальный аспект. ".Не существует никакой специально русской философии. Но существует русский подход к мировым философским проблемам, русский способ их переживания и обсуждения", - писал Б.П. Вышеславцев [11, с. 154]. Точно так же говорить о специально американском международном праве вряд ли приходится, однако американский (российский, китайский.) его "проект" и способ включения государства, национальных правосознания и правовой культуры в международную систему - совсем не фантазм, так как право народов является не отрицанием, а синтезом или хотя бы компромиссом между множеством несовпадающих национальных подходов и интересов.

Прежде всего, как и указывалось выше, американскую (шире - англосаксонскую) окраску имело нюрнбергское судопроизводство. Это не надо понимать буквально и искать в МВТ и НВТ процессуальный слепок с американских гражданских или военных судов: сравнительный анализ мог бы вывести на ряд более или менее существенных несовпадений. Не останавливаясь на данном слишком специальном для наших целей вопросе, выскажем допущение, что в целом свойственный прецедентной системе приоритет "надлежащей процедуры", т. е. способа движения дела, в соединении с эластичным подходом к допустимости доказательств послужил подходящей "национальной" матрицей для судебного разрешения интернациональной проблемы в конкретных исторических условиях.

И надо сказать, что английский и американский юридический персонал ревниво предупреждал и пресекал попытки представить привнесенную им на континент конфигурацию уголовного процесса как ущемление справедливости в отношении лиц, сформировавшихся в другой юридической атмосфере. "Мы не можем представить, что немецкое законодательство содержит более благоприятные для обвиняемых понятия. К любым менее благоприятным мы как американские судьи, прошедшие подготовку в области англо-американской уголовной юриспруденции, не склонны прибегать, даже если это не американский суд, но специальный трибунал, учрежденный в соответствии с соглашением четырех держав, вершащим (administering) международное публичное право" Trials of War Criminals before the Nuernberg Military Tribunals under Control Council Law No. 10. Vol. VI. Nuernberg. October 1946 - April 1949. Washington, 1952. Р. 1189.. Так после перечисления определяющих уголовно-процессуальных принципов (презумпция невиновности, возложение бремени доказывания вины на обвинение и т. п.) высказался суд в "деле Флика". Стоило же защитнику Геринга на МВТ затронуть тему национальных правовых различий в критическом плане, как его моментально осадил председательствующий: "Доктор Штамер, я хотел бы сказать Вам, что заявление, которое Вы только что сделали, совершенно неправильно. В Англии вообще не существует кодекса судебной процедуры по уголовным делам, но во всем мире, как и на этом процессе, принято, чтобы обвинение сообщало защите о всех добытых обвинением документах, а также об имеющихся свидетелях, говорящих в пользу обвиняемых..." Нюрнбергский процесс: сб. мат-лов: в 8 т. Т. 8. М., 1999. С. 20.. Что касается НВТ, то для них оценка доказательств была максимально разгружена от формализма статьей 2 Постановления № 7. Мы не знаем, было ли это сделано с учетом опыта МВТ, но незримое влияние традиций средневекового английского права справедливости вполне ощутимо ".В Канцлерском суде не должно складываться предубеждение против человека на основании неправильно поданных бумаг или формальной ошибки, но лишь по существу дела" (епископ Стиллингтон, лорд-канцлер времен Эдуарда IV (XV в.)) (цит. по [12, с. 66])..

Итак, было бы ошибкой ограничивать национальный фактор нюрнбергского правового комплекса отдельными принципами и процессуальными формами при игнорировании их питательного ментального раствора, т. е. правосознания. А оно, разворачивая упакованное в частную национальную форму общее правовое содержание, на встречном движении по "трансатлантическому коридору" подводило международный правовой контент под англосаксонские критерии. Так, известный нам решительный оппонент легитимности МВТ судья Верховного суда США

Эйприл руководствовался неявной максимой "недостаточно американское не имеет силы для Америки как международное". Отреагировав на ст. 3 Устава МВТ "Ни Трибунал, ни его члены, ни их заместители не могут быть отведены обвинителем, подсудимыми или защитой" (идентичная норма действовала в отношении НВТ) риторическим вопросом "в какой англоамериканской стране обвиняемый в преступлении, за которое угрожает смертная казнь, лишается возможности оспаривать правомочия (jurisdiction) суда?", он пошел гораздо дальше: "Нет необходимости утверждать, что согласно нашей Конституции мы не можем участвовать в функционировании созданного на договорной основе международного трибунала, чьи решения связывали бы наше правительство. Мы инстинктивно отвергаем предположение, что, если бы такой суд мог законно осуществлять уголовную юрисдикцию в отношении наших собственных граждан, то всякий американец мог бы подвергнуться осуждению без суда присяжных по общему праву и без соблюдения базовых американских канонов надлежащей правовой процедуры" [13, р. 315, 319] Возможно, сейчас точка зрения Эйприла воспринимается как слишком ригидная, изоляционистская и устаревшая. Однако от этого она не перестает оставаться точкой зрения, а наши задачи по-прежнему лежат в плоскости герменевтики, а не критики..

Те, кто отличался от Эйприла конструктивным настроем, тем не менее были к нему близки с точки зрения механизма понимания международного права по модели права общего. Соответствующую выдержку из рассуждений НВТ III мы уже приводили, и тот же механизм, по большому счету, определял представления НВТ I, Айви и Александера в части превентивного потенциала НК. Ведь расчет на закрепление в ткани международного уголовного права с помощью индивидуального судебного решения наиболее естественен для судебно-прецедентной системы, а для других - лишь в той степени, в которой они затронуты элементами той же логики В Статуте Международного суда (1945) судебные решения действительно признаются - правда, с оговорками - вспомогательным источником права.. Кстати говоря, американские правоведы и сейчас без затруднений сопрягают характеристики общего и международного права На этом фоне особенно хорошо заметно, что привычные нам дефиниции международного права через понятие норм (норм и принципов) (см., напр.: [3, с. 11; 4, с. 25; 14, с. 68-69]), в свою очередь, теоретически и социокультурно детерминированы, но кодом другого правопонимания и устоями другой системы права.; например, Э. Гузман и Т. Мейер расположили на этой сдвоенной платформе актуальный концепт мягкого права [15].

С той же естественностью, а нередко и спонтанностью, с которой американские прокуроры и судьи проводили на практике впитанные ими на родине взгляды, континентальное правовое мышление оперировало собственными мерками. В совокупности это чревато конфликтом интерпретаций. Скажем, десять этических пунктов, из которых состоит НК, представляют собой занимающую около 40% общего объема и не обособленную от остального текста часть раздела "Допустимые медицинские эксперименты" приговора СВ. На момент появления эти пункты не публиковались в виде отдельного документа и не фигурировали под привычным нам наименованием. Возникновение последнего в начале 1960-х гг. связано с выходившим далеко за границы отдельного судебного разбирательства осознанием этого, так сказать, "нюрнбергского декалога" в качестве влиятельного ответа на вопрос о правилах экспериментов на человеке [16, p. S162, S165]. Тогда почему в названии использовано слово "кодекс"? Возможно, свет прольет предупреждение французского специалиста по сравнительному правоведению Р. Давида: "Американские кодексы не идентичны европейским. Их и толкуют иначе. В кодексах видят просто плод консолидации, более или менее удачной, а не основу для выработки и развития нового права, как в странах романо-германской правовой системы" [17, с. 378]. Однако вследствие того, что наш смысловой шаблон кодекса требует официальных реквизитов самостоятельного акта, в континентальных исследованиях вокруг НК со временем образовалась мифологическая оболочка: якобы он был принят как отдельный документ (информационный протокол, приложение к обвинительному протоколу и т. д.) то ли трибуналом по завершении СВ, то ли еще каким-то органом Мы затрагивали этот момент выше в соображениях о действии НК во времени. За дополнительными деталями снова направляем читателя к нашей статье [18]..

Пожалуй, еще сильнее национальную интригу нюрнбергского правосудия передают инциденты наподобие описанного выше демарша адвоката Геринга Отто Штамера. Такие эпизоды не были единичными и внезапными выпадами. На СВ защита обращала внимание не только на неведение процессуальных оппонентов относительно позиции Германии в конституционных вопросах, но в первую очередь на "большую разницу между мышлением континентального европейца и трансатлантическими юристами в вопросах конституционного права. Законы и мораль веками резко разграничивались на европейском континенте в юридическом мышлении, и прежде всего в мышлении законодателя, в отличие от государств за океаном" Trials of War Criminals before the Nuernberg Military Tribunals under Control Council Law No. 10. Vol. I. Nuernberg. October 1946 - April 1949. Р. 959.. На ПС от имени всех подзащитных прозвучало: "Разница между англо-американской правовой системой и германским правом, по которому, за их деяния, судят немецких обвиняемых, заключается не только в решении индивидуальных юридических вопросов и проблем, но носит фундаментальный и систематический характер. Англо-американское право представляется нам существенно (vitally) прогрессивным благодаря влиянию решений высших судов на установление прецедентов. Напротив, германское право является кодифицированным, намного менее подходящим для развития посредством отправления правосудия, но оно как таковое (in itself) требует соблюдения норм закона" Trials of War Criminals before the Nuernberg Military Tribunals under Control Council Law No. 10. Vol. III. Nuernberg. October 1946 - April 1949. Р. 108.. И действительно, прагматическая цель таких заявлений, сколь бы очевидной она ни была, все-таки не должна заслонять глубокие различия в правовой ментальности. За всеми конъюнктурными и психологическими моментами нюрнбергского комплекса, и особенно "малой" его части, на правом берегу Атлантики стоял гегелевский тезис: "То, что есть право, лишь становясь законом, обретает не только форму своей всеобщности, но и свою истинную определенность... Отличие норм обычного права от законов заключается лишь в том, что знание этих законов права субъективно и случайно, поэтому они для себя менее определенны и всеобщность мысли в них замутнена." [19, с. 247]. По левую же ее сторону ему противостоял антитезис, со временем эксплицированный американским юристом Г. Дж. Берманом: "Я должен выразить свое несогласие с неолютеран- ской концепцией четкого разграничения Закона и Писания, закона и милости, закона и творчества, которое в Германии XIX века привело к крайнему правовому концептуализму и позитивистскому сведению права к системе правил, принимаемых государством" [12, с. 333]. Вторая мировая была, перефразируя Клаузевица, продолжением конфликта систем мышления другими средствами. Уточним: систем мышления с вплетенным в них правовым элементом. И из того, что преступления остаются преступлениями, а виновные - виновными, никак не следует, что привлечение их к юридической ответственности проходило через отказ той или другой стороны от свойственного ей миро- и правопонимания, включая национальные его черты.

Заключение

Опираясь на платформу международного права, МВТ и НВТ в то же время служили ее важными строительными блоками. И когда непосредственными участниками малых трибуналов или сторонними интерпретаторами подчеркивается, условно говоря, корпускулярный аспект, т. е. вопросы легитимности трибуналов, уголовно-правовой базы обвинительных актов и приговоров, их политическое и идеологическое значение, тогда "право Нюрнберга" высвечивается в его международном правовом и универсальном нравственном измерении. Однако нюрнбергские процессы, и в первую очередь те, которые известны как последующие или малые, осуществлялись в режиме точечного наложения англосаксонского правосудия на системную среду романо-германского типа. В "волновом" аспекте, т. е. в плане процессуальных форм, процедур и юридического менталитета обвинители и судьи были естественными носителями американского права, что отмечалось как ими самими, так и оппонирующей стороной. Как следствие, чем тщательнее проводится анализ процессуальных и ментальных параметров малого сегмента нюрнбергского судебно-правового комплекса, включая самый, пожалуй, известный его продукт, т. е. НК, тем больше приблизительности проникает в логику рассуждений о его международном статусе.

Таким образом, в НВТ и НК действительно просматриваются характеристики постклассических объектов, что свидетельствует в пользу методологических перспектив принципа дополнительности, значимость которого в гуманитарном мышлении была подчеркнута М.М. Бахтиным [20] и апробировалась в ряде философских работ (см., напр.: [21; 22, с. 125-146; 23]). История собственными силами и без помощи теоретиков распорядилась в пользу правильности двойственного рассмотрения определенных ее феноменов, подгадав так, что на титульных листах томов с материалами НВТ - судов, предусмотренных коллективным решением держав-победительниц, - значится "согласно Закону № 10 Контрольного совета в Германии" (рис. 1), а все двенадцать малых процессов строились по национальной формуле "Соединенные Штаты Америки против..." (рис. 2). Герменевтикам остается идти вслед за историей, всматриваться, вслушиваться и расшифровывать ее послания. Возможно, такое движение и приведет к встрече гуманитаристики с постклассическим естествознанием подобно тому, как в далеком 1945-м произошла встреча американских и советских войск на Эльбе - древнем, еще со времен Карла Великого, географическом рубеже цивилизаций и культур.

Рис. 1. Титульная страница т. III издания "Нюрнбергские военные трибуналы.

Судебные процессы над военными преступниками согласно Закону № 10 Контрольного совета в Германии", содержащего документы и материалы ПС

Рис. 2. Начальная страница документов и материалов судебного дела "Соединенные Штаты Америки против Карла Брандта и других" в т. I издания "Нюрнбергские военные трибуналы. Судебные процессы над военными преступниками согласно Закону № 10 Контрольного совета в Германии"

Список литературы

1. Кельзен Г. Чистое учение о праве: введение в проблематику науки о праве // Российский ежегодник теории права. 2011. № 4.

2. Волеводз А.Г., Волеводз В.А. Исторические и международно-правовые предпосылки формирования современной системы международной уголовной юстиции // Международное уголовное право и международная юстиция. 2008. № 2.

3. Лукашук И.И. Международное право. Общая часть: учебник. 3-е изд., перераб. и доп. М., 2005.

4. Международное право: учебник / отв. ред. Г.В. Игнатенко и О.И. Тиунов. 6-е изд., перераб. и доп. М., 2013.

5. Taylor T. The Anatomy of the Nuremberg Trials: a Personal Memoir : [Электронный ресурс]. New York, 1992.

6. Katz J. The Consent Principle of the Nuremberg Code. The Nazi Doctors and the Nuremberg Code: Human Rights in Human Experimentation. New York, 1992.

7. Weindlin P. The Origins of Informed Consent: The International Scientific Commission on Medical War Crimes, and the Nuremberg Code. Bulletin of the History of Medicine 2001; 75(1).

8. Schmidt U. Justice at Nuremberg: Leo Alexander and the Nazi Doctors' Trial. New York, 2004.

9. Grodin M. A. Historical Origins of the Nuremberg Code. The Nazi Doctors and the Nuremberg Code: Human Rights in Human Experimentation. New York, 1992.

10. GlantzL. H. The Influence of the Nuremberg Code on US Statutes and Regulations. The Nazi Doctors and the Nuremberg Code: Human Rights in Human Experimentation. New York, 1992.

11. Вышеславцев Б.П. Вечное в русской философии // Вышеславцев Б.П. Этика преображенного Эроса. М., 1994.

12. Берман Г. Дж. Вера и закон: примирение права и религии. М., 2008.

13. April N. An Inquiry into the Juridical Basis for the Nuernberg War Crimes Trial. Minnesota Law Rewiew 1946; 30(5).

14. История международного права / под ред. А.И. Дмитриева, У.Э. Батлера. 2-е изд., доп. и перераб. Одесса, 2013.

15. Guzman A., Meyer T. International Common Law: The Soft Law of International Tribunals. Chicago Journal of International Law. August 2009.

16. WeindlingP. From the Nuremberg "Doctors Trial" to the "Nuremberg Code". Wiener klinische Wochenschrift. The Central European Journal of Medicine 2018; 130.

17. Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988.

18. Синченко Г.Ч. Нюрнбергский кодекс 1947 года в калейдоскопе интерпретаций и противоречий // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2021. № 2.

19. Гегель Г.В. Ф. Философия права. М., 1990.

20. Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. 2-е изд. М., 1986.

21. Невважай И.Д. Взаимодополнительные формы активности субъекта познания: интерпретация и выражение // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Философия. 2011. № 3.

22. Розов М.А. Теория социальных эстафет и проблемы эпистемологии. Смоленск, 2006.

23. Синченко Г.Ч. Двенадцать тезисов о философско-правовом Сфинксе, или Дополнительность юридико-аналитического и этико-философского дискурсов // Научный вестник Омской академии МВД России. 2008. № 2.

Размещено на Allbest.ru