Узлы памяти чеченского народа: анализ ключевых мемориальных нарративов

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Узлы памяти чеченского народа: анализ ключевых мемориальных нарративов

Ярычев Н.У.



Аннотация

Статья посвящена феномену «узлов памяти» (термин М. Ротберга, Д. Саньяла и М. Сильвермана) чеченского народа, то есть наиболее значимым, поворотным событиям чеченской истории. В отличие от традиционного для мемориальных исследований понятия мест памяти (П. Нора), узлы памяти имеют более конкретное смысловое наполнение, а потому поддаются более четкой верификации.

Критериальными основаниями узлов памяти выступают:

1) определяющее значение события для национальной истории, культуры, идентичности;

2) активная включенность в процессы мемориализации;

3) интегрированность события в актуальное событийное пространство, наличие его влияния на различные политические, социальные и иные процессы. Определение узлов чеченской культурной памяти осуществлялось с опорой на результаты глубинного интервью, проведенного автором статьи, и результаты тематических исследований других авторов.

К узлам памяти были отнесены следующие события: принятие ислама, кавказские войны; депортация (1944) и репатриация (1957) чеченского народа; участие в Великой Отечественной войне; российско-чеченские войны 1990-х годов. Все указанные узлы памяти оказали и оказывают до сих пор мощнейшее влияние на самоопределение чеченцев, на их национальную идентичность и детерминируют общие особенности национальной чеченской культурной памяти.

Ключевые слова: прошлое, память, культурная память, узлы памяти, мемориальный нарратив, мемориальная культура, память чеченского народа.



Annotation

Yarychev N.U. Memory nodes of the Chechen people: an analysis of key memorial narratives

This article deals with the memory nodes of the Chechen people, events that have had the most significant and powerful influence on national identity, the specificity of self-determination, and the actual political, cultural value, and mental positioning of the Chechens. The term memory nodes was proposed by a group of researchers: M. Rotberg, D. Sanyala, and M. Silverman, to replace the concept of memory locations, which is already well-established and familiar but has recently been challenged by P. Nora. Unlike memory locations, memory nodes have a more concrete semantic content and therefore lend themselves to clearer verification.

Memory nodes differ from ordinary historical events in the following fundamental points:

1) they have a defining meaning of national history, culture and identity;

2) they are actively included in the processes of memorialisation (memorial naming, research practice, commemorative events);

3) they are integrated into the current event space, influencing various political, social and other processes.

In the course of the in-depth interview conducted by the author, and on the basis of analysis of the results of studies similar in purpose and content to those of other scholars, the nodes of Chechen memory were identified. These included the following events:

1. The adoption of Islam.

2. The Caucasian wars of the 19^th century.

3. Deportation of the Chechen and Ingush peoples (1944) and their subsequent repatriation (1957).

4. Participation of the Chechen people in the Great Patriotic War.

5. Russian-Chechen wars in the 1990 s.

Separately, we note that in the context of this article we are not talking about the historical knowledge of contemporary Chechens, but about the event content of cultural memory. Historical knowledge is a set of concrete, objective (or aspiring to objectivity), derived from scientific sources, verified, relatively systematic ideas about the past. In contrast, the event content of cultural memory is a set of collective, valuable, emotionally coloured memories, which are usually represented in myth-symbolic forms, and their objective- event component is often merged with the facts of family or personal history. Historical knowledge is in the competence of history, the content of cultural memory is in the competence of allied humanities, primarily culturology and cultural anthropology.

Keywords: past, memory, cultural memory, knots of memory, memorial narrative, memorial culture, memory of the Chechen people.



Узлы памяти VS Места памяти

В основе культурной памяти любого народа, любого сообщества, любого коллектива лежат некие базовые по своей значимости события, определяющие групповое самосознание и диктующие специфику коллективной идентичности. Эти события могут иметь конкретно-историческую и/или культурно-мифологическую природу. Первые представляют собой, собственно, факты истории, имеющие темпорально-пространственные характеристики и являющиеся предметом изучения историков-профессионалов. К ним, как правило, относятся войны, катастрофы (и природные, и социальные, и политические, например революции), реформы, смены правителей и пр. Вторые являются событиями, скорее, в метафорическом смысле слова, поскольку далеко не всегда поддаются четкой временной и территориальной локализации, имеют личностно-эмоциональную окрашенность, оценочный характер, детерминированный персональным опытом, выступают объектами интереса не только и не столько историков, сколько гуманитариев смежных направлений (культурологов, антропологов и др.). При этом одни и те же события в различных исследовательских контекстах могут репрезентоваться и как исторические факты (например, при оценке школьных знаний), и как события-символы (например, при субъективной оценке исторического прошлого). Собственно, такие события-символы в memory studies традиционно вслед за П. Нора называют местами памяти, понимая под ними «всякое значимое единство, материального или идеального порядка, которое воля людей или работа времени превратили в символический элемент наследия памяти некоторой общности» [15, с. 26].

Как видно из данного определения, места памяти - понятие содержательно чрезвычайно широкое, включающее в себя самые разнообразные мемориальные явления и объекты. Именно поэтому для обозначения именно событийного контента культурной памяти М. Ротберг, Д. Саньял и М. Сильверман предложили использовать более точное, узкое и конкретное понятие «узлов памяти» (цит. по [3, с. 325]).

Критериев, по которым то или иное событие может считаться «мемориальным узлом», несколько.

Во-первых, это существенное, определяющее значение события для формирования коллективной, национальной идентичности.

Во-вторых, это активная мемориализация события в различных вариациях - от запечатления в мемориальной скульптуре и архитектуре до осмысления в литературно-художественных и научных текстах.

В-третьих, это интегрированность события в актуальное событийное пространство, наличие его влияния на различные политические, социальные и иные процессы (так называемое «горячее воспоминание», по А. Ассман).

Целью настоящей статьи является анализ узлов культурной памяти чеченского народа. Значимость достижения данной цели определяется тем, что сегодня Чеченская Республика находится на этапе своего восстановления после разрушительных войн прошлого столетия. Это восстановление осуществляется не только в материально-инфраструктурном плане, но и в плане культуры и национальной идентичности. Меняющиеся условия развития современного чеченского общества (прежде всего, стремительная модернизация всех сфер жизни, неизбежное проникновение в сложившийся веками уклад актуальных трендов, обновление ценностных установок и пр.) диктуют необходимость адаптации к ним традиционного содержания национальной идентичности. Эту задачу невозможно решить без глубокого научного понимания основных механизмов функционирования национальной культурной памяти и ее базового контента.



Методика и результаты исследования узлов культурной памяти чеченского народа

Выявление наиболее знаковых узлов культурной памяти той или иной группы может осуществляться различными способами (отметим, что под культурной памятью мы понимаем тип надындивидуальной памяти, аккумулирующей в себе коллективные, ценностно значимые воспоминания, намеренно сохраняемые и транслируемые в мифосимволических формах). Мы выбрали мониторинг общественного мнения современных чеченцев, проживающих на территории Чечни и за ее пределами. Данный мониторинг реализовывался с помощью метода глубинного интервью, объем выборки которого составил 90 человек. Вопросы, которые были заданы респондентам, были сформулированы следующим образом: «Какие периоды в истории Чечни наиболее значимы и почему?»; «Как Вы думаете, память о каких событиях истории Чечни, прежде всего, необходимо сохранять и передавать из поколения в поколение?».

На основании полученных ответов мы выделили ключевые узлы памяти чеченского народа. В данном контексте стоит отметить два момента. Во-первых, обозначенные позиции участников исследования в целом носят предсказуемый характер, то есть фиксируют наиболее острые, переломные события чеченской истории. Во-вторых, в данной статье мы не будем раскрывать всю событийную канву каждого «узла», обозначим лишь наиболее общие позиции по каждому из них, главным образом в контексте их влияния на формирование национального самосознания и идентичности.

1. Принятие ислама

Значимость ислама для становления чеченской нации и формирования ее духовных, идентификационных основ точно обозначена М.М. Керимовым: «Ислам способствовал ликвидации духовно-культурной разобщенности множества родов, племен, сельских общин и формированию их в вайнахской народности. Он дал мощный духовно-нравственный импульс народным обычаям, традициям, этике, устному народному творчеству, этнической педагогике вайнахов» [10, с. 20].

Данное мнение находит отражение и в наиболее значимых официальных документах Чеченской Республики. Например, в «Единой концепции духовно-нравственного воспитания и развития подрастающего поколения Чеченской Республики» (редакция 2021 года) [7] со ссылкой на высказывания целого ряда авторитетных деятелей чеченской культуры и политики (А. Кадырова, Р. Кадырова, С. Межиева, Х. Кадырова и др.) приводятся аргументы в пользу значения ислама как важнейшей идентификационной основы культуры чеченского народа. «Традиционный ислам (суфизм) и традиционные духовные ценности - это те основы, на которых развивалась, крепла и держалась земля Чеченская на протяжении своей многовековой истории. Чеченский народ, пронизанный духом суфизма, только тогда справлялся с жизненными неурядицами, когда каждый человек осознавал, что он является членом единого организма, единого пространства, единого духа и что здесь, на земле, у него есть обязанности перед Отечеством и потомками» [7].

М. Вачагаев, З. Ибрагимова, С. Жемчураева, П. Микаэла и многие другие исследователи ислама говорят о том, что ислам в истории чеченского народа помимо, собственно, духовно-нравственной выполнял и другую предельно значимую функцию - функцию социальной стабилизации и адаптации. Именно ислам в сложнейшие периоды чеченской истории (начиная с кавказских войн XIX века и вплоть до российско-чеченских войн конца прошлого столетия) выступал мощнейшим фактором консолидации и интеграции чеченцев: «По мере налаживания жизни в ссылке укреплялась земляческая и родовая связь, а религия играла, в свою очередь, главную духовную роль, что в целом создавало условия для тесного контакта между чеченцами и ингушами и оказания взаимной помощи и покровительства в поиске работы и жилья. Все это укрепляло национальную идентичность и сохраняло историческую память» [9, с. 124].

Столь значимая роль ислама как узла культурной памяти объясняется, прежде всего, его глубокой интегрированностью в национальную идентичность чеченцев. По словам А.В. Малашенко, эта укорененность обеспечена на трех уровнях: мировоззренческом (ислам как источник представлений о жизни, ее смысле, векторе, источнике, нравственных ориентирах и пр.); деятельностном (ислам как источник религиозных обрядов, ритуалов, норм повседневной активности); социальном (ислам как условие социализации и инкультурации подрастающего поколения, как средство приобщения любого мусульманина к ценностным истокам национальной культуры) [12, с. 62].

2. Кавказские войны

Под кавказскими войнами традиционно имеют в виду целую серию военных действий русской армии в период с 1817 по 1864 год, направленных на присоединение к Российской империи народов Северного Кавказа.

Значимость кавказских войн, по словам М. Вачагаева, определяется тем, что они стали отправной точкой векового противостояния чеченского народа и России, последствия которого ощущаются и сегодня [5, с. 236]. Действительно, кавказские войны во многом изменили вектор существования кавказских народов, в том числе и чеченцев, выступив катализатором, с одной стороны, достаточно драматичного слома традиционного уклада. С другой же стороны, именно кавказские войны стали причиной модернизационных процессов в сфере управления и социального регулирования, приобщения народов Кавказа к передовым экономическим технологиям, интеграции в общероссийский рынок. М. Блиев полагает, что именно перманентное участие в военных действиях на протяжении десятилетий высвободило тот пассионарный потенциал, который копился у кавказских народов на протяжении тысячелетий [1, с. 583].

До сих пор в отечественной исторической литературе военные события XIX столетия рассматриваются весьма неоднозначно и в очень сильной зависимости от национальной принадлежности авторов. Однако бесспорным считается тот факт, что кавказские войны послужили источником существенной трансформации идентичности народов Кавказа. По словам Э. Н. Дармиловой, они обнажили и обострили внутренние противоречия, существовавшие в социальном укладе горцев, которые в конечном итоге вылились в противостояние различных групп - тех, кто покинул Родину и остался; принял российскую власть и продолжал борьбу; выбрал равнины для нового дома и ушел в горы; приспособился к новым условиям жизни и остался верен традициям [6, с. 151].

Однако эти противостояния, как отмечает историк (и многие другие ее коллеги), не остались в прошлом, а в трансформированном виде стали значимой частью современной идентичности народов Кавказа: именно с ними связываются многие современные проблемы, именно в них находят истоки современных конфликтов на Кавказе: «Кавказская война и последовавшие за ней многочисленные несправедливости “оживляют” национальный вопрос и “держат” народы в постоянном напряжении...» [6, с. 154]. В русле данного утверждения высказывается и З. Ибрагимова, полагающая, что, как и любые войны, кавказские войны имели как краткосрочные, так и отложенные во времени последствия, проявившиеся, в том числе, и в 90-е годы прошлого столетия [8, с. 109].

исторический национальный чеченский узел память

3. Депортация (1944) и репатриация (1957) чеченского народа

Депортация чеченцев и ингушей, предпринятая советской властью в 1944 году, является одним из самых трагических событий чеченской истории. Не останавливаясь подробно на фактической стороне данного события, отметим, что, согласно постановлению №5037 «О выселении чеченцев и ингушей в Казахскую и Киргизскую ССР», под депортацию попало около 400 тысяч чеченцев и 90 тысяч ингушей [14, с. 145]. Основная причина депортации, обозначенная в Указе Президиума Верховного совета СССР от 7 марта 1944 года, сводилась к измене Родине отдельными представителями чеченского и ингушского народа во время действия фашистских войск на Кавказе.

Депортация чеченского народа 1944 года стала по-настоящему катастрофическим событием, поставившим на карту судьбу целого народа: «Принудительное выселение, лишения, голод, болезни, регистрация в спецкомендатурах, исковерканные судьбы, трудовая и общественная деятельность бережно хранятся в памяти бывших спецпереселенцев и будут передаваться из поколения в поколение» [9, с. 120].

Одним из трагических последствий депортации можно считать удар, нанесенный культурному наследию и культурной памяти чеченского и ингушского народов, в результате которого «уничтожались редкие книги и архивы, записи фольклорных текстов, практически любая литература и периодические издания с упоминаниями чеченцев и ингушей, в горах взрывались средневековые башни, гробницы и святилища» [21, с. 114-115].

Несмотря на попытки Советского государства нивелировать драматизм депортации сначала в 1957 году Указом Президиума Верховного Совета СССР «О восстановлении Чечено-Ингушской АССР в составе РСФСР», а позднее в 1991 году Законом РСФСР «О реабилитации репрессированных народов», трагические последствия депортации и репатриации чеченского народа, по мысли М. Вачагаева, до сих пор сохраняются в структуре национальной памяти [4, с. 173].

Относительно позитивным следствием депортации, совместно пережитой трагедии, тягот и лишений, неискоренимого чувства несправедливости стала национальная консолидация чеченцев и ингушей. По словам Д. Кокорхоевой, «депортация усилила национальные чувства ингушского народа, очертив еще более жесткие границы этнической группы, которая в нормальной общественной среде была бы способна на подвижность, ситуативную изменчивость» [11, с. 135]. Эта мысль справедлива и в отношении чеченского народа. В продолжение ее В. Шнирельман указывает на то, что «в изгнании для чеченцев и ингушей заново открылось значение их традиционных институтов и народных обычаев; они начали возвращаться к полузабытой религии... Кроме того, для поддержания морального духа люди обращались к образам далекого прошлого и народных героев. Предки представлялись теперь истинными аборигенами Кавказа, обитавшими там в течение тысячелетий. Все это помогало людям верить в то, что возвращение на родину неотвратимо» [21, с. 117].

4. Участие в Великой Отечественной войне

Вопрос участия жителей Чечено-Ингушской АССР в Великой Отечественной войне непосредственным образом связан с вопросом относительно их депортации в феврале 1944 года, поскольку, во-первых, депортация во многом оправдывалась коллаборационистскими связями представителей чеченского и ингушского народов с фашистами, а во-вторых, в 1944 году было предписано демобилизовать всех чеченцев и ингушей из рядов Красной армии и передать их в подчинение отделов спецпоселений НКВД Казахской ССР.

Однако благодаря научным работам М.А. Абазатова, А.В. Больбуха, З.К. Джамбулатовой, М.А. Каратаевой, В.И. Филькина и многих других историков вклад чеченского народа в Великую Победу обрел статус научно обоснованного факта. Так, за годы войны на фронт было призвано в общей сложности около 50 тысяч чеченцев и ингушей, из них около 30 тысяч чеченцев; сорока из них было присвоено звание Героя Советского Союза [2, с. 273].

В специализированной исторической литературе, посвященной участию чеченского народа в Великой Отечественной войне, подчеркивается несколько значимых моментов. Во-первых, системное участие чеченцев во всех военных и мобилизационных мероприятиях: «Трудовые мобилизации периода Великой Отечественной войны охватывали все социальные категории и этнические группы населения Чечено-Ингушской АССР, а само их использование позволило концентрировать необходимое количество рабочих рук для реализации мероприятий, важнейших на тот или иной период времени. В свою очередь, это сыграло значимую роль в сохранении устойчивости промышленной, сельскохозяйственной и социально-культурной сфер республики» [16, с. 261]. Во-вторых, несправедливость демобилизации чеченцев из Красной армии и досрочное прекращение их военной службы в связи с депортацией в Казахстан.

В целом Великая Отечественная война является значимым узлом памяти чеченского народа, имеющим как позитивные (вклад в Победу, большое количество воинов-героев, получивших награды разной степени), так и трагические (демобилизация воинов, отсутствие до настоящего времени системных трудов, раскрывающих роль чеченцев в Великой Отечественной войне) коннотации.

5. Чеченские (российско-чеченские) войны

И первая, и вторая чеченские войны, имевшие место в недавнем прошлом, а потому отличающиеся особой остротой восприятия, называются и исследователями, и самими чеченцами самыми травмирующими событиями новейшей чеченской истории: «Чеченский кризис так или иначе коснулся каждой семьи, глубоко деформировав нравственные устои, политическую культуру и религиозные представления. За 15 лет выросло целое поколение под ракетно-бомбовыми ударами в условиях тотального произвола, голода и лишений» [20, с. 149].

В соответствии с идеями Е. Сокирянской, истоки государственного сепаратизма, которые по сути и послужили катализатором первой российско-чеченской войны 1994-1996 годов, следует искать в специфике национальной идентичности чеченцев, а точнее - в типе исторической памяти, названной ею «памятью об обидах» (цит. по [13, с. 84]). С. Меликова полагает, что такого рода память конкретизируется не только в «обиде» чеченского народа, связанной с давним противостоянием чеченцев и Российского государства в ходе кавказских войн в XIX веке, а также с депортацией чеченского народа в 1944 году, но и в «обидах» более общего, мировоззренческого характера. К ним она относит, во-первых, идею «маршо» («свобода»).

С точки зрения М. Гаммера, политическое подчинение чеченцев русской, затем советской, а затем и российской власти означало фактически утрату свободы, мужественности и даже национальной души [22, с. 6-7]. Во-вторых, С. Меликова отмечает недовольство чеченцев русским/российским правлением, во многом игнорировавшим этническую, религиозную, ментальную специфику региона [13, с. 87].

Трагическую значимость для чеченского народа обе чеченские войны приобрели не только в связи с их огромными смертельными и разрушительными последствиями. По мысли М.К. Осмаева, кроме человеческих жертв, экономической, социальной, эпидемиологической катастрофы, которые остались после обеих военных кампаний, значительный урон был нанесен собственно культурной памяти чеченского народа, его идентичности. Это было связано, прежде всего, с тем, что во время боевых действий были разрушены музеи, уничтожены музейные коллекции, архивные материалы, документы, памятники культурно-исторического наследия и в целом - инфраструктура культуры [17, с. 11].

З.В. Сикевич одним из важнейших последствий российско-чеченских войн считает «потерю национальной гордости» [19, с. 126]. Он приводит результаты исследования, направленного в том числе на выявление наиболее значимых для национальной идентичности исторических событий, одним из которых, по данным опроса чеченцев, являются российско-чеченские войны конца прошлого столетия. Исследователь отмечает знаковую особенность в оценке данного события. Респонденты, называя его трагические и даже постыдные последствия («военные действия

Джохара Дудаева, в целом его правление, гибель молодых (вариант - невинных) людей, продажа людей и оружия, разрушение Грозного, вторжение Басаева в Дагестан, теракты в Буденновске и в Беслане, ваххабитское движение» [19, с. 126]), отмечали наряду с ними и положительные моменты - отмену контртеррористической операции, возрождение чеченского народа и восстановление его государственности в составе РФ, возвращение к мирной жизни.



Заключение

В заключении статьи нам представляется важным пояснить одну мысль. Мы не сводим содержание культурной памяти исключительно к набору исторических событий, наиболее значимых для того или иного народа. Мы понимаем, что культурная память устроена гораздо сложнее и имеет многоуровневую структуру, включающую в себя разного рода мифо-символические, ценностно-нормативные, деятельностно-поведенческие конструкты. Однако в рамках данной статьи и проведенного исследования мы не ставили перед собой задачу досконального изучения культурной памяти чеченского народа, сосредоточив свое внимание на выявлении узлов культурной памяти, оказывающих наибольшее влияние на актуальную систему ценностей, ментальные и поведенческие установки, формирующих картину мира и структуру национальной идентичности.

По мнению Л.П. Репиной, именно событийный контент культурной (в ее терминологии - «исторической») памяти «образует в исторической памяти систему взаимосвязанных культурно-исторических символов, отражающую доминирующие в обществе ценности и играющую важную роль в их воспроизводстве... Яркие исторические образы, разделяемые членами этой общности, исторические события, превращенные в значимые для ее представителей “места памяти”, становятся основой ее консолидации» [18, с. 11-12].



Литература

1. Блиев М., Дегоев Д. Кавказская война. - М.: Росет, 1994. - 592 с.

2. Бугай Н. Ф. Репрессированные граждане на защите Отечества // Народ и война: очерки истории Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. - М.: Гриф и К, 2010. - С. 273-294.

3. Васильев А.Г. Западные «места» - восточные «узлы» памяти: в поисках методов анализа культур воспоминания // Новое литературное обозрение. - 2015. - №3. - С. 325-336.

4. Вачагаев М. Реабилитация народов Северного Кавказа: основные проблемы чеченцев и ингушей в период с 1957 по начало 1990-х годов // Кавказ и глобализация. - 2009. - Т 3, №1. - С. 164-173.

5. Вачагаев М. Чеченцы в Кавказской войне. Политизация чеченской истории // Грани. - 2002. - №202. - С. 200-236.

6. Дармилова Э.Н. Кавказская война и народы Северного Кавказа: прошлое и современность: Вторая половина XIX-XX век: дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02. - Черкесск, 2003. - 172 с.

7. Единая концепция духовно-нравственного воспитания и развития подрастающего поколения Чеченской Республики.

8. Ибрагимова З. Чеченцы. - М.: Пробел-2000, 2010. - 385 с.

9. Исакиева З.С. Из истории повседневной жизни депортированных народов в годы Великой Отечественной войны на примере чеченцев и ингушей // Международный научно-исследовательский журнал. - 2021. - №12. - С. 119-125.

10. Керимов М.М. Ислам в духовной культуре вайнахов // Этноконфессиональные отношения как фактор общественной жизни народов Северного Кавказа. - Махачкала: Изд. центр ДГУ, 2002. - 164 с.

11. Кокорхоева Д.С. Становление и развитие советской национальной государственности ингушского народа (1917-1944). - Элиста: Изд-во Калмыц. гос. ун-та, 2002. - 179 с.

12. Малашенко А.В. Исламские ориентиры Северного Кавказа. - М.: Гендальф, 2001. - 180 с.

13. Меликова С. Первая российско-чеченская война (1994-1996): источники и факторы этнической мобилизации // Кавказ и глобализация. - 2012. - Т 6, №3. - С. 84-93.

14. Минц М. Горцы Северного Кавказа в Великой Отечественной войне 1941-1945: проблемы истории, историографии и источниковедения (реферат) // История России в современной зарубежной науке. - 2015. - №1. - С. 141-146.

15. Нора П. Франция - память. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. - 333 с.

16. Осмаев М.К. Значение мобилизационных мероприятий для устойчивости экономики Чечено-Ингушской АССР в годы Великой Отечественной войны // Вестник Российского университета дружбы народов. Сер.: История России. - 2018. - №4. - Т 17. - С. 257-262.

17. Осмаев М.К. Чеченцы: обычаи, традиции, обряды (историко-культурные аспекты проблемы). - Грозный: Чечен. гос. ун-т», 2016. - 176 с.

18. Репина Л.П. Между фактом и символом: исторические события в макроструктуре национально-государственного нарратива // Ученые записки Казанского университета. Сер. «Гуманитарные науки». 2019. Т. 161. - С. 9-23.

19. Сикевич З.В. Этническая идентичность русских и чеченцев в контексте исторической памяти (сравнительный анализ) // Власть. - 2017. - Т 25, №2. - С. 122-129.

20. Султыгов А.-Х. Чеченская Республика: поиск идеологии политического урегулирования. - М.: Поматур, 2001. - 158 с.

21. Шнирельман В. Быть аланами. Интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в XX веке. - М.: Новое литературное обозрение, 2006. - 696 с.

22. Gammer M. The lone wolf and the bear: Three centuries of Chechen defiance of Russian rule. - Pittsburgh: University of Pittsburgh press, 2006. - 252 p.



References

1. Bliev M., Degoev D. Kavkazskaya voyna [The Caucasian War]. Moscow, Roset Publ., 1994. 592 p. (In Russ.).

2. Bugay N.F. Repressirovannye grazhdane na zashchite Otechestva [Repressed citizens in the defense of the Fatherland]. Narod i voyna: ocherki istorii Velikoy Otechestvennoy voyny 1941-1945 godov [People and War: Essays on the history of the Great Patriotic War of1941-1945]. Moscow, Griff & Co Publ., 2010, pp. 273-294. (In Russ.).

3. Vasilyev A.G. Zapadnye «mesta» - vostochnye «uzly» pamyati: v poiskakh metodov analiza kul'tur vospominaniya [Western “places” - Eastern “knots” of memory: in search of methods of analysis of memory cultures]. Novoe literaturnoe obozrenie [New Literary Review], 2015, no 3, pp. 325-336. (In Russ.).

4. Vachagaev M. Reabilitatsiya narodov Severnogo Kavkaza: osnovnye problemy chechentsev i ingushey v period s 1957 po nachalo 1990-kh godov [Rehabilitation of the peoples of the North Caucasus: the main problems of the Chechens and Ingush in the period from 1957 to the beginning of the 1990s]. Kavkaz i globalizatsiya [Caucasus and Globalization], 2009, vol. 3, no. 1, pp. 164-173.

5. Vachagaev M. Chechentsy v Kavkazskoy voyne. Politizatsiya chechenskoy istorii [Chechens in Caucasian War. Politicization of Chechen History]. Grani [Facets], 2002, no. 202, pp. 200-236. (In Russ.).

6. Darmilova E.N. Kavkazskaya voyna i narody Severnogo Kavkaza: proshloe i sovremennost': Vtoraya polovina XIX-XX vek: dis. ... kand. istoricheskikh nauk: 07.00.02 [The Caucasian War and the Peoples of the North Caucasus: Past and Modernity: Second half of the XIX-XX century. Diss. in PhD of Historical Sciences: 07.00.02]. Cherkessk, 2003. 172 p. (In Russ.).

7. Edinaya kontseptsiya dukhovno-nravstvennogo vospitaniya i razvitiya podrastayushchego pokoleniya Chechenskoy Respubliki [A single concept of spiritual and moral education and development of the younger generation of the Chechen Republic]. (In Russ.).

8. Ibragimova Z. Chechentsy [Chechens]. Moscow, Gap-2000 Publ., 2010. 385 p.

9. Isakieva Z.S. Iz istorii povsednevnoy zhizni deportirovannykh narodov v gody Velikoy Otechestvennoy voyny na primere chechentsev i ingushey [From the history of everyday life of deported peoples during the Great Patriotic War on the example of Chechens and Ingush]. Mezhdunarodnyy nauchno-issledovatel'skiy zhurnal [International Scientific Research Journal], 2021, no. 12, pp. 119-125.

10. Kerimov M.M. Islam v dukhovnoy kul'ture vaynakhov [Islam in the spiritual culture of the Vainakhs]. Etnokonfessional'nye otnosheniya kak faktor obshchestvennoy zhizni narodov Severnogo Kavkaza [Ethno- confessional relations as a factor in public life of the North Caucasus]. Mahachkala, DSU Publishing Centre Publ., 2002. 164 p. (In Russ.).

11. Kokorkhoeva D.S. Stanovlenie i razvitie sovetskoy natsional'noy gosudarstvennosti ingushskogo naroda (1917-1944) [Formation and development of the Soviet national statehood of the Ingush people (1917-1944)]. Elista, Kalmyk University Publ., 2002. 179 p. (In Russ.).

12. Malashenko A.V Islamskie orientiry Severnogo Kavkaza [Islamic Landmarks of the North Caucasus]. Moscow, Gendalf Publ., 2001. 180 p. (In Russ.).

13. Melikova S. Pervaya rossiysko-chechenskaya voyna (1994-1996): istochniki i faktory etnicheskoy mobilizatsii [First Russian-Chechen war (1994-1996): sources and factors of ethnic mobilization]. Kavkaz i globalizatsiya [Caucasus and Globalization], 2012, vol. 6, no. 3, pp. 84-93. (In Russ.).

14. Mints M. Gortsy Severnogo Kavkaza v Velikoy Otechestvennoy voyne 1941-1945: problemy istorii, istoriografii i istochnikovedeniya (referat) [Mountaineers of the North Caucasus in the Great Patriotic War 1941-1945: problems of history, historiography and source study (abstract)]. Istoriya Rossii v sovremennoy zarubezhnoy nauke [Russian History in Contemporary Foreign Science], 2015, no. 1, pp. 141-146. (In Russ.).

15. Nora P. Frantsiya - pamyat' [France - memory]. St. Petersburg, St. Petersburg University Publ., 1999. 333 p. (In Russ.).

16. Osmaev M.K. Znachenie mobilizatsionnykh meropriyatiy dlya ustoychivosti ekonomiki Checheno-Ingushskoy ASSR v gody Velikoy Otechestvennoy voyny [The significance of mobilization activities for the sustainability of the economy of the Chechen-Ingush ASSR during the Great Patriotic War]. Vestnik Rossiyskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Istoriya Rossii [Bulletin of the Peoples' Friendship University of Russia. Series: History of Russia], 2018, vol. 17, no. 4, pp. 257-262. (In Russ.).

17. Osmaev M.K. Chechentsy: obychai, traditsii, obryady (istoriko-kul'turnye aspekty problemy) [Chechens: Customs, Traditions, and Rites (Historical and Cultural Aspects of the Problem)]. Groznyy, Chechen State University Publ., 2016. 176 p. (In Russ.).

18. Repina L.P. Mezhdu faktom i simvolom: istoricheskie sobytiya v makrostrukture natsional'no-gosudarstvennogo narrativa [Between Fact and Symbol: Historical Events in the Macrostructure of the National-State Narrative]. Uchenye zapiski Kazanskogo universiteta. Seriya «Gumanitarnye nauki» [Scientific Notes of Kazan University. Humanities Series], 2019, v. 161, pp. 9-23.

19. Sikevich Z.V. Etnicheskaya identichnost' russkikh i chechentsev v kontekste istoricheskoy pamyati (sravnitel'nyy analiz) [Ethnic identity of Russians and Chechens in the context of historical memory (comparative analysis)]. Vlast' [Power], 2017, vol. 25, no. 2, pp. 122-129. (In Russ.).

20. Sultygov A.-Kh. Chechenskaya Respublika: poisk ideologii politicheskogo uregulirovaniya [The Chechen Republic: The search for an ideology ofpolitical settlement]. Moscow, Pomatur Publ., 2001. 158 p. (In Russ.).

21. Shnirelman V Byt' alanami. Intellektualy i politika na Severnom Kavkaze v XX veke [Being Alans. Intellectuals and politics in the North Caucasus in the XX century]. Moscow, New Literary Review Publ., 2006. 696 p. (In Russ.).

22. Gammer M. The lone wolf and the bear: Three centuries of Chechen defiance of Russian rule. Pittsburgh, University of Pittsburgh Press, 2006. 252 p. (In Engl.).

Размещено на Allbest.Ru

...