Специфика культурной памяти чеченского народа: анализ событийно-мемориального контента

Размещено на http://www.allbest.ru/

Специфика культурной памяти чеченского народа: анализ событийно-мемориального контента

В настоящей статье выявляются и анализируются специфические черты культурной памяти чеченского народа. Под культурной памятью понимается тип надындивидуальной памяти, аккумулирующей в себе коллективные, ценностно значимые воспоминания, намеренно сохраняемые и транслируемые в мифосимволических формах. Стоит подчеркнуть, что в контексте данной статьи речь идет не об исторических знаниях, а именно об обобщенных, во многом мифологизированных, архитипизированных, эмоционально окрашенных представлениях о национальном прошлом. На основе проведенного автором исследования (базовый метод - глубинное интервью; массив выборки - 90 человек; квота - этническая принадлежность, чеченцы) были выделены наиболее значимые «узлы» национальной чеченской культурной памяти: принятие ислама, участие в Кавказских, Великой Отечественной, российско-чеченских войнах, депортация и репатриация чеченского (и ингушского) народов. Анализ указанных ключевых событий позволил определить специфические черты мемориального контента культурной памяти: 1) бинарность (сочетание драматической и позитивной интерпретации одних и тех же событий); 2) доминирование национального компонента над общероссийским; 3) преобладание военного (военно-политического) мемориального нарратива над нарративами иных типов (религиозным, спортивным, этническим, культурным и пр.); 4) архаизация и аксиологизация прошлого (стремление отодвинуть темпоральную границу национальной истории как можно дальше вглубь времен, оценка прошлого как золотого века); 5) персонификация прошлого (восприятие истории сквозь призму деятельности героических личностей).

Ключевые слова: прошлое, культурная память, мемориальная культура, культурная память чеченского народа.

SPECIFICS OF CULTURAL MEMORY OF THE CHECHEN PEOPLE: ANALYSIS OF EVENT-MEMORIAL CONTENT

This article identifies and analyses the specific features of Chechen cultural memory. By cultural memory, we mean a type of non-individual memory that accumulates collective, value-laden memories that are deliberately preserved and transmitted in mytho-symbolic forms. It should be emphasized that in the context of this article we are not talking about historical knowledge, but rather about generalized, largely mythologized, archetypal and emotionally colored perceptions of the national past. On the basis of the author's research (using in-depth interviews as the basic method, with a sample size of 90 people; ethnic Chechens as the quota), the most significant knots of Chechen national cultural memory were identified: the adoption of Islam; participation in the Caucasian, World War II and Russian-Chechen wars; the deportation and repatriation of the Chechen (and Ingush) peoples. An analysis of these key events enabled us to define the specific features of the memorial content of cultural memory: 1) binarity (a combination of dramatic and positive interpretations of the same events); 2) domination of the national component over the all-Russian; 3) predominance of the military (politico-military) memorial narrative over other narratives (religious, sports, ethnic, cultural, etc.); 4) archaic nature of the memorial narrative, which, in turn, is based on the idea that the events in the Caucasus are of an all-Russian character.); 4) archaization and axiologization of the past (the desire to move the temporal border of national history as far back as possible, evaluation of the past as Golden Age); 5) personification of the past (the perception of history through the activities of heroic figures).

Keywords: past, cultural memory, memorial culture, cultural memory of the Chechen people.

Введение

Определение базовых категорий С. М. Шахрайс в предисловии к работе И. Алироева и М. Сайдуллаева «Чеченцы. Кто они?» довольно точно, емко и эмоционально сформулировал специфику культурной памяти и мемориальной идентичности чеченского народа (позволим себе привести довольно длинную цитату, чрезвычайно ярко и образно иллюстрирующую идеи, которые мы будет развивать ниже): «Важнейшая составляющая событий в Чеченской республике - трагическая судьба чеченцев. В прошлом веке - жестокая, более чем полувековая Кавказская война с ее огромными людскими потерями, а затем махаджирством (исходом) в Турцию и на Ближний Восток. В нынешнем - поголовная депортация в Северный Казахстан в 1944 году. Все это не могло не оставить глубоких шрамов в исторической памяти народа и не породить глубокого недоверия не только к центральной власти, но и к власти вообще. Возможность залечить шрамы открыло возвращение чеченцев на родину в 1957 году, но половинчатые, как всегда, решения государственных органов того времени оставили нам в наследство мину со взведенным взрывателем. И она взорвалась. Взорвалась тогда, когда союзное руководство в борьбе против нового демократического руководства России с Борисом Ельциным во главе стало разыгрывать карту автономий и попыталось выровнять их статус с союзными республиками» [1, с. 3].

Неслучайно, открывая разговор о специфике национального самосознания чеченского народа, С. М. Шахрайс перечисляет знаковые, поворотные моменты чеченской истории, которые оказали наибольшее влияние на то, как и кем себя ощущают современные чеченцы.

Такие мемориальные моменты не являются событиями в строгом историческом смысле этого слова (в значении исторического факта), но представляют собой своего рода событийные кластеры, во многом символизированные и мифологизированные, сформированные под влиянием разнообразных научных и вненаучных источников. Именно они и составляют базовый событийно-мемориальный контент культурной памяти любой нации, в том числе и чеченского народа; именно они образуют своего рода «мемориальный скелет», на который в последствии наращивается весь объем культурной памяти и на основе которого выстраивается как государственная политика памяти в целом, так и типичные ценностные установки относительно прошлого и модели коммеморативного поведения отдельных людей.

В рамках данной статьи речь будет идти именно о культурной памяти, а не исторических знаниях народа. Дискуссия о соотношении истории и памяти (в ее социальном, надындивидуальном измерении) насчитывает не одно десятилетие. В разные времена ее участниками были Я. Ассман, Ж. Ле Гофф, А. Мегилл, П. Нора, Д. Лоуэнталь и др. Не останавливаясь детально на содержании их взглядов, отметим, что в целом (с присутствием некоторых расхождений) все они считали историю и память взаимосвязанными феноменами, сводя специфику первой к объективности и научности, а второй - к мифологизированности и смысловой детерминированности настоящим. При этом, например, Ж. Ле Гофф и А. Мегилл указывали на то, что как объективные научные факты могут выступать фундаментом для памяти, так и наоборот: содержание памяти может аккумулироваться и учитываться профессиональными историками при проведении исследований. Так, например, Ж. Ле Гофф полагал, что история «питает память и вновь подключается к тому грандиозному диалектическому процессу, в котором участвуют память и забвение и которым живут индивиды и общества» [3, с. 6].

Возвращаясь к предметным рамкам нашей статьи, резюмируем, что исторические знания - это набор конкретных, объективных (или стремящихся к объективности), полученных из научных источников, верифицированных, относительно системных представлений о прошлом. В отличие от них культурная память - это совокупность коллективных, ценностно значимых, эмоционально окрашенных воспоминаний, которые, как правило, репрезентуются в мифосимволических формах, а их объективно-событийная составляющая нередко сливается с фактами семейной или личной истории.

Исторические знания находятся в компетенции истории, контент культурной памяти - смежных гуманитарных наук, прежде всего, культурологии и культурной антропологии.

Также, на наш взгляд, важно уточнить, что мы не претендуем на презентацию результатов исчерпывающего изучения в целом культурной памяти чеченского народа. Задача статьи видится в осмыслении именно мемориально-событийного контента.

Методика и основные результаты исследования

В 2022 году автором статьи было проведено культурологическое исследование (базовый метод - глубинное интервью) современной мемориальной культуры чеченского народа, в котором приняло участие 90 человек. Часть вопросов интервью касались выявления «узлов памяти», то есть значимых фактов национальной истории, оказавших наибольшее влияние на национальную идентичность чеченцев. Среди такого рода фактов были названы принятие ислама, участие в Кавказских, Великой Отечественной, российско-чеченских войнах, депортация и репатриация чеченского (и ингушского) народов. Их детальному содержательному описанию посвящен целый ряд наших статей [12; 13]. В рамках данной работы мы бы хотели остановиться на осмыслении того, как выявленный контент культурной памяти характеризует ее национальную специфику и в потенциальной перспективе позволяет сделать выводы и прогнозы относительно этнической идентичности.

К наиболее значимым чертам национальной чеченской культурной памяти мы отнесли:

- бинарность;

- доминирование национального компонента над общероссийским;

- преобладание военного (а точнее - военнополитического) мемориального нарратива;

- архаизацию и аксиологизацию прошлого;

- персонифицированный характер.

Первую особенность культурной памяти чеченского народа можно обозначить как бинарность, то есть осознание прошлого одновременно как трагического, травматичного для национальной судьбы чеченского народа, но имеющего конструктивно-созидательный потенциал.

Традиционно в структуре культурной памяти преобладают события, имеющие негативную, нередко трагическую окраску и оседающие в ней в статусе травм. Различные исследователи (П. Штомпка, Р. Айерман, Т Адорно, Ф. Артог) полагают, что именно такой мемориальный контент обладает наибольшим идентификационным и интеграционным ресурсом, то есть позволяет культурной памяти наиболее эффективно выполнять свои функции - формировать у группы чувства единства, сопричастности к общим ценностям и смыслам, уникальности и самобытности.

Среди событий, которые, по мнению современных чеченцев (и участников нашего опроса, и респондентов иных исследований), обладают наибольшей значимостью в масштабах чеченской истории и современной национальной идентичности, также преобладают травмирующие события (Кавказские и Российско-чеченские войны, депортация). Однако наряду с ними присутствуют и события позитивного, конструктивного содержания (принятие ислама), либо события, которые оцениваются чеченцами в том числе и позитивно (при наличии негативной оценки). К ним можно отнести участие чеченцев в Великой Отечественной войне, восстановительные периоды после ВОВ и российско-чеченский войн.

Кроме того, одни и те же события воспринимаются современными чеченцами и как источники катастрофических разрушений и потерь, и как источники обновления, модернизации, национального сплочения. Например, Кавказские войны, с позиции респондентов, представляют собой одновременный пример стойкости, мужества, отваги чеченцев, их стремления к свободе и пример сокрушенного сопротивления, предательства, ущемления независимости. Великая Отечественная война воспринимается и через описание огромного количества фактов героизма и мужества чеченцев, и через указание на их принудительную демобилизацию и последовавшую за ней депортацию, сфабрикованные обвинения в сотрудничестве с фашистами и пр. культурный память чеченский

Приведем в качестве иллюстрации обозначенной выше мысли лишь один фрагмент ответа участника проводимого нами исследования, результаты которого легли в основу данного параграфа (орфография и пунктуация авторские): «Несмотря на всю противоречивость, период Советской власти: практически решена была проблема грамотности населения, развитие здравоохранения, образования, науки, выросла национальная интеллигенция. Рост городов со всей инфраструктурой, появление культуры городского жителя. Республика к 80 годам XX века была одной из перспективных регионов Северного Кавказа».

То есть можно говорить о том, что чеченская культурная память соединяет в себе два основных нарратива (выражаясь в терминах О. Б. Леонтьевой, сценария) - героизации (глорификации) и виктимизации: «Героизация... строится в данном случае как рассказ о великих событиях и славных свершениях, а память об этих событиях приобретает сакральный характер. Виктимизация прошлого - восприятие его как череды трагедий, мученичества и исторических обид» [4, с. 83].

Бинарность культурной памяти чеченского народа, по мнению О. Павловой, проявляется также и в том, что она, с одной стороны, аккумулирует в себе мощнейшие пласты традиционной культуры, связывающие поколения между собой и с их общим прошлым, воспринимаемым как золотой век и имеющим сакральное значение для каждого чеченца [6, с. 41]. С другой стороны, такие в основе культурной памяти лежат такие ценности, как свобода, борьба, стремление к независимости, которые в общенациональном плане, по мысли Д. Лоуэнталя, актуализируют значимость будущего [5, с. 505-506].

Второй особенностью можно назвать доминирование в культурной памяти национального компонента над общероссийским.

Это является вполне объяснимым в силу длительной истории государственного, этнического, культурного противостояния чеченского народа и русского, а затем советского и российского государства, непростой судьбы взаимодействия двух народов и др. Чеченская идентичность имеет ярко выраженный аутентичный, этнический характер, проявленный сильнее даже религиозного.

В. Шнирельман полагал, что ключевым событием чеченской истории, обусловившим национальную центричность культурной памяти чеченского народа, была депортация чеченцев и ингушей зимой 1944 года: «Именно в депортации оно (прошлое - прим. автора) было актуализировано и получило форму “священного наследия”, неразрывно связанного с самим выживанием народа. Актуализировались семейно-родовые и вир- довые связи, вновь обрели смысл традиционные социальные институты. Наряду с ними появился интерес к этнической истории, выполнявшей целый ряд функций как основа для консолидации, орудие сопротивления, символ тесной связи с родиной» [11, с. 201].

В качестве третьей особенности мы выделили преобладание военного (а точнее - военно-политического) мемориального нарратива, который проявился, прежде всего, в доминировании узлов памяти, связанных с войнами и военными кампаниями.

По словам З. В. Сикевича, для чеченцев «ядром исторического процесса как в положительном, так и отрицательном контексте являются победоносные (или проигранные) войны, что, по всей вероятности, отражает не столько специфику исторического сознания, сколько содержание школьных учебников истории. События, отражающие культурные достижения, занимают второстепенное место. Для респондентов история прежде всего - политический процесс» [10, с. 128].

В работе «Память, история, забвение» П. Ри- кёр указывал на то, что именно война является краеугольным камнем культурной памяти любого народа, выступая для одних - источником национальной гордости, для других - скорби: «Не существует исторической общности, которая была бы порождена чем-то иным, нежели так называемое изначальное отношение к войне...» [8, с. 120].

В качестве четвертой особенности можно отметить архаизацию и аксиологизацию прошлого, то есть, во-первых, стремление отодвинуть темпоральную границу национальной истории как можно дальше вглубь веков (вплоть до Античности, а иногда и дальше), архаизировать, «удрев- нить» этническое происхождение и культурные традиции чеченского народа. А, во-вторых, восприятие этого архаического, предельно древнего прошлого как золотого века, ассоциируемого с временем истоков, свободы, независимости, культурного расцвета.

Как справедливо указывает В. Шнирельман, «невозможность правдиво описывать события недавнего прошлого, связанные с Кавказской войной, сталинскими репрессиями и депортацией, заставляла чеченских и ингушских историков искать славные страницы истории в отдаленном прошлом. Это и стало сверхзадачей для их нового поколения, которое в противовес официальной версии истории, принижавшей их далеких предков и фактически оставлявшей их без национальных героев, пыталось создавать свои альтернативные версии прошлого, рисовавшие притягательный образ золотого века» [11, с. 157-158].

Пятая особенность - персонификация культурной памяти.

И результаты проведенного нами исследования, и результаты аналогичных научных изысканий (О. Павлова [6], З. Сикевич [10]) позволяют говорить о том, что история для чеченцев связана не только и не столько с событийной канвой, сколько с движущей силой данных событий, с конкретными людьми: и героями, и антигероями, и простыми чеченцами, которые в той или иной степени были вовлечены в исторические события. Выдающиеся личности, во-первых, позволяют предельно ярко и конкретно проиллюстрировать наиболее значимые содержательные моменты коллективного образа прошлого; во- вторых, задают нравственные ориентиры для всех последующих поколений, визуализируют направления и цели социализации. По мысли польского историка С. Чарновского, «герой является олицетворением социальной общности, воплощением ее важнейших ценностей; его культ носит публичный, организованный и регулярный характер. При помощи этого культа группа утверждает свое существование и специфичность» (цит. по [2, с. 59]).

Заключение

В заключении статьи нам представляется важным пояснить одну мысль. Мы не сводим содержание культурной памяти исключительно к набору исторических событий, наиболее значимых для того или иного народа. Мы понимаем, что культурная память устроена гораздо сложнее и имеет многоуровневую структуру, включающую в себя разного рода мифо-символические, ценностно-нормативные, деятельностноповеденческие конструкты. Однако в рамках данной конкретной статьи мы не ставили перед собой задачу досконального изучения культурной памяти чеченского народа, сосредоточив свое внимание на событийно-содержательной форме ее репрезентации. Поэтому в изучении культурной памяти мы ограничились лишь выявлением мемориальных узлов культурной памяти, оказывающих наибольшее влияние на актуальную систему ценностей, ментальные и поведенческие установки, формирующих картину мира и структуру национальной идентичности.

По мнению Л. П. Репиной, к которому мы полностью присоединяемся, «значение события проявляется в том, что оно стало основой, на которой коллективная память и воображение создали целый комплекс рассказов, легенд и символов.

Соотнесение между собой события и его значения обычно происходит путем “привязки” этого события к сплетению многих последовательных и одномоментных событий с помощью определенных нарративных конструкций, или “режимов памяти”. Особо значимые события и герои прошлого образуют в исторической памяти систему взаимосвязанных культурно-исторических символов, отражающую доминирующие в обществе ценности и играющую важную роль в их воспроизводстве... Яркие исторические образы, разделяемые членами этой общности, исторические события, превращенные в значимые для ее представителей “места памяти”, становятся основой ее консолидации» [7, с. 11-12].

Собственно, исторические события как основания культурной памяти выполняют не только интеграционную функцию, но и функцию генетическую. По словам Й. Рюзена, «объединяют ситуацию сегодняшнего дня именно с тем событием, на которое опираются люди для того, чтобы объяснить себе и живущим рядом другим, кто они, каков образ их жизни, как они понимают отличие от себя других» [9, с. 52].

Таким образом, можно говорить о том, что эвристический потенциал изучения мемориально-событийного контента культурной памяти выходит далеко за пределы изучения собственно «узлов памяти», позволяя на глубинном уровне выявлять и анализировать базовые, генетические основания национальной идентичности, точки роста национального самосознания и источники социальной консолидации.

Литература

1. Алироев И., Сайдуллаев М. Чеченцы. Кто они? - М.: Агент, 1999. - 167 с.

2. Васильев А. Мемориализация и забвение как механизмы производства культурного единства и разнообразия // Фундаментальные проблемы культурологии: сб. ст. по материалам конгресса. - М.: Новый хронограф: Эйдос, 2009. - С. 56-68.

3. Ле Гофф Ж. История и память. - М.: Российская политическая энциклопедия, 2013. - 303 с.

4. Леонтьева О. Б. «Мемориальный поворот» в современной исторической науке // Диалог со временем. - 2015. - № 50. - С. 59-96.

5. Лоуэнталь Д. Прошлое - чужая страна. - СПб.: Владимир Даль, Русский Остров, 2004. - 624 с.

6. Павлова О. С. Чеченский этнос сегодня: черты социально-психологического портрета. - M.: Сам Полиграфист, 2013. - 558 с.

7. Репина Л. П. Между фактом и символом: исторические события в макроструктуре национально-государственного нарратива // Ученые записки Казанского университета. Серия «Гуманитарные науки». - 2019. - Т 161. - С. 9-23.

8. Рикер П. Память, история, забвение. - М.: Издательство гуманитарной литературы, 2004. - 728 с.

9. Рюзен Й. Кризис, травма и идентичность // «Цепь времен»: проблемы исторического сознания / отв. ред. Л. П. Репина. - М.: ИВИ РАН, 2005. - С. 38-62.

10. Сикевич З. В. Этническая идентичность русских и чеченцев в контексте исторической памяти (сравнительный анализ) // Власть. - 2017. - Т 25, № 2. - С. 122-129.

11. Шнирельман В. Быть аланами. Интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в XX веке. - М.: Издательство Новое литературное обозрение, 2006. - 696 с.

12. Ярычев Н. У Историко-культурное наследие как источник развития актуальной мемориальной культуры Чеченской республики // X Лазаревские чтения «Лики традиционной культуры в современном культурном пространстве: игровой универсум традиций»: сборник материалов Всероссийской научной конференции с Международным участием / сост. Л. Н. Лазарева. - Челябинск: ЧГИК, 2022. - С. 64-66.

13. Ярычев Н. У Мемориальный нейминг: основные тренды в сфере наименований объектов городской среды современной Чеченской Республики (на примере города Грозный) // Вестник КемГУКИ. - 2022. - № 58. - С. 81-87.

References

1. Aliroev I., Saydullaev M. Chechentsy. Kto oni? [Chechens. Who are they?]. Moscow, 1999. 167 p. (In Russ.).

2. Vasilyev A. Memorializatsiya i zabvenie kak mekhanizmy proizvodstva kul'tumogo edinstva i raznoobraziya [Memorialization and Oblivion as Mechanisms of Production of Cultural Unity and Diversity]. Fundamental'nye problemy kul'turologii: sb. st. po materialam kongressa [Fundamental Problems of Culturology: Collection of Articles on the Proceedings of the Congress]. Moscow, New Chronograph: Eidos Publ., 2009. pp 56-68. (In Russ.).

3. Le Goff Zh. Istoriya i pamyat' [History and Memory]. Moscow, Russian Political Encyclopedia Publ., 2013. 303 p. (In Russ.).

4. Leontyeva O.B. «Memorial'nyy povorot» v sovremennoy istoricheskoy nauke [The «memorial turn» in modern historical science]. Dialog so vremenem [Dialogue with Time], 2015, no 50, pp. 59-96. (In Russ.).

5. Louental D. Proshloe - chuzhaya strana [The Past is a Foreign Country]. St. Petersburg, Vladimir Dal, Russkiy Ostrov Publ., 2004. 624 p.

6. Pavlova O.S. Chechenskiy etnos segodnya: cherty sotsial'no-psikhologicheskogo portreta [Chechen ethnos today: Features of a socio-psychological portrait]. Moscow, Sam Poligrafist Publ., 2013. 558 p. (In Russ.).

7. Repina L.P. Mezhdu faktom i simvolom: istoricheskie sobytiya v makrostrukture natsional'no-gosudarstvennogo narrativa [Between Fact and Symbol: Historical Events in the Macrostructure of the National-State Narrative]. Uchenye zapiski Kazanskogo universiteta. Seriya «Gumanitarnye nauki» [Scientific Notes of Kazan University. Humanities Series], 2019, no. 161, pp. 9-23. (In Russ.).

8. Riker P. Pamyat', istoriya, zabvenie [Memory, History, Oblivion]. Moscow, Humanitarian Literature Publ., 2004. 728 p. (In Russ.).

9. Ryuzen J. 2005. Krizis, travma i identichnost' [Crisis, Trauma and Identity]. «Tsep 'vremen»:problemy istoricheskogo soznaniya [The Chain of Times: Problems of Historical Consciousness]. Moscow, IVI RAS Publ., pp. 38-62. (In Russ.).

10. Sikevich Z.V Etnicheskaya identichnost' russkikh i chechentsev v kontekste istoricheskoy pamyati (sravnitel'nyy analiz) [Ethnic identity of Russians and Chechens in the context of historical memory (comparative analysis)]. Vlast'[Power], 2017, vol. 25, no. 2, pp. 122-129. (In Russ.).

11. Shnirelman V Byt' alanami. Intellektualy i politika na Severnom Kavkaze v XX veke [Being Alans. Intellectuals and politics in the North Caucasus in theXXcentury]. Moscow, New Literary Review Publ., 2006. 696 p. (In Russ.).

12. Yarychev N.U. Istoriko-kul'turnoe nasledie kak istochnik razvitiya aktual'noy memorial'noy kul'tury Chechenskoy respubliki [Historical and Cultural Heritage as a Source of Development of Current Commemorative Culture in the Chechen Republic]. X Lazarevskie chteniya «Liki traditsionnoy kul'tury v sovremennom kul'turnom prostranstve: igrovoy universum traditsiy» [X Lazarevskaya readings Faces of traditional culture in contemporary cultural space: the game universe of traditions]. Chelyabinsk, CHGIK Publ., 2022, pp. 64-66. (In Russ.).

13. Yarychev N.U. Memorial'nyy neyming: osnovnye trendy v sfere naimenovaniy ob”ektov gorodskoy sredy sovremennoy Chechenskoy Respubliki (na primere goroda Groznyy) [Memorial Naming: the main trends in the naming of urban objects in the modern Chechen Republic (for example, the city of Grozny)]. Vestn. Kemerov. gos. un-ta kul 'tury i iskusstv [Bulletin of the Kemerovo State University of Culture and Arts], 2022, no. 58, pp. 81-87. (In Russ.).

Размещено на Allbest.ru