Дворянский кодекс чести народов Северного Кавказа историческое наследие

Размещено на http://www.allbest.ru/

Дворянский кодекс чести народов Северного Кавказа историческое наследие

Надежда Оскаровна Блейх



Аннотация

Предпринята попытка решения одной из проблем кавказоведения - рыцарства горских народов, оформленного в дворянском кодексе чести; раскрываются специфика и сущность северокавказского неписаного свода законов и анализируется его роль в формировании идеального горца; выявляются позитивные и негативные стороны северокавказского дворянского рыцарства; вводятся в научный обиход новые этнологические материалы.

Ключевые слова: Северный Кавказ, рыцарский кодекс, горские народці, свод законов, моральные нормы



Noble Code of Honor of the Peoples of the North Caucasus:

Historical Heritage

Nadezhda O. Blejjkh

Abstract

The subject of this article is the history of the formation and development of the noble (knightly) code of the North Caucasian peoples. The goal is to identify general and specific trends, as well as factors in the formation of knightly virtues in the North Caucasus. The author examines the geographical, socio-cultural determinants that contribute to the emergence of the knightly code, analyzes its conceptual provisions, proves that the knightly (noble) code is a vivid confirmation of the historical development of the common Caucasian moral and ethical code of laws. Emphasizing that the concept of moral etiquette of nobles included not only moral and ethical attitudes, but also the norms of unwritten customary law that governed the life of a highlander; The code was consistent with several key moral positions, including such eternal imperatives as loyalty, politeness, courage, simplicity in everyday life, truthfulness, humanity, hospitality, eloquence.

The novelty of the stated topic is seen in the fact that the author for the first time made an attempt to solve one of the problems of Caucasian studies - the history of the knighthood of the mountain peoples, formulated in the noble code of honor, which has not been specially studied by any scholar until now.

The practical significance lies in the fact that the reconstruction of the spiritual heritage of the peoples of the North Caucasus, embodied in the noble (knightly) code of honor, will help overcome the prevailing stereotypes regarding the spiritual values of ethnic groups in Russia and provide modern politicians with interesting material that contributes to a thoughtful and balanced consideration of topical modern issues related to interethnic tolerance.

The author's special contribution consists in disclosing the specifics and essence of the unwritten legal code of the North Caucasus and analyzing its role in the formation of the ideal highlander, as well as in identifying the positive and negative aspects of the knightly virtues of the peoples of the North Caucasus and introducing ethnological and documentary materials into scientific circulation, many of which are published for the first time.

The methodological basis of the study were general philosophical theories about the role of the people in the creation of spiritual and material culture and the idea of the influence of the environment on the specifics and originality of the development of moral attitudes of the North Caucasian nobility.

It is concluded that the collection of principles and rules that make up the noble etiquette imperative refers to eternal moral categories, therefore the knightly code of the mountain peoples is a cultural paradigm, a kind of prototype of a militarized life that took place in the region for a rather long period and left as a legacy and edification to posterity. Keywords: North Caucasus, chivalric code, mountain peoples, code of laws, moral norms



Введение

Общеизвестно, что жизненный путь всякого этноса во всех областях его существования находится в тесном диалектическом единстве со сферой бытования, природно-климатическими условиями, которые не всегда являются неизменными. Более всего они подвергались трансформации в те исторические эпохи, когда наблюдался процесс постоянного передела территорий и велись ожесточенные войны «за место под солнцем». Именно в такие беспокойные времена народы вынуждены были адаптироваться и подчиняться тем реалиям, которые им навязывали внешние факторы. И здесь горцы Северного Кавказа не были исключением. Они пережили все тяготы военного испытания, затянувшегося на многие тысячелетия, так как часто становились объектом агрессии завоевателей, вмешивавшихся в дела Северного Кавказа.

Регулярная необходимость в защите своих земель заставила горцев овладевать в совершенстве военным ремеслом. Они не мыслились без войны и набегов, что сказалось на темпераменте кавказских народов, проявилось в их образе мышления, в их культуре поведения, которые в среде крупных феодалов со временем превратились в рыцарские добродетели.

Всю свою историю северокавказское рыцарство сохранялось как социальное явление со всеми свойственными ему морально-этическими традициями, в то время как в Европе оно давно стало анахронизмом и сохранялось лишь в литературных романах и преданиях. Это объясняется тем, что у горцев жизнь регламентировалась не государственными законами и институтами, а обычаями и традициями, вылившимися в единый Северокавказский рыцарский (дворянский) кодекс.

Между собой всех рыцарей народов Северного Кавказа объединял не только подобный образ жизни, но и общие морально-этические ценности и личные идеалы, положенные в основу характерной рыцарской культуры, не знавшей аналогов на Западе и в последующие века. Эта система одновременно напоминала этикеты самураев и европейских рыцарей. Она предписывала пренебрежение к смерти, внешне терпеливое перенесение страданий, беспрекословное подчинение старшим, исключительную вежливость и скромность, уважение к женщине.

На это обращали свое внимание все без исключения бытописатели древнего Северного Кавказа - Геродот, Аристотель, Марцелин, Прокопий, Рубрук, Иордан, Багратиони и др. Удивлялись воинственности, мужественности, смелости и стойкости горцев российские исследователи XVII-XIX вв. А. Берже. С. Гмелин, В. Миллер, Л. Модзалевский, П. Паллас, П. Услар и др. Говорили о рыцарских добродетелях и российские военные, волею случая оказавшиеся на Кавказе: П. Бут- ков, В. Тизенгаузен, Л. Лавров, В. Бартольд, А. Гольдштейн, Л. Штедер и др. Даже враги горцев Н. Дубровин, П. Надеждин, Ф. Леонтович, описывая их погрязшими «в насилиях, войнах», в то же время отдавали должное их мужеству и воинственной храбрости, которые, по их мнению, «коренились в феномене рыцарского духа кавказских народов». Между тем этот феномен до сей поры не стал предметом отдельного изучения, хотя различные стороны рыцарства горцев затрагивались в работах Б. Бгажнокова, З. Бузоевой, А. Гутова, З. Дже- лиевой, А. Магометова. С. Мафедзева, А. Мусукаева,А. Слановой, Е. Хатаева и др. Но, несмотря на это, заявленная проблема до сих пор не подвергнута научному обобщению, что и подвигло автора к ее осмыслению.



Обсуждение

Рыцарство «в кавказском воплощении» являло собой довольно любопытный образец формирования достаточно пластичной и живучей поведенческой парадигмы, существующей в смутные эпохи регулярных непрекращающихся боевых действий, стычек и сопутствующих им эпидемических заболеваний. К тому же северокавказская модель бытования, идеалы рыцарства воздействовали на горский социум вертикально - сверху донизу, трансформируя его законы не менее сильно, чем это совершали заповеди и уставы западного католицизма. Такие установления получили общее наименование Морального кодекса горцев, который у разных национальностей именовался по-разному: «Ирон агъдау» (осет.), Адыгэ хабзе» (адыг.), «Намуфс» (балк.), «Намыс» (каб.), «Хэбзэрэ зауэрэ» (черк.), «Эздел» (инг.), «Намус» (даг.), «Къонахалла» (чеч.) Несмотря на различия в терминологии, все эти локальные кодексы содержали общие моменты и являлись чрезвычайно насыщенными и всеохватывающими по содержанию. Они включали в себя нормы обычного права, горские традиции, обряды, различные общественные институты, духовные ценности.

Из основного (общего) горского морального кодекса к IX столетию и сформировался Дворянский моральный кодекс, названный Рыцарским. В нем нашли отражение три доминантные установки того времени - мужество и бесстрашие в бою, сдержанность в еде и почтение к старшим и женщинам. У осетин он получил название «уасиат» (от скиф. уас - рыцарь + уат - уложение), у черкесов - уэркъ хабзе (уэркъ - рыцарь, хабзэ - собрание этикетных норм), у ингушей - «Къо- нахал», у балкар и карачаевцев - «Езден адет» и т.д. Однако оба этих кодекса отнюдь не исключали, а существенно дополняли друг друга. Рыцарский (дворянский) этикет появился из общекавказского этикета, уходящего своими корнями во времена родового строя, что засвидетельствовано Нартским эпосом, который наравне с фольклором показывает нам много эпизодов рыцарского быта, проникнутого неустанным духом рыцарских турниров, поединков, соперничества. В эпосе демонстрируется типизированный образ профессионального воителя, который мыслится «без страха и упрека». Герои-нарты Батраз, Ашамез и другие являют эталон рыцарских качеств и поведения во всех сферах дворянской субкультуры - от мастерства боя до искусства музыки и танца, этикета обхождения со стариками и женщинами.

При этом основные постулаты и заповеди рыцарского (дворянского) этикета продолжают складываться вплоть до развитого феодализма, в условиях окончательного оформления дворянского класса со своей политической, экономической, социальной и культурной самобытностью. Поэтому мы назвали Дворянский этикет продуктом господствующего класса. И данная культура отвечала социальному статусу кавказских владетелей, которых известный академик П.С. Паллас характеризовал такими словами: «Это род рыцарей, поддерживающих между собой и во взаимоотношениях с подданными конкретную феодальную систему, аналогичную той, какую немецкое рыцарство учредило раньше в Пруссии и Лифляндии» [1. С. 112].

Одним из главных принципов рыцарских добродетелей стала рыцарская мораль. Вообще благородство и воинственность в этикете занимали доминантное положение. Склонность кавказцев к славе посредством проявленной смелости и отваги в бою являлась основным импульсом к жизни. Неспроста ими более всего презирались малодушие и трусость. Имеются многочисленные сведения европейских авторов, которые отмечали их вольный дух, чувство собственного достоинства, стремление к славе. Ради них обитатели Кавказа могли спокойно лишиться жизни, однако это никого не сдерживало, ибо все эти качества составляли рыцарскую честь, которая была дороже жизни. Даже горские пословицы гласили: «Псэр щэи, напэр къэщэ-ху» - «Жизнь свою лучше продай, но купи честь» (черк.); «Лжгжн цжсгон ку нж уа, ужд си неци агортж й» - «Никогда не надейся на человека, у которого нет чести и совести» (осет.); «Яхь йолча эздел а хургда, эздел долча яхь а хургъя» - «Где гордость, там и благородство; где благородство, там и гордость»; «Гущы1э пытэ зимы1эм шъыпкъагьэ и1эп» - «У кого нет твердого слова, тот не имеет правды» (адыг.) и т.д. [2. С. 56-78].

При этом в концепт морального этикета дворян входили не только моральные установки, но и нормы неписаного обычного права, которые регулировали всю жизнь горца - от рождения до смерти. Причем дворянином мог стать любой крестьянин, прославившийся в боях личным мужеством. Напротив, нарушившего этикетные нормы могли лишить дворянства. Стало быть, дворянское звание возлагало на его носителя обязанности и не давало ему каких-либо привилегий. дворянский кодекс честь горец

Несмотря на то, что Рыцарский кодекс был очень строг к своим адептам и следование ему было связано с некоторым дискомфортом, он являлся гарантом защиты чести и достоинства человека, уважения окружающих и высокого статусного положения. Не зря горцы считали, что «рыцарство - это неприступная скала» [3.С. 76]. Дворянин не столько был должностным лицом, сколько олицетворял собой довольно привлекательный образ жизни, поэтому остальные члены горского сообщества видели в нем идеал для подражания.

Князья, являвшиеся главенствующими в кавказском обществе и возглавлявшие дворянство, числились блюстителями законов и гарантами исполнения народных обычаев, вот почему при их воспитании во главу угла ставились военно-физическая подготовка и изучение этикетных установлений. Они имели исключительное право взыскания штрафов за бесчестье или проявление неуважения к этикету. Кстати, то же самое могла делать и княжна. Штрафы, как правило, состояли в определенном количестве домашнего скота (быков, овец, коз), который немедленно изымался у провинившегося в пользу князя.

Кавказский этикет, как уже было сказано, находился в основании и составлял ядро дворянского этикета, причем последний отличался более жесткой организацией, взыскательностью к своим носителям. К тому же в нем отразились стандарты отношений внутри самого феодального класса, к примеру правила, регулирующие сюзерено-вассальные связи.

Здесь необходимо заметить, что к XIX столетию у всех горских народов произошла дифференциация на два разряда: «аристократов» и «демократов». К первым относились осетины, кабардинцы, темиргоевцы, бесле- неевцы, карачаевцы, бжедуги, у которых феодальную иерархию возглавляли князья. У абадзехов и шапсугов князей никогда не было, а имелись только дворяне, которые после так называемой «демократической революции» потеряли свои политические льготы. Дагестанцы и ингуши долгое время оставались на этапе военного народовластия, у них имелись только выборные руководители (старейшины). Однако в плане следования северокавказскому этикету абадзехи, шапсуги, ингуши и дагестанцы являлись такими же «аристократами», как чеченцы, кабардинцы, осетины и др. [4. С. 181]. Причем у последних просветитель М. Владыкин отмечал следующее: «...во Владикавказе поражают более всего приезжего из России типы настоящих горцев. Иной и одет бедно, и лошадь-то у него не Бог весть чего стоит, а вся фигура всадника с его оригинальной посадкой, закутанного в башлык, в бурке, надетой набок, с винтовкой за плечами, шашкой и кинжалом, - так и просится на картину» [5. С. 98].

В тщательном соблюдении и постоянном совершенствовании дворянского (рыцарского) этикета добился значительных успехов и черкесский народ, который путешественники и исследователи называли «французами Кавказа». Так, генерал от кавалерии В.А. Потто подмечал «аристократичность черкес, элегантность их манер, навыки ношения оружия, своеобразное мастерство этикета» [6. С. 256].

То же самое писал и военный историк К.Ф. Сталь о кабардинцах: «Большая Кабарда имела огромное влияние не только на все черкесские народы, но и на соседних осетин и чеченцев. Князья и дворянство кабардинское славились своим наездничеством, храбростью, щегольством в наряде, вежливостью в обхождении и были для прочих черкесских народов образцом для подражания и соревнования» [7. С. 100].

В целом дворянский (рыцарский) кодекс можно разложить по нескольким ключевым установкам, включающим следующие положения: верность, вежливость, мужество, простоту в быту, правдивость, человечность, хлебосольство, «сладкий язык» (красноречие). Рассмотрим их подробнее.

Верность подразумевала добросовестное служение своему государю, а замена сюзерена считалась позором. Дворяне обязаны были всегда сопровождать князя и всячески помогать ему. Если в ходе боя князь погибал, то дворяне почитали своей обязанностью не оставлять его тело на поле брани. Также под понятием «верность» горские народы подразумевали преданность своей родине и семье. Согласно кодексу, рыцарь обязывался всячески защищать фамильную репутацию и доброе имя своих родных.

Вежливость включала в себя несколько установлений. Прежде всего это касалось почтения к вышестоящим на социальной лестнице. Более низкие классы феодалов являлись оруженосцами и телохранителями князя, прислуживая ему в домашнем быту. Вместе с этим, по словам исследователя Н. Дубровина, «обе стороны всегда соблюдали утонченную вежливость и взаимное уважение» [8. С. 146]. Сюда же входило уважение к предкам, которое досталось горцам еще от скифских племен. В известном ответе скифов царю Дарию говорилось: «Если вы пожелаете сразиться с нами, то попробуйте разрушить наши отеческие могилы, и тогда узнаете, станем ли мы сражаться за них или нет» [9. С. 280].

Отсюда вытекали правила уважения к старшим по возрасту: вставать при появлении старших, не садиться без их разрешения, выполнять все указания, прислуживать во время обеда и т.д., - причем эти знаки внимания обязаны были выполнять все окружающие, невзирая на их статус. Офицер русской армии В. Гаврилин писал: «Лета у горцев в общежитии выше звания. Молодой человек самого высокого происхождения обязан вставать перед каждым стариком, не спрашивая его имени, уступать ему место, не садиться без его позволения, молчать перед ним, кратко и почтительно отвечать на его вопросы. Каждая услуга, оказанная седине, ставится молодому человеку в честь. Даже старый невольник не совсем исключен из этого правила. Хотя дворянин и каждый вольный черкес не имеют привычки вставать перед рабом, однако ж мне случалось нередко видеть, как они сажали с собою за стол пришедшего в кунацкую седобородого невольника» [10. Л. 1].

Также повсеместно практиковалось уважение к женщине. Каждый рыцарь считал почетным выполнить просьбу женщины или девушки. Бесчестьем считалось обнажить оружие при женщине или поднять на нее руку. Покушение на жизнь женщины кавказцам вообще были неизвестно. «У черкесов, - сообщает Хан- Гирей, - обхождение мужа с женою также основывается на строгих правилах приличия. Когда муж ударит или осыплет бранными словами жену, то он делается предметом посмеяния...» [11. С. 195]. «У осетин, - отмечает З. Сосиев, - оскорбить женщину считается величайшим преступлением. Если бы женщине вне дома понадобилась какая-либо услуга, мужчина ей будет рыцарски покровительствовать» [12].

Самым серьезным оскорблением, какое можно было нанести мужчине, считалось посягательство на честь женщины, и потому оно сурово каралось. «Между прочим, хорошими качествами туземного характера можно указать еще на одну своеобразную черту туземного великодушия. Во время кровной вражды туземцы никогда не убивают женщин враждебной стороны. Если же кто-нибудь и сделает подобное преступление, то он этим навлекает на себя величайшее презрение своих и чужих людей. Сколько ни расспрашивали мы, туземная хроника не представляла еще случаев подобного нарушения рыцарских правил», - рассказывал очевидец Д.Я. Лавров [13].

Вообще горцы независимо от статуса обязаны были уважать жизнь и достоинство любого человека. Так, по сведениям Хан-Гирея, «...соблюдение вежливости в обращении есть непременная обязанность каждого человека. Не только князья и дворяне, которые по всей строгости подчинены закону благопристойности, но даже и простой народ между собою следует этому прекрасному правилу, облагораживающему человека» [11. С. 89]. То же самое отмечал и Н. Данилевский в середине XIX столетия: «Кавказцы любят вежливость, скромность, чинопочитание; всякое ругательное слово (особенно название вором) имеет последствие: строгость замечания, угрозу и самый поединок, для которого не назначается ни места, ни времени; там, где впервые встречаются соперники после ссоры, бывает и место поединка, часто кончающегося убийством» [14. С. 165].

В термин «вежливость» входили также запреты на ругань, сквернословие, рукоприкладство. Это нашло выражение в народном фольклоре: «Гончая не лает, дворянин не ругается» (каб.); «Человек симпатичен в доблестных поступках» (даг.); «Подле гостя не ударь и собаку свою» (осет.) и т.д. [2. С. 34, 56, 112].

Исследователь С. Броневский по этому поводу отмечал: «Черкесы грубых и ругательных слов не терпят; в противном случае князья и уздени равного себе вызывают на поединок, а незнатного человека нижней степени или простолюдина убивают на месте. Кабардинцы всегда наблюдают в обращении между собою вежливость, чинопочитанием соразмеряемую; - и сколь ни пылки в страстях своих, стараются умерять оныя в разговоре...» [15. С. 132].

Но не только сквернословие считалось неприличным. Безобразным поступком было восхваление себя и своих подвигов. По этому поводу Н. Дубровин говорил: «Храбрые по природе, привыкшие с детства бороться с опасностью, черкесы в высшей степени пренебрегали самохвальством. О военных подвигах своих черкес никогда не говорил, никогда не прославлял их, считая такой поступок неприличным. Самые смелые джигиты (витязи) отличались необыкновенной скромностью; говорили тихо, не хвалились своими подвигами, готовы были каждому уступить место и замолчать в споре; зато на действительное оскорбление отвечали оружием с быстротою молнии, но без угрозы, без крика и брани» [8. С. 85].

Также считались невежливыми надменность и скупость, поэтому горские феодалы предпочитали одеваться скромнее и жить в небольших жилищах. На этот факт обращал внимание Ш. Ногмов: «Владельцы обращаются с уорками (дворянами) и народом просто, без надменности и гордости. Случается так, что сильнейший и богатейший феодал проживает в такой же хижине, как и самый беднейший уорк. Если последний увидит на владельце хорошее платье, шапку или что- то другое и пожелает заиметь эту вещь, то дворянин не вправе ему в этом отказывать» [16. С. 277]. На это же указывал и П.С. Потемкин, сравнивая образ жизни кабардинцев со спартанским бытом: «Рыцарство есть предмет славы каждого, - писал он, - и роскошь еще не вкралась в сердца этого народа. Злато и серебро ставят они ни во что или за весьма мало, напротив того, всякие доспехи и оружие ставят за драгоценное» [17. С. 361].

Что касается скромности, то из записей ингушского этнографа Зарамука Кардангушева мы узнаем следующее: «В старину ингуши считали позором, когда о свершенном человек говорил: “со мной случилось”, “я сделал”. Это было непозволительно. “Я ударил”, “я убил” и т.д. - настоящий мужчина о себе никогда не скажет. В крайнем случае, если ему придется рассказывать о каком-нибудь случае, он скажет: “В руке находящееся ружье выстрелило - мужчина упал”. Вот так он будет рассказывать, как будто его дела в том нет и все произошло само собой» [18. С. 76].

Следующим составным компонентом Рыцарского этикета являлось мужество, которое включало в себя храбрость, твердость, хладнокровие, терпеливость и выносливость. Трусость всеми горцами порицалась как большой грех. За трусость феодал мог лишиться дворянского звания. Он становился всеобщим изгоем, с ним переставали общаться окружающие. Примером тому может служить стихотворение А.С. Пушкина «Тазит». Воин, проявивший нерешительность, мог загладить свою вину только совершением подвига или же своей смертью.

В ряду наиглавнейших достоинств молодого человека стояли терпеливость и выдержка в перенесении мучений. «Равнодушие, с которым они переносили боль, доходило до такой степени, - писал Н. Дубровин, - что в этом случае легко было узнать между ними европейца, который мог быть столько же бесстрашен, как и черкес, но никогда не мог сравниться с ним в терпеливости» [8. С. 88]. На это же указывал и А. Фонвиль: «...страдания от ран ингуши и чеченцы переносили с необыкновенною твердостью; даже тяжело раненые не выражали громко своих страданий, стараясь показать вид, что они ничего не чувствуют; они без малейших предосторожностей предавались своим обычным работам, и на предложение наше не утруждать себя и отдохнуть они всегда отвечали, что это ни к чему не может послужить и что они гораздо лучше сделают, так как им уже суждено от бога умереть, если они не будут идти против его предопределения» [19. С. 21].

Особенно строги были рыцари к спиртному, так как они могли в любой момент сесть на коня и отправиться в дорогу. Итальянский монах Д. Лука отмечал следующее: «.на пирах не предлагают молодым пить до тех пор, пока последние не совершат какого - нибудь ловкого воровства или убийства. Речь в данном случае идет о молодых дворянах и князьях, у которых именно набеги и воровство являются основным родом их занятий. Поэтому черкесы не сильно предаются пьянству» [20. С. 491]. Об этом же факте упоминается в газете «Кавказ»: «.у осетин бражничество встречается редко, и влияние его на характер осетин во много раз умереннее, чем у чеченцев или черкесов» [21].

Также в понятие Рыцарского этикета входила правдивость, подразумевавшая верность данному слову. Дворянин не мог не сдержать обещаний, это считалось поступком, порочащим его честь, и дабы ее не уронить, рыцарь должен давать слово с осторожностью в полной уверенности, что сдержит его. Просветитель Хан- Гирей комментирует: «По их (дворян) мнению, хвалить человека в глазах его есть гнусное лицемерство. Постоянство в поведении и твердость в данном слове почитают величайшими достоинствами человека. Напротив того, двуличие - гнуснейшей низостью» [11. С. 278]. У кавказских жителей имеется на этот счет много пословиц. Например: «Дворянин верен данному слову» (каб.); «Умри, но слово сдержи» (адыг.); «Дворянин верен назначенному сроку» (карач.); «Слово - не для насмешек, издевательств» (чеч.); «Сдержанному в слове - золотой червонец, болтуну - медный пятак» (осет.) [2. С. 15, 34, 116, 126] и т.д.

Наравне с описанными качествами для рыцаря считалось обязательным быть гуманным. К тем, кто пренебрегал принципами человечности, горцы относились с пренебрежением. Дворянство, по рассказам А.-Г. Кешева, «не довольствовалось. репутацией воина бесстрашного, смелого, предприимчивого, испытанного всякого рода лишениями и невзгодами, но метило гораздо дальше, добивалось вместе с тем славы благородного, великодушного рыцаря» [22. С. 223]. Данное стремление к человечности накладывало на дворян обязательства помощи страждущим.

Следующим качеством, заложенным в дворянском этикете, было хлебосольство, проявлявшееся в гостеприимстве - священном обычае, умении встретить и проводить гостя. Тому есть множество подтверждений: «Гость есть святыня в Черкесии, и гостеприимство есть неотъемлемая принадлежность горцев», - отмечал Хан-Гирей [11. С. 113]; «Гостя осетин защищает как самого себя и погибает скорее сам, чем уступит врагу его тело, - свидетельствовал В. Б. Пфаф, - он берет на себя кровную месть за него. Гостя он принимает со словами: “Мой дом - твой дом; я и все мое - твое”. С тем, кто находится под его защитой, он обращается как с родственником и не отдает беглецов» [23. С. 142]; «Закон гостеприимства так свят, что если бы, например, ингуш принял в своем доме неизвестного гостя и потом узнал бы в нем своего кровного врага, которому он обязан мстить, то и в таком случае радушно будет угощать его», - отмечал декабрист Н. Муравьев [24. С. 45].

О высоком статусе гостя говорили следующие пословицы: «Потчуй гостя хоть водой, если хлеба не имеешь» (лакс.); «Не спрашивай у гостя, когда он уйдет, спрашивай, когда он еще раз навестит» (абаз.); «Гость не рассказывает о цели своего визита, покуда хозяин не поинтересуется» (чеч.); «Хозяин дома является слугой гостя» (даг.); «Странник - Божий дар» (осет.) и т.д. [2. С. 34, 35, 46].

Каждый горец, а тем более дворянин, считал огромной радостью, если к нему на порог ступал гость, и делал все от него возможное, чтобы ему было нескучно в чужом доме. К ритуалу гостеприимства подключались и дети, которые сызмальства усваивали уроки нравственности.

Не менее важным компонентом дворянского кодекса было ораторское искусство («сладкий язык»). По Хан-Гирею, выходило, что «...нередко виновный, обладающий даром ораторского мастерства, может обвинить правого противника, от природы лишенного этого качества, и выиграть тяжбу...» [11. С. 175]. Научение красноречию входило в систему воспитания юных феодалов. Одновременно с этим им прививалось, что говорить можно, только подумав, и ни в коем случае не разглашать никакой тайны. Это приравнивалось к измене, поэтому у народов Кавказа существовал довольно суровый закон: прожигать шапку тому, кто его нарушил. Потому и вошло в привычку говорить: «У него шапка продувная», - когда хотели укорить кого-либо в чрезмерной болтливости.

Существенной частью рыцарского жизненного уклада были поединки, зачастую возникавшие из-за соперничества в среде знати. При этом дворянская вражда предполагала взаимное уважение соперников со следованием всем этикетным постулатам. В этом контексте примечательно предание такого характера: «Два влиятельных князя А. Коноков и В. Атажукин были непримиримыми соперниками, и только поединок мог определить правого и сильнейшего. Как-то в одном из походов В. Атажукин оказался во владениях А. Коно- кова, о чем он и уведомил хозяина. Последний вместе со своим отрядом и двумя сыновьями тотчас отправился ему навстречу. В разразившейся схватке погибли сыновья А. Конокова и сам князь В. Атажукин. Зайдя в кунацкую (гостевой дом) и увидев убитых, княгиня Л. Конокова, обращаясь к своим детям, без слез промолвила: “Вы с доблестью погибли, дети мои, не напрасно принесли в жертву свои молодые жизни”. Посмотрев на труп В. Атажукина, княгиня с достоинством дополнила: “А князя перенесите на почетное место. Ведь он же гость”» [25. С. 67].

На этот же факт указывал и Хан-Гирей, который писал: «Достойно замечания то, что все эти обряды вежливости соблюдаются и тогда, когда братья или князья и дворяне друг друга ненавидят, даже и тогда, когда они бывают явными врагами, но ежели им случится встретиться в таком месте, где законы благопристойности удерживают их оружие в бездействии, например в доме князя или дворянина, в присутствии женщин, на съездах дворянства и тому подобных случаях, где приличия воспрещают обнажать оружие, и самые враги остаются в границах вежливости и даже оказывают нередко друг другу разные услуги, что называется дворянская (т.е. благородная) неприязненность или вражда; но затем эти враги являются самыми свирепыми кровопийцами там, где они могут свободно обнажать свое оружие, и тем более вежливость их делает им честь, и народ питает к ним большое за то уважение. Да и в самом деле, человек, чуждый вежливости и понятия о приличиях, может ли сродниться с долгом общежития» [11. С. 277].

Людское признание рыцарю доставляла не столько сама победа, сколько поведение в бою, которое должно было быть гуманным, уважительным к сопернику, что предусматривало предоставление противникам равных возможностей. К примеру, если во время сражения один феодал терял коня, то и его сопернику надлежало спешиться.

Однако страсть к подвигам, неуемная жажда доминирования и верховодства нередко провоцировали зависть к славе и подвигам у других феодалов-рыцарей. Едва лишь «на сцене» зажигалась яркая личность, у нее сразу же находилось много недругов, пытающихся оспорить признание. Не зря осетины полагали, что у достойного мужчины может быть много соперников, у них бытовала пословица: «Расскажи мне, кто твой недруг, и я отвечу тебе, кто ты есть». По понятиям старожилов края, подобная неприязнь имела элитарное, сословное свойство, вследствие чего дуэли проводились только между равными по статусу, если же положение было различным, то стороны имели право использовать третейский суд.

Рыцарское противоборство проходило без свидетелей где-нибудь в поле. Старожилам края были известны конные и пешие поединки. В первом случае сражались верхом до тех пор, пока могли держаться в седле: соперники на полном скаку делали по выстрелу из ружей, и если промахивались, то принимались рубиться на шашках. Другой способ проведения дуэли был пешим, он проходил с помощью кинжалов и заключался в том, что можно было только рубить. Если один из сражающихся сходил с разосланной на земле бурки, то его разрешалось заколоть и взять его вооружение как трофей. Но так как к оружию у горцев всегда было трепетное отношение, и лишиться его означало навлечь на себя бесчестье, то обычно такие поединки оказывались со смертельным исходом одного (или обоих) участников. В том случае, когда кто-то уклонялся от принятия вызова на бой, он автоматически признавался побеждённым и с ним поступали как с убитым, т.е. отбирали лошадь и оружие [26. С. 17].

Все вышеизложенное ярко свидетельствует о следующем:

северокавказские дворяне-феодалы, воззванием которых было «Честь и война», со временем сформировали свою культуру поведения, называемую Рыцарский моральный кодекс; вся жизнь горского владетеля проходила под эгидой этого неписаного правового установления;

Рыцарский (дворянский) кодекс являлся наглядным подтверждением дальнейшего развития общекавказского нравственно-этического свода законов. Собрание принципов и правил, хранящихся в нём, обращается к вечным нравственным категориям: уважению к людям, чувству личного достоинства, правдивости, чести, мужеству и т.д., поэтому рыцарский кодекс горских народов мы рассматриваем как культурную парадигму, своеобразный прототип военизированного быта, имевшего место в крае на протяжении довольно длительного периода;

к классу северокавказского рыцарства относились только знатные феодалы, разделявшие нравственно-этические установки и правила, похожие и напоминающие кодексы западноевропейского рыцаря. Однако в отличие от этих кодексов рыцарские ценности входили в неотчуждаемую часть горских адатов - неписаных законов, и потому неукоснительно и строго ими выполнялись.



Заключение

Как видим, в силу специфики своего исторического развития, консервативности и застойного характера общественных отношений горцы в IX-XIX вв., пока еще не имевшие своей письменности, литературы, архитектуры, градостроительства, смогли создать прекрасный образец духовного искусства, потому Рыцарский кодекс этносов Северного Кавказа с его нравственными постулатами можно считать существенным культурным достижением, сокровищницей мудрости для потомков:

Свод древних правил и основ,

Завет от дедов и отцов,

Что лучше смерть, чем жить в бесчестье,

Что страшно «потерять лицо»,

Что уважение людей - Основа самоуважения.

Растили в строгости детей И чтили стариков и женщин.

Ценили сдержанность в речах,

И нежность прятали от глаза.

И далеко, в чужих краях,

Их звали «рыцари Кавказа».

Прошли века, наш дом - Земля,

Нас разделяет пропасть - время.

Теперь зависит от тебя,

Жить или нет им во Вселенной.

Рыцарство на Кавказе до сих пор считается своеобразным эталоном жизни, определенным состоянием души человека, парадигмой его нравственности, обобщенной характеристикой благородных людей, сохраняющих рыцарскую этику своих прадедов, но при этом стремящихся внести в мировую культуру великолепное видение высокой нравственности наших предков. Если мы растеряем эту богатейшую кладезь наших отцов, созданную духовным трудом многих поколений, наши потомки вряд ли простят нам столь тяжкий грех.



Список источников

Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российского государства : в 6 т. СПб.: Изд-во Имп. акад. наук, 1875. Т. 3. 476 с.

Пословицы и поговорки кавказских народов. М. : Наука, 2000. 576 с.

Дзугаева М., Блейх Н. Военно-рыцарское воспитание северокавказских народов. Владикавказ : Сев.-Осетин. гос. ун-т им. К.Л. Хетагурова,

2007. 121 с.

Блейх Н.О. Причины возникновения и трансформации военной демократии у народов Северного Кавказа // Genesis: исторические исследо

вания. 2016. № 5. С. 181-189.

История Владикавказа (1781-1990 гг.) / сост. М. Бетоева, Л. Бирюкова. Владикавказ : Республ. тип. им. А. Гассиева, 1991. 654 с.

Потто А.В. Кавказская война : в 5 т. СПб. : Нева, 1899. Т. 3. 387 с.

Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XVIII-XIX вв. / сост., ред. пер., введ. и вступ. статьи к текстам В.К. Гарда-

нова. Нальчик : Эльбрус, 1974. 635 с.

Дубровин Н.Ф. Черкесы (Адыге). Нальчик : Эль-фа, 1991. 321 с.

Геродот. История : в 9 т. Л. : Наука, 1972. Т. 3. 321 с.

Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 846. Д. 48.

Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик : Эльбрус, 1992. 284 с.

Сосиев З. О горской женщине // Терские ведомости. 1900. № 26. С. 3.

Лавров Д.Я. Обычаи горцев // Терские ведомости. 1875. № 2. С. 167.

Данилевский Н. Кавказ и его горские жители. М. : Логос, 1846. 243 с.

Броневский М. Кабардинский народ. М., 1967. 143 с.

Ногмов Ш. История адыхейского народа. Нальчик : Эль-фа, 1958. 365 с.

Потемкин П.С. Война на Северном Кавказе. М., 1802. 587 с.

Кардауншев З. Средневековая Ингушетия. Грозный, 1996. 421 с.

Фонвилль А. Последний год войны Черкесии за независимость. 1863-1864 гг. : из записок участника-иностранца. 2-е изд. Нальчик : Адыги, 1991. 287 с.

Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов и грузин Жана де Люка, монаха Доминиканского ордена. 1625 / пер. П. Юрченко // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1879. Т. II. С. 473^93.

Кавказ. 1873. № 36.

Кешев А. На холме // Кешев А. Собрание сочинений. Нальчик : Эльбрус, 1993. 342 с.

Пфаф В.Б. Путешествие по ущельям Осетии // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1871. Т. 1. 376 с.

Муравьев Н. Воспоминания декабриста. М. : Наука, 2020. 342 с.

Спенсер Э. Путешествия в Черкесию. Майкоп : Адыгея, 1993. 153 с.

Блейх Н.О., Дзугаева М. Содержание и система военно-физической подготовки юношества у северокавказских народов // Вопросы педагогики и психологии : сб. науч. тр. Владикавказ : Изд-во Сев.-Осетин. гос. ун-та им. К.Л. Хетагурова, 2006. С. 17-23.



References

Pallas, P.S. (1875) Puteshestvie po raznym provintsiyam Rossiyskogo gosudarstva: v 6 t. [Travel through different provinces of the Russian state:

in 6 vols]. Vol. 3. St. Petersburg: Imperial Academy of Sciences.

Rublev, V.V. (2000) Poslovitsy i pogovorki kavkazskikh narodov [Proverbs and sayings of the Caucasian peoples]. Moscow: Nauka.

Dzugaeva, M. & Blejkh, N. (2007) Voenno-rytsarskoe vospitanie severokavkazskikh narodov [Military knightly education of the North Caucasian

peoples]. Vladikavkaz: NOSU.

Blejkh, N.O. (2016) Prichiny vozniknoveniya i transformatsii voennoy demokratii u narodov Severnogo Kavkaza [Reasons for the emergence and

transformation of military democracy among the peoples of North Caucasus]. Genesis: istoricheskie issledovaniya. 5. pp. 181-189.

Блейх Н.О. Дворянский кодекс чести народов Северного Кавказа: историческое наследие21

Betoeva, M. & Biryukova, L. (1991) Istoriya Vladikavkaza (1781-1990 gg.) [History of Vladikavkaz (1781-1990)]. Vladikavkaz: Respubl. tip.

im. A. Gassieva.

Potto, A.V. (1899) Kavkazskaya voyna: v 5 t. [The Caucasian War: in 5 vols]. Vol. 3. St. Petersburg: Neva.

Gardanov, V.K. (1974) Adygi, balkartsy i karachaevtsy v izvestiyakh evropeyskikh avtorov XVIII-XIX vv. [Adygs, Balkars and Karachais in the news

of European authors of the 18th-19th centuries]. Nalchik: El'brus.

Dubrovin, N.F. (1991) Cherkesy (Adyge) [Circassians (Adyge)]. Nalchik: El'fa.

Herodotus. (1972) Istoriya: v 91. [History: in 9 vols]. Vol. 3. Leningrad: Nauka.

The Russian State Military Historical Archive (RGVIA). Fund 846. File 48.

Khan-Girey. (1992) Zapiski o Cherkesii [Notes about Circassia]. Nalchik: El'brus.

Sosiev, Z. (1900) O gorskoy zhenshchine [About the mountain woman]. Terskie vedomosti. 26. p. 3.

Lavrov, D.Ya. (1875) Obychai gortsev [Customs of the Highlanders]. Terskie vedomosti. 2. p. 167.

Danilevskiy, N. (1846) Kavkaz i ego gorskie zhiteli [The Caucasus and its mountain residents]. Moscow: Logos.

Bronevskiy, M. (1967) Kabardinskiy narod [Kabardian people]. Moscow: [s.n.].

Nogmov, Sh. (1958) Istoriya adykheyskogoNaroda [History of the Adyghe people]. Nalchik: El'fa.

Potemkin, P.S. (1802) Voyna na Severnom Kavkaze [War in the North Caucasus]. Moscow: [s.n.].

Kardaunshev, Z. (1996) Srednevekovaya Ingushetiya [Medieval Ingushetia]. Groznyy: [s.n.].

Fonville, A. (1991) Posledniy god voyny Cherkesii za nezavisimost'. 1863-1864 gg.: izzapisok uchastnika-inostrantsa [The last year of the Circassian war for independence. 1863-1864: From the notes of a foreign participant]. 2nd ed. Nalchik: Adygi.

de Luc, J. (1879) Opisanie perekopskikh i nogayskikh tatar, cherkesov, mingrelov i gruzin Zhana de Lyuka, monakha Dominikanskogo ordena. 1625 [Description of the Perekop and Nogai Tatars, Circassians, Mingrelians and Georgians by Jean de Luc, a monk of the Dominican Order. 1625]. Translated by P. Yurchenko. Zapiski Odesskogo obshchestva istorii i drevnostey. 2. pp. 473-493.

Kavkaz. (1873) 36.

Keshev, A. (1993) Sobranie sochineniy [Collected Works]. Nalchik: El'brus.

Pfaf, V.B. (1871) Puteshestvie po ushchel'yam Osetii [Travel through the gorges of Ossetia]. In: Sbornik svedeniy o kavkazskikh gortsakh [Collected information about the Caucasian highlanders]. Vol. 1. Tiflis: [s.n.].

Muraviev, N. (2020) Vospominaniya dekabrista [Memoirs of the Decembrist]. Moscow: Nauka.

Spencer, E. (1993) Puteshestviya v Cherkesiyu [Travel to Circassia]. Translated from English. Maykop: Adygeya.

Blejkh, N.O. & Dzugaeva, M. (2006) Soderzhanie i sistema voenno-fizicheskoy podgotovki yunoshestva u severokavkazskikh narodov [The content and system of military-physical training of youth among the North Caucasian peoples]. In: Voprosy pedagogiki ipsikhologii [Questions of Pedagogy and Psychology]. Vladikavkaz: NOSU. pp. 17-23.

Размещено на Allbest.ru/

...