Неудавшийся симбиоз: тибетская медицина и становление социалистического здравоохранения в Бурят-Монгольской АССР (1920-е - начало 1930-х гг.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Неудавшийся симбиоз: тибетская медицина и становление социалистического здравоохранения в Бурят-Монгольской АССР (1920-е - начало 1930-х гг.)

Всеволод Юрьевич Башкуев

Аннотация

Рассматриваются взаимоотношения между нарождающимся советским здравоохранением и тибетской медициной в Бурят-Монголии. Освещаются малоизвестные аспекты сосуществования медицинских систем: попытки секуляризации тибетской медицины, усилия лам-лекарей по созданию профессионального сообщества, ответные реакции Наркомздрава Бурят-Монгольской АССР. На основе архивных материалов прослежена эволюция отношения советских врачей к тибетской медицине от вынужденного принятия до требований ее запрета.

Ключевые слова: Бурят-Монголия, здравоохранение, тибетская медицина, эмчи-ламы, дацаны, аршаны, социальные заболевания

The abortive symbiosis: Tibetan medicine and the making of socialist healthcare in the Buryat-Mongolian ASSR (the 1920s - early 1930s)

Vsevolod Yu. Bashkuev

Abstract

This paper analyzes the uneasy relationship between Tibetan and Soviet medicine in the period when socialist healthcare in the newly proclaimed Buryat-Mongolian ASSR was in the making. The study aims to reconstruct, trace, and provide new insights in the evolution of these relations from halfhearted acceptance to open denunciation. Dwelling on the understudied primary sources from the regional archives and on contemporary Russian historiography, the author highlights the attempts of Buryat scholars to whitewash Tibetan medicine, strip it from religious content, and introduce it into the secular field. At the same time, the article exposes the pitiful state of affairs in the nascent Soviet healthcare and explains why the Bolshevik healthcare organizers had to halfheartedly accept Tibetan medicine as a useful tool for providing basic medical services to the population. In compliance with the principle of historicism, the author points out the continuity between the eighteenth-century concept of medical police, which formed the core of state healthcare in Imperial Russia, and the concept of socialist healthcare, arguing that the need to fight against quackery inherent in both systems could not allow the Soviet physicians to tolerate Tibetan medicine. Providing the perspectives from both sides, the author shows how Tibetan lama healers tried to institutionalize their craft in the new political reality by replicating Soviet organizational models. However, as the author stresses, in the final analysis the lamas failed to secure official recognition of Tibetan medicine in Buryat-Mongolia as the People's Commissariat of Health continued its critique even though it did not openly oppose Tibetan medics. As the Soviet healthcare gained popularity and expanded its network, and as the collectivization was gaining pace, both Buddhist religion and Tibetan medicine increasingly faced discrimination and open attacks on the part of local Communist activists. Using documents from the regional state archive, the author traces how Buddhist clergy was intimidated, their activities suppressed, and their reputation undermined in local anti-religious campaigns. Even though formally Moscow disapproved of such actions, the author argues that such events marked the end of the period of uneasy coexistence. After 1930 the Soviet authorities, the Burnarkomzdrav among them, began to root out the Tibetan medicine and its practitioners. As the author concludes, in the wake of Stalin's industrialization campaign there was no place for coexistence as the Tibetan medicine hampered cultural transformation while the republic needed mass, uniform and ideologically Bolshevik healthcare.

Keywords: Buryat-Mongolia, healthcare, Tibetan medicine, Emchi lamas, datsans, arshans, social diseases

Вскоре после провозглашения Бурят-Монгольской АССР (30 мая 1923 г.) в республике развернулось активное строительство новых институтов государственности. Одним из основных стало здравоохранение. Его создание оказалось сложнейшей задачей, принимая во внимание специфические социокультурные условия, существовавшие в Бурят-Монголии на тот момент.

Автохтонное население республики - буряты - вело традиционный образ жизни кочевников-скотоводов. Их быт и повседневные практики в значительной степени сложились под влиянием анимистических культов и тибетского буддизма секты Гэлугпа. С 1822 г. и до начала XX в. буряты пользовались правом родового самоуправления, благодаря чему были во многом автономны не только от царской администрации, но и от европейской медицины, пользуясь тибетской медицинской системой [1. С. 153; 2]. Многочисленные лекари эмчи, получавшие специализированное образование в мамба-дацанах (школах тибетской медицины при монастырях), долгое время являлись для бурят единственными и безальтернативными источниками медицинской помощи. Обладая лишь базовыми знаниями о человеке, они не знали микробной теории и асептики, не имели современного медицинского инструментария и медикаментов. Поэтому эмчи-ламы были бессильны перед инфекционными заболеваниями и не могли делать сложных полостных операций. К началу социалистических преобразований выяснилось, что накапливавшиеся поколениями проблемы здоровья у бурят нуждаются в срочном разрешении, добиться чего можно лишь организованными действиями в рамках основанного на европейской медицине здравоохранения.

Затевая глубинные социокультурные трансформации традиционных сообществ Бурят-Монголии, большевики нацеливались на комплексное развитие самого человека, надеясь, что в недалеком будущем буряты смогут стать «проводниками» коммунистической идеологии в Азии [2. С. 144]. Воздействие проходило по трем направлениям. На разум были направлены усилия образования, средств массовой информации, культпросвета, санпросвета. На изучение, лечение и медицинское дисциплинирование тела были нацелены социалистический вариант европейской медицины и специализированные медицинские отрасли. Вырвать из лона традиционной религии душу кочевника должна была коммунистическая пропаганда [3. C. 224-225].

На деле же перед большевиками стояла задача колоссальной сложности. От царского периода в Бурят- Монгольской АССР местами сохранились остатки лечебно-профилактической сети в виде разукомплектованных, иногда полуразрушенных больниц и амбулаторий, но на их запуск не хватало ни средств, ни кадров. Огромную распространенность приобрели социальные заболевания - туберкулез, венерические болезни, трахома. Сифилис был признан эндемическим в ряде районов республики. Повсеместно не хватало врачей, фельдшеров, медсестер, акушерок.

При этом оставалось значительным количество лам- врачевателей. Авторитет эмчи, как и спрос на их услуги среди бурят, был высок. «Что касается современного состояния тибмедицины в Монголии и Бурятии, - писал в 1923 г. бурятский ученый Б.Б. Барадин, - то она пользуется широким распространением и исключительным доверием населения, и даже больше того, все дело народного здравоохранения этих стран находится в полном подчинении этой медицине в лице ее лам-лекарей» [4. Л. 148]. За неимением альтернатив к услугам эмчи-лам прибегали не только буряты, но и представители даже таких закрытых и самодостаточных традиционных сообществ, как семейские [5. С. 324].

В этой ситуации большевики оказались перед непростой дилеммой. С одной стороны, дефицит европейских врачей и острая нужда в доступной медицинской помощи населению вынуждали власти республики временно смириться с деятельностью монголо-тибетских лекарей. С другой стороны, для того чтобы быть принятой хотя бы в роли паллиативной помощи, тибетская медицина была слишком тесно связана с ламаистской религиозной традицией. Это напрямую противоречило антирелигиозной установке большевиков, а значит, тибетскую медицину нельзя было игнорировать в политической плоскости.

В статье речь пойдет о том, как развивались отношения между тибетской и советской медициной в период становления здравоохранения Бурят-Монголии. В этой области сложилась уникальная ситуация. Создававшаяся советской властью государственная система здравоохранения по определению не могла толерантно воспринимать альтернативные лечебные практики и медицинские системы. Огосударствление медицины в России началось еще при Иване Грозном, но его пик пришелся на вторую половину XVIII в., когда из Австрии и Пруссии была импортирована концепция медицинской полиции. Она подразумевала вертикальное регулирование отрасли здравоохранения, стандартизацию системы подготовки медицинских кадров, полицейский контроль над наиболее проблемными в отношении здоровья социальными группами, борьбу с шарлатанством (под ним подразумевались любые альтернативные медицинские практики) [6. С. 4344]. Советское здравоохранение в своей основе сохранило концепцию медицинской полиции, хоть и смягченную принципами всеобщей доступности и бесплатности, пришедшими из земской медицины. И все же на первых порах социалистическому здравоохранению Бурят-Монголии пришлось вынужденно идти на сосуществование с тибетской медициной, чтобы обеспечить население хоть какой-то медицинской помощью.

Чтобы смягчить очевидные противоречия между рациональной и сугубо светской современной медициной и пронизанной религиозным мистицизмом монголо-тибетской системой врачевания, с начала 1920-х гг. в Бурят-Монгольской АССР предпринимались попытки вывести тибетскую медицину за рамки религиозных институтов и легализовать в секулярном поле, законодательно закрепив за ней особый статус. Принятое 5 февраля 1924 г. обязательное постановление ЦИК и СНК Бурят-Монгольской АССР строго регламентировало право врачебной практики. Разрешение давалось только после регистрации в Наркомздраве и получения государственного регистрационного удостоверения на основании пакета документов, подтверждающих профессиональную врачебную компетенцию заявителя. В постановлении указывалось, что право тибетских медиков на медицинскую практику предусматривалось особым положением [7. Л. 39]. В новых идеологических условиях разработка такого «особого положения» требовала серьезного подхода и тщательно взвешенной аргументации, чтобы сохранить для будущего рациональную основу и культурное значение тибетской медицины.

Развивать инициативу по секуляризации взялся Бурятский ученый комитет (Буручком). В 1923 г. вышли «Тезисы по вопросу о тибетской медицине в Буррес- публике» под редакцией его председателя Б.Б. Бара- дина. Положения, сформулированные на основе научного исследования, относили тибетскую медицину к научно-медицинским системам, подчеркивая наличие у нее основных отделов современной научной медицины: диагностики, патологии, эмбриологии, фармакологии, хирургии и даже бактериологии. В выводах акцент делался на том, что, помимо чисто культурного значения, тибетская медицинская система была важна вследствие неоспоримых фактов излечения ее средствами ряда болезней, неподвластных медицине европейской. Указывалось, что нигде на территории СССР не было лучших условий для научного изучения тибетской медицины, чем в Бурят-Монголии с ее богатыми литературными источниками по предмету и большим количеством практикующих эмчи-лам. Предпринималась попытка выделить настоящих высокообразованных эмчи-лам из массы невежественных, но постоянно практикующих лам-лекарей, чье лечение больше напоминало шарлатанство [8. С. 158-159].

Важным пунктом в аргументации Б.Б. Барадина было отделение собственно медицинской системы, индийской по происхождению и, как считал ученый, по развитию стоявшей «несравненно выше гиппократово-греческой медицины», от буддийской религии. Он писал, что индийская медицина «с давних времен служила главным проповедником распространения буддизма во всех тех странах Азии, куда распространялось учение Будды, и стала своего рода служанкой этой религии» [4. Л. 148]. Ее инструментальную функцию он описывал так: «Распространителями индийской медицины в Тибете и в других странах всегда являлись буддийские проповедники, которые для успешности обращения в буддизм соседних с Индией диких и по- лукультурных народов должны были владеть не только искусством проповеди, но и еще в большей мере искусством врачевания. Этот излюбленный метод буддийских проповедников применялся впоследствии и тибетскими ламами по отношению к монголам и бурятам» [4. Л. 148].

В самом Тибете, как утверждал Б.Б. Барадин, медицина сначала концентрировалась в руках светских индийских врачей. Однако постепенно индийская медицинская литература была переведена на тибетский язык, развилась привязанная к тибетским реалиям медицинская практика, а ламы монополизировали всю эту область, придав ей глубокое религиозно-буддийское направление. В результате к XX в. тибетская медицина в Тибете пришла в упадок, задавленная и вытесненная заклинаниями и знахарством [4. Л. 148].

Отделяя рациональное начало тибетской медицинской системы от религиозной догматики, Барадин апеллировал к прагматизму большевиков. В пояснительной записке к проекту «Положения о тибетской медицине в Бурят-Монгольской Автономной Области», обобщая взгляды членов Буручкома, он сформулировал ее современное значение: «Тибмедицина, имеющая многовековой опыт, не может быть поставлена на одну доску с народной медициной и, несомненно, имеет испытанные средства против многих болезней. В этом отношении она несравненно выше любой народной медицины и при правильной постановке ее, особенно в полукуль- турных странах, где еще не проникла европейская медицина, может иметь значение рациональной медицины» [4. Л. 149].

Б.Б. Барадин утверждал, что, несмотря на невежество и религиозный догматизм, бурятские эмчи-ламы приносят большую пользу в условиях почти полного отсутствия в республике европейской медицины. Главным же злом бурятского варианта тибетской медицины он считал систему абаралов (обряд предсказания) и гуримов (обряд отчитывания буддийских молитв). «Почти каждый больной бурят не обходится без того, чтобы не обратиться за советом к предсказателю- абаралчину, который неизменно предсказывает больному всякие беды, что во избежание этого необходимо де совершить какой-нибудь обряд “гурим”, - писал Барадин. - При этом абаралчин может еще указать, к какому гуримчину лучше обратиться для совершения данного гурима... Абаралчин часто прибегает к системе протектирования своих друзей-гуримчинов для предоставления им счастливого случая “заработать”» [4. Л. 150]. Связывая эти практики с экономической стороной тибетской медицины, ученый отмечал, что такое «лечение» обходится трудовому бурят-монголу чрезвычайно дорого и является открытой эксплуатацией ламами народной темноты [4. Л. 149].

Поэтому в рекомендациях к готовящемуся проекту положения о тибетской медицине Б.Б. Барадин особо подчеркивал необходимость ее отделения от буддийской церкви и строгой регламентации врачебной практики лам. По его мнению, полный запрет при отсутствии доступной европейской медпомощи был бы нерационален и невозможен. Новое положение должно было дать тибетской медицине возможность свободного развития при условии, что такая способность сохранилась. Делом первой важности Барадин считал пресечение шарлатанских практик абаралчинов и гуримчинов, но при этом подчеркивал, что вытеснение тибетской медицины европейской должно происходить путем расширения, доступности и приспособленности новой медицины к нуждам бурят [4. Л. 151], т.е. естественным конкурентным путем, а не запретами.

В марте 1923 г. Буручком разработал проект «Положения о тибетской медицине в Бурят-Монгольской Автономной Области». Документ состоял из четырех разделов: об отделении тибетской медицины от ламаистской церкви в пределах БМАО; о лекарях тибетской медицины; о мамба-дацанах (школах тибетской медицины) и об аптеках тибетских лекарственных средств; об органах, ведающих делами тибетской медицины.

Согласно проекту, тибетская медицина отделялась от церкви, имущество мамба-дацанов национализировалось, мамба-дацаны выходили из ведения Центрального совета по духовным делам бурят-монголов буддистов Сибири и Дальнего Востока и передавались в областные отделы здравоохранения. Тибетские врачи и знахари (абаралчины и гуримчины) были обязаны зарегистрироваться в местном отделе здравоохранения, пройти проверку образовательного ценза и врачебного стажа, вести письменный учет отпуска средств и выручки. Если в местности имелся пункт европейской медицины, они лишались права лечить инфекционные и глазные заболевания, оказывать хирургическую и акушерскую помощь. Фактически проект положения лишал их права на заработок: выручку от лечения и реализованных лекарств эмчи-ламы должны были сдавать в соответствующую территориальную тибетскую аптеку, из кассы которой впоследствии получали деньги по предъявлении смет за лечение пациентов.

Тибетские аптеки должны были открываться при мамба-дацанах и выполнять двоякую роль: с одной стороны, учебной лаборатории, с другой - аптеки для обслуживания пациентов. Все дела в области тибетской медицины должны были регулироваться Центральным Советом по культурным делам бурят-монголов Сибири и Дальнего Востока (Бурмонсовкуд), исполнительными органами которого являлись облздравы и аймздравы [4. Л. 146, 146 об., 147].

В мае 1923 г. Бурят-Монгольский областной исполнительный комитет принял в Иркутске гораздо более жесткое постановление. Мамба-дацаны, аптеки и другие учреждения тибетской медицины на территории Бурят-Монгольской Автономной Области (БМАО РСФСР) закрывались, их имущество описывалось и национализировалось, тибетские лекари брались на учет, деятельность абаралчинов и гуримчинов запрещалась, а уличенные в отправлении абаралов и гуримов подлежали преследованию за мошенничество по ст. 187 Уголовного кодекса РСФСР. Тибетские лекари переходили в ведение областного отдела здравоохранения и подлежали регистрации в местных здравотделах. Им строго запрещалось лечить средствами европейской медицины, а за нарушение постановления предусматривалась административная ответственность в виде штрафа до 300 руб. золотом или принудительных работ сроком до трех месяцев [4. Л. 144, 144 об., 145]. Конечно, с образованием автономной республики постановления упраздненной БМАО РСФСР теряли юридическую силу, но очевидно, что в своем отношении к тибетской медицине, как и к буддийской религии в целом, руководство Бурят-Монголии взяло за основу строгий регламентирующий подход.

Почти все 1920-е гг. между Наркомздравом Бурят- Монгольской АССР и бурятскими эмчи-ламами сохранялось состояние тревожного сосуществования. На начальном этапе отношение профильного ведомства к тибетской медицине можно охарактеризовать как неодобрительное, но в целом лояльное. Нарком здравоохранения А.Т. Трубачеев со студенческих лет интересовался тибетской диагностикой, фармакологией и терапией. Сохранились собственноручно подписанные им справки, санкционировавшие провоз через советско-монгольскую границу тибетских лекарств [9. С. 76-77; 10. Л. 14]. Тем не менее в своей официальной позиции врачи никогда не упускали возможности подвергнуть тибетскую медицину острой критике.

Сознавая собственную уязвимость в новой политической реальности, эмчи-ламы тоже не бездействовали. К середине 1920-х гг. в их сообществе активизировались процессы профессиональной самоорганизации. Вне всяких сомнений, это была реакция на государственную регламентацию деятельности тибетских лекарей. В документах фонда Совета Министров БМАССР в Г осударственном архиве Республики Бурятия сохранился протокол собрания эмчи-лам из хидов (дацанов) Хоринского, Верхнеудинского, Тункинского, Аларско- го, Эхирит-Булагатского и Баргузинского аймаков Бурят- Монголии, состоявшегося 18-22 июня 1926 г. в Аца- гатском аршане.

На собрании присутствовали 25 тибетских медиков. Председателем был избран марамба-лама Ацагатского хида (монастыря) Дондок Ендонов, членами президиума - Содномпил Цыремпилон и Дагбо Доржин. В повестке собрания стояли насущные для эмчи-лам вопросы: о единообразном приготовлении тибетских лекарств; об открытии аптеки и лаборатории тибетской медицины; об открытии амбулатории; об организации центрального совета тибетских медиков; об изыскании средств на приобретение состава лекарств и о наведении справок о составе тибетских лекарств в пределах СССР [10. Л. 17].

По каждому из вопросов повестки выступили докладчики. Некоторые вопросы, например об открытии аптеки и лаборатории тибетской медицины, вызвали долгие прения, и для их проработки собрание выбрало из своих рядов особую комиссию. Было решено открыть сначала склад тибетских лекарств, затем аптеку. Из-за отсутствия опыта в организации лабораторной работы собрание решило открыть при школе тибетской медицины отдел фармации для точного изучения свойств и состава лекарств. Собрание также приняло постановление комиссии об открытии при Ацагатской медицинской школе амбулатории [10. Л. 17].

Для изыскания средств на реализацию планов собрание приняло решение просить о материальной помощи дацаны, обязать врачей и гуримчинов производить пожертвования, а к мирянам обратиться с просьбой о добровольном пожертвовании, просить эмчи-лам отчислять на общие нужды 10% своих доходов, обратиться за материальной помощью к Бурят-Монгольской АССР, получить официальное разрешение от властей на сбор добровольных пожертвований среди мирян. Также было решено организовать центральный совет тибетских медиков из семи членов и ревизионную комиссию из пяти членов, создать союз тибетских медиков.

Большинством голосов председателем был избран Д. Ендонов, а членами центрального совета - Д. Номтоин, Л. Эрдынин, Б. Галсано, Д. Буянтарон, Ч. Намса райн и С. Цыремпилон. Для исполнения решений в каждом дацане коллектив эмчи-лам выбирал одного уполномоченного [10. Л. 17 об.].

Врачам тибетской медицины предписывалось безоговорочно подчиняться законам советской власти и лечить обращающихся к ним больных независимо от этнической или классовой принадлежности. Абаралы и гуримы были запрещены. Также эмчи-ламам воспрещалось употреблять алкоголь, играть в карты, совершать неблаговидные поступки. Все тибетские лекари были обязаны соблюдать личную гигиену, содержать в чистоте лекарственные средства и их ингредиенты [10. Л. 18].

Стремление эмчи-лам к профессионализации своей деятельности отразилось и в ряде документов о школе тибетской медицины, разрешение на открытие которой при Ацагатском дацане Наркомздрав РСФСР и правительство БМАССР дали в 1926 г. [9. С. 74-75]. В проекте «Устава о школе тибетской медицины» говорилось, что духовный собор буддистов Бурятии постановил создать в республике три медицинские школы, но документ содержал спецификацию лишь одной из них - Ацагатской. Она обслуживала все дацаны Хоринского, Тункинского, Баргузинского, Аларского и Эхирит-Булагатского аймаков.

Целью ее работы было обучение четырем основным правилам тибетской медицины: Зажуд, Манак- жуд, Шаджуд и Чемажуд. Ими предусматривалось изучение причин возникновения болезней, патологии, диагностики, профилактики, антисептики и фармацевтики. Преподавание должно было осуществляться по учебникам индийских медиков Бандида Нэхэнзана, Лобон Бабу, Даба Онгэя, тибетских врачей Бирозана, Ютус, Суругба, Санжижамсо и по другим руководствам. Полный срок обучения составлял семь лет, а успешно закончившие курс и выдержавшие экзамены медики-практиканты должны были по представлению медицинского совета получать от Центрального духовного совета буддистов диплом [10. Л. 19].

Необходимость в профессиональных собраниях, видимо, возникала у бурятских эмчи-лам регулярно. Накопившиеся вопросы требовали коллегиального обсуждения. В конце 1928 г. Д. Ендонов подал в ЦИК БМАССР заявление, прося разрешить проведение II областного совещания тибетских медиков 26 декабря 1928 г. при Ацагатском аршане. Затем к начальнику административного управления ЦИК Бурят-Монгольской АССР обратился цанит-хамбо, представитель Тибета Агван Доржиев (1853-1938), убедительно просивший разрешить это мероприятие и подчеркивавший свой глубокий интерес в участии [10. Л. 6]. Официального разрешения и дальнейшей переписки по данному вопросу в архивном фонде мы не обнаружили. По-видимому, даже несмотря на особый запрос А. Доржиева, собраться на второе совещание эмчи- ламам Бурят-Монголии не удалось.

Таким образом, попав под государственное регулирование, сообщество тибетских медиков отреагировало попытками принять правила игры. Была инициирована профессиональная консолидация изнутри с соблюдением советского организационного, делопроизводственного и профессионального регламента. Внешне деятельность эмчи-лам оформлялась по образцу любого советского профессионального объединения: была создана выборная иерархия, формализовались профессиональные методы, в легальное поле вводились новые для этой отрасли формы взаимодействия с пациентами - через аптеки и амбулатории, наметилась тенденция к стандартизации профессионального образования.

Несмотря на все это, главного результата - официального признания права тибетской медицины на существование - добиться не удалось. Условно терпимое отношение советских функционеров к эмчи-ламам вызывалось лишь прагматическими соображениями. В условиях зарождающейся новой системы здравоохранения им зачастую просто не имелось альтернативы. Правительство республики воспринимало тибетскую медицину как неизбежное зло, дни которого сочтены, стоит лишь запастись терпением. Бурнаркомздрав, формально не препятствуя деятельности эмчи-лам, осыпал их градом критики. Даже понимавшие особое историкокультурное значение тибетской медицины ученые из Буручкома концентрировались на «отделении зерен от плевел», спасая исключительно ее рациональную составляющую и открещиваясь от религиозного наполнения.

В чем же состояла критическая позиция Бурнар- комздрава по отношению к тибетской медицине? В документах она выражена в достаточно жесткой форме. Например, в докладе Бурнаркомздрава к совещанию наркомздравов автономных республик есть такая характеристика: «В Бурятии насчитывается огромное количество лам-медиков, именующих себя тибетскими медиками, в огромном большинстве своем совершенно невежественных и медицински неграмотных. Пользуясь темнотой и невежеством масс, эти ламы-медики имеют популярность среди культурно отсталого бурятского народа. Борьбу с этим вековым злом можно вести только путем широкого санитарного просвещения среди бурятского народа, насаждения квалифицированной помощи европейской медицины в отдаленных глухих районах Бурреспублики и постепенного приобщения бурят к культурной жизни» [11. Л. 174].

Борьба с социальными и эпидемическими заболеваниями была той областью, где тибетская медицина однозначно представлялась вредной. Воспитанные на микробной теории, привыкшие к применению химических медикаментов врачи видели в ламских способах лечения сифилиса и туберкулеза шарлатанство, замешанное на невежестве и религиозных суевериях. Их критическое отношение разделяла и официальная пресса. Освещая деятельность советско-германской экспедиции 1928 г., газета «Бурят-Монгольская правда» писала: «Как известно, ламы-лекари были первыми и главными проводниками буддийской религии, поэтому вполне понятно, что буддийские монастыри в первую очередь озаботились о насаждении ламай- ской медицины... Число лам, врачующих по “Тарни” (заклинаниями, предсказаниями и прочим), насчитывалось тысячами, но, несмотря на широкий охват лечебной помощи со стороны монастырей, запросы населения на европейскую медицину быстро выросли. Население видит, что заклинаниями и наговорными корешками и травами ни сифилис, ни другие болезни не вылечиваются» [12].

К концу 1920-х гг. ужесточение государственной политики по отношению к религии и верующим было официально закреплено в документах высших органов власти СССР. Тибетская медицина получила серьезный удар. Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г. в ст. 17 воспрещало религиозным организациям открывать санатории и оказывать лечебную помощь [13]. В этой связи по районам Бурят-Монголии были закрыты популярные среди населения водолечебницы - аршаны, что вызвало народное недовольство: официальных курортов в республике было лишь четыре (Горячин- ский, Аршан, Нилова Пустынь и Гаргинский). С протестом к местным властям обратился Агван Доржиев [14. C. 285].

Аршаны давно вызывали острую критику советских врачей, видевших в допотопно обустроенных источниках рассадник антисанитарии. Их закрытие не могло не вызвать удовлетворения в Бурнаркомздраве. Ближе к 1930-м гг. критическое отношение советской медицины к эмчи-ламам сменилось на открыто враждебное. Даже специалисты, ранее призывавшие изучать научную основу тибетского медицинского учения, принялись писать о его вреде для дела советского здравоохранения. Изменение риторики, несомненно, вызывалось ужесточением внутренней политики в преддверии коллективизации и индустриализации. Политические процессы начала 1930-х гг. неумолимо приближали развязку в противостоянии двух медицинских систем.

Как это часто бывало в российской истории, беда для тибетской медицины пришла совсем не из Бур- наркомздрава. Первым камешком в лавине репрессий против лам, дацанов и верующих в Бурятии стала пресловутая «инициатива на местах». Архивные документы начала 1930-х гг. позволяют воссоздать эпизоды разворачивавшейся драмы.

Иркутские историки Л.В. Занданова и А.В. Паламарчук приводят примеры дискриминационного отношения к буддийским священнослужителям. Например, 27 декабря 1929 г. Толтойский сомонный совет в Тункинском аймаке БМАССР объявил ламам Ханда- гатайского дацана самообложение, предложив им в тот же день до 8 часов вечера внести суммы самообложения от 71 до 175 руб. на каждого. На следующий день сомсовет описал имущество семи лам, которое 30 декабря было продано с торгов. Курбинский сомсовет на заседании 6 ноября 1929 г. вынес постановление, воспрещающее населению сомона продавать ламам мясо, хлеб и другие продукты, предупредив, что нарушители будут преследоваться в уголовном порядке. Активисты на местах действовали настолько грубо и беззаконно, что секретарь Буробкома ВКП(б) М.Н. Ербанов называл такую «идеологическую работу» хулиганством [15. С. 94-95].

В феврале 1930 г. местные партийные ячейки в Му- хоршибирском, Агинском, Эхирит-Булагатском, Тун- кинском и других районах БМАССР инициировали проведение собраний, на которых, помимо обычных обязательств приблизить уровень коллективизации к стопроцентному, были приняты решения о закрытии Цолгинского, Бырцинского, Тарбагатайского, Ольхонского и Окинского дацанов. Договоры с общинами верующих подлежали расторжению, дацаны ликвидировались, культовое имущество и здания передавались в ведение местных администраций для культурнопросветительных нужд. Эти решения проиллюстрированы многочисленными протоколами собраний, написанными по-старомонгольски со смысловым переводом на русский язык [16. Л. 1-3, 10].

Верующие-буддисты не согласились с активистами. Начались жалобы в высшие советские инстанции. Одна, написанная Агваном Доржиевым, попала во Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов. Среди прочего в ней говорилось, что тибетская медицина в Бурятии подвергается преследованиям со стороны местных властей: эмчи-ламы попадают в тюрьму и облагаются непомерными налогами- штрафами; лекарства, с большим трудом доставленные из Тибета и Китая, конфискуются и уничтожаются. При этом ввиду своей малочисленности советские фельдшеры и врачи не могут обслуживать все местное население, а тибетские медики преследуются [14. C. 285].

Реакция Москвы последовала менее чем через полгода после собраний на местах. 16 июня 1930 г. в административное управление (АУ) СНК БМАССР поступил запрос. Член Президиума ВЦИК П. Смидович предлагал срочно прислать ему дела о закрытии пяти дацанов с докладом о политике закрытия и о причинах отступления от действующего законодательства, доклад о действиях по борьбе с тибетской медициной и о причинах допущенных в ней отклонений от директив центра, сведения о соблюдении директивы, касающейся права несовершеннолетних хувараков оставаться в прежнем положении, сведения о том, сохранилось ли в БМАССР у лам право на трудовое пользование землей [16. Л. 13].

Запрос из Президиума ВЦИК вызвал активную переписку между АУ СНК БМАССР, республиканскими наркоматами, ОГПУ и аймачными административными отделениями, в которой отразились основные тенденции и противоречия этого драматического процесса. Быстрее всего отреагировали Наркомзем и Нарком- здрав БМАССР. Первый прислал подписанное замнаркома земледелия Вылковым разъяснение о том, что по постановлению ЦИК и СНК БМАССР № 501 от 11 февраля 1927 г. ламы и совершеннолетние хувараки лишены права на трудовое землепользование, но ведущие собственное хозяйство ламы и несовершеннолетние послушники такое право сохранили наравне с другими гражданами [16. Л. 18]. Второй - составленную А.Т. Трубачеевым пояснительную записку с характеристикой текущего положения тибетской медицины в Бурят- Монголии и соображениями наркома о ее будущем. Этот документ представляет особый интерес: в нем отчетливо чувствуется изменение отношения руководителя бурятского здравоохранения к предмету обсуждения.

В записке сразу же акцентируется догматический, клерикальный характер тибетской медицины, ставится под сомнение ее способность к саморазвитию, подчеркивается отсутствие у эмчи-лам формальной медицинской подготовки. «Существующие мамба-дацаны (школы медицины) служат местом не для учебы, а для разных религиозных служб, - говорится в документе. - У этих мамба-дацанов... имеются только книги по тибетской медицине, а все остальное - предметы религиозного культа. Окончивших полный курс по медицине, по рассказам лам, очень мало, а большинство совершенно малограмотно, знакомо практически с назначением лекарств и считает, что этого достаточно для практики медицины. Таким образом, громадное большинство лам-лекарей совершенно не имеет той минимальной теоретической подготовки, которая существует, по-видимому, в тибетской медицине.» [16. Л. 20].

Легко заметить, что А.Т. Трубачеев подчеркивает даже не факт незнания эмчи-ламами основ современной медицины, но принципиальное отсутствие теоретической подготовки в своей собственной области. По словам наркома, лишь некоторые ламы «по-видимому, подкованные теоретически по своей медицине, в процессе своей повседневной лечебной работы приобретают известный опыт, наблюдательность. при врожденной способности к анализу и синтезу умеют распознавать болезни и довольно удачно лечить их и пользуются авторитетом и влиянием среди темного населения» [16. Л. 20]. Сводя причины профессионального успеха эмчи- лам к простой наблюдательности и способностям, Трубачеев акцентирует то, что тибетская медицина в Бурят-Монголии не является полноценной медицинской системой, а зиждется на случайных факторах и слепой вере.

В документе открытым текстом говорится, что Бурнаркомздрав не располагает сведениями о сроке обучения и учебных программах в школах тибетской медицины. Сообщается, что при дацанах нет лечебных заведений - амбулаторий и других вспомогательных учреждений. Если это правда, то, значит, никакой координации деятельности между наркоматом здравоохранения и оформленной (по крайней мере на бумаге) профессиональной организацией эмчи-лам не было? Ведь в приведенных выше протоколах первого совещания тибетских медиков Бурят-Монголии (18-22 июня 1926 г.) отражена информация о сроках обучения (семь лет), методике и использующихся учебных пособиях (руководствах), а главное - о намерениях лам организовать амбулаторию и даже лабораторию.

Такое предположение вполне реально. Документы о собраниях тибетских медиков откладывались в фонде Совета Министров (Р-248), а не в фонде Министерства здравоохранения (Р-665). Это значит, что они проходили напрямую через канцелярию СНК БМАССР, минуя медицинское ведомство, которое ничего не знало о планах лам модернизировать свою профессиональную деятельность. Возможно и то, что в силу инертности, неприязни к европейской медицине или просто по недомыслию эмчи-ламы не удосуживались информировать Бурнаркомздрав об особенностях своей профессиональной подготовки, хотя это предусматривалось правительственным «Положением о тибетской медицине».

Еще одной важной мыслью пояснительной записки было то, что тибетская медицина в Бурят-Монгольской АССР существует совершенно свободно, не подвергаясь никаким репрессиям со стороны государства. Напротив, Бурнаркомздрав серьезно планировал изучать тибетскую терапию и фармакологию. Существовал довольно радикальный вариант такого изучения: при Институте социальной гигиены планировалось выделить несколько коек, на платной основе пригласить эмчи-ламу, поручить ему лечение больных, заручившись полным согласием их самих и их родственников, и проводить полноценные наблюдения с применением всего арсенала средств клинической диагностики.

В истории русской медицины подобный прецедент уже был. В 1860 г. Медицинский департамент Военного министерства поручил лекарскому помощнику Николаевского военного госпиталя в Санкт-Петербурге эмчи-ламе Сультиму Бадмаеву лечение туберкулезных и раковых больных, с чем он, судя по приведенным несколькими авторами сведениям, успешно справился, заслужив в 1862 г. звание военного врача и чин коллежского регистратора [17. С. 4; 18. С. 40]. В Бурнар- комздраве же планировали после наблюдения подвергать наиболее эффективные медикаменты химическому анализу и проводить их испытания на животных. Считалось, что это был наиболее быстрый и дешевый способ проверить на практике, так ли действенны методы и средства тибетской медицины [16. Л. 20].

Однако описанная в документе картина сосуществования тибетской медицины и социалистического здравоохранения в реальности не была столь идиллической. Наркома А.Т. Трубачеева беспокоили кривотолки, которые могли бы возникнуть в результате найма на государственную службу эмчи-ламы. А затем в пояснительной записке раскрывается главное соображение по поводу тибетской медицины. «Ввиду того что тибетская медицина как чисто эмпирическая, не научная не имеет никаких перспектив на дальнейший прогресс, по нашему мнению, нужно издать постановление о запрещении ее на территории Бурреспублики, - говорится в документе. - Если путь запрета считать административным давлением, то у Бурнаркомздрава для настоящей медицинской сети при разбросанности населения, отсутствии квалифицированного персонала, недостатке врачей, владеющих бурятским языком и знающих психологию и быт бурят, нет другого пути для борьбы с тибетской медициной» [16. Л. 20].

Развивая мысль, нарком здравоохранения подчеркивал: «Ни для кого не секрет, что ламы, не связанные ни с какой службой и имеющие возможность быстро передвигаться из улуса в улус, не имеют конкурентов себе в лице наших единичных участковых врачей и среднего персонала, среди которых немало людей пришлых, не знакомых с бытовыми условиями и обычаями бурятского населения. Лечение через переводчиков при незнании языка вызывает лишь неудовлетворенность и с той, и с другой стороны. В деле насаждения начал санитарной культуры ламы вообще и в частности лекари являются одним из сильных тормозов. Поэтому, нам кажется, что теперь вполне своевременно издать приказ о запрещении тибетской медицины» [16. Л. 20]. В самом конце документа оговаривалось, что запрет тибетской медицины не помешает научному изучению ее лечебных средств.

Таким образом, к 1930 г. Бурнаркомздрав полностью «созрел» для запрета конкурирующей медицинской системы. Это неудивительно, так как отношения между ними с самого начала складывались тяжело. Из пояснительной записки наркома видно, что он сохранил верность своему стилю: не допускать победных реляций и использовать каждый шанс, чтобы подчеркнуть: дело строительства здравоохранения в Бурятии идет медленно и требует дополнительного внимания центра. По-видимому, реалистично оценив сложившуюся обстановку, Трубачеев решил, что пора честной конкуренции прошла и судьбой тибетской медицины должна заняться административно-репрессивная машина.

Между тем ситуация с закрытием дацанов действительно привлекла к себе внимание Москвы. Парадоксально, но реакцией было не одобрение, а, скорее, раздражение. Президиум ВЦИК потребовал четких, документально подтвержденных объяснений юридической обоснованности действий аймачных администраций, допустивших закрытие дацанов, бегство большинства лам и недовольство общин верующих [16. Л. 43]. Этому существует два объяснения. Наиболее очевидным является следующее.

В 1930 г. страна уже приступила к осуществлению главного социально-экономического эксперимента сталинизма - индустриализации. Для этого нужно было успешно завершить коллективизацию, но именно здесь возникло наибольшее количество проблем. На местах отмечались серьезные перегибы. Бурят-Монгольская АССР оказалась в числе регионов, где беззаконие при осуществлении коллективизации вылилось в массовые выступления крестьян. Весной 1930 г. вооруженное восстание охватило Мухоршибирский, Бичурский районы республики и смежные территории Читинской области. И хотя бунт начался среди староверов и казаков, крайне нежелательными были поводы, способные вовлечь в него бурят. Восстание вскоре было подавлено частями ОГПУ, но опасения сохранились, и, видимо, из этих соображений ВЦИК прислушался к жалобам верующих и резко одернул правительство БМАССР.

Второе объяснение логически связано с первым. В условиях решения колоссальной по масштабу задачи требовалось формально сохранять полную иллюзию законности происходящего. Реквизиция объектов и предметов культа без веских на то оснований и хотя бы минимальной опоры на действующее законодательство означала бы дальнейший подрыв веры в социалистическую законность. Поэтому инициатива бурят- монгольских активистов не нашла понимания в Москве, и пришлось срочно отыгрывать ситуацию назад.

15 февраля 1931 г. в секретариат Президиума ВЦИК из ЦИК БМАССР была направлена подробная информация по запросу от 16 июня 1930 г. В ней говорилось: «Постановление о закрытии 5 дацанов, указываемых Вами, ЦИК БМАССР не выносил. По инициативе местных властей под предлогом “Постановления верующей бедноты” был изъят из пользования верующих Цолгинский дацан в Мухоршибирском районе. Ввиду незаконности означенного Мухоршибирскому Райисполкому Административно-Правовым Отделом БурЦИК'а было дано категорическое указание впредь до рассмотрения дела в БурЦИК'е не препятствовать общине верующих» [16. Л. 49].

Документ содержит и отредактированную ЦИК БМАССР информацию по борьбе с тибетской медициной. «Никакого отклонения в борьбе с тибетской медициной и нарушения преподанной по этому вопросу директивы центральных органов власти не было. Этому свидетельствует существующая по настоящее время школа Тибетской медицины и недавно построенная больница при Ацагатском аршане в Хоринском аймаке, руководимая тибетскими медиками. Тибетская медицина в Бурреспублике существует совершенно свободно, и никаких репрессивных мер по борьбе с ней не ведется. Метод борьбы с Тибетской медициной - это противопоставление научной медицины путем открытия новых больниц и врачебных пунктов...» [16. Л. 49].

ЦИК БМАССР уверял, что «если и были допущены местными органами власти некоторые нарушения закона по вышеуказанным вопросам, то таковые своевременно были устраняемы», а также что в будущем такого не повторится [16. Л. 49 об.].

Судя по сохранившимся документам, к лету 1932 г. инцидент с закрытием пяти бурятских дацанов был в основном исчерпан. В результате закрылся один Цолгинский дацан в Мухоршибирском районе. Официально это объяснялось тем, что в ходе коллективизации численный состав местной общины верующих уменьшился с 395 до 20 членов, а лам - до 32 человек. Такая небольшая группа не имела средств содержать целый дацан. Поэтому община добровольно отказалась от него, а ламы сложили с себя духовный сан и перешли на положение мирян [16. Л. 74]. Деятельность остальных дацанов была восстановлена.

Казалось бы, катастрофическая ситуация нашла удачное для буддийского сообщества Бурятии разрешение: за верующих заступился ВЦИК, правительство Бурят-Монгольской АССР, услышав грозный окрик из Москвы, сдало назад, а ретивые активисты на местах остались ни с чем. На деле же все оказалось иначе. Возник прецедент: по местной инициативе был закрыт крупный дацан, ликвидирована буддийская община, а ламы вынужденно перешли в статус мирян. Бурнарком- здрав в лице А.Т. Трубачеева открыто высказался за официальное запрещение тибетской медицины в БМАССР. События 1930 г. наглядно показали, что период вынужденного сосуществования закончился. Государство приступило к искоренению конкурирующей медицинской системы и всей буддийской религии.

Четыре года спустя, в апреле 1934 г., в докладе на первой конференции по изучению производительных сил Бурят-Монгольской АССР А.Т. Трубачеев говорил о тибетской медицине уже в прошедшем времени, называя ее «проводником ламаизма в Бурятии и «орудием эксплуатации и порабощения» трудового арат- ства. С трибуны первый нарком здравоохранения республики обвинил эмчи-лам в преднамеренном способствовании распространению социальных заболеваний, тем самым забивая гвозди в крышку гроба тибетской медицины [19. С. 351]. К этому моменту война против буддийской религии уже шла полным ходом, и тщетными были попытки представителя Тибета А. Доржи- ева жаловаться во ВЦИК на варварское уничтожение буддийского культурного наследия. До полного запрещения тибетской медицины оставалось менее двух лет [14. С. 286].

Ужесточение позиции А.Т. Трубачеева, человека беспартийного, известного врачебной толерантностью и даже обвинявшегося бурятскими большевиками в аполитичности [9. С. 142], отражало как общее оледенение политического климата, так и суть происходившей в Бурят-Монголии борьбы между государственной советской медициной и ее главными конкурентами - эмчи-ламами. Истоки этого противостояния - несомненно идеологические, но не сугубо большевистские, а уходящие глубоко в историю европейской медицины. Несмотря на популистские наслоения марксизма- ленинизма, советская медицина являлась прямой преемницей европейской концепции медицинской полиции, неотъемлемой функцией которой была борьба с шарлатанством. Существование альтернативных медицинских систем в ее пространстве было немыслимым. Догматы классовой борьбы лишь многократно ужесточили этот антагонизм, что в конечном итоге привело к искоренению ламства как социально чуждого социализму класса и полному запрету на практику тибетской медицины.

Очень вероятно, существовали и более ситуативные, тактические причины. Судя по всему, на пороге масштабных социально-экономических экспериментов новое здравоохранение в Бурят-Монголии развивалось недостаточно быстро как в плане строительства лечебно-профилактической сети, так и в смысле авторитета у населения. Пользуясь организационными трудностями социалистической медицины и мощной инерцией традиционности, эмчи-ламы продолжали удерживать значительный сегмент рынка медицинских услуг, успешно монетизируя наработанное веками доверие народа.

Если подобное положение было приемлемо в годы НЭПа с его экономической конкуренцией, то в преддверии эпохальных событий сталинского «великого рывка» для честной конкуренции не оставалось места. Вездесущая, практикуемая ориентированными на традиционное общество, знающими бурятский язык, психологию и поведенческие стереотипы эмчи-ламами тибетская медицина на тот момент все еще представлялась бурятам более родной и близкой, чем социалистическое здравоохранение. Культурная трансформация происходила гораздо медленнее, чем того требовала стремительно меняющаяся политическая реальность, а республика тем временем нуждалась в массовой, унифицированной и большевистской по идеологическому содержанию медицинской помощи. Поэтому в очередной раз было решено поступиться эволюционным развитием в пользу революционной трансформации и окончить противостояние политическим решением.

Наконец, неразрывная связь тибетской медицины с буддийской религией слишком долго маячила на виду у большевиков с их «Союзом воинствующих безбожников», комсомольскими ячейками и полуграмотным местным партактивом. Неудивительно, что вся тибетская медицинская система воспринималась прежде всего как идеологический соперник медицины социалистической и стала главным кандидатом на роль «козла отпущения», собравшего на себя обвинения во всех медицинских и гигиенических грехах - от препятствования уничтожению паразитов до сознательного распространения венерических заболеваний. Время для этого было как нельзя более подходящее - в период массовой социальной мобилизации требовался идеологический противник, и он сразу же нашелся в лице эмчи-лам. Их печальная судьба является очередной иллюстрацией того, как в борьбе против инакомыслия машина тоталитарного государства перемалывает и уничтожает не только своих явных оппонентов, но и все, что с ними ассоциируется, включая богатейшее культурно-историческое наследие и оригинальные целительские практики, полностью опровергнуть ценность которых для современной медицины советским врачам так и не удалось.

Список источников

советское здравоохранение тибетская медицина

1. Дамешек Л.М., Жалсанова Б.Ц., Курас Л.В. История органов самоуправления бурят в XIX - начале XX в. Иркутск: Изд-во Иркут. гос. ун

та, 2013. 503 с.

2. Башкуев В.Ю. Геополитика и евгеника в контексте научного изучения Бурят-Монгольской АССР в 1920-х - начале 1930-х гг. // Власть. 2014. № 5. С. 140-145.

3. Башкуев В.Ю. Российская медицина и монгольский мир: исторический опыт взаимодействия (конец XIX - первая половина XX вв.). Иркутск: Оттиск, 2016. 436 с.

4. Государственный архив Республики Бурятия (ГАРБ). Ф. Р-248. Оп. 1. Д. 8.

5. Гордеева О.Б. Тибетская медицина у старообрядцев Байкальской Сибири в 30-50-е гг. XX в. // Известия Иркутского государственного университета. Сер. Политология. Религиоведение. 2013. № 2 (11), ч. 1. С. 321-329.

6. Сточик А.М., Затравкин С.Н., Сточик А.А. Становление государственной медицины во второй половине XVIII - первой половине XIX века.

Сообщение 2. Создание государственных систем подготовки медицинских кадров и призрения социально незащищенных групп населения // Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2013. № 2. С. 41-45.

7. ГАРБ. Ф. Р-248. Оп. 1. Д. 88.

8. Ванчикова Ц.П., Ринчинова О.С. Проект Буручкома по реформированию тибетской медицины в БМАССР в 1920-е годы // Гуманитарный

вектор. Сер. История. Политология. 2016. Т. 11, № 4. С. 154-162.

9. Батоев Д.Б., Демкова Н.П., Батоев С.Д. Первый нарком Андрей Тимофеевич Трубачеев в истории здравоохранения Бурятии. Улан-Удэ: