Концепция "мягкой силы" во внешней политике США

Все это производит тягостное впечатление на незападный мир, который воспринимает эти явления как глубокий кризис, если не упадок и деградацию демократии, как закат западного мира и европейской цивилизации, что касается уже не только Америку, но и всех нас. Результатом такого разочарования становится рост антиамериканизма, а, поскольку США претендуют на роль лидера и "лица" западного мира, разочарование в США усугубляет неприязнь вообще к западной, изначально христианской цивилизации.

Такие авторитетные для Вашингтона организации как "Хьюман райтс уотч" и "Международная амнистия" постоянно критикуют США за нарушения прав человека внутри страны и отклонения от норм гуманитарного права, допущенные в Афганистане, Ираке, других странах.

В правозащитных оценках США наблюдается явное лицемерие в том, что касается движения к демократии в таких странах, как Ирак или Афганистан, измученных острейшими внутренними конфликтами, в обстановке сохраняющегося иностранного военного присутствия. Например, в Ираке сейчас под арестом без суда и следствия находятся 30 тысяч человек, половина из которых удерживается коалиционными силами. Из 15 тысяч арестованных иракскими властями только 8 тысяч содержатся в центрах заключения, подвластных иракскому министерству юстиции, то есть на более-менее законных основаниях. Не хотят замечать в США и нарушения прав не получившего гражданства русскоязычного населения в Эстонии и Латвии. Обходят стороной американцы проблемные вопросы русского населения на Украине, где грубо нарушается ратифицированная украинским парламентом Конвенция о региональных языках, правозащитную ситуацию в Грузии.

Наряду со всеми явными внешнеполитическими целями Вашингтона в этой области несомненную опасность представляет склонность прикрывать свои цели в международной политике мировой целью, вроде победного шествия демократии во всем мире, заменившей лозунги Н.С. Хрущёва о победе коммунизма во всемирном масштабе.

Весь мир давно расценивает это как ширму, исключающую критику США за рубежом и внутри страны прикрывающую истинные американские интересы, преследуемые в мировой политике. Таков же эффект от муссирования якобы повышенной внешней угрозы безопасности США, в условиях которой кажутся оправданными любые нарушения соблюдения фундаментальных принципов демократии, прав и свобод граждан.

Предпринимаемые вашингтонской администрацией меры по «демократизации стран Центральной Азии» порождают обратный эффект, своего рода «эффект бумеранга», потому что во многих странах мира, особенно в области СНГ, демократические ценности США и Запада начали восприниматься как главный инструмент геополитики США, целью которой является создание благоприятных условий для установления контроля над добычей и транспортировкой нефти и газа из бассейна Каспийского моря.

Навязывание американского или европейского стандартов политики демократии и культуры не всегда соответствует национальным и культурным особенностям стран, где запланировано осуществить «демократические революции». Но путем военных действий и массовых волнений установить демократию невозможно.

Таким образом, выявленные особенности внешней политики США свидетельствуют о масштабности ее охвата, амбициозности, а также о стремлении укрепить господство США на мировой арене, в качестве единственного регулятора и построителя демократии в мире. Также стало очевидным, что для более получения более полной картины внешнеполитических особенностей демократической партии США, необходимо изучить внешнеполитический вектор заданный последним и ныне действующим президентов от данной партии.

2.2 Механизмы осуществления

Внешняя политика Соединенных Штатов Америки определяется Президентом и Государственным департаментом, а также Государственным секретарём. В наше время идеи «империи» и «мягкой силы» превосходно дополняют друг друга. Во-1-х, государство перестает ассоциироваться только лишь с военно-силовой политикой и геополитической экспансией. Во-2-х, все наибольшее значение получают другие ресурсы воздействия (финансовая и политическая, культурная притягательность).

Как уже говорилось, «мягкая сила» - способность страны воздействовать на других средствами, отличными от военного и экономического принуждения, которое является «жесткой силой». Компонентами «мягкой силы» являются:

- культура страны. Здесь речь идет о культуре не столько «высокой», сколько массовой;

- национальные идеалы и внутренняя политика;

- публичная внешняя политика. Она должна соответствовать, как минимум, двум критериям: опора на общие ценности, разделяемые с другими государствами, и отказ от жесткого навязывания своего образа жизни.

Сетевые технологии как ресурс «мягкой силы»

Одними из инструментов «мягкой силы» являются сетевые технологии. Становление и значение мягкосиловых технологий во многом обусловлено технологическим прогрессом, благодаря которому современный человек погружается в киберпространство. В его границах разумная деятельность индивидуума становится характеризующим моментом становления. Дигитализация (перевод информации в цифровую форму) всех сторон жизни и быстрое становление сетевых электронных технологий содействуют созданию новой информационной парадигмы. При всем этом немаловажным как оказалось последующее противоречие -- информационные технологии развиваются значительно быстрее, чем происходит адаптация людей к ним, что обусловлено их физиологическими и психологическими особенностями. В следствии понимание подлинной роли новых технологий в формировании информационного, следовательно, социального и политического пространств, приходит к людям с опозданием, и homo digitalis оказывается беспомощным перед владельцами информационных технологий.

Стратегически же мыслящие политики должны понимать истинную природу и направленность той или иной технологической новинки. Именно поэтому необходимо знать, что сетевые технологии, будучи одним из важнейших ресурсов «мягкой силы», стали самым значимым в ХХI веке инструментом борьбы за власть и влияние. Оценка роли и значения соцсетей в формировании настроения масс и организации позволяет утверждать, что, во-первых, социальные сети -- это когнитивная технология; во-вторых -- организационное оружие, а в-третьих -- бизнес-продукт.

Под когнитивными или же познавательными принято сознавать информационные технологии, описывающие главные мыслительные процессы человека. Они считаются одним из наиболее «интеллектуальных» разделов теории искусственного интеллекта. В отличие от фундаментального принципа западного рационализма, сформулированного Декартом в «Рассуждении о методе» (1637 год), -- «мыслю, следовательно, существую» (cogito ergo sum) -- сегодня к понятию когнитивного относятся не только процессы мышления, но и любые формы взаимодействия человека и среды,

основанные на построении образа ситуации. В современном мире известное утверждение «Кто владеет информацией -- тот правит миром» уступило место принципу когнитологии: «Кто умеет систематизировать информацию и из нее получать знания, тот правит миром.

Современные когнитивные технологии -- это способы трансформации свойств и качеств человека, его поведения за счет либо модификации психофизиологических параметров организма, либо включения индивида в гибридные (человеко-машинные) системы. Отдельное направление представляют когнитивные технологии, меняющие социальное поведение. Надо сказать, что информационные и когнитивные технологии изначально развивались, взаимно дополняя друг друга, прокладывая фундамент для нового технологического уклада, в котором объектом и субъектом преобразования становится человек. Бурное развитие биотехнологий в конце ХХ века, появление нанотехнологий привело к рождению NBIC-конвергенции (по первым буквам: N -- нано, B -- био, I -- инфо, C -- когно). К настоящему моменту NBIC-конвергенция уже затронула все области человеческой жизнедеятельности, прямо или косвенно определяя характер, способы и динамику социальных взаимодействий. Благодаря облачным вычислениям, робототехнике, беспроводной связи 3G и 4G, Skype, Facebook, Google, LinkedIn, Twitter, iPad и дешевым смартфонам с поддержкой выхода в интернет социум стал не просто связанным, а гиперсвязанным и взаимозависимым от социальных технологий, прозрачным в полном смысле этого слова. Особую роль NBIC конвергенция сыграла в появлении новых форм и методов совершения преступлений, а также изменила взгляды на военную стратегию. Доминирующими стали «стратегия непрямых действий» и «стратегия безлидерного сопротивления», опирающиеся на сетевые структуры, создаваемые среди населения потенциального противника.

Существенным «достижением» когнитивных технологий является разработка смарт-форм пресоциализации -- добровольноигрового неосознаваемого самим субъектом способа быстрой смены социальных ролей, статусов и позиций. Смарт-формы упакованы, завернуты в контркультурную оболочку безобидной игрыприкола и выступают как способы новой консолидации людей. Наиболее известны среди смартформ флэшмобы. Дословный перевод выражения flashmob на русский язык -- «мгновенная толпа», хотя правильнее это понимать как «умная толпа», т. е. толпа, имеющая цель и четко следующая заранее подготовленному сценарию. Собственно, это уже и не толпа. В 2002 году в книге «Умная толпа» (Smart Mobs) специалист по культурным, социальным и политическим импликациям в медиасферу современности Г. Рейнгольд не только подробно описал флэшмоб, придавая особое значение новому способу организации социальных связей, структур, но и описал волну новых социальных революций. Он полагал, что флэш-акции (смартмобы) столь мобильны благодаря тому, что их участники используют современные средства коммуникации для самоорганизации. Считается, что идея организовать флэшмоб с использованием интернета как организационного ресурса пришла создателю первого сайта для форматирования подобных акций FlockSmart.com Р. Зазуэта после знакомства с творчеством Рейнгольда. Сегодня флэшмобы используются довольно широко и формируют совершенно особую реальность.

Дело в том, что флэшмобы являются механизмом формирования конкретного поведения в данный момент в данном пространстве. Управляемость «умной толпы» достигается за счет следующих базовых принципов организации. Во-первых, акция заранее готовится через официальные интернет-сайты, где моберы разрабатывают, предлагают и обсуждают сценарии для акций.

Во-вторых, акция начинается одновременно всеми участниками, но призвана выглядеть как спонтанная -- участники должны делать вид, что не знают друг друга. Для этого согласовывается время или назначается специальный человек (маяк), который подает всем сигнал к началу акции. В-третьих, участники акции все делают с самым серьезным видом: флэшмоб должен вызывать недоумение, но не смех. В-четвертых, акции должны быть регулярными, иметь абсурдный характер и не поддаваться логическому объяснению.

При этом флэшмоб -- совершенно добровольное занятие. Но самое главное, что все участники флэшмоба не знают и не должны знать истинной причины организации той или иной акции. Важнейший смысл смартмоба как «новой социальной революции» заключается в том, что подобные акции формируют модели необдуманного, навязанного «маяком», поведения больших масс людей. В момент флэшмобов происходит спектаклизация реальности, индивид утрачивает собственную индивидуальность, превращаясь в легко управляемый винтик социальной машины. Индивид становится похожим на толпу.

Роль соцсетей не ограничивается формированием смарттолпы. Существенное влияние они оказали на общественное сознание в период политических кризисов, в ряде случаев закончившихся сменой политических режимов. Так, везде, где происходили события «арабской весны», для привлечения союзников протестующие использовали новые интернет-приложения и мобильные телефоны, перебрасывая ресурсы из киберпространства в городское пространство и обратно. Для посетителей социальных сетей создавалось впечатление, что в протестные действия включились миллионы. Однако в действительности число реально протестующих, и протестующих в Сети отличаются многократно. Достигается это с помощью специальных программ.

В частности, за год до «арабской весны», в 2010 году, правительство США заключило договор с компанией HB Gary Federal на разработку компьютерной программы, которая может создавать многочисленные фиктивные аккаунты в соцсетях для манипулирования и влияния на общественное мнение по спорным вопросам, продвигая нужную точку зрения. Она также может быть использована для наблюдения за общественным мнением, чтобы находить опасные точки зрения.

Еще раньше ВВС США заказали разработку Persona Management Software, которую можно использовать для создания и управления фиктивными аккаунтами на сайтах социальных сетей, чтобы искажать правду и создавать впечатление, будто существует общепринятое мнение по спорным вопросам. В июне 2010 года программа была запущена.

Фактически сегодня активно внедряются новые технологии социальной инженерии. Интернет, будучи планетарной информационной магистралью, превращает такие проекты, как WikiLeaks, Facebook и Twitter, в инструмент борьбы за влияние и конкретно смены политических режимов в странах-мишенях. При помощи интернет-технологий происходит, словами А. Грамши, «молекулярная агрессия в культурное ядро» конкретного режима, разрушается основа национального согласия, накаляется до предела ситуация внутри страны и в ее окружении. И все это укладывается в концепцию «мягкой силы».

Конечно, социальные сети сами по себе не продуцируют «вирус революции», но являются прекрасным каналом его распространения. Возьмем, к примеру, Twitter. Это, собственно, не социальная сеть, скорее социальный медиасервис. Причина, по которой Twitter можно рассматривать как инструмент разогрева общественного мнения, сокрыта в его интерфейсе. Благодаря конструкции этого коммуникативного канала пользователь оказывается в потоке однотипных сообщений, в том числе «закольцованных», повторяющихся при помощи так называемых «ретвиттов» в режиме нон-стоп. Кроме того, Twitter формирует деградантный язык «словесных жестов».

На иных принципах работает Facebook, насчитывающий около одного миллиарда пользователей. Эта сеть стала самым значимым сетевым инструментом «мягкой силы» вообще и политических переворотов 2011-2012 годов. В результате у пользователей возникает ощущение значимости происходящих событий и мгновенной его включенности в этот процесс. Более того, создается впечатление, что от позиции, реакции конкретного субъекта зависит развитие ситуации.

Оценивая значение Facebook в «мягкой силе» Запада, важно помнить, что пользователи этого ресурса -- самая активная часть населения любой страны, к тому же активно включенная в контекст информации определенной направленности (как правило, это критическая оценка существующего режима). Однако не во всех странах Facebook овладел массами. В России Facebook, достигший к концу 2012 года планки 7,5 млн. участников, что составляет 5,36% населения, -- не самая популярная сетевая площадка. Лидирующие позиции в РФ и ряде стран постсоветского пространства занимают сети «ВКонтакте» (более 190 млн.) и «Одноклассники» (более 148 млн). Если же судить по счетчику на сайте, то активных пользователей (тех, кто ежедневно заходит в сеть) сервиса «ВКонтакте» насчитывается 41 млн.

Анализ работы социальных сетей позволяет выстроить их своеобразную иерархию как по степени воздействия, так и по технологической применимости. На вершине сетевой пирамиды может быть размещен интеллектуальный портал для самых продвинутых и креативных пользователей -- LiveJournal (Живой Журнал). Это место «высокого» общения, самоутверждения, либо же так называемого троллинга -- размещения материалов с целью вызвать конфликт, спровоцировать на какие-то оценки и даже поступки. По воздействию на общественное мнение ЖЖ технологически применим практически так же, как классические СМИ. Другое дело Facebook, который занимает срединное или центральное место в сетевой иерархии, охватывая многомиллионные аудитории. В России эту нишу занимает «ВКонтакте». Затем уже следует Twitter.

Социальные сети выполняют сегодня не столько роль площадки для общения, сколько детонатора информационного взрыва, способного распространять данные по всему миру за считанные секунды, ускоряя тем самым ход той или иной операции. Это вовсе не означает, что телевидение и радио теряют популярность. В современных условиях происходит симбиоз крупнейших телевизионных гигантов с такими сетями, как WikiLeaks, Facebook, Twitter, YouTube, усиливающий в конечном итоге эффект информационных операций, выводя на улицы сотни тысяч манифестантов.

Итак, сетевые структуры -- важнейший инструмент «мягкой силы», созданный для решения как минимум трех задач, причем в глобальном масштабе. Первая -- формирование новых смыслов, смыслов, задаваемых «оператором», «маяком». Если эту задачу удается решить, то никакое военное вмешательство не понадобится.

Вторая задача заключается в организации оперативного контроля над деятельностью групп и отдельных лиц. Третья задача -- создание механизма формирования и манипуляции поведением в конкретных ситуациях, а также привлечение к решению задач людей, которые этих задач не понимают и не должны этого понимать.

Таким образом, набирая многомиллионные аудитории, социальные сети превратились в когнитивное, информационное и организационное оружие. Как в свое время заметил выдающийся советский ученый П. Капица, «средства массовой информации не менее опасны, чем средства массового уничтожения». Это в полной мере относится к соцсетям, как средству реализации мягкой силовой стратегии.

Голливудский кинематограф

Между федеральными властями США и голливудскими кинорежиссерами и продюсерами всегда существовали противоречия, поводом для которых очень часто служили

постоянные нападки на Голливуд со стороны политиков за демонстрацию насилия, чересчур откровенные сцены и вульгарность. Подобное состояние отношений между Голливудом и Вашингтоном нередко трактовалось как проявление «культурных войн»129. Лишь после событий 11 сентября 2001 г. эти «войны» временно стихли.

Вместе с тем весьма широко известна эффективная работа американской цензуры, очень актуальная ныне и демонстрируемая всему миру политкорректность, идеологизированность, в первую очередь, американского кинематографа, который в большой степени следует в русле официальной политической линии американского правительства и государственной идеологии. Это одна из причин, по которой термин «неофициальная» целесообразно было бы взять в кавычки.

Итак, ещё одним из основных инструментов неофициальной внешней культурной политики США, главным культурным продуктом, идеологическим орудием, неким символом

современной Америки и средством формирования имиджа этого государства на мировой арене является голливудский кинематограф.

Несмотря на то, что Голливуд, как в России, так и во многих других странах зачастую подвергается критике за свою «бездуховность», опору на массовый спрос, именно продукция «фабрики грез», несущая в себе «заряд» американских ценностей, американского видения тех или иных явлений и аспектов жизни, пользуется большим спросом на подавляющей части планеты. «Кассовое» кино смотрит огромное количество зрителей по всему миру, волей-неволей формирующих свое представление об Америке по этим фильмам и воспринимающих их как неотъемлемую часть американской культуры, усиленно «экспортируемой» и транслируемой практически во все регионы Земли.

Посредством кинематографа американцы сумели невероятно опоэтизировать свою страну, создать привлекательный имидж и постарались «влюбить» в эту «картинку» население планеты. В качестве примера можно привести «визитные карточки» американской телевизионной и кинопродукции: пейзажи пустыни штата Невада, холмы Калифорнии, калифорнийские пляжи и виды Майами, урбанистическую романтику с беспрестанным изображением в разных ракурсах острова Манхэттэн в Нью-Йорке и делового центра Лос-Анджелеса - двух крупнейших мегаполисов, символов Америки и олицетворения традиционной конкуренции на различных уровнях между восточным и западным побережьями Соединенных Штатов. Неотъемлемой и характерной чертой голливудского кино является создание фильмов на злободневную и социально острую тематику, изображение внутренних американских реалий. Все эти особенности американского кинематографа как части американской и, в более широком смысле, глобальной культуры стали отличительными чертами современной цивилизации. Жители разных стран и континентов большой степени формируют представление о современной Америке благодаря ее кинематографии.

Порой возникают самые неожиданные подтверждения планетарного охвата и значимости голливудского кинематографа как одного из средств обеспечения американского культурного присутствия в различных регионах мира.

К примеру, в авторитетных зарубежных и отечественных СМИ появлялась информация, подтвержденная представителями военной разведки США, согласно которой американские фильмы на военную тематику использовались иракскими солдатами в качестве учебных пособий в период американского вторжения в Ирак в 2003 г., так как Саддам Хусейн, якобы, учил своих солдат тактике войны с войсками США по таким фильмам, как «Чёрный ястреб». Об этом со ссылкой на неназванных «официальных представителей военной разведки США» сообщил журнал «Тайм», а также издание «Ньюсуик», в интервью которому своими мыслями об этом поделился известный специалист по Ираку, бывший аналитик ЦРУ и политолог из Брукингского института К. Поллак. Но, являясь одним из основных инструментов внешней культурной экспансии США и соответственно их неофициальной внешней культурной политики, Голливуд играет и важную роль в жизни самого американского общества, оказывает определенное влияние на формирование внутриполитической ситуации и всей системы внутрисоциальных отношений.

Государственная идеология США представляет собой определяющий вектор развития творческой мысли голливудских режиссеров и сценаристов, что, естественно, отражается на трансляции американских культурных ценностей вовне.

Таким образом, «заидеологизированность» внутри страны переносится вовне, оказывая прямое воздействие на содержание внешней политики в сфере культуры, что соответствует тезису о характере детерминизма в соотношении внутренней и внешней политики.

Для иллюстрации ощутимости влияния голливудской кинематографии на формирование и реализацию внутренней и внешней культурной политики и на жизнь американского общества можно привести пример.

После событий 11 сентября 2001 г. состоялось две наиболее заметных встречи представителей власти с голливудскими кинематографистами. Одна из них состоялась 11 ноября 2001 г. В Беверли Хиллс, на которой в ту пору старший советник президента Буша Карл Роув встретился с представителями всех крупнейших голливудских киностудий и американских телекомпаний с целью обсуждения совместных действий в направлении борьбы с терроризмом и поддержки военных действий в Афганистане. В частности, Белым домом был поставлен вопрос о том, какой конкретный вклад может внести индустрия развлечений в дело борьбы с терроризмом. Следствием событий 11 сентября и, вероятно, подобных встреч стало создание американскими кинопроизводителями большого количества картин на военно-патриотическую тематику.

Это был своеобразный ответ Голливуда международному терроризму и его вклад в дело борьбы с этой угрозой, хотя председатель Кинематографической ассоциации Америки Джэк Валенти, принявший участие в указанной встрече, всячески отрицал какие-либо попытки со стороны Белого дома склонить Голливуд к массированной идеологической атаке совместным фронтом. Однако, учитывая вышеприведенные факты, в этом приходится сомневаться.

В то же время после террористических атак 11 сентября 2001 г. голливудский кинематограф неоднократно обвинялся в провоцировании подобных событий своими фильмами жанра «экшн» и разнообразными футуристическими кинолентами. В ответ на это многие режиссеры заявили, что не видят смысла прекращать создание высокобюджетных боевиков и фильмов-катастроф, так как, по их мнению, подобные фильмы всегда будут востребованы как в США, так и в других странах в качестве продукта массово-развлекательного характера. К слову о роли идеологии в американском кинопроизводстве, американской культурной политике и культуре в целом можно привести ещё один пример. В одном из интервью известный российский кинорежиссер Никита Михалков поведал, что, когда он обратился к известному голливудскому актеру Кевину Костнеру с просьбой прочитать сценарий фильма «Сибирский цирюльник» и высказать мнение о возможности его проката в США, тот, ознакомившись со сценарием, прокомментировал, что стоит удалить целый ряд сцен, где американцы показаны не в самом лучшем свете, а что-то частично видоизменить, и только тогда фильм может получить шанс для демонстрации в США.

Здесь уместно вспомнить, как американские режиссеры и сценаристы часто пренебрежительно изображают в своих творениях представителей других народов, не придавая значения деталям, особенностям национальных характеров, предметам обихода и т.д., а чаще всего сознательно и тенденциозно искажая их. Как мы все хорошо знаем, это далеко не в последнюю очередь относится к России и странам Восточной Европы. Видимо, настолько сильно укоренился в сознании американцев стереотип бывшего врага номер один, развившийся в устойчивую русофобию, подверженную, как дуновению ветра, изменениям политической конъюнктуры, прежде всего в двусторонних российско-американских отношениях. Впрочем, нелегко однозначно классифицировать их подходы и мотивации негативного изображения России и русских (т.е. по сути всех русскоговорящих) в своих медийных продуктах, тем более в привязке к повестке дня двустороннего диалога в конкретный период. Это гораздо больше напоминает устойчивую тенденцию, в меньшей степени зависящую от сиюминутной конфигурации межгосударственных отношений, а скорее являющуюся долгосрочной, весьма удобной, выгодной и услужливой политическим заказам стратегией использования этого «мягкого» инструмента формирования мирового общественного мнения. Достаточно вспомнить, какое возмущение на грани с изумлением в российском обществе вызвало, к примеру, изображение нашего соотечественника-космонавта в фильме «Армагеддон». И, как всем прекрасно известно, это один случай из множества, напоминающего нескончаемый поток «черного пиара».

На этом фоне напрашивается еще один актуальный пример исторических фальсификаций американских кинопроизводителей на тему Второй мировой войны. Наряду с постоянными голливудскими киноманифестами о решающей (зачастую единоличной) роли США в победе во Второй мировой войне, на «Оскар» в 2010 г. номинировалась и получила награду за лучшую мужскую роль второго плана картина К. Тарантино «Бесславные ублюдки», которая по идее и содержанию, к сожалению, далека от трагичных исторических реалий того времени.

Таким образом, наряду с демократическими ценностями и идеалами, которые так страстно, а часто и агрессивно защищают США во всем мире, наряду со свободой слова и мысли и с заявлениями о приверженности культурной демократии и демократической культурной политике, очевиден факт наличия в США достаточно жесткой цензуры и идеологического контроля, по ряду параметров не уступающих тому, что было в свое время в Советском Союзе. В итоге напрашивается адекватный вопрос: а существует ли вообще в Америке демократическая культурная политика?

2.3«Жесткая сила» vs «Мягкой силы»

Конец XX-начало XXI в. ознаменовали изменения баланса «мягкой» и «жесткой» силы во внешнеполитическом курсе США. Переход от приоритетного использования методов мягкого воздействия к жестким вызвал негативную реакцию общественного мнения в США и других странах.

В словосочетании «мягкая сила», конечно же, слово «сила» -- ключевое. Сила может приобретать различные формы, в том числе и сколь угодно «мягкие», от этого сущность и природа этого понятия не меняются.

«Сила» -- это такой инструмент политики, который позволяет установить отношения власти (управления) между тем, кто применяет «силу», и тем, кто подвергается ее воздействию. Ведь недаром в английском языке и сила, и власть не просто синонимы. Это очень существенно, поскольку всегда следует помнить, что в пространстве истории и культуры язык «говорит нами», а не «мы говорим на языке».

Таким образом, «мягкая сила» -- это всего лишь одна из форм просто «силы», то есть один из способов установления властных (управляющих) отношений между субъектами. Различить «мягкую силу» и «жесткую силу» всегда очень трудно. Например, куда отнести угрозу применения силы? А если еще эта угроза прямо не сформулирована, но оба субъекта взаимодействия прекрасно осознают, что она существует? Ответить на этот вопрос можно через рассмотрение содержания «мягкой и жесткой сил».

Жесткая сила

За «жесткой силой», как правило, скрывается то, что удобнее называть русским словом «мощь» (в английском это опять же не различается и находится внутри все того же power). Мощь армии, мощь ресурсов (в том числе и человеческих), мощь индустрии и экономики в целом. Применение (или угроза применения) этого комплекса или отдельных его элементов составляет содержание «жесткой силы». В политике (международной политике) эта форма силы являлась основной формой установления отношений между субъектами. Это понимали прекрасно и в Древнем Риме, и позже, понимают это и в наши дни.

Вообще применение силы в качестве решающего аргумента для установления отношений власти является европейской нормой. Для американцев, например, достижение необходимых результатов с применением силы -- это часть образа жизни, закрепленная в афоризмах и прочей «народной мудрости». «Добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем только одним добрым словом», -- говаривал известный деятель из города Чикаго. А в широко известном романе Марио Пьюзо его персонаж дон Корлеоне формулировал ту же мысль, но несколько другими словами: «Я сделаю ему предложение, от которого он не сможет отказаться». Как правило, если предложение не принималось, следовало применение силы. Таким образом, физическое воздействие или угроза такового являются важнейшим и основным содержанием «силы» («жесткой силы»).

Содержание «мягкой силы», как правило, не материально и не имеет физической сущности. Или, по меньшей мере материальное в ней занимает сугубо вторичное и подчиненное значение. Содержание «мягкой силы» принадлежит пространству идеального. Собственно, это и есть идеи и представления (в т.ч. культурные), формирующие ценности, цели и приоритеты в жизни и деятельности людей, оказывающие управляющее воздействие на поведение людей через стандарты, нормы и образцы -- в конечном счете, и задающие тот или иной образ жизни.Тот, кто формирует идеалы и может передать (навязать) эти идеалы другому, получает власть (управление) над тем, кто эти идеалы принял и сформировал свой образ жизни в соответствии с ними. Возможность трансляции содержания во многом определяется уровнем и качеством этого содержания. Это должны быть идеальные конструкции масштаба цивилизационного проекта -- по меньшей мере, они должны быть соразмерны такой претензии.

Содержанием «мягкой силы» являются конструкции, создающиеся в пространстве культуры, философии и идеологии, и, в конечном счете, именно они формируют человеческое мировоззрение. Для реализации таких конструкций в качестве «мягкой силы» важнейшим институтом является институт веры. Необходимо, чтобы люди верили в эти конструкции или верили им.

Опубликованная в 2006 г. книга американских ученых Курта Кэмпбелла и Майкла О'Хэнлона «Жесткая сила: Новая политика национальной безопасности» преследует две основные исследовательские цели. Во-первых, авторы анализируют «жесткую» стратегию администрации Дж. Буша-младшего в вопросах обеспечения национальной безопасности США. Эксперты полагают, что такой подход подразумевает ставку на военно-силовые инструменты и приводит по этой причине к провалам, в первую очередь в Ираке. Во-вторых, в книге рассматриваются подходы лидеров Демократической партии США к проблемам американской внешней политики и обеспечению национальной безопасности. Кэмпбелл и О'Хэнлон утверждают, что для этого лагеря характерна увлеченность инструментами «мягкой силы» (soft power) без должной конкретизации своей позиции по разрешению острых международных кризисов, в том числе вокруг Ирака накануне кампании 2003 г. и в самом Ираке - после его оккупации. Такой подход, по мнению авторов книги, привел к проигрышу демократов в президентской гонке 2004 года, хотя в тот период «иракская стратегия» президента Буша уже давала серьезные сбои и ставила под сомнение не только скорую победу в этой стране, но и достижение других внешнеполитических целей Соединенных Штатов.

Книга Кэмпбелла и О'Хэнлона основана на обширном фактическом материале и состоит из восьми глав. Основной упор в своем анализе внешнеполитической стратегии США авторы сделали на иракский кризис (главы 1 и 2) и необходимость решения прочих связанных с национальной безопасностью проблем: глобальной борьбы с терроризмом, обеспечения энергетической безопасности США и их союзников, нераспространения оружия массового уничтожения (ОМУ) и т.п. Авторы критически интерпретируют принципы и механизмы формирования внешнеполитических концепций в двух ведущих политических партиях США. С одной стороны, исследователи заявляют о своей политической неангажированности. С другой - подводят читателя к мысли о необходимости ликвидировать республиканское доминирование во время следующего электорального цикла или, по крайней мере, кардинально сместить акценты в обеспечении национальной безопасности Соединенных Штатов.

Кэмпбелл и О'Хэнлон полагают, что объективные задачи США в сфере национальной безопасности вытекают из последствий терактов 11 сентября 2001 года - провалов в Ираке и на других направлениях, а также в связи с необходимостью реагировать на новые угрозы и вызовы. Все это создает, по мнению исследователей, совершенно новую ситуацию для смены власти в стране и изменения политического курса, который отличался бы от привычных «колебаний политического маятника». Постулируется, что интересам национальной безопасности США наилучшим образом будет соответствовать сочетание «жесткой» и «мягкой» силы. Впрочем, авторы признают, что определение их «правильной» пропорции - дело весьма сложное. Поэтому эксперты, по существу, ограничиваются констатацией: необходимо учитывать существующий контекст и возможные последствия, а национальную стратегию XXI века выстраивать на основе уверенности, прагматизма и здравого смысла.

Кэмпбелл и О'Хэнлон подчеркивают: название их книги навеяно известной работой американского политолога Джозефа Ная «Мягкая власть». В этом произведении исследователь отмечал, что современная сверхдержава не может полагаться в мировых делах исключительно на факторы военной, экономической и др. силы (hard power). Ей, по мнению Ная, следует сочетать их с инструментами «мягкой власти» (силы), то есть привлекать новых сторонников через распространение ценностей и норм американской культуры и демократии.

Главы 3-8 служат продолжением первых двух. Они содержат рекомендации для будущей администрации США по:

- разработке и реализации политики в области управления военными структурами США (глава 3);

- обеспечению внутренней безопасности (глава 4);

- ведению «затяжной войны с терроризмом» и формированию концептуальных основ отношений с регионами (прежде всего исламскими), откуда эта угроза проистекает (глава 5);

- разработке энергетической политики США, реагированию на глобальное изменение климата и т.п. (глава 6);

- выработке ответа на возвышение Китая (глава 7);

- усилению политики в сфере нераспространения ядерного оружия (глава 8).

Примечательно, что в последней главе констатируется совпадение позиций республиканцев и демократов по вопросам профилактики распространения ядерных вооружений.

Во 2-й главе авторы отмечают: одной из причин принятия Дж. Бушем-младшим решения о начале военной кампании против Ирака в 2003 г. был субъективный фактор, а именно: «генетически присущая» республиканцам (особенно их консервативному крылу) убежденность в преимуществе их внешнеполитической стратегии над политикой Демократической партии. На первый взгляд, эта убежденность держится на веских основаниях: именно при республиканских администрациях, следовавших жесткой линии во внешнеполитических делах, в 1970-е - 1980-е годах произошла нормализация отношений с Китаем, был модернизирован военный потенциал Соединенных Штатов и т.д. В активе республиканцев - эффективное управление процессами, которые привели к окончанию «холодной войны» и крушению советского коммунизма. Поэтому даже такие неудачи, как скандал «Иран - контрас», неспособность предотвратить «первую кровь» в бывшей Югославии, сохранение режима Саддама Хусейна после Первой войны в Заливе и невмешательство в организованное им истребление шиитов в южном Ираке, не оказали серьезного воздействия на американское общественное мнение. Оно весьма благосклонно относилось к действиям Рейгана, Буша-старшего и к действиям Буша-младшего в начальный период его президентства.

Ситуация стала меняться во время Второй войны в Заливе, оценки возможных последствий которой были серьезно упрощены. По мнению авторов, кампания в Ираке, даже если бы ее стратегам и удалось в планируемые сроки достичь стабилизации страны после свержения Хусейна и осуществить почетную «передислокацию» американских войск, является «трагедией для американской нации и ее солдат по множеству причин». При Буше-младшем выявился практически полный разрыв с политикой, довольно успешно проводившейся внутри и вовне США администрацией президента У. Клинтона. Травматический опыт иракской кампании указал на ограниченный потенциал использования «жесткой силы». Помимо затратности и кровопролитности этой войны, серьезно пострадал имидж Соединенных Штатов в мире. Официально основной причиной начала военной кампании против Ирака провозглашалось уничтожение терроризма в зародыше. Этого сделано не было. Напротив, ситуация с терроризмом и исламским экстремизмом обострилась еще заметнее, а отношения Вашингтона с окружающими Ирак странами и мусульманским миром в целом стали более напряженными.

Впрочем, Кэмпбелл и О'Хэнлон признают, что в настоящее время уход американских войск из Ирака может негативно сказаться на положении в этой стране, на Ближнем Востоке и не в последнюю очередь на авторитете самих США в мире. Одним из последствий «бегства» может стать нарастание во внешней политике Соединенных Штатов изоляционистских тенденций (в том числе под давлением общественного мнения). В этом случае под угрозой окажется лидирующая роль США в мире и глобальные процессы станут еще более неуправляемыми.

«Рецепты» авторов относительно Ирака и всего Ближнего Востока оригинальностью не отличаются. Они, по сути, сводятся к демократизации и укреплению власти руками самих иракцев с опорой на внутренние полицейские силы. Кэмпбелл и О'Хэнлон соглашаются с тем, что осуществить это будет очень непросто. По их оценкам, для достижения стабильности в Ираке потребуется длительное время (возможно, десятилетие) и в значительной степени решать эту задачу предстоит уже новой администрации Соединенных Штатов, причем на этот раз - через сочетание «жесткой» и «мягкой» силы. Несомненно, эти оценки весьма неприятны для истеблишмента и общественного мнения США. Однако любые предложения «умыть руки, и побыстрее» были бы, по мнению авторов, «верхом политической безответственности».

Глава 3 посвящена роли военных (силовых структур) в американском политическом процессе. На основе конкретных данных Кэмпбелл и О'Хэнлон исследуют политические аспекты военного планирования, военного бюджета, создания и закупки новых систем вооружений. Тезис авторов о значительном влиянии части высших военных кругов на политику администрации Дж. Буша-младшего подкрепляется весомыми аргументами. Американская военная машина в настоящее время характеризуется как высоко политизированный субъект. Начиная с 2001 г. в США фактически произошла своеобразная «республиканизация» военных, и их «деполитизация» должна стать важнейшей задачей новой администрации. Это непростая задача, особенно если учесть три группы факторов: силовые структуры Соединенных Штатов насчитывают сейчас в общей сложности около 2,5 млн. человек, в стране проживают свыше 25 млн. ветеранов, а более 4 млн. человек являются гражданскими служащими силовых структур или связаны с выполнением контрактов для Пентагона.

В главе 4 авторы ратуют за новый подход к защите территории США и американских граждан от возможных крупномасштабных терактов. Подход администрации Буша-младшего Кэмпбелл и О'Хэнлон считают непоследовательным. Учредив новые институты внутренней безопасности (включая одноименное министерство), нынешняя администрация не довела дело до логического конца. Она не создала, как показали последствия урагана «Катрина» осенью 2005 года, реальных механизмов защиты и поддержки населения в экстремальных обстоятельствах - будь то предупреждение и ликвидация последствий терактов или природных и техногенных катастроф.

Авторы предлагают в новой стратегии национальной безопасности переориентировать «жесткую силу», в первую очередь ее военную компоненту, на обеспечение внутренней безопасности. Хотя в финансовом отношении при президенте Буше-младшем расходы на цели внутренней безопасности выросли до 40 млрд. долларов (на 300% по сравнению с 2001 годом), этого недостаточно. Даже разведывательное сообщество имеет больший бюджет при меньшей численности персонала. Сторонники увеличения расходов на цели внутренней безопасности указывают в первую очередь на огромные масштабы инфраструктуры, которая имеет принципиальное значение для нормального функционирования общества и экономики. Ведь в стране насчитывается почти четверть миллиона мостов, около 500 небоскребов, более 200 тыс. миль газопроводов, 2 800 электростанций, из них более 100 АЭС, находящаяся в частных руках химическая промышленность, правовое регулирование которой, по мнению авторов, нуждается в совершенствовании.

В главе 5 рассматриваются основные тенденции отношений США со странами и регионами, из которых исходит потенциальная угроза терроризма. Речь идет прежде всего об исламских странах. Кэмпбелл и О'Хэнлон считают неудовлетворительной помощь администрации Дж. Буша-младшего ряду исламских стран в проведении модернизации. Даже партнеры США в исламском мире прикладывают недостаточно усилий для борьбы с разномастными джихадистами. Как утверждают авторы, сеть джихадистов после 2001 г. не исчезла, а напротив, значительно выросла. Поэтому новая стратегия должна препятствовать пополнению рядов «Аль-Каиды» и подобных ей организаций за счет молодежи исламских стран.

Пока на этом поприще Соединенные Штаты не добились ощутимых успехов. Некоторые инициативы администрации Дж. Буша-младшего по либерализации торговли с рядом исламских стран серьезного влияния не оказывают, программа «Партнерство для Ближнего Востока» (Middle East Partnership Initiative) дает серьезные сбои.

Эти рекомендации авторов также не отличаются новизной. Однако у Кэмпбелла и О'Хэнлона присутствует понимание того, что оздоровлению ситуации на Ближнем Востоке способствовали бы новые подходы к решению палестинской проблемы. Ошибкой администрации Дж. Буша-младшего авторы считают поддержку идеи допуска к участию в общепалестинских выборах вооруженного радикального движения «Хамас». В целом, в ближневосточном урегулировании Соединенным Штатам следует придерживаться двух ясных принципов: (1) четко обозначить свою приверженность идее создания независимого палестинского государства и одновременно (2) твердо заявить о гарантиях безопасности Израилю. Небезынтересен и вывод авторов о том, что многочисленная исламская диаспора в самих США выступает серьезным ресурсом «мягкосиловой стратегии» достижения американских целей в исламском мире.

Глава 6 посвящена современным вызовам национальной безопасности, к которым Кэмпбелл и О'Хэнлон относят проблему обеспечения Соединенных Штатов энергоресурсами и негативные последствия глобального изменения климата. Следующий хозяин Белого дома, по их мнению, должен поставить энергетические проблемы в один ряд с другими приоритетами. Авторы предлагают изменить структуру импорта энергоресурсов, их производства и потребления, для чего, по их мнению, следует шире использовать технологические возможности США. Переход на новые виды топлива уже при жизни нынешнего поколения позволит (и здесь исследователи приводят конкретные статистические данные) уменьшить зависимость от нефти. Одновременно изменение баланса потребления топлива уменьшит стоимость нефти и создаст благоприятные условия для повышения конкурентоспособности американской экономики, что в конечном итоге будет способствовать сохранению американского лидерства.

По сути, логика и аргументация книги Кэмпбелла и О'Хэнлона такова, что тема сохранения ведущей роли США в мире обыгрывается авторами в различных ракурсах - идет ли речь об американской политике в Ираке, на Ближнем Востоке, о глобальной борьбе с терроризмом или обеспечении энергетической безопасности самих Соединенных Штатов.

В этой связи показательна глава 7, в которой авторы пытаются наметить контуры американской стратегии в свете быстро растущей военной, экономической и политической мощи Китая и усиления его влияния в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). Рассуждая в духе школы геополитики, Кэмпбелл и О'Хэнлон указывают, что Китай становится серьезным вызовом для США. Если при президенте Клинтоне в американских коридорах власти о Китае говорили как о «стратегическом партнере», то теперь все чаще используется определение «стратегический конкурент». Уже сейчас ощущается серьезное влияние Пекина на глобальные рынки, а к 2020 году, по прогнозам американских экспертов, китайская экономика станет второй в мире, опасно приблизившись к уровню американской. Авторы считают, что нынешняя стабильность в американо-китайских отношениях не должна вводить в заблуждение. Интеграционные процессы в АТР с населением в 2 млрд. человек оставляют мало надежд на сохранение в них ведущей роли США; во всяком случае, доминирование Соединенных Штатов в этом регионе не в интересах Китая. Весьма серьезно оценивается угроза КНР и в отношении союзника США - Тайваня, адекватно реагировать на которую Вашингтону все сложнее.

В целом, Китай (при сохранении нынешних темпов развития), а также исламский фундаментализм (совершенно иной по природе вызов в силу своего интернационального, негосударственного характера) будут основными вызовами для США, реагировать на которые трудно даже для сверхдержавы. В любом случае масштабы этих вызовов намного превзойдут те, с которыми столкнулся Вашингтон в годы противостояния с СССР.

Особое беспокойство у Кэмпбелла и О'Хэнлона вызывает рост китайского потенциала «мягкой силы». Ссылаясь на проведенный БиБиСи опрос в 22 странах АТР, авторы отмечают, что около половины респондентов позитивно оценивают проводимую Пекином политику в мире, в то время как действия Соединенные Штаты в этом опросе получили одобрение лишь 38% участников опроса. Авторы признают, что американское доминирование в мире - явление преходящее, поскольку глобальный баланс сил подвержен серьезным колебаниям. В данной связи высказывается мнение о целесообразности сосредоточить усилия США (в первую очередь американский потенциал «мягкой силы») на странах АТР, куда в XXI в. смещается центр тяжести мирового развития.

Для этого США придется, вероятно, сократить свою вовлеченность в процессы в других регионах. Создается впечатление, что главный мотив книги - тревога по поводу способности страны и в новом десятилетии продолжать высокозатратную внешнюю политику, характерную для двух республиканских администраций Дж. Буша-младшего.«Жесткая сила» включает в себя экономическую и военную мощь. Таким образом, «жесткая сила» не теряет свое значение в мире, где государства пытаются оградить свою независимость, а негосударственные структуры и организации имеют возможность прибегнуть к террору.

Образцы применения

История европейской цивилизации знает не так уж много примеров реализации «мягкой силы». Предельными формами «мягкой силы» являются как минимум две мировые религии -- христианство и ислам, а также конкурировавшая с ними на протяжении последних 300 лет общеевропейская вера в науку, «светские веры» XIX-XX веков в коммунизм и либеральную демократию.

После Второй мировой войны Советский Союз обладал обоими компонентами (формами) силы. Победоносная Советская армия и признаваемое во всем мире звание победителя фашизма и спасителя человечества делали Советский Союз невероятно привлекательным. Всеобщие равные права, которые оставались к тому времени еще только мечтой для многих и многих живущих на Западе, категорическое неприятие расизма и национализма, большой объем социальных гарантий также были существенной частью «мягкой силы» СССР. Расширение социалистического лагеря осуществлялось не только штыками и танками, но во многом благодаря идеологии, реальной привлекательности для массового сознания советского образа жизни -- а если уж не самого конкретного образа жизни, то во всяком случае благодаря тем ценностям и идеологемам, на основе которых он был сформирован. За всем этим содержанием в качестве управляющей надстройки стояла «светская вера» в коммунизм -- светлое будущее для всего человечества.

«Жесткая сила» против СССР не сработала. Германский нацизм, попытавшийся установить над нами власть с помощью «жесткой силы», потерпел сокрушительное поражение. Американцам тоже не удалось запугать Советский Союз атомными бомбардировками Хиросимы и Нагасаки.

Поэтому объявленная Западом холодная война на самом деле представляет собой программу формирования и применения против СССР так называемой «мягкой силы».

В ходе этой войны была сконструирована на основе тщательной рефлексии марксистско-советского проекта новая «светская вера» -- вера в либеральную демократию. Эта вера должна была стать исторической конкурентной альтернативой советскому проекту и его идеологемам.

Она, эта новая вера в Свободу, до сих пор является основанием и основным содержанием американской «мягкой силы». Эта вера уже сильно изношена и девальвирована реальной деятельностью США в роли мирового гегемона после распада СССР. Либеральная демократия теряет свою привлекательность с каждым днем по мере разворачивания системного цивилизационного кризиса. Пока она еще работает, но с каждым днем будет работать все хуже и хуже, поскольку «разрыв» между исторической практикой и провозглашаемой идеологией будет порождать рефлексию не только философскую, но и массовую.