В августе 2014 г. Россия ответила на экономические санкции ЕС. В качестве ответной меры 6 августа 2014 г. Президент РФ В. Путин подписал указ, который вводит ограничения на ввоз в Россию «отдельных видов сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия» из стран, которые ввели санкции против России. В свою очередь Председатель Европейской комиссии Ж. Баррозу в телефонном разговоре с Президентом России В. Путиным 11 августа 2014 г. назвал необоснованным запрет РФ на импорт продуктов из ЕС и предупредил о праве ЕК предпринять ответные меры. 15 августа 2014 г. премьер-министр Венгрии В. Орбан, который высказал мнение, что Евросоюз навредил сам себе, введя санкции в отношении России из-за ситуации на Украине, и призвал ЕС пересмотреть политику в отношении РФ.

В конце августа 2014 г. ЕС считал возможным дальнейшее усиление санкционного давления на Россию, даже несмотря на начавшийся диалог между президентами России и Украины. 30 августа 2014 г. Председатель Европейского Парламента М. Шульц высказал мнение, что санкции в отношении России нужно усилить, чтобы они повлияли на позицию РФ по отношению к Украине. Канцлер ФРГ А. Меркель 31 августа 2014 г. заявила, что участники саммита Евросоюза попросили Европейскую комиссию в течение недели подготовить предложения по новым санкциям в отношении России. В свою очередь Президент РФ В. Путин 31 августа 2014 г. выразил мнение, что европейские бизнесмены разочарованы решениями политиков своих стран в отношении введения санкций против России. При этом он отметил, что российские производители на данный момент не могут полностью заместить то, что Россия получала для страны по импорту. По его словам, для восполнения недополученного импорта Россия работает с иностранными производителями из Бразилии, Аргентины, Чили, а также с восточными партнерами. В. Путин добавил также, что для традиционных поставщиков существует опасность полностью потерять российский рынок, так как будет очень сложно в будущем потеснить новых партнеров.

В начале сентября 2014 г. была надежда на постепенную нормализацию российско-европейских отношений после начала диалога президентов Украины и России, а также начавшихся регулярных встреч контактной группы по урегулированию украинского кризиса, первая из которых состоялась уже 1 сентября 2014 года. Тем не менее, вопреки позитивным тенденциям в украинском вопросе, ЕС пошел на дальнейшую эскалацию напряженности и обострение экономических и политических отношений с Россией.

12 сентября 2014 г. ЕС расширил санкции в отношении оборонного сектора РФ и запретил европейским компаниям поставлять продукцию двойного назначения девяти российским предприятиям. Кроме того, ЕС запретил европейским компаниям предоставлять российским партнерам услуги по разведке и производству глубоководной и арктической нефти, а также для проектов сланцевой нефти. Помимо этого, Евросоюз ограничил доступ к рынкам капитала ЕС российским компаниям «Оборонпром», Объединенная авиастроительная корпорация «Уралвагонзавод», «Роснефть», «Транснефть» и «Газпром нефть». В связи с этим Министр иностранных дел России С. Лавров 17 сентября 2014 г. справедливо заметил, что отношения России и ЕС сейчас проходят серьезное испытание на прочность, хотя «точка невозврата» еще не пройдена. Однако уже в октябре 2014 г. ЕС не стал вводить санкции против России, ограничившись уже имеющимся списком лиц и предприятий.

На данный момент ЕС сталкивается уже с вопросом продления санкций. Однако уровень поддержки санкционной политики среди стран-членов уже не столь высок. 19 марта с.г. на Саммите ЕС решение вопроса о продлении секторальных санкций было отложено до июня с.г., так как страны не смогли прийти к единому решению. Лидеры Италии, Греции и Кипра, а также Испании, Австрии, Венгрии и Словакии, вероятнее всего, не поддержат введение новых санкций против России.

А. Меркель в мае с.г. заняла более мягкую позицию, увязав вопрос о продлении санкций с необходимостью выполнять Минские соглашения: «В марте с.г. на саммите Европейского совета мы приняли однозначное решение, что санкции напрямую зависят от выполнения Минских соглашений. Понятно, что их выполнение займет время. Рассмотрением данного вопроса мы займемся в июне текущего года».

«Троянский конь» России в Европейском союзе

В начале апреля с.г в Россию прибыл с визитом премьер-министр Греции А. Ципрас. Это стало ударом для всего Европейского союза. Целью А. Ципраса стал не только вопрос об отмене запрета на поставки персиков, клубники и апельсинов, но и переговоры о финансовой поддержке России для Греции, пребывающей в условиях долгового бремени. Примечательно, что 11 мая с.г. Греция с радостью восприняла предложение присоединиться к банку развития БРИКС.

В марте с.г., будучи обеспокоенным позицией Греции, новый Председатель Европейского совета Д. Туск заявил: «Мы должны понимать, что Греция является не только вопросом денег или геополитических угроз, это также вопрос чести и чувств. Честь, унижение и другие чувства очень важны в политике. Не только цифры». Это также доказывает важность восприятия политическими лидерами той или иной проблемы во внешней политике ЕС.

Кроме этого, против санкций в отношении России выступают Венгрия, Словакия, Австрия и Испания. «Вероятным развитием событий видится то, что эти страны не согласятся пролонгировать санкции сейчас и будут откладывать решение до самого последнего момента, пока санкции не истекут», -- заявил И. Бонд, директор по внешней политике лондонского Центра европейской реформы. В марте с.г. Д. Туск также подтвердил, что «различные страны открыто заявляют о своих интересах, отличных от общей политики ЕС. В этом нет никакого сомнения. У нас 28 разных политик».

18 апреля с.г. министр иностранных дел Кипра И. Касулидис высказался против санкций в отношении России, так как они наносят огромный ущерб и экономике Кипра: «На самом деле, экономические связи между Кипром и Россией очень крепкие, равно как и с Нидерландами и другими государствами». Международное агентство Moody's в прошлом году подсчитало, что более одной трети банковских депозитов на острове российского происхождения, что составляет в общей сложности 31 млрд. долл.: 12 млрд. долл.-межбанковские вклады, еще 19 млрд. долл. -корпоративные и индивидуальные счета при том, что общий объем депозитов в островном государстве составляет 69 млрд. долларов.

Интерес также представляет позиция Венгрии. Заявление премьер-министра Венгрии В. Орбана в мае 2014 г. в поддержку федерализации Украины и предоставления автономии этническим венграм, по словам премьер-министра Польши Д. Туска «вызывает беспокойство». Фактически украинская проблема обусловила раскол Вышеградской группы.

Министр иностранных дел Испании Х. М. Гарсия - Маргальо также отмечает негативный эффект санкций для испанской экономики и экономики стран ЕС в целом: «Санкции обернулись для всех нас серьезными издержками, ЕС на данный момент потерял 21 млрд. евро. В Испании сильный удар был нанесен по туризму и сельскому хозяйству». Это явилось результатом ответных санкций России августа 2014 г., предполагающих запрет на некоторые сорта мяса и мясных изделий, рыбы, молочных продуктов, овощей и фруктов. Что касается оценок ЕС собственных потерь, то по прогнозам, в текущем году они могут составить порядка 40 млрд. евро, на будущий год сумма может вырасти о 50 млрд. евро.

Можем сделать вывод, что призывы «ястребов» в ЕС становятся все более тихими на фоне прихода к власти леворадикалов в Греции и поддержки В. Орбана, «маленького Путина» ЕС. Более того, от политики санкций страдают обе стороны, и этот факт становится все более очевидным для европейской элиты.

С начала 2015 г. в европейских умах проявляется рациональное зерно в связи с тем, что политика санкций в отношении России оказалась неэффективной и нанесла экономический ущерб членам ЕС, экономика которых напрямую зависит от сотрудничества с Россией. Разногласия стран-членов становятся все более очевидными; можно сделать вывод о том, что украинский кризис, изначально способствовавший консолидации ЕС (см. параграф 2.3) на основе антироссийской идеи ввиду влияния таких вмешивающихся переменных, как недостаток объективной информации, восприятие образа России с позиции угрозы, а следовательно, невозможность принятия абсолютно рациональных решений.

2.2 Анализ вероятности изменений в институциональном балансе ЕС и перетекания власти от государств-членов к институтам ЕС

Прежде чем проводить анализ трансформации институциональных изменений в Европейском союзе, необходимо раскрыть понятие самого институционального баланса в ЕС.

Институциональная структура Союза основана на разделении полномочий между институтами на основе принципа присвоения, установленного, в свою очередь, основными договорами. Каждый институт действует в пределах полномочий, предоставленных ему в соответствии с Договорами (ст. 13 (2) Договора о Европейском союзе), которые была разработаны впервые Европейским судом. Институциональный баланс развивался с 1950-х годов, и изначально представлял собой «биполярную систему» с участием Европейской комиссии и Европейского совета до тех пор, пока Европейский парламент не стал осуществлять полномочия в бюджетном регулировании в 1970-е годы.

Так, с 1970 по 2009 гг. мы наблюдаем «триполярную систему», включающую в себя Европейский парламент, Европейскую комиссию (ЕК) и Европейский совет. С момента, когда вошел в силу Лиссабонский договор 2009 г., образовалась новая гибридная система, в рамках которой Европейский парламент усилил собственные позиции. Лиссабонская институциональная система обозначила Европейский Парламент (ЕП) и Европейский совет как первостепенные полюса власти, отдавая ЕП большие полномочия в сфере бюджетного регулирования. В законодательной сфере полномочия ЕК были сокращены и одновременно ослаблены позиции Совета ЕС, тогда как полномочия Европейского совета были расширены.

В условиях украинского кризиса создаются все условия для восстановления лидирующих позиций Европейской комиссии.

Во-первых, на кону имплементация экономической части Соглашения об углубленной и всеобъемлющей зоне свободной торговли (DCFTA) с Украиной, от которого зависит успех Договора об ассоциированном членстве в целом. Данный вопрос подпадает под компетенции Европейской комиссии, что делает ее позицию приоритетной в сравнении с Советом и Европейским парламентом. DCFTA призвано переориентировать экспорт Украины из России в страны ЕС, и что самое главное, открыть украинский рынок в 40 млн. человек для европейских товаров. Более того, подписание Соглашения носит символический характер, так как именно отказ от его подписания в ноябре 2013 г. запустил Евромайдан. 27 апреля с.г. глава ЕК Ж. К. Юнкер выступил перед прессой в Киеве, настаивая на необходимости вступления Соглашения в силу с 1 января 2016 г., несмотря на призывы некоторых отложить его ратификацию: «Мы не думаем, что было рациональным отложить его в очередной раз. Однажды мы уже отложили его на потом…если откладывать и откладывать, то мы никогда не придем к завершению». В свою очередь, Германия призывает к применению максимально гибкого подхода в деле имплементации Соглашения в условиях опасений российской стороны с одновременным перезапуском торговых переговоров в трехстороннем формате (ЕС - Украина-Россия).

Во-вторых, в ходе украинского кризиса наиболее остро проявляется вопрос обеспечения энергетической безопасности ЕС как результат утраты доверия к России в качестве энергетического партнера. Разработка новой Стратегии энергетической безопасности, которая бы отвечала сегодняшним реалиям в отношениях ЕС - Россия с учетом Украины как транзитного государства, входит в компетенции Европейской комиссии. Более того, с 19 марта с.г. в результате одобрения Европейским советом создания Энергетического союза ЕС ведение сотрудничества с Газпромом должно проходить в полном согласовании с Европейской комиссией.

2.3 Последствия для политической системы ЕС

Украинский кризис выявил скрытые проблемы Европейского союза, которые берут свое начало еще с периода экономического кризиса 2008-2009 годов. Причинами кризиса ЕС 2008-2009 гг. принято считать экономические и финансовые. Однако в то же время кризис обусловлен и колоссальными политическими проблемами, это кризис лидерства и долгосрочного видения ситуации. Европейские политические фигуры, в особенности те, что ответственны за выработку внешнеполитической стратегии, по сути являются бюрократической прослойкой, не способной принимать решения глобального масштаба (Х. ван Ромпей, ни К. Эштон и даже не Ф. Могерини).

Помимо прочего, кризис лидерства проявляется и на уровне государств, так как они вынуждены сохранять баланс и равенство в процессе принятия стратегически важных для союза решений. Отсутствие лидера предопределило «процесс германизации». Украинский кризис способствует разрастанию германского влияния на европейском пространстве. Германия уже не ограничивается разработкой экономической модели, она становится также решающим звеном в разработке внешнеполитической стратегии относительно Украины. В украинском конфликте задействован спектр экономических и геополитических интересов Германии.

Наряду с наращиванием политического влияния Германии в Европейском союзе, происходит также «процесс брюсселизации».

Существует три различных подхода к определению понятия «брюсселизация». В первом подходе брюсселизация рассматривается в контексте становления ЕС как международного актора и его попытки развития внешней политики независимо от государств-членов ЕC. Другими словами, это «постепенное укрепление брюссельских структур в процессе принятия решения без намека на их ослабление». Основная идея заключается в том, что Брюссель стремится занять центральное положение в процессе принятия решения, что в конечно итоге приводит к ограничениям национальных политик.

Впервые упомянутый Д. Алленом, термин «брюсселизация» означает следующее: тогда как ключевые полномочия остаются в распоряжении государств-членов, формулирование и имплементация политики все более подпадает под компетенции брюссельских чиновников. Процесс брюсселизации - это «последовательные уступки во имя согласованности внешней политики, обуславливающие переход от национальных столиц к Брюсселю».

Во - вторых, понятие брюсселизации отражает «процесс выработки политических решений в сфере ЕПБО как нового бренда ЕС». Дж. Говарт в собственных исследованиях развития ЕПБО утверждает, что брюсселизация «способствует более сплоченному коллективному подходу к политическим проблемам и таким образом вытеснила ЕПБО за пределы традиционного межправительственного подхода». Он отмечает, что главы государств и правительств, осуществляющие деятельность в рамках Европейского совета, были и будут оставаться «лишь инструментом в управленческих подходах». Вопрос заключается в другом: в какой степени это воздействует на институциональное взаимодействие между Постоянными представителями и наднациональными структурами?

В-третьих, понятие брюсселизации предполагает и негативное значение в том смысле, что институты, расположенные в Брюсселе подвергаются критике по причине чрезмерной бюрократизации и демократического дефицита. Косвенным образом это отражается на институциональном, стратегическом и культурном уровне деятельности официальных представительств в Брюсселе в связи с тем, что последние следуют их примеру, пребывая в той же среде. В этом случае, брюсселизация наиболее широко отражает процесс социализации от агента А (то есть европейских институтов, таких как Европейский совет и Европейская комиссия) к агенту Б - постоянным представительствам.

В итоге во всех трех случаях брюсселизация принимает негативное значение для степени вовлеченности национального уровня в процесс принятия решений.

С другой стороны, данный процесс воплощает в себе форму специфического управления, объединяющего усилия Европейской комиссии и Европейского совета с целью «охладить» политический процесс на национальном уровне и обеспечить адекватное решение с учетом интересов 28 государств - членов ЕС.

Таким образом, на уровне вмешивающейся переменной государства-члены ЕС утрачивают свое доминирующее положение, отдавая прерогативу наднациональным органам власти. Это, в свою очередь, не может не сказаться на характере внешней политики ЕС, в особенности, в отношении России.

Можно предположить, что украинский кризис создает все условия для ускорения процесса брюсселизации. Данный тезис может быть проаргументирован с помощью анализа процесса принятия решений в ЕС.

Санкции или «ограничительные меры» являются одним из инструментов Общей внешней политики и политики безопасности ЕС. Решения Европейского совета относительно санкций принимаются единогласно по предложению Высокого представителя ОВПБ/ЕПБО ЕС.

Предложенные меры рассматриваются затем подготовительными органами:

· Рабочей группой Совета, ответственной за географический регион, к которому относится целевое государство. В случае с Россией это Рабочая группа по Восточной Европе и Центральной Азии (COEST);

· Рабочей группой Советников по внешней политике (RELEX);

· Комитетом политики и безопасности (PSC);

· Комитетом постоянных представителей (COREPER II).

Вступление в силу определяется днем публикации в Официальном журнале ЕС. Если Решение Совета включает заморозку активов или другие виды экономических/финансовых санкций, они должны быть осуществлены на основе Регламента Европейского совета.

Регламент Совета принимается согласно ст. 215 Договора о функционировании ЕС на основе совместного предложения от Высокого представителя ОВПБ/ЕПБО ЕС. Совместное предложение проходит проверку RELEX с последующей передачей в COREPER и Совет на одобрение. Совет затем уведомляет Европейский парламент о принятии Регламента.

В случае санкций относительно России Решение и Регламент принимаются вместе для одновременного вступления в силу. Как документ общего действия, Регламент обязывает каждого индивидуума и организацию. Мониторинг за осуществлением принятых мер осуществляется Европейской комиссией.

В отношении России на данный момент действуют как Решение, так и Регламент с многочисленными поправками.

Как видим, в процессе принятия решения задействован огромный бюрократический аппарат. Подобные процедуры предполагают принятие решений и по другим вопросам в сфере ОВПБ, что обеспечивает их регулярный характер, следовательно, и обуславливает процесс брюсселизации, в котором государствам-членам отведено лишь право голоса.

Это способствует переносу внешнеполитических решений в отношении России на наднациональный уровень с минимальным участием на государственном уровне. Значимость государств заключается лишь в праве «вето».

В целом для политической системы Европейского союза последствия политического конфликта с Россией из-за украинского кризиса были неоднозначными. Можно отметить положительный эффект в 2014 г., когда впервые за многие годы у европейских политиков появилась та самая идея, которая смогла объединить вокруг себя все без исключения страны ЕС. Это было тем более важно на фоне отсутствия четкой концепции развития союза, недовольства им со стороны отдельных стран-участников, причем не только «второстепенных» из числа новых членов в Восточной Европе, но и таких влиятельных, как, например, Великобритания.

Как ни странно, украинская дезинтеграция оказала положительное влияние на единство европейских государств. Поскольку ни страны, ни институты ЕС не были заинтересованы и готовы взять на себя ответственность (по крайней мере частичную) за события в Украине, образ России как главного виновника оказался выгоден им всем. В течение менее чем полугода уровень европейской солидарности повысился от визовых (март 2014 г.) до экономических (август 2014 г.) санкций.

3. Стратегия ЕС на российском направлении

Как правило, понятие стратегии используется в двух значениях: в первом случае, это долгосрочные или «стратегические» подходы ЕС и России по отношению друг к другу, вырабатываемые в свете собственных национальных интересов и видений; во втором случае, документы и степень реализации соглашений на практике.

Европейский союз принял Коллективную стратегию в отношении России, одобрению на заседании Европейского Совета в июне 1999 года. Необходимо упомянуть, что «коллективная стратегия» как инструмент внешней политики ЕС был введен после расширения Общей внешней политики и политики безопасности в соответствии с Амстердамским договором 1997 года.

В пунктах 2,3 статьи 13 Договора о Европейском союзе общая стратегия описывается как коллективный инструмент внешней политики ЕС:

«Европейский совет принимает общестратегические решения, которые осуществляются Союзом в областях, где государства-члены имеют важные общие интересы. При определении общей стратегии устанавливаются цели, продолжительность и средства, которыми должны располагать Союз и государства-члены. Совет принимает решения, необходимые для определения и осуществления Общей внешней политики и политики безопасности, исходя из основных ориентиров, определенных Европейским советом».

До этого момента в отношении России действовала изначально Мадридская стратегия 1995 г., а затем и План действий 1996г., однако ни один из них не устанавливал «реальные средства и каналы, которые могли бы обеспечить конструктивное участие России в диалоге с Европой».

В ответ российское руководство приняло Среднесрочную стратегию развития отношений Россия-ЕС на период с 2000 по 2010 годы. Примечательно, что оба документы были приняты, несмотря на конфликт в Косово, вспыхнувший в феврале 1998 г. и Вторую чеченскую войну 1999-2000 годов.

Однако при более тщательном ознакомлении с документами становится понятно, что стороны имеют совершенно разное видение сотрудничества. Тогда как европейская стратегия была направлена на строительство гражданского общества в России, российское видение заключалось в обеспечении национальных экономических интересов и в объединении сил с целью создания многополярного мира. Помимо прочего, стратегии очерчивали разный временной период: Европейская стратегия- 4 года, российская- 10 лет.

Европейская стратегия твердо преследовала цель «привязать Россию к единой Европе, свободной от разделительных линий». Европейский совет определил 4 цели политики ЕС в отношении России:

1 Консолидация демократии, верховенства права и общественных институтов;

2 Интеграция России в общее Европейское экономическое и социальное пространство;

3 Стабильность и безопасность;

4 Общие европейские вызовы.

Два последних направления сотрудничества сопряжены с Европейской политикой безопасности и обороны. По проекту Ф. Сплидзбоэля-Хансена документ не исключал возможности развития инструмента общей внешнеполитической инициативы на основе института ОБСЕ.

Однако на деле все выглядело иначе и документ подвергся жесткой критике. Стратегия не способна была обеспечить четкое понимание того, как именно Россия должна была действовать на практике. Согласно утверждению Х. Хауккала, видение реальных инструментов, с помощью которых Россия могла бы внести свой вклад в архитектуру безопасности осталось на уровне добрых намерений. В качестве оправдания зачастую используется аргумент о том, что Европейская политика безопасности и обороны находилась на ранних стадиях собственного развития и институционализации во время обсуждения стратегии. Одно было ясно: в 90е гг. Европейский союз более не воспринимал Россию как источник «угроз безопасности».

Неоклассические реалисты утверждают, что в одних и тех же условиях «государство» может по-разному реагировать на вызовы извне в зависимости от политической конъюнктуры, определяющей его поведение. Так, несмотря на разную природу конфликтов, интересно было бы сравнить поведение Европейского союза в условиях войны в Чечне и конфликта в Украине. 14 января 2000 г. Совет по внешним делам принял ограничительные меры против России в попытке повлиять на ход военных действий в Чечне. Однако данные меры были названы «псевдосанкциями», во-первых, потому, что они были неохотно восприняты на национальном уровне. Инструменты Общей внешней политики и политики безопасности одновременно использовались как средства выражения собственного несогласия с политикой Россией и как «щит», под которым государства были способны поддерживать двусторонние связи с Москвой.

В особенности политики такого рода склонны были придерживаться большие государства. Например, в марте 2000 г. премьер-министр Великобритании Т. Блэр посетил новоиспеченного президента России В. Путина с целью налаживания тесных взаимосвязей в будущем. Данный визит обозначил серьезную трещину в выстраивании ОВПБ ЕС, определяя важность двусторонних связей над сплоченностью европейской внешней политики.

Канцлер ФРГ Г. Шредер последовал примеру Т. Блэра и, находясь с визитом в Москве, объявил Россию важнейшим «стратегическим партнером» в то время, как события в Чечне были в самом разгаре.

Избрание В. Путина на пост президента России определило новый период в отношениях с Россией. За все время образ Путина в Европе претерпел трансформации от европоцентричного политика до авторитарного узурпатора.

Разрыв между декларированным или стратегическим партнерством и реальным состоянием отношений ЕС-Россия становился с каждым годом все более очевидным. Ю. Борко, президент Ассоциации европейских исследований РАН, сформулировал критерии, при отсутствии которых партнерство остается пустой фразой. В их числе: «приверженность одним и тем же основополагающим ценностям и принципам, подтвержденная повседневной практической деятельностью государства и общества в целом; наличие общих долговременных интересов и целей, реализуемых посредством широкого и разностороннего сотрудничества; высокая степень взаимного доверия. В результате, можно сделать вывод, что «партнерства и не было, его можно было назвать целью, лозунгом или фиговым листком, в зависимости от политических взглядов и предпочтений того, кто оценивает состояние отношений».

Так, французский эксперт Ф. Лефор полагает, что именно недостаток коммуникации привел к деформированному восприятию друг друга, появлению взаимного непонимания и все более глубоких «недоразумений», в очередной раз доказывая тезис неоклассических реалистов о воздействии восприятия на внешнюю политику сторон.

По мнению В. Чернеги, консультанта Совета Европы, «недостаток коммуникации, неадекватное восприятие, несомненно, негативно сказались на отношениях в геoполитической сфере, но, конечно, не были пеpвопpичиной нынешней кoнфрoнтации». В то же время они усугубляли «недоразумения», порожденные разнонаправленностью общественного развития в России и в странах Запада после 1991 года. Все вместе, геополитическое соперничество, упомянутые «недоразумения» и недостаток коммуникации, создало кумулятивный эффект.

Как и почти 20 лет назад, мы сталкиваемся с главной причиной затянувшегося кризиса в отношениях Россия-ЕС, которая заключается в разном видении и понимании сторон совместного развития, а также в восприятии друг друга.

Украинский конфликт обусловил переход России и ЕС к отношениям «на ножах». Негативная риторика характерна для обеих сторон: вслед за представлениями России как государства с постимперскими амбициями, действия которого входят в полное несоответствие с положениями либерализма, последовали обвинения в сочетании с последовательными шагами по использованию всего спектра российских ресурсов с целью противостоять влиянию Европы на Украине. Россия отказывается от намерений занять собственную нишу в однополярной европоцентричной Европе. Воплощение идей евразийства в реальности представляется как инструмент соперничества с Западом и Европейским союзом. Жесткость ответной реакции со стороны России в ответ на падение режима Януковича объясняется ключевой ролью Украины, которую она представляла для будущего евразийского проекта.

На сегодняшний день в европейских политических кругах появляется идея о необходимости принятия новой долгосрочной Стратегии в отношении России. Заняв пост Председателя Европейского совет с декабря 2014 г., Д. Туск принимается за продвижение этой идеи. «Нам нужен план на годы вперед….. мы настроен о не столько оптимистично, сколько реалистично», -заявил Туск, - «Наша стратегическая проблема - не Украина, а Россия».

Подобная риторика позволяет осознать, что новая стратегия ЕС в отношении России в случае ее принятия, будет направлена не на прагматическое сотрудничество, как это было ранее, а на сдерживание России как главной угрозы для Европейского союза. Несмотря на негативную риторику, в любом случае необходим конструктивный диалог.

Нынешний этап, когда в Европе уже нет такой сплоченности в выработке политики в отношении России, увеличивает вероятность для выстраивания нового фундамента для сотрудничества.

Во-первых, необходимо как можно скорее достигнуть компромисса по украинской проблеме. С точки зрения Realpolitik даже «замораживание» конфликта в его нынешнем виде представляется меньшим злом, позволяющим не только прекратить гибель людей, но также если не устранить, то существенно ослабить угрозу «большой войны». Вместе с тем «замороженный конфликт» дает возможность постепенно перейти от конфронтации к восстановлению сотрудничества. По мнению В. Чернеги, консультанта Совета Европы в Европейском союзе всегда «было понимание, что без России невозможно обеспечить безопасность на континенте».

Ключевым вопросом во взаимоотношениях ЕС и России остается вопрос модернизации институтов взаимодействия. Институциональная база, выстроенная в 90х гг., в большей своей степени устарела и не отвечает современным реалиям. Обнадеживающее видение первого десятилетия в конечном итоге привели к полному отчаянию без шанса на существовавшую утопию во взаимоотношениях. Украинский кризис выявил конкретные ограничения и фундаментальные проблемы прежних институциональных взаимоотношений, призванных обеспечить прочную систему безопасности на многие годы. Существующие институты, включая и ОБСЕ как предполагаемую площадку для совместных переговоров о европейской безопасности, оказались неспособными выстроить мост между двумя сторонами и достичь успеха в попытках достигнуть совместного решения относительно кризиса. Тем не менее, они сыграли свою роль в предании огласке и обсуждению разногласий между сторонами, а также обеспечили возможность согласованной реакции Запада на вызовы со стороны России. Другими словами, их роль становилась все более важной в ходе украинского кризиса, однако носила ли она положительный либо отрицательный характер, многие аналитики не осмеливаются судить. Со временем возможно эти же институты смогут обеспечить выход из сложившейся ситуации и задать курс на восстановление отношений. В свою очередь, это может привести к изменению ключевых принципов, на которых основывалась система европейской безопасности после Холодной войны.

Заключение