Афганистан в системе международных отношений

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Актуальность темы. Афганистан представляет собой один из наиболее специфических и сложных для понимания происходящих там процессов регионов в зоне так называемой Евразийской дуги нестабильности, актуальность проблематики которого находится на повестке дня не только России, но и всего международного сообщества. Внимание к Афганистану обусловлено целым комплексом как объективных, так и сгенерированных, сугубо политических аспектов, о которых речь пойдёт ниже. Также следует констатировать то, что, несмотря на огромное количество обсуждений афганской проблематики на самых высоких уровнях, в настоящее время ни один актор мирового сообщества не знает, как обеспечить безопасность внутри самого региона, а также гарантировать её для других стран.

Актуальность проблемы исследования обусловлена тем, что динамика развития международных отношений, определение расстановки региональных сил в современной мировой политике требует анализа и оценки геополитической, экономической, цивилизационной ситуации. В наибольшей степени это затрагивает геополитическое пространство «исламского мира», одним из стратегических центров которого является Афганистан. Он находится в центре внимания интересов многих ведущих держав современности. международный региональный политика афганистан

В последние годы Исламская Республика Афганистан (ИРА) стала представлять собой одну из наиболее проблемных стран мира, с территории которой исходят такие угрозы как терроризм и наркотрафик.

Ввод войск стран НАТО в 2001 году в Афганистан не смог решить поставленные задачи по уничтожению террористической организации «Аль-Каида» и движения «Талибан», но в то же время дал толчок увеличению производства наркотиков с последующим его распространением в Россию, страны Европы и другие государства мира.

Исследование современной внешней политики Афганистана особенно актуально в свете приближающихся событий, таких как: полный или частичный вывод из Исламской Республики Афганистан коалиционных сил во главе с США в 2014 году; формирование новой правящей политической элиты страны. Перспективы прихода к власти умеренно- или даже радикально настроенных исламистов заставляют внешнеполитических акторов, заинтересованных в стабильности в регионе Ближнего и Среднего Востока, более тщательно подходить к вопросам взаимодействия на международном уровне. Набирает силы религиозный фактор во внешнеполитической деятельности, о чем свидетельствует развитие ситуации в ряде стран Ближнего и Среднего Востока. Вышеуказанное в полной мере свидетельствует об актуальности темы данного исследования.

Объектом исследования является внешнеполитическая деятельность Исламской Республики Афганистан на современном этапе.

Предметом исследования выступают основы, механизмы и современные направления внешней политики Афганистана.

Цель настоящего исследования - определить роль и место Афганистана в современном мире, а также перспективы развития внешней политики Исламской Республики Афганистан.

Достижение поставленной цели предполагает постановку и решение следующих задач:

· выявить ключевых акторов в Афганистане;

· раскрыть политику США в Афганистане в контексте трансформации региональной системы баланса сил;

· определить основные направления внешней политики Афганистана;

· изучить проблема Афганистана в контексте геополитики.

Степень научной разработанности проблемы. В интересах всестороннего освещения избранной темы мы использовали широкую источниковую базу. Прежде всего, нормативно правовые акты , монографии , материалы периодических изданий .

Методологические и теоретические основы исследования составляют выводы работ по проблемам геополитики, международных отношений, философии истории, правоведения и политологии.

Научно-практическая значимость работы выражается в том, что полученные результаты можно использовать для системного изучения влияния инструментов второго канала дипломатии, а также религиозного фактора на современную внешнеполитическую деятельность. Теоретические выводы и положения, изложенные в курсовой работе, могут быть использованы при анализе механизмов выработки внешней политики КР с Афганистаном.

Результаты работы позволяют определить современное состояние политических процессов, протекающих в Афганистане, проанализировать и спрогнозировать дальнейшее развитие обстановки в регионе Центральной Азии, выявить способы борьбы с новыми возможными угрозами, а также их локализации в случае ухудшения ситуации

Методы исследования:

· Историко-сравнительный метод;

· Метод простого анализа;

· Дельфийский метод.

Структура работы. Данная курсовая работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.



Глава 1. Афганистан в центре геополитических центров

1.1 Ключевые акторы в Афганистане: расстановка сил

Настоящая глава не имеет целью приведение хронологии военных действий с указанием точной статистики жертв конфликтующий сторон, поскольку информация данного рода присутствует в огромном количествеоткрытых источников и, логично, является ангажированной. Рассмотрим лишь соотношение сил в текущий момент на территории Афганистана и попытаемся дать оценку происходящим процессам. Очень условно прямых участников нынешних действий можно разделить на три группы.

1) Военный контингент США и Союзников, более известный как ISAF или МССБ (International Security Assistance Force или Международные силы содействия безопасности) . Несомненное превосходство сил НАТО над боевиками состоит в обладании артиллерией и авиацией, которая позволяет осуществлять воздушные удары по ключевым пунктам инфраструктуры и местам дислокации противника. Несмотря на позиционирование деятельности военных как эффективной и успешной , де-факто она сводится лишь к возможности контроля территории Кабула и прилегающих районов, да и то при помощи местных полицейских. Присутствие войск не вызывает восторга и у местных жителей, поскольку афганцы традиционно не испытывают пиетета к интервентам; более того, негативное отношение неизбежно проецируется и на действующую власть, очевидно являющуюся иностранной марионеткой.

Также к серьёзному минусу ведения военных действий в регионе относится и так называемый «побочный ущерб», а говоря прямо, жертвы среди мирного населения. Весной 2009 года был опубликован доклад спецпредставителя генсека ООН по Афганистану Кая Эйде, который предупредил об опасности интенсификации боевых действий в Афганистане и увеличении числа жертв среди мирных граждан в связи с усилением военного контингента США . Данное выступление наделало много шуму, поскольку традиционно «побочный ущерб» приписывался действиям «Талибана», в докладе же МООНСА (мандат Миссии ООН по содействию Афганистану) содержалась информация о том, что 39% гибели мирных жителей происходит в результате операций сил возглавляемой США коалиции или правительственных войск . К слову, на недопустимо высокий уровень жертв среди мирного населения и неэффективную американскую политику в регионе обращал внимание и Стэнли Мак-Кристал, бывший (тогда действующий) командующий силами США и НАТО в Афганистане. После чего Барак Обама отправил генерала Мак-Кристала в отставку, а на его место был назначен Дэвид Петреус, тут же заявивший, что чувствует «моральное обязательство применять все имеющиеся в наличии средства» для защиты американских и афганских войск.

2) Действующая власть Афганистана, речь идёт непосредственно о президенте и его окружении. Логически Хамида Карзая можно отнести к первой группе участников, поскольку не является секретом ни факт его прихода к власти; ни результат признания итогов выборов международным сообществом, раз за разом проходящих с огромным количеством нарушений; ни то, что создавая целое ведомство по борьбе с коррупцией , США «закрыли глаза» на причастность к героиновому трафику и разворовыванию международных денег семьи Карзая . Президент Афганистана является, по сути, конъюнктурщиком: когда выгодно, он «дружит» с США и НАТО, когда они выражают своё недовольство проводимой им политикой или выдвигают условия, которые его не устраивают, он демонстративно переориентируется на сотрудничество с Россией. Также он не может совсем не считаться с общественным мнением внутри самого Афганистана и сопредельных государств, а потому у некоторых наблюдателей международных процессов порой складывается мнение, что Карзай осуществляет самостоятельную независимую политическую линию, хотя часто меры эти вынужденные. В качестве примера можно привести то, как президент проводил серию переговоров с представителями афганской оппозиции и даже лоббировал необходимость коммуникации с «Талибаном» на самом высоком уровне, вплоть до вычёркивания руководителей движения из так называемых чёрных списков ООН.

Видимо, кому-то очень выгодно акцентированное «простраивание» и позиционирование политики действующего президента Афганистана таким образом, чтобы сохранялась тотальная иллюзия его инициативы в вопросах необходимости проведения переговоров и интенсификации контактов с оппозицией для достижения мирного урегулирования в регионе. Из наиболее известных инициатив Карзая, озвученной на конференции в Лондоне по ситуации в Афганистане, участниками которой являлось более 60 стран, стало принятие решения о создании реинтеграционного фонда для трудоустройства талибов взамен на отказ от войны . По итогам конференции, британский премьер Гордон Браун пообещал создать фонд объемом в несколько сот миллионов долларов . Деньги планируется пустить «на создание рабочих мест в Афганистане для талибов, которые согласятся сложить оружие, порвать с международной террористической сетью «Аль-Каида» и вернуться к мирной жизни» . Ещё одним итогом лондонской конференции можно считать выработку плана новой тренировочной программы для 12 тысяч афганских чиновников. Хамид Карзай при этом уточнил, что силам безопасности страны потребуется помощь Запада в течение следующих 15 лет, и лишь затем Афганистан сможет самостоятельно поддерживать стабильную обстановку без посторонней помощи.

3) Боевики. Как известно, США видят одной из ключевых целей своей войны свержение режима талибов и освобождение территории Афганистана от их влияния. Напомним, что войска НАТО были введены ещё в октябре 2001 г. , но деятельность боевиков не только не пресечена, напротив, в последнее время опять наметился перелом в пользу талибов. США предпочитают демонизировать врага, но никак не пытаться разобраться в причинах эффективности его действий; между тем, сделать это стоит хотя бы для того, чтобы понять всю утопичность планов о выводе войск коалиции к 2011 г.

Во-первых, объективная сложность ведения военных действий с талибами заключается в самом характере партизанской войны: горный ландшафт позволяет им рассредоточиваться и укрывать целые лагеря, что затрудняет их отслеживание и ликвидацию.

Во-вторых, до сих пор нет чёткого представления и о каналах финансирования деятельности организаций боевиков, что опять-таки не позволяет предпринять меры для купирования инвестиций на ведение войны. Экспертное сообщество полагает, что помимо доходов от продажи наркотиков, «Талибан» также получает поддержку от представителей многих стран и организаций. В зависимости от страны-спикера, транслирующей данный тезис, варианты спонсоров варьировались от логичных ОАЭ, Пакистана и Саудовской Аравии до самих же США, ведение бесконечной войны для которых экономически выгодно.

И наконец, важнейшим условием эффективности действий «Талибана» является поддержка большого количества местного населения, так как, возникнув ещё в 1994 г., движение стало единственной военной и политической силой, которая навела порядок в охваченной гражданской войной стране. Талибы не только прекратили распри полевых командиров, но и предложили конкретную идеологию, основанную на патриархальных ценностях, дословном соблюдении заповедей пророка Мухаммеда, противопоставили себя шиитам. И афганцы, будучи глубоко религиозными и консервативными, поддержали тогда и поддерживают сейчас столь радикальное исламское течение в несопоставимо большей степени, чем западные демократические ценности. И очевидность именно этого пункта старательнее других игнорируется как властью Афганистана, так и США.



1.2 Политика США в Афганистане в контексте трансформации региональной системы баланса сил

Политическая суть афганской проблемы в контексте внешней политики США и международных отношений в целом выходит далеко за рамки частных вопросов о форме возможного присутствия стран международной коалиции в Афганистане после вывода ее основных сил в 2014 г. или о влиянии политических процессов в этой стране на соседние страны.

Главную проблему исследования можно сформулировать следующим образом: основные векторы политики США, проводимой в отношении Афганистана сегодня, и факторы, оказывающие на них основное влияние. Для разрешения этой проблемы используется метод системного анализа международных отношений, разработанный российской школой международных исследований, а также метод политэкономического анализа международных отношений, разработанный Р. Гилпином. Основная гипотеза исследования заключается в том, что Афганистан как государство является частью региональной системы баланса сил на стыке Ближнего и Среднего Востока и Южной Азии и в контексте реструктуризации этой системы, на которую вынуждены реагировать Соединенные Штаты Америки, представляет собой один из важнейших факторов этого процесса.

Политические предпосылки афганской кампании 2001 г.

Политическим предпосылкам вторжения войск международной коалиции, главным образом США, в Афганистан посвящен огромный пласт исследовательской, мемуарной и публицистической.

Главной предпосылкой и причиной афганской кампании в этой литературе признается теракт 11 сентября 2001 г., совершенный в Нью-Йорке террористами радикального исламистского движения Аль-Каида, что не может считаться удовлетворительным объяснением, поскольку мотив возмездия делает политическую составляющую военной операции длиной в тринадцать лет попросту непознаваемой.

Если обратиться к международной ситуации вокруг Афганистана накануне 2001 г., то фактором, определившим значимость этой страны для региона, является приход к власти движения Талибан. Сложившаяся в 1996 г. вокруг этого события международная политическая ситуация имела следующие особенности.

Во-первых, противостояние между талибами, контролировавшими основную территорию страны, и оппозиционным Северным альянсом обусловило разделение внешних по отношению к Афганистану игроков. Пакистан, Саудовская Аравия, Туркмения налаживали связи с талибами, Индия, Иран, Россия, Таджикистан, Узбекистан делали ставку на альянс.

Во-вторых, в этой ситуации оставалась неясной позиция Китая. С одной стороны, в Пекине работало представительство оппозиционных талибам афганских сил, с другой стороны, китайцы воспринимали Талибан в контексте проблемы уйгурского сепаратизма в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР и поэтому пытались установить как минимум неформальные контакты с новой властью в Кабуле.

В-третьих, контролирование талибами большей части Афганистана усугубило политическую неопределенность в регионе, где оставались неразрешенными проблемы пакистано-индийских и китайско-индийских отношений и где происходило усиление политического и военного влияния Ирана.

В-четвертых, США оказались на второстепенной роли в этой сложной региональной ситуации, их попытки установить контакты с талибами не увенчались успехом, а оставшаяся на территории Северного альянса инфраструктура ЦРУ не позволяла влиять на ситуацию.

Исходя из сказанного, в качестве главных политических предпосылок начала Соединенными Штатами и их союзниками по НАТО афганской военной кампании в 2001 г. можно считать необходимость перехвата политической инициативы в делах региона и необходимость внесения большей определенности и предсказуемости в региональную политическую ситуацию. Мотив возмездия после терактов 11 сентября 2001 г. сыграл роль casus belli.

Результаты «воссоздания государства» в Афганистане.

Спустя тринадцать лет с начала военной кампании, когда войсковые контингенты стран Североатлантического альянса завершили свою миссию в Афганистане, внешнему наблюдателю необходимо ответить на вопрос: достигнуты ли политические цели кампании? Ответ на него будет утвердительным с некоторыми оговорками.

В регионе, включающем в себя Средний Восток, Южную Азию и Центральную Азию, Со- единенные Штаты укрепили свои политические позиции. Сегодня там нет ни одного серьезного политического или экономического процесса, который бы происходил без участия американской стороны. Однако такой констатации явно недостаточно для понимания сложившегося положения дел.

Политический феномен Аль-Каиды еще нуждается в полноценном исследовании, но в дан- ной статье вполне адекватным будет его определение как неструктурированного конгломерата радикальных исламских (суннитских) политических сил, находящихся за пределами современной системы международных отношений. Правда, это не значит, что системные игроки и Аль-Каида никак не взаимодействуют. Тем не менее Аль-Каида сегодня представляет собой маргинальную политическую силу в Афганистане и регионе в целом. Американская сторона оценивает макси- мальную численность этого движения в несколько сотен человек, что не позволяет говорить о нем как о серьезном претенденте на власть в тридцатимиллионной стране. Его участники сосредоточены в восточных провинциях Нангархар, Кунар и Нуристан. При этом Нангархар и Кунар относятся к наиболее бедным про- винциям Афганистана, имея по данным Всемирного банка соответственно 60 и 62% населения за чертой бедности. Нуристан, являясь не столь бедным регионом (25% населения проживает за чертой бедности), остается самой малочисленной провинцией Афганистана (чуть более 140 тыс. человек). К тому же Нуристан наряду с Кунаром находится в стороне от основных транспортных маршрутов.

Таким образом, малочисленные боевые группы так называемой Аль-Каиды локализованы на востоке страны и их существование обусловлено радикальной политической реакцией части населения вследствие бедности и крайней ограниченности социально-экономических перспектив. К тому же за симпатии радикально настроенной части населения Аль-Каиде приходится бороться с гораздо более многочисленным Талибаном.

Конфликтный характер ситуации в южных провинциях определяется еще и тем, что их с запада на восток пересекает дорога, служащая одним из важнейших транзитных афганских маршрутов. Контроль над этой дорогой - задача любой власти в Кабуле, равно как и производителей опиумного мака. С другой стороны, для талибов на юге Афганистана и населения, производящего опиумный мак, это задача сохранения нынешних позиций. Следовательно, сегодняшний афганский Талибан социально-политически, идеологически и территориально фрагментирован (есть также и пакистанский Талибан, но его рассмотрение здесь не входит в наши задачи). Речь идет как минимум о двух фракциях: восточной, опирающейся на бедное и радикально настроенное население и конкурирующей с другими местными радикальными движениями, и южной, опирающейся на крестьян, стремящихся сохранить нынешний уровень социально-экономической стабильности и вряд ли готовых рисковать этой стабильностью ради захвата власти в Кабуле.

И, хотя политическая обстановка в Афганистане остается крайне сложной, говорить об угрозе повторного захвата власти талибами вряд ли следует. Более того, продолжающийся процесс разложения племенной организации этноса пуштунов, составляющего фундамент Талибана и других исламистских радикальных течений, разрушает основу того племенного копромисса, который позволил талибам захватить власть в стране в 1996 г. Неразрешенной остается проблема трансграничного характера указанных радикальных движений, проблема их нахождения в северо-западной части Пакистана.

Однако и в Пакистане они опираются на бедные радикально настроенные слои населения и испытывают все те же трудности, связанные с фрагментацией самих движений и процессом разложения племенного строя пуштунов. Что касается вопроса о связи этих движений с пакистанскими спецслужбами, то для ответа на него важно учитывать эволюцию расклада сил в регионе в последние два десятилетия.

Об уменьшении политической роли Талибана говорит и закрытие представительства движения в Дохе летом 2013 г. К тому же на фоне усиления позиций исламских радикалов в соседнем регионе Ближнего Востока вследствие событий «Арабской весны» и гражданской войны в Сирии политическая повестка талибов приобрела сугубо локальный характер, перестав быть актуальной для суннитского мира в целом.

Другими словами, Талибан маргинализовался не только внутри Афганистана, но и в контексте региональной системы международных отношений. Безусловно, это является следствием многолетней военной кампании Соединенных Штатов и их союзников по НАТО в Афганистане.

Прежде всего необходимо обратить внимание на очередной цикл выборов афганского президента и рассматривать его сквозь призму этноплеменного консенсуса, на котором базируется политическая система современного Афганистана. Хамид Карзай оба свои президентских срока занимался достижением и поддержанием такого консенсуса, основу которого составляют пуштунское большинство и узбекское и хазарейское меньшинства.

Выборная кампания 2014 г. продемонстрировала, что, во-первых, такая система вполне стабильна и, во-вторых, в сегодняшнем Афганистане появились два устойчивых вектора развития данной системы. Первый вектор представляет пуштун Ашраф Гани Ахмадзай, который, идя на президентские выборы, олицетворял вместе со своей командой указанный межплеменной консенсус (возможно, на данном этапе правильнее вести речь лишь об устойчивом компромиссе).

Узбекское меньшинство представлял генерал Абдул Рашид Дустум, а хазарейское меньшинство - Сарвар Даниш. Другой кандидат на пост президента, Абдулла Абдулла, поддерживал идею межплеменного компромисса благодаря своему таджикско-пуштунскому происхождению. В целом этот вектор можно охарактеризовать как консервативный, поскольку он основывается на преемственности курса Хамида Карзая. Данный вывод подтверждается и тем, что оба кандидата вышли во второй тур, а затем на протяжении нескольких месяцев оспаривали друг у друга победу, итогом чего стала победа А.Г. Ахмадзая и пост премьер-министра у А. Абдуллы. Второй вектор представлял пуштун Абдул Расул Сайяф, который предложил вариант межэтнического и межплеменного консенсуса, основанного на общем исламском идеологическом базисе.

Важно, что препятствия для этого процесса заключены не во внесистемных по отношению к существующей политической системе страны силах, как движение Талибан и его аналоги, а внутри этой системы. Речь идет о том, насколько новые власти будут способны поддерживать и развивать наметившийся консенсус, насколько они будут способны создать условия для повышения уровня жизни в восточных провинциях, интегрировать их граждан в легальный политический процесс, создать условия для развития легальной экономики в южных провинциях.

Стратегия Вашингтона в решении афганского вопроса после 2014 г. Создание США системы сотрудничества с Афганистаном после 2014 г. происходит в контексте описанного политического развития Афганистана, а также в контексте формирования региональной системы баланса сил. В связи с этим интересны два документа: американо-афганское соглашение о стратегическом партнерстве, заключенное в 2012 г., и двустороннее соглашение о безопасности, подписанное в сентябре 2014 г. Очевидно, что главной целью Вашингтона является воссоздание транзитных маршрутов на территории Афганистана, что позволит создать прочную основу для развития легальной афганской экономики и для стабильного существования государства. В свою очередь, без стабильного государства полноценное функционирование транзитных путей невозможно.

В условиях относительной слабости институциональных сдержек и противовесов в политической системе, основанной на этноплеменном консенсусе, афганская армия и полиция нуждаются в ином механизме контроля своей деятельности. И такой механизм де-факто пытаются реализовать американцы в рамках двустороннего соглашения о безопасности. Речь идет о том, что после вывода войск НАТО в декабре 2014 г. США сохраняют в Афганистане персонал для дальнейшей тренировки афганских силовиков, а также контингент численностью до 10 тыс. человек для проведения специальных операций и право пользования военной инфраструктурой страны.

Таким образом, заключение двустороннего соглашения о безопасности для Вашингтона является инструментом, гарантирующим сохранение достигнутых результатов в деле воссоздания государства и обеспечивающим дальнейшее движение по этому пути. Для Афганистана это соглашение предусматривает механизм, вписанный в политическую систему государства. Высокую внутриполитическую значимость данного соглашения характеризует и тот факт, что его подписание, предполагавшееся еще в последние месяцы правления Хамида Карзая, в итоге оказалось возможным лишь после окончательного избрания нового президента.

Для афганских властей политическим приоритетом является укрепление этноплеменного консенсуса, для американцев политическим приоритетом является устойчивость политической системы Афганистана, особенно в свете того что с афганскими силами безопасности, объективно превратившимися в важный политический институт, необходимо сохранять высокую степень взаимодействия. Вместе с тем изначальная цель Вашингтона, определенная к моменту вторжения в Афганистан в 2001 г. и обозначенная в начале данной статьи, получила свое развитие. Американцы сего- дня, несомненно, играют одну из ключевых ролей в регионе, и теперь им необходимо как минимум поддерживать наметившуюся систему баланса сил, а как максимум - влиять на вектор ее развития.

Но если Индия сегодня объективно представляет один из кросс региональных центров силы, то экономические и политические возможности Афганистана позволяют ему стать «медиатором» региональных экономических и политических интересов Индии, Пакистана, Ирана, Китая и Саудовской Аравии и обеспечить участие США в их «регулировании». Проблемой, требующей дальнейшего изучения, является динамика международного использования восстанавливаемой транспортной системы Афганистана. В 2013 г. Всемирная торговая организация смогла подсчитать афганский экспорт транспортных услуг только за 2010 г., и он составил порядка 224 млн. долларов, или 7,3 % от общего экспорта услуг этой страны, на фоне импорта транспортных услуг на сумму порядка 530 млн долларов. Поскольку сегодня других данных об этом нет, как нет данных об афганском реэкспорте товаров, трудно сделать вывод о том, какова реальная экономическая роль Афганистана как регионального сухопутного транспортного перекрестка. Соответственно, мы можем лишь предполагать, что развитие этой функции происходит.

Таким образом, для Вашингтона в период после 2014 г. ключевыми задачами в Афганистане являются сохранение политических рычагов воздействия на афганские силы безопасности как важный институт политического и экономического порядка, а также содействие расширению транзитного потенциала и диверсификации его внешней торговли.

Контуры региональной системы баланса сил

Пониманию политики США в Афганистане будет способствовать комплексное исследование региональных политических процессов, в которые вовлечен Афганистан и на которые он оказывает влияние. Оно поможет определить не только прямые следствия усилий Вашингтона и его союзников в решении афганского вопроса, но и неизбежное их влияние на американскую внешнеполитическую повестку на Ближнем и Среднем Востоке и в Южной Азии в целом.

В рамках данной статьи правильным представляется обращение к наиболее явным, подтверждающимся фактами тенденциям в международном процессе вокруг Афганистана. В качестве системной тенденции следует выделить включение Китая в процесс укрепления региональных позиций Афганистана. В 2007 г. китайские горно-металлургические компании «Metallurgical Corporation of China» и «Jiangxi Copper Corporation» выиграли тендер на разработку медного месторождения в Логаре, причем одним из условий победы стало обязательство инвестирования в инфраструктуру этой одной из беднейших провинций. В 2011 г. китайская государственная нефтяная компания «China National Petroleum Corporation» начала освоение нефтеносных районов на северо-западе Афганистана вместе с афганской компанией «Watan Oil & Gas».

Все это вкупе со стратегией «нового шелкового пути», реализуемой Китаем в Центральной Азии и на Среднем Востоке в связи с необходимостью связать индустриализируемый китайский Синьцзян-Уйгурский автономный район с рынками сбыта, выводит устойчивость и безопасность Афганистана в разряд китайских долгосрочных интересов. Фактически американские и китайские интересы локально совпадают, что уже находит понимание в Вашингтоне. Другой системной тенденцией является усиление политической конкуренции США и их союзников с Китаем в макрорегионах Тихого и Индийского океанов. В связи с этим стоит указать на «треугольник» Япония-Индия-Австралия, объединяющий промышленные страны этих макрорегионов, озабоченные экономическим и политическим усилением КНР.

В то же время все три страны, особенно Япония и в несколько меньшей степени Австралия и Индия, входят в число ключевых государств, содействующих восстановлению Афганистана. Проявление указанных двух системных тенденций определяет и долгосрочный характер участия Америки в делах Афганистана - роль арбитра интересов промышленных держав региона, связанных с рынками сбыта, рынками ресурсов, а также с континентальными транспортными коридорами. В афганском вопросе также значимыми являются политические процессы в исламском мире в целом. В первую очередь следует говорить о политических противоречиях суннитской и шиитской ветвей, которые поддерживаются соответственно Саудовской Аравией и Ираном. Интересы этих государств пересекаются как в Афганистане, так и в Пакистане.

И так, при написании первой главы можно прийти к следующему выводу:

Политика, проводимая США в отношении Афганистана, изначально определялась необходимостью восстановить их участие в делах региона. Главным итогом военной кампании НАТО в Афганистане стала политическая маргинализация Талибана и других радикальных исламистских течений. Политическое будущее Афганистана зависит от того, насколько его власть будет способна поддерживать и развивать наметившийся этноплеменной консенсус, создавать условия для повышения уровня жизни в восточных провинциях, интегрировать их граждан в легальный политический процесс и создать легальную экономику в южных провинциях. Непосредственно для Вашингтона после 2014 г. ключевыми задачами в Афганистане являются сохранение политических рычагов воздействия на афганские силы безопасности как важный институт политического и экономического порядка, а также содействие расширению транзитного потенциала и диверсификации внешней торговли.

В региональном контексте для американцев наиболее закономерной представляется роль арбитра интересов промышленных держав региона, связанных с рынками сбыта, рынками ресурсов, а также с континентальными транспортными коридорами.



Глава 2. Афганистан в современном системе международных отношений

2.1 Основные направления внешней политики Афганистана

Говорить о существовании исламского мира, как консолидированного актора мировой политики сложно, поскольку он существует, скорее, как некий виртуальный проект. Ситуация модифицируется, если принять во внимание существование негосударственных субъектов исламского мира, таких как неправительственные транснациональные исламские движения, исламские этнические общины внутри государства. Исламский мир на международном уровне - не проект, а реальность. Следовательно, в условиях пограничного перехода от индустриального к постиндустриальному обществу в исламских странах все большую силу во внешней политике начинает играть именно политический ислам.

Межгосударственные и межэтнические противоречия и конфликты на религиозной почве являются одним из проявлений религии в сфере политики. В истории неоднократно можно было видеть политические процессы, происходящие под религиозными лозунгами, и религиозные процессы, имеющие политическое значение. Поэтому, прежде всего, нужно учитывать конкретное содержание политических религиозных сюжетов и идей, как и религиозное формирование конкретных политических целей. Религиозные войны и конфликты были известны и в прошлые эпохи, но в ХХ-XXI вв. они приобрели масштабный, можно сказать, мировой характер, несмотря на научно-технический прогресс и глобализацию. Соединение религиозных и политических факторов находило и находит выражение в таких феноменах, как религиозные войны, религиозный пацифизм, в других явлениях религиозно-политической жизни3. Наблюдается также развитие религиозных организаций и их усиление на международной арене.

Религиозные организации имеют большие возможности влияния на формирование национального самосознания и его гуманизацию. Распространение идей религиозной и национальной толерантности, уважительного отношения к людям иной культуры, организация постоянного межвероисповедного диалога могут способствовать межэтнической интеграции, усилению чувства общности у граждан.

Не смотря на все усилия подобных организаций, конфликты и наиболее жестокие войны между государствами и внутри стран с участием религиозного фактора можно увидеть на примере Ирана и Ирака, Индии и Пакистана, Палестины и Израиля, республик бывшей Югославии.

По оценкам Pew Research, конец XX - начало XXI веков характеризуется глобальным исламским подъемом. В результате иммиграционных волн с Ближнего Востока, Северной Африки и Юго-Восточной Азии значительно увеличилась мусульманская диаспора во многих странах Запада, население которых исповедует другую религию. При этом претензии и требования мусульман носят все более агрессивный характер. Данное обстоятельство вызывает ответную реакцию со стороны представителей других религий, их сопротивление становится все более очевидным. Форму откровенного и воинствующего христианско-мусульманского противостояния оно приобретает в странах Африки. В США после 11 сентября 2001 года - новый подъем евангелистского фундаментализма и негативная реакция на ислам2. После сжигания Корана в Америке одним из пасторов - усиленная враждебность мусульман к Западу.

Как представляется, обострению религиозных разногласий могла способствовать происходящая в мире глобализация, в том числе благодаря развитию технологий, таких как связь, интернет. Общение людей, придерживающихся одинаковых взглядов, убеждений (не обязательно даже религиозных), становятся практически беспрепятственно по всем континентам. Это может служить благодатной почвой для взращивания подобных процессов.

Так, взаимодействие ислама и политики не ослабевает, интерес к этой проблеме возрастает, что во многом связано с событиями в Афганистане и на Ближнем Востоке в последние годы. По всей видимости, демографический рост в странах с населением, исповедующим ислам, подверженность в нынешних социально-экономических и политических условиях в мусульманском мире большинства населения религиозному влиянию вызывают глубокую озабоченность мировой общественности и сохранение исламофобских настроений1. В центральноазиатских странах увеличивается число приверженцев радикального ислама. По всему миру растет количество новообращенных в эту религию. Соответственно, внутренняя и внешняя политика каждой страны строится с учетом экономической, социальной, демографической составляющих, в том числе важной является и религиозная компонента. Поэтому и противостоять конфликтам на религиозной почве можно только общим стремлением всех религий к поддержанию мира и согласия между собой.

Ситуация осложняется тем, что, по мнению международных экспертов (ООН), к 2050 году численность мусульман будет превышать количество людей, исповедующих христианство (в настоящее время самая крупная мировая религия по численности последователей). Так, предполагается, что в Центральной Азии количество мусульман вырастет более чем на 20 процентов, а на территории от Турции до Пакистана число населения, исповедующего ислам, будет около 302 млн. человек.

2.2 Проблема Афганистана в контексте геополитики

В геополитических планах многих государств мира Афганистану отводится чрезвычайно важное место.

Страна превратилась в основного поставщика героина в глобальном масштабе, потому что 92% героина в мире имеет афганское происхождение.

Другая широко обсуждаемая проблема - это терроризм.

Несомненно, и наркоугроза и терроризм- все это весьма серьезно. Но не они сегодня составляют главную суть происходящих в Афганистане и вокруг него событий с геополитической точки зрения. Не они сегодня представляют и главную опасность для России и государств Центральной Азии.

Для того чтобы нормализовать ситуацию в Афганистане и вокруг него, необходимо понять истоки существующих проблем, масштабы вызовов и угроз для региона и мира в целом.

По мнению экспертов из многих государств мира, и терроризм, и тесно связанная с ним наркоугроза, источниками которых стала территория Афганистана, и о которых говорят на всех международных площадках, на самом деле являются лишь отвлекающими маневрами, которые спланированы геополитиками из США и других западных стран, чтобы скрытно реализовать геополитические стратегии по установлению мирового господства влиятельных этнических финансово-промышленных групп, представляющих и защищающих интересы как крупнейших транснациональных корпораций и мировых финансовых институтов в целом, так и свои собственные.

Только с учетом такого широкого геополитического контекста можно приблизиться к целостному пониманию афганской проблемы и найти подходы к ее решению в интересах стран региона Центральной Азии и их союзников.

Вся прежняя и текущая стратегия внешней политики США нацелена в основном на установление глобального контроля над энергоносителями и маршрутами их транспортировки, контроля со стороны Большой Четверки американских или связанных с США частных нефтяных компаний-гигантов - ChevronTexaco, ExxonMobil, BP, Royal Dutch Shell и некоторых других.

Прежде всего, она была направлена на контроль над теми регионами мира, где сконцентрированы основные месторождения нефти, природного газа и других минеральных ресурсов планеты. Этот контроль двигался в тандеме с растущей заявкой США на абсолютное военное превосходство над главной потенциальной угрозой своим глобальным амбициям - Россией.

Возможно, Р. Чейни, бывший вице-президент США, бывший руководитель президентской администрации, был поставлен для реализации планов по достижению мирового господства через глобальный контроль над энергетическими ресурсами, для сплетения американской военной и энергетической политики в связную стратегию доминирования. Он руководил военными операциями США в Панаме и в Персидском заливе, под его руководством проводилось первое значительное сокращение вооруженных сил США после окончания "холодной войны". Бывший глава правления компании Halliburton. Убежденный консерватор и сторонник проводившейся администрацией 43-го президента США Джорджа Буша "войны с террором". «Ястреб» по убеждениям.

Именно в этой работе была сформулирована проблема переорганизации государственных ведомств США в контексте стоящих перед Вашингтоном региональных внешнеполитических задач: «Географическое перераспределение внутри некоторых институтов США препятствует возникновению зоны «Большой Центральной Азии», ядром которой является Афганистан.

Так, в частности, в Министерстве обороны и в Государственном департаменте пять бывших российских республик Центральной Азии сгруппированы вместе с Россией под названием Евразия, в то время как Афганистан находился в отделе Южная Азия.

Такое распределение делало практически невозможным для правительственных институтов США осознание многочисленных общих интересов государств БЦА, и, более того, оно не позволяло делать анализ наиболее выгодных отношений между странами БЦА и их региональными соседями».

Анализ показывает, что суть предлагаемого Старром «Партнёрства по сотрудничеству и развитию Большой Центральной Азии» (ПБЦА) сводится к объединению под управлением США государств Средней и Южной Азии без участия России, Китая и Ирана.

Создание ПБЦА, по мнению западных стратегов, позволит Соединённым Штатам не только окончательно закрепиться в Центральной Азии, но и превратить регион в свой протекторат, а Афганистан - в плацдарм, в стратегически важную систему складов, аэродромов и военных баз.

Под предлогом разрешения спровоцированного Западом в Афганистане конфликта на его территории размещены американские и натовские военные базы (Кабул, Кандагар, Герат, Шинданд, Баграм), созданы базы и в Средней Азии.

В результате антитеррористической операции в Афганистане, вместо ликвидации террористических баз, был создан стратегический плацдарм из системы своих собственных баз.

Военно-организационные машины США и НАТО получили уникальную возможность из одной «точки» контролировать Россию, Китай и Иран, а при необходимости, использовать логистику своего присутствия для возможных боевых действий, в том числе, и за пределами Афганистана, в ближайшей перспективе, вероятнее всего, для готовящейся затяжной войны (“Long War”) против Ирана.

Таким образом, США и НАТО геостратегически закрепились в Центральной Евразии, которую Збигнев Бжезинский еще десять лет назад прямо назвал «главным геополитическим призом для Америки».

Бывшая во времена «холодной войны» передним краем, Европа в настоящее время постепенно превращается в «тыл» американской политики. Её «фронт» в настоящее время смещается в глубину Азии, куда сегодня, с очевидностью, переместился и мировой центр геополитической напряжённости.

Сегодня уже очевидно, что под предлогом борьбы с терроризмом в Центральной Азии США и НАТО в Афганистане решают следующие задачи:

- контролировать Россию, Китай и Иран;

- не допустить реинтеграции стран СНГ;

-обеспечить контроль над энергетическими ресурсами и выгодными для их транспортировки коммуникациями в Кавказско-Каспийском и Центрально-Азиатском регионах;

- обеспечить себе стратегическое присутствие в глубоком тылу КНР;

- взять под контроль «непокорный» Иран;

-иметь возможность спровоцировать региональный конфликт, способный стать предлогом для начала глобальных военных акций.

Следует отметить, что действия США по закреплению в таком экономически перспективном, геополитически и геостратегически важном макрорегионе как Центральная Евразия органически вписываются в их концепцию так называемой глобализации и построения однополюсного мира.

Недавно Генеральный секретарь НАТО Схеффер подтвердил, что энергетическая безопасность - объект интересов НАТО и что альянс обязан внести «вклад в мировой энергодиалог». Схеффер обозначил и способы решения энергетических проблем участников альянса: «Мы повысим боеготовность нашего экспедиционного корпуса, оперативность наших военно-воздушных, сухопутных и морских сил. Будет существенно улучшена оснащенность нашей стратегической транспортной авиации. Для сил, размещенных на театре боевых действий, будут приобретаться новые, более совершенные системы, включая системы ракетной защиты».

В последнем варианте, как отмечают наблюдатели, помимо стремления овладеть богатейшими энергоресурсами Каспия и транспортными магистралями «Европа-Азия», США преследуют следующие цели: вывести страны ЦА из-под влияния России, изолировать Иран и подготовиться к будущему противостоянию с Китаем.

По мнению пакистанских экспертов (“Asia Tribune”, 29.03.09), ключ к закреплению в Центральной Азии США видят в установлении полного контроля над территориями Пакистана и Афганистана, что дает американским компаниям возможность более удобного выхода к торговым, энергетическим и иным коридорам, связывающим Центральную Азию с Аравийским морем и Индийским океаном.

Сюда же можно отнести и геополитическую борьбу с участием США, Китая, Индии и ряда других стран, связанную с реализацией проектов газопроводов «IРI» и «ТАР» по маршрутам «Иран-Пакистан-Индия» и «Туркменистан - Афганистан - Пакистан», а также конкурентную борьбу за пакистанский порт «Гвадар» и иранский портовый комплекс «Конарак» по соседству с иранской военно-морской базой Чабахар (иранская провинция Систан-Балуджистан). Правительства Пакистана, США и Китая уделяют большое внимание этому проекту, т.к. порт Гвадар является важной частью пакистанского стратегического проекта международного транспортного коридора Пакистан - Афганистан - республики Центральной Азии.

Пакистанский порт Гвадар и иранский Чабахар считаются воротами в Индийский океан и открытые международные воды для стран Центральной Азии, восточных районов России и западных районов Китая. Сегодня американцы хотят через свободные воды получить доступ к странам Центральной Азии. Поскольку Афганистан оккупирован силами США и они поддерживают тесные отношения в Пакистаном, порт Гвадар рассматривается как ворота, через которые американцы попадут в Азию. Новое отношение Запада к названному транзитному пути побуждает Китай и арабские государства Персидского залива к инвестированию проектов, связанных с портом Гвадар. В этих условиях Индия, с учетом ее глубоких противоречий с Пакистаном, объявляла о своих намерениях вкладывать капиталы в Чабахар.

Терроризм как способ ведения войны

С точки зрения понимания современной природы террористических угроз очевидно, что доминирование энергетической экспансии в организации мироустройства само по себе генерирует терроризм как способ решения проблемы энергетической и политической безопасности.

Следует подчеркнуть, что среди наиболее значимых факторов, формирующих сложный комплекс террористических угроз, следует выделить следующие:

1) активная фаза реализации США и их сателлитами стратегии дестабилизации;

2) устойчивая связь географии повышенной террористической активности с регионами добычи и транспортировки углеводородов;

3) акцент на проведение операций «ложного» или по новой терминологии «квази-терроризма», другими словами, использование «чужого флага» и проведение секретных или тайных операций за рубежом в виде «подставного» или «управляемого» терроризма;

4) качественная трансформация обычного - «реального» терроризма одиночек в международный терроризм, сделавшая его серьезным инструментом так называемой «защиты интересов» транснациональных формирований, коалиций государств, что привело его к «секретному принятию на вооружение» отдельных спецслужб, альянсов разведок, а также других субъектов международной политики.

В конечном итоге, терроризм стал одним из способов ведения новой формы войны, получившей название «иррегулярной» или «неконвенциональной» войны, когда реальные субъекты действуют опосредованно через различные частные военные и разведывательные компании, используют «втемную» международные организации, а также отдельных участников протестных движений и просто инакомыслящих, находящихся в оппозиции к действующей власти.

Свидетельством возможности развития геополитической ситуации в регионе по такому варианту могут быть следующие события.

В феврале 2009 г. власти США объявили о расширения своего военного присутствия в Афганистане. Президент Барак Обама распорядился отправить в Афганистан 17 тысяч военных дополнительно, неуклюже оправдывая принятие этого «тяжелого» решения, тем, что фактически он принял его ещё до окончания начатого пересмотра стратегии США на афганском направлении. В реальности стратегия не меняется, меняются лишь формы и методы реализации прежней стратегии США.

Во второй половине марта 2009 года демонстрационно резко активизировалась критика республиканцами внешней политики нынешней демократической администрации Б. Обамы. Так, бывший вице-президент Р.Чейни упрекал Обаму, что тот ставит США под угрозу новых терактов, практически угрожая повторением сценария терактов 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и Вашингтоне. Джон Болтон, бывший заместитель госсекретаря в администрации Буша и бывший постпред США в ООН также подверг критике политику администрации Обамы и главное - за попытку отхода от прежней стратегии администрации Буша.

Операция «Циклон» (англ. Operation Cyclone) -- кодовое название программы ЦРУ по вооружению афганских моджахедов во время Афганской войны (1979--1989 годы). «Циклон» являлась одной из самых длинных и якобы самых дорогостоящих секретных операций ЦРУ, финансирование программы началось с $20-30 миллионов в год и к 1987 году достигло уровня $630 миллионов в год.

Такие «мягкие» методы вовлечения в конфликты, пропагандируемые тем же Бжезинским, включают в себя, в частности, и организацию сухопутного транзита невоенных грузов НАТО через Россию в Афганистан, другие пропагандистские акции, призванные продемонстрировать «потепление» в российско-американских отношениях. Но все это, по мнению экспертов, следует расценивать как фальшивую демонстрацию «стремления к сотрудничеству» под фальшивым предлогом так называемой «глобальной борьбы с терроризмом», как попытку вовлечь Россию и её союзников в реализацию планов «геополитиков-атлантистов».

Всё это есть не что иное, как очередная попытка отвлечения внимания общественности, а также сил и средств государств на ложный объект, чтобы в очередной раз ослабить и окончательно раздробить своего главного геополитического конкурента в лице теперь уже не СССР, а России. А затем добиться конечной цели по установлению мировой гегемонии некоего «мирового правительства» из представителей крупнейших транснациональных корпораций и международных финансовых групп.

И так, при написании второй главы можно прийти к следующему выводу:

Внешняя политика Афганистана -- в её основу положены независимость, национальный суверенитет и территориальная целостность Афганистана. Остаётся в силе и традиционный принцип внешнеполитической деятельности -- активный и позитивный нейтралитет. Афганистан является членом ООН с 1946 года.

После свержения режима талибов международное сообщество согласилось оказать помощь в восстановлении экономики Афганистана и в других вопросах (ликвидация остатков терроризма, обеспечение безопасности, создание национальных вооружённых сил, борьба за эмансипацию женщин, борьба против наркобизнеса, безработицы и так далее). Такого рода широкомасштабное участие в афганских событиях не могло не сказаться на внутри- и внешнеполитическом положении Афганистана. В условиях масштабного международного присутствия в стране её внутренняя и внешняя политика испытывает определённое воздействие со стороны зарубежных участников, многие из которых, в первую очередь его соседи, стремятся получить здесь свою зону влияния, зачастую выступая в качестве соперников, тем самым подрывая усилия по стабилизации внутри- и внешнеполитического положения Афганистана.

...