Россия и Западная Европа: тактические союзники или стратегические партнеры

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Позвольте мне для начала снять с себя ответственность. Я не политолог и не теоретик. Я занимаюсь практической работой построения более близких и более продуктивных отношений между моей страной - Великобританией и Россией - странами, которые всего лишь 15 лет назад считали друг друга противниками. Эта статья не является официальным изложением политики правительства. Она представляет собой изложение персональной точки зрения человека, который последние два с половиной года провел в беседах не только с московской элитой, но с тысячами людей по всей России от С.-Петербурга до Сахалина и от Архангельска до Ростова.

Родерик Лайн - посол Великобритании в Российской Федерации с января 2000 года. Впервые он побывал в России в 1961 и 1962 годах и работал в посольстве Великобритании в Москве с 1972-го по 1974 год, а затем с 1987-го по 1990-й. С 1990-го по 1993-й он являлся руководителем Советского, а затем Восточного департамента МИД Великобритании в Лондоне; с 1993-го по 1996 год был советником премьер-министра Великобритании по вопросам внешней политики и безопасности.

Официальной политикой правительств России, государств-членов Европейского Союза и США в период после окончания “холодной войны” и перед лицом новых глобальных угроз является желание выстроить отношения более тесного партнерства. Российское правительство стремится к более тесной интеграции с Европой и международными структурами и организациями, включая Всемирную торговую организацию. Слово “партнерство” широко используется, однако суть партнерства часто определяют неправильно. Некоторые российские политологи, такие как депутат Думы, которого я цитировал ранее, ставят перед собою цель полноправного членства России в основных европейских организациях, включая Европейский Союз и НАТО. Другие доказывают, что будущее России должно стать отдельным полюсом в многополярном мире - точка зрения, также высказанная президентом одной из ведущих западноевропейских стран во время визита в Москву в прошлом году. Когда после 11 сентября была образована всемирная коалиция против терроризма, один из ветеранов российской дипломатии сказал мне, что это его “четвертая разрядка”. Один из участников семинара на Урале жаловался, что Россия хотела интегрироваться со времен Петра Великого, но европейцы не позволили ей это сделать. На другом семинаре был поднят вопрос, может ли современный тактический альянс между Россией и западными странами превратиться в стратегический курс.

Это что - всего лишь новая “разрядка”? В этой статье я бы хотел, во-первых, исследовать прогресс, которого мы уже достигли в построении партнерства, а потом изучить более трудный вопрос: какие препятствия стоят между Россией и ее более тесной интеграцией в Европу. Если мы верим (а я в этом твердо убежден), что желательна более тесная интеграция, то мы сможем интегрироваться при условии, что честно и реалистично определим, какие нам нужно преодолеть препятствия, сколько нам на это потребуется времени и что надо для этого сделать.

Подводя итог (лето 2002): “Россия много сделала и практически ничего не получила взамен”.

Нам следует остерегаться узкого, математического подхода к международным отношениям. Международное партнерство - не простой товарообмен так на так. Страны объединяются, когда понимают, что это в их интересах в широком смысле, а не потому, что они ожидают получить конкретную отдачу на каждое отдельное действие.

Когда мы даем оценку текущим отношениям между Россией и Западом (как их ни определяй), обращает на себя внимание, что наши интересы очень во многом совпадают. Поражает степень согласия, а не разногласий между нами.

В простых терминах двусторонних отношений, беря в качестве примера мою собственную страну, за четыре с половиной столетия наших дипломатических и торговых отношений еще не было периода, когда наши связи были бы столь тесными: ни в дореволюционный период, ни в годы военного союзничества. Это относится к контактам на всех уровнях, прежде всего к высшему руководству: всего лишь за два года президент Путин и премьер-министр Блэр встречались беспрецедентно часто. Туда и сюда ездит такое количество людей: официальных лиц, бизнесменов, парламентариев, экспертов, преподавателей, студентов, - что мое посольство часто ощущает себя железнодорожным вокзалом. То же самое можно сказать и о других западных посольствах. Эта активность не ограничивается только Москвой. Мы развиваем все виды контактов с российскими регионами, придавая особое значение связям в области торговли и образования, и видим значительное увеличение числа тех, кто посещает Великобританию из российских регионов. В этом году в Великобритании побывают приблизительно 100 000 россиян - в четырнадцать раз больше, чем десять лет назад. Значительно большее число россиян посещает другие европейские страны, такие как Испания, Италия и Финляндия. Я думаю, что россияне совершают в Западную Европу более миллиона поездок в год. Независимо от того, какова цель поездки - туризм, бизнес или обучение, бурный рост контактов на личном уровне приносит пользу обеим сторонам и меняет отношение наших людей друг к другу.

Обращаясь к ключевым вопросам, стоящим на международной повестке дня, мы также находим общность интересов. Это было очевидно до 11 сентября: в самом деле, всем нам пошло на пользу, что процесс совместной работы, в том числе над проблемой терроризма, был начат задолго до ужасных событий этого дня. У нас общие интересы в деле искоренения угрозы, которую международный терроризм представляет для мирового порядка. Обе наши страны хотят положить конец производству опиума в Афганистане - главному источнику героиновой заразы не только для России, но и для Великобритании. Мы все хотим стабилизации ситуации на территориях вдоль южной границы РФ, что на сегодняшний день является главной задачей России в сфере безопасности. Обе наши страны тесно сотрудничали, когда возникло напряжение между Индией и Пакистаном, защищая общую цель - предотвращение серьезного конфликта. Мы равно заинтересованы в уменьшении напряжения между Израилем и палестинцами и в возобновлении ближневосточного мирного процесса. Дни, когда Россия и Запад находились по разные стороны баррикад в арабо-израильском конфликте, ушли в далекое прошлое: между позициями России и Европейского Союза сейчас нет значительных расхождений. Во многом то же самое можно сказать и о Балканах: совсем недавно мы прошли путь от острых разногласий до более или менее одинакового осознания того, что там необходимо достичь примирения, реконструкции и большей стабильности. Обе наши страны осознают угрозу, связанную с распространением оружия массового уничтожения. Мы имеем разногласия по некоторым аспектам нашей аналитики, но не по существу. И последнее, но не менее важное: Западная Европа поддерживает модернизацию российской экономики. Безопасность, процветание и экономическое развитие от Лиссабона до Владивостока пойдет всем нам на пользу.

Вкратце, вместо вымученных коммюнике прошлого, общие интересы России и ее западных партнеров сейчас можно запротоколировать в одном параграфе.

Это не те вопросы, когда одна сторона должна уступать другой. Это те области, в которых мы получаем взаимную выгоду, объединяя наши усилия. Понимание общих интересов привело этой весной к созданию Совета Россия-НАТО; к принятию решения о том, что Россия станет полноправным членом “большой восьмерки” и займет пост председателя в 2006 году; к согласованию глобального партнерства “восьмерки”, учрежденного в Кананаскисе; к желанию ЕС и России расширять общее экономическое пространство; и (хотя это находится за рамками данной статьи) к значительному улучшению отношений между Россией и Соединенными Штатами.

Исследуя произошедшее лишь за последние несколько месяцев, можно утверждать, что мнение, будто Россия “ничего не получила взамен” на свою внешнюю политику, является совершенно абсурдным. Был достигнут весьма значительный прогресс - в интересах России.

Если между Россией и Западной Европой имеется согласие по столь широкому кругу вопросов, то по каким современным проблемам имеются разногласия? Вне всякого сомнения, тема, которая вызывает больше всего эмоций, - это Чечня. Здесь у нас нет как полного согласия, так и фундаментальных разногласий. Российский официальные лица говорят о том, что Запад придерживается двойных стандартов, поддерживая использование силы против террористов в Афганистане, но не в Чечне. Это не соответствует действительности. Никто не оспаривает тот факт, что Чечня является частью международно-признанной суверенной территории Российской Федерации. Никто не спорит с тем, что правительство России отвечает за обеспечение правопорядка и уважения норм цивилизованного общества в Чечне. Никто не подвергает сомнению, что среди тех, кто борется с российской властью в Чечне, имеются экстремисты, связанные с международным терроризмом, с которыми невозможно достичь приемлемого политического урегулирования, точно так же, как и с Усамой бен Ладеном, и в отношении которых, по крайней мере на сегодняшний момент, невозможно использовать ничего, кроме силы.

Имеющиеся разногласия касаются не целей, а средств. Как в России, так и на Западе существует обеспокоенность в отношении того, что конфликт, стоивший жизней многих военных и не участвовавших в нем гражданских лиц, нисколько не ближе к своему окончанию, чем два года назад. Существует опасение, что происходит непропорциональное использование силы, например, при проведении “операций по зачистке”. Имеется много свидетельств, часто из российских источников, о нарушениях вооруженными силами и силами безопасности прав человека и норм международного гуманитарного права. В отношении некоторых из этих свидетельств, власти, в том числе представительство г-на В. Каламанова, проводили расследование. Существует обеспокоенность в отношении условий жизни большой части населения Чечни, особенно временно перемещенных в результате конфликта лиц, и в отношении риска того, что они в результате станут более враждебно настроены.

Эта обеспокоенность целиком относится к тому, как разрешается данный конфликт, а не принципа борьбы с терроризмом и незаконной деятельностью. Как россияне, так и комментаторы из западных стран говорили и говорят обо всем этом.

Тот, кто исследует конфликт в Чечне, должен понимать, что легких решений нет. Россия далеко не единственная страна, которая противостоит мятежу, носящему столь сложный характер и имеющему столь глубокие корни. Другие страны, имеющие опыт гражданского неповиновения и сепаратизма, включая Великобританию с ее проблемами в Северной Ирландии и Испанию с землей басков, знают, сколь трудно решаемыми могут быть эти проблемы. Ни одно из западных правительств не одобряет чеченский сепаратизм и не хочет использовать конфликт для своей выгоды. Запад совершенно ничего не выигрывает от нестабильности в Чечне, совсем наоборот. В отношении восстановления мира в Чечне, политического урегулирования и предоставления населению возможности строить свою жизнь и экономику и жить, соблюдая закон, в Российской Федерации, разногласий нет. Запад уже сотрудничает с Россией в этой сфере, предоставив на гуманитарные нужды чеченцев значительную помощь (Европейский Союз и правительство Великобритании являются здесь двумя основными вкладчиками). Если изменятся обстоятельства, можно будет говорить о более широком сотрудничестве.

Заглядывая вперед: от тактического союза к стабильному партнерству.

Аргументы, которые приводились в политических кругах Москвы в начале этого года, в отношении того, что Россия пошла на серию уступок и ничего не получила взамен, были основаны на устаревшем восприятии мира, по сути, на менталитете “холодной войны” (в сумме должен быть ноль), по которому любая победа одной стороны заведомо считалась поражением другой и, чтобы добиться баланса, ее надо было компенсировать равными или противоположными уступками. Это философия страуса, спрятавшего свою голову глубоко в песок и не ведающего, как изменились планета и место России в мире. Даже к культуре применяли этот смешной и непродуктивный подход: если мы позволим вам направить к нам ваш оркестр, вы должны принять нашу балетную труппу. Однако страх, что под прикрытием того, что кажется общими интересами, одна сторона может получить преимущество перед другой, иллюстрирует путь, по которому нам еще надо пройти для достижения крепкого и стабильного партнерства.

Я не сомневаюсь в том, что Западная Европа желает такого партнерства с Россией. Большинство россиян, как мне известно, на этот счет испытывают больший скептицизм. Они скептически относятся к тому, что Запад искренне заявляет о дружбе. И их мнения по поводу того, действительно ли такое партнерство выгодно России, разделяются. Мой собственный прогноз таков: логика экономических и политических интересов России заставит ее двигаться на сближение с Западной Европой и Западом в целом курсом, привлекательность которого будет возрастать в последующие годы. Если стабильное партнерство должно стать нашей долгосрочной целью, что необходимо для того, чтобы мы ее достигли? Мой рецепт - это четыре составляющие: (1) общие ценности; (2) рост доверия; (3) интеграция наших экономик; (4) определение конечной цели.

(1) Общие ценности.

Если сейчас у нас имеются общие интересы, то имеем ли мы общие ценности? Интересы - это фундамент для партнерства. Ценности - это цемент, скрепляющий его на протяжении долгого времени. Союз военного времени являлся тактическим партнерством при общности интересов СССР и западных союзников, но он не мог сохраниться после того, как общие интересы были реализованы, так как ценности союзников фундаментально разнились. Очевидно, что сейчас наши системы ценностей уже не находятся в противоречии. Страны Западной Европы связаны принципами демократии и законности, свободы личности в рамках законности, уважения установленных норм гражданских и политических прав. Все они, разумеется, также принимают концепцию рыночной экономики. Конечно, нельзя говорить, что даже в рамках Европейского Союза абсолютно все твердо и единообразно придерживаются этих принципов и представлений. Существуют различные системы демократии и законности, созданные различными обстоятельствами; и в ЕС происходят жаркие споры на тему правильного равновесия между либеральной экономикой и социальными задачами.

Россия приняла те же ценности десять лет назад, но все еще борется за то, чтобы все ее население, составляющее 150 млн. человек, восприняло такие фундаментальные перемены, как замену коммунизма демократией и командно-административную экономику рыночной. Огромные задачи, стоящие перед Россией, - создание собственной модели демократии, независимого судопроизводства, законов и механизмов рынка - не могут быть решены всего лишь за несколько лет. Поэтому между ценностями России и Запада все еще имеется люфт, хотя мы и движемся навстречу друг другу.

(2) Рост доверия.

Если мы отбросили идеологические разногласия прошлого, отказались от взаимных угроз и можем сейчас определить главные общие интересы и конвергентные ценности, то почему между Россией и Западом все еще существует такая дистанция?

Ответ частично заключается в дефиците доверия. Мир, в котором мы живем, более сложный, более беспокойный и менее предсказуемый, чем во времена “холодной войны”. В этой сложной действительности у нас еще не сложилось проверенного годами доверия друг к другу. Наше доверие друг к другу довольно хрупкое.

Эта взаимная настороженность вряд ли может кого-то удивить. После 70 лет разрыва, боязни друг друга и взаимных угроз России и Западу понадобится больше, чем десять лет, чтобы начать доверять друг другу. Большинство людей, занимающих лидирующие посты, выросло и сформировалось в условиях “холодной войны”; они получили подозрительность в наследство. События последних десяти лет, в особенности острые разногласия по Косово, возродили подозрительность. В массовом сознании бытует мнение, что западная модель экономики и влияние МВФ не на пользу России и что западные компании, инвестирующие сюда, хотят ограбить Россию.

Боязнь скрытых мотивов характерна для обеих сторон. Иллюстрацией тому являются недавние события в Средней Азии и на Кавказе. Никто не оспаривает того, что разгром терроризма в Афганистане и попытки привнести большую стабильность в Среднюю Азию в целом в интересах всех нас. Однако на Западе наблюдался короткий всплеск нервозности, когда российские “илюшины” с гуманитарным грузом на борту приземлились в Кабуле; а, с другой стороны, в России люди обеспокоены тем, что войска западных стран, в особенности США, сейчас размещаются в зоне традиционного российского влияния, вблизи от ее границ. Любой обозреватель политики США со времен войны во Вьетнаме и в особенности со времени операции ООН в Могадишо, знает, что США не желают надолго оставлять свои войска за рубежом. “Большая игра” не начнется вновь с новыми игроками. Но это не мешает россиянам (и не только отставным советским генералам, придерживающимся экстремистских взглядов) думать, что США под прикрытием своих действий вынашивают тайные планы. Аналогичная реакция последовала на план США (предварительно обсужденный с правительством России) помочь правительству Грузии укрепить внутреннюю безопасность, что опять-таки полезно для России, а также для Грузии и региональной стабильности на Кавказе.

Можно привести много других примеров проявления тенденции, прослеживающейся как на Западе, так и в России, искать злой умысел там, где его нет. Это серьезная помеха в нашем сотрудничестве. Нам надо настойчиво работать, чтобы ее устранить посредством большей открытости, более тесного общения, лучшего понимания мотивов и намерений друг друга. Прежде всего, мы будем укреплять доверие путем совместной работы. Это не является лишь благим пожеланием. На примере тысяч компаний и институтов по всей России и на Западе можно видеть позитивные результаты работы россиян бок о бок с представителями Запада и в процессе этой работы постепенный отказ от прошлых заблуждений. Это та модель, которую следует шире использовать в наших межправительственных отношениях, в частности в новых отношениях России с НАТО.

(3) Интеграция наших экономик.

Экономическая интеграция в долгосрочном плане потенциально может связать нас крепче, чем любой политический союз, так, как она связала государства Западной Европы, имевшие за плечами долгую историю соперничества и конфликтов. В России необходимость более тесного партнерства с Западом подкрепляется экономическими факторами. Российская экономика не повысит свою конкурентоспособность и не сможет использовать свой огромный потенциал, если она будет оставаться оторванной от большинства передовых стран развитого мира.

Экономическая теория нас более не разделяет, но перед нами стоит грандиозная задача - преодоление разделения на практике. В Великобритании мы совершенствовали механизм действия рыночной экономики на протяжении двух или трех столетий и за прошедшее полстолетия пережили несколько перестроек. Россия с ее вдвое большим населением и территорией, во много раз превышающей по размеру нашу, должна адаптироваться к рынку, перестроиться, ввести новое законодательство и внедрить новые обычаи в намного более короткие сроки. Одним росчерком пера невозможно приучить население добровольно соблюдать законы рынка, касается ли это уплаты налогов, честной конкуренции, прозрачности информации, уважения к собственности акционеров и инвесторов или отделения бизнеса от государства. Основной целью служит создание равных условий для всех компаний независимо от того, являются ли они российскими или иностранными, крупными или небольшими. Мы в Великобритании извлекли огромную пользу от участия и вложений в нашу экономику иностранных компаний. Россия также желает привлечь инвесторов и коммерческих партнеров, которые в огромной степени смогут способствовать росту богатства и производительности в стране. Однако в прошлом году прямые иностранные инвестиции в России сократились примерно на 10% из-за опасений, что правила игры не являются одинаковыми для всех, негативного опыта ряда известных компаний, а также бюрократических и законодательных барьеров.

Такие проблемы не решаются сразу. Но можно также увидеть и обнадеживающие признаки - успешное партнерство, инвестиции, модернизированные российские компании. Политика по отношению к вступлению России во Всемирную торговую организацию станет ключевым элементом этого процесса.

(4) Определение конечной цели.

Вступление в ВТО является определенной и достижимой краткосрочной целью. Оно станет также важным шагом по пути к более близким экономическим отношениям с Западной и Центральной Европой. Однако на этой все еще ранней стадии сближения бессмысленно задавать вопрос, станет ли Россия членом Европейского Союза или НАТО. Это вопросы, не имеющие ответа. Мы должны договориться о направлении и не зацикливаться на том, что будет в конце.

Эти вопросы не имеют ответа, так как мы не можем сказать со сколь-либо значительной долей вероятности, что произойдет с ЕС и НАТО в течение последующих десяти или двадцати лет. Что является бесспорным - так это то, что обе эти организации станут другими. Обе они значительно переменились за прошедшие десять лет. Обе сейчас имеют дело с очередями стран, которые хотят в них вступить. Например, весьма вероятно, что ЕС увеличится с 15 государств-членов до 25 или более. Расширение изменит их суть. Изменится и внешняя среда, особенно это касается НАТО. В ней также происходят внутренние перемены.

Никто не может сказать, какие изменения претерпит российский подход. Все, что можно сказать, так это то, что в настоящее время Россия не ставит перед собою цель вступить ни в одну из этих организаций и не может этого сделать. Россия самодостаточна в вопросах своей обороны, и у нее в настоящее время нет необходимости становиться частью военной структуры НАТО. Если бы Россия захотела присоединиться к военной структуре, что сейчас выглядит маловероятным, то, чтобы это осуществить, на подготовку с обеих сторон ушло бы много лет. Мы правы, когда вместо этого концентрируемся на развитии политических отношений и отношений в сфере безопасности между Россией и НАТО и предпринимаем совместные практические шаги, что является задачей Совета Россия-НАТО.

Членство в Европейском Союзе в принципе может показаться более привлекательным, так как оно влечет за собой свободное передвижение людей и товаров по большей части территории европейского континента. ЕС вышел далеко за рамки таможенного союза шести стран, откуда он произошел. Любой новый член должен принять его “acquis” (законы) - свод многочисленных правил, директив, норм и процедур, которые ЕС вырабатывал на протяжении более чем пятидесяти лет, а также включить эти правила во внутреннее законодательство. От многих международных организаций ЕС отличает то, что в различных сферах своей деятельности он приобрел наднациональный характер: решения, принятые его центральными органами, могут связать руки правительству и парламенту государства-члена, даже если оно не согласно с политикой ЕС. Потенциальное членство поставит перед Россией принципиальный вопрос, ответа на который не избежать: захотят ли граждане России передать часть своего суверенитета этому наднациональному органу. Пока пятнадцать европейских государств решили это сделать, хотя в большинстве случаев не без внутреннего напряжения. В некоторых странах, таких как Норвегия и Швейцария, электорат все еще не готов согласиться на ограничение суверенитета, к которому обязывает членство в ЕС. Для страны такого размера, как Россия, с ее яркой историей, культурой и менталитетом, будет очень трудно смириться с такими ограничениями.

Мне кажется, что сейчас не только непродуктивно, но и вредно напрягать мозги относительно далекого гипотетического членства России в ЕС и НАТО. Если мы провозгласим это нашей конечной целью, мы рискуем породить ложные ожидания, что это может произойти в относительно короткие сроки. С другой стороны, исключение данной возможности, когда будущее имеет так много различных сценариев, может быть интерпретировано как еще одна попытка Западной Европы отвергнуть Россию, как сигнал того, что Западная Европа хочет “исключить” Россию.

Мы должны подходить к этому по-другому. Членство не является вопросом сегодняшнего дня. Мы ничего не должны исключать на будущее. Мы не должны мыслить абсолютными категориями. Очень может быть, что будут разработаны такие формы ассоциации, которые подойдут к российским особым обстоятельствам: предположительно что-то вроде европейской экономической зоны, к которой принадлежат Норвегия и Швейцария. Но сейчас мы должны концентрировать наши усилия на развитии между Россией и НАТО и Россией и ЕС совсем других отношений - более близких, более равных, более содержательных. Мы должны определить направление и двигаться по нему, и “Соглашение о партнерстве и сотрудничестве” между ЕС и Россией уже стало ценным шагом в этом направлении. Тогда, весьма вероятно, мы увидим, что сама жизнь определит конечную цель. партнерство европейский всемирный

Должна ли Россия выбирать между “требованиями Европы и соблазнами Азии”?

В прошлом, возможно, да. В современном же мире это мне кажется ложным противопоставлением. Европа и Азия предлагают России различные вещи. У Азии, например, нет ни системы безопасности, ни экономического и политического союза. Связи России с Азией скорее могут быть очень полезными, а не вредить ее отношениям с Европой, так же как Европа выгадывает, скажем, от связей Испании или Португалии с Латинской Америкой или Великобритании с США или Содружеством Наций.

Перед Россией стоит другой выбор. Россия и Западная Европа уже идут по пути сближения. Вопрос в том: как быстро пойдет и как далеко зайдет этот процесс? Хотят ли граждане России соблюдать дистанцию или они хотят заключить западных европейцев в такие тесные объятия, на какие Западная Европа готова по отношению к России? Использует ли Россия свое богатство людскими талантами и помощь иностранных партнеров для перестройки своей экономики так, чтобы российские компании могли конкурировать на европейском уровне?

Два года назад в своем интервью я сказал, что не вижу никаких объективных причин к тому, чтобы Великобритания не могла развивать с Россией такие же отношения, как с другими партнерами. Это не означает, что мы всегда должны соглашаться по всем вопросам. Разногласия, иногда и острые, могут возникнуть между любыми двумя странами. (Между прочим, я не вижу причин, по которым нельзя было бы разрешить нынешние споры в отношении Калининграда. Калининград -- это технический вопрос, а не столкновение фундаментальных интересов и не то уравнение, которое не поддается решению.) Но сутью партнерства является то, что две страны или группы стран связаны друг с другом сетью таких взаимных интересов, деловых и личных связей, что разногласия в одной области не подрывают отношения в целом. Ничто из увиденного мною за прошедшие два года, не заставило меня изменить свое мнение. Я не недооцениваю препятствия, которые все еще надо преодолеть, брешь в культуре и сознании, которую еще надо залатать. Но цель достижима, если мы хотим этого. И мы уже к ней придвинулись ближе.

Размещено на Allbest.ru