Стратегии развития стран БРИКС и Россия

Размещено на http://www.allbest.ru/

Стратегии развития стран БРИКС и Россия

Гранин Ю.Д Гранин Юрий Дмитриевич - д.филос.н., профессор, в.н.с. Института философии РАН, заведующий кафедрой Академии медиаиндустрии.

По мнению сторонников модернистского подхода, в обозримом будущем у стран "второго эшелона" развития ("новых индустриальных стран" - Бразилии, Китая, Индии, России и др.) практически нет шансов догнать экономики стран "первого мира". Они связывают перспективы государств "полупериферии" с паллиативными мерами: со стратегией концентрации ресурсов на передовых направлениях НТП, либо с формированием «правовой базы» глобализации для установления действительного равноправия всех участников глобализационного процесса или, например, с сокращением потребностей стран-лидеров в дешевой рабочей силе. государственный инвестиция рынок экономика

Как и основной посыл, последние два предположения имеют утопический характер. Зато вполне реальны стратегии развития, связанные с отказом слепо следовать рекомендациям МВФ, ВТО и других институтов международного неолиберализма. Взамен которых предлагается признание приоритета национальных интересов, реформирование экономики, опирающееся не только на заимствованные у Запада формы экономической и политической жизни, но, главным образом, на собственные социокультурные и политические традиции и ресурсы. Ключевым моментом таких национальных стратегий является мера сочетания этих - западных и национальных - форм модернизации. Варианты здесь могут быть самыми разными - от весьма высокого уровня вестернизации нескольких сфер жизни государства, до незначительного, охватывающего, главным образом, экономическую сферу.

Пример первого варианта развития дала Япония, заимствовавшая западные экономические и политические стандарты без потери цивилизационной идентичности: не меняясь социокультурно, японцы провели технологическую революцию. По этому же пути пошли новые индустриальные страны Юго-Восточной Азии. Их успехи в долгосрочной перспективе оказались не столь значительны в сравнении с Китаем, успех которого был особенно впечатляющ.

***

Китай занялся освоением хозяйственных и технологических систем Запада, кардинально не меняя системы социальных и политических ценностей. По мнению некоторых учёных, КНР даёт образец развития на основе собственной, а не западной рациональности: "В этой рациональности политический класс и особенно бюрократия - не просто носители функций, а прежде всего патриоты … Рациональное здесь - не декартовское, а конфуцианское". Буров В.Г., Федотова В.Г. Китайский опыт модернизации: теория и практика // Вопросы философии. - М., 2007. - № 5. - С.18. На это же обстоятельство указывает известный китайский ученый, автор программы "конфуцианского мегапроекта" Ту Вэймин: "Успехи конфуцианской Восточной Азии, которая добилась практически полной модернизации и при этом избежала абсолютной вестернизации, ясно показывают, что модернизация допускает разные культурные формы". Ту Вэймин. Разные взгляды на современность: о сущности восточноазиатской модели современности // Век глобализации. 2014. - № 1. - С.11.

Китайское руководство, как и китайские учёные, исходят из того, что современная (евроатлантическая) форма глобализации является объективным процессом. Но подходят они к ней так, чтобы извлечь из неё максимум выгод для страны, ограничив одновременно возможные отрицательные последствия, связанные с данным процессом. Для этого начиная с 2001 по 2010 год Центром исследования модернизации и Группой исследования стратегий модернизации Китая, специалистами, работающими в Китайской академии наук (директор Центра и руководитель группы -- профессор Хэ Чуаньци) были подготовлены 10 ежегодных докладов о модернизации. Каждый из них содержал анализ одного из ключевых аспектов модернизации и одновременно - характеристику общего ее состояния в мире и Китае на соответствующий год. Обзорный доклад о модернизации в мире и Китае (2001-2010) / Под редакцией Хэ Чуаньци и Н.И. Лапина. - М.: Весь мир, 2011.

Поражает не только огромный объем системной работы, но и объективность исследования: разделив модернизацию на "первичную" и "вторичную", разработав "индексы развития" и проанализировав в соответствии с ними 131 страну, они включили Китай лишь в число "предварительно-развитых" стран, которые достигнут уровня "среднеразвитых" государств (таких, например, как Россия) лишь к 2040 году. Но учитывая темпы роста, китайский прагматизм и многолетнюю продуманную внешнюю и внутреннюю политику Китая эти цифры должны быть скорректированы в сторону значительного уменьшения.

Китайское руководство настойчиво добивалось приёма в ВТО, но с такой же настойчивостью оно отстаивало в ходе обсуждения условий приёма собственные интересы. Некоторые уступки (снижение тарифов на высокотехнологичную продукцию из США и др.) были сделаны лишь на словах, чтобы добиться результата на переговорах. В стратегическом же плане сохраняется политика протекционизма, особенно в отношении сельского хозяйства и зарождающихся отраслей промышленности. С другой стороны, китайцы обнаружили, что некоторые меры ВТО могут быть обращены в орудие для самозащиты (использование антидемпинговых законов, повышение контроля над качеством импортных товаров и др.).

В 2010 году Национальный научный фонд США опубликовал подробную статистическую сводку по глобальной динамике научно-технического развития за 1995-2009 гг.: быстрее всего наука развивается в Китае, который уже сравнялся с США по количеству научных работников. С тех пор ситуация не изменилась. В Западной Европе и США продолжается умеренный рост, а в России основные показатели научно-технического развития не растут, а снижаются. Как пишут исследователи, китайские лидеры, признавая необходимость углубления интеграции с международной экономикой, стремились управлять этим процессом по собственным правилам, для того чтобы извлечь максимальную прибыль и до минимума сократить свою уязвимость. В результате такой национально ориентированной позиции в страну хлынул поток прямых иностранных инвестиций (ПИИ) такой силы, что теперь Китай по уровню ПИИ занимает второе место после США.

Секрет успеха кроется в сохранении роли государства в экономике, которая особенно возрастает в современных условиях, характеризующихся нестабильностью финансового капитала и колебаниями мировых рынков. Показательно, что азиатский кризис 1997-1998 гг. не затронул Китай, хотя страна экономически связана со странами Юго-Восточной Азии, оказавшимися в кризисе. Произошло это потому, что финансовый сектор в КНР не был либерализован. В результате оказалось, что лидеры модернизации - "азиатские тигры" - стали менее привлекательными партнёрами для мировых транснациональных компаний (ТНК), а Китай, напротив, стал более интересен для них вследствие своей недостаточно глубокой интеграции в глобализацию финансов. Целью мировых ТНК при проникновении в Китай является быстрая прибыль, они заинтересованы в стабильном правительстве, благодаря которому в стране взят курс на китаизацию продукции, что в свою очередь обеспечивает лучший сбыт и большую прибыль. В результате китайские филиалы ТНК становятся "патриотичными" в своей стратегии, чем вряд ли могут похвалиться другие страны полупериферии.

Деятельность ТНК на китайской территории относительно свободна от государственного регулирования, особенно в особых экономических зонах - Шанхае и Тяньцзине. Причём коммунистическое государство часто оказывается союзником не своих граждан, а ТНК в решении трудовых конфликтов. В Китае усиливается поляризация общества, а либерализация торговли не проходит бесследно для внутренних производителей. Вместе с тем, у Китая в отношении ПИИ есть то преимущество, что приходящий в страну иностранный капитал на треть является вложениями китайцев, проживающих за рубежом. В России, как известно, ситуация прямо противоположная, и именно из-за слабости государственного регулирования. Если руководство КНР пошло на сочетание различных форм собственности, то в России бывшая номенклатура сосредоточила усилия на экспроприации собственности. В 1990-е у нас слепо копировали рекомендации МВФ, впав в либеральный догматизм, а успех китайских реформ связан с их постепенностью и сохранением контроля над экономикой. Помимо привлечения мировых ТНК инструментами транснационального хозяйствования в КНР выступают государственные ТНК, экспорт капитала и рабочей силы, что в комплексе способствовало резкому усилению активности Китая на международной арене.

Ещё одно преимущество китайской стратегии модернизации, которого нет у России, заключается в том, что при успешном развитии рыночной экономики, рыночные ценности не могут доминировать здесь над остальными сферами жизни, прежде всего, социальной и культурной. В результате создаётся успешный и перспективный баланс, стимулирующий стабильное развитие. Как пишет Ань Вэй, «гражданское право гарантирует эффективность рынка, а государственное административное право гарантирует социальную справедливость». Ань Вэй. Глобализация и право // Вопросы философии. - М., 2005. - № 2. - С. 169.

В отличие от стратегов российских реформ 1990-х годов, китайские руководители сделали акцент на доминирование общественного сектора, государственное финансирование НИОКР, социальную политику и инвестиции в человеческий потенциал. Этот стратегический выбор привёл к небывалым темпам роста экономики, совершенно отличным от спада, пережитого Россией, где безразлично относились и к науке, и к человеческому потенциалу, несмотря на проводившиеся исследования в РАН. Видимо, всё дело в выборе правильной стратегии: китайские руководители и представители интеллигенции правильно решили для себя проблему соотношения современной (в значительной степени скроенной по американским лекалам) глобализации и патриотизма - на основе приоритета национальных интересов. «Целенаправленный акцент на патриотизм, чувство национального достоинства, подкрепляемый всё более очевидными успехами страны в социально-экономическом развитии, превращается в одну из центральных идей общественной жизни». Буров В.Г. Китайский взгляд на государство в условиях глобализации // Судьба государства в эпоху глобализации. - М.: ИФ РАН, 2007. - С.48.

Показательно, что патриотические настроения являются в КНР не предметом споров, как в России, а составляют консенсус элиты и массы. Это особенно наглядно выступает при анализе высказываний китайских политиков и интеллектуалов. Большинство из них, повторю, считают глобализацию объективной исторической тенденцией и рассматривают её как новую стадию процесса модернизации. Которая, как считают китайцы, может быть осуществлена только на основе национального единства страны. По мнению китайских учёных западная теория гуманитарных интервенций и ограниченного суверенитета, которая стала идеологической основой для вмешательства в дела Югославии, Афганистана, Ирака и др., используется правящими кругами западных стран для осуществления гегемонистской политики.

Несмотря на то, что в 2013-2016 годах темпы роста китайской экономики снизились, она продолжала оставаться в первой тройке быстрорастущих экономик Азии. По данным агентства Bloomberg, в 2016 году экономический рост в Китае останется в пределах 7%. Не случайно в конце 2015 года Директор Международного валютного фонда (МВФ) Кристин Лагард и два десятка членов исполнительного совета фонда на заседании в Вашингтоне включили большинством голосов китайский юань в корзину ключевых международных валют, на основе которой рассчитывается стоимость специальных прав заимствования (SDR) МВФ. Таким образом, юань примкнул к престижному клубу доллара США, евро, иены и фунта стерлингов, которые образуют искусственное резервное и платежное средство, созданное МВФ в 1969 году. Кроме того, правительство планирует активно стимулировать экспорт китайского капитала за рубеж в форме ПИИ - объем китайских ПИИ в следующие 10 лет может достичь 1,25 трлн. долл.

В 2015-2016 годах были осуществлены государственные программы инвестиций в инфраструктуру, запущенные еще в 2014 г. Было одобрено строительство 16 железных дорог и 5 аэропортов с общим объемом финансирования более 110 млрд. долларов. Кроме того, рассматриваются еще более 50 проектов для привлечения частных инвестиций общим объемом около 160 млрд. долл. При их осуществлении предполагается отработать систему государственно-частного партнерства.

Правда, в последние два года Китай постепенно идет по пути дерегулирования экономики - взят курс на допуск частного китайского капитала в отдельные сегменты экономики, прежде всего, в отрасли, монополизированные госкорпорациями. Сохраняют актуальность увеличение производства высокотехнологичных товаров, увеличение доли таких товаров в общем объеме китайского экспорта. В этих условиях Китай пытается компенсировать «недобор» темпов, а также усилить позиции своей высокотехнологичной продукции расширением экспорта капитала, в т.ч. в рамках стратегии экономического пояса «Шелкового пути». Ее реализация предполагает создание транспортных коридоров от Тихого до Атлантического океана на основе китайских технологий в области строительства скоростных железных дорог и инфраструктурных инвестиций. Китай, через разные источники - региональные банки развития, региональные фонды инфраструктурных инвестиций и др., предоставляет странам-получателям льготные кредиты на строительство ж/д магистралей при условии использования китайских технологий и поставок продукции китайских промпредприятий в страну осуществления проекта. При этом используются меры поддержки экспорта - страхование, льготное кредитование и т.д.

Предполагается, что вслед за китайскими железными дорогами в страну-получателя придет китайский бизнес. В 2015 г. на продвижение Шелкового пути были направлены основные усилия китайского правительства во внешней политике. Географический приоритет мегастратегии на первом этапе реализации - страны Центральной Азии, далее Восточная, Центральная и Западная Европа. Соответствующее предложение было сделано и России - проект строительства высокоскоростной магистрали «Москва - Казань», а также участие китайских компаний в создании транспортного коридора «Владивосток - Москва». Планируется активное вовлечение в строительство экономического пояса китайского малого и среднего бизнеса.

Индия также является страной, способной создать альтернативную модель модернизации на собственной цивилизационной основе. После завоевания независимости правительство Индийского Национального Конгресса провозгласило курс на ускоренный экономический рост с минимальной внешней помощью. Однако влияние принципов общества потребления привело в 1980-е гг. к отказу от регулирующей системы над импортом, от ограничений на деятельность ТНК и приток иностранного капитала. Однако индийские лидеры того времени, в отличие от китайских руководителей, усмотрели в привлечении зарубежного капитала источник экономического роста, в то время как в Китае само развитие экономики вследствие политики регулируемого государством рынка привлекало этот капитал. В результате в 1980-1990-е гг. уровень экономического развития Индии мало изменился. ПИИ не оправдали доверия, и рост потребления предметов роскоши не повлёк за собой экономического прогресса. Стране всё ещё трудно справляться с проблемой массовой нищеты, висящей тяжёлым грузом на экономике. Меры по либерализации финансовой системы в 1990-е годы лишь усугубили положение, причём не только нищих, но и бедных (например, лиц с небольшими вкладами).

В то же время, экспансия евроатлантического глобализма не принесла Индии и серьёзных потрясений, имевших место в Юго-Восточной Азии и Латинской Америке. Это явилось следствием того, что в индийском обществе сохранялось общее мнение о необходимости самостоятельного развития в соответствии с национальными интересами страны. Глобализация не рассматривалась как однонаправленный процесс "вестернизации", и считалось, что страна может выбирать собственную стратегию развития. В Индии существовало и существует согласие между основными политическими силами по ключевым вопросам развития и участия в глобализации. Индийские реформы не изменили ориентации на защиту внутреннего рынка. В результате позиции национального капитала продолжали укрепляться. Приватизация части государственного сектора оказалась более успешной и эффективной, чем в России. Реформы шли без скачков и разрушений, что выгодно отличало их от российских реформ. Правда, доля страны в международной торговле продолжала неуклонно снижаться, роль ПИИ оставалась незначительной. Упор делался на развитии внутреннего рынка. Это была вовсе не политика автаркии, но разумное сосредоточение на собственных проблемах. В результате ряд из них удавалось успешно решать.

Не случайно, что в первое десятилетие XXI века экономика Индии демонстрировала темпы роста, сопоставимые с китайскими. Достигнув на короткое время в 2009 г. показателей Китая в 9,1%, Индия с тех пор явно замедлила развитие. В 2010 г. темпы роста снизились до 8,8%, в 2011 - до 7,1%, в 2012 г. рост составил 6.9%. Индия не только не сумела обогнать по этому показателю Китай, она последовательно отставала от него на 1-2%. Правда, обрушение мировых фондовых рынков и падение цен на углеводороды в январе 2016 года, особенно негативно сказавшихся на экономике Китая, почти не затронуло Индию. По данным исследования международного рейтингового агентства Moody's, в 2015-2016 темпы роста ее экономики составят 7-7,5 % и это будет самый высокий рост экономики среди G20 Moody's 2015: Индия покажет самый высокий рост экономики среди G20. Адрес размещения: URL: http://www. gigamir.net/money/pub2172021. Но учитывая, что по показателям на душу населения КНР превосходит Индию более чем в 2 раза, возможные темпы роста следует воспринимать со сдержанным оптимизмом.

Некоторые исследователи видят перспективу в создании треугольника "Россия - Индия - Китай" как союза трёх полиэтнических и поликонфессиональных цивилизаций, государственные интересы которых не обеспечиваются евроатлантической версией глобализации. Все три страны выступают за демократизацию международного порядка, укрепление роли ООН, против расширения НАТО и имеют общего противника в лице исламского фундаментализма и экстремизма. Однако в этой "триаде" как впрочем и в БРИКС и в ШОС, Россия, к сожалению, в обозримом будущем не будет лидировать. И вот почему.

Учитывая почти пятикратное превышение над РФ экономики Китая, низкий объем торгового оборота между нашими странами (1,67% от всей торговли КНР), высокий уровень высшего образования в Китае (в рейтинге 200 университетов стран с развивающейся экономикой Россия находится на 4 месте, уступая не только Китаю, но и Индии - 39 и 16 университетов соответственно против российских 15), огромные (более 3 трлн.) золотовалютные резервы КНР, можно утверждать, что уже сейчас структура БРИКС выстраивается вокруг Китая, который станет, по сути, китайским проектом. А Россия в нем будет занимать положение «младшего брата».

Кроме того, все члены БРИКС за исключением России являются импортерами энергоресурсов, то есть потенциальными рынками сбыта для российского сырья. В результате, как и с Западом, сотрудничество через БРИКС не увеличивает вес страны в мировой политике, а ведет к еще большей сырьевизации экономики и увеличению поставок сырья странам, куда потенциально могла быть направлена продукция обрабатывающей промышленности. "Даже инвестиции Нового банка развития БРИКС в Россию будут привлечены на проекты по разведке и добыче углеводородного сырья на шельфе и суше согласно сообщению Минприроды России. Директор департамента Европы и Центральной Азии МИД КНР Гуй Цунъю заявил, что освоение нефти и газа на территории России - одно из приоритетных направлений для Китая". Кравченко Л.И. Экспансия Китая через институты БРИКС. - http:// www. rusrand.ru/actuals/ekspansiya-kitaya-cherez-instituty-briks

Но важно другое. В отличие от Китая, разработавшего стратегию модернизации еще 15 лет назад, у нас только в 2010 году была создана Комиссия по модернизации при Президенте РФ. Уже тогда многие заметили, что модернизация истолковывается правительством прежде всего в технологическом ключе, а по мнению некоторых, когда-то влиятельных, аналитиков, провозглашенная политика модернизации в действительности есть ни что иное как «прогрессизм» - инструментальный ответ на геополитические вызовы без четко обозначенной цели, позволяющей власти инициировать политику «чрезвычайщины» и позиционировать себя в качестве «инновационной» Павловский Г. Инновационная власть пытается соблазнить экономику // Русский журнал. 2010. - № 46-47. - С. 2.. С тех пор критика правительства со стороны оппозиционных партий только усиливалась, достигнув пика на выборах в Госдуму осенью 2016 года.

Если сбросить со счетов неизбежный в таких случаях популизм, в "сухом остатке" окажется массовое недовольство "либеральным курсом" правительства, его экспертов и консультантов. И основания для этого наблюдения есть. Думаю, большинство из тех, кто принимает финансово-экономические решения, находятся под обаянием либеральных теоретических клише, опирающихся на парадигму одновекторного «линейного прогресса». Помимо неизбежных упрощений, блокирующих доступ исследователей к российским реалиям, эта теоретическая оптика чревата синдромом постоянного реформаторства, основанного на стремлении насильственного уподобления России странам «идеального Запада», опыт которых надо заимствовать.

Но «догнать и перегнать» Запад не получается. В силу цивилизационных особенностей, экзогенного характера модернизации и ее регулярных срывов в нашей стране продолжают сохраняться элементы социальной архаики: социально-психологические архетипы общественного сознания и поведения, выражающиеся в произволе чиновников, социальной практике чиновных «кормлений», лишении домовладельцев земли, скупке богатыми земель вместе с населяющими их людьми, ставке на силу и привилегии. Вместе с появлением «власти-собственности» (свободной конвертации власти в деньги и собственность и обратно) эти и некоторые другие виды социальной практики, показывают исследователи, взаимосвязаны и несовместимы с индустриальным характером развития РФ. Рябов А. Возрождение феодальной «архаики» в современной России: практика и идеи // Рабочие тетради. Working paper. - М.: Московский центр Карнеги, 2008. - № 4. «Вероятно, - замечает Александр Шубин, - наши правители осознают, что по мере смещения страны в «третий мир» она деградирует социально. Соответственно, задача перехода к модернизации может читаться как надежда переломить тенденцию деградации, развернуть вектор движения страны от регресса к возвращению на путь модерного прогресса». Шубин А. Модернизация и постиндустриальный барьер, или Почему у Медведева ничего не получается // Неприкосновенный запас. 2010. - № 6 (74). - http://magazines.russ.ru/nz/2010/6/

Быть может. Но дело не только в "правителях". Следует взглянуть правде в глаза и признать, что огромная по масштабам и сложнейшая по структуре научно-техническая система России, непрерывно создававшаяся на протяжении 300 лет, уже более двух десятилетий остается почти без средств развития и без социальной поддержки. И это закономерно в обществе, которое переживает культурный кризис, где сформированное ранее научное мировоззрение и рациональное мышление целенаправленно заменяется СМИ мифами самого разного толка и лженаукой. Итогом стало изменение системы координат массового сознания, в иерархии ценностей которого наука оказалась в самом низу пирамиды. Не случайно протесты ученых против поспешной «реформы» РАН не были поддержаны не только народом, но и вузовскими преподавателями. О политических и иных «элитах» даже не хочется говорить: они утратили навыки понимания сложной структуры и значимости социальных функций науки. Подробнее см.: Гранин Ю.Д. Желтые пятна на мантии российского телевидения // Журналист. Социальные коммуникации. 2014. - № 2 (14). - С. 72.

Несмотря на то, что начиная с нулевых годов Академия наук, разные бизнес-сообщества, многочисленные специалисты пишут программы по индустриализации, деофшоризации, по развитию конкурентных несырьевых производств и по многим другим направлениям реформирования "экономики трубы", фактически ничего из предложенного сделано не было. Гринберг Р.С. Экономика современной России: состояние, проблемы, перспективы. Общие итоги системной трансформации // Век глобализации. 2015.- № 1. - С.166-182. Зато чиновники лихо занялись "оптимизацией" науки и образования - сокращением их финансирования. Если в Китае инвестиции в науку и образование в последние годы растут примерно на 20% ежегодно, что позволило ему по числу ученых сравняться с США (примерно 1,5 млн. человек), то у нас наблюдается отрицательная динамика: в 1995 году в России было около 600 тыс. научных работников, а сейчас осталось лишь около 450 тыс. Согласно прогнозам, в результате бюджетной оптимизации без работы к 2019 году останутся 10,3 тыс. научных сотрудников вузов, РАН и Курчатовского института. В Китае каждый год число учёных возрастает почти на 9%, а в России неуклонно снижается.

В 2013-2015 годах финансирование науки и образования сократилось с 605,6 до 572,6 млрд., что отразило истинную суть обещаний властей относительно модернизации. В 2017 году Федеральное агентство научных организаций России (ФАНО) получит всего 73,5 млрд. руб. из федерального бюджета, что на 12,5 млрд. меньше, чем годом ранее, однако рассчитывает сохранить финансирование науки в полном объеме за счет привлечения дополнительных средств. С учетом обострения конфронтации с США и Европой, продолжения мирового экономического кризиса, экономических «санкций» и роста бюджетных расходов на оборону в 2016 г. годах до рекордных 22,3% (4,4 % ВВП) от всех расходов, очередное абсолютное сокращение финансирования науки и образования очевидно.

Кстати, дальновидные правительства поступают ровно наоборот: именно в трудные времена увеличивают вложения в науку, так как уверены, что только она способна найти эффективные способы выхода из кризиса. Но у нас, как водится, собственный российский путь в будущее, который, как ни странно, контролируется Западом. Спровоцировав государственный переворот на Украине, США и Евросоюз фактически втянули Россию в геополитическое соперничество и гонку вооружений, победить в которых у нас почти нет шансов. В этих условиях о серьезной государственной поддержке отечественного образования и науки можно только мечтать.

Размещено на Allbest.ru