Российско-китайское стратегическое партнерство: континентальное и глобальное измерения

Размещено на http://www.allbest.ru/

РОССИЙСКО-КИТАЙСКОЕ СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ПАРТНЕРСТВО: КОНТИНЕНТАЛЬНОЕ И ГЛОБАЛЬНОЕ ИЗМЕРЕНИЯ

Ефременко Д.В. д. полит.н., заместитель директора Института научной информации по общественным наукам РАН

Севастьянова Я.В. главный специалист Института научной информации по общественным наукам РАН

Стремление к «нормализации отношений», а затем и к стратегическому партнерству с Китаем является одной из констант внешней политики нашей страны со времен Юрия Андропова. Процесс нормализации двусторонних отношений увенчался уже при Владимире Путине Договором о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве. Существенно, что такого рода договор Китай имеет лишь с Россией. Важным дополнением к нему стало урегулирование пограничных проблем в конце 2004 г. Нет сомнений, что достигнутый уровень российско-китайских отношений является ценнейшим достижением, которое, правда, все же не гарантирует нас от проблем и осложнений в будущем. В условиях дальнейшего углубления кризиса современного мирового порядка, значение добрососедства и доверительного партнерства с Китаем возрастает еще больше.

Стратегическое партнерство России и Китая опирается на прочные основания. Эти основания преимущественно находятся за пределами сферы идеологии или ценностных ориентаций. Дело здесь не в том, что ценности конфуцианской культуры или программные установки КПК абсолютно несовместимы с российской системой ценностей, а в том, что едва ли можно говорить о какой-либо общепризнанной системе ценностей как основе идентичности современной Российской Федерации. Действительно устойчивой основой российско-китайского партнерства является общность ряда фундаментальных интересов и угроз. Обе страны заявляют обоснованные претензии на достойное место в мире XXI века: Китай - как лидирующая мировая держава, Россия - как великая держава Евразии. Продвигаясь разными темпами к достижению этих целей, обе страны имеют достаточно оснований рассматривать их как исторический реванш: Китай - как ответ на диктат колониальных империй в сер. XIX - нач. XX вв., японскую агрессию 30-40-х годов XX в. и сохраняющееся до сих пор нарушение территориального единства страны; Россия - как ответ на распад Советского Союза. Обе страны сталкиваются с возрастающим противодействием единственной сверхдержавы начала XXI в. - США. Это противодействие перешло в новое качество, когда при активном поощрении США на постсоветском пространстве началась серия “цветных революций”. Соответственно, и в Москве, и в Пекине, помимо угрозы геополитическим интересам, ощутили опасность дестабилизации собственных режимов. В результате и Китай, и Россия на основе общности оценок интересов и угроз становятся основными поборниками идеи многополярного мира, несмотря на имеющиеся расхождения в их трактовках многополярности.

Растущее экономическое могущество Китая и его превращение в ведущего мирового инвестора вызывает у российского руководства вполне понятное желание «поймать китайский ветер» в паруса российской экономики. Но наряду с этим, на протяжении последних лет очевидной подоплекой курса Москвы в отношении Пекина было стремление избежать превращения России в сателлита Срединной империи. Фактическая слабость российских позиций в Азиатско-Тихоокеанском регионе должна была компенсироваться за счет активной политики, направленной на максимальную диверсификацию экономических и политических возможностей начиная с маршрутов экспорта энергоносителей и заканчивая механизмами безопасности. По сути дела, предпочтение в Москве отдавалось варианту стабильного, но несколько дистанцированного партнерства с Китаем.

Среди причин такого осторожного подхода - далеко не только гигантская разность демографических потенциалов с двух сторон нашей общей границы. Угроза китайского заселения Сибири и Дальнего Востока - это, скорее, «бумажный тигр», во всяком случае, в среднесрочной перспективе. Гораздо серьезнее перспектива закрепления структурного дисбаланса в двусторонней торговле, быстрого скатывания к положению сырьевого придатка новой «всемирной мастерской». Однако вопрос выхода из сырьевой ниши - эта общая проблема модернизации российской экономики, а не принципов торговых отношений между Москвой и Пекином. Пожалуй, самая серьезная проблема, из-за которой России следовало избегать слишком тесной привязки к китайскому локомотиву - это его скорость. Казалось бы, поддерживаемые уже не первое десятилетие двузначные (или близкие к двузначным) темпы экономического роста являются именно тем, чего нам так не хватает для успеха модернизации. Эти темпы и продолжительность роста действительно беспрецедентны, а способность нескольких поколений высшего руководства КПК - от Дэн Сяопина до Си Цзиньпина - их поддерживать, избегая при этом острых социальных конфликтов, с достаточным основанием может претендовать на статус исторического рекорда управленческой эффективности. Но чем дольше длится китайское экономическое чудо, тем больше нарастают экономические, социальные и региональные диспропорции, и тем более опасными могут быть последствия резкого торможения.

Далеко не просто оценить и реальный набор социально-экономических опций, которыми сегодня располагают китайские лидеры. Хотя в условиях мирового экономического кризиса были предприняты усилия, направленные на повышение роли внутреннего спроса как фактора роста, тем не менее, экспортной ориентации китайской экономики пока нет убедительной альтернативы. Ясно также, что китайско-американский торговый и финансовый симбиоз, который Н. Фергюсон иронично назвал Chimerica, порождает все больше проблем и для Китая, и для США, и для мировой экономики в целом. Однако целенаправленные действия по «распариванию» (decoupling) Китая и США, возможность которых Фергюссон не исключает, могут вызвать на порядок более серьезные проблемы. Действия администрации Трампа, фактически развязавшей экономическую войну против Китая, служат тому убедительным подтверждением.

Соперничество Китая и США за глобальное влияние имеет фундаментальное значение с точки зрения выбора долгосрочной стратегии российской внешней политики. Объективно именно Россия обладает потенциалом, способным обеспечить стратегический перевес одной из сторон. Проблема в том, что этот выбор для России оказывается судьбоносным в полном смысле этого слова. Москве можно многому поучиться у того же Пекина, который в последние два десятилетия холодной войны пребывал в сходном положении. Избранная Мао Цзэдуном и его наследниками тактика «обезьяны, наблюдающей за схваткой двух тигров», оказалась выигрышной, причем торжествующая обезьяна так и не присоединилась ни к одному из участников схватки. Теоретически, России следовало бы стремиться к максимизации выгоды, не присоединяясь ни к одному из соперников, но выстраивая партнерские отношения с каждым из них. Однако шансов на реализацию такой линии у России, по сути, не осталось. российский китайский партнерство договор

Новый раунд российско-китайского сближения прогнозировался многими экспертами начиная с того момента, как Владимир Путин принял решение вернуться в Кремль в качестве президента на третий срок. Немало аналитиков предупреждало, что слишком усердные попытки «поймать китайский ветер» в российские паруса очень серьезно осложнят взаимодействие с Соединенными Штатами, а также создадут трудности в отношениях с Евросоюзом. Однако после эскалации украинского кризиса сохранение прежней модели партнерского взаимодействия как с США, так и с Евросоюзом стало невозможным.

В самый острый период украинского кризиса Москва, несомненно, рассчитывала на то, что Китай окажется для нее надежным тылом. Эти ожидания в основном оправдались. Воздерживаясь от выражений солидарности с действиями России, Пекин, тем не менее, предотвратил ее международную изоляцию и отчасти нивелировал воздействие западных санкций. Подписание газового контракта на 400 млрд. долларов показало, что китайские лидеры рассматривают отношения с Россией в долгосрочной стратегической перспективе. Пекин добился весьма благоприятных условий поставок газа, но явно не стал «дожимать» Москву в тяжелый для нее момент и дал ей в руки козырь, позволяющий вести энергодиалог с Евросоюзом с твердых позиций. В результате российско-китайское взаимодействие переходит в фазу, когда действия сторон, оставаясь де-юре отношениями соседей и стратегических партнеров, де-факто начинают ориентироваться на логику союзничества. Это взаимодействие имеет как континентальное (евразийское), так и глобальное измерения.

Континентальное измерение связано, прежде всего, с деятельностью Шанхайской организации сотрудничества и с возможностями сопряжения китайской инициативы строительства Экономического пояса Шелкового пути и интеграционного проекта Евразийского экономического союза. Планы гармонизации и сопряжения строительства Экономического пояса Шелкового пути и Евразийского экономического союза получили официальное одобрение лидеров России и КНР в мае 2015 г. Потенциально эта инициатива может стать подлинным поворотным пунктом в развитии процессов экономического сотрудничества и глобализации на евразийском континенте.

Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) является достаточно удобной платформой для достижения синергетического эффекта сопряжения проектов Экономического пояса Шелкового пути и Евразийского экономического союза. Такая синергия позволит реализовать амбициозные инфраструктурные программы, обеспечивающие радикальное упрощение доступа китайских товаропроизводителей не только к рынку Евразийского экономического союза, но также и европейскому рынку. В более отдаленной перспективе возможно и формирование на пространстве Большой Евразии секторальных объединений, фундаментом которых станет китайская экономическая мощь. Подобное развитие событий будет впечатляющей антитезой прекраснодушным идеям о едином экономическим пространстве «от Лиссабона до Владивостока», предметное обсуждение которых так и не было начато до момента перерастания украинского кризиса в острое геополитическое противостояние.

В 2018 г. в процессе сопряжения китайской инициативы Экономического пояса Шелкового пути и интеграционного проекта Евразийского экономического союза завершен первый важный этап. Его основное содержание - достижение обязывающего торгово-экономического соглашения между ЕАЭС и КНР. В ходе этого этапа происходило становление первичной институциональной структуры сопряжения, а сама идея сопряжения по мере прогресса переговоров набирала политическую капитализацию. Вместе с тем на этом этапе сопряжение не принесло, да и не могло принести непосредственных экономических результатов.

Особенность текущей ситуации состоит в том, что российско-китайские отношения и, в частности, процесс сопряжения, возможно, приближаются к новой важной развилке. Прежде всего, вполне четко просматривается траектория поступательного движения: подписание торгово-экономического соглашения, вступление его в силу, перевод значимых направлений экономического сотрудничества в формат взаимодействия КНР-ЕАЭС, постепенное расширение сфер сотрудничества, регулируемых в этом формате, углубление кооперации (в частности, переход к подготовке преференциального торгово-экономического соглашения и предметному обсуждению вопроса о создании зоны свободной торговли КНР-ЕАЭС), практическая реализация проектов развития транспортно-логистической инфраструктуры Большой Евразии. Но вместе с тем возможно продвижение и по другой, мобилизационной траектории. Переход на такую траекторию может быть вызван давлением внешних сил, заинтересованных в подрыве экономических и политических возможностей России и Китая. Выбор администрации США в пользу неприкрытого протекционизма и достижения односторонних преимуществ в торгово-экономических отношениях со своими партнерами, развязывание торговой войны с Китаем и санкционной войны с Россией способны привести к глубокому переформатированию глобальной финансово-экономической системы. В этих обстоятельствах Пекин и Москва имеют достаточно оснований для разработки совместных мер и программ (в частности, в сферах страхования рисков, дедолларизации банковских расчетов, их перевода на независимую от SWIFT телекоммуникационную систему передачи коммерческой информации и электронных платежей), направленных на нейтрализацию давления Вашингтона. Само это давление рано или поздно будет направлено на подрыв единства ЕАЭС. Удивляться этому вряд ли приходится, поскольку уже сейчас через механизм санкций Вашингтон вполне успешно лишает российские компании ряда важных для них рынков сбыта. Соответственно, используя имеющиеся у него рычаги, Вашингтон может предпринять усилия, направленные на разрушение общего рынка Евразийского экономического союза. Если же Москва и Пекин решат совместно и на системной основе противостоять американскому давлению, то, по всей видимости, не останутся в стороне и структуры взаимодействия между КНР и ЕАЭС.

На глобальном уровне новое качество российско-китайского взаимодействия вероятнее всего обернется началом системных, хотя и достаточно осторожных усилий двух держав, направленных на размывание глобального доминирования институтов и практик Вашингтонского консенсуса. Постепенное ослабление позиций доллара в торговых расчетах между странами ШОС и БРИКС, развитие и взаимное признание национальных платежных систем участников этих объединений, учреждение странами БРИКС собственного Банка развития и участие России в уставном капитале Азиатского банка инфраструктурных инвестиций, создание Россией и Китаем международного рейтингового агентства в противовес «большой тройке» Moody`s, Fitch и Standard & Poor`s могут стать первыми предвестниками переструктурирования глобальной экономики. Несмотря на очевидное экономическое преобладание Китая в этих процессах, для России и других стран, которые решатся выступить агентами такого рода изменений, в долгосрочной перспективе благом окажется уже сама ситуация соревновательности центров экономической мощи, международных финансовых институтов и макроэкономических моделей.

ШОС и сопряжение ЕАЭС и ОПОП, с одной стороны, и БРИКС, с другой стороны, могут в данном контексте рассматриваться в качестве континентального и глобального форматов российско-китайского партнерства, нацеленного на трансформацию существующего мирового порядка. В отличие от ШОС, БРИКС является значительно более пластичным форматом. Любопытно, что автор термина «мягкая сила» Дж. Най, с большой настороженностью отзывающийся о феномене БРИКС в целом, умалчивает, что эта конструкция становится новым источником «мягкой силы». При этом устойчивость всей конструкции БРИКС может быть обеспечена только благодаря предельно широкому и гибкому толкованию демократии и прав человека, признанию плюрализма ценностей, культурных программ и моделей политического устройства. Привлекательность и влияние БРИКС сохраняются до тех пор, пока это объединение воздерживается от эволюции в сторону формирования жесткой институциональной структуры и принятия на себя ее участниками существенных обязательств по отношению друг к другу и третьим странам. Если это произойдет, то тогда, в самом деле, осуществятся многие из мрачных пророчеств критиков БРИКС, и стратегия взаимного выигрыша обернется нарастающими разногласиями и соперничеством.

Подлинную весомость совместным действиям стран БРИКС на мировой арене придает не только и даже не столько суммарная совокупность их ресурсных возможностей, факторов мягкой и жесткой силы, но далеко идущие сдвиги в этих странах, связанные с борьбой с бедностью, сокращением неравенства, демографическим переходом, урбанизацией, освоением массовыми группами образа жизни и стандартов потребления информационного общества, изменениями идентичности и т.д. При всей очевидности различий и диспропорций между странами БРИКС, именно на них в ближайшие десятилетия придется «критическая масса» глобальных трансформаций, итогом которых, очевидно, станет новая, постзападная картина мира XXI столетия.

Размещено на Allbest.ru