В преддверии сингулярности: перспективы трансформации мирового порядка

А это, в свою очередь, ставит на повестку глобального политического развития выработку (подобно Вестфальской системе) некоей новой системы отношений между неоимперскими структурами современного мира, которые, впрочем, всем хорошо известны, но из соображений политкорректности таковыми пока не именуются. В их числе США, ЕС, РФ, КНР. Потенциально это также Индия, Иран, Турция (список, возможно, в ближайшее время будет расширяться). Сама эта проблема ставит сложнейшую задачу перед Западом, задачу пересмотра своего позиционирования в мире и перехода к фактически, а не только декларативно равноправным отношениям с государствами, политически представляющими инокультурные макросообщества с иным институционально-правовым опытом.

По существу, речь идет о том, возможен ли для этих стран путь развития (в современном контексте - путь модернизации), способный преодолеть их "вечное", системное отставание, или же зависимость этих стран от усмотрения идеологов Запада станет их "вечным проклятием". И страной, полной самых амбициозных надежд на то, что ей удастся доказать свою состоятельность в качестве системной альтернативы Западу, является сегодня отнюдь не Россия, а прежде всего КНР. Однако трудная задача в этом случае встает не только перед державами Запада, но и перед любой страной современного мира, имеющей такого рода неоимперские амбиции. Любой империи свойственно стремление к глобальному (или хотя бы региональному) лидерству и продвижению имманентного ей политико-правового порядка вовне, к распространению в любой доступной ей форме своего влияния на сопредельные и даже самые отдаленные страны.

Новая система отношений между державами этого типа должна ввести конкуренцию между ними в некие правовые ограничительные рамки, которые исключали бы возможность какого-либо возврата к ситуации униполярности или даже биполярности. Эта система должна предусматривать возможность существования альтернативных моделей современного развития и сосуществование альтернативных культур, причем не в форме пресловутой мультикультурности, пусть даже при позитивной дискриминации культуры меньшинств, а сосуществование и ресурсную оснащенность политических проектов, выстраиваемых на альтернативных культурных основаниях. Система должна предложить рамочные условия, приемлемые хотя бы для этих основных игроков современного мира и не сковывающие возможности разнообразного (в первую очередь торгово-экономического, технологического, инвестиционного, информационного и т. п.) взаимодействия между ними.

В свете всего сказанного вернемся теперь к современной России и окружающему ее постсоветскому пространству (см. также: Малков 2016). В сегодняшних условиях вполне оформившегося имперского натиска Запада (теперь уже фактически в трех ипостасях - США, ЕС и намеренной возродиться в этом качестве Великобритании) для России велик соблазн также пойти по пути имперского возрождения. Но наша страна уже дважды терпела крах на этом пути, не справляясь с задачей выработки симбиотического режима, предполагающего во внутренней политике культивирование современного институционального демократического представительства и универсальной правовой национально-гражданской консолидации, а во внешней - систему имперского продвижения интересов страны. Поэтому императивным условием продолжения ее бытия в современном мире является выработка гражданского модуса существования, то есть гражданства как доминирующего инструмента государственно-политической и социокультурной консолидации, перекрывающего по значимости иные - этнической, конфессиональной, земляческой и т. п. природы - формы консолидации в условиях сложного общества. И если восстановление практик имперского поведения во внешней политике может продвигаться, как показывают события последних лет, достаточно быстро, опираясь на не вполне утраченные навыки прошлого, то решение проблемы гражданской консолидации российского общества представляет поистине беспрецедентную задачу исторического масштаба.

Литература

1. Бек, У. 2012. Живя в мировом обществе риска и считаясь с ним. Космополитический поворот. Полис. Политические исследования 5: 44-58.

2. Бродель, Ф. 2007. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т. 3. Время мира. М.: Весь мир.

3. Валлерстайн, И. 2009. Динамика глобального кризиса. Тридцать лет спустя. Эксперт 35(672).

4. Гидденс, Э. 2005. Устроение общества: Очерк теории структурации. М.: Академический Проект.

5. Гринин, Л. Е.

6. 2005. Глобализация и национальный суверенитет. История и современность 1: 6-31.

7. 2015. Новый мировой порядок и эпоха глобализации. Ст. 1. Американская гегемония: апогей и ослабление. Что дальше? Век глобализации 2: 3-17.

8. 2016. Мировой порядок в прошлом, настоящем и будущем. История и современность 1: 20-63.

9. Ильин, М. В.

10. 1997. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий. М.: РОССПЭН.

11. 2008. Возможна ли универсальная типология государств? Политическая наука 4: 8-41.

12. Ильин, М. В., Кудряшова, И.В. (ред.)

13. 2008. Суверенитет. Трансформация понятий и практик: монография. М.: МГИМО-Университет.

14. 2011. Асимметрия мировой системы суверенитета: зоны проблемной государственности. М.: МГИМО-Университет.

15. Каспэ, С.И. 2001. Империя и модернизация: Общая модель и российская специфика. М.: РОССПЭН.

16. Лапкин, В. В.

17. 2001. Универсальная цивилизация: Болезнь роста и ее симптомы. В: Холодковский, К.Г. (отв. ред.), Политические институты на рубеже тысячелетий. ХХ-ХХI в.: сб. ст. (с. 12-26). Дубна: Феникс+.

18. 2012. Политическая модернизация России в контексте глобальных изменений: научная монография. М.: ИМЭМО РАН.

19. Лапкин, В. В., Пантин, В.И. 2004. Геоэкономическая политика и глобальная политическая история. М.: Олита.

20. Малков, С.Ю. 2016. Кризис глобализации и Россия. История и современность 1: 109-132.

21. Мартьянов, В.С. 2010. Один Модерн или "множество"? Полис. Политические исследования 6: 41-53.

22. Мельвиль, А. Ю., Стукал, Д. К., Миронюк, М.Г. 2012. Траектории режимных трансформаций и типы государственной состоятельности. Полис. Политические исследования 2: 23-46.

23. Пантин, В.И. 2017. Период 2017-2025 гг.: перелом в мировом развитии. История и современность 1: 3-27.

24. Пантин, В. И., Лапкин, В.В. 2014. Историческое прогнозирование в XXI веке: циклы Кондратьева, эволюционные циклы и перспективы мирового развития. Дубна: Феникс+.

25. Парсонс, Т.

26. 1993. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения. THESIS. Теория и история экономических и социальных институтов и систем 2(1): 94-122.

27. 1998. Система современных обществ. М.: Аспект Пресс.

28. Сорос, Дж. 1999. Кризис мирового капитализма: Открытое общество в опасности. М.: ИНФРА-М.

29. Умов, В. И., Лапкин, В.В. 1992. Кондратьевские циклы и Россия: прогноз реформ. Полис. Политические исследования 4: 51-63.

30. Токарев, А.А. 2017. Сецессии на посткоммунистическом пространстве: квантификация факторов влияния. Полис. Политические исследования 4: 106-117.

31. Parsons, T.

32. 1966. Societies. Evolutionary and Comparative Perspectives. New Jersey: Prentice-Hall.

33. 1967. Sociological Theory and Modern Society. New York: Free Press.

34. Tausch, A. 1998. Submerging Markets. The Development Maraphon, 1960-2000, and Its Lessons for East Central Europe. URL: http://wsarch. ucr.edu/archive/books/tausch/marathon/submerg1.htm.

35. Wallerstein, I. 2008. The Demise of Neoliberal Globalization. Binghamton, NY: Fernand Braudel Center, Binghamton University. URL: https:// www.binghamton.edu/fbc/226en.htm.

36. 1 К злободневной теме кризиса и назревающей трансформации мирового порядка журнал "История и современность" обращается, разумеется, не впервые. Из последних публикаций обратим внимание на работу Л.Е. Гринина (2016; см. также: Гринин 2015). Данная статья продолжает анализ этой темы с несколько иных, во многом полемических позиций, автор в ней настаивает на необходимости критического отношения ко многим фундаментальным понятиям (таким как нация, государство, империя, глобализация, мировой рынок) современного дискурса наук об обществе.

37. 2Представления об универсализме как определенном методологическом принципе концептуализации организационных форм современности, альтернативном разного рода партикулярностям (национализму, локализму, культурализму и т. д.), разрабатывались, в частности, У. Беком, который продвигал концепцию космополитизации в качестве "синтеза… и преодоления дуализма между универсализмом и партикуляризмом, интернационализмом и национализмом, между глобализацией и локализацией…" (Бек 2012: 56). Тем самым выявлялось напряженное диалектическое единство универсалистско-партикуляристского континуума современности. Отметим вместе с тем, что само понятие универсализма тесно связано с представлениями об особых культурно-цивилизационных основах современного коммерциализированного общества (см.: Лапкин 2012: 34, 35, 39, 41-43, 47, 49).

38. 3 Даже в Ближневосточном регионе, одном из наиболее проблематичных сегодня с точки зрения интеграции в универсалистскую среду современного глобального мира, мы наблюдаем ярко выраженное стремление (по крайней мере, со стороны наиболее амбиционных держав этого региона - Саудовской Аравии, Турции и Ирана) распространить свое влияние далеко за пределы своих границ, более того, активно влиять на мировые финансовые и энергетические рынки, а также продвигать в Европе и Америке ценности ислама (в том числе и радикального); иными словами, преодолевать региональные форматы и становиться актором глобальной политики.

39. 4 В последнее десятилетие на фоне энергичных попыток преодолеть "полосу глобального кризиса" в ряде стран наметилось стремление повернуть вспять тренд утраты национального суверенитета и ослабления государственного контроля над внутриполитическими процессами (в Европе это прежде всего Венгрия, Польша и Великобритания, в других частях света - многочисленные "региональные державы"). Но все они по-прежнему включены в наднациональные структуры мирового рынка и решающим образом зависимы от них. Более того, характер мотивов восстановления суверенитета и укрепления государства практически во всех этих случаях (данной теме посвящен заключительный раздел настоящей статьи) ясно указывает на иную природу такого политического целеполагания, несводимую к классическим характеристикам nation-state.

40. 5 Все они - своего рода маркеры глобального движения к псевдооднополярному миру 1990-х гг., ставшему воплощением триумфа США, сконцентрировавших под своим контролем подавляющую часть общемировых ресурсов (вещественных, институциональных, интеллектуальных и т. д.).

41. 6 Тем не менее напомним, что именно кризис 2008 г. стал своего рода моментом истины для большого числа моделей устойчивого развития, трансформировав (словами И. Вал-лерстайна) их прежний "грандиозный успех" в столь же "грандиозный провал" (Валлерстайн 2009: 20; см. также: Wallerstein 2008).

42. 7 Уже задолго до сегодняшнего дня скрупулезный анализ продолжительности кондратьевских циклов выявлял тенденцию к их постепенному сокращению (см.: Бродель 2007: 64; Tausch 1998).

43. 8 Первоначальные подходы представлены в работе: Умов, Лапкин 1992, методологическое обоснование: Лапкин, Пантин 2004, развернутая версия: Пантин, Лапкин 2014: 236-288.

44. 9 Особое свойство денег и рынков делает экономическую сферу наиболее пригодной для универсального общения, возникающего "поверх" любых локальных сообществ, цивилизационных и национально-государственных барьеров. "Деньги и рынок действуют там, где существует достаточно широкое разделение труда и где область экономического действия достаточно отделена от политических, общинных и моральных императивов. Из всех обобщенных механизмов социетального взаимообмена деньги и рынки менее всего связаны с нормативным порядком, воплощенным в социетальном сообществе" (Парсонс 1998: 32).

45. 10 Прогнозирование мирового развития при вступлении в 2017 г. в фазу революции международного рынка в рамках разрабатываемой нами совместно с В.И. Пантиным теории эволюционных циклов международной экономической и политической системы допускает определенные сценарные вариации. В известном смысле альтернативный сценарий, описывающий прежде всего переходный период 2017-2025 гг., см. в настоящем выпуске (Пантин 2017: 5-8, 12-18, 22-24).

46. 11 Впрочем, в условиях глобализации содержание этого концепта приобретает скорее наднациональный характер, поскольку формирование "золотого миллиарда" сегодня предполагает вхождение в него космополитических элит большого числа незападных государств.

47. 12 Используя терминологию С. Каспэ, это можно было бы, с известными оговорками, назвать "ассимиляцией населения вновь включаемых в состав государства территорий"; напротив, отсутствие (или ограниченность) таковой делает возможным сохранение "этнокультурных особенностей" этих территорий и является, по его мнению, одним из трех основных условий формирования империи (Каспэ 2001: 30). Этот критерий, по нашему мнению, эффективен при анализе не только перехода от империи к государству-нации, но и противоположного перехода - от нации к империи, примеры которого сегодня многочисленны, а их обсуждение является одним из основных сюжетов последующего изложения.

48. 13 Более того, с этой точки зрения любая система многосторонних международных договоренностей, по крайней мере начиная с Вестфальского договора, представляет собою элемент такого рода имперской протоструктуры.

49. 14 См. там же: "…общим знаменателем для всех этих "критических" признаков империи является их локализация на пересечении сфер культуры и политики…".

Размещено на Allbest.ru