Национальные и планетарные интересы в сохранении равновесия природы и экономического роста

Размещено на http://www.allbest.ru

Финансовый университет, Москва, Россия

Национальные и планетарные интересы в сохранении равновесия природы и экономического роста

А.А. Ткаченко

Аннотация

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ

Александр Александрович Ткаченко -- доктор экономических наук, профессор, зам. директора Института исследований международных экономических отношений, Финансовый университет, Москва, Россия

Предметы исследования - международные соглашения по защите окружающей среды и национальная экологическая политика. Актуальность проблемы обусловлена продолжающейся дискуссией о роли и вкладе развитых и развивающихся стран в уменьшение неблагоприятных климатических изменений. Цель статьи - показать, что в современных условиях необходимы не только совместные усилия разных групп стран для восстановления равновесия в системе «природа-общество», но и новая философия политики экономического роста. В статье дан краткий анализ истории развития международного сотрудничества по решению экологических проблем в рамках инициатив ООН, выделены этапы сотрудничества и роль Киотского протокола. Статья рассматривает дискуссии во время обсуждения и принятия Парижского соглашения и дает анализ степени его влияния на дальнейшее развитие международных и национальных усилий по достижению эколого-климатических целей современного международного сообщества, выделяя роль позиций и разногласий стран G20 по этим вопросам, отношения к Парижскому соглашению крупнейших стран планеты, а также роль, цели и политику декарбонизации в современной экономике.

Ключевые слова: изменение климата; Киотский протокол; Парижское соглашение; уголь; парниковые газы; плата за углерод; декарбонизация экономики

Abstract

ABOUT THE AUTHOR

Alexander A. Tkachenko -- Dr. Sci. (Econ.); Prof., Deputy Director of Research Institute for International

Economic Relationships, Financial University, Moscow, Russia

National and Planetary Interests in Preserving Balance between Nature and Economic Growth

A. Tkachenko

Financial University, Moscow, Russia

The subjects of the research are international agreements on the environment protection and the national ecological policy. The importance of the research lies in the ongoing discussion about the role of developing countries in reducing unfavorable climate changes. The purpose of the article is to demonstrate that nowadays we need not only joint efforts of different groups of countries to restore the equilibrium in the “nature - society” system, but also a new economic growth policy philosophy. The article shortly analyses the history of the international cooperation development in the attempts to solve ecological problems within the framework of UN initiatives, and considers the stages of the cooperation and the role of Kyoto Protocol. The author examines the discussions about Paris Agreement, analyses its impact on the development of international and national efforts to achieve ecological climate aims, demonstrates the role of the positions and disagreements in G20 countries, as well as the role, goals and policy of decarbonization in modern economy.

Keywords: climate change; Kyoto Protocol; Paris Agreement; coal; greenhouse effect; carbon pricing; decarbonization of economies

Введение

Озабоченность охраной озонового слоя как важнейшей защиты нашей планеты от неблагоприятных воздействий космоса человечество стало проявлять со второй половины 1980-х гг.1, хотя значительно раньше Барри Коммонер в книге «Замыкающийся круг» [1] сформулировал постулаты (четыре закона экологии), один из которых гласит: «Природа знает лучше». Предтечей современного подхода к взаимодействию природы и человека по праву можно считать К. Каутского, который первым сформулировал необходимость сохранности природы в ходе экономического развития2.

Рамочная конвенция ООН об изменении климата (The United Nations Framework Convention on Climate Change -- UNFCCC или FCCC), принятая в 1992 г. на «Саммите Земли» (Рио-де-Жанейро) и подписанная 180 государствами, устанавливала общие принципы действия стран по проблеме изменения климата. Принятие этой конвенции можно считать выражением общечеловеческой воли к сохранению эколого-природного равновесия на планете Земля и в определенной мере консенсусом всех государств о будущей траектории развития, прежде всего экономического, глобального мира. Российская Федерация ратифицировала данную конвенцию в год ее вступления в силу (1994). Но все усилия могут оказаться малоэффективными, если совместные усилия разных групп стран для восстановления равновесия в системе «природа-общество» не будут дополнены изменением мировоззренческого подхода большинства государств к проблеме защиты климата, перехода к новой философии политики экономического роста, понимая, что экономический рост не всегда является синонимом повышения качества жизни.

1. Развитие инициативы ООН по климату

Несмотря на рамочный характер конвенции ООН, а может быть именно по этой причине, многие подписавшие ее страны осознавали, что положения конвенции не способны разрешить проблему изменения климата во всех ее аспектах. Поэтому на первой конференции сторон (Берлин, 1995) был начат новый раунд переговоров с целью принятия более подробных обязательств развитых стран, получивший название «Берлинский мандат», позволив после многолетних консультаций принять первый в истории человечества глобальный пакт охраны окружающей среды -- Киотский протокол, содержащий механизм международной торговли квотами на выбросы парниковых газов (greenhouse gases) и ввести его в действие в 2005 г., что с некоторой долей условности можно считать началом новой и, будем надеяться, успешной эколого-экономической деятельности все более глобализирующегося мира. Венская конвенция об охране озонового слоя (1985 г.), Монреальский протокол по веществам, разрушающим озоновый слой (1987 г., с изменениями и поправками 1990 г.).

Конференция сторон конвенции (Conference of the Parties, далее -- COP) ежегодно рассматривает в качестве официального совещания сторон (стран) FCCC (далее -- Конференции сторон) для оценки прогресса в решении проблемы изменения климата. Начиная с середины 1990-х гг. COP собирается для переговоров по Киотскому протоколу с целью установления юридически обязательных обязательств для развитых стран по сокращению выбросов парниковых газов. С 2005 г. Конференции сторон также служат в качестве совещаний сторон Киотского протокола для претворения в реальность положений конвенции и принятия решений по дальнейшей работе над правилами.

В Киотском протоколе сделан специальный акцент на то, что развитые страны несут по причине своей более чем 150-летней индустриальной деятельности основную ответственность за существующие высокие уровни выбросов парниковых газов в атмосферу. В этой связи Киотский протокол возложил более тяжелое бремя именно на эти страны в соответствии с принципом «общей, но дифференцированной ответственности». При этом остался в стороне совсем не умозрительный вопрос о других более важных последствиях этой «промышленной» деятельности: появлении лекарственных препаратов, которые помогли странам другой части мира в достижении исторически быстрого снижения младенческой и детской смертности, создании принципиально новых видах транспорта и связи, которые приблизили страны и людей друг к другу, сделали информацию доступной для всего мира и главное -- позволили людям экономить огромное количество времени для его траты на более важные и творческие виды человеческой деятельности. Мы не касаемся вопросов сохранения различий по названным достижениям цивилизации между отдельными государствами, наличия голода на ряде территорий и т.п., говоря лишь об общей тенденции развития, превратившей мир в глобальный, что увеличивает возможности для человечества искоренять явления, несовместимые с понятием справедливого мира.

Киотский протокол считается значительно более расширенным вариантом конвенции и содержит юридические обязательства по сокращению выбросов, но, по общему мнению, дав основные правила, он не предоставил разъяснений по их применению, что в определенной мере было исправлено Марракешским соглашением (2001 г.). И хотя Киотский протокол предоставил почти десять лет на подготовку к первым шагам по его выполнению, глобальный мир оказался изначально расколотым на две части: индустриально развитые страны и страны с переходной экономикой, с одной стороны, и весь развивающийся мир, с другой. Первая группа стран (так называемые «страны из приложения 1») приняли на себя конкретные обязательства по сокращению выбросов, вторые на первом этапе -- нет. И среди «уклонившихся» не только крупнейшие по численности населения и одни из крупнейших по ВВП государства -- Китай и Индия, но и многие быстроразвивающиеся экономики, отнюдь не оглядывающиеся или до последнего времени не оглядывавшиеся на «чистоту» их быстрого экономического развития. Позднее часть из них вошла в группу развитых стран, а часть по своим характеристикам не отличается от среднеразвитой группы развивающихся стран.

Значительным по важности документом последнего времени стал доклад межправительственной группы экспертов по изменению климата, который даже считают фундаментом для дальнейших переговоров по климату. Необходимость переговоров в первую очередь определяется тем, что страны обязаны каждые пять лет пересматривать свои обязательства в сторону повышения принимаемых обязательств.

В этом докладе впервые на таком уровне подтверждается цифра 1,5 °С как единственная альтернатива катастрофическим последствиям для всего мира (человечества) и называется период в 12 лет как критический для принятия беспрецедентных международных усилий. Следует подчеркнуть, что данный доклад оценивается большинством мирового сообщества как основа для выработки международного свода правил реализации Парижского соглашения. Высшая планка потепления в отличие о ранее предлагаемых 2-4 °С или принятых на Парижской конференции 2 °С Открытых противников доклада нет, но существует группа стран, которые предлагают по отношению к нему формулировку «принять во внимание», что можно рассматривать как открытие для себя возможности будущей блокировки переговоров, являющихся основным механизмов принятия решений, так как они индивидуальны для каждой страны и принимаются только ею в виде добровольно взятых обязательств. К чему это может привести, демонстрирует новая позиция правительства США в отличие от правительства Б. Обамы, ратифицировавшего Киотский протокол. Среди них такие крупнейшие нефте- (газо) добывающие страны, как Саудовская Аравия, США, Кувейт и Россия.

«Зеленый» климатический фонд (Green Climate Fund, GCF) (далее -- Фонд), созданный в 2011 г. на конференции ООН по климату в Дурбане, ЮАР, как оперативный финансовый механизм UN FCCC по оказанию помощи развивающимся странам для адаптации и смягчения последствий для этих стран принимаемых мер по борьбе с изменением климата, является, подчеркнем, дополнительным источником по отношению к официальной помощи в целях развития, которая также оказывается развитыми странами развивающимся государствам. Многие из развитых стран, представленных в совете GCF, выступают за привлечение частных рынков капитала, в частности пенсионных фондов и других институциональных инвесторов, но некоторые развивающиеся государства и неправительственные организации опасаются, что это помешает тому, чтобы Фонд сосредоточился на финансировании климата в интересах бедных. Объявление о выходе из Парижского соглашения, которое возможно 4 ноября 2020 г. Возникает трудность в достижении быстрого прогресса на переговорах, являющихся обязательным институтом работы FCCC, особая важность которых проявится в 2020 г., когда возникнет необходимость решения двух пересекающихся, но разных проблем мирового сообщества: борьбы с бедностью и борьбы за экологическое равновесие.

Сложной остается проблема финансирования из Фонда проектов, связанных с ископаемым топливом, что, казалось бы, противоречит его цели и поэтому такое финансирование должно быть запрещено, но Япония, Китай и Саудовская Аравия выступают против такого запрета. Но если мнение Китая и Саудовской Аравии, не сделавших взносов в Фонд, можно игнорировать, то Япония является третьим после ЕС и США спонсором Фонда (соответственно 4,6, 3,0 и 1,5 млрд долл. США).

Во время переговоров ООН по климату (а иногда других встреч ООН) страны объединяются в группы для достижения большего влияния в решении вопросов. В Париже неожиданно для многих стран была создана Коалиция высоких амбиций (High Ambition Coalition), в которой объединились две группы государств: страны ЕС и США, с одной стороны, и 79 стран Африки и Тихоокеанского бассейна, в основном самые бедные и уязвимые. Поскольку коалиция официально не институализирована, называются и меньшие цифры ее участников со стороны наименее развитых стран. Таким образом, в коалицию как группу входят две полярные группы стран: самые богатые и самые бедные в мире. так называемые «малые островные развивающиеся государства» (small island developing states) и наименее развитые страны (least developed countries).

Острота проблемы координации национальных политик в области экологии и климата с международными соглашениями и вытекающими из них обязательствами, а также смена правительств с изменением их политики могут вызывать расхождение в политике государственной и местной власти, например правительства страны и местного самоуправления (мэрий городов). Поэтому можно только одобрительно отнестись к появлению так называемой инициативы городов, что стало еще одной отличительной чертой климатической конференции по климату в Катовице, когда города Сидней и Мельбурн взяли на себя обязательство отказаться от угля, что противоречит национальной позиции Австралии, являющейся четвертым по объемам производителем угля в мире.

2. Декарбонизация мировой экономики как главная задача

Отрицательное воздействие человеческой жизнедеятельности на природу многолико: оно происходит в ходе производственно-экономической деятельности и во время повседневной жизни. Все документы по климату и сохранению экологического равновесия содержат задачу решения проблемы выброса парниковых газов как наиболее разрушительного и опасного результата деятельности человека. Но среди них особое место занимают диоксид углерода и углерод (карбон) в целом: производство и потребление. Поэтому остановимся на политике декарбонизации подробнее.

Такие страны, как Франция, Саудовская Аравия, Канада, Мексика, имеют значительно более низкие выбросы С02, чем предусмотренные Парижским соглашением для стран G20. Имеются страны -- «лидеры» в процессе воздействия сценариев введения платы за выбросы углерода -- Южная Африка, Китай и Индия, и есть две страны из G20, где сложилась неблагоприятная ситуация с выполнением обязательств по Парижскому соглашению -- это Индия и Россия [3, с. 27], занимающие 3-е и 6-е место по объему ВВП, но в Индии масштабы выбросов значительно больше.

Можно говорить о существовании в глобальной экономике двух «карбонных миров» -- они движутся в разных направлениях и имеют разные цели, несмотря на общую задачу, поставленную перед всеми странами «Киото» и «Парижем». Первый мир -- это все развитые страны, которые последнее десятилетие сокращают производство и потребление угля; во втором мире не только происходят противоположные процессы, но он намерен еще некоторое время идти тем же путем, несмотря на взятые обязательства, например Индией, хотя этот путь ведет к экологической катастрофе, для достижения своей главной цели -- роста. Именно такая позиция дает нам право называть эти группы стран разными мирами, поскольку это разный мировоззренческий подход, несмотря на осознание и той и другой группой государств необходимости декарбонизации мировой экономики. Условность нашего деления состоит в том, что в общих трендах всегда бывают исключения: так и здесь -- в «прокарбонном» мире присутствует входящая в первую пятерку государств по добыче угля высокоразвитая Австралия, но ее принадлежность к этому миру выражается не только в наращивании добычи угля (см. таблицу), но и в особой по сравнению с другими развитыми странами позиции по многим вопросам в ходе 2010-х гг. Страны этого мира производят все больше угля, экспортируют, импортируют его. Например, всего три страны экспортировали более 70% угля: Австралия (29%), Индонезия (26%) и Россия (16%) и почти 80% угля импортировали Индия (55%) и страны Азиатско-Тихоокеанского региона (24%). Взимание сборов за содержание углерода в ископаемых видах топлива или за выбросы углерода при сжигании топлива. Весь рост мирового потребления угля в 2018 г. приходился на энергетический сектор; из 162 млн тонн нефтяного эквивалента прироста 82% обеспечили Китай и Индонезия. Напротив, «антикарбонный мир» на примере стран ОЭСР показывает впечатляющие результаты усиления политики декарбонизации16. Спрос на уголь в ОЭСР упал до самого низкого уровня с 1975 г., а доля угля в первичной энергии уменьшилась до 27,2%, что является самым низким показателем за последние 15 лет. Стоит отметить исключение 2018 г. для США, где произошел рост добычи угля, несмотря на дальнейшее падение внутреннего потребления, поэтому американские производители угля увеличили экспорт в Азию.

Среди все большего числа сторон складывается консенсус о том, что введение платы за углерод (carbon pricing) является единственным наиболее действенным инструментом смягчения последствий изменения климата. В совокупности на страны этой группы приходится 80% мировых выбросов.

Он повсеместно создает стимулы для сокращения энергопотребления, все большего использования чистого топлива (cleaner fuels) и прилива частных финансов. Так называемая плата за углерод имеет две составляющие и поэтому по-разному влияет на страны, добывающие углеродное сырье, и государства, производящие значительные выбросы в результате индустриальной деятельности и высокого уровня потребления, обусловливающего значительные отходы. В тех государствах, где ведется разработка месторождений угля.

Международный валютный фонд (далее -- МВФ) представил доклад, где рассматривается вопрос о том, как плату за углерод можно использовать для выполнения парижских обязательств по уменьшению выбросов CO2. Обязательства и требуемая для их выполнения плата за углерод в разных странах различны, и доклад рассматривает два варианта воздействия: при плате в 35 и 70 долл. США за тонну выбросов CO2 [3]. Согласно выводам доклада для выполнения обязательств странами G2018 будет достаточной плата за углерод, которая существенно ниже 35 долл. США за тонну, включая таких крупнейших по выбросам членов G20, как Индия и Китай.

Перспективным подходом считается позиция, согласно которой необходимо избежать политически сложного решения об увеличении цен на топливо за счет дополнения платы за углерод нейтральными в плане доходов программами налогов и субсидий для дополнительного стимулирования более чистых источников производства электроэнергии, перехода к более чистым транспортным средствам и повышения энергоэффективности. Журнал уже публиковал информацию о состоянии этой проблемы в российской экономике [4], но за пять последних лет мало что изменилось в российской экологической политике, и лишь летом 2019 г. на саммите G20 в Осаке Россия объявила о намерении ратифицировать Парижское соглашение. С нашей точки зрения, рост энергоэффективности в быстроразвивающихся экономиках является не менее важным средством повышения «экологичности» производства, чем развитие альтернативных источников энергии, так как эти страны занимают все более высокие места в глобальной экономике, но траектория их развития не отвечает ни требованиям международных соглашений, ни стремлению самих стран к «зеленой» экономике. В 2007 г. XVII съезд КПК поставил задачу экологической модернизации страны и назвал эту модель развития экологической цивилизацией.

В связи со столь важной ролью углерода в климатических изменениях и соответственно в экологической политике появилось понятие «социальная стоимость углерода». Социальная стоимость углерода представляет собой оценку будущих потерь, которые вызовет выброс 1 метрической тонны диоксида углерода (СО2), осуществленный сегодня. Это довольно сложный расчет, так как экономисты дают стоимостную оценку потерь, которые необходимо спрогнозировать, поэтому экспертные оценки этой цены расходятся очень значительно. Социальную стоимость углерода (SCC) также называют теневой ценой на углерод.

В работе [5] предпринята попытка измерить для более точной оценки социальную стоимость углерода, которая очень чувствительна к взвешиванию по показателям неравенства в потреблении, выраженную в помощи в целях развития, предоставленной богатыми странами бедным государствам в период 1965-2005 гг. Социальная стоимость углерода очень чувствительна к практике взвешивания (equity weighting) справедливости распределения и к предположениям о степени риска и возможным снижениям рисков неравенства, так как на страны с разным уровнем развития. Практика присвоения валютам разных значений в зависимости от таких факторов, как географическое положение и климат.

Таблица / Table 1 Производство и потребление угля в странах топ-10 / Coal production and consumption in the top 10 countries, (млн тонн нефтяного эквивалента - toe / million tonnes oil equivalent)*

* Международное энергетическое агентство (IEA) приняло за единицу условного топлива нефтяной эквивалент, обычно обозначаемый аббревиатурой TOE (от англ. Tonne of oil equivalent). Одна тонна нефтяного эквивалента равняется 41,868 ГДж, или 11,63 МВт-ч. Применяется также единица - баррель нефтяного эквивалента (BOE): 1 toe = 7,11, 7,33, или 7,4 boe.

Источник/Source: BP Statistical Review of World Energy 2019. 68th edition, р. 44, 45.

по-разному воздействуют на изменение климата или ухудшение экологической ситуации. Оценки уровня потребления при неприятии неравенства (inequity aversion) по имеющимся данным позволяют предположить, что взвешенная по справедливости социальная стоимость углерода почти на 50% больше, чем его невзвешенная о стоимость [6].

Вольно или невольно, но постоянно возникает проблема защиты от утраты конкурентоспособности стран, которые вводят или должны будут ввести плату за СО2. И позиция международных организаций сводится, к сожалению, все к тому же тезису, что «развитые страны могли бы принять большую ответственность за смягчение последствий путем требования о более высокой минимальной плате». Но подрыв позиции высокоразвитых стран в мировой экономике, с нашей точки зрения, обязательно отразится на тех же названных государствах и в еще большей степени на других странах и в конечном счете вызовет как срыв соглашений и договоренностей, так и возможную экономическую рецессию.

Эту позицию в различных вариантах отстаивают крупнейшие развивающиеся экономики, что стало особенно заметно во время проведения Парижского раунда, который активно комментировался в ходе очень сложных переговоров, но все комментарии представителями этих стран сводились к одному знаменателю: развитые страны не желают брать на себя конкретные обязательства и пересматривать их в сторону еще большего вклада в решении экологических проблем, в появлении которых они изначально виноваты. Не вдаваясь в историю этого вопроса (давнюю по историческим меркам), приведем несколько тезисов названной позиции.

Во-первых, выдвигаются обвинения в том, что некоторые страны исторически были ответственны за то, что вызывали «принуждение», которое привело к изменению климата. Во-вторых, им противопоставляются развивающиеся страны, у некоторых из которых были «неотложные, важные приоритеты, такие как искоренение бедности, и, следовательно, они имели право на выбросы для своего экономического развития»23. В-третьих, развитые страны обвиняются в том, что выбросы сократились в них благодаря передаче выбросов в аутсорсинг таким странам, как Китай и Индия, в результате чего развитые страны вместо того, чтобы производить продукцию у себя, теперь осуществляют аутсорсинг промышленной продукции из развивающихся стран. Но теперь, когда Китай переводит из-за заметного роста стоимости своей рабочей силы свои предприятия в соседние страны Юго-Восточной Азии, подобные обвинения звучат более чем предвзято.

3. Роль инициатив мирового сообщества

Вместе с ростом экологической озабоченности мирового сообщества и международных организаций и реальным ухудшением экологической ситуации и явным изменением климата произошел и продолжается рост организаций «экопрофиля», структура которых начинает все более приближаться к структуре современного глобального мира. Так, наряду с форумами ООН в 2008 г. был создан Всемирный экологический форум (World Ecological Forum), на ежегодных встречах которого эксперты, ученые, лидеры бизнеса обсуждают наиболее острые проблемы экологии 24 и который выдвигает инициативу под названием «зеленый рынок», цель которой -- передача «зеленых» технологий с помощью крупнейшей в мире биржи торговли технологиями. Характерно заявление, например, китайской стороны, проводившей Всемирный экологический форум -- 2017 и рассматривающей эту инициативу как значительный шаг в создании глобальной торговой биржи для «зеленых» технологий в Китае, хотя сам форум был создан в Швеции как общественная организация.

Всемирный экономический форум (Давос) также все больше внимания уделяет влиянию экономического роста на состояние окружающей среды и перспективам перехода к «зеленой» экономике. Последний Давосский форум (2019) обратил особое внимание на долгосрочные риски для человечества в целом и для национальных экономик. В списке топ-10 этих рисков не только первые места занимают экологические проблемы (экстремальные погодные явления, неспособность справиться с неблагоприятными изменениями климата), но и среди всех десяти еще три риска относятся к природоохранным проблемам. 60% всех самых наиболее вероятных «экорисков» в долгосрочной перспективе -- это не просто явное большинство рисков, и их слишком много, но они действительно ужасны по последствиям. Например, мошенничество с данными и их кража -- это вполне решаемая для международных и локальных сетей проблема: уровень защиты технически способен обгонять уровень взломщиков, в то время как водные кризисы и утрата биоразнообразия -- это задача на многие десятки лет или даже несколько столетий. И то только при надежде, что наука когда-нибудь дойдет до знания, как восстановить утраченные популяции животных, растений, других живых организмов.

Повышенную экологическую уязвимость своей страны индийские эксперты объясняют длинной береговой линией и уязвимой сельскохозяйственной отраслью и поэтому считают, что последствия неудачного соглашения по климату для Индии выше, чем для Китая; но материковая береговая линия Китая в два раза длиннее индийской береговой линии.

Все организации официального международного статуса (система ООН и ассоциированных с ней организаций), экологические фонды некоммерческого характера и т.д. придерживаются единых целей, заключающихся в достижении экологической и экономической сбалансированности как залога устойчивого роста, благосостояния и социальной справедливости для всех. В настоящее время довольно затруднительно дать оценку такому «триединству» целей: ведет ли оно к ожидаемому прогрессу или тормозит его обязательной формулой «для всех».

По нашему мнению, это вопрос-лакмус к будущему пути развития человечества, предусматривающего защиту природы в самой политике27 экономического роста: будут ли индустриально развитые «старые» и развивающиеся страны, дающие, как считается, новый импульс развитию мировой экономики, делить ответственность за будущее человечества и своего экологически приемлемого участия в глобальной экономике? Явного отрицания необходимости такой природоохранной политики в XXI в. не наблюдается.

Или это будет прежнее продолжение не только бесконечных дискуссий (они всегда полезны независимо от результатов, но все же эффективнее при каких-то договоренностях на основе взаимосогласованных усилий), но и главных претензий уже второго века постиндустриального развития. «Виновная» сторона -- страны развитые, и они должны нести ответственность за сложившуюся ситуацию и помогать развивающимся государствам, особенно странам с низким уровнем развития, участвовать в спасении планеты от разрушительных последствий «грязного» экономического роста. Такой подход, как представляется, ведет в тупик, выход из которого пытаются найти международные организации и многие страны, сознающие свою глобальную роль в новом мире. Пока к этим странам, к сожалению, не относятся многие быстроразвивающиеся экономики мира, хотя часть из них берет на себя «внутренние», но не общецивилизационные обязательства.

Может быть, развивающийся мир напуган идеями, набирающими силу среди экспертов, ученых и исследователей развитых стран, подобными концепции немецкого экономиста Н. Паеча [7], который отстаивает в качестве единственных путей комплексной экологизации общества полный отказ от доктрины экономического роста и переход к экономике построста, к которой, разумеется, развивающийся мир будет еще исторически длительное время относиться как к идее задержки его развития странами-недоброжелателями. Но в отличие от Н. Паеча ООН подчеркивает, что повысить способность адаптироваться к неблагоприятным воздействиям изменения климата и способствовать устойчивости к изменению климата и развитию низких выбросов парниковых газов надо таким образом, чтобы это не угрожало производству продуктов питания.

Можно провести вполне уместное сравнение с идеями Г. Мюрдаля, призывавшего «третий мир», особенно государства Южной Азии, к переходу к мерам многогранной политики выхода из «кумулятивных сил нищеты» [8], которые вначале отрицались и лишь десятилетия спустя были восприняты и начали осуществляться в государственной политике ведущих развивающихся стран.

Развивающиеся страны делают акцент в своей аргументации на необходимости соглашений по климату, ориентированных на справедливость. Абстрактная постановка этого тезиса не может вызывать сомнений, но каждая страна понимает справедливость по-своему и даже связывает ее, как, например, Индия во время Парижского саммита 2015 г., с правом вето на климатическое соглашение. Повышенную экологическую уязвимость своей страны индийские эксперты объясняют длинной береговой линией и уязвимой сельскохозяйственной отраслью и поэтому считают, что последствия неудачного соглашения по климату для Индии выше, чем для Китая; но материковая береговая линия Китая в два раза длиннее индийской береговой линии.

Представляется, что идея экспертов ООН о том, что все усилия необходимо направить на противодействие опасности антропогенного вмешательства в климатическую систему, в определенной мере искривляет понимание феномена существующего земного пространства, в котором человек и его деятельность уже давно являются частью климатической системы, и их вмешательство чаще всего приводило к таким изменениям этой системы, которые можно отнести к свидетельствам регресса. Мы не касаемся последних климатических изменений, которые большинство экспертов относят к катастрофическим.

Примеров в последние три тысячелетия подобной деятельности людей немало, и все они вызывали изменения климата существовавшей природной системы(м). Достаточно указать на потери растительности австралийского континента, превращение территорий в долине Тигра и Евфрата, особенно палестинских земель, в пустынную местность, трагедию Аральского моря и т.д. Поэтому антропогенное вмешательство должно вернуть то, что еще возможно после прекращения действия Киотского протокола как завершения определенного этапа новой экологически ориентированной политики.

К сожалению, Россия как крупнейшая экономика из бывшей группы «стран с переходной экономикой» занимает как по отношению к Киотскому протоколу, так и ряду других международных документов экологической направленности двоякую или часто неопределенную позицию. Так, в 2004 г. РАН заявила о том, что «Киотский протокол не имеет научного обоснования» и что он неэффективен для достижения окончательной цели Рамочной конвенции ООН об изменении климата, как она изложена в ст. 2 (стабилизация концентраций парниковых газов в атмосфере на таком уровне, который не допускал бы опасного антропогенного воздействия на климатическую систему). Письмо за подписью президента РАН Ю. Осипова.

Но самым парадоксальным был вывод о том, что ратификация этого документа при наличии устойчивой связи между эмиссией CO2 и экономическим ростом, базирующимся на углеродном топливе, означает существенное юридическое ограничение темпов роста российского ВВП. Эти же, по сути, выводы делают эксперты развивающихся стран, которых больше беспокоит решение проблем внутреннего развития, чем угроза человечеству, которая всеобща и не может затронуть одних и оставить в стороне других. Критическая позиция свойственна и некоторым европейским ученым, например исследователям из университетов Сассекса и Восточной Англии [9], которые, указывая на несовершенства и недоработки документа, называли Киотский протокол из-за этих недостатков «клубом для богатых». Его критики считают, что пункт Киотского протокола о механизме чистого развития (Clean Development Mechanism), предоставляющий право крупным компаниям и правительствам «богатых наций» на разработку проектов по сокращению выбросов парниковых газов для развивающихся стран, в обмен на которые они получают дополнительные квоты на торговлю выбросами, ведет к тому, что крупные промышленные корпорации наживаются на этом механизме.

Особые меры по наращиванию усилий стран и мирового сообщества в борьбе против изменений климата и потепления приняты в XXI в., когда понимание угрозы последствий продолжающегося загрязнения и потепления как одного, пусть и самого чувствительного, из его проявлений стало настолько очевидным, что привело к заметному изменению общественного мнения, которое стало использовать значительные силы влияния на правительства и политиков разных стран. Появилось «партнерство в рамках национально детерминированных вкладов» (Nationally Determined Contributions) или The NDC Partnership.

Во-первых, это значительное омоложение экологических движений, вовлечение в них самых молодых поколений -- школьников, и значительный рост их активности, превращение в регулярные выступления. Во-вторых, это новый ренессанс политических партий «зеленой» окраски, которые смогли не просто вновь попасть в парламенты многих стран, но и войти в состав правительств, становясь весомой политической силой, отражающей настрой довольно значительной части населения.

4. Экономический рост и экологическое равновесие Китая и Индии

Нежелание Китая занять более определенную позицию в мировых обязательствах по снижению СО2, которые во многом связаны с производствами, использующими уголь прежде всего для производства электроэнергии, и добычей самого угля (в своей стране или в чужих, куда он экспортируется), связано с его доминирующим положением на глобальном рынке угля. Китай уже три десятилетия является не просто крупнейшим производителем угля, но и абсолютным доминантом на рынке -- 47% от общего объема добычи угля в мире: Китай добывает больше угля, чем остальные девять стран, входящих в топ-10, вместе взятых, а потребляет даже более половины мирового потребления (см. рисунок).

Источник/Source: составлено автором / compiled by the author: BP Statistical Review of World Energy 2019. 68th edition, p. 44-45. Примечание/Note: страны ранжированы по уровню производства в 2018 г. / countries are ranked according to the level of production in 2018.

Согласно оценкам Китай использует половину своего угля для выработки электроэнергии, на которую приходится более 80% производства электроэнергии в стране, где за последнее десятилетие (2009-2018 гг.) производство электроэнергии выросло в 1,7 раза и достигло 7092 TWh, что составляет 160,1% от производства в США, и исходя из объемов ВВП этих стран свидетельствует о слишком высокой энергоемкости китайского производства.

Хотя Дохинской поправкой к Киотскому протоколу (2012 г.) пересмотрен состав парниковых газов по обязательствам, действующим во второй период (2013-2020 гг.), определенный для добровольно их взявших стран, основной проблемой был и остается углерод: его добыча и использование (выбросы в атмосферу). Среди первой пятерки стран (топ-5) по эмиссии С02, которая в мегатоннах за год превышает 1 млрд, только в Индии она увеличилась на 10,8% и доля этой страны возросла на 1,1% п.п., достигнув 7,3% от общей эмиссии по данным Всемирного банка, что очень тревожно для третьей экономики мира и глобальной экономики в целом (теперь доля Индии больше, чем доли России и Германии вместе взятых). В остальных странах топ-5 она сократилась.

В настоящее время правительство КНР, претворяя 13-й пятилетний план развития (2016-2021), продолжает заявлять о важности экологической модернизации и называет ее одним из семи приоритетов развития среди семи главных направлений развития страны (продвижение экологического развития и придание экологической составляющей приоритетного статуса). Но при этом в 2030 г. «достигнет своего апогея выбросов СО2». Кроме того, развитие «зеленой» экономики, например рост электромобильности населения, потребует новых разработок месторождений и производства лития, кобальта, необия, тулия, что невозможно без крупного вмешательства в природную среду [11, с. 133].

Китай определил свой вклад, как и большинство других развивающихся государств, не вошедших в список стран с обязательствами, как снижение к 2030 г. уровня выбросов оксида углерода на единицу ВВП на 60-65% по сравнению с уровнем 2005 г. и рост доли неуглеродного энергетического сырья в энергопотреблении до 20%, а также увеличение объемов лесного фонда на 4,5 млрд куб. м за этот же период.

Специалисты по индийской экономике уделяют много внимания цифровому экономико-математическому моделированию ее развития с выделением энергетического сектора с целью оценки влияния выполнения обязательств Индии по Парижскому климатическому соглашению. При этом особое внимание обращается на снижение интенсивности выбросов С02. Сопоставляя возможные результаты с учетом производства электроэнергии из ископаемых невозобновляемых и возобновляемых источников, изменения цены этих видов электроэнергии к 2030 г., многие авторы приходят к выводу о возможности более агрессивной политики декарбонизации в будущем [9], что представляется особо важным не только для самой Индии, но и для глобального развития в целом. Сама Индия по климатическим целевым показателям, представленным в национально детерминированном вкладе (NDC) на COP-21 в Париже, взяла обязательство (дала обещание) о снижении интенсивности выбросов CO2 в ВВП на 33-35% к 2030 г. по сравнению с уровнями 2005 г., т.е. за 25 лет. Это заметно больше обещания России снизить этот показатель только на 25% по сравнению с 1990 г., т.е. за 40 лет. Привязка к 1990 г. соответствует Киотскому протоколу, но автор сравнивает периоды и уровень снижения.

Одновременно Индия намерена увеличить долю чистых (неископаемых -- non-fossil) источников в энергетике до 40% совокупной установленной мощности (2030 г.). Наше уточнение официального перевода связано с тем, что к неископаемым источникам энергии относятся и атомные электростанции, хотя используемый источник является вначале ископаемым.

экономика декарбонизация международный сотрудничество

Заключение

Научное сообщество вносит важный вклад в экологически направленную политику, но основные решения принимаются политиками национального и международного масштаба. С 2010 г. стал издаваться один из самых авторитетных журналов в области взаимосвязи экономики и природы, который одновременно ввел новое понятие в экологическую и экономические науки, -- «Экономика изменения климата» (Climate Change Economics), который основало Международное общество экологической экономики (ISEE). В настоящее время в мире издаются 145 научных журналов, причисленных к области экологии, и 223 журнала в области наук об окружающей среде.

Поэтому можно лишь надеяться на их взвешенные и ответственные решения. Государства формулируют свои цели по сокращению выбросов и адаптации к 2030 г. Эти добровольные обязательства -- показатели «предполагаемых определяемых на национальном уровне вкладов» (Intended Nationally Determined Contributions) будут пересматриваться и обновляться каждые пять лет начиная с 2020 г. Поэтому 2020 г. станет годом не просто решения будущего с помощью экологизации валового внутреннего продукта, как предлагают [12], но и годом ожесточенных споров между странами, группами государств и двумя подходами к роли развитых и развивающихся стран в экологическом спасении планеты.

Список источников / references

1. Commoner B. The Closing Circle: Nature, Man, and Technology. New York: Knopf, 1971.

2. Ткаченко А. А. Роль синтеза научного знания в изучении взаимоотношения населения и окружающей среды. Население и окружающая среда. М.: Издательство «Статистика»; 1975. Tkachenko A. A. The role of the synthesis of scientific knowledge in the study of the relationship between the population and the environment. In: Population and environment (Naselenie i okruzhayushchaya sreda). Moscow: Statistics Publishing House; 1975. (In Russ.).

3. Fiscal policies for paris climate strategies -- from principle to practice. IMF policy paper. Washington: International Monetary Fund; 2019. 109 p.

4. Ткаченко А. А. Зеленая экономика и ее будущее. Экономика. Налоги. Право. 2014;(6):26-31. Tkachenko A. A. Green economy and its future. Economics, taxes & law. 2014;(6):26-31. (In Russ.).

5. Wang P., Deng X., Zhou H. & Yu S. (2019). Estimates of the social cost of carbon: a review based on metaanalysis. Journal of cleaner production.

6. Fehr Ernst and Schmidt Klaus M. A Theory of Fairness, Competition, and cooperation. The Quarterly Journal of Economics. 1999;114(3):817-868.

7. Paech N. Liberation from excess: The road to a post-growth economy (englisch) Taschenbuch. Mьnchen: Oekom verlag; 2012. 160 p.

8. Gunnar M. Asian Drama. An Inquiry into the poverty of nations. Vol. 1-3. New York: Pantheon; 1968. 2284 p.

9. Singh A., Winchester N. & Karplus V. J. Evaluating india's climate targets: the implications of economywide and sector-specific policies. Climate Change Economics. 2019;10(3):29.

10. Вирт Д. А. Парижское соглашение: новый компонент климатического режима ООН. Вестник международных организаций. 2017;12(4):185-214. Wirth D. A. The Paris agreement as a new component of the un climate regime. International Organisations Research Journal. 2017;12(4):185-214. (In Russian and English).

11. Ковалев Ю. Ю., Степанов А. В. Переосмысление социального развития в антропоцене: экономический рост и экологическая трансформация Китая. Известия Уральского федерального университета. Сер. 3, Общественные науки. 2018;13(2):121-135. Kovalev J. J., Stepanov A. V. Rethinking social development in the anthropocene: china's economic growth and ecological transformation. Izvestia Ural federal university journal. Series 3. Social and political sciences. 2018;13(2):121-135. (In Russ.).

12. Giannetti B. F., Agostinho F., Almeida C. M.V.B., & Huisingh D. A review of limitations of GDP and alternative indices to monitor human wellbeing and to manage eco-system functionality. Journal of Cleaner Production. 2015;87:11-25.

Размещено на Allbest.ru