Средства массовой информации и культура речи

Размещено на http://www.allbest.ru/

Глава VI. Средства массовой информации и культура речи

дискурс информационный риторика прагматика

Дискурс - событие, заключающееся во взаимодействии участников коммуникации посредством вербальных текстов и/или других знаковых комплексов в определенной ситуации и определенных социокультурных условиях общения.

§33. Общая характеристика средств массовой информации

Средства массовой информации подразделяются на визуальные (периодическая печать), аудиальные (радио), аудиовизуальные (телевидение, документальное кино). СМИ объединяются в единую систему массовой коммуникации благодаря общности функций и особой структуре коммуникативного процесса.

Среди функций СМИ обычно выделяют следующие:

· информационную (сообщение о положении дел, разного рода фактах и событиях);

· комментарийно-оценочную (часто изложение фактов сопровождается комментарием к ним, их анализом и оценкой);

· познавательно-просветительную (передавая многообразную культурную, историческую, научную информацию);

· функцию воздействия);

· гедонистическую (речь здесь идет не просто о развлекательной информации, но и о том, что любая информация воспринимается с большим положительным эффектом)

Генеральной функция - представляет собой процесс создания и сохранения "единства некоторой человеческой общности, связанной определенным видом деятельности”.

Средства массовой информации объединяются как особый тип коммуникации (дискурса), который можно охарактеризовать как дистантный, ретиальный (передача сообщения неизвестному и не определенному количественно получателю информации), синдивидуально-коллективным субъектом (соавторство и, например, общая позиция газеты, теле- или радиоканала) и массовым рассредоточенным адресатом. Различия между средствами массовой информации основаны на различии используемых в них кодов. В периодической печати представлена двоичная знаковая система: естественный язык в его письменной (печатной) форме + играющие подсобную роль иконические знаки (фотографии, рисунки, карикатуры), а также разного рода шрифтовые выделения, способ верстки и т. д. Применительно к радио: устная речь + естественные звуки (шумы) + музыка. В аудиовизуальных СМИ (телевидение, документальное кино) триада преобразуется в тетраду. Именно благодаря использованию слова в сочетании с изображением возрастает роль телевидения как средства массовой информации: “Слово и изображение -- две главные знаковые системы, история которых восходит к древнейшему человеку.

Периодическая печать, наиболее традиционная разновидность mass media, остается и сегодня важнейшим средством массовой информации, обладающим значительным потенциалом воздействия не только на читателя, но и на разные стороны жизни социума.

§34. Информационное поле и информационная норма в СМИ

Основной целью дискурса в СМИ, в том числе в периодической печати, является передача информации различных типов.

Информация - это вся совокупность данных, фактов, сведений о физическом мире и обществе, вся сумма знаний -- результат познавательной деятельности человека, которая в том или ином виде используется обществом в различных целях.

Различаются два вида информации: предметно-логическая (она же интеллектуальная, дескриптивная, объективная, концептуальная, фактульная), не связанная с ситуацией и участниками общения, и прагматическая (оценочная/субъективная), функцией которой является воздействие на реципиента и передача ему своего отношения к предмету речи” [20, 63]. В других классификациях фактуальная, концептуальная, комментарийная, оценочная, развлекательная информация рассматриваются как ее самостоятельные разновидности.

Основу информации в СМИ составляют сообщения о фактах и их комментарии или оценки. Отсюда следует, что важнейшей характеристикой дискурса в этой сфере является категория информационного поля, под которым понимается информационное пространство, охватывающее тот или иной объем фактов и событий реального мира и представленный репертуаром тем. Информационное поле -- категория аксиологическая, она связана с понятием информационной нормы: в идеале СМИ должны сообщать о всех возможных фрагментах действительности. На деле объем информационного поля всегда ограничен.

Советская печать находилась под мощным идеологическим прессом. Одним из проявлений идеологической детерминированности печати стало проведение разного рода газетных кампаний, содержание которых могли меняться в течение одного дня, как бы по команде “все вдруг”. Показательно в этом отношении поведение советской прессы после заключения Пакта о ненападении между СССР и Германией 23 августа 1939 г.: из нее исчезли обличения фашизма и, напротив, появились статьи, клеймящие Англию и Францию за то, что они силой пытаются “подавить идеи гитлеризма”.

Идеологизированная информационная норма вступала в непреодолимое противоречие; цивилизованной информационной нормой, по крайней мере, по двум параметрам: информация в идеологически ангажированной прессе, во-первых, была, с одной стороны, избыточной, а с другой -- редуцированной и поэтому недостаточной; во-вторых, отличалась высокой степенью недостоверности.

Избыточность выражалась, например, в повторяющемся тиражировании информации, безальтернативной интерпретации действительности, включении в текст стереотипной идеологии и достаточно регулярной ритуализации дискурса. Недостаточность, будучи производной от тех ограничений, которые накладывались на информацию, была в то же время обратной стороной избыточности. Особого внимания заслуживает параметр истинности/ложности (достоверности/недостоверности) информации, передаваемой в печати и вообще в mass media.

Так, X. Вайнрих связывает языковую ложь с лживостью понятий и идеологических систем. По его мнению, “лживые слова -- это почти без исключения лживые понятия. Они относятся к некоторой понятийной системе и имеют ценность в некоторой идеологии.

Согласно Д. Болинджеру, характерная для американской политики (речь идет о 70-х гг.) и средств массовой информации “коррупция языка” в значительной мере объясняется продуманным вмешательством властей, преследующих непопулярные цели .

Г. Джоуэтт и В. О'Доннел определяют пропаганду как “активизированную, идеологию”, поскольку ее реальная задача состоит в. том, чтобы распространить среди аудитории определенную идеологию и тем самым добиться заранее поставленной цели. Поэтому пропаганда стремится втиснуть информацию в определенные рамки и отвлечь реципиента от вопросов, которые за эти рамки выходят. Поэтому не случайно, замечают авторы, под пропагандой часто понимают что-то нечестное -- об этом свидетельствует уже тот синонимический ряд, в который помещают сам термин пропаганда, ложь, искажение, манипуляция, психологическая война, промывание мозгов.

Советская печать дважды в своей истории пыталась выйти за пределы очерченного идеологией круга. Первая попытка -- во второй половине 50-х -- начале 60-х гг. -- не была и не могла быть последовательной; пресса продолжала оставаться под мощным давлением со стороны политического истеблишмента. Вторую попытку -- начиная со второй половины 80-х гг. -- можно охарактеризовать как путь от “робкой гласности” к подлинной свободе слова с присущей ей информационной (и стилистической), полифонией. При всей стремительности; с которой пресса проделала этот путь, движение к свободе слова знало свои этапы: скажем, в 1986--1988 гг. воспринимались как сенсация публикации. Расширение информационного поля печати происходило в основном за счет следующих информационных сфер; политическая система, внутренняя и внешняя политика; религия; “теневые” стороны жизни общества (преступность, проституция); история страны; возвращение одиозных по прежним идеологическим стандартам. Поскольку преодоление информационной ограниченности газетного дискурса было в первую очередь освобождением от гнета господствующей идеологии, представлявшей собой достаточно стройную систему мифологем (впрочем, мифологизировано было практически все: политическое устройство государства, история, мораль), этот процесс может быть определен как процесс последовательной демифологизации.

Информационное поле газетного дискурса формируется в значительной мере за счёт новостийной информации. В основе происходивших в дискурсе новостей изменений лежали его деидеологизация и деофициализация. Если в соответствии с “социалистическим” новостийным стандартом новости в основном группировались вокруг трек “глобальных” макротем -- “слова и деяния вождей”, “язвы капиталистического общества, происки империалистов”, “успехи в социалистическом строительстве”, -- то современный новостийный дискурс при отсутствии каких-либо тематических ограничений по существу имеет вид информационной мозаики.

Современную (постперестроечную) прессу часто обвиняют в парадоксографии (термин П. Вайля, означающий нечто удивительное, экстравагантное, сенсационное), безнравственности (под которой чаще всего подразумевается интерес к сексуальным проблемам, и особенно к проблемам нетрадиционного сексуального поведения), “кадаврофилии”, склонности к описанию “негатива” и т.д. Сообщения о фактах насилия, катастрофах, разного рода аномальных явлениях составляют весьма заметный фрагмент информационного поля современной российской прессы. С одной стороны, эти публикации отражают реалии современной жизни, а с другой -- служат откликом на интерес к подобного рода информации определенной части читателей (прежде всего читателей массовых изданий, часто именуемых “бульварной прессой”). В то же время действительно нельзя не отметить перенасыщенность некоторых современных газет негативной информацией, а, также снижения (если вообще не снятия) культурного ценза в отборе материала для опубликования. Именно эти явления становятся причиной, критики средств массовой информации со стороны, читателей, оказываются в центре дискуссий по проблемам современной российской прессы.

Информационное поле прессы -- при ее нормальном положении в обществе -- должно адекватно, всесторонне и полно отражать действительность. Однако это не значит, что в распространении информации не существует никаких ограничений. Напротив, эти ограничения есть и будут при любом типе власти и форме государственного устройства. Для нетоталитарного общества характерны два основных типа ограничений. Первый из них можно определить как институциональные ограничения. Они связаны с деятельностью социальных институтов (прежде всего -- государства) и часто имеют юридическое закрепление (например, в перечнях сведений, составляющих государственную тайну).

Второй тип ограничений, накладываемых на публичное распространение информации, -- конвенциональные ограничения -- основан на социокультурных регулятивах общения. Речь здесь должна идти прежде всего о следовании, этическим нормам -- именно они часто нарушаются некоторыми изданиями.

Актуальной для современной прессы остается проблема достоверности/ недостоверности информации, представляющая собой важный аспект информационной нормы. Если ранее распространяемая средствами массовой информации ложь, носившая по существу глобальный характер, была обусловлена преимущественно воздействием на печать государственной идеологии, то в перестроенное и особенно в постперестроечное время недостоверность информации все более приобретала вид своего рода “дезинформационных универсалий”, присущих прессе как социальному институту.

Один из типов лжи порождается тем, что печать не только публикует собственные материалы, но и ретранслирует официальную информацию государственных структур, по той или иной причине заинтересованных в том, чтобы ввести общество в заблуждение относительно своих намерений или действий. Именно такой характер носили появлявшиеся в начале 90-х гг. в официозных средствах массовой информации сообщения о событиях в Баку, Вильнюсе, “маневрах” десантных войск под Москвой.

Еще одним источником недостоверной информации является политическая борьба, неизбежно отражающаяся в средствах массовой информации. Печать принципиально не может быть вне политики (за исключением тех изданий, которые по самому своему назначению не должны обращаться к политическим проблемам).

Ложь на страницах печати имеет разные причины, в результате чего можно говорить о разных типах искажения действительности. Первый из них можно определить как параноидальный тип лжи, поскольку он представляет собой проявление некоей навязчивой идеи -- вне зависимости от того, о чем конкретно идет речь -- о необходимости построения в России коммунизма или, напротив, возврата к монархии, о масонском заговоре или о том, что Запад управляет Россией через марионеточный режим. Признаками параноидальной лжи являются полная непроверяемость исходных положений, идеологизированный характер аргументации, явно рассчитанной не на рациональную обработку информации, а на эмоции адресата.

Весьма распространен в современной печати и такой тип искажения действительности, который можно определить как ложь политической выгоды. Диапазон дезинформации здесь весьма широк -- от замалчивания нежелательных для печатного органа той или иной политической ориентации фактов до их полного извращения.

Дезинформация является одним из распространенных способов компрометации политических оппонентов. Дискредитирующая ложь реализуется при помощи нескольких моделей: приведение заведомо ложных фактов; объединение реальных и измышленных фактов; “конструирование” информации с опорой на реальную пресуппозицию, на фонд знаний потенциального читателя. Дискредитирующая ложь не всегда выступает в явном виде: часто она маскируется референциальной неопределенностью при указании на анонимный источник информации и семантикой языковых единиц, формирующих значение возможной недостоверности сообщаемого. Ложь в газетном дискурсе связана не только политической позицией субъекта.

Наибольшей “этической маркированностью” обладает дезинформация, которая становится причиной компрометации государственных органов и политических деятелей, затрагивает честь и достоинство человека. Приводимые опровержения далеко не всегда могут считаться достаточной компенсацией: одни читатели не смогут с ними ознакомиться, другие будут не в состоянии полностью освободиться от сомнений, психологически естественных в ситуации альтернативного представления действительности.

В целом дискурс в современной российской прессе -- в отличие от прессы тоталитарного общества -- соответствует цивилизованной информационной норме, основными чертами которой являются: идеологический индетерминизм (отсутствие зависимости от государственной идеологии), тематическая открытость, свобода поиска и распространения информации с ориентацией на информационные потребности и интересы потенциального читателя.

§35. Прагматика и риторика дискурса в периодической печати. Сфера субъекта и выражение оценки

Прагматика -- в широком смысле этого термина -- охватывает весь комплекс явлений и обусловливающих их факторов, связанных со взаимодействием субъекта и адресата в разных ситуациях общения. Под прагматикой в более узком смысле понимают выражение оценки (действительности, содержания, сообщения, адресата). Риторика -- это мастерство убедительной и выразительной речи.

Давно ведется дискуссия о соотношении в газете (равно как и на радио и телевидении) “объективного” (то есть сугубо фактуальной информации) и “субъективного” (под которым обычно понимается оценка, связанная с намеренным воздействием на читателя, зрителя, слушателя). “Объективизм” полагает основную цель mass media в информировании адресата, отводя субъекту роль едва ли не “вербального фотографа”, беспристрастно фиксирующего события и факты.

Как известно, субъект в коммуникации обладает сложной структурой. По мнению Е. Гоффмана, говорящий выступает в трех ипостасях: аниматора -- того, кто произносит высказывание; автора -- того, кто порождает высказывание; принципала -- того, чья позиция выражена в высказывании (см. об этом: [4, 26]), При помощи этой триады может быть охарактеризовано не только психологическое и когнитивное “расщепление” субъекта, но и его социальная структура. Тогда (при известной детализации) структура субъекта в массовой коммуникации, скажем, применительно к тоталитарному обществу, может быть представлена следующим образом: автор -- редактор -- цензор -- идеологический демиург. В период перестройки и особенно в постперестроечное время эта структура претерпевает существенные изменения. Постепенно ослабевает, а затем и “нулизуется” влияние государственной идеологии; исчезает, правда, временами напоминая о себе отдельными рецидивами, цензура; редактор утрачивает функции идеологического наставника и становится организатором коллектива журналистов, объединяемых общей позицией. Результатом этого стала глобальная авторизация газетного дискурса, то есть совмещение в субъекте ролей автора и принципала.

Авторизация газетного дискурса неразрывно связана с тремя видами “свобод”, завоеванных прессой: тематической свободой (возможность избрания в качестве предмета описания или оценки любого фрагмента действительности), прагматической свободой (отсутствие внешней обусловленности оценки), стилевой свободой (преобладание в тексте “слога” над “стандартом”).

Обратная сторона авторизации -- чрезмерны и субъективизм дискурса. Он проявляется, в том, что некоторые авторы вместо объективного описания ситуации, которое заявляется заголовком текста, предлагают читателю некое самоизображение, выдвигая себя на передний план и используя все остальное лишь в качестве фона

Цели субъекта, акты его взаимодействия с адресатом в средствах массовой коммуникации часто реализуются в оценке (ее прагматический смысл заключается в том, что субъект, выражая свое отношение к какому-либо явлению, осознанно или неосознанно пытается вызвать адекватное отношение у адресата).

Не требует особых доказательств утверждение, что оценка, выражаемая в текстах средств массовой информации, во многих случаях определяется социальными и идеологическими факторами -- она обусловливается задачами политической борьбы, противостоянием идеологий, потребностями позитивной идейной и моральной самопрезентации, часто связанной со стремлением к компрометации оппонента.

Безусловно, по отношению к общественно-политической ситуации в стране конца 70-х -- начала 80-х гг. многое сказанное здесь вполне справедливо: глобальная идеологизированность всей, а не только партийной прессы; ориентация на формирование единого и цельного мировоззрения как на необходимый и наиболее важный результат деятельности органов печати.

Оценки нередко заменяют в прессе логическую аргументацию, точнее, будучи рассчитанными на эмоциональное восприятие читателем, сами приобретают характер аргументов (или псевдоаргументов). Известной уловкой, позволяющей побеждать противника в споре, является “готтентотская мораль”: одни и те же поступки “своих” и “чужих” меряются разными мерками. Этот принцип узаконен в прессе.

Кардинальные политические изменения в обществе могут приводить к изменению оценок, связанных с отдельными понятиями. Так, изменилась модальная рамка слов “социализм”, “патриоты”, “национализация” и им подобных. Одновременно переместились очертания ассоциативного потенциала этих слов, например, “социализм” связывавшийся в сознании многих носителей языка с ударными стройками, оптимистическими песнями и счастливым детством, стал ассоциироваться со сталинскими лагерями, очередями за товарами первой необходимости и принудительными отсидками на, партсобраниях. Субъективное ограничение объема понятий, их оценочная переориентация издревле является важным приемом аргументации.

Прямые, резко аффективные оценки, которые во многих случаях представляют собой оскорбительные выпады, чаще всего выражаются пейоративной (отрицательно-оценочной) лексикой и фразеологией, используемой в качестве названий, определений и предикатов. Но возможны и иные способы выражения:

1. Навешивание ярлыков, т. е. сведение политической позиции адресата к тому или иному политическому направлению, вызывающему активное неприятие со стороны общества или каких-либо социальных групп: “Сталинист 3юганов является антикоммунистом национал-социалистической ориентации” (МК. 1996).

Действенность таких выпадов подкрепляется использованием имен собственных, которые, как известно, обладают сильным ассоциативным потенциалом: “Но Зюганов восхваляет именно ту сторону учения того же Шпенглера, которую активно использовали в своих пропагандистских целях кадры Геббельса” (там же).

2. Употребление метафоры, несущей в себе отрицательную оценку, а также близких к ней сравнения и фразеологического оборота (в том числе и трасформированного) в качестве номинации адресата -- “ряженые” (Изв. 1996); “раковая опухоль”; “исчадие, возникшее из “черной дыры” истории” (3. 1996).

Благодаря своей образности метафора обладает высокой эмотивностью: она ранит больнее, чем прямая номинация, и лучше запоминается.

3. Упоминание табуированных частей тела в сочетании с именами собственными.

4. Упоминание физических недостатков оппонента или его идейных учителей: “Ходят слухи, что Борис Николаевич сам пытался подсчитать результаты референдума, да пальцев на руке не хватило -- поручил Черномырдину” (М. 1993); “Беспалый у меченого отобрал жилплощадь”; “А то был, если помните, один коммунистический вождь, который непростительно не выговаривал “р” в слове “расстреливать” (Изв. 1996).

Как уже отмечалось выше, многие “прямые” оценки могут быть восприняты как оскорбления (и по существу являются ими). Поэтому часто авторы стремятся к косвенному, как бы “смягченному” выражению оценки, совершенно отчетливо при этом, однако, заявляя свое отношение к ее объекту. Одним из наиболее распространенных и эффективных способов непрямого выражения оценки является ирония, на основе которой нередко создаются целые тексты или, по крайней мере, их значительные фрагменты.

Один из распространенных приемов косвенной оценки -- создание контекстов самодискредитации “фигурантов” описываемой ситуации. Обычно они создаются путем цитирования высказываний какого-либо человека, которые отрицательно характеризуют его личность или деятельность, например свидетельствуют о его непрофессионализме, грубости, малообразованности, низком уровне коммуникативной компетенции и речевой культуры. Однако свобода слова, оказалось, имеет и свою обратную сторону: выход из идеологии порой оборачивается выходом из культуры, разрушение окостеневших стереотипов понимается как отказ от следования любым, и в том числе нравственно-этическим, нормам.

§36. Средства речевой выразительности

Риторическое усиление речи, например, путем использования тропов и фигур, один из важнейших стилистических приемов и в то же время средство повышения эстетического уровня текста. В книге “Русский язык на газетной полосе” В. Г. Костомаров выделил основную черту языка газеты: стремление к стандартизованности и одновременно к экспрессивности. Широкие возможности для реализации этой тенденции представляют фигуры речи -- отступления от нейтральрого способа изложения с целью эмоционального и эстетического воздействия. Стандартизованность обеспечивается вопроизводимостью фигур: в их основе лежат определенные схемы, которые в речи могут наполняться каждый раз новыми словами. Эти схемы закреплены многовековой культурной деятельностью человечества и обеспечивают “классичность”, отточенность формы

Дубитация -- это ряд вопросов к воображаемому собеседнику, служащих для постановки проблемы и обоснования формы рассуждения.

Объективизация -- это вопрос, на который автор отвечает сам. Объективизация -- это языковое средство, служащее для высвечивания отдельных сторон основного вопроса по мере развертывания текста. Фигуры этого типа располагаются, главным образом в начале абзацев. Наряду с метатекстом они создают каркас рассуждения, причем не только фиксируют поворотные пункты мысли, но и продвигают рассуждение вперед. Смена утвердительной интонации на вопросительную позволяет оживить внимание читателя, восстановить ослабший контакт с ним, внести разнообразие в авторский монолог, создав иллюзию диалога. Объективизация -- это отголосок сократического диалога -- распространенного в эпоху античности способа установления истины путем предложения вопросов мнимому собеседнику, обычно образованному современнику.

Аналогом и одновременно противоположностью объективизации является обсуждение. Это постановка вопроса с целью обсудить уже; принятое авторитетными лицами решение или обнародованный вывод.

По структуре обсуждение является зеркальной противоположностью объективизации: сначала -- утверждение, затем -- вопрос. Эта фигура замедляет рассуждение, как бы отбрасывает участников коммуникации назад, но она и учит сомневаться, перепроверять выводы авторитетных лиц. Решенная проблема на глазах у читателя вновь превращается в проблему, что наводит на мысль о непродуманности принятого решения и не может не подрывать авторитета тех, кто его вынес.

Риторический вопрос -- это экспрессивное утверждение или отрицание.

Риторический вопрос интонационно и структурно выделяется на фоне повествовательных предложений, что вносит в речь элемент неожиданности и тем самым усиливает ее выразительность. Некоторая театральность этого приема повышает стилистический статус текста, поднимает его над обыденной речью.

Открытый вопрос провоцирует читателя на ответ -- в виде письма в редакцию или публичного выражения своего, а точнее, подготовленного газетой мнения. Высокая эмотивность вопроса вызывает столь же эмоциональную ответную реакцию.

Речевыми средствами поддержания контакта с читателем служат также коммуникация, парантеза, риторическое восклицание, умолчание. Коммуникация -- это мнимая передача трудной проблемы на рассмотрение слушающему.

Парантеза -- самостоятельное, интонационно и графически выделенное высказывание, вставленное в основной текст и имеющее значение добавочного сообщения, разъяснения или авторской оценки.

Риторическим восклицанием, по классическому определению, называется показное выражение эмоций

Умолчание -- указание в письменном тексте графическими средствами (многоточием) на невысказанность части мысли.

Полиптотон -- повтор слова в разных падежных формах.

Повтор -- это важнейший стилеобразующий компонент газеты, выходящий далеко за рамки фигур речи, затрагивающий макроструктуру текста, как, например, повтор информации в заголовке, в водке и непосредственно в тексте статьи. Здесь же следует упомянуть и повторные обращения к теме в условиях газетной кампании.

Аппликация -- вкрапление общеизвестных выражений (фразеологических оборотов, пословиц, поговорок, газетных штампов, сложных терминов и т. п.), как правило, в несколько измененном виде.

Аппликация совмещает в себе два, вида речевого поведения -- механическое, представляющее собой воспроизводство готовых речевых штампов и творческое, “не боящееся” экспериментировать с языком. Использованием аппликации достигается сразу несколько целей: создается иллюзия живого общения, автор демонстрирует свое остроумие, оживляется “стершийся” от многократного употребления устойчивого выражения образ, текст украшается еще одной фигурой.

Наконец, структурно-графические выделения. К ним относятся сегментация, парцелляция и эпифраз. С помощью этих фигур внимание читателя обращается на один из компонентов высказывания, который в общем потоке речи мог бы остаться незамеченным.

Сегментация -- это вынесение важного для автора компонента высказывания в начало фразы и превращение его в самостоятельное назывное предложение (так называемый именительный представления), а затем дублирование его местоимением в оставшейся части фразы, например: “Обмен купюр: неужели все напрасно?” (МК. 1993).

Парцелляция -- в письменном тексте отделение точкой одного или нескольких последних слов высказывания для привлечения к ним внимания читателя и придания им нового звучания, например: “Процесс пошел. Вспять?” (КП. 1993).

Эпифраз, или присоединение, -- добавочное, уточняющее предложение или словосочетание, присоединяемое к уже законченному предложению, например: “Кто мог бы подумать, что вопрос об этом поставят боннские политики, да еще социал-демократы?” (Изв. 1996).

Из трех фигур только эпифраз дает приращение информации, а остальные просто предоставляют журналисту возможность расставить логические акценты.

Особую роль в любом выразительном тексте играют сравнения. В прессе они обычно оформляются как структурно и графически выделенные сравнительные обороты (предложения) или вводятся лексемами “наподобие”, “похож”, “напоминает.

Все фигуры речи благодаря их формульной отточенности и завершенности прекрасно подходят для газетных заголовков, поэтому содержащие их фразы нередко оказываются графически выделенными, с них начинает читатель знакомство с газетой, их замечает раньше других речевых приемов.

Троп -- это любая языковая единица, имеющая смещенное значение, т. е. второй план, просвечивающий за буквальным значением.

Самое важное место среди тропов занимает метафора -- перенос имени с одной реалии на другую на основании замеченного между ними сходства.

Кроме того, метафора служит одним из способов выражения оценки, а нередко приобретает статус аргумента в споре с оппонентами или при их обличении (по определению Н. Д. Арутюновой, “Метафора -- это приговор без суда”).

Метафора может быть не только средством познания мира, но и украшением в речи. Даже стертые метафоры иногда осознаются журналистами как чересчур образные для газетного стиля. В этом случае в качестве, “извинения” за неуместное употребление эстетикогенного слова авторы используют кавычки.

К распространенным стилистическим ошибкам относится нарушение семантической сочетаемости между метафорической номинацией и связанными с нею словами. Необходимо, чтобы в словосочетании устанавливалась связь не только с переносным, но и с буквальным значением слова. Некорректны высказывания типа: “Ельцин выступил со своей предвыборной платформой” (МК. 1996), поскольку в буквальном значении слово “платформа” не сочетается со словом “выступать”.

Каламбур, или игра слов, -- остроумное высказывание, основанное на одновременной реализации в слове (словосочетании) прямого и переносного значений или на совпадении звучания слов (словосочетаний) с разными значениями, например: “Коммунистам в Татарстане ничего не светит, даже полумесяц” (Изв. 1996).

Персонификация - это перенесение на неживой предмет функций живого лица.

Аллегория -- такой способ повествования, при котором буквальный смысл целостного текста служит для того, чтобы указать на переносный смысл, передача которого является подлинной целью повествования.

Метонимия -- перенос имени с одной реалии на другую по логической смежности. Ученые установили, что существуют два принципиально различных типа мышления -- метафорический и Метонимический, за которые отвечают разные полушария головного мозга. Тот или иной тип мышления может доминировать у разных авторов, однако не только этим объясняется распространенность метонимии в газете. Этот троп позволяет экономить речевые усилия, поскольку предоставляет возможность заменять описательную конструкцию одним словом.

Синекдоха -- перенос имени с целого на его часть и наоборот. Синекдоха числа - указание на единичный предмет для обозначения множества или наоборот. Использование синекдохи числа при описании отрицательно оцениваемых событий придает повествованию иронический оттенок: “Оскудевшее российское поле в лучшем случае получит раз в 30 удобрений меньше, чем в прежние, благополучные весны” (Т. 1996).

Антономазия -- употреблением имени собственного в нарицательном значении или наоборот: “Примерно в то же время в Азове готовился к отъезду в неведомые Палестины некто Альберт Жуковский” (Изв. 1996).

Антифразис -- употребление слова или выражения, несущего в себе оценку, противоположную той, которая явствует из контекста.

Аллюзия в строгом смысле не является тропом или фигурой. Она представляет собой прием текстообразования, заключающийся в соотнесении создаваемого текста с каким-либо прецедентным фактом -- литературным или историческим. Аллюзия -- это намек на известные обстоятельства или тексты. Содержащие аллюзию высказывания помимо буквального смысла имеют второй план, заставляющий слушателя обратиться к тем или иным воспоминаниям, ощущением, ассоциациям.

По содержанию аллюзии подразделяются на исторические и литературные. Первые строятся на упоминании исторического события или лица. Литературные аллюзии основаны на включении цитат из прецедентных текстов (часто в измененном виде), а также на упоминании названия, персонажа какого-либо литературного произведения либо эпизода из него.

В газетных текстах используются следующие разновидности литературной аллюзии:

1. Литературные цитаты-реминисценции, имена персонажей, названия произведений и т. д.: “Человек -- это звучит горько” (КП. 1995); “Все счастливые жители нашей деревни похожи друг на друга, а несчастные? Каждый “по-своему” (Изв. 1996).

2. Видоизмененные высказывания ученых, политиков, деятелей культуры и т. д.: “Возникла почти революционная ситуация, когда низы не хотят жить по-старому, а верхи не могут управлять . никак. Ни по-старому, ни по-новому” (КП. 1995).

3. Библеизмы (факты, имена, фразы из Ветхого и Нового. Завета): “Служба воздушного движения грубо нарушила наставления по производству полетов -- своего рода “Отче наш” авиаторов” (Изв. 1996).

4. Цитаты, в том числе трансформированные, из популярных песен: “Любимый урка может спать спокойно” (КП. 1993); “Что ж в июне капитан может стать майором” (Изв. 1996).

5. Измененные названия теле- и видеофильмов, фразы из популярных фильмов и телепрограмм, рекламы: “Виртуальный офис -- это реальность” (МН. 1996); “Внимание: всем послам!” (МК. 1993); “Куриные окорочка все-таки полетят в Россию” (Изв. 1996).

6. Трансформированные крылатые выражения: “Теперь все будет просто: пришел, увидел, поменял” (МК. 1996); “Третья сила” умерла. Да здравствует “Третья сила”?” (МК. 1996).

7. Названия живописных полотен, скульптур и других произведений искусства: “Однако юные бойцы оппозиции отвергают насилие и уверяют, что не возьмут в руки оружие пролетариата” (Изв. 1996); “Перекуем Иванов на Абаев” (МК. 1996).

Новые наименования, отсутствующие в словаре, -- окказионализмы. Вот несколько примеров из газет последних лет: путчелюб, кинороддом, гайдарономика, съезданутый, восъмидерасты, коржаковизм, демократ-расстрига. На следующий день после произошедшего несколько лет назад катастрофического падения курса рубля газеты выходили с заголовками типа: Рублепад; Отрублились.

Стремление к экспрессии порой приводит к противоположному результату -- к созданию штампа, одному из воплощений стандарта. Штампы были очень широко распространены в печати советского периода. Штамп представляет собой изначально образное, но в силу своего постоянного употребления утратившее свою экспрессию выражение. Штампы не следует смешивать с клише -- “положительными конструктивными единицами” (Н. Н. Кохтев), которые представляют собой не претендующие на образность и экспрессивность обороты, служащие для экономии мыслительных усилий, упрощения операций по созданию и восприятию текста, без которых, как отмечал швейцарский лингвист Ш. Балли, нельзя было бы писать “быстро и правильно”. Это сочетания типа: мирное сосуществование, понижение уровня - жизни, государственное, регулирование цен. Часто они создаются по типовым моделям на основе базовых слов: проблема (научная, хозяйственная, правовая); вопрос (балканский, сложный, бытовой); дух (времени, перемен); мир (науки, бизнеса, детства).

Полистилизм -- возможность использования языковых средств, различных по стилевой принадлежности и нормативному статусу: книжных и разговорных, относящихся к основному фонду словаря и его периферии, пафосных и сниженных, терминов и жаргонизмов. Важно, чтобы их употребление диктовалось критериями “уместности и сообразности”, а не языковым вкусом лингвистически невзыскательного читателя и тем более не стремлением к подражанию языку улицы”.

Резюме

Специфика языка средств массовой информации определяется особенностями коммуникативной ситуации, которую он обслуживает. Дискурс массовой коммуникации характеризуется как дистантный, с индивидуально-коллективным субъектом и неизвестным, количественно неопределенным массовым рассредоточенным адресатом. Цель коммуникации включает информационную, комментарийно-оценочную, познавательно-просветительную, персуазивную (воздействующую) и гедонистическую составляющие, причем информационная функция считается первичной. Важнейшей категорией дискурса массовой коммуникации является информационное поле. В журналистской практике сложились типовые объекты оценивания: оппоненты, их высказывания и действия, отдельные слои населения, общественные институты, общественные явления. Оценка является важным, а иногда и основным средством аргументации и может меняться вплоть до полярной в зависимости от целей коммуникации или под влиянием социальных факторов. Ее использование в аргументативной функции регулируется этическими нормами и риторическими правилами. Эти ограничения удается обходить с помощью косвенных оценок, к которым, в частности, относятся контексты самодискредитации. Риторическое усиление речи достигается с помощью стилистических фигур и тропов. Их использование отвечает двум основным тенденциям языка газеты: стремлению к стандартизованности и к экспрессивности. Основная выразительная нагрузка падает в газете на четыре типа фигур: вопросы, повторы, аппликации и структурно-графические выделения. Тропы не только украшают текст, но и помогают осмыслить действительность, структурируя ее и смещая акценты. Некоторые изначально выразительные средства языка, употребляемые в печати, постепенно превращаются в штампы, которые являются одним из воплощений стандарта. Средства массовой информации в значительной степени определяют нормы языка и общения, и тем более велика их ответственность за то, чтобы эти нормы отвечали лучшим культурным традициям.

Размещено на Allbest.ru