Айседора Дункан глазами авторов "Русской музыкальной газеты"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Московская государственная консерватория им. П. И. Чайковского

Айседора Дункан глазами авторов «Русской музыкальной газеты»

Груцынова А. П.

Адрес статьи: www.gramota.net/materials/1/2009/1-1/22.html

Статья опубликована в авторской редакции и отражает точку зрения автора(ов) по рассматриваемому вопросу.

Источник альманах современной науки и образования

Тамбов: грамота, 2009. № 1 (20): в 2-х ч. Ч. I. C. 62-63. Issn 1993-5552.

Адрес журнала: www.gramota.net/editions/1.html

Содержание данного номера журнала: www.gramota.net/materials/1/2009/1-1/

Минуло уже более века с того времени, когда на русской сцене впервые появилась Айседора (или Изидора, как ее называли в печати того времени) Дункан. Ее выступления стали событием, привлекшим внимание многих, и в качестве отклика на новое сценическое впечатление в периодической печати появилось большое количество критических зарисовок этих выступлений. Одним из таких изданий, посвятивших Дункан не одну публикацию, стала «Русская музыкальная газета» («РМГ»), издававшаяся в Петербурге на рубеже XIX-XX веков. Сопутствуя практически всей музыкальной и музыкально-театральной жизни России (и не только России) в течение двадцати пяти лет, «РМГ» скрупулезно отслеживала все новинки, так или иначе соотносящиеся с волновавшим ее искусством. Особенный интерес авторов издания вызывали разнообразные театральные постановки, связанные с воплощением на сцене не-балетной инструментальной музыки. Именно поэтому выступления Дункан (и то впечатление, которое они произвели на публику и критику) стали одной из постоянных тем, в которых авторы «РМГ» неоднократно возвращались в период с 1904 по 1915 годы.

В первый раз «Газета» обратилась к творчеству танцовщицы еще в то время, когда она выступала в городском театре Лейпцига под «музыку старых мастеров» [Степанов 1904: 922], которую исполнял оркестр под управлением А. Никиша. «Танцы г-жи Дункан смотрятся с интересом, - резюмировал писавший отзыв В.Степанов, - они не имеют (и с умыслом не имеют) ничего общего с установившейся школой танцевального искусства и представляют собою ряд пластических движений с намеком на ритм, сопровождавшихся более или менее подходящей мимикой» [Степанов 1904: 922].

Уже в том же 1904 году Дункан приехала в Россию с «вечерами», которые называли «бетховенским» и «шопеновским» (соответственно их музыкальному наполнению), выступая в нашей стране до начала 1905 года. И тут произошла удивительная вещь: танцы, которые, как замечал Степанов, в Лейпциге «смотрятся с интересом», внезапно вызвали полемику среди русских музыкантов, а иногда и откровенное отторжение. Видимо, немалую роль в этом сыграли даже не столько сами танцы Дункан, сколько то, что их окружало и сопровождало. дункан музыкальный газета театральный

«Намалеванный синим холст, кулисы, изображающие греческие портики, каракатица-рояль, придвинутый к одному из портиков, за роялем тощий француз во фраке, в пенсне, эскамотирующий музыку поляка Шопена, под которую вертится и прыгает босоногая американка, освещенная электрическими рефлекторами - таково возрождение “греческого” искусства, задуманное в стране автомобилей и рекламы. В “Шопеновском” вечере, устроенном г-жей Изидорой Дункан, более всего потерпеть пришлось Шопену от пальцев сопровождавшего танцовщицу тапера» [Оперы и концерты 1904: 1282], - так описывает одно из ее первых выступлений автор очередной заметки. Примерно те же отзывы о пианисте, сопровождавшем своей игрой произведений Л. Бетховена исполнение Дункан, оставил и А. Зилоти: «Прослушав фортепианный лепет (не исполнение) г-на Лафона при совершенно темном зале, при декорации небесного свода с лунным светом, - меня обуял уже страх за будущий номер в исполнении г-жи Дункан. Вот она вышла, пианист залепетал andante из Патетической сонаты, г-жа Дункан начала танцевать под эту музыку» [Периодическая печать... 1905: 130].

Однако любопытнейшими фрагментами обзоров русских «вечеров» Дункан являются отзывы, вызванные именно ее танцами. И вот что удивительно: взгляды «РМГ» (а, вернее, ее авторов) со временем удивительным образом трансформировались. Если в первые годы, «годы знакомства» с творчеством Дункан, страницы издания пестрят критическими, а иногда и откровенно зло-ироническими пассажами, то со временем воспоминания о пластических воплощениях ее эстетических идей становятся чуть ли не камертоном в оценке новых балетных спектаклей, ставящихся различными труппами.

В 1904 году автор статьи описывает собственное зрительское впечатление от исполнительницы таким образом: «Некоторые позы и жесты действительно воспроизводят фигуры помпейских фресок, но и жесты эти, и позы давно стилизовались балетной хореографией. Внимательная копировка не может еще заменить творчества и таланта, а последних незаметно в однообразных до надоедливости танцах г-жи Дункан. Пластическая мимодрама, разыгранная под звуки прелюдии c-moll оказалась наилучшим номером вечера. Некоторые мазурки и ноктюрн c-moll показали, что г-жа Дункан довольно скудно и плоско понимает музыку Шопена. Мимика ее малоподвижного лица сводится к однообразной заключительной гримасе, напоминающей выражение, свойственное физиономиям питомцев приюта для детей - эпилептиков и идиотов. Манера держать себя до танцев, что-то среднее между казанской сиротой и институткой, получившей единицу и выговор от maman, производит довольно отталкивающее впечатление своей деланной наивностью. Наилучшее в искусстве г-жи Дункан - ее костюм, прозрачная туника, не скрывающая форм тела (при отсутствии трико), не стесняющая свободы движений, скопированная с греческой модели, и, к сожалению, испорченная удлиненным вырезом на груди. Впечатления г-жа Дункан не оставила. Аплодисменты, организованные в одном или двух местах залы, не разрастались до конца вечера» [Оперы и концерты 1904: 1282-1283].

А. Зилоти, посетивший в 1904 году петербургский «Бетховенский вечер» Дункан, прислал в «РМГ» целое патетическое «открытое письмо», обращенное к профессору Л. Ауэру, дирижировавшему в тот вечер Седьмой симфонией Л. Бетховена. Если забыть об излишней критичности тона этого письма (в нем автор упрекает Ауэра за сам факт его участия в «вечере»), текст его дает возможность отчетливо представить себе пластический текст, который увидели зрители на сцене: «Вот она вышла, пианист залепетал andante из Патетической сонаты, г-жа Дункан начала танцевать под эту музыку. При всем своем желании, я не мог найти хоть какого либо соответствия между музыкой и движениями Дункан. Она то поднимала руки кверху, то вдруг как будто искала потерянную на полу бумажку. Но вот пианист дошел до места в as-moll (с триолями) и вдруг г-жа Дункан стала не то танцевать канкан, не то просто “козлом” по сцене бегать. … К началу 2-й части [Седьмой симфонии Бетховена. - А. Г.] она [Дункан. - А. Г.] вышла и начала медленно (по-балетному) маршировать, потом стала делать движения, как бы изображая жонглера, перекидывающего руками разные тарелки, ножи, бутылки и т.д. Когда подошло место “fortissimo” - г-жа Дункан начала маршировать, непомерно высоко поднимая ноги, и судя по этому, она изображала самое большое “fortissimo”, так как выше поднять ноги было уже невозможно (по моему, не-специалиста, мнению). После этой части я покинул и залу, и здание консерватории» [Периодическая печать… 1905: 130-131].

Не меньшее впечатление произвел и внешний вид Дункан, который в то время тоже был воистину революционен. «Плясунья выходит с прической гречанки, в складках платья намеки на торс также гречанки, длинная шея и ленточки в волосах с претензией на воскрешение фигурок встречаемых на картинках Семирадского, на этрусских вазах, покоящихся в музеях. Танцы Дункан также стремятся напомнить пластику гречанок» [Московские письма 1905: 207].

Статьи «РМГ» 1904-05 годов удивительно единодушны - танцы Дункан практически полностью отторгались всеми авторами. Этому можно найти множество причин. И не последняя состоит в том, что газета была прежде всего изданием музыкальным, а потому танцы под симфонии Бетховена или прелюдии Шопена воспринимались особенно остро-критически. «Что это за вечер, где рядом с именем Бетховена, Шопена, Рамо, Глюка и др. “классиков” будет показано задрапированное в газ тело, голые ноги, руки?» [Московские письма 1905: 207] патетически восклицал один из авторов «Газеты».

Однако с течением времени, как мы уже упоминали, отношение резко изменилось. В 1913 году в честь вновь приехавшей Дункан К. Станиславский уже устраивает вечер, на котором присутствует А. Скрябин. «Дункан оказалась большой поклонницей композитора и сообщила ему о своем желании танцевать “Прометея”, - замечает анонимный корреспондент «РМГ», - Скрябина заинтересовала эта мысль и он вообще обещал написать что-нибудь для Дункан. Тут же на вечере Дункан импровизировала ряд танцев под фортепианное сопровождение самого Скрябина» [Разные известия 1913: 206].

Вместе с тем, «РМГ» устами своих авторов ясно осознает разницу между конкретным воплощением на сцене танцев самуй Дункан и той почти неуловимой идеей, которую она пыталась воплотить с помощью своих танцев. Причем, подобное разделение вовсе не парадоксально, во многом оно даже чрезвычайно дальновидно. Вот как эту проблему обрисовывает в своей статье, посвященной премьере в Большом театре балета «Саламбо», Гр. Прокофьев: «Идея Дункан, вернее идея Вагнера и Шопенгауэра и их знаменитой триады искусства (Ton, Tanz und Ticht-Kunst) зиждется на пластическом воплощении музыкального содержания, музыкальной эмоции, первой и самой могущественной в этой триаде. Если к дунканическому искусству можно и должно отнестись отрицательно, то это потому, что она сама и ее последовательницы брали на себя слишком крупную задачу - передать мимикой и пластикой глубину переживаний Шопена или даже Бетховена. Гораздо проще задача балетмейстеров и артистов балетной труппы: в их распоряжении музыка, специально на их средства рассчитанная, и им остается только (хотя это “только” требует много талантливости) пластически и мимически воссоздать ее» [Прокофьев 1910: 115].

Тот же автор разовьет эту тему позже, уже в 1915 году, в отклике на премьеру «Эвники и Петрония» А. Горского: «Шопен - к тому же в очень слабой инструментовке - огрубел и с античным миром не вяжется; к тому, что дает музыка балетмейстер прислушиваться не захотел; ибо для него в этот раз исходная точка балета была пластика, а не музыка; танцы сами по себе красивые, к античности отношения не имеют. Отсюда торжество отдельных исполнений с г-жей Гельцер во главе и кордебалета и попрание как раз того, что некогда дало отправную точку для нового балета. Я говорю об идеях Дункан, желавшей пластически воссоздать психологическую суть художественной музыки [выделено мною - А. Г.]» [Прокофьев 1915: 833].

Конечно же, заметки в «Русской музыкальной газете» не дают полной картины выступлений Айседоры Дункан в России и законченного анализа ее идей. Но заметки, связанные с непосредственным, почти сиюминутным, впечатлением от ее выступлений, должны несколько дополнить уже известные сведения. И то, что новые штрихи к «творческому портрету» Дункан почерпнуты именно из музыковедческой периодики, лишь делает их еще более любопытными.

Список литературы

1. Степанов В. Музыка за границей // Русская музыкальная газета. - 1904. - № 41.

2. Оперы и концерты. Танцовщица Дункан // Русская музыкальная газета. - 1904. - № 51-52.

3. Периодическая печать о музыке // Русская музыкальная газета. - 1905. - № 5.

4. Московские письма // Русская музыкальная газета. - 1905. - № 7.

5. Прокофьев Гр. Балет «Саламбо», музыка А. Ф. Арендса // Русская музыкальная газета. - 1910. - № 4.

6. Разные известия // Русская музыкальная газета. - 1913. - № 7.

7. Прокофьев Гр. Московская опера // Русская музыкальная газета. - 1915. - № 51-52.

Размещено на Allbest.ru