Меметический механизм конструирования медиа-смыслов информационного противостояния

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Меметический механизм конструирования медиа-смыслов информационного противостояния

А.А. Романов, Л.А. Романова

Информационное противостояние и противоборство, информационные «войны» есть, в сущности, разновидности одной базовой (стратегической) технологии: технологии достижения информационного превосходства над своим соперником. В той или иной разновидности они берут свое начало с незапамятных времен (Маклюэн, 2003; 2004; Монич, 2005), используя раз-личные формы своей медийной репрезентации в виде таких носителей посланий или медиумов как а) обыкновенные слухи, сплетни, анекдоты (резонансная информация или доксическая медиальность), б) книги, газеты, письма, листовки (печатная медиальность), в) кино, радио, телевиденье, искусство («визуальная медиальность» идеологической сферы «смыслов и образов, зрелищ, симулякров, форм игры, «семиургией», в которой «никакие знаки смыслом уже не обладают», а предполагают виртуозность системы представления, но никак не истину», по Ж. Бодрийяру, 2007) и Интернет.

С появлением Интернета остальные средства как бы отошли на второй план, так как Интернет оказался лучшим средством (медийной средой) для распространения информации и манипулирования ею от момента реализации замысла, создания и модификации медийного продукта до его распространения и потребления. По выражению Антонио Менегетти, Интернет превратился «в автономное вычислительное устройство, самостоятельно плодящее собственные известия»: он «воспроизводит сам себя, сам вырабатывает и распространяет информацию, сам себя питает, уподобляясь змее, впившейся в собственный хвост». Поэтому Интернет для А. Менегетти - «огромная информационная сеть, делающая нас свидетелями события планетарного масштаба, которое вышло из-под контроля индивида и, развиваясь, неизбежно приводит к результатам, превосходящим нашу способность управлять и контролировать» (Менегетти, 2002: 11).

Тем не менее, всеобщая компьютеризация социума, создание глобальных средств массовой коммуникации и информации, а также внедрение и развитие новейших информационных технологий (IT- технологий) как в промышленном производстве, так и в быту, приводят к прогрессирующему росту информационного противоборства (противостояния, борьбы) во всех сферах деятельности человека: социально-нравственной, политической и экономической.

Развитие средств массовой коммуникации и информатизации общества позволяет классифицировать общество наиболее развитых в отношении IT- технологий стран как информационное или «сетевое», то есть общество, которое основывается на умении всех и каждого получать и обрабатывать получаемую информацию в широком смысле этого слова, что, тем не менее, делает такое общество информационно уязвимым. Неслучайно, подчеркивая эволюционную взаимосвязь развития массовой коммуникации и общества, специалисты прогнозируют, что какой будет эволюция коммуникации, таким будет и человек (Бодрийяр, 2007; Кастельс, 2000; Луман, 2005; Маклюэен, 2003; 2004; Менегетти, 2002).

Отмеченная исследователями взаимосвязь массовой коммуникации и общества позволяет выделить отличительные черты современного «информационно-сетевого» (коммуникативно-сетевого) общества, среди которых в первоочередном порядке называют:

а) превращение информации в товар массового потребления, её производство, воспроизводство и быстрое распространение в огромном количестве (Бодрийяр, 2007; Кастельс, 2000; Луман, 2005; Маклюэн, 2003; Уэбстер, 2004),

б) создание больших информационных пространств за счет развитой сети средств коммуникации и связи как внутри отдельных стран, так и между континентами, странами, регионами и городами в различных уголках планеты (Беккер, 2002; Кастельс, 2000; Менегетти, 2002; Уэбстер, 2004),

в) разработкой и применением новых механизмов информационного влияния на отдельную личность, на групповое и массовое общественное сознание города, региона, страны или объединений стран в связи с формированием разнообразных ресурсов по охвату максимального количества целевых аудиторий,

г) ведение жёсткой конкурентной борьбы за репутационное и бенефактивное (т.е. направленное непосредственно в свою пользу) позиционирование стран, регионов, корпораций, банков и различных ассоциаций как в глобальном экономическом пространстве, так и на рынках потребления ресурсов и туризма, за доверие инвесторов, за благоприятное освещение в информационном пространстве, за партнерские отношения с другими странами на разных уровнях, включая правительственный уровень, чтобы позволить себе на выгодных условиях включаться в структурированное мировое пространство.

С переходом к информационно-сетевому обществу конкурентное позиционирование нередко приводит к коммуникативному и информационно-психологическому противоборству и даже открытому противостоянию, подтверждая хорошо известную закономерность современности: кто владеет информацией, тот владеет миром. В обозначенном противостоянии масс-медиа играют крайне заметную и важную роль. Так, в частности, Интернет способен переводить информационные противоборства и противостояния, а также различные информационные «шумы», «волны», «лавины», «атаки» и «вбросы» на новый качественный и более эффективный уровень, позволяя им стать быстрыми, дешёвыми, безграничными и доступными, отражая тематико-смысловые и прагматические характеристики «тактической реальности» (Беккер, 2002) в сегодняшней «текучей современности» (Бауман, 2008).

О реализации этих свойств Интернета как коммуникативно-информационного медиума может свидетельствовать, например, расширение географического пространства «цветных революций» в мире. В указанном смысле, в смысле эффективной медиальности, Интернет становится удобным, малозатратным и массовым носителем и распространителем различных «заразительных» или «вирусных», по Р. Броди (Броди, 2001: 21) идей, посланий, призывов.

В этом отражении тематико-смысловых и прагматических характеристик «текучей современности» значимая роль специфики «тактической реальности» отводится механизмам конструирования медиа-смыслов как в глобальном киберпространстве, так и в пространстве разнообразных публичных коммуникаций. С определенной долей уверенности можно даже говорить о том, что посредством широкой сети публичных коммуникаций, в том числе и коммуникативного киберпространства как своего специфического медиума, «организованное, т.е. функционирующее на регулятивной основе, по А.А. Романову (1988), информационно-сетевое общество формирует свой «регулятивный мир», базирующийся, главным образом, на информации в широком смысле, а не на реальности мира, так как в глобальном коммуникативно-сетевом «мире» информация об окружающем мире есть «информационная реальность», которая отличается от действительной реальности, ибо транслируемая различными медиа информация продуцирует воспринимаемую нами «информационную реальность» при помощи создания механизма «своего понимания социального опыта». Этот механизм позволяет порождать особые информационно-медийные смыслы, которые способны по-своему, по-осо-бому, иным образом объяснять и трактовать разнообразные и не связанные между собой проявления опыта индивида в опоре на такие глобальные «характеристики, как «вера», «представляемое», «мимезис», «идеология» и «субъективность» (Fiske, 1991: 57; см. также: Романов, Романова, Федосеева, 2013; Романов, Морозова, Романова, 2015; 2015а; о специфике разграничения бытия, действительности и реальности подробнее см.: Уайтхэд, 1990; Романов, Романова, 2010: 26-27).

В этой связи Дж. Фиске (Fiske, 1991: 56-57) подчеркивает, что «представляемое» в пространстве информационно-коммуникативного взаимодействия является «идеологией, а не реальностью, поскольку представляемая реальность - это уже «продукт дискурса». Поэтому знаковые (вербальные и авербальные) информационные «послания не фиксируют реальность, а только кодируют её», представляя лишь образные фрагменты воспроизводимой или конструированной реальности и окрашивая их «идеологически» в медийном пространстве, т.е. в дискурсивно-медийной реальности (о «идеологической природе высказанного слова» см.: Волошинов, 1925; 1929; 1930; 1930а; также: Романов, 1982; 2005; 2013).

Очевидно, что задача отмеченного «идеологического кодирования и окрашивания» масс-медийных посланий должна сводиться к конструированию такой глобальной реальности, в которой, по Ж. Бодрийяру (2007: 188-190, 195), «рациональная коммуникация» теряла бы смыслы и переводила бы их «в плоскость зрелищного», а её место смогли бы занимать «вручаемые» членам сообщества сконструированные знаки-послания, которые «не обладают ни качеством, ни референцией», а, по сути, тратят свои силы на то, чтобы «завораживать и околдовывать» массы потребителей медиа в пределах смысловой «плоскости зрелищного», в пределах медиа-смыслов «видеомира». Такой поворот от рациональности знаков-посланий к «постановочной зрелищности» смысловой реальности есть «схема сокрушения полюсов и круговращения моделей», в пределах которой «развёртывается матричная симуляция фиксации истины» (Бодрийяр, 2007: 198). Работа такой схемы обусловливается функционированием механизма «своего понимания социального опыта».

В результате указанного поворота, в котором реализуется (осуществляется) рефлексивная матрица симулякров, у массового потребителя посланий масс-медиа появляется (вырабатывается) предрасположенность (интенциональность) к созданию особого структурированного пространства ментальных структур в виде информационных стереотипов, куда и внедряется базовый код матричного (фреймового) стереотипа. И как только рефлективная матрица индивида приводится в действие информационным посланием и на его (индивида) базовый код «нанизывается» матричный (фреймовый) стереотип в виде фреймовых конфигураций, члены сообщества в роли коллективного адресата поглощают «вирусные» или «идеологические образы», то есть они, по выражению А. Менегетти, «питаются нереальными известиями», которые «дирижируют их жизнью, их образами и культурой» (Менегетти, 2002: 122), а также их поведением (ср. однотипное, «скопированное» или похожее поведение сторонников «цветных революций» в разных странах).

В роли «продюсеров» и «дирижёров» порождения (производства) таких сконструированных (т.е. «вирусных») образов реальности могут выступать различные заказчики: от отдельные государств, блоков государств, транснациональных корпораций, финансовых институтов и банков, систем публичных коммуникаций и масс-медиа в широком понимании, политтехнологов различного уровня до различного рода манипуляторов, например, пиарщиков, пропагандистов, мастеров спин-докторинга, рекламистов, маркетологов и т.п. Однако реальными «режиссёрами» такого конструирования являются именно те, кто конкретно «окрашивает взгляд на мир», по А. Белому, препарирует и «конфигурирует факт, кто придает ему очертания» по образцу (стереотипу) матричных конфигураций (подробнее о механизмах фреймирования информационных посланий и условиях как первоначалах их успешной реализации в публичных коммуникациях см.: Романов, 1982; 1983; 1984; 2005; 2011;2014; 2015; Романов, Малышева, Новоселова, 2014; 2014а; Романов, Морозова, 2015; Романов, Морозова, Романова, 2015; 2015а).

Реальные «режиссёры-препараторы», занимающиеся постановкой и распространением через масс-медиа своих, точнее, заказных нарратологических историй, позволяют придавать фактуальности (фактам, событиям, явлением, отношениям) такие «очертания» или «характеристики», по Дж. Фиске, которые способствуют и помогают (т.е. подсказывают) массовому потребителю не только увидеть и «прочесть» фреймированную основу реальности (т.е. реальность, уже преобразованную во фреймовую конфигурацию с учетом конкретных и возможных валентностных свойств её слотовых узлов), но и дают возможность такому адресату-потребителю самому добавить, развить её смыслопорождение, смыслонаполнение и интерпретацию на базе отмеченного механизма «своего понимания социального опыта».

В этом случае задача такого «режиссёра - препаратора» сводится к тому, чтобы он смог определенными семиотическими средствами и способами «сублимировать физиологический факт жизни (т.е. пережитый личный опыт или усвоенное знание - А.Р., Л.Р.) каждого из нас» (Менегетти, 2002: 122), затрагивая в каждом архетипические струны собственного (личного) бессознательного, чтобы он в дальнейшем сам становился со-режиссёром (со-работником) смысловых интерпретаций (см.: Романов, 2014; 2015; Романов, Морозова, Романова, 2015; 2015а).

Вероятно по этой причине в последнее время крайне живучими и эффективными в глобальной системе публичных коммуникаций становятся различного рода технологические приёмы манипулятивного воздействия, опирающиеся на такие широко известные свойства медиальных Интернет-пос-ланий, как скорость распространения информационных посланий, отсутствие границ их приёма, анонимность их создателя и отправителей, а также продолжительность хранения их тематической событийности и самой информации, которая, по выражению Ричарда Докинза, уже сама становится структурированной «формулой, по которой можно восстановить действие, возможно потому, что действие и формула суть одно» (Dаwkins, 1989).

В результате складывается определенная картина, в которой человек, обладая информационными смыслами медиа-посланий, располагает и оперирует образами, которые взаимно связаны с реальностью, но только с реальностью самих образов или с образами медийно-дискурсивной реальности. Но тогда получается, что, обладая информацией меметически окрашенных («вирусных») посланий, человек обладает всего лишь нарративно-исторической действительностью, в которой сконструированный медийными посланиями образ и жизненная реальность только лишь кажутся обратимыми друг в друга (Романов, Морозова, Романова, 2015).

В действительности же реализуется бодрийяровская «схема сокрушения полюсов и круговращения моделей», в которых значимой оказывается «отрежиссированная постановочность» придуманной (описанной, нарративной, рассказанной) фактуальности таких образов. В этой связи можно сравнить меметическую живучесть и актуальность «круговораащения моделей» лозунговых посланий с «прошивающими насквозь сознание идеями» (Романов, 2002; 2002а; Романов, Морозова, Романова, 2015).

Примерами таких «прошивающих насквозь» или «живущих» идей, то есть «идей-стартеров или стартерных регулятивов» (Романов, 1988), способных активизировать массу людей, могут служить отдельные слоганы в рекламе («Жажда всё - имидж ничто»), музыкальные мелодии и их тексты (гимны, песни о Родине, баллады), визуальные изображения, изобретения, мода, политические лозунги-заклинания («Голосуй, а то проиграешь»; «С нами победа», «Советское - значит отличное», «Майдан - революция достоинства», «Украина - это Европа», «США - оплот демократии в мире», «Слава героям - героям слава» и т.п.), а также такие комплексные событийные понятия, как «экология» и в зависимости от вида и рода деятельности «экологичность», например, лингвоэкологичность, «молитва», «проповедь», «глобальное потепление», «гендерное равенство», «всеобщая - расовая, международная, религиозная, межкультурная - толерантность, «мультикультурализм», «права человека» и др. (подробнее см.: Романов, 2011; 2014; 2015; Романов, Малышева, Новоселова, 2014а; Романов, Морозова, Романова, 2015; 2015а; Романов, Романова, 2001; 2001а; Романов, Ульянич, 2014: 15-25).

Приведенные примеры - это типовые образцы функционирования конкретных меметических идей в масс-медийном пространстве. Несколько опережая ход рассуждения и забегая вперед, оговоримся, что сама по себе высказанная идея или коммуникативно-информационный стереотип (паттерн, шаблон) не являются мемами до тех пор, пока не заставят каузировать (причинять, побуждать) любого их носителя в виде того или иного средства СМИ или других людей «реплицировать» - в терминологии Р. Докинза - её в ком-то ещё (подробнее см.: Романов, 2002; 2011; 2014; Романов, Малышева, Новоселова, 2014а). Отметим, что каждая из подобных идей есть свого рода мем или регулятив как конкретное и единичное информативное образование, добавленное в медийное пространство с целью психопрограммирования или перепрограммирования массового адресата в дискурсивном пространстве (Романов, 2002: 58- 101).

Очевидно, что информационный механизм «круговращения моделей» постановочных медиа-посланий базируется на меметическом использовании информации, т.е. информации, порожденной и порождаемой процессами повторения и стериотипизации (т.е. циркулирующего «круговращения моделей» и «формул»), но не обязательно обусловленной референтной (фактуальной) соотнесённостью с действительным положением дел в мире. Из этого следует, что меметически окрашенная информация далека от реальности и не соприкасается с ней напрямую, так как она есть чистый носитель посланий или «репликатор», по Р. Докинзу, отражающий лишь «идею о единице передачи культурного наследия или о единице имитации». Меметичность в своём реальном единичном проявлении - меме - не превращается в действительность, а только функционально «служит машине, повторению», в трактовке А. Менегетти (2002: 18-19).

Из сказанного можно заключить, что любой отбор новостных посланий меметически прецедентен и осуществляется по случаю и благодаря прецедентности. Скорее всего, по этой причине такой отбор лишен качественных ориентиров, т.е. тех конкретных ориентиров, референциально связанных с фактическим положением дел. Но, если дело обстоит таким образом, то тогда, по мнению А. Менегетти (2002: 124), «меметическая информация утверждает известия (т.е. медийные послания - А.Р., Л.Р.), не реальные для адресата» и поэтому он, принимая такую информацию, «вынужден жить по лжи в той мере, в какой в неё (в нереальность) верит».

Получается, что реальность создается верой и воображением в самом широком понимании, то есть «от простейших механизмов самосохранения до конкретных инстинктов, управляемых мозговым стволом, от территориального поведения людей до абстрактного символизма их нервных импульсов, кодируемых в ментальные образы и полагающих основание мировоззрению человека (Беккер, 2002: 21). Поэтому Конрад Беккер считает основанную «на вере и воображении реальность парадоксальной» и отмечает: «чем больше точек для референции приобретает система и чем более потенциально полезной она», то тем «больше просачивается в нее факторов неопределенности». При этом образуется своеобразный круговорот и мена полюсов «ясность - неясность», «реальность - нереальность», ибо: «неясно», что является «реальным», а то, что становится ясным и понятным, не является «реальным».

Однако медийная образность такой веры в нереальность новостных известий показывает и доказывает свою эффективность в плане коммуникативно-прагматического (манипулятивного) воздействия на массового адресата, которое опирается на «механизм меметичности как основу цикличного, социально обусловленного повторения моделей понимания социальной действительности, способствующего продвижению, «продавливанию» и закреплению структурированной в виде фреймовых конфигураций информации в ментальном пространстве индивида на уровне языкового сознания или языковой ментальности» (Романов, 2002: 58-101; см. также: Романов, 2011; 2011а; 2015; Романов, Малышева, Новоселова, 2014; 2014а; Романов, Морозова, Романова, 2015; 2015а; Романов, Романова, 2012). Такую «продавливающую» особенность механизма меметичности цикличного повторения информационных посланий подметил Антонио Менегетти (2002: 21), метафорически обыграв английские слова messаge и mаssаge: «Информация строит нас», поэтому любое «послание есть message, нас массажирующее». Ср. высказанное К. Беккером утверждение: «Кто управляет метафорами - управляет мыслью» (2002: 5).

Примечателен в этом плане тот факт, что для адресата «мера веры» и «сама вера» по эффективности воздействия оказываются сильнее фактуальности (реального положения дел), ибо «вера», «авторитетное мнение», «субъективность» затрагивают эмоциональную сферу человека в большей степени, чем «сухой» факт и через неё (эмоциональную сферу) определяет большинство наших решений. Немецкий специалист по нейромарктингу и визуализации эмоций Арндт Трайндл (2007: 10) отмечает в этой связи: «У нас сложилось ошибочное представление о человеке. Западная культура, основанная на христианских ценностях и античной философии, построила в честь человеческого разума огромный храм, в котором не нашлось места эмоциям. Однако именно это «изолированное» явление определяет большинство наших решений, принимаемых вполне сознательно».

По сути, фактуальное содержание (факт) никогда не входит само по себе в семантическое и коммуникативное пространство ментальных репрезентаций, поэтому оно всегда учитывается и рассматривается в активированном фрейме под определенным углом зрения и эмоциональной окраски. Факт, - отмечал в начале ХХ века французский фотограф Анри Картье-Брессон, - сам по себе неинтересен, интересна точка зрения, с которой автор к нему подходит (см.: Романов, 2015). Присутствие эмоциональной окраски придает любому медийному посланию правдивость: «без эмоций - нет правды», полагает А. Трайндл. «Процесс восприятия начинается на подсознательном уровне и не осмысляется человеком, пока не преобразуется в конкретную картину в сознании. Отбор и оценка входящих визуальных раздражителей происходит в лимбической системе, где «живут» наши эмоции. Таким образом, человек сознательно воспринимает только то, что вызывает у него эмоции, связанные с удовольствием или, наоборот, со страданием» (Трайндл, 2007: 17). Ему вторит американский специалист в области неврологии Антонио Дамасио, перефразируя Декарта: «Я чувствую, следовательно, существую».

И хотя любое СМИ - газета, ТВ, Интернет, киберпослание, фильм - меметически действуют «во имя самих себя и увлекают своей ложью людей, тогда как реальность жизни - совсем иная и исполняет другие функции» (Менегетти, 2002: 124), тем не менее, в коммуникативно - информационном процессе такая меметически окрашенная (или меметическая) информация может вполне рассматриваться (выступать) в качестве медиума, реально отражающего «стратегию запрограммированной линии поведения» (Dаwkins, 1989) её создателей и специфику её использования в медиа-сфере «вручаемых адресату сконструированных знаков-посланий», по Ж. Бодрийяру (2007: 188). В этой связи нельзя не вспомнить утверждающее суждение Герберта Маршалла Маклюэна: Носитель сообщения есть само сообщение.

Как представляется, в этом утверждении усматривается перформативной характер медиальности вообще и меметической медиальности в частности как созданной, сконструированной при помощи дискурсивных практик с определенными интенциями медийной реальности другого (второго) порядка, аутореферентной по отношению к самой себе. Иначе говоря, обладая перформативными свойствами, меметическая медиальность непосредственно участвует в процессе социального конструирования реальности, т.е. новой реальности социума, в которой более ценностными ориентирами или «характеристиками, по Дж. Фиске, являются образность, верование, мнение (Романов, Романова, 2001; 2001а; 2009; 2009а; 2012; Романов, Романова, Федосеева, 2013; Романов, Ульянич, 2014; Романова, 2009; Romanov, Malysheva, 2015; Romanov, Novoselova, 2015; Romanov, Romanova, 2012; 2012а).

Перформативный характер самой меметически окрашенной (созданной) медиальной реальности предлагает и каузирует (причиняет, заставляет) в пределах её пространственного охвата и объема считать созданные ею образы, верования, мнения истинными. Таким образом созданная медиальная реальность становится базой либо для переструктурирования в ментальном пространстве потребителей сложившегося старого миропорядка и уклада, либо для выстраивания нового или модифицированного, адаптированного к иным условиям, сконструированного миропорядка, отражающего лишь общие характеристики соотношения конституентов окружающей реальности. Иными словами, перформативный характер меметической медиальности способствует формированию и реализации запланированной модификации того, что создается под воздействием усложненной и заданной «информационной реальностью» системы выбора у адресата (Романов, 2002: главы 2 и 3; Романов, Романова, 2010: 27).

Подобный процесс перестраивания реальности хорошо известен существованием «видеомира», например, в пределах современной интернетовской цивилизации, охватывающего не только постоянно присутствующих («живущих») в нем «сетян», «чатлан», но и обыкновенных Интернет - пользователей. Такой «видеомир», формируемый и другими СМИ, например, телевидением, конструируется при помощи создания меметически окрашенных новостей (т.е. информационно-форматными новостными потоками), не подкрепленных конкретной реальностью человека и действительного мира. Кстати сказать, горбачёвская «перестройка» в СССР также опиралась на закономерности меметического переструктурирования реальности того времени и существовавшей на тот момент действительности мира.

Обозначив меметические свойства масс-медийной информации и отметив функциональную роль меметичности в описании маханизма конструирования медиа-смыслов информационного противостояния, нельзя не признать, что в лингвистической литературе идея меметичности давно вошла в научный обиход и нашла своё применение, например в области пресуппозитивной семантики и регулятивной динамики коммуникативно-дискурсивного взаимодействия (Романов, 1982: 115-117; 1983: 188-190; 1984: 102-104; 1986: 12-15; 1991: 82-85; 2002: 59-62, 101-110; 2002а: 24-28; 2004; 2005: 98-125; 2011а; Romanov, Romanova, 2012: 322-325), несмотря на то, что сегодня довольно часто можно встретить утверждения о «появлении в когнитологии совершенно нового научного направления - меметики» (Kujawa, 2015: 78; Григорьев, 2008).

В частности, примером использования идей меметичности в лингвистике - в семантическом синтаксисе как разделе языкознания (см.: БЭС, 1998: 396) и формальной логике,- может служить такая последовательность: если суждение S логически имплицирует суждение S1 (если S, то S1), а отрицание (S/ не - S) также логически имплицирует S1 (если не -S, то S1), то S1 является пресуппозицией для S. Поэтому пресуппозицией для предложений (S) Моя сестра учится в музыкальной школе; (не - S) Моя сестра не учится в музыкальной школе является: У меня есть сестра (S1). При этом предложение S1 (У меня есть сестра) является истинным и непротиворечивым как для первого предложения S, так и для второго предложения (не - S).

Несмотря на то, что меметика (как наука о мемах) обеспечивает, по мнению ряда исследователей, «основу для понимания эволюции общества до его сегодняшнего состояния» и «дает реальные инструменты для его изменения, технологию, с помощью которой мы может строить наше будущее так, как мы хотим» (Броди, 2002: 6, 9-10, 35, 63, 70; Менегетти, 2002: 3, 5-6, 11-12, 19-21), важно, однако, понимать, что меметика не занимается всеми глобальными проблемами одновременно. В частности, меметика не занимается напрямую вопросами «истинности или ложности переносимой в мемах информации», так как она не связана напрямую с исследованием чисто семантических проблем по описанию структуры значений лингвистических объектов, хотя в настоящее время в своих теоретических основах и перемешанных научных истоках меметика «представляет собой новую форму когнитивизма, которая ещё полностью неизвестна самим когнитивистам» (Менегетти, 2002: 4-7, 11).

В этой связи Антонио Менегетти критически отмечает, что «меметическая теория пока не преуспела в решении проблемы, ставшей камнем преткновения для различных специалистов по меметике», а именно - «не нашла ответы на главные вопросы: «Откуда берутся мемы?» и «Кто их создает»? Поэтому можно сказать, что и по сей день изучение мемов не поставлено на твердую почву, опираясь лишь на плавучие пески. И каждый, кто пробовал говорить о меметике, забивал свои сваи в столь зыбкую основу» (Менегетти, 2002: 3-4; курсив - наш).

И хотя в рамках данной работы не ставится задача подробно рассматривать историю традиционного интереса исследователей к феномену меметичности в различных научных направлениях, парадигмах и школах и описывать различные точки зрения и взгляды на природу меметичности, начиная с античных времен и до настоящего времени, тем не менее, целесообразно использовать существующий теоретический инструментарий меметики и принять во внимание тот факт, что идея меметичности уже получила своё широкое распространение и новое прочтение в связи с выходом в свет работ Р. Докинза (Dаwkins, 1976), Р. Броди (Brodie, 1996 / 2001), А. Менегетти (Менегетти, 2002). Поэтому не учитывать уровень её внедрения в сферу медийности эффективной коммуникации и успешного (целенаправленного) взаимодействия её участников было бы неоправданным шагом, ибо, как отметил Эль Иблис Шах в своей «Книге полуправды», «что бы мы ни делали, мы все время общаемся и взаимодействуем», и результативность коммуникативного воздействия и взаимодействия определяется раппортом - «средством прямого доступа в чужое сознание».

Таким образом, развитие в области электронных коммуникаций, в частности, Интернет и других сетевых коммуникаций, цифровых медиа и IT-технологий открыло путь глобальному присутствию в медиа-пространстве определенных ценностей и поведенческих норм и дало возможность обеспечивать возрастающие мощности в сфере контроля общественное мнение посредством разнообразных СМИ и через увеличение потока воздействующей коммуникации. Глобализация масс-медиа изменила подход к пониманию информации, которая становится «все менее отличимой от пропаганды», определяемой как «манипуляция символами в целях влияния на взгляды» (ср.: Беккер, 2002; Бодрийяр, 2007; Менегетти, 2002; Fiske, 1991).

Особую роль в этом глобальном процессе играют Интернет-комму-никации, которые благодаря чрезвычайной быстроте своих потоков информации затрудняют её осмысление, что позволяет порождать «сконструированные» информационные послания - сообщения с меметическими («вирусными») смыслами. Вездесущий охват быстрых потоков сетевой информации экономит внимание её получателей на рефлексивную обработку несущих ею ценностей, меметическое содержание которых позволяет направлять восприятие на определенные предметные области, выставлять одни аспекты в выгодном (бенефициарном) свете, а другие оставлять в тени, расширяя функциональное поле манипулятивным технологиям в инфосфере. Бенефициарные манипуляции в инфосфере базируются на функциональных характеристиках меметического механизма конструирования медиа-смыслов, способствующих формированию фокуса внимания, который заставляет (каузирует, понуждает, причиняет, побуждает) исчезать всё, что не входит в предопределенный горизонт скоординированных и сконструированных (т.е. фреймированных) событий. При помощи медиа-смысловой фокусировки внимания потребителей информационных посланий остается лишней (ненужной) постановка вопросов об истинности / ложности фактуальной (референтной) реальности, потому что формируется, конструируется в качестве истинной только медийная (дискурсивная) реальность, информация о которой распространяется, закрепляется и тиражируется как в индивидуальном, так и в массовом сознании благодаря меметическим свойствам её носителей и распространителей в виде мемов или регулятивов.

Литература

меметичность информационный медиа

1. Бауман З. Текучая современность. - СПб.: Питер, 2008. - 240 с.

2. Беккер К. Словарь тактической реальности..Культурная интеллигенция и социальный контроль. - Vienna: Selene, 2002. - 61 с.

3. Бодрийяр Ж. Фантом современности. Тени молчаливого большинства, или конец социального // Ясперс К., Бодрийар Ж. Призрак толпы. - М.: Алгоритм, 2007. - С. 180 - 280.

4. Большой энциклопедический словарь (БЭС). Языкознание. 2-е изд. - М., 1998. - 685 с.

5. Броди Р. Психические вирусы. Методическое пособие для слушателей курса. Пер. с англ. - М.: Центр Психологической культуры, 2001. - 192 с.

6. Волошинов В.Н. По ту сторону социального // Звезда. - 1925, № 5. - С. 186 - 214.

7. Волошинов В.Н. Слово в жизни и слово в поэзии. К вопросу о социологической поэтики // Звезда. - 1926, № 6. - С. 244 - 267.

8. Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке. - Л.: Прибой, 1929. - 157 с.

9. Волошинов В.Н. Конструкция высказывания // Литературная учеба. - 1930, № 3. - С. 65 - 87.

10. Волошинов В.Н. Слово и его социальная функция // Литературная учеба. - 1930а, № 5. - С. 43 - 59.

11. Григорьев В.Р. Информационные вирусы - новое оружие массового поражения // Информационные войны. - 2008, № 3 (7). - С. 2 - 29.

12. Докинз Р. Эгоистичный ген. Пер. с англ. Н. Фоминой. - М.: АСТ: Corpus, 2012. - 512 c.

13. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / Пер. с анл. под ред. О. Шкаратана. М.: ГУ-ВШЭ, 2000. - 608 с.

14. Луман Н. Медиа коммуникации. Пер. с нем. - М.: Логос, 2005. - 280 с.

15. Маклюэн Г.М. Понимание Медиа: Внешние расширения человека / Пер. с англ. В. Николаева; 3акл. ст. М. Вавилова. - М.; Жуковский: «КАНОН-пресс-Ц.», «Кучково поле», 2003. - 464 с.

16. Мак-Люэн Г.М. Галактика Гуттенберга. Сотворение человека печат-ной культуры. Пер. с англ. - Киев: Ника-Центр; Эльга, 2004. - 431 с.

17. Менегетти А. Онтология и меметика. Пер. с итал. Е. Ус. Под общ. ред. П. Бернабей. - М.: Психологическое издательство, 2002. - 149 с.

18. Монич Ю.В. К истокам человеческой коммуникации: Ритуализованное поведение и язык. - М.: Акад. гуманит. исслед., 2005. - 443 с.

19. Романов А.А. Коммуникативно-прагматические и семантические свойства немецких высказываний-просьб: дисс. … канд. филол. наук (10.02.04). - Калинин: Калининский гос. ун-т, 1982. - 168 с.

20. Романов А.А. Фреймовая семантика в аспекте автоматической обработки текстов // Международный семинар по машинному переводу. Тез. докл. - М.: Всесоюзный Центр Переводов, 1983. - С. 188 - 190.

21. Романов А.А. О формальном представлении смысловой организации текста // Текст как объект лингвистического анализа и перевода. Сб. научн. трудов / Отв. ред. А.А. Романов, А.М. Шахнарович, Ю.В. Ванников. - М.: ИЯ АН СССР, 1984. - С. 102 - 111.

22. Романов А.А. Системный анализ регулятивных средств диалогического общения. - М.: ИЯ АН СССР, Калининский СХИ, 1988. - 183 с.

23. Романов А.А. Иллокутивные знания, иллокутивные действия и иллокутивная структура диалогического текста // Текст в коммуникации. Сб. научн. трудов. Отв. ред. проф. А.А. Романов, проф. А.М. Шахнарович. - М.: ИЯ АН СССР, 1991. - С. 82 - 100.

24. Романов А.А. Политическая лингвистика: Функциональный подход. - М.- Тверь: ИЯ РАН, ТвГУ, 2002. - 191 с.

25. Романов А.А. Языковой портрет политика в суггестивной парадигме // Ars Linguistica. К 75-летию профессора И.П. Сусова. Межвуз. сб. научн. трудов. Отв. ред. проф. А.А. Романов. - М.-Тверь: ИЯ РАН, ТвГУ, ТГСХА, 2002а. - С. 23 - 30.

26. Романов А.А. Регулятив как комплексная единица диалогического общения. К 20-лети авторской динамической (регулятивной) модели диалога // Повышение качества подготовки специалистов региона. Материалы 18-й юбилейной научно-практической конференции. - Тверь: ТГСХА, 2002б. - С. 133-137. Репринт в: Романов А.А. Лингвистическая мозаика. Избранное. - ИЯ РАН, ТГСХА, 2006. - С. 188 -192.

27. Романов А.А. Суггестивная модель речевого общения: Манипуляция или игра со смыслами? // Homo mendax / Человек лживый. Межвуз. сб. научн. трудов. Отв. ред. проф. А.А. Романов. - М.- Тверь: ИЯ РАН, ТГСХА, 2004. - С. 3 - 26.

28. Романов А.А. Семантика и прагматика немецких перформативных высказываний-просьб. - М.: ИЯ РАН, 2005. - 153 с.

29. Романов А.А. Мемезис перформативного знания о функционировании естественно-языковых практик [Электронный ресурс] // «Мир лингвистики и коммуникации»: Электронный научный журнал. - Тверь: ТГСХА, ТИПЛиМК. - 2011, № 2 (23). - Режим доступа: http://tverlingua.ru

30. Романов А.А. Меметическая природа перформативных практик социальной интеракции // Функциональная лингвистика. Научный журнал. - Крым: Крымский республиканский институт последипломного педагогического образования. - № 2, т. 2, 2011а. - С. 161 - 162.

31. Романов А.А. Рецензия на книгу: Серио П. Valentin Nikolaeviи Voloљinov. Marxisme et Philosophie du Langage. Les prob-lиmes fondamentaux de la mйthode sociologique dans la science du langage / йdition bilingue traduite du russe par Patrick Sйriot et Inna Tulkowski-Ageeva. - Limoges: Lambert-Lucas, 2010. - 600 р. // Мир лингвистики и коммуникации: электронный научный журнал. - 2013, № 3. - Режим доступа: http://tverlingua.ru

32. Романов А.А. Матричная технология в манипулятивной Интернет-коммуникации. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// jf.spbu.ru/ conference/4279/4313; htmlhttp://rus.jf.spbu.ru/conference/3090/3107.html, свободный. - Загл. с экрана. - Яз. рус., 17.03.14.

33. Романов А.А. Спин-докторинговая реализация ментальных репрезентаций в Интернет-коммуникации // Язык, коммуникация и социальная среда. Ежегодное международное издание. Вып. 13. - Воронеж: НАУКА - ЮНИПРЕСС; Воронежский гос. университет, 2015. - С. 88 - 118.

34. Романов А.А., Малышева Е.В., Новоселова О.В. Матричная технология в манипулятивной интернет-коммуникации // Дискурс современных масс-медиа в перспективе теории, социальной практики и образования. I Междунар. науч.- практ. конф. Сб. науч. работ. - Белгород: Константа, 2014. - С. 126 - 131.

35. Романов А.А., Малышева Е.В., Новоселова О.В. Спин-докторинговая реализация «принципа каузальной последовательности» ментальных репрезентаций в структуре фреймовой конфигурации // Актуальные проблемы современной медиалингвистики и медиакритики в России и за рубежом. Международный научный семинар. Ч. I. Сб. науч. работ. - Белгород: БелГУ, 2014а. - С. 158 - 164.

36. Романов А.А., Морозова О.Н. Схемы спин-докторингового конструирования оценочных смыслов в современной медиакультуре // Медиалингвистика. Вып 4. Профессиональная речевая коммуникация и массмедиа: сб. статей. - СПб.: С.-Петерб. гос. ун-т; ин-т «Высшая шк. журн. и масс. коммуникаций», 2015. - С. 243 - 247.

37. Романов А.А., Морозова О.Н., Романова Л.А. Нарративный метод спин-докторинговой коммуникации со слотами фреймов // Языковой дискурс в социальной практике: сб. научн. тр. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2015. - С. 251 - 258.

38. Романов А.А., Морозова О.Н., Романова Л.А. Фреймовая матрица спин-докторингового конструирования смыслов в системе публичных коммуникаций // Мир лингвистики и коммуникации: Электронный научный журнал. - 2015а, № 2. - Режим доступа: http://tverlingua.ru

39. Романов А.А., Романова Л.А. Специфика воздействия резонансной информации в актах политической коммуникации // Политический дискурс в России - 5. Мат. постоянно действующего семинара. 22 апреля 2001 г. - М.: ИЯ РАН, Российский новый ун-т, 2001. - С. 72-74.

40. Романов А.А., Романова Л.А. Резонансная информация в политической коммуникации // Филология и культура. Мат. Третьей междунар. научн. конф. 16 -18 мая 2001 г./ Отв. Ред. Н.Н. Болдырев. В 3-х ч. Часть 3. - Тамбов: Изд-во Тамбовск. гос. ун-та им. Г.Р. Державина, ИЯ РАН, 2001а. - С. 144 - 147.

41. Романов А.А., Романова Л.А. Притяжение перформатива. Очерки по теории перформативности от Дж.Л. Остина до наших дней. - М.-Тверь: ИЯ РАН; «Агросфера» ТГСХА, 2009. - 156 с.

42. Романов А.А., Романова Л.А. Перформативны ли политические обещания? // Современная политическая лингвистика: проблемы, концепции, перспективы. - Волгоград: Изд-во ВГПУ «Перемена», 2009а. - С. 273-281.

43. Романов А.А., Романова Л.А. Конверсационная реальность дискурса // Ars Grammatica: Грамматические исследования. Тез. докл. 4-й междунар. научн. конф. Минск, 2-3 ноября 2010, Беларусь / Отв. ред. Д.Г. Богушевич. - Минск: МГЛУ, 2010. - С. 25 - 27.

44. Романов А.А., Романова Л.А. Меметическая основа как принцип научения коммуникативной интеракции // Проблемы совершенствования образовательного процесса в вузе в связи с переходом на новые образовательные стандарты. Сб. научно-методическ. трудов по материалам ХХII Всероссийской научно-методической конференции. - Тверь: ТГСХА, 2012. - С. 163 - 164.

45. Романов А.А., Романова Л.А., Федосеева Е.Г. Перформативные акты сакральной коммуникации. - М.-Тверь, ИЯ РАН; Тверская ГСХА, 2013. - 241 с.

46. Романова Л.А. Структурно-семантические аспекты композитных перформативов в функциональной парадигме языка. - М.-Тверь: ИЯ РАН; Тверская ГСХА, 2009. - 180 с.

47. Трайндл А. Нейромаркетинг: Визуализация эмоций. Пер. с нем. - М.: Альпина Бизнес букс, 2007. - 114 с.

48. Уайтхэд А.Н. Избранные работы по философии. Пер. с англ. - М.: Прогресс, 1990. - 387 с.

49. Уэбстер Ф. Теория информационного общества. - М.: Аспект Пресс, 2004. - 400 с.

50. Brodie R. Virus of the Mind: The New Science of the Meme. - Seattle: Integral Press, 1996. - 192 р.

51. Dawkins R. The Selfish Gene. - Oxford: University Press, 1976 (Revised Edition 1989). - 352 р.

52. Kujawa J. Die Idee des Mems in dem politischen Diskurs // GLOBE. East-West Europian Forum on Discurse: Past, present and future of discourse studies. Warsaw, 14-16 May, 2015. Book of Abstracts. Ed. by K. Broњ & G. Kowalski. - Warsaw: University of Warsaw, 2015. - P. 78.

53. Romanov A.A., Malysheva E.V. Frame organization of kinesthetic interaction in dialogue // Massachusetts Review of Science and Technologies. - 2015, № 2 (12), (July - December), Vol. VI. “MIT Press”. - P. 431 - 436.

54. Romanov A.A., Novoselova O.V. Construct of threat discourse in Russian politics // GLOBE. East-West Europian Forum on Discurse: Past, present and future of discourse studies. Warsaw, 14-16 May, 2015. Book of Abstracts. Ed. by K. Broњ & G. Kowalski. - Warsaw: University of Warsaw, 2015. - P. 53.

55. Romanov A.A., Romanova L.A. Mimesis and performative knowledge of use social practices in the communicative space homo loquens // Interdisciplinary Researches in The 21-st Century: Creation and Creativity in a modern European еducation. Conference Proceedings. - Oradea: Editura Iniversitгюii Emmanuel din Oradea (Romania), 2012. - P. 322 - 325.

56. Romanov A.A., Romanova L.A. Composite performatives as types of social semiosis's cryptoclass // Collection: Modern Approaches to Linguistics, Literature and Cultural Studies. - vol. 2. - Sandy, Utah (USA); Centre for Research, Resources and European Studies: Eco Academic Pablishing House, 2012a. - P. 207 - 214.

Размещено на Allbest.ru