Феномен политического репортажа Андрея Колесникова, специального корреспондента газеты "КоммерсантЪ"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Санкт-Петербургский государственный университет

Феномен политического репортажа Андрея Колесникова, специального корреспондента газеты «КоммерсантЪ»

Алла Николаевна Тепляшина,

доктор филологических наук, доцент



Статья посвящена актуальной проблеме эмоциональной интерпретации блока новостей о деятельности государственной власти. Анализ существующих практик проведён на материале газеты «КоммерсантЪ», в которой 20 лет работает в статусе специального корреспондента Андрей Колесников. Мастерство его репортажей высоко ценится как редакцией, так и аудиторией издания. Цель статьи - доказать, что школой мастерства журналиста является русская литература с её богатыми традициями обращения к эстетике комического как социально-политической критики. Комическое рассматривается как альтернатива инфотейнмента, которое в целом оценивается в негативном ключе. В статье проводится идея, что смеховой дискурс массовой культуры, составляющий основу инфотейнмента, ведёт к упадку образованности и осведомлённости аудитории. В статье освещена роль комического в журналистике, поэтика комического, традиции и новаторство комического в политическом медиатексте, факторы воздействия эмоционального интеллекта автора на аудиторию, восприятие комического читателями, межлитературные связи.

По итогам анализа можно отметить следующие черты, которые выделяют произведения Колесникова: высокая степень персонификации, сильное авторское начало, разговорность, умная ирония, активное обращение к мотивам и образам русской сатирической литературы, ориентация на интеллектуальную, образованную аудиторию, увлекательность изложения благодаря использованию фоновых знаний и языковой игре.

Ключевые слова: политический медиатекст, русская литература, эстетика комического, традиция, эмоциональный интеллект, инфотейнмент



Alla N. Teplyashina, политический репортаж медиатекст

Doctor of Philology, Associate professor, Saint Petersburg State University

Phenomenon of the Political Reporting of Andrey Kolesnikov, the Special

Correspondent of the Newspaper Kommersant

The article is devoted to the problem of emotional interpretation of the news on the activities of the government. The analysis of the existing practice is carried out on material of the newspaper Kommersant. Andrey Kolesnikov has been working as a special correspondent for this newspaper for 20 years. His reports mastery is highly appreciated by both the editorial and the audience of the edition. The purpose of the article is to prove that school of mastery for the journalist is Russian literature with its rich traditions of the appeal to an esthetics of the comic as socio-political criticism. Comic is considered as alternative of an infotainment which in generally estimated in a negative way. The article focuses on the idea that humorous discourse of the mass culture makes an infotainment basis. Humorous discourse of the mass culture making an infotainment basis leads to decline of education and awareness of audience. The comic in journalism, poetics comic, traditions and innovation comic in the political media text, factors of impact of emotional intelligence of the author on the audience, perception comic readers, interliterary communications are covered in the article. Following the results of the analysis it is possible to note the following lines which distinguish Kolesnikov's works: high extent of personification, a strong author's beginning, conversationality, clever irony, the active appeal to motives and images of the Russian satirical literature, orientation to intellectual, educated audience, fascination of a statement thanks to the background knowledge and language game.

Keywords: political media text, Russian literature, esthetics comic, tradition, emotional intelligence, infotainment



Введение

Среди вопросов медиаисследований не теряет актуальности проблема «продвижения концептуальных смыслов российской духовности в СМИ», к которой, в частности, обращается И. В. Ерофеева [9]. Вслед за автором труда «Творческое мышление журналиста и национальная Модель Мира» сделаем попытку найти истоки успешной деятельности журналиста, его популярности и высокого мастерства.

Анализируя историю американской журналистики, исследователи подчёркивают, что опросы аудитории в 1970-х годах показали - «жёсткая» новость больше не интересует читателей. Основой нового подхода к информированию стали «мягкие» новости, дополняемые комментариями [23]. Аналогичная ситуация сложилась в постсоветской российской журналистике. В условиях новой реальности журналисты искали такие формы сообщения информации, которые, во-первых, могли бы преодолеть страх аудитории перед новостями, во-вторых, в современном ключе реализовать просветительскую функцию. В результате был заимствован метод соединения информации с элементами развлекательности, получивший в англо-американской медиакультуре название инфотейнмент: новости, как таблетки, стали преподносить в оболочке, облегчающей их усвоение. Так российская аудитория СМИ познакомилась с «информирующим развлечением».

Комментарии, дополняющие новость, апеллировали к узнаваемым текстам, принадлежавшим смеховому дискурсу массовой культуры, при этом свидетельствовавшим о плохом вкусе, среднем образовании и невысоком эмоциональном интеллекте. На этом фоне прецедентные тексты, родом из русской литературы, стали буквально жемчужинами.

Методология и методы исследования. Проблема рассмотрения творчества журналистов сквозь призму литературоцентризма имеет такие теоретические аспекты, как межкультурная коммуникация, преемственность, жанровая трансформация, механизмы воздействия и восприятия медиатекста. Представление о литературных возможностях медиатекста как альтернативы инфотейнмента расширяет изучение влияния эстетики комического на мировоззрение и художественное мышление современных журналистов, освещающих деятельность политической элиты. В частности, репортажи специального корреспондента издательского дома «КоммерсантЪ» Андрея Колесникова, которые он сам определяет как заметки, с одной стороны - артефакт внехудо- жественной реальности, а с другой - вполне самостоятельные, эстетически значимые явления, заслуживающие системного анализа.

«КоммерсантЪ» начал публиковать тексты журналиста Колесникова с 1997 года. Таблица даёт представление о динамике востребованности корреспондента.Год	Количество	Год	Количество	Год	Количество	Год	Количество	Год	Количество
1997	5	2001	64	2005	62	2009	80	2013	80
1998	16	2002	70	2006	73	2010	77	2014	74
1999	36	2003	68	2007	75	2011	81	2015	78
2000	72	2004	71	2008	70	2012	83	2016	40

В качестве материала для контент- анализа было выбрано 600 текстов, представляющих собой:

а) репортажи, заголовки которых находятся в пространстве литературной интертекстуальности. Например: Как Владимир

Путин и Александр Лукашенко встречались в Минске [51]. Ср.: Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем; Сказка о царе и султане [50]. Ср.: Сказка о царе Сал- тане; Владимир Путин посетил Добродеево [49]. Ср: Неелово, Горелово, Неурожайка тож; Интригиганты мысли [48]. Ср.: Гигант мысли; Однажды в студёную зимнюю... форум [47]; А зоны здесь тихие [46]; Обама глядел на Путина, Путин - на журналистов [43]. Ср.: Что касается меня, то я опять гляжу на вас, а вы глядите на него, а он глядит в пространство;

Воинствующий молочник [42]. Ср.: Тевье- молочник; и т. д.;

б) репортажи, в содержание которых включены прецедентные тексты (прецедентное высказывание, прецедентная ситуация, прецедентный текст и прецедентное имя) как фрагменты из произведений русской литературы.

Примеры приведены из текстов, в которых содержится более 80 % исследуемых единиц.

Методология изучения прецедентного феномена как специфики существования современной речевой практики общества и одного из проявлений интертекстуальности впервые был описана Ю. Н. Карауловым. Термин «прецедентный текст» введён им в научный оборот в 1986 году на VI Международном конгрессе преподавателей русского языка и литературы. Караулов исследовал роль прецедентных текстов в речевом поведении «языковой личности». Понятие «языковая личность», определяемое как «совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и воспроизведение им речевых произведений (текстов)», также был впервые введён этим учёным [13, с. 3]. Согласно его теории, любой коммуникативный акт требует от «языковой личности» обращения к тем или иным знаниям о мире. Эти знания актуализируются через прецедентные тексты - «тексты (1), значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношениях, (2) имеющие сверхличностный характер, то есть хорошо известные и широкому окружению данной личности, включая её предшественников и современников, и, наконец, такие (3), обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» [13, с. 216]. Научный интерес к прецедентному тексту растёт и постепенно понятие значительно расширяется, в последующих работах учёных сфера функционирования прецедентного текста уже не ограничивается коммуникативным пространством отдельной языковой личности и её окружения.

Стоит отметить, что прецедентные тексты благодаря своей общеизвестности «существуют в свёрнутом виде» - названия произведения, имени героя, отдельных фраз из текста, деталей описания [32, с. 449]. Также они функционируют «в виде метафор, аллюзий, цитат и дают импульс к работе ассоциативной памяти» [7, с. 43]. Журналисты включают прецеденты в текст, используя различные приёмы.

Результаты. Контент-анализ 600 текстов позволяет предположить, что на стиле А. Колесникова сказалось влияние великих писателей М. Е. Салтыкова-Щедрина, А. П. Чехова, М. А. Булгакова. Но наиболее сильное воздействие, которое прослеживается в блестящем владении техникой комического, талантом наблюдения, остроумия, выборе в качестве объектов комизма губернаторов и чиновников, несомненно, Н. В. Гоголя.

Выступая в начале ХХ века перед американскими слушателями и подчёркивая типичность образа Чичикова, П. А. Кропоткин говорил: «Чичиков может покупать мёртвые души или железнодорожные акции, он может собирать пожертвования для благотворительных учреждений или стараться пролезть в директора банка... Это безразлично. Он остаётся бессмертным типом: вы встретитесь с ним везде; он принадлежит всем странам и всем временам: он только принимает различные формы, сообразно условиям места и времени» [35, с. 81]. Американский критик Коннор, обращая внимание на особенности гоголевского реализма, писал: «Гоголь не мог подавить в себе смех - этот важнейший элемент человеческой жизни, как не мог остановить биение своего сердца; он наблюдает за людьми как прирождённый юморист, для которого абсурдное в жизни было чрезвычайно заметным» [37, с. 60].

Владимир Набоков в монографии о Гоголе утверждает: «Великая литература часто граничит с иррациональным. <...> Гоголевским героям случается быть русскими помещиками или чиновниками, но их окружение и социальные условия абсолютно не имеют значения» [36, с. 140].

Становится всё более очевидным, отмечал профессор Колумбийского университета П. Рахв, что Гоголь и Достоевский оказали влияние на всю мировую литературу. Мы учимся у них психологическому анализу человеческих характеров [39, с. 8].

Обсуждение. Вопрос о влиянии великих писателей на творчество других авторов и установлении степени этого влияния, не теряет исследовательской актуальности. В рамках концептуальной мотивации использования тех или иных художественных приёмов, важнейшее место отводится терминам «традиция», «преемственность», «наследие», «культурная память», «влияние». Традиция выполняет функцию связующего звена между ушедшей эпохой, в которой создавал произведения Мастер, и новым временем, в котором работает автор, вдохновленный его гением. В науке существует много трактовок термина «традиция». Учёные, делая вывод о полисемантизме термина, отмечают, что в русском языке понятие традиции используется в трёх планах. Во-первых, оно является выражением того, что переходит или перешло от одного поколения к другому. Это значение фиксируют все академические словари русского языка. Во-вторых, оно служит синонимом понятий «обычай», «обряд», «ритуал» и т. д. В-третьих, употребляется в качестве обычной, принятой нормы, манеры чего-либо. Широкую интерпретацию традиции как «определённого типа отношения между последовательными стадиями развивающегося объекта, в том числе и культуры, когда ``старое'' переходит в новое и продуктивно ``работает'' в нём», предложил А. Г. Спиркин [26, с. 8].

Оригинальный взгляд на нестабильность традиции, её зависимость от новаторства выразил поэт и литературный критик Т С. Элиот [34, с. 145], полагавший, что существующие произведения находятся относительно друг друга в некоем идеальном порядке, который видоизменяется с появлением каждого нового произведения.

Подобный взгляд на соотношение традиции и новаторства разделял Ю. Н. Тынянов: «Произведение, вырванное из контекста данной литературной системы и перенесённое в другую, окрашивается иначе, обрастает другими признаками, входит в другой жанр, теряет свой жанр, иными словами, функция его перемещается». При этом Тынянов рассматривает преемственность как борьбу, постоянное отталкивание от предшествующего, «разрушение старого целого и новую стройку старых элементов» [30, с. 198]. Оказалось, что для адекватного изображения реального мира необходим не полный разрыв с традициями, а их переосмысление и преобразование.

Акцент на динамику сделан искусствоведом А. А. Каменским, трактовавшим традицию как «процесс отбора, освоения, передачи и развития исторически сложившегося художественного опыта» [12, с. 206].

Как, по словам Д. С. Лихачева, «традиционную форму в неожиданных положениях» следует рассматривать инновационную модификацию репортажа, автором которой стал А. Колесников [19, с. 3]. Речь идёт о возникновении жанрового образования - политического репортажа с ярко выраженным сатирическим началом, которое принципиально отличается от мейнстрима журналистики - развлекательности или инфотейнмента. Представители московской школы теории журналистики, говоря об инфотейнменте, рассматривают, в первую очередь, новостные программы аудиовизуальных средств массовой информации [3; 4]. Кроме того, они напрямую связывают этот процесс с медиа- экономическим развитием - становлением частных, коммерческих СМИ. В новейших медиаисследованиях телевизионный инфотей- нмент представлен как инструмент уничтожения личности зрителя. Следует заметить, что и изначально инфотейнмент воспринимался как негативное явление, которое ведёт к упадку образованности и осведомлённости зрителей, слушателей, читателей. Эта традиция берёт начало ещё в медиакритике Нила Постмана, который считал, что из-за установки на развлекательность все сферы жизни в интерпретации массмедиа превращаются в придаток шоу-бизнеса [38, s. 12]. Однако в последнее время можно встретить мнение, что инфотейнмент - это, в первую очередь, форма, в которую облекается информация, чтобы облегчить её понимание для максимально большого количества адресатов [33, с. 537], как того требует развитие СМИ.

В отношении прессы в немецкоязычных исследованиях термин «инфотейнмент», как правило, заменяют понятиями «бульвари- зация» или «таблоидизация». Ули Бернхард поднимает вопрос о распространении этого термина и на прессу, ограничиваясь при этом исключительно политической тематикой. Бернхард предлагает понимать под ин- фотейнментом «попытку журналистов повысить развлекательный потенциал изначально политической информации с помощью соответствующих структурных и содержательных средств оформления и представления» [33, с. 543].

На наш взгляд, наиболее интересное и точное определение предложил Б. Н. Лозовский, охарактеризовавший инфотейнмент как «развлечение информированием». «Следуя этому способу подачи материала, журналист находит и приводит в материалах на любые, в первую очередь, “серьёзные” темы, занимательные детали и сюжеты» [54]. Таким образом, учёный сводит инфотейнмент исключительно к структурным особенностям журналистских текстов.

Комическое придаёт журналистским текстам художественность. Художественность представляет собой сложное сочетание качеств, которое определяет принадлежность результатов творческого труда к области искусства [53, с. 489.]; «это особое качество воссозданного искусством мира, благодаря которому мир предстаёт в обобщённо-целостном, оживотворённом, очеловеченном и осмысленном образе как в собственной идеальной возможности» [52, с. 345]. В свою очередь, понятие «художественный» истолковывается как относящийся к искусству, воспроизводящий действительность в эстетических образах, содержащий элементы эстетики [40, с. 1456]; «относящийся к искусству, к деятельности в области искусства» [55, с. 711).

Таким образом, художественный текст есть явление искусства как «мышления в образах», как «особой формы познания реальности», как «духовно-познавательной деятельности» [52, с. 364]. Иными словами, эстетическая функция в художественном произведении является доминирующей.

Одно из требований, предъявляемых публицистическому произведению, - его точность, адекватность описываемому событию, факту. В наиболее концентрированном виде факт предстаёт в жанрах информационных. Казалось бы, факт - категория объективная, в принципе исключающая возможность интерпретации. Но дело в том, что явление богаче закона. Л. А. Поелуева в работе «Факт в публицистике» пишет: «...отражение оригинала не является самим оригиналом. Мир безграничен в своих проявлениях. Познавая его, человек вынужден локализовать, структурировать многомерную картину действительности» [24, с. 5]. И дальше: «Событие приобретает смысл значимого, а, следовательно, и фактического лишь потому, что оно попадает в сферу познания. Мысль человека не просто присутствует в факте, она помогает формированию его в соответствии с практическими установками субъекта». Следовательно, выделение факта из действительности и его восприятие субъективно! Кто-то увидит комизм там, мимо чего другой пройдет совершенно равнодушно, а третий не поймёт, что смешного в этой ситуации.

В факте изначально присутствует не только объективное, но и субъективное, индивидуальное, более того, «факт изначально несёт в себе оценочность, поскольку он “задан” понятийной системой человека, всем предшествующим знанием» [24, с. 6]. Отсюда возможность различных интерпретаций одного и того же события. В этом отношении (отношении восприятия) у факта много общего с художественным образом. Для познания сути явления автор не может и не должен ограничиваться рамками факта, выход за которые и есть начало художественного образа. Таким образом, факт, каким бы объективным и окончательно данным он ни казался, изначально предполагает множество интерпретаций. Выбор фактов автором также субъективен. В зависимости от того, над каким материалом он работает, какая идея им движет, он отбирает те или иные факты из действительности и изображает в нужном ему ракурсе. Относительно природы факта, его соотношения с образом, можно сделать выводы, что сама природа факта нуждается в интерпретации, которая и есть первый шаг к образности.

Образность, как совокупность выразительных средств, есть общее свойство всякого произведения, поэтому она сопоставима с художественностью, которая означает эстетическое качество текста.

Адекватность восприятия читателем текста зависит от степени совпадения «интеллектуального» пространства автора и читателя. «Если ему (автору) кажется, что построенное им высказывание возбуждает представление, удовлетворительным образом проецирующее в себя то содержание, которое он стремился передать, он верит, что его высказывание вызовет аналогичное представление у партнёра (если, конечно, он считает партнёра адекватным соучастником коммуникации)» [24, с. 288].

Большую роль в контакте автора с читателем играет понимание жанровых, ситуативных, тематических условий общения. Все эти факторы способствуют формированию мысли, взгляда читателя, направляя их в определённую сторону.

Художественное произведение, к которым мы относим и публицистическое, действует на адресата в большей мере своей эмоциональной насыщенностью. Словесное искусство «не только познаёт мир, но и переживает его». Именно чувства и переживания составляют сущность и определяют содержание художественных текстов, которые включают в себя не только содержательно- фактуальную информацию, но и, что особенно важно подчеркнуть, концептуально-эмоциональное осмысление действительности, предлагаемое тем или иным автором.

И как справедливо замечает ряд учёных, эмоция в искусстве - это не привходящий элемент творчества, не фактор, сопровождающий создание образа, а необходимая часть его содержания, органично окрашивающая и выражающая заключённую в нём мысль [2, с. 220; 8, с. 37-47; 17, с. 27; 20, с. 227].

Публицистическое произведение - это система, в которой через определённую комбинацию языковых средств проявляются мастерство автора, его нравственная позиция, оценка тех или иных явлений. Это произведение представляет собой необычную сферу функционирования языковых единиц, что даёт возможность рассматривать его как источник информации особого рода [8, с. 5]. К числу его специфических свойств относится отсутствие однозначного соответствия плана выражения и плана содержания, то есть подтекст.

В исследованиях Т. И. Сильман отмечается, что существуют теоретические вопросы, давно ожидающие пристального рассмотрения, и к ним не в последнюю очередь относится проблема подтекста [27, с. 89-102].

Феномен подтекста давно привлекает внимание философов, писателей, литературоведов. Ещё в древнеиндийской поэтике отмечалось, что в содержании поэтического произведения необходимо различать два слоя - внешний план, когда значение эксплицитно выражено, и проявляемое значение, составляющее его внутреннюю сущность.

Традиционно считается, что представление о подтексте сформировалось на рубеже Х1Х-ХХ веков. Суть его была осмыслена М. Метерлинком и названа им вторым диалогом [14, с. 67-78], что позднее было определено В. В. Виноградовым как потенциальная семантика текста [5, с. 81]. В отечественной филологии изучение подтекста начинается с 20-х годов ХХ века и связано с именами В. В. Виноградова, Б. А. Ларина, Г. О. Винокура и других знаменитых учёных.

Содержательная сторона произведения, которое, как любая художественная система, является средством выражения подтекста [28, с. 101-103], двупланова. Она функционирует как поверхностная форма, доступная даже неподготовленному читателю, и одновременно реализуется как глубинный феномен, требующий высокой культуры восприятия. Именно второй, подтекстовый план характеризует специфику художественного текста и составляет его важный проблемный аспект, одним из компонентов которого является само определение подтекста.

Подтекст - одна из наиболее трудных и наименее разработанных филологических проблем [15, с. 6; 22, с. 176-178]. В специальной литературе не представлено однозначного толкования исследуемого явления.

Л. Г. Кайда полагает, что подтекст - это внутренний, подразумеваемый смысл текста, словесно не выраженный [11, с. 4].

И. Н. Крылова считает подтекст глубинной частью произведения, которая скрыта от глаз читателя и которую он должен увидеть сквозь толщу текста, чтобы полнее и глубже понять заложенную в нём мысль [16, с. 85].

Совершенно очевидно, что подтекст - явление имплицитное. Для его выражения нет специальных маркеров. Он реализуется косвенно, опосредованно, имеет производный характер, является особым способом выражения мысли.

Подтекст - это вторичный, недоступный поверхностному взору пласт публицистического произведения, который может ускользать от внимания читателя при первом восприятии и начинает проступать при повторном, даже многократном чтении. И тем не менее подтекст - реальность, и искушённый читатель воспринимает его как сопутствующую буквальному смыслу информацию [6, с. 28], запланированную автором, который использует поверхностную структуру текста как внешнюю, наблюдаемую в опыте сторону функционирующего языка для манифестации глубинных фактов, и между ними нет однозначного соответствия [29, с. 131].

Иными словами, подтекст можно прочесть только «сквозь текст, с этой целью определённым образом организованный» [31, с. 3-4].

Без понимания подтекста невозможно более или менее полное восприятие художественного текста. В ХХ веке он становится одним из средств создания глубинной напряжённости и многоплановости последнего, придаёт ему большую ёмкость, насыщенность, значительность, таит главное внутреннее содержание произведения, вызывает «интимные ощущения», «интимно-духовное обострение» [21, с. 225]. Текст, прочитанный без понимания его скрытой глубинной сущности, кажется совершенно незначительным и даже вообще не стоящим внимания.

Особым способом создания подтекстовой информации является аллюзия, использование в тексте имён известных личностей, литературных героев для обозначения лица, наделённого свойствами этих личностей, цитат, крылатых слов, названий произведений и т. д. Источники могут быть самые разнообразные. Приём аллюзии позволяет автору направить поток ассоциаций читателя в определённое русло. Этот латентный (скрытый) психический процесс и объясняет тот факт, что аллюзия передаёт в тексте информацию, эксплицитно не выраженную, а, следовательно, она детерминирует подтекст.

Функциональная полемичность публицистического текста расширяет рецепционный горизонт и приращивает контекстуальный смысл произведения. Полемический текст входит в разные коммуникационные среды: художественную, критическую, культурную. Таким образом, ещё одной особенностью публицистического произведения является его многофункциональность. Полемичность придаёт произведениям особое свойство. Благодаря открытому конфликту создаётся амбивалентный текст.

Объём полемики может быть настолько малым (намёк, реминисценция, упоминание), что его наличие не является жанрообразующим или поэтикосоставляющим началом. Полемичность в этом случае реализуется на

уровне тематического мотива произведения и не влияет на его структуру.

Намеренное сочетание возвышенной и просторечной лексики создаёт комический эффект; намеренное сопоставление противоположного (антитеза) усиливает выразительность пафоса. Типология пафоса в настоящее время разработана основательно, что избавляет от необходимости давать пояснения к каждой категории. Систематика видов пафоса дана Г. Н. Поспеловым [25].

Текст модифицирует свой жанр, в результате жанровая модель является для текста всего лишь рабочим материалом. С этой динамической точки зрения жанр можно определить как функциональную категорию. Чтобы избежать ошибки рассматривать текст определённой эпохи в свете «идеального текста», зависящего от «метатекста», т. е. от воли теоретика литературы, Лейдерман предлагает считать жанр чистой категорией классификации, принадлежащей чтению, а жанровую модель - фактором, способствующим созданию текстов [18]. Расширение литературных взаимодействий повлекло за собой увеличение числа жанровых моделей и осложнило классификацию, в результате становится всё труднее определить жанр произведения. Однако главная причина этой трудности, считает Лейдерман, заключается в смешении понятий, когда за жанровую модель принимают способ её функционирования, так называемую редупликацию. Помимо этого существует также и другой способ функционирования жанровой модели - трансформация.

В результате названных трансформаций жанровой модели возникают новые жанровые модификации, авторские жанры. Авторский жанр - явление, характерное для современной жанровой системы и возникшее в результате разного рода жанровых трансформаций. Авторский жанр - это тип художественного целого, сложившийся под влиянием авторской воли в результате трансформаций инвариантной структуры жанра или нескольких таких структур и получившей нетрадиционное жанровое определение, которое часто носит единичный, не воспроизводимый характер.

В каждом отдельном случае действуют законы жанрообразования, специфические для конкретного авторского замысла. Однако, как и в любом абстрактном объекте, в жанре можно выделить структурные элементы, общие для каждого объекта в контексте данной области приложения. Для авторского жанра этими элементами являются своеобразие языковой личности, оригинальная компози ция текста, усиление функциональной роли супертекстовых элементов (заголовка, подзаголовка, эпиграфа).

Выделим две важнейшие особенности сатирического художественного содержания: своеобразие сатирической типизации и «непрямое» выражение эстетического идеала. Проблема сатирической типизации, несмотря на большое внимание к ней в ряде работ, остаётся не вполне разрешённой, в частности, в аспекте соотношения формальной и содержательной её сторон. Обычно исследователями подчёркивается своеобразие формальных средств сатирической типизации, в частности, использование гиперболы, гротеска и т. п. Однако специфическим для сатиры свойством типизации является прежде всего сам способ пересоздания реального содержания жизни в художественное содержание. Сатирик обычно сосредоточивает внимание именно на комических противоречиях, содержащихся в объекте, хотя последний обладает не только комическими свойствами, а совмещает в себе разнородные, часто противоречивые эстетические качества. Комическое в нём может быть более или менее очевидным, более или менее «весомым», и задача сатирика - выдвинуть комизм критикуемого явления на первый план, акцентировать его.

Наиболее удачно определяющим специфику сатирического способа типизации следует считать термин «деформация», понимаемый в содержательном смысле - как концентрация комически значимого в социальной характерности в ущерб остальным свойственным ей чертам.

В сатирической типизации проявляется, таким образом, избирательность, обусловленная критическими целями автора, внимание лишь к одной стороне художественно пересоздаваемого объекта, за счёт чего нарушается, деформируется соотношение разных эстетических свойств, присущих объекту, так сказать, его «эстетическая пропорциональность». В сатире комизм всегда рельефен, акцентирован, является эстетической доминантой образа.

Способное выражаться в каждом из литературных родов (косвенным доказательством этого являются многочисленные концепции сатиры как рода), сатирическое содержание при его доминировании в тексте образует, наряду с родовой формой, жанр как таковой и рассматривается как реализация сатирического содержания в качестве доминирующего в родовой форме.

В эстетической теории прошлого считалось, что обязательным условием сатирического произведения является прямое выражение авторской оценки, присутствие дидактического начала. Между тем сатира вовсе не сводится к произведениям с прямым выражением авторской позиции, свойственным нормативным методам, более того, дидактика считается серьёзным дефектом сатирического произведения (В. Г. Белинский). Специфика творческого метода выявляется по двум главным показателям. С одной стороны, это соотношение характеров и образов; с другой стороны - соотношение объективной степени осуществимости идеала в общественной практике с представлением о возможностях его осуществления, которое выражается в самом произведении в качестве «общего принципа художественно-творческой реализации идеала» [4, с. 42]. Иначе говоря, метод обязательно отражает степень объективности представлений автора о содержании и смысле конфликтов и событий.

Андрей Колесников - жёсткий, ироничный корреспондент делового издания, бескомпромиссный, не желающий проходить мимо политических событий, он вникает во все детали и подробности, а также закономерности, эти события связывающие. Он интеллектуал, профессионально знающий право и разбирающийся в мультиполитических мировых процессах. Иногда может показаться, что Колесников излишне критичен, пессимистично настроен, но его настроение обосновано: он владеет эксклюзивной информацией, не вселяющей радужные надежды. Он, не пытаясь подстроиться под язык «ширнар- масс», использует те слова, которые считает нужными, не стараясь найти им модную замену. Некоторые его выражения могут даже шокировать: «вооружившись идеями чучхе»; «в свете последних вестей с правоохранительных и кремлевских полей политической аэрации»; «партии многочисленных наполеонов без яиц (ПМНБ (я)». Он - журналист президентского пула. Это, однако, не мешает ему иногда быть «своим в доску» и писать, не стесняясь в выражениях: «мужской кортеж с понтярным джипом сопровождения»; «Ж. России»; «на фиг такой не нужен - подслеповатый и организационно импотентный», «освоить бабки»; «контраргументы таковы, что против них не попрёшь». Колесников докремлевского периода чаще пишет о явлениях, системах и структурах, нежели о людях. Однако стилистика его речи такова, что читатель воспринимает информацию о государстве, статистике, органах власти или статьях закона, как об одухотворенных персонажах нашей жизни: «Государство меня не нашло. Не смогло вступить со мной в переписку. Его карающая длань не дотянулась до моего почтового ящика»; «Всепобеждающий тендер может сыграть злую шутку с полити- ками-мужчинами». Таким образом, сложная экономическая и политическая информация становится понятнее и ближе читателю и не позволяет потерять интерес к материалам.

Ещё один, похожий по эффекту воздействия, метод, который Колесников использует почти во всех своих текстах, заключается в объяснении сложных процессов по аналогии со знакомыми любому человеку явлениями. Он даже не сравнивает, оставляя этот термин филологам и редакторам. Он просто так пишет: «Потому что в 5 утра следующего дня возьмут ``за одно место'' какого-нибудь сильно прозрачного крупного бизнесмена, и все фондовые рынки, все паевые и пенсионные фонды, все ёлки на свете, все сны детворы ка-а-ак закроются» [45]; «Социологические опросы опять же. Процент туда, процент сюда. Романтика» [44]; «Иголка затерялась в сильно запутанном стоге сена под названием Российская Федерация» [45].

Довольно интересен и своеобразен приём автора, который можно охарактеризовать как игру с читателем. Он часто задаёт загадки, описывая того или иного узнаваемого персонажа, не называя его имени, оставляя эту возможность читателю. Создаётся эффект запрещённости, секретности происходящего, будто нельзя называть что-то прямо, говорить о чём-то вслух. Буквально сразу читатель понимает, что, разумеется, это всего лишь игра, и никакой преступности в творчестве Колесникова нет. Но дело уже сделано: читатель прикован, ему интересно. В качестве примера приведу две выдержки из обозрения «Демонтаж процедуры» [44]: «Выборы в Питере в нынешней стилистике: когда в колыбель революции мужчины в чёрном привели женщину в разноцветном и деловито сообщили избирателям: ``Значит, так, вот за неё голосуем - и чтобы без лишних вопросов!''» - позже в тексте появляется имя Матвиенко. «А те, кто в фарсе участвуют, пытаются капитализировать своё имя, причём без всякого риска поссориться с главным городским пчеловодом и супругом монополиста в области производства пластмассовых изделий» [44] - из контекста понятно, что речь идёт о Лужкове.

Любопытны также неожиданные эпитеты, метафоры и другие художественно-выразительные средства, которые Колесников включает в терминологические конструкции:

«экономический бандитизм», «финансовые изнасилования», «обвал пирамиды невыполненных обещаний», «ширнармассы».

Уникальность текстов Колесникова заключается в том, что их трудно цитировать фрагментами, во-первых, из-за безупречной связности предложений, во-вторых, из-за комического эффекта, который возрастает с каждой новой фразой, как в репортаже «Здравы будем, бочаре! (прецедент - тост, который произносит царь в пьесе М. А. Булгакова «Иван Васильевич»). Как Владимир Путин принимал губернаторов-победителей в ``Бо- чаровом ручье''» (реминисценции из «Мёртвых душ», «Истории одного города») [41].



Выводы

Творчество Андрея Колесникова представляет собой блестящий результат эксперимента по внесению эстетики комического во внехудожественную сферу медиа текста. Эксперимента потому, что в условиях тотального новостного инфотейнмента, основанного на интенции примитивного развлечения, настоящий литературный текст, в котором проявляется эмоциональный интеллект автора, коррелирующий с интеллектом образованной аудитории, практически не встречается в газетной периодике. Дискурс освещения деятельности Президента РФ специальным корреспондентом «Коммерсанта» полностью соответствует теоретическим концепциям зарубежных учёных, согласно которым эмоциональный интеллект связан с четырьмя основными навыками: точностью оценки и выражения эмоций; использованию эмоций в мыслительной деятельности; пониманию эмоций; умению управлять эмоциями [1]. Это особенно важно в тексте комической направленности, где задача автора - не превратить его в фатику, шутовство, примитивное информационное развлечение.



Список литературы

Айзенк Г. Ю. Интеллект: новый взгляд // Вопр. психологии. 1995. № 1. С. 111-131.

Брандес М. П. Стилистика немецкого языка. М.: Высш. шк., 1983. 271 с.

Вартанова Е. Л. Медиаэкономика зарубежных стран. М.: Аспект-Пресс, 2003. 335 с.

Волков И. Ф. Творческие методы и художественные системы. М.: Искусство, 1978. 264 с.

Виноградов В. В. О языке художественной прозы. М.: Наука, 1980. 360 с.

Гальперин И. Р Проблемы лингвостилистики // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 9. Лингвостилистика. М.: Прогресс, 1980. С. 3-11.

Дмитриева О. А. Механизм восприятия прецедентного текста // Языковая личность: аспекты лингвистики и лингводидактики. Волгоград: Перемена, 1999. 196 с.

Долинин К. А. Имплицитное содержание высказывания // Вопр. языкознания. 1983. № 6. С. 37-47.

Ерофеева И. В. Творческое мышление журналиста и национальная Модель Мира: учеб.-метод. пособие. Чита: ЗабГГПУ, 2008. 216 с.

Землянова Л. М. Зарубежная коммуникативистика в преддверии информационного общества: толковый слов. терминов и концепций. М.: Изд-во Москов. ун-та, 1999. 300 с.

Кайда Л. Г. Стиль фельетона. Выражение авторской позиции. М.: Изд-во Москов. ун-та, 1983. 59 с.

Каменский А. А. О смысле художественной традиции // Сов. искусствознание. 1982. № 1. С. 200-210.

Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. С. 3-8.

Киселева Р А. Интерпретация подтекста в рамках стилистики декодирования // Экспрессивные средства английского языка: сб. науч. работ. Л.: ЛПИ им. А. И. Герцена, 1975. С. 67-78.

Киселева Р А. Структурно-семантическая организация и интерпретация подтекста художественной речи: учеб. пособие. Вологда: Вологод. пед. ин-т, 1986. 92 с.

Крылова И. Н. Подтекстовые значения в рассказе Э. Хемингуэя «На Биг-Ривер» // Анализ стилей зарубежной худ. и науч. лит.: межвуз. сб. науч. ст Л.: Изд-во ЛГУ 1982. Вып. 3. С. 84-88.

Левицкий Ю. А. Проблема типологии текстов. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1998. 106 с.

Лейдерман Н. Л. Теория жанра. Екатеринбург: УГПУ, 2010. 904 с.

Лихачев Д. С. Закономерности и антизакономерности в литературе // Рус. лит. 1986. № 3. С. 44-50.

Лосев А. Ф. Знак, символ, миф. М.: Изд-во МГУ, 1982. 481 с.

Лосев А. Ф. В поисках смысла // Вопр. лит. 1985. № 10. С. 222-227.

Лурия А. Я. Основные проблемы нейролингвистики. М.: Изд-во МГУ, 1975. 431 с.

Михайлов С. А. Журналистика Соединённых Штатов Америки. СПб.: Изд-во Михайлова В. А., 2004. 448 с.

Поелуева Л. А. Факт в публицистике: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М.: Изд-во Москов. ун-та, 1988. 18 с.

Поспелов Г Н. Теория литературы. М.: Высш. шк., 1978. 351 с.

Спиркин А. Г. Человек, культура, традиция // Традиция в истории культуры. М.: Наука, 1980. С. 5-14.

Сильман Т. И. Подтекст - глубина текста // Вопр. лит. 1969. № 1. С. 89-102.

Сулковский И. Подтекст в системе текстовых и внетекстовых связей // Марксизм-ленинизм и проблемы теории литературы: тезисы докладов науч. конф. Алма-Ата: Казах. ун-т, 1969. С. 101-103.

Сусов И. П. Семантическая структура предложения. Тула, 1973. 141 с.

Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. 574 с.

Финкельштейн И. Л. Хемингуэй-романист Годы 20-е и 30-е. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1974. 216 с.

Шестак Л. A. Прецедентный текст в структуре русской языковой личности: когнитивная природа и структурные модели // Искусство, образование, наука в преддверии III тысячелетия. Волгоград, 1999. С. 448-452.

Bernhard U. Infotainment in der Zeitung. Der ЕтАиЯ unterhaltungsorientierter Gestaltungsmitte l auf die Wahrnehmung und Verarbeitung politischer Informationen. Baden-Baden, 2012. S. 527-542.

Eliot T S. Selected Essays. London: L. f., 1963. 306 р.

Kropotkin P. Russian literature. N. Y : New Directions, 1905. 404 р.

Nabokov V. Nicolay Gogol. Norfolk: New Directions, 1944. 170 p.

O'Connor F. The Conely Voice. New York: Cleveland, 1963. 225 p.

Postman N. Wir ambsieren uns zu Tode: Urteilsbildung im Zeitalter der Unterhaltu ngsindustrie. Frankfurt- am-Main, 2008. 234 s.

Rahv Ph. Gogol as a modern Instance. In.: The mith and the Powerhouse. N. Y., 1965. 242 р.

Источники

Большой толковый словарь рус. языка. СПб.: Норринт, 1998. 1536 с.

Колесников А. Здравы будем, бочаре! // КоммерсантЪ. 2015. 17 сент.

Колесников А. Воинствующий молочник // КоммерсантЪ. 2015. 18 сент.

Колесников А. Обама глядел на Путина, Путин - на журналистов // КоммерсантЪ. 2015. 29 сент.

Колесников А. Демонтаж процедуры // КоммерсантЪ. 2003. 4 нояб.

Колесников А. Как я не вышел на пенсию // КоммерсантЪ. 2003. 12 нояб.

Колесников А. А зоны здесь тихие // КоммерсантЪ. 2015. 27 нояб.

Колесников А. Однажды в студёную зимнюю... форум // КоммерсантЪ. 2016. 25 янв.

Колесников А. Интригиганты мысли // КоммерсантЪ. 2016. 1 марта.

Колесников А. Владимир Путин посетил Добродеево // КоммерсантЪ. 2016. 13 мая.

Колесников А. Сказка о царе и султане // КоммерсантЪ. 2016. 19 мая.

Колесников А. Как Владимир Путин и Александр Лукашенко встречались в Минске // КоммерсантЪ. 2016. 8 июня.

Краткая литературная энциклопедия: в 9 т. М.: Сов. энцикл., 1975.

Литературный энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1987. 752 с.

Лозовский Б. Н. Журналистика: краткий слов. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www. virlib.eunnet.net/metod_materials/jdictionary/?xsln=article (дата обращения: 20.05.2016).

Ожегов C. И. Словарь русского языка. 20-е изд. М.: Рус. яз., 1988. 748 с.

References

Aizenk G. Yu. Intellekt: novyi vzglyad // Vopr. psikhologii. 1995. № 1. S. 111-131.

Brandes M. P. Stilistika nemetskogo yazyka. M.: Vyssh. shk., 1983. 271 s.

Vartanova E. L. Mediaekonomika zarubezhnykh stran. M.: Aspekt-Press, 2003. 335 s.

Volkov I. F. Tvorcheskie metody i khudozhestvennye sistemy. M.: Iskusstvo, 1978. 264 s.

Vinogradov V. V. O yazyke khudozhestvennoi prozy. M.: Nauka, 1980. 360 s.

Gal'perin I. R. Problemy lingvostilistiki // Novoe v zarubezhnoi lingvistike. Vyp. 9. Lingvostilistika. M.: Progress, 1980. S. 3-11.

Dmitrieva O. A. Mekhanizm vospriyatiya pretsedentnogo teksta // Yazykovaya lichnost': aspekty lingvistiki i lingvodidaktiki. Volgograd: Peremena, 1999. 196 s.

Dolinin K. A. Implitsitnoe soderzhanie vyskazyvaniya // Vopr. yazykoznaniya. 1983. № 6. S. 37-47.

Erofeeva I. V. Tvorcheskoe myshlenie zhurnalista i natsional'naya Model' Mira: ucheb.-metod. posobie. Chita: ZabGGPU, 2008. 216 s.

Zemlyanova L. M. Zarubezhnaya kommunikativistika v preddverii informatsionnogo obshchestva: tolkovyi slov. terminov i kontseptsii. M.: Izd-vo Moskov. un-ta, 1999. 300 s.

Kaida L. G. Stil' fel'etona. Vyrazhenie avtorskoi pozitsii. M.: Izd-vo Moskov. un-ta, 1983. 59 s.

Kamenskii A. A. O smysle khudozhestvennoi traditsii // Sov. iskusstvoznanie. 1982. № 1. S. 200-210.

Karaulov Yu. N. Russkii yazyk i yazykovaya lichnost'. M.: Nauka, 1987. S. 3-8.

Kiseleva R. A. Interpretatsiya podteksta v ramkakh stilistiki dekodirovaniya // Ekspressivnye sredstva angliiskogo yazyka: sb. nauch. rabot. L.: LPI im. A. I. Gertsena, 1975. S. 67-78.

Kiseleva R. A. Strukturno-semanticheskaya organizatsiya i interpretatsiya podteksta khudozhestvennoi rechi: ucheb. posobie. Vologda: Vologod. ped. in-t, 1986. 92 s.

Krylova I. N. Podtekstovye znacheniya v rasskaze E. Khemingueya «Na Big-River» // Analiz stilei zarubezhnoi khud. i nauch. lit.: mezhvuz. sb. nauch. st. L.: Izd-vo LGU, 1982. Vyp. 3. S. 84-88.

Levitskii Yu. A. Problema tipologii tekstov. Perm': Izd-vo Perm. un-ta, 1998. 106 s.

Leiderman N. L. Teoriya zhanra. Ekaterinburg: UGPU, 2010. 904 s.

Likhachev D. S. Zakonomernosti i antizakonomernosti v literature // Rus. lit. 1986. № 3. S. 44-50.

Losev A. F. Znak, simvol, mif. M.: Izd-vo MGU, 1982. 481 s.

Losev A. F. V poiskakh smysla // Vopr. lit. 1985. № 10. S. 222-227.

Luriya A. Ya. Osnovnye problemy neirolingvistiki. M.: Izd-vo MGU, 1975. 431 s.

Mikhailov S. A. Zhurnalistika Soedinennykh Shtatov Ameriki. SPb.: Izd-vo Mikhailova V. A., 2004. 448 s.

Poelueva L. A. Fakt v publitsistike: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. M.: Izd-vo Moskov. un-ta, 1988. 18 s.

Pospelov G. N. Teoriya literatury. M.: Vyssh. shk., 1978. 351 s.

Spirkin A. G. Chelovek, kul'tura, traditsiya // Traditsiya v istorii kul'tury. M.: Nauka, 1980. S. 5-14.

Sil'man T I. Podtekst - glubina teksta // Vopr. lit. 1969. № 1. S. 89-102.

Sulkovskii I. Podtekst v sisteme tekstovykh i vnetekstovykh svyazei // Marksizm-leninizm i problemy teorii literatury: tezisy dokladov nauch. konf. Alma-Ata: Kazakh. un-t, 1969. S. 101-103.

Susov I. P. Semanticheskaya struktura predlozheniya. Tula, 1973. 141 s.

Tynyanov Yu. N. Poetika. Istoriya literatury. Kino. M.: Nauka, 1977. 574 s.

Finkel'shtein I. L. Kheminguei-romanist. Gody 20-e i 30-e. Gor'kii: Volgo-Vyatskoe kn. izd-vo, 1974. 216 s.

Shestak L. A. Pretsedentnyi tekst v strukture russkoi yazykovoi lichnosti: kognitivnaya priroda i strukturnye modeli // Iskusstvo, obrazovanie, nauka v preddverii III tysyacheletiya. Volgograd, 1999. S. 448-452.

Bernhard U. Infotainment in der Zeitung. Der EinfluЯ unterhaltungsorientierter Gestaltungsmitte l auf die Wahrnehmung und Verarbeitung politischer Informationen. Baden-Baden, 2012. S. 527-542.

Eliot T S. Selected Essays. London: L. f., 1963. 306 p.

Kropotkin P. Russian literature. N. Y : New Directions, 1905. 404 p.

Nabokov V. Nicolay Gogol. Norfolk: New Directions, 1944. 170 p.

O'Connor F. The Conely Voice. New York: Cleveland, 1963. 225 p.

Postman N. Wir ambsieren uns zu Tode: Urteilsbildung im Zeitalter der Unterhaltu ngsindustrie. Frankfurt- am-Main, 2008. 234 s.

Rahv Ph. Gogol as a modern Instance. In.: The mith and the Powerhouse. N. Y., 1965. 242 p.

Istochniki

Bol'shoi tolkovyi slovar' rus. yazyka. SPb.: Norrint, 1998. 1536 s.

Kolesnikov A. Zdravy budem, bochare! // Kommersant»». 2015. 17 sent.

Kolesnikov A. Voinstvuyushchii molochnik // Kommersant»». 2015. 18 sent.

Kolesnikov A. Obama glyadel na Putina, Putin - na zhurnalistov // Kommersant»». 2015. 29 sent.

Kolesnikov A. Demontazh protsedury // Kommersant»». 2003. 4 noyab.

Kolesnikov A. Kak ya ne vyshel na pensiyu // Kommersant»». 2003. 12 noyab.

Kolesnikov A. A zony zdes' tikhie // Kommersant»». 2015. 27 noyab.

Kolesnikov A. Odnazhdy v studenuyu zimnyuyu... forum // Kommersant»». 2016. 25 yanv.

Kolesnikov A. Intrigiganty mysli // Kommersant»». 2016. 1 marta.

Kolesnikov A. Vladimir Putin posetil Dobrodeevo // Kommersant»». 2016. 13 maya.

Kolesnikov A. Skazka o tsare i sultane // Kommersant»». 2016. 19 maya.

Kolesnikov A. Kak Vladimir Putin i Aleksandr Lukashenko vstrechalis' v Minske // Kommersant»». 2016. 8 iyunya.

Kratkaya literaturnaya entsiklopediya: v 9 t. M.: Sov. entsikl., 1975.

Literaturnyi entsiklopedicheskii slovar'. M.: Sov. entsikl., 1987. 752 s.

Lozovskii B. N. Zhurnalistika: kratkii slov. [Elektronnyi resurs]. Rezhim dostupa: http://www.virlib.eunnet. net/metod_materials/jdictionary/?xsln=article (data obrashcheniya: 20.05.2016).

Ozhegov C. I. Slovar' russkogo yazyka. 20-e izd. M.: Rus. yaz., 1988. 748 s.

Размещено на Allbest.ru

...