Первые публикации о Г.Е. Распутине в российской прессе (конец 1909 — начало 1910 г.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Первые публикации о Г.Е. Распутине в российской прессе (конец 1909 -- начало 1910 г.)

Даниил Коцюбинский

Фигура Григория Распутина представляется не просто «знаком беды», но и одним из факторов, активно способствовавших падению авторитета императорской власти накануне фатальных событий, обусловивших крах Российской империи в феврале 1917 г. Их непосредственные участники писали позднее о многолетней дискредитации монархии Распутиным. «Так или иначе, но начало разложения русской общественности, падение престижа царской власти, престижа и обаяния самой личности царя роковым образом связаны с появлением при русском Дворе и его влиянием на жизнь Двора Григория Распутина», -- вспоминал бывший председатель IV Государственной думы М.В. Родзянко¹. В изображении депутата Государственной думы В.В. Шульгина всё выглядело в предреволюционный период ещё драматичнее: «Есть страшный червь, который точит, словно шашель, ствол России. Уже всю середину изъел, быть может, уже нет и ствола, а только одна трёхсотлетняя кора ещё держится... И тут лекарства нет... Здесь нельзя бороться... Это то, что убивает... Имя этому смертельному: Распутин!!!». «Государь оскорбляет свой народ, а народ оскорбляет своего Государя.., -- сетовал Шульгин. -- Разве это не оскорбление всех нас, не величайшее пренебрежение ко всей нации и, в особенности, к нам, монархистам, -- это “приятие Распутина”... Распутин грязный развратник... И как его пускать во дворец, когда это беспокоит, волнует всю страну, когда это даёт возможность забрасывать грязью династию её врагам, а нам, её защитникам, не даёт возможности отбивать эти нападения».

Важнейшую роль в привлечении общественного внимания к личности Распутина играла пресса. В попытках (чаще мнимых, чем искренних) разобраться, кто же такой Григорий Распутин -- «развратный хлыст или человек, имевший несчастье быть оклеветанным молвой», -- газеты формировали, как правило, отталкивающий образ загадочного «старца», что, учитывая его непосредственную близость к царской семье, подрывало доверие читателей к власти.

По свидетельству министра финансов, а с сентября 1911 г. по январь 1914 г. -- председателя Совета министров В.Н. Коковцова, в 1910--1912 гг. «в газетах всё чаще и чаще стало опять упоминаться имя Распутина, сопровождаемое всякими намёками на его близость ко Двору, на его влияние при тех или иных начинаниях, в особенности по духовному ведомству». Большой резонанс получили заметки о жизни Распутина в Тобольской губернии «с довольно прозрачными намёками на разных петербургских дам, сопровождавших его в село Покровское и посещавших его там; на близость к нему даже разных сановников, будто бы обязанных своим назначением его покровительству». Эти публикации «чаще появлялись то в газете “Речь”, то в “Русском слове”, причём последнее сообщало наибольшее количество фактических сведений, и среди них однажды было напечатано сообщение о том, что на почве отношений к Распутину возникла даже размолвка в царской семье, причём давалось довольно недвусмысленно понять, что великая княгиня Елизавета Фёдоровна стала в резко отрицательное к нему отношение и из-за этого совершенно отдалилась от Царского Села». О том, что в реальности первыми на Распутина обрушились крайне правые «Московские ведомости», Коковцов не упоминал, возможно, забыв о данном обстоятельстве. «С газетных столбцов, -- сетовал мемуарист, -- эти сведения постепенно перешли в Государственную думу, где сначала пошли пересуды в “кулуарах”, в свою очередь, питавшие этими слухами и намёками думских хроникёров, и затем перешли и на думскую трибуну, с которой левые депутаты и несколько раз Милюков и другие кадеты намекали весьма прозрачно на “тёмные” силы, в особенности говоря о деятельности Св. Синода и о порядке замещения епископских кафедр». «Мне и А.А. Макарову (министру внутренних дел. --Д.К.) всё это было крайне неприятно, -- признавал Коковцов. -- Мы оба видели ясно, что рано или поздно нам придётся встретиться с неудовольствием (царя. -- Д.К.) по этому поводу, и, тем не менее, нам было очевидно наше бессилие повлиять на газеты в этом злополучном вопросе. Все попытки Макарова уговорить редакторов... не приводили ни к чему и вызывали только шаблонный ответ: “Удалите этого человека в Тюмень, и мы перестанем писать о нём”, а удалить его было не так просто. Мои попытки повлиять на печать также успеха не имели... Газетные кампании не предвещали ничего доброго». В результате, заключал Коковцов, «как это ни странно, вопрос о Распутине невольно сделался центральным вопросом ближайшего будущего и не сходил со сцены почти за всё время моего председательства в Совете министров».

О том, что именно газеты играли важнейшую роль в распространении слухов о Распутине, компрометировавших царя, писал и Родзянко (хотя он и неточно указал последовательность появления сенсационных материалов о Распутине в провинциальных и столичных изданиях). «Толки эти пока концентрировались в столичной прессе, -- отмечал он, -- а провинция ещё не ознакомилась с ними, и время упущено не было. Разгоревшийся пожар возможно было легко потушить. Но, вместо того, чтобы... в корне пресечь возраставшую вокруг царского престола грозную опасность, в размерах и значении которой император и императрица, очевидно, не отдавали себе отчёта, -- высшие государственные чины разделились на два враждебных лагеря -- распутинцев и антираспутинцев... Распутницы положили вместе с крайне правыми течениями начало русской революции, отчуждая царя от народа и допуская умаление ореола царского престола». Не случайно один из правительственных чиновников образно и очень точно назвал в те годы печать «матерью революции».

Именно поэтому обстоятельства появления фигуры Распутина на страницах газет, бесспорно, требуют тщательного изучения. Однако, несмотря на издание в последние десятилетия нескольких монографий, посвящённых личности Распутина и его роли в истории России начала XX в., исследователи, как правило, лишь отрывочно и не всегда корректно использовали материалы российской прессы.

Одним из первых газетные известия о «старце» рассмотрел Н.Н. Евреинов. Цитаты из его научно-популярной брошюры (и допущенные в ней ошибки¹") в дальнейшем широко «разошлись» по произведениям других авторов. А.А. Амальрик, часто приводивший звучавшие в печати мнения (но не всегда, правда, их атрибутировавший), также допускал неточности¹¹. Так, он ошибочно заявил, что газетная кампания против Распутина началась «в феврале 1910 года», тогда как первая критическая статья о нём вышла в «Московских ведомостях» только 2 марта 1910 г. В книгах А.Н. Боханова и А.Н. Варламова говорится о самых первых упоминаниях о Распутине в тюменских газетах 1907--1908 гг.Но, к сожалению, в этих исследованиях либо называется лишь одна из статей, либо не указываются название газеты и дата публикации. О.А. Платонов, совершая прямую подтасовку цитат (в частности, «переместив» фрагмент из опубликованной в январе 1912 г. статьи М.А. Новосёлова в 1910 г.), пытается противопоставить «Московские ведомости», якобы не участвовавшие в борьбе против «старца», «еврейской и либерально-масонской печати», которая «сделала всё, чтобы возбудить в отношении к Распутину самую непримиримую ненависть в обществе». В целом же в историографии до сих пор остро ощущается недостаток работ, специально посвящённых анализу образа Распутина в российской прессе.

Впервые имя Распутина упомянули местные издания: 29 мая 1907 г. -- тюменская либеральная газета «Тобол», а 1 июня 1908 г,-- «Тобольские епархиальные ведомости». В обеих публикациях говорилось о его крупном пожертвовании на строительство церкви в селе Покровское. При этом в «Тоболе» тут же упоминалось и о царе: «На церковном сходе 9 мая прихожанам слободы Покровской церкви местным крестьянином Григорием Ефимовичем Распутиным, переименованным по указу его величества “Новым”, было предложено 5 тысяч рублей на постройку новой церкви в с. Покровском с тем, чтобы и крестьяне со своей стороны сделали хоть что-нибудь... Между тем более сознательная, развитая часть населения начинает поговаривать о том, что не худо бы эти деньги потребить на богоугодное, жизненное дело: на постройку новой двухклассной школы, в которой такая нужда... Не чужд этой мысли и Гр.Е. Новый, что удалось заключить из личных с ним разговоров... Что выльется из этих 5 тысяч -- лишняя церковь или новая школа -- вопрос. Много значит воля жертвователя, да к тому же и “батюшки” начинают усиленно заигрывать с Гр.Е. Новым. А симпатии “отцов”, разумеется, не на стороне школы».

В официальном отделе «Тобольских епархиальных ведомостей» 1 июля 1908 г. говорилось про объявленную «благодарность епархиального начальства с выдачею похвального листа крестьянину слободы Покровской Тюменского уезда Григорию Новому (он же Распутин) за пожертвование в приходскую церковь». Фактически это означало, что в противостоянии с сельским священником Петром Остроумовым, регулярно жаловавшимся на Распутина епархиальному начальству, и тобольским епископом Антонием (Каржавиным), «старец» и его высокие столичные покровители взяли верх. Тянувшееся с осени 1907 г. в Тобольской духовной консистории расследование о принадлежности Распутина к секте хлыстов разваливалось". Вместе с тем обе эти статьи так и не получили никакого отклика ни в столичных, ни в других региональных изданиях.

Гораздо больший газетный резонанс имело заступничество Распутина за скандального иеромонаха Илиодора (Труфанова). 2 декабря 1909 г. в «Царицынском вестнике» -- небольшой (четырёхполосной) либеральной газете -- появилась заметка, в которой упоминался «некто Григорий, крестьянин Тобольской губернии, Тюменского уезда, с. Покровского». «Об этом Григории, -- отмечал автор, -- между илиодоровцами ходят слухи как о чудотворце, исцеляющем самых тяжких больных и изгоняющем бесов». При этом в статье не говорилось, что к тому времени город уже несколько дней переполняли слухи о всесильном «брате Григории», сумевшем спасти от синодального гнева настоятеля Свято-Духова монастыря -- известного черносотенца иеромонаха Илиодора. Признав нежелательной его ультраправую агитацию, направленную не только против социалистов, либералов и евреев, но и против царской администрации, Синод решил выслать Илиодора в Минск, однако опальный монах не подчинился и обратился за поддержкой к «старцу». Благодаря его ходатайству и последовавшему затем личному вмешательству Николая II постановление Синода было отменено, и Илио- дор остался в Царицыне. Позднее, описывая декабрьские события 1909 г., «Царицынский вестник» сообщал: «В среде местных истинно православных людей на брата Григория установился взгляд как на человека особенного, проживающего при Дворе и пользующегося будто бы там даже некоторым влиянием. Он обладает даром прорицания, исцеляет больных и изгоняет бесов». Распространению слухов способствовало и то, что сам Распутин не упускал случая похвастать своей близостью к царской семье.

«Царицынский вестник» писал о «брате Григории» с явной осторожностью, публикуя лишь ту информацию, которая «лежала на поверхности» общественной жизни и не требовала специального подтверждения. Этот же подход к теме был сохранён и в последующих публикациях, появлявшихся в газете в декабре 1909 г. 3 января 1910 г. «Царицынский вестник» рассказывал об отъезде Распутина: «Он говорил тихо, с ударением на “о”... Сообщил, что едет на родину, в г. Тюмень, и обещал через полгода снова приехать в Царицын, просил не тосковать о нём, т[ак] к[ак], -- закончил он, -- мы ведь будеть (так в тексте. --Д.К.) врозь телом, а духом мы, идущие по одному и тому же пути и преследуя одну цель, всегда были и будем вместе».

8 января 1910 г. распутинский сюжет возник уже в крупнейшей газете России. Московское либеральное «Русское слово» поместило на второй полосе в рубрике «Провинция» подписанный «N.N.» материал «Блаженный старец Григорий (От нашего царицынского корреспондента)». Начиналась статья по-провинциальному буднично: «Недели за две до Рождества саратовский епископ Гермоген привёз в Царицын к иеромонаху Илиодору какого-то человека. “Блаженного старца Григория”, -- объясняли лица, вхожие в илиодоровскую обитель». Именно здесь, в репортаже царицынского корреспондента «Русского слова», Распутин впервые публично был назван старцем, причём без каких-либо оговорок и кавычек. Далее указывалось: «Блаженный старец Григорий -- уроженец села Покровского, Тюменского уезда. Там у него свой дом. Живёт он большею частью в Петербурге».

Журналист, лично встречавшийся и беседовавший с Распутиным, довольно точно описал его облик и манеры: «Блаженный старец Григорий -- мужчина средних лет, говорит на “о”, скороговоркой. На нём дорогие лакированные сапоги, поддёвка дорогого сукна и шёлковая рубаха». «Поклонники и особенно поклонницы Илиодора охотно приглашают к себе “блаженного” для бесед, -- сообщал N.N. -- Мне удалось присутствовать при одной из таких бесед, познакомиться с самим старцем Григорием и поговорить с ним... Где вы живёте?” -- задал я ему вопрос. Везде... В Саратове, в Самаре, в Казани. Но больше в Петербурге... А в Царицын приехал по скорбям Илиодорушки... Помог ему... Теперь всё кончилось благополучно... Он остаётся в Царицыне, а я еду в Петербург... Дела там есть... Совет будет...” А по какому адресу Вам писать, братец?” -- вмешалась в наш разговор хозяйка. “ - Пишите в Петербург, в духовную академию, епископу Феофану, для Григория Ефимовича Новых”. На мой вопрос о его средствах к жизни старец ответил, что занимается и духовными, и светскими делами... Субсидию получаете?” Блаженный подозрительно воззрился на меня: распутин либеральная газета публикация

Да ты в Бога-то веруешь? К Илиодорушке-то ходишь?” После заверения хозяйки, что я человек вполне благонадёжный, “блаженный” как будто успокоился, но всё же, бросив на меня ещё раз подозрительный взгляд, зачем-то произнёс: Скоро доберёмся мы до этой `тилигенции'”».

Затем в разговоре неожиданно была затронута гораздо более деликатная и даже скандальная тема: «Во время дальнейшей беседы поддёвка “блаженного” распахнулась, и из-под неё мелькнул массивный золотой крест. Мы попросили дать нам посмотреть этот крест. После минутного колебания блаженный согласился. Крест большой, около 2.5 дюймов длины. На лицевой стороне -- распятие, на оборотной -- надпись: “Спаси и сохрани”. В средине золотой цепи, на которой висит крест, -- медальон. Это -- мой дорогой подарок”, -- заметил “блаженный”, указывая на медальон. В дальнейшем разговоре старец часто упоминал о своих папаше и мамаше, которые всё могут сделать. Этим он и беседу закончил: Только сказать папаше, -- всё будет”». «Русское слово» предпочло не уточнять, кого именно Распутин называл «папашей и мамашей» (статьи, касавшиеся особ Императорской фамилии, подлежали предварительной цензуре начальника канцелярии Министерства двора), но из контекста читатели могли легко догадаться, что речь шла о царе и царице.

Слухи о загадочном «старце» циркулировали в столицах, прежде всего в великосветской среде, начиная с 1907 г." Дворцовый комендант В.А. Дедюлин опасался, что это переодетый революционер. Несмотря на то, что охранка довольно быстро установила вздорность этих подозрений, министр внутренних дел и глава правительства П.А. Столыпин всё же поручил установить за Распутиным постоянное наблюдение, а затем распорядился выслать его в Сибирь за безнравственное поведение. При деятельном участии великих княгинь-черногорок Милицы Николаевны и Станы Николаевны (жён великих князей Петра и Николая Николаевичей) «старцу» на протяжении нескольких недель удавалось избегать ареста, после чего он незаметно уехал в Покровское. Но уже в середине 1909 г. вновь появившись в Петербурге, Распутин был фактически легализован, а императрица Александра Фёдоровна на одной из церковных служб публично поцеловала ему руку.

В этом контексте публикация «Русского слова» звучала особенно скандально: «Я расспрашивал некоторых случайных посетительниц “блаженного старца” Григория, беседовавших с ним наедине, -- рассказывал царицынский корреспондент, не называя имён. -- Жалуются. Говорят, что старец имеет привычку гладить своих собеседниц, обнимать их за талию, пробовать их мускулы... При этом он неизменно повторяет: “Ох, искушение! Ох, искушение...” Одной пришедшей к нему гимназистке старец напрямик заявил, что любит её больше всех. “Поедем со мной, -- предложил старец гимназистке. -- Я тебя возьму, если хочешь...” Гимназистка не захотела». Заканчивался текст ещё более пикантной информацией: «“Блаженный старец” Григорий предполагает основать в Царицыне женский монастырь. Деньги на это у него, по его словам, найдутся».

В данном материале «Русского слова» не содержалось каких-либо оппозиционных или антираспутинских ремарок, однако его публикация, безусловно, носила сенсационный характер. Правда, на эту статью не откликнулись ни московские (как либеральные, таки правые), ни петербургские издания. В то же время репортаж «Русского слова» практически сразу был перепечатан в слегка сокращённом виде (не упоминалось, в частности, о намерении Распутина основать женский монастырь) в «Царицынском вестнике». А 14 января газета вновь вернулась к уже описанному 27 декабря 1909 г. событию -- проводам «брата Григория» из Царицына в Петербург, правда, на сей раз ошибочно датировав их 31 декабря. Теперь уже редакция изображала Распутина убеждённым эгоистом, получившим доступ к царской семье: «Один из местных обывателей, сравнительно молодой, холостой человек, ищущий и не находящий нравственного удовлетворения в жизни, возмущающийся всеми беззакониями и пороками, царящими в окружающей среде, и так сказать богоискатель, господин Е. обратился к брату Григорию с вопросом: “Скажите, брат Григорий, как нужно жить?” Брат Григорий ему отвечал: “Люби больше самого себя. Понял?” Господин Е. долго стоял в недоумении, что сказать, понял или нет. “Понял”. -- “Ну, если понял, так и иди с Богом”... В среде местных православных истинно-русских людей на брата Григория установился взгляд как на человека особенного, проживающего при Дворе и пользующегося будто бы там даже некоторым влиянием». Впрочем, в дальнейшем «Царицынский вестник» к этой теме не обращался.

Тем временем 15 января 1910 г. статью из «Русского слова» о Распутине целиком перепечатала молодая ежедневная тюменская газета «Сибирская новь» (выходившая под редакцией Е.А. Рогозинской с 1 января по 2 марта 1910 г. и успевшая выпустить 48 номеров). 24 января редакция вновь напомнила читателям об этой статье, добавив: «В помещённой в “Рус[ском] сл[ове]” корреспонденции из Царицына и перепечатанной в “Сибирской нови” № 11, о “блаженном Григории”, не лишёнными интереса будут сообщения лиц, лично наблюдавших “блаженного” в его родовом гнёздышке в с. Покровском, Тюменского уезда». Ссылка на «Русское слово», впрочем, была ложной (возможно, сделанной для «цензурной перестраховки»), поскольку за «лицами», «лично наблюдавшими блаженного», скрывались не герои московской публикации, а, судя по всему, автор репортажа о посещении дома Распутина, опубликованного в «Сибирской нови» две недели спустя -- 6 февраля 1910 г. за подписью: A. Esculap. В этом убеждает схожесть авторского стиля обеих публикаций, в частности, наличие в них весьма характерных формулировок («сестрицы, живущие на дому», «графини», приезжающие к старцу, и т.п.).

24 января «Сибирская новь» сообщала: «“Блаженный”, не кто иной, как один из крестьян-уроженцев с. Покровского, не особенно грамотный, но человек “большой воли”, занявший место во главе известного рода подвижников. Прежде крестьянин-пахарь и простой обыватель “Гришка”, теперь становится загадочной личностью... для обывателей села Покровского, среди которых он вырос. “Блаженный” о. Григорий, как называют его “сестрицы”, живущие на дому, Бог знает откуда, имеет в с. Покровском свой дом и сравнительно большое хозяйство, за которым присматривают старик-отец “блаженного”, братья и “сестрицы”. Есть у блаженного жена и дети (две девочки). Семейная жизнь для “блаженного”, вероятно, не очень приятна, т[ак] к[ак] он большую часть времени проводит в обществе “сестриц”, живя скрытно и незаметно для крестьян, занятых ежедневно заботой по хозяйству. И тихо, и гладко течёт жизнь “блаженного” дома. Не чурается “отец” и общения, захаживая в гости к зажиточным мужичкам, но непременно с “сестрицами”; придёт, откушает, споёт молитву и уходит. Не секрет для покровцев, что “блаженный отец” уезжает часто в Петербург по “делам”, нередко пропадая по полгода и более, где и что делает “отец” Григорий -- неизвестно. Приезжают к “отцу” иногда гости и из Питера, между которыми проскальзывал титул “графини” (вероятно, фиктивный). Не стесняются посещением “блаженного Григория” и местные дамы из круга благотворительниц. В интимных беседах с знакомыми “отец” частенько поговаривал: “Теперь я всё могу -- вот, например, составьте приговор о постройке придела к церкви и вы получите 25 тысяч на постройку”. Бывали и обыски у “отца” по подозрению к принадлежности к секте хлыстов, но предосудительного ничего не было найдено. В общем, непродолжительное пребывание “блаженного” дома, носит характер пребывания на покое и опочивании от “дел”. О какой бы то общественной деятельности его в Сибири вообще и в Покровском, в частности, не слышно. Но тайна преобразования из “простеца” Гришки в “отца” Григория остаётся загадкой и создаёт самые разнообразные слухи о жизни “блаженного” вне дома»⁴".

Существенно расширяя имевшиеся тогда в печати сведения о Распутине (биографические данные, подозрения в хлыстовстве, посещение Покровского петербургскими «графинями», постоянное проживание там «сестриц»), «Сибирская новь» излагала их хаотично и несколько противоречиво. При этом, как и в «Царицынским вестнике», приводившиеся факты комментировались сдержанно и почти нейтрально.

2 февраля «Сибирская новь» перепечатала январскую статью «Царицынского вестника» о проводах Распутина. Наконец, 6 февраля своими впечатлениями с читателями поделился A. Esculap: «От “блаженного” Гришки к “блаженному старцу” Григорию -- метаморфоза. -- В половине декабря [ 19]09 г. я получил служебный перевод в с. Покровское. Путь ближний, и вот, подъезжая к селу, с любопытством разглядываю ряды домов. Покровское производит впечатление богатого селения, которые, впрочем, нередки в Сибири. Особенно бросается в глаза большой дом, пёстро выкрашенный. Кто здесь живёт?” -- спрашиваю возницу-татарина. Влажна Григорий”, -- отвечает тот. “Какая странная фамилия”, -- думалось мне, впрочем, в этом нет ничего удивительного. В Сибири, волею судеб, живут различные национальности. Однако с первых дней, как я освоился в Покровском, мне сообщили, кто этот “блажна” Григорий. “Влажна” Григорий -- Григорий Ефимович Распутин-Новых, “великая личность” -- по выражению покровской интеллигенции. Биография его такова: десять лет тому назад Григорий Ефимович был просто “блажным” Гришкой, отличался от своих односельчан только тем, что много пил да скандалил. Со временем “Гришка” стал куда-то и надолго исчезать из села, и вот каким-то образом с Гришкой случилась метаморфоза. Из крестьянина с. Покровского, Гришки “блажного”, вдруг сделался “блаженный старец” Григорий (хотя, судя по фотографии, он далеко не старец). Вместо безвестного “блажного Гришки”, имя “блаженного Григория” стало греметь в столичных и провинциальных газетах в качестве способника “бе- соизгонателя” Иллиодора (так в тексте. --Д.К.) в Царицыне. Теперь “блаженный” совсем редко навещает своих родных и пенатов, а когда бывает дома, то к нему приезжают, неизвестно зачем и почему, разные графы, князья и его патрон иеромонах Иллиодор. Прежний “блажной” Гришка был беден, а теперь его дом блещет комфортом и дорогою домашнею утварью. Мне удалось побывать в доме “блажного”; массивная дорогая мебель, великолепные ковры, письменный стол, на стенах портреты царей в золочёных рамах, в углах иконы в золотых и серебряных ризах. Так как “блаженного” в Покровском нет, то я внимательно изучил его, по рассказам родных и его неведомых “сестриц”, живущих при доме. Лица у “сестриц” постные, похожи на высохший лимон. Рассказывают, что теперь “блаженный” водку не пьёт, песни не поёт, носит “сибирку” и лаковые сапожки. Подобно начётчику “Василию Борисычу” из романа Мельникова-Пе- чорскаго “В лесах и на горах”, произносит к слову и не к слову “ох, искушение!”. Когда бывает дома, то принимает далёких гостей “белой кости” -- Иллиодоров, Феофанов и богатеньких старушек. Ввиду такой популярности “блаженного”, покровские “телегенты” наперерыв спешат засвидетельствовать перед ним своё глубочайшее почтение. Родные “блаженного старца” -- старик отец и ещё кто-то. Со слов его отца не сходят имена гостей “блаженного” -- князья, графы и т.д. Мужички-односельчане называют “старца” шарлатаном, несмотря на то, что он водится с “их сиятельствами” и “бесоизгонятелями” Иллиодором и Феофаном».

Таким образом, первые резонансные публикации о Распутине появились в либеральных газетах зимой 1909--1910 гг. Причём в этот период почти во всех статьях он упоминался только по имени -- «Григорий», фамилию Распутина назвал лишь A. Esculap. «Первооткрывателем» распутинской темы стало региональное издание -- «Царицынский вестник». Материалы в других газетах, включая московское «Русское слово», опирались на сведения, полученные из провинции -- из Царицына и Покровского. Данные заметки носили сугубо новостной и описательный характер, их авторы были осторожны, избегали оценочных суждений, а передавая ходившие слухи (например, о «хлыстовстве»), отмечали их неподтверждённость. «Сибирская новь» обнародовала значительный массив новой информации о Распутине, которой в дальнейшем будут активно пользоваться столичные журналисты, правда, без ссылок на источник.

Первые газетные известия о «старце» были в целом фактологически достоверны и не имели ещё черт «антираспутинской кампании», но «заготовленный» тогда информационный плацдарм в дальнейшем позволил оппозиции развернуть активную пропагандистскую атаку на власть.

Размещено на Allbest.ru