Эвиденциальность как функционально-семантическая категория уровня модальности (на примере русского и хантыйского языков)

В русской грамматической традиции эвиденциальность как языковая категория вплоть до последних десятилетий рассматривалась как составная часть модальности. (За рубежом рассмотрение эвиденциальности, безотносительно к модальности, проводилось во многих случаях, особенно подробно - начиная с известной статьи Р.О. Якобсона). Статьи «эвиденциальность» нет и в большом советском лингвистическом энциклопедическом словаре 1990 года (под редакцией В.Н. Ярцевой). Там находим лишь упоминание о некоторых значениях, позже причисленных к эвиденциальным. В частности, согласно словарю, «к сфере модальности относят: <…> разную степень уверенности говорящего в достоверности формирующейся у него мысли о действительности». Из средств выражения этой категории в словаре упомянуты только «специальные модальные частицы, напр., для выражения неуверенности (`вроде') <…> недостоверности (`якобы')».

Небольшой отрывок о подобных значениях находим в другой авторитетной работе того времени (и тоже по модальности): «Анализ значения пересказывания (комментативности, имперцептива) особенно актуален для тех языков, в которых для его выражения имеются специальные грамматические формы <…> Существуют различные типы функции пересказывания <.> С пересказыванием связано выражаемое теми же формами значение адмиратива - удивления по поводу неожиданных для говорящего фактов». Но уже спустя четыре года эвиденциальность в истолковании русской лингвистической школы названа отдельной от модальности категорией.

Таким образом, в центре нашего внимания - не одна, а две объемные языковые категории - модальность и эвиденциальность, и их воплощение в категориях и формах более частных - в категориях наклонения и времени, формах косвенных наклонений. В общетеоретических трудах языковая модальность подразделяется на объективную и субъективную, по каждой из этих разновидностей расписаны типичные средства разных языков, но основным средством в самых разных языках считается глагольное наклонение. Рассматривая понятийные категории, зарубежные лингвисты в большей мере имеют в виду материал «экзотических» языков, а российская исследовательская мысль чаще всего проводит сопоставление с русским языком. Нет необходимости напоминать о том, что названные категории в русском языке изучены очень детально, и этому посвящено множество трудов. Однако материал русского языка и примеры на нем мы имеем в виду всегда, хотя бы потому, что всякий раз мы приводим и перевод на русский язык (литературный перевод, а если необходимо - и буквальный). Наше исследование посвящено анализу модальной системы прежде всего хантыйского языка - одного из языков малочисленных народов Севера, до настоящего времени остающегося мало исследованным по семантической линии, а ведь он уже стоит на грани исчезновения. Скажем больше (или скажем иначе): хантыйский язык мало исследован с точки зрения общефилософских и логических категорий, приложенных к языкам его типа - северным уральским (ненецкому, селькупскому, энецкому, нганасанскому, в этом отношении изученным более подробно).

В русском языке эвиденциальность не находит грамматического выражения и передается в основном лексическими средствами типа вводных `мол', `видно', `оказывается'. Говорящие по-русски указывают на источник сведений о ситуации только в том случае, если эта информация представляется им необходимой: например, если говорящий хочет подчеркнуть, что он лично наблюдал описываемое событие (ср. у меня на глазах; я сам видел, как. и т.п.) или, наоборот, если говорящий хочет снять с себя ответственность за достоверность сообщаемой информации.

В роли финитного (конечного) сказуемого способны выступать оба хантыйских причастия (с показателями - м и - т), а также деепричастие на - ман: Лув кэрталн атэлт хась=м=ал [6] `Он на стойбище один остался, оказывается'; Вана юхатсув: овл, маттэ, туманан пун=ман `Подошли ближе: дверь, оказывается, на замок закрыта'.

Эвиденциальность как категория, близкая к модальности, но все же имеющая свою специфическую семантику, грамматикализуется во многих языках, и ее морфологические формы традиционно также называются наклонениями. Повторим, что в русском языке эвиденциальность не грамматикализована, поэтому в переводах на русский появляются лексические средства, которые вербализуют смысловые оттенки, в других языках (в том числе в хантыйском) заключенные в самой морфологической форме: Яюм-ики ма кинь - сема шуши мирэв яма вэ=т=ал. `Брат мой лучше меня людей наших знает, оказывается'; Лыв иси тата ноптал=ты пит=т=эл. `Они тоже здесь плавать будут, оказывается'; Си кутн лув сэм павтас: лэхсал ики хот лыпийн, хотхары кутупн симась маванг лант, суранг лант пасан тыв=м=ал, омсась=м=ал. `В это время он повел глазом [и видит]: в доме его друга, посреди пола, всякой пищей накрытый стол, оказывается, возник, откуда ни возьмись, появился'.

Как видим, в хантыйском языке три формы неочевидного наклонения параллельны трем ядерным формам индикатива, к временному значению которых добавляется одно из значений эвиденциальности. В общей системе хантыйского глагола эти «неочевидные» формы (по другой терминологии - миративные) противопоставляются прежде всего формам индикатива.

Различие между ними может быть описано следующим образом: индикатив семантически не маркирован, он нейтрален по отношению к признаку «очевидность/ неочевидность», миратив же выражает именно неочевидность действия для говорящего, или, иначе, непричастность говорящего к действию. Рассмотрим пример: Ащ=ен юхта=с - Отец=твой приехать=инд. прош.=3 ед - Твой отец приехал. Предполагается, что субъект действия (отец) в момент речи отсутствует (в поле зрения участников разговора). Для адресата сообщение - новость. Говорящий же видел отца, своими глазами убедился в факте его приезда, и о достоверности этого знания свидетельствует форма индикатива. Она сигнализирует о причастности говорящего к действию и об ответственности за истинность сообщаемого. Сравним: Ащ=ен юхат=м=ал - Отец=твой приехать=мир. прош.=3 ед. - Отец твой приехал, оказывается. В этом случае форма, употребленная говорящим, свидетельствует о том, что он также еще не видел отца. Он знает об этом либо от третьего лица, либо по косвенным признакам (одежде, личным предметам и т.п.). Есть еще один нюанс: говорящий мог и видеть отца, но его не ждали. И тогда - удивление: Ащен юхат=м=ал!

Еще примеры предложений с исследуемой формой: Па щи нанг хонгса тал=м=ен - Опять ты курил, оказывается; Лув хулна венлтыйл=т=ал - Он еще учится, оказывается.

Легко понять эту своеобразную семантику неочевидного наклонения, когда мы имеем дело с формами 2-го и 3-го лица (как в этих приведенных случаях). Труднее понять, если появляются формы 1-го лица. Здесь критерия «заглазности» и опосредованности уже недостаточно: ведь говорящий ведет речь о себе или о группе, в которую он входит. Но и в этом случае возможность образования формы «неочевидности» вполне объяснима. Говорящий может совершать действие неосознанно, как говорят, машинально, т.е. действие проходит мимо его сознания. То, что событие произошло, констатируется опять-таки по результату или наличию определенных признаков. Например: Кеш=ем хопн хай=м=ем - Нож=мой в лодке оставил=я (оказывается);

Ас хуся сэма ма пит=м=ем - Я, оказывается, родился на берегу реки.

Семантика последнего предложения имеет свои особенности. Действие, естественно, прошло мимо сознания субъекта (автора) речи, которого еще не было. Следовательно, еще одним проявлением непричастности может быть следующий семантический признак: совершение действия против воли, независимо от воли говорящего. Сравним пример с формой 3-го лица: Ма пух=ем ан лацхалем есалты. Лув ищимурт ман=т=ал - Я сына моего не хочу отпускать. Он все равно идет (оказывается). Общая семантика сохраняется, хотя поворот несколько другой: действие противоречит желанию говорящего, он его не одобряет, как бы отстраняется от него и тем самым снимает с себя ответственность за последствия этого действия. Также показателен следующий пример: Ас шопи манты вутьщасум, па сопекцалам вусцан вол=м=ан - Через реку перейти хотел (я), а сапоги дырявые были (как оказалось). Здесь можно видеть неосведомленность о сопутствующем факте (о том, что сапоги дырявые), прохождение этого факта мимо сознания говорящего; в итоге - результат оказывается для говорящего неожиданным.

Таким образом, для описания хантыйской системы наклонений мы имеем две координаты - по источнику информации и по соответствию этой информации картине мира говорящего. Именно в этом случае картина мира - у каждого своя (у каждого говорящего на конкретном языке), но она всегда производна от той картины мира, которую задает тот или иной язык.

Итак, в заключение вернемся к хантыйским причастным формам в финитном употреблении и рассмотрим, как они располагаются в намеченной выше системе координат, какие компоненты доминируют в их семантике и при каких условиях.

Форма на =м передает чаще всего умозаключение по явным признакам (инферентив); всегда присутствует компонент `несоответствие ожиданиям' от простого `оказывается' до более сильного `к удивлению' (миратив): Ин вой лэцкем варс пай илпия ханему=м=ал, ат йицклал ил раньцал=м=ал `Оказывается, он под тем кустом спрятался, с которого заодно и росу стряхнул'; Вай, нац хуты ар лэв=м=ен! `О, как ты, оказывается, много съел!'

Форма на =т чаще всего имеет значение непосредственно воспринимаемого «неожиданного» действия: Ацкармасум - нюр ма елпемн пупие этма=т=ал! `И тут позади меня выходит (как выйдет!) медведь!'

Компонент умозаключения (+инферентив) в форме на =т реализуется реже - и обычно анализируется как «неуверенность восприятия», чему способствует регулярное сопровождение ее в этом случае частицей алмонты (ки) `как будто, словно': Лыв алмонты вера щи пал=т=эл `Они словно бы сильно боятся'.

Эти две формы, таким образом, должны характеризоваться скорее как миратив, чем как эвиденциалис.

Третья же форма, форма на =ман, в финитной функции наиболее частотна и пестра; это пассивная форма прошедшего времени, в зависимости от семантики глагола реализующаяся как пассив, результатив и статальный пассив. В ее значении могут присутствовать оба компонента, и `логическое умозаключение', и `несоответствие ожиданиям', однако, в зависимости от лексического наполнения фразы, может выражаться то один, то другой компонент. Миративное значение сильнее всего представлено с пассивом, слабее с результативом и практически совершенно стирается со статальным пассивом от глаголов, обозначающих природные процессы. Значение инферентивности же сохраняется во всех случаях.

Теперь рассмотрим примеры с формой настоящего времени (в этом случае при форме на =ман служебный глагол вол/ол/ ул `быть в наличии' может и отсутствовать): Хонты, мосац па, ишни ат пунш=ман `Когда-нибудь, возможно, окно пусть открыто (будет)'; Там нэпек хуван-хуван хаш=ман (ол) `Эта книга давным-давно написана'; Ехан тал хуват юн - гкна пот=ман (ол) `Река всю зиму покрыта льдом'; Си сахал вуш кимат тылась вер=ман (ул); «Эта шуба уже два месяца как сшита'; Там нёхи кат хатл каварт=ман (ол); `Это мясо два дня как сварено'.

Таким образом, особенности формы на =ман состоят в следующем: реализация обоих ее смысловых компонентов - `умозаключение о действии по состоянию объекта' и `несоответствие ожиданиям' - сильно зависит от семантики лексического наполнения фразы. Для выражения чистого, без элемента миративности и без подчеркнутого элемента умозаключения, значения результатива / статального пассива, в хантыйском языке используются две аналитических производных формы на =ман: одна с esse-глаголом (=ман вол=), другая - с habeo-глаголом (=ман тай=). Вспомогательный глагол тем самым служит как бы для деактуализации семы миративности, отчасти и семы инференциальности: эти аналитические формы могут передавать значения результатива, перфекта и длительного действия в прошлом.

Более того, формы на =ман вол= со значением длительного действия бывают также активными: Ар ол мар тата 1-2 класс няврэмыт пата ашкола пунш=ман во=с `В течение многих лет здесь была открыта школа для детей'; Сай анат тэлыйи сайна пун=ман (уллат) `Чашки полностью наполнены чаем'. Здесь происходит контаминация активной формы бытийного глагола с деепричастием на =ман.

Как видим, вспомогательный глагол чаще всего принимает форму настоящего и прошедшего времени индикатива; другие формы крайне редки, но возможны, в том числе даже форма неочевидного наклонения, что лучше всего показывает, что сама аналитическая форма (=ман вол=) компонент миративности потеряла: Щи йис пурайн икет ищи опатлал сэв=ман тай=м=ел `В старое время мужчины тоже косы заплетали (букв.: волосы заплетая имели, оказывается)'.

Форма =ман тай= благодаря семантике вспомогательного глагола (тай - `иметь'), как бы переворачивает диатезу и дает статальную характеристику уже субъекта действия по итогам выполненного им действия (по состоянию объекта, с которым он имел дело); она может быть охарактеризована как статальный антипассив: Щи ампал лув, ищипа, йир=ман тай=л=аллэ `Эту свою собаку он, наверное, привязанной держит'.

Интересно, что эта форма может, в свою очередь, принимать залоговый показатель для перенесения коммуникативного ударения на объект при сохранении семантики формы (характеристика субъекта по состоянию объекта): Щи вер иса вулы лавалты ёхн вант=ман тай=л=а `Это дело постоянно находится под наблюдением оленеводов'.

Другими словами, аналитические формы на базе =ман должны быть отнесены к индикативу как формы перфектного типа - результатив, статальный пассив и статальный антипассив.

Итак, актуальность нашей работы заключается в том, что она связана с изучением языковой категории эвиденциальности, а также ее соотношением с категорией модальности. Модальность - сложная функционально-семантическая категория, и выражается она не только грамматическими формами глагольных наклонений и некоторыми специализированными лексемами, которые обычно употребляются в качестве вводных слов (типа рус. может быть, возможно, хант. мосац `может быть', манс. нацкхат `кажется'). При таком подходе понятие модальности обрисовывается в самых общих чертах: это оценка ситуации говорящим как реальной (существующей на самом деле, в том или ином временном измерении) или нереальной (возможной, предположительной, необходимой).

Эвиденциальность, в ее отношении к модальности, - также сложно устроенная функционально-семантическая категория, в разных языках имеющая свой набор средств выражения. В русском языке - это преимущественно лексические средства, в хантыйском языке они тоже есть, но служат в качестве дополнительных (уточняющих) средств по отношению к морфологическим формам неочевидного наклонения.

эвиденциальность модальность хантыйский русский

Размещено на Allbest.ru