Семиотическая структура символа и ее влияние на самоидентификацию личности

Размещено на http://www.allbest.ru/

Семиотическая структура символа и ее влияние на самоидентификацию личности

И.В. Черепанов

Символ связывает две сущности, два предмета, два уровня, смысл одного из которых переносится на другой. Именно поэтому большинство исследователей выделяют, прежде всего, две стороны символической репрезентации: означающее и означаемое (Н.Д. Арутюнова, Ж. Лакан, И.В. Резчиков), план выражения и план содержания (Ю.М. Лотман), символизирующее и символизируемое (О.Г. Пестова, П.А. Флоренский), морфему и метаморфему (К.А. Свасьян).

Поскольку выделяются две структуры, смысл одной из которых переносится на другую, то возникает вопрос о семиотической связке между этими двумя структурами. В итоге возникает представление о семиотической триаде (Ч. Пирс) «репрезентамен - интерпретанта - объект» или о семиотическом треугольнике (Г. Фреге) «знак - значение - предмет».

Ч. Пирс полагал, что один знак может быть понят только в отношении к другим знакам: «Знак, для того, чтобы быть понятым, требует «ин- терпретанты», роль которой выполняется другими знаками или ансамблями знаков». Р. Якобсон расширяет представление о семиотических структурах, которые, согласно его учению, обретают смысл:

1) в отношении к референту (вещи);

2) в совокупности логических операций;

3) в определенном смысловом контексте.

Соответственно, можно говорить о референциальной, или экстралингвистической семантике (устанавливает отношения между знаками и реальностью) и дифференциальной, или лингвистической семантике (устанавливает отношения между знаками и знаками).

Диалектика символа требует, чтобы его означающее и означаемое, с одной стороны, были в определенном отношении тождественны, поскольку иначе нарушается репрезентативная взаимосвязь между ними, а с другой стороны, имели определенные структурные различия, поскольку иначе репрезентация вырождается в простую тавтологию. Репрезентативная взаимосвязь между означающим и означаемым устанавливается посредством идеи или, если использовать терминологию Ч. Пирса, посредством основы репрезентамена. Идея есть единство предмета в инобытии, т. е. такое его идеальное единство, которое позволяет идентифицировать предмет независимо от того, каким образом он выражается и является в восприятии или мышлении. А.Ф. Лосев по этому поводу пишет: «Идея предмета и есть самый предмет целиком, но только перенесенный в инобытие». Поэтому тождество означающего и означаемого задается совпадением идеального единства репрезентамена и идеального единства объекта. При этом в обоих случаях речь может идти как об идеальном единстве целого, так и об идеальном единстве некоторой выделенной части.

С. Лангер показывает структурные отличия знаковой и символической репрезентации. Основными компонентами знаковой репрезентации, согласно С. Лангер, являются субъект, знак и объект. При этом знак благодаря субъективной связи указывает на объект. В структуру символической репрезентации входят, соответственно, субъект, символ, представление и объект. При этом символ благодаря субъективной интерпретации вызывает представление, которое характеризует определенный объект. Поэтому структура символа имеет три основные компоненты: обозначение (сопоставление означающего и означаемого), денотация (объектное соответствие означаемого) и коннотация (сопоставление означающего и представления, которое выражает означаемое). Согласно С. Лангер, особенность символической репрезентации заключается в том, что «для каждого денотата имеется своя коннотация». Другими словами, символизируемое символизируется через определенное представление, обеспечивающее интерпретативную связь между символизирующим и символизируемым. Один символ связывается с другим символом посредством семантического содержания, а не синтаксической формы, как это происходит в случае знаковых систем, и поэтому С. Лангер пишет: «Традиционная “логика терминов” в действительности есть метафизика значения». На ту же самую особенность символической репрезентации обращает внимание и Р. Барт, который полагает, что коннотативное значение имеет идеологическую загруженность и может замещать непосредственное значение термина.

Означивание как установление смысловой связи между означающим и означаемым имеет определенную структуру, представленную в виде набора интенциональных актов, которые, с одной стороны, выражают означаемое в означающем, а с другой - отсылают означающее к означаемому. А.Ф. Лосев в своей работе «Проблема символа и реалистическое искусство» выделяет следующие основные акты, которые сопровождают символическую репрезентацию: 1) тетический (акт полагания означаемого предмета вне зависимости от того, существует он реально или же является продуктом воображения); 2) объективирующий (акт, который обеспечивает отнесенность символа к реальным вещам); 3) интенциональный (акт, который фиксирует только сам факт существования предмета, но ничего не говорит о смысловом его содержании); 4) ноэматический (акт, конструирующий в предмете означаемую предметность и задающий смысловое содержание, которое включает его в систему познавательного процесса); 5) ноэтический (акт обозначающей мысли, который конкретизируется в ноэматическом акте); 6) сигнификативный (момент ноэтически-ноэматического акта, который сводится к диалектическому синтезу значения и означаемого); 7) семиотический (акт полагания самого символа); 8) семантический (недифференцируемый акт символизации, который имплицитно содержит в себе все акты, необходимые для получения символа, и выражает не означающее или означаемое, а собственно значащее).

В результате интерпретации символа открывается его значение, которое представляет собой единство означающего и означаемого и которое собирает их в единую семантическую структуру. При этом значение символа может пониматься как в логическом, так и в психологическом аспекте. В первом случае между означающим и означаемым существует логическая, или причинно-следственная, взаимосвязь, когда из одного следует другое или одно является признаком другого. Во втором случае между означающим и означаемым существует ассоциативная взаимосвязь, когда одно передает значение другого или одно в определенном аспекте напоминает другое. Решая вопрос об общем семиотическом корне двух аспектов значения, С. Лангер замечает, что значение - это функция термина, модель, которая «возникает в тот момент, когда мы смотрим на данный термин в его полном отношении к другим родственным терминам». Значение символа не существует само по себе, и поэтому оно не определяется без объекта и субъекта. Значение, с одной стороны, всегда соотносится с каким-то объектом (реальным, виртуальным или идеальным), а с другой стороны, всегда открывается для определенного субъекта. Если символ для субъекта что-то значит, т. е. если символ указывает на какие-то знаки, имеющие вполне определенный смысл, то тогда его значение имеет логический характер. Если же за символом субъект что-то подразумевает, т. е. если символ отсылает к другим символам, которые, в свою очередь, нуждаются в интерпретации, то тогда его значение имеет психологический характер. С. Лангер по этому поводу пишет: «Таким образом, два самых противоречивых вида значения - логическое и психологическое - различаются и в то же самое время связаны друг с другом через общий принцип взгляда на значение не как на свойство, а как на функцию терминов».

Логическое значение в отличие от психологического не нуждается в интерпретации, ибо может быть выражено в знаковой форме, которая имеет вполне определенное смысловое наполнение. Психологическое значение раскрывается в ассоциативном поле символа и отсылает к другому значению, в результате чего означаемое символа само становится означающим. В основе различия между логическим и психологическим значением лежит различие между прямым и переносным смыслом. Еще Августин Блаженный указывал на то, что символы (которые он называл транспонированными знаками в отличие от чистых знаков) могут иметь как буквальный, так и аллегорический смысл. При этом аллегорический смысл зависит от доктрины или от смысловых ориентиров, на которые опирается субъект, когда интерпретирует символ. И поэтому, как отмечает В.М. Мейзерский, «средневековая герменевтика представляет собой теорию текстового символизма где “знак” становится “символом” тогда, когда его означаемое, в свою очередь, становится означающим». Можно сказать, что перевод означаемого в означающее делает знак символом и увеличивает энтропию текста, тогда как перевод означаемого в значащее, наоборот, низводит символ до уровня знака и уменьшает энтропию текста. Таким образом, психологизация значения расширяет символический ряд и способствует образованию мифов.

Означающее и означаемое в символе имеют свою собственную сущность, т. е. собственно то, чем они являются сами по себе независимо от самого процесса символизации; и именно по своей сущности означающее отличается от означаемого. В рамках символической репрезентации, кроме сущности, как означающее, так и означаемое имеют еще и ассоциативное поле смыслов, которое содержит в себе возможности смыслового оформления сущностного ядра означающего и означаемого. Именно взаимодействие ассоциативных полей означающего и означаемого и как следствие установление определенных смысловых границ, в рамках которых означающее становится тождественным означаемому, приводит к образованию символической формы как самостоятельной репрезентативной структуры познания. В результате наряду с сущностью означающего и означаемого формируется еще и сущность самой символической репрезентации, т. е. единство смыслового содержания, которое определяется в результате взаимодействия ассоциативных полей означающего и означаемого. Эта сущность символической репрезентации и является значащим, полагаемым в семантическом акте познания.

Взаимодействие ассоциативных полей означающего и означаемого с образованием смысловых границ символа, структурами которого являются эти означающее и означаемое, порождает пространство интерпретации, в рамках которого данный символ получает множество возможностей смыслового оформления. По этому поводу С.С. Аверинцев пишет: «Интерпретация смыслов не может быть научной, но она глубоко познавательна». Символическая репрезентация является переходным звеном между наукой и искусством, поскольку она, с одной стороны, сохраняет соответствие объективной действительности, а с другой - раскрывает истины бытия в образной форме. Именно поэтому необходимо «признать символологию не ненаучной, но инонаучной формой знания, имеющей свои внутренние законы и критерии точности». На те же самые два аспекта символической репрезентации указывает и М. Бахтин. В своей работе «Эстетика словесного творчества» он, с одной стороны, утверждает: «Всякая интерпретация символа сама остается символом, но несколько рационализованным, то есть несколько приближенным к понятию». Но, с другой стороны, он пишет: «Истолкование символических структур принуждено уходить в бесконечность символических смыслов, поэтому оно и не может стать научным в смысле научности точных наук».

Благодаря ассоциативному полю символа в качестве символизирующего может выступать все то, что ассоциативно связано с означающей предметностью, а в качестве символизируемого - все то, что ассоциативно связано с означаемой предметностью. Например, в символике змеи, кусающей свой хвост, главным смысловым моментом, который выражает идею вечности, является замкнутость. С другой стороны, идея вечности ассоциативно связана с идеей бессмертия и реинкарнации душ, и поэтому круг, который, по сути, представлен образом змеи, замкнутой на себя саму, в равной степени является символом бессмертия и сансары. Такое положение дел имеет существенное значение, когда человек использует символы для определения собственного бытия в окружающем мире, поскольку именно ассоциативное многообразие смыслового пространства символа расширяет репрезентативный опыт и трансформирует его в новые психические состояния. Например, человек, страдающий комплексом неполноценности, может, компенсируя его, само идентифицироваться через символ «победителя», организуя свое бытие таким образом, что основные мотивы его жизни будут сводиться к обретению власти, выигрышу в ряде социальных игр и унижению других людей на фоне собственной фигуры. И тогда, благодаря его вовлеченности в ассоциативное поле символа «победителя», он, несмотря на изначальное использование его для полярной репрезентации комплекса неполноценности, преодоление которого в данном случае, согласно теории А. Адлера, как раз и послужит причиной стремления к превосходству над окружающими людьми, может впоследствии превратиться в тирана и агрессора, что, вообще говоря, с необходимостью имплицитно не заключено в самом образе «победителя».

Структура символической репрезентации имеет три основные компоненты: 1) означающее (signans); 2) означаемое (signatum) и 3) означивание (семиотическая связка). Означающее и означаемое взаимодействуют друг с другом посредством присущих им ассоциативных полей, в результате чего образуется пространство интерпретации, в котором конституируется смысл репрезентирующего символа. О герменевтической сущности символа очень емко говорит Ж.П. Гильяни: «Символ отражает уровень способности познания того, кто его читает, так как каждый берет из символа только то, что он понял, и только то, что он может из него уяснить».

Помимо взаимодействия ассоциативных полей означающего и означаемого, смысл символа определяется также еще и смысловым контекстом, в котором используется данный символ. Например, символ «спасение» в католицизме интерпретируется как прощение, в протестантизме - как оправдание, а в православии - как исцеление. Именно поэтому Ф. де Соссюр выделяет два вида отношений между означающим и означаемым: ассоциативные (обусловленные внутренней структурой символа) и синтагматические (обусловленные смысловым контекстом). Аналогичные отношения выстраиваются и между символами, соединяя их в определенную символическую конструкцию, в частности, в конструкцию, определяющую бытие самого репрезентирующего субъекта. Поскольку ассоциативные отношения диктуются внутренней структурой символа, а синтагматические - внешними обстоятельствами контекста, то можно сказать, что конструктивная самоидентификация личности со стороны синтагматических отношений характеризуется конструктивным использованием символов, а со стороны ассоциативных отношений - использованием конструктивных символов.

Поэтому понимание того, как символы определяют бытие человека в окружающем мире и как они во взаимосвязи друг с другом образуют систему упорядоченной репрезентации, основывается на понимании законов ассоциирования и структуры ассоциативных полей, которые генерируются означающим и означаемым рассматриваемого символа. При этом следует учитывать, что для символа свойственно сращивание в единое целое означающего и означаемого, когда определенные операции, производимые с первым, воспринимаются как аналогичные операции, производимые со вторым. Означаемое присутствует в означающем, становится в нем и претерпевает изменения в соответствии с трансформациями, которым подвергается само означающее.

П. Сорокин вводит закон фетишизации символа как придание самостоятельной ценности некоему предмету, символически указывающему на то, ценность чего он присваивает.

Например, флаг как символ государства в определенном отношении воспринимается как сущность того, что он символизирует, и поэтому во время сражений воины готовы отдавать свои жизни, защищая флаг собственной страны, как если бы он и был не просто отвлеченным символом, а непосредственно их любимой Родиной.

Именно поэтому символ в большей степени воздействует на поведение человека, нежели знак.

Можно сказать, что символ в экзистенциальном отношении побеждает знак. А именно человек, выбирая между тем, что отсылает к какому-то значимому смысловому содержанию, и тем, что этого не делает, делает выбор в пользу имеющего позитивную символическую нагрузку или отвергает то, что такой нагрузки не имеет.

Например, реклама с известными личностями (актерами, спортсменами), символизируя их успех, привлекает человека и заставляет его делать соответствующий выбор.

Символы обладают динамическим характером, тогда как знаки, по сути, статичны и неизменны. Символ может изменяться, в равной степени как может изменяться и его интерпретация в зависимости от изменения смыслового контекста.

Можно сказать, что если система знаков - это семиотический механизм, то система символов - это семиотический организм.

Как уже говорилось выше, символы рождаются, развиваются и умирают.

И именно поэтому, в частности, в восточной традиции существует так называемая парампара (передача знания от учителя к ученику), благодаря которой поддерживается жизнь символов и их правильная интерпретация.

Г.Г. Почепцов выделяет следующие свойства символов, которые делают их экзистенциально значимыми семиотическими элементами социальной системы:

1) коммуникативная лабильность (символ с наименьшим сопротивлением проходит по коммуникативным каналам, ибо может трансформироваться сообразно смысловому контексту);

2) психологическая аттракция (символ привлекает внимание и побуждает к своему осмыслению);

3) мнемотическая устойчивость (символ хорошо закрепляется в памяти, поскольку пускает глубокие корни, взаимно отражаясь в других символах).

Рисунок - Схематически семиотическая структура символа представлена на рисунке:

При этом следует учитывать, что ассоциативные поля означающего и означаемого могут быть как индивидуальными (определяющими ассоциации, которые обусловлены личным опытом репрезентирующего субъекта), так и коллективными (определяющими ассоциации, которые обусловлены опытом множества поколений). В свою очередь, коллективные ассоциативные поля могут быть социально культурными (обусловленными данным социально культурным контекстом) и транс персональными (обусловленными архетипами, инвариантными социально культурным обстоятельствам).

В социокультурном ассоциативном поле, например, мужчина может самостоятельно идентифицироваться посредством следующего утверждения: «Я должен быть настоящим мужчиной!». В данном случае означаемым является эго самостоятельно идентифицирующейся личности, а означающим - образ «настоящего мужчины». Соответственно, представление личности о том, чем является ее эго, образует определенное ассоциативное поле, в которое попадают такие контекстуальные детерминанты, как «моя семья», «мои друзья», «моя работа», «мои женщины» и т. д., а также такие характерологические детерминанты, как «моя внешность», «мой темперамент», «мои мечты», «мои творческие способности» и т. д. Означающее тоже образует ассоциативное поле смыслов, определяемое социально культурными мифами о том, что собой представляет образ «настоящего мужчины». Ц.П. Короленко и Н.В. Дмитриева в своей книге «Сексуальность в пост современном мире» в главе «Мифология секса» пишут: «Миф о мужчине противоречив. С одной стороны, благородство, с другой - стремление любым путем добиться успеха у женщины». Образ «настоящего мужчины» может также репрезентироваться такими фаллическими символами, как жесткость, твердость, несгибаемость. В результате пересечение двух ассоциативных полей может привести, например, к тому, что из сферы означаемого будет взята область «мои женщины», а из сферы означающего - «стремление любым путем добиться успеха у женщины», и как следствие мужчина попадет под влияние архетипа Дона Жуана, суть которого сводится к «мужской ненасытности, стремлению вступать в сексуальную связь с каждой привлекательной женщиной, встретившейся на его пути». Мужчины, отождествляющие себя в процессе символической репрезентации с данным архетипом, могут в действительности и не получать соответствующего удовлетворения от сексуальных связей, но они «“чувствуют себя обязанными” соответствовать этой схеме, что сопровождается постоянной сексуальной озабоченностью, мыслями о необходимости сексуальных отношений и об улучшении своей сексуальной жизни, изучении новых возможностей, применении новых вариантов отношений, сексуальных практик и др».

В процессе онтологизации социальных символов человек теряет внутреннюю свободу самоопределения и попадает под власть стандартных ярлыков и общественных штампов. Например, он может отождествить себя с образом «нациста», и тогда само смысловое содержание этого образа начнет руководить его поведенческими реакциями и определять присущий ему стиль жизни. Аналогичным образом в качестве онтологизированных символов могут выступать национальные признаки и признаки принадлежности человека к какой-то социальной группе.

Механизм интроецирования социальных стереотипов приводит к смысловой индукции на уровне коллективных представлений, которые подчиняют себе сознание отдельного индивидуума. Например, наши отечественные психологи В.В. Знаков и Р.А. Абдурахманов, исследуя причины непонимания участников Афганской войны со стороны не воевавших людей, пришли к выводу, что адекватное представление о чертах личности «афганцев» подменяется набором психологических штампов, которые, в свою очередь, после интроецирования начинают во многом определять социальную активность самих «афганцев».

Трансперсональное ассоциативное поле порождает мифологические представления, в той или иной степени свойственные большинству культур и народов. Такие представления обусловливаются уже не социальным контекстом, а природой самого человека и универсальными формами его бытия в окружающем мире. Например, С. Гроф в своей работе «За пределами мозга» следующим образом раскрывает причину психологического и социального различия между мужчиной и женщиной: «Различия между полами можно по большей части объяснить тем, что женщина способна повторять репродуктивный процесс в собственном теле и находить свое бессмертие в деторождении, тогда как для мужчины секс символизирует смертность, и поэтому его сила лежит в несексуальной созидательности».

Таким образом, пересечение ассоциативных полей означающего и означаемого образует смысловое поле символа, внутри которого формируется значащее как собственно смысл символа, определяющий в процессе самоидентификации бытие личности и ее экзистенциальную сущность. триада диалектика термин

Список литературы

1. Аверинцев С.С. Заметки к будущей классификации типов символа // Проблемы изучения культурного наследия. - М.: Наука, 1985. - С. 297-303.

2. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1986.

3. Гильяни Ж.П. Алфавит человеческого тела. - СПб.: Меридиан. - С, 2010.

4. Гроф С. За пределами мозга: Рождение, смерть и трансценденция в психотерапии. - М.: АСТ, 2001.

5. Короленко Ц.П., Дмитриева Н.В. Сексуальность в постсовременном мире. - Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2011.

6. Лангер С. Философия в новом ключе. Исследование символики разума, ритуала и искусства. - М.: Республика, 2000.

7. Лосев А.Ф. Философия имени. - М.: Изд-во МГУ, 1990.

8. Мейзерский В.М. Философия и неориторика. - К.: Лыбидь, 1991.

9. Пирс Ч. Избранные философские произведения. - М.: Логос, 2000.

Размещено на Allbest.ru