Социальный аспект владения языком

Речевое общение представляет собой сложный процесс, в изучении которого можно выделить разные аспекты: собственно лингвистический (анализ тех языковых средств - фонетических, интонационных, лексических, грамматических, которые используются в коммуникации), психологический (установка общающихся друг относительно друга, их коммуникативные интенции, индивидуальные особенности поведения и т.п.), социальный. Последний аспект включает в себя статусные и ролевые различия между людьми (о понятиях социального статуса и социальной роли см. в главе 3), проявляющиеся в актах коммуникации, общественные стандарты и требования, предъявляемые к тем или иным формам речевого поведения, социальные различия между говорящими в их отношении к собственным и чужим моделям речевого поведения и т.п.

Рассмотрим некоторые проблемы, относящиеся к социальному аспекту речевого общения.

7. Речевое общение в социально неоднородной среде

При исследовании речевого общения часто неявно предполагается, что человеческая среда, в которой происходит общение, однородна в социальном отношении. Между тем весьма обычны ситуации, когда коммуникация осуществляется представителями разных социальных слоев и групп. Таково, например, общение судьи, подсудимого, обвинителя, адвоката и свидетелей в зале суда, посетителей на приеме у представителей власти, в ролевых парах типа «покупатель - продавец», «врач - пациент», «хозяин квартиры - сантехник», «водитель такси - пассажир» и т.п.

Для успеха коммуникации необходимо своеобразное взаимное приспособление участников коммуникативной ситуации. Такое приспособление может касаться: 1) набора языковых средств; 2) правил их использования в данной ситуации; 3) тактик речевого общения; 4) при контактном общении - ее невербальных компонентов (жестов, мимики, телодвижений и т.п.). Для всех четырех типов коммуникативного приспособления имеет значение различие коммуникантов по признакам «свой / чужой» и «выше / ниже» (в некоторой социальной или возрастной иерархии). Дадим краткую характеристику разных сторон речевого общения.

1. При общении со «своим», т.е. человеком из той же социальной среды и при этом знакомым говорящему, последний более или менее свободен в выборе языковых средств; при общении с «чужим» происходит селекция языковых средств - путем переключения на стилистически более официальный регистр, самоограничений языкового репертуара (например, рабочий, общаясь с врачом или с судьей, избегает ненормативной лексики, которая обычна для его речевого поведения в общении со «своими»), а также в виде редукции сугубо индивидуальных речевых черт (слова и выражения, которые человек любит употреблять в общении с «домашними», едва ли уместны в разговорах с официальными лицами).

Подобная селекция наблюдается и при общении взрослого и ребенка, начальника и подчиненного, командира и солдата и т.п.

2. Правила использования языковых средств различаются в зависимости от того, происходит ли общение в привычной для говорящего социальной среде или в непривычной. В первом случае довольно часты отступления от нормативных форм речи При общении в непривычной социальной среде говорящий вынужден с большей аккуратностью следовать правилам употребления языковых средств, в противном случае его ждет коммуникативная неудача (недоумение, непонимание, отказ от общения) или своеобразные санкции со стороны тех, с кем он вступает в контакт (насмешки, осуждение, возмущение и т.п.).

Общение в непривычной среде часто характеризуется тем, что участники общения владеют разными подсистемами одного национального языка: одни - исключительно или преимущественно литературным языком, другие - диалектом, третьи - просторечием или каким-либо социальным жаргоном и т.д. Речевое общение может происходить с использованием средств каждой из этих подсистем: носитель диалекта использует местный говор, носитель просторечия - просторечные слова и обороты, носитель литераурного языка - средства языка литературного. Однако при общем относительном взаимопонимании - поскольку все употребляемые при коммуникации средства принадлежат одному национальному языку - возможны коммуникативные провалы, обусловленные тем, что внешне сходные или тождественные языковые знаки имеют в разных подсистемах неодинаковое содержание: различаются по смыслу, коннотациям, экспрессивно-стилистической окраске, функционально-стилистической принадлежности и т.п.

В рассказе А.П. Чехова «Новая дача» инженер Кучеров спрашивает деревенских мужиков, зачем они пускают скотину в его огород и сад, рубят деревья в лесу, перекопали дорогу. Он говорит им:

«- Вы же за добро платите нам злом. Вы несправедливы, братцы. Подумайте об этом. Убедительно прошу вас, подумайте. Мы относимся к вам по-человечески, платите и вы нам тою же монетою».

Из всей его речи мужики уразумели только то, что надо платить (этот глагол понят ими в конкретном, вещественном смысле):

«- Платить надо. Платите, говорит, братцы, монетой…»

В другой раз, встретив крестьян, Кучеров говорит раздраженно, возмущенный бессмысленностью их поступков по отношению к нему и его семье:

«Инженер остановил свой негодующий взгляд на Родионе [старом кузнеце] и продолжал:

- Я и жена относились к вам, как к людям, как к равным, а вы? Э, да что говорить! Кончится, вероятно, тем, что мы будем презирать вас. Больше ничего не остается!.

Придя домой, Родион помолился, разулся и сел на лавку рядом с женой.

- Да… - начал он, отдохнув. - Идем сейчас, а барин Кучеров навстречу… Да… глядит на меня и говорит: я, говорит, с женой тебя призирать буду… Хотел я ему в ноги поклониться, да оробел… Дай Бог здоровья… Пошли им Господи…

Степанида перекрестилась и вздохнула.

Господа добрые, простоватые… - продолжал Родион. - «Призирать будем…» - при всех обещал. На старости лет и… оно бы ничего… Вечно бы за них Бога молил… Пошли, Царица небесная…».

3. В понятие тактика речевого общения входят такие компоненты, как инициатива коммуникативного контакта, установка на общение, «иллокутивное вынуждение» (термин А.Н. Баранова и Г.Е. Крейдлина). Здесь имеется в виду согласование участниками общения коммуникативных намерений, которые они облекают в форму тех или иных речевых актов - просьбы, требования, сообщения, приглашения, обещания и т.п., - соотношение диалогических и монологических форм речи, пау-зация (в частности, допустимость / недопустимость, обязательность / необязательность, краткость / протяженность пауз) и др.

Рассмотрим с этой точки зрения общение врача и пациента.

В типичном случае это представители разных социальных слоев. Хотя инициатива обращения к врачу может исходить от пациента, «ведущим» в их диалоге является, несомненно, врач. Он задает вопросы, и пациент обязан на них отвечать; он приказывает: - Дышите! - Задержите дыхание/ - Разденьтесь! - Лягте на кушетку! - и пациент обязан подчиняться. Врач рекомендует, запрещает, стращает возможными последствиями нарушения врачебных предписаний, и это не вызывает протеста, поскольку входит в систему ролевых ожиданий, характерных для социальной роли врача.

Само взаимодействие «врач - пациент» с необходимостью предполагает установку на общение (с этим можно сравнить взаимодействие в паре «следователь - подследственный», где установка на общение может присутствовать только у следователя). Врач и пациент периодически меняются ролями говорящего и слушающего, и хотя в целом их общение можно характеризовать как диалог, в этом диалоге допустимы более или менее значительные по объему фрагменты монологической речи - например, когда врач составляет анамнез и выслушивает рассказ пациента обо всех его прошлых и настоящих недугах. В процессе общения врача и пациента допустимы и нормальны паузы, причем регулирует паузацию, как правило, врач - например, при выслушивании ритмов сердца, при измерении артериального давления и т.п. (ср. общение в ситуации «своей» социальной среды, когда возникновение пауз скорее спонтанно, чем вынуждаемо одной из сторон общения).

Различия в тактиках речевого общения могут касаться также способов реализации одних и тех же языковых и па-раязыковых средств. Например, манера говорить, принятая среди представителей современного русского просторечия, в интеллигентской среде иногда оценивается как агрессивная (повышенная громкость обычной «информационной» беседы, резкость интонаций, оберучная размашистая жестикуляция, телодвижения, имитирующие те или иные физические процессы, и т.п.), тогда как с точки зрения говорящего - носителя просторечия такая манера общения агрессивной не считается. В интеллигентской среде при передаче чужого мнения или чужих высказываний не принято подражать манере говорения, которая характерна для цитируемого лица; в просторечной среде имитация чужой речи с элементами передразнивания (при отрицательной оценке того, кто имеется в виду, его действий и т.п.) - явление вполне обычное.

4. Невербальные компоненты коммуникативной ситуации - жесты, мимика, телодвижения - более разнообразны и свободны при общении людей среди «своих». В чужой среде, и особенно при общении «снизу вверх», эти компоненты находятся под социальным контролем, который суживает рамки жестовых и мимических реакций, и под самоконтролем участников коммуникации.

Из этой краткой характеристики разных сторон речевого общения видно, что в общем случае взрослый человек владеет некоей совокупностью социализированных, принятых в данном социальном коллективе норм общения, включающих как собственно языковые нормы, так и правила социального взаимодействия. Эти нормы обязательны для людей, живущих в данном языковом сообществе, при их речевом поведении как в социально однородной, так и в социально неоднородной среде.

8. Социальная регуляция речевого общения

В языке существуют «зоны», в большей или меньшей мере чувствительные к влиянию социальных факторов. Например, формы обращения к собеседнику, стереотипы приветствий, прощаний, поздравлений, извинений и т.п. - словом, вся система речевого этикета в наибольшей степени обусловлена социальными характеристиками коммуникантов и ситуацией общения. При этом в разных языках и языковых сообществах действуют разные рекомендации и запреты, касающиеся употребления тех или иных этикетных формул. Эти формулы достаточно условны: на их месте могли бы быть другие языковые выражения с тою же функцией, однако традиция - культурная и языковая - закрепила в употреблении именно данные речевые формы, а не какие-либо иные, и пренебрежение условностями этикета, попытки «вольничать» с этикетными шаблонами могут вести к непониманию и конфликтам.

Если вы начинаете общение с вашим знакомым без обычного здравствуй(те) или добрый день, то он может либо оскорбиться, либо предположить, что у вас случилось нечто, выбившее вас из обычной колеи и заставившее пренебречь формами этикета.

Уход из гостей без прощания оценивается в русском обществе как невежливое поведение; англичане же относятся к этому иначе, и в русском языке даже существует оборот «уйти по-английски» - незаметно и потому не прощаясь (любопытно, что в английском языке то же действие обозначается словосочетанием to take French leave, т.е. 'уйти по-французски').

Обращение по имени в соответствии с русскими обычаями возможно лишь к близкому или хорошо знакомому человеку. При этом обычно используется не полное, так называемое паспортное, имя, а уменьшительное: не Вячеслав, а Слава, не Екатерина, а Катя (правда, в последнее время, особенно в молодежной среде, наблюдается тенденция использовать в этой функции полную форму имени: Александр, Леонид, Святослав, однако это еще не стало общерусской нормой). У американцев принято более свободное употребление личного (и часто также уменьшительного) имени: например, коллеги по научной работе - не обязательно друзья или близкие знакомые! - могут называть друг друга Билл, Боб, Съюзи.

На юге США в прошлом существовали очень строгие различия между обращениями белых к черным, с одной стороны, и черных к белым - с другой. От рабов всегда требовалось обращаться к каждому из правящей социальной группы, добавляя вежливое сэр, или мистер, или мадам. К ним же обращались: бой или только по имени.

Среди некоторых национальностей современной Индии о лице, занимающем высокое социальное положение, принято говорить, употребляя местоимение и глагольные формы множественного числа. В буквальном переводе это звучит так: Судья начали заседание; Доктор заняли место председателя. Такое лицо и о себе говорит в столь же почтительной форме: мы пошли, нас предупредили, а не я пошел, меня предупредили. С этим можно сравнить обороты, существовавшие в старом русском просторечии: Барыня кушают, Барин гневаются, а также клише, начинавшее царские постановления: Мы, милостию Божией государь и император всея Руси Николай Второй…

Местоимение 2-го лица единственного числа, соответствующее русскому ты, используется в языке раджастхани (Индия) при дружеском обращении вышестоящего к нижестоящему или старшего по возрасту к младшему. Такое обращение возможно также в случае, когда говорящий ощущает большое интеллектуальное превосходство над адресатом (или это превосходство признается всеми членами данного социума): например, деревенский мудрец, к которому односельчане обращаются за советом и помощью, всем без исключения говорит ты, в том числе и сильным мира - богатому торговцу, землевладельцу.

В Венгрии, по наблюдениям венгерского лингвиста академика Ф. Паппа, обращение на ты (te) широко распространено в среде интеллигенции и мало встречается у крестьян: крестьяне обращаются друг к другу на вы, даже жена мужа называет на вы (а он ее - на ты). Среди интеллигентных людей одной профессии принято обращение на ты, даже если между собеседниками большая разница в возрасте и они мало знакомы друг с другом: на ты может происходить, например, общение специалистов, впервые встретившихся на профессиональной конференции. Если жёны на ты, то и их мужья, несмотря на возможную значительную разницу в возрасте и не очень близкое знакомство друг с другом, тоже должны придерживаться этой формы личного обращения.

У некоторых народов речевой этикет очень своеобразен и сложен. Например, в сельских районах Мексики в обращениях к собеседникам используются два местоимения 2-го лица: литературное испанское usted и менее вежливое tu (сравните русские Вы и ты или немецкие Sie и du). Но любопытно, что уважительное usted используется не только в официальных ситуациях и при обращении младших к старшим, но и при обращении… к собакам и кошкам, тогда как других животных называют на tu. Это связано со спецификой культурно-бытовых традиций, в которых собакам и кошкам отводится особое место: в отличие от других животных, собака и кошка постоянно находятся в доме (или при доме), они как бы члены семьи. Местоименное обращение usted и служит своеобразным отличительным признаком такого особого положения этих домашних животных.

Чрезвычайно разработанная система речевого этикета сохраняется по традиции в Японии и некоторых других странах Востока. У японцев существуют иерархически упорядоченные совокупности форм приветствий, рекомендаций, просьб, благодарности и т.п., использование которых зависит от социального статуса собеседника, его возраста, пола, уровня культуры и других признаков.

Еще более сложны и дифференцированы формы вежливости в таких языках, как корейский, тибетский, яванский. Корейцы, например, различают шесть рядов морфологических форм, каждая из которых связана с определенными отношениями между собеседниками: если социальное положение говорящего ниже, чем социальное положение адресата, употребляются одни формы, если выше - другие, при равенстве - третьи. Различаются по использованию этих форм виды речевого общения младшего по возрасту со старшим, женщины с мужчиной, мужчины с мужчиной и т.д. Кроме того, еще два ряда форм служат для обозначения разных отношений между говорящим и тем, о ком (или о чем) идет речь в данной ситуации.

В тибетском языке одно и то же значение выражается по-разному, имеет ли говорящий в виду себя или кого-либо другого, к кому он относится с почтением. Например, слова u и go значат «голова', но u - почтительная форма, а go - обыкновенная (о своей голове говорящий не скажет u, а только go). Так же различаются слова gongpa и sampa 'мысль', chhab и chpu 'вода» и некоторые другие.

«В яванском языке, - пишет исследователь этого языка К. Гирц, - почти невозможно что-либо сказать, не указав на различия в социальном положении говорящего и слушающего. Эти различия сильнее, чем те, которые символизируются местоимениями du и Sie в немецком (или ты и Вы в русском). Приветствуя человека, занимающего более низкое социальное положение, чем говорящий, последний использует выражение Ара padda slamet? 'Как дела?'; встречаясь же с лицом, которое выше его на социальной лестнице, он говорит нечто совсем иное, более вежливое, но имеющее тот же смысл: Menapa sami sugeng? Точно так же различаются и другие формы обращений и приветствий. Более того, многие слова и аффиксы, помимо их собственных значений, несут еще дополнительную нагрузку в условиях живой речи: они указывают на социальный статус собеседников и на степень близости их отношений. Так, слова omah, grija, dalem значат 'дом', но употребляются они различно: omah можно сказать при разговоре с человеком более низкого социального статуса, чем говорящий, grija - при разговоре с равным, третье же слово - dalem - самое «уважительное»: оно используется в общении с лицом более высокого социального положения».

На этих примерах мы убеждаемся, что формы речевого этикета отличаются не только национальным, но и социальным своеобразием. Способ обращения к собеседнику, виды приветствий, благодарности, приглашения, прощания и т.п. зависят от социального положения обоих коммуникантов, их пола и возраста, от характера их взаимоотношений.

Речевой этикет - лишь одна из «зон», испытывающих на себе влияние социальных факторов, регулирующих использование языковых средств. На других участках языковой системы это влияние имеет более скрытые и сложные формы. Например, оказывается, что социальные факторы не только формируют условия, в которых развивается и функционирует язык, но и входят в качестве компонентов в структуру языковых единиц. На первый взгляд это кажется маловероятным. Но факты свидетельствуют: социальное проникает в ткань языка, а не только служит «антуражем» его употребления.

9. Социальные ограничения в семантике и в сочетаемости языковых единиц

В лингвистических описаниях издавна отмечаются факты социальной маркированности формы языковых единиц: шахтеры говорят дОбыча угля, моряки - компАс, милиционеры и следователи - осУжденный за кражу и возбУжденное дело и т.п. Сравнительно недавно социолингвисты обратили внимание на то, что социальные различия между людьми проявляются не только «поверхностно» - например, в том, как они произносят одни и те же слова, но и более глубоко. Например, эти различия могут быть «встроены» в значение языковой единицы или в правила ее сочетаемости с другими единицами. Тем самым речь может идти не только о том, что социальные факторы обусловливают функционирование и развитие языка, но и о том, что они являются компонентами содержательной структуры языкового знака.

10. Социальные компоненты в семантике слова

В каждом языке имеется лексика, обозначающая различные отношения между людьми - межличностные и институциональные (т.е. реализующиеся в некоей иерархической социальной структуре - семье, производственной группе, спортивной команде, воинском подразделении и т.п.), а также отношения между личностью и обществом. Лексические значения таких слов содержат в себе указания на характер подобных отношений, которые в самом грубом виде можно разделить на отношения подчинения (или зависимости) и отношения равенства.

Рассмотрим это явление на двух группах примеров - предикатах, обозначающих асимметричные отношения, или отношения подчинения (зависимости):

(1) арестовать, аудиенция, благоволить, велеть, верховодить, взыскание, властвовать, власть, вменить, возглавить, воспретить, выговор, выселить, выслать, гневаться, головомойка, даровать, диктат, диктатура, жучить, закатать (под арест), зыкнуть, изгнать, инспектировать, кара, карать, кассация, кассировать, командировать, командовать, коноводить, консультировать, контролировать, конфисковать, мирволить, надзирать, надлежать, назначить, нахлобучка, нотация, обязать, окрик, опека, опекать, отозвать (посла), отстранить (от работы), подчинить, позволить, покровительство, покровительствовать, помилование, помиловать, разрешить, распекать, ревизовать, руководить, сместить, сослать, тиранить, экзаменовать и др. Эти слова обозначают ситуации, в которых социальная роль первого участника (семантического субъекта, или агенса) «выше» социальной роли второго участника (адресата или контрагента). Если мы обозначим социальную роль символом Р, то отношения, описываемые этими предикатами, можно схематически обозначить как Р(Х) > P(Y);

(2) апеллировать, апелляция, вымолить, выплакать (себе прощение), выхлопотать, гневить, грубить, дерзить, докладывать (в контекстах типа: доложить по начальству), испросить, исхлопотать, консультироваться, молить, непочтение, ослушаться, отпроситься, повиновение, повиноваться, подпевала, подчиняться, прекословить, пререкаться, рапорт, рапортовать, резать (правду в глаза), слушаться, экзаменоваться и др. Социальная роль первого участника ситуации «ниже» социальной роли второго; схематически: Р(Х) < P(Y).

Значения слов, называющих асимметричные ролевые отношения, назовем социально ориентированными в отличие от социально не ориентированных значений, присущих словам типа дружить, напарник, однокурсник, сослуживец, сосед, сотрудничать и под. Социально не ориентированные значения не содержат в себе никаких указаний на равенство социальных ролей, которые исполняют участники ситуаций, обозначаемых словами с такими значениями; поэтому дальше они не рассматриваются.

Семантическая структура слов, обозначающих социально ориентированные отношения, содержит не менее двух актантов - субъекта и адресата: кто командует кем, кто высылает кого, кто апеллирует к кому, кто выслуживается перед кем и т.д. Помимо актантов субъекта и адресата в значениях этих слов могут быть и другие смысловые компоненты - например, актанты содержания (Командир приказал нам наступать), мотивировки (Петю наказали за неуспеваемость), начальной точки (Их выселили из квартиры), конечной точки (Декабрист Лунин был выслан на каторгу) и др.

Некоторые из слов, обозначающих социально ориентированные отношения, указывают на определенные социальные функции лиц, между которыми эти отношения устанавливаются. Так, командир должен командовать, солдат должен подчиняться, невзрослый сын обязан слушаться родителей ине должен их ослушиваться и т.д. Компонент лексических значений глаголов командовать, подчиняться, слушаться, ослушиваться, указывающий на неравенство статусов участников соответствующей ситуации, здесь вполне очевиден. Он как бы лежит на поверхности. В других случаях такой компонент может быть выявлен только путем семантического анализа.

Так, глагол благоволить означает не просто 'проявлять расположение к кому-н.' или 'испытывать, проявлять к кому-либо доброжелательство, расположение', как истолковано это слово в словаре под ред. Д.Н. Ушакова и в малом академическом словаре. В этих толкованиях упущено существенное условие: статус того, кто выказывает благоволение, выше статуса того, кому благоволение адресовано. Если этим условием пренебречь, то, следуя приведенным толкованиям, мы должны допустить к употреблению, в частности, фразы типа: *Учитель математики благоволит к своим коллегам (ситуация равных статусов субъекта и адресата) или *Ученик благоволит к директору школы (ситуация, «обратная» нормальной: статус объекта благоволения ниже статуса адресата).

В ситуации, описываемой глаголом гневаться, субъект мыслится как лицо почитаемое, авторитетное, обладающее в данной социальной иерархии большой властью. Сравните:

«И увидев то, царь Иван Васильевич Прогневался гневом, топнул о землю И нахмурил брови черные…» (М.Ю. Лермонтов)

Невозможно употребление глагола гневаться в ситуациях с равным и в особенности с «обратным» статусом субъекта и адресата: * Товарищи на меня гневаются; * Лакей разгневался на барина за выговор, который тот ему устроил.

Рассмотрение этих двух явно устаревших глаголов - благоволить и гневаться - может навести на мысль, что социальный компонент лексического значения, указывающий на неравенство статусов субъекта и адресата действия (или отношения), характерен лишь для книжных и устаревших слов. Но это не так.

Например, вполне современный и даже разговорный по своей стилистической окраске глагол распекать - распечь нормально употребляется при обозначении отношений, в которых субъект обладает более высоким статусом, чем адресат. Можно сказать: Мать распекала сына за двойки, но нельзя: * Сын-школьник распекал мать за то, что она поздно пришла с работы или *Подчиненные распекали начальника за грубость.

Глагол принимать - принять в одном из своих значений описывает ситуацию, в которой принимающее лицо обладает более высоким статусом, чем принимаемое: Вчера президент Франции принял посла США и имел с ним продолжительную беседу; Сегодня мэр не принимает посетителей.

Некорректно употребление этого глагола, если условие об асимметрии социальных статусов нарушено: *Посол Франции принял президента США; *Директор завода не принял министра.

Глаголы грубить и дерзить, близкие друг другу по смыслу, обозначают отношения, в которых субъект находится в более низком статусе, чем адресат. Правда, глагол грубить может предусматривать два типа статусных (или ролевых) отношений между участниками называемой им ситуации: чаще всего статус (роль) субъекта ниже статуса (роли) адресата, но возможно его употребление и в ситуации, когда их статусы (роли) равны. Сравните такие примеры:

Не груби отцу! (обращение к подростку); Мальчик плохо учится, грубит учителям; Мы с тобой друзья, а ты не хочешь говорить со мной нормально: всё время злишься, грубишь.

Если отношения между участниками ситуации таковы, что статус (роль) субъекта выше статуса (роли) адресата, то употребить этот глагол нельзя: *Отец грубит сыну; * Учитель грубит ученикам.

Заметим, что оборот быть грубым, который кажется полным синонимом глагола грубить, может употребляться при любых статусных (или ролевых) отношениях между субъектом и адресатом этого действия: Мальчик груб с родителями и с товарищами; Учитель груб с учениками (со своими коллегами, с директором).

Важным компонентом значения глагола грубить является то, что это - речевое действие: грубость выражается в словах, в интонации, в сопровождающих речь жестах и т.п.

В отличие от этого содержанием действия, обозначаемого глаголом дерзить, является не столько словесная грубость, сколько непочтительное отношение, которое можетвыражаться и невербально. Сравните такой пример: Хотя молодой офицер говорил тихо и вежливо, все понимали, что он дерзит генералу.

Глагол дерзить в большей степени, чем грубить, ориентирован на выражение асимметричных отношений между участниками обозначаемой им ситуации: дерзят обычно младшие по возрасту старшим (часто на это различие накладывается и разница в социальном статусе или в социальных ролях). Фразы типа: Коля, почему ты дерзишь учительнице? Мальчик надерзил отцу и даже не извинился, - нормальны, правильны, а фразы типа: Учительница постоянно дерзила своим ученикам (статус субъекта выше статуса адресата) или * Мальчик дерзит своим товарищам (статусы субъекта и адресата равны) - воспринимаются как аномальные, неправильные. Словосочетание быть дерзким ведет себя точно так же, ср.: * Учитель дерзок с учениками, * Мальчик дерзок с товарищами.

На этих примерах мы убеждаемся, что в описание семантики (в толкование) слов, обозначающих асимметричные отношения между людьми, необходимо включать социальный компонент, который указывает неравенство статусов (или асимметрию социальных ролей) участников называемой словом ситуации. Этот социальный компонент составляет пресуппозицию лексического значения предикатов, обозначающих асимметричные отношения между людьми: при употреблении таких предикатов с отрицанием не социальный компонент сохраняется (не подвергается отрицанию) в отличие от ассерции (утвердительной части лексического значения), с которой и взаимодействует отрицание. Например, в предложении: Начальник вовсе и не благоволит к этой сотруднице - не отрицается тот факт, что статус начальника выше статуса сотрудницы, мы отрицаем лишь наличие особого отношения первого ко второй.

11. Социальные ограничения в сочетаемости слов

Ограничения в сочетаемости языковых единиц весьма разнообразны. Они обусловливаются характером лексического значения единицы, ее синтаксическими свойствами, поведением в высказывании, закрепившейся в языковой традиции избирательностью при соединении с другими единицами и многими другими факторами.

Существуют социальные по своей природе ограничения в сочетаемости слов в пределах высказывания, которые отражают определенные особенности ситуации, описываемой таким высказыванием.

Продемонстрируем это на следующих примерах. А. В русском языке имеется класс предикатов - глаголов и отглагольных существительных, сочетаний связки быть с прилагательным или существительным, которые обозначают взаимное действие или взаимное отношение участников ситуации: дружить, ссориться, обниматься, соответствовать, быть равным, быть другом и т.п.

Обозначив участников ситуации, называемых этими предикатами, с помощью переменных X и Y, а сам предикат - с помощью переменной Р (= предикат), мы можем констатировать вполне очевидную закономерность: если X Р (= дружит, ссорится, борется, обнимается,…) с Y, из этого обязательно следует, что и Y Р (= дружит, ссорится, борется, обнимается,…) с X, или - что то же самое по смыслу - X и Y Р (= дружат, ссорятся, борются, обнимаются,…).

Иначе говоря, из утверждения Коля дружит с Петей следует, что и Петя дружит с Колей и что Коля и Петя дружат, и все три высказывания синонимичны друг другу.

Такие предикаты называются симметричными. Классический симметричный предикат - выражение быть равным. Если при обозначении равенства геометрических фигур говорится: Треугольник ABC равен треугольнику DEF, то следствия из этого утверждения в виде фраз Треугольник DEF равен треугольнику ABC и Треугольники ABC и DEF равны обязательны, они не имеют и не могут иметь исключений (это противоречило бы элементарной логике).

Кроме классических симметричных предикатов есть так называемые квазисимметричные предикаты, у которых указанное условие синонимии всех трех конструкций (X Р Y= Y Р X = Хи Y Р) выполняется не всегда.

Таков, например, предикат быть похожим. В общем случае он является симметричным: предложение Хи Yпохожи (друг на друга) трансформируется как в предложение X похож на Y, так и в предложение Y похож на X. Но в реальном употреблении этого предиката действуют факторы, делающие предикат несимметричным. Так, можно сказать: Сын похож на отца, но не говорят * Отец похож на сына, хотя вполне правильно Отец и сын (сын и отец) похожи друг на друга.

Дело в том, что при употреблении предиката быть похожим применительно к родственникам действует следующее правило: первое актантное место предиката должно заполняться существительным, обозначающим лицо более молодое, нежели то, которое обозначается существительным, заполняющим второе актантное место. Если же имеются в виду два человека, не связанные друг с другом родственными узами, указанное условие необязательно; вполне можно сказать: На этой фотографии мой дед похож на нынешнего президента Франции.

Однако в этом случае действуют другие факторы: устанавливая сходство двух людей, обычно сравнивают данное лицо с человеком, известным в данном обществе, со своего рода эталоном, например: Этот старик похож на Жана Габена (но не наоборот: *Жан Габен похож на этого старика).

Если лицо, с которым сравнивают (Y), не обладает свойством «эталонное», оно должно быть известно и говорящему, и слушающему, в то время как лицо, которое сравнивают (X), может быть известно только говорящему. Например:

Ты знаешь Сидорова (X)?:

Нет. А кто это?

Ну как же! Такой круглолицый, приземистый, в очках, похож на нашего декана (Y).

«Обратный» порядок переменных при предикате быть похожим в данном случае неестествен: Декан похож на Сидорова (но при этом Сидоров не известен второму участнику диалога).

Соотношение актантных смыслов X и Y предиката быть похожим напоминает соотношение темы и ремы при актуальном членении предложения: Y - тот, на кого похож какой-либо человек, - это данное, известное участникам коммуникативного акта, а X - новое лицо, вводимое в поле внимания слушающего.

Интересный случай представляет собой предикат быть другом (друзьями). Казалось бы, он синонимичен глаголу дружить, который является одним из примеров классических симметричных предикатов. Но как только мы начинаем осуществлять синтаксическую трансформацию в соответствии со сформулированным выше условием симметричности, обнаруживается разница в употреблении этих двух предикатов. Эта разница не абсолютна: она проявляется лишь в том случае, если в качестве X и Y выступают названия лиц, неравных по социальному статусу, авторитету, известности в обществе, таланту и тому подобным характеристикам.

В употреблении предиката быть другом (друзьями) действует условие: У (тот, кому X приходится другом) - лицо с большим «социальным весом», чем X (тот, кто является другом Y). Сравните:

Асеев и Маяковский дружили. - Асеев дружил с Маяковским. = Маяковский дружил с Асеевым.

Асеев и Маяковский были друзьями. - Асеев был другом Маяковского. Фраза Маяковский был другом Асеева воспринимается как не вполне корректная, в ней нарушено сформулированное выше условие разного «социального веса» лиц - участников ситуации, обозначаемой предикатом быть другом.

Б. Вторая группа примеров связана с особой ролью говорящего в структуре речевого акта и в структуре высказывания. Об этом свидетельствует, в частности, специфика сочетаемости притяжательного местоимения мой с некоторыми разрядами существительных.

Так, в сочетании с существительным семья употребление этого местоимения отличается следующей особенностью: сочетание моя семья естественно в устах отца или матери и менее естественно в устах «рядового» члена семьи - сына или дочери, в особенности невзрослого (вместо этого они должны сказать наша семья).

Сочетания мой отдел, мой цех естественны в устах начальника отдела (цеха) в ситуации, когда он общается с представителями вышестоящих органов (например, отчитывается перед директором), и неестественны, когда начальник отдела (цеха) выступает перед сотрудниками или рабочими, составляющими этот отдел или цех. В этом случае лучше сказать наш отдел (цех). С другой стороны, сочетание мой отдел (цех) неестественно в устах рядового сотрудника отдела (или рабочего цеха) - более нормально: наш отдел, в нашем цехе.

Эта особенность в понимании и употреблении местоимения мой наблюдается в том случае, когда местоимение сочетается с существительным, обозначающим иерархизованный коллектив, т.е. такую организованную группу людей, отношения между которыми иерархизованы по принципу «глава - подчиненные». Это слова семья, отдел, цех, завод, бригада, взвод, рота, полк, дивизия и под.

При сочетании с названиями неиерархизованных коллективов местоимение мой не обнаруживает указанной особенности; ср. выражения типа моя деревня:

Провожать меня вышла чуть ли не вся моя деревня.

Спецификой обладает употребление местоимения мой и при соединении с существительными, обозначающими места постоянного обитания человека: дом, квартира, изба, комната и др. Выражения мой дом, моя квартира, моя изба должны пониматься в том смысле, что говорящий является владельцем, хозяином этого жилого помещения. Эти выражения естественны в устах главы семьи и сомнительны в устах невзрослого члена семьи.

Рассмотренные примеры убеждают нас, что социальные факторы глубоко проникают в ткань языка, обусловливая правильное понимание и употребление языковых единиц, закономерности их сочетания друг с другом в речи.

язык социолингвистический коммуникативный речевой

12. Понятие Коммуникативная неудача. Типология коммуникативных неудач, их причины

Одной из задач коммуникативной лингвистики, изучающей «поведение знаков в реальных процессах коммуникации», является выявление «правил коммуникативного кодекса», что возможно только через анализ «коммуниктивных осечек, неуместности речевых актов, их несовместимости».

Любые нарушения «правил коммуникативного кодекса» в лингвистической литературе принято обозначать термином коммуникативные неудачи. Развернутое описание коммуникативных неудач представлено в работах Б.Ю. Городецкого, И.М. Кобозевой, И.Г. Сабуровой, О.Е. Ермаковой, Е.А. Земской, Н.Д. Формановской.

Так, Б.Ю. Городецкий, И.М. Кобозева, И.Г. Сабурова, авторы коллективной статьи «К типологии коммуникативных неудач» определяют их как сбой в общении, при котором определенные речевые произведения не выполняют своего предназначения. В своей работе ученые отмечают, что при многомерном подходе к классификации коммуникативных неудач следует учесть такие важные критерии, как последствия коммуникативных неудач и источники коммуникативных неудач. Классифицируя коммуникативные неудачи по источникам, исследователи выделяют коммуникативные неудачи, причиной которых является сам коммуникант, и коммуникативные неудачи, вызванные обстоятельствами коммуникативного акта.

О.Н. Ермакова, Е.А. Земская в статье «К построению коммуникативных неудач» понимают под коммуникативными неудачами неосуществление или неполное осуществление коммуникативного намерения говорящего, обусловленное различными причинами. Исследователи выделяют три типа коммуникативных неудач с точки зрения их причин: 1) коммуникативные неудачи, порождаемые устройством языка; 2) коммуникативные неудачи, порождаемые различиями говорящих; 3) коммуникативные неудачи, порождаемые прагматическими факторами.

Н.И. Формановская также указывает на то, что непонимание, недоразумение и сбой в общении могут быть обусловлены самыми разными причинами, как внешними, экстралингвистическими, так и собственно языковыми. Например, к коммуникативным неудачам приводят и различия в картинах мира, сформированные разными национальными культурами (это так называемые «несовпадения речевого поведения свободно говорящих на одном языке представителей разных национальностей в силу специфики национально-культурных стереотипов…»), и разные ментальные модели фрагментов действительности и социальное «неравноправие» коммуникантов, и нарушения условий места и времени коммуникации.

Несмотря на частные различия, в целом исследователи сходятся в том, что коммуникативные неудачи - «вполне обычное явление в реальном человеческом общении». Они постоянны и естественны, т.к. непонимание, недопонимание, неумение услышать, а также и неумение выразить мысль - почти неизбежные спутники естественного общения.

Высказывание, представляющее собой по своему содержанию отклонение от коммуникативной нормы, можно определить как высказывание-нарушение коммуникативной нормы.

Безусловно, что основная речевая зона коммуникативных неудач - это сфера диалога, и это далеко не случайно. Нам представляется, что плодотворные и глубоко оригинальные мысли по этому поводу были высказаны еще Л.П. Якубинским. Талантливейший ученый провозглашает: «Язык есть разновидность человеческого поведения. Человеческое поведение есть факт психологический (биологический) как проявление человеческого организма и факт социологический как такое проявление, которое зависит от совместной жизни этого организма с другими организмами в условиях взаимодействия». «Соответственно перемежающимся формам взаимодействий, подразумевающим сравнительно быструю смену акций и реакций взаимодействующих индивидов, мы имеем диалогическую речь». «Естественность диалога можно утверждать главным образом в том смысле, что он соответствует, как смена акций и реакций, таким социальным актам взаимодействий, в которых социальное ближе подходит к биологическому (психофизическому). Диалог, являясь несомненным явлением культуры, в то же время в большей степени явление «природы», чем монолог». Именно поэтому «диалогическая форма способствует протеканию речи в порядке автоматической деятельности», то есть «такой речевой деятельности, которой не свойственны ни сложность (т.е. моменты борьбы или отбора), ни непривычность (говорения или восприятия), при которой речевые факты сознаваемы либо в крайне малой степени, либо вовсе не осознаваемы и не являются объектом внимания», "…высказывание, протекая вне контроля сознания, подвергается в этом случае влиянию различных психофизиологических факторов независимо от говорящего».

Е.В. Падучева считает, что «имеется, по крайней мере, два свойства диалогического текста, в силу которых он оказывается в каком-то смысле даже более простым объектом анализа, чем «обычный» монолог»». Во-первых, в диалоге каждое высказывание очевидным образом имеет говорящего и обращено к собеседнику - слушающему. Тем самым для предложения в диалоговом тексте непосредственной очевидностью является его вхождение в речевой акт, фиксирующий место, время, участников высказывания, контекст, т.е. «все, что необходимо для понимания этого предложения»; во-вторых, реплики диалога, уже на психологическом и при этом легко вычленяемом уровне ориентированы друг на друга. Они соотносятся как стимул и реакция. Если ты нарушил правильное соотношение, тебя тут же одернут».

Коммуникативные неудачи говорящего обычно корректируются партнером по общению в том случае, когда собеседники более или менее в равной степени овладели системой коммуникативных норм, принятых в том или ином социуме. При этом социальный статус и психологический тип адресата или слушателя определяет форму корректирования - «значащее» молчание или соответствующее высказывание.

Высказывание, представляющее собой ответную речевую реакцию на высказывание-нарушение коммуникативной нормы с целью передачи социального опыта соблюдения коммуникативных норм, мы предлагаем назвать корректирующим высказыванием.

В том случае, когда нарушения коммуникативных норм происходят в рамках живого непосредственного диалога можно выделить особый тип диалогических единств, одной составляющей которого является высказывание-нарушение коммуникативной нормы, другой - корректирующее высказывание. Приведем пример диалогического единства, связанного с нарушением коммуникативного правила этноречевого запрета и его коррекцией: Виктор: Нам с тобой еще хлебнуть за нее не пришлось бы. Лиза: Помолчи… (А. Кучаев «Все в дом») // реакция на реплику, высказанную в адрес молодой женщины, которая ушла от мужа в заброшенную усадьбу и не хочет возвращаться домой // .

Корректирующие высказывания, проявляющиеся главным образом в диалоге, выполняют важнейшую роль передачи социального опыта, поскольку диалогическое взаимодействие как форма речевого общения представляет собой процесс, в ходе которого коммуниканты могут и должны осуществлять регуляцию как собственной речевой деятельности, так (при необходимости) и речевой деятельности собеседника в соответствии с общепринятыми нормами и конвенциями общения. «В процессе общения, - пишет Б.М. Гринь, - коммуниканты осуществляют регуляцию речевой деятельности своей и собеседника, часто обмениваясь высказываниями, цель которых - побудить адресата к осуществлению / неосуществлению тех или иных речевых действий». Подобная регуляция возможна постольку, поскольку «диалоговое взаимодействие есть акт презентации внутреннего мира партнеров, охватывающее установки на взаимодействие, знание прагматической интерпретации, т.е. знание коммуникативно-социальных конвенций, знание о стратегиях обработки информации и порождении текста».

С этой точки зрения анализ корректирующих высказываний позволяет нам выполнить две важные задачи: 1) рассмотреть корректирующие высказывания как способ передачи социально-коммуникативного опыта; 2) выявить систему коммуникативных норм, регулирующих коммуникативное поведение личности в том или ином социуме, поскольку обнаружить и описать коммуникативные правила можно в том случае, когда они нарушены.

Размещено на Allbest.ru