Языковые средства представления сторон военного конфликта в американском и российском дискурсах

Размещено на http://www.allbest.ru/

[Введите текст]

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Языковые средства представления сторон военного конфликта в американском и российском дискурсах (на материале официальных текстов)

Специальность 10.02.20 - сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

Меркулова Елизавета Максимовна

Москва - 2013

Работа выполнена на кафедре сопоставительного изучения языков факультета иностранных языков и регионоведения Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Богданова Людмила Ивановна

Официальные оппоненты: Ларина Татьяна Викторовна,

доктор филологических наук, профессор;

кафедра иностранных языков

филологического факультета

Российского университета дружбы народов, профессор

Окунева Ирина Олеговна,

кандидат филологических наук;

кафедра английского языка

Российского государственного

гуманитарного университета, доцент

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Тюменский государственный университет»

Защита состоится «10 » сентября 2013 г. в 15-30 на заседании диссертационного совета Д. 501.001.04 при Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова по адресу: 119192, Москва, Ломоносовский просп., д. 31, корп. 1, факультет иностранных языков и регионоведения, ауд. 107-108.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке МГУ имени М.В. Ломоносова.

Автореферат разослан « » 2013 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета Маринина Е.В.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Настоящее диссертационное исследование посвящено проблеме выявления и сопоставления способов обозначения сторон военного конфликта в американском и российском дискурсах.

Работа направлена на систематизацию языковых средств, с помощью которых представлены все основные участники военных действий: 1) собственная страна, защищающая или себя, свои интересы, или другую страну; 2) страна, на которую нападают; и, наконец, 3) тот, кто нападает. В работе анализируется общее и различное в языковом представлении участников войны, а также в соответствии с дискурсивным подходом прослеживается определяющая роль целеполагания говорящего политического субъекта при выборе того или иного способа представления сторон. В работе описаны языковые средства, важные как для рецептивной, так и для продуктивной речевой деятельности.

Актуальность работы определяется потребностью в изучении конкретных проявлений оппозиции «свой -- чужой» с учетом опыта использования различных языков. Данная оппозиция проявляется особенно ярко во время военных конфликтов, что обусловило выбор темы диссертации. Актуальна и методика исследования, примененная в работе. В рамках дискурсивного подхода решается ряд практических задач, связанных с процессами порождения речи и ее понимания. Так, предложенный в работе анализ языковых единиц, выполняющих функцию интерпретации, позволяет слушающему выявить манипулятивные стратегии говорящего. Проведенное исследование позволяет также определить фактор адресата в политическом дискурсе, давая возможность оценить публичную речь в соответствии с ее прагматической эффективностью.

Описание языковых способов представления сторон конфликта в сопоставительном ракурсе с точки зрения интенций говорящего и с точки зрения фактора адресата до сих пор широко не представлено в отечественной лингвистике. дискурс агрессор конфликт российский

Лингвистические работы, посвященные военному конфликту, как правило, описывают материал в рамках концептуального подхода и, в частности, теории когнитивной метафоры. В исследованиях внимание традиционно уделяется метафорическому представлению участников войны. Так, достаточно подробно были изучены сферы-источники, которые актуализируются при метафорическом представлении участников конфликта, а также при номинации самих военных действий (в работах Э. В. Будаева, А. П. Чудинова, G. Goodnight, V. Kennedy, R. Kuusisto, J. Lule, R. Paris).

В данном исследовании используется терминология, принятая в рамках когнитивной теории метафоры (А. Н. Баранов, Э. В. Будаев, А. П. Чудинов, G. Lakoff, G. Goodnight, R. L. Ivie), в частности, используются номинации сторон военного конфликта, предложенные в работах Дж. Лакоффа: Агрессор, Защитник и Жертва. Исследованные в рамках когнитивной теории случаи непрямой номинации в данной диссертации объясняются с позиции дискурсивного подхода. В работе при систематизации языковых единиц учитываются как коммуникативные задачи говорящего, так и роль фоновых знаний в процессе восприятия речи (Н. Д. Арутюнова, В. Н. Бабаян, Т. Ван Дейк, Р. Водак, А. Ж. Греймас, В. З. Демьянков, Ю. Н. Караулов, В. Кинч, Ж. Курте, Г. Г. Молчанова, С. Г. Тер-Минасова, Е. И. Шейгал, Z. Harris, P. Seriot).

Представленный в диссертации подход, описывающий язык с точки зрения целеполагания говорящего, разрабатывался в трудах И. Г. Милославского, В. А. Белошапковой, Л. И. Богдановой и др. В диссертационном исследовании систематизируются языковые средства представления сторон военного конфликта, основанные на выявлении интенций говорящего.

Объектом исследования является политический дискурс, посвященный военным конфликтам.

Предметом диссертационного исследования являются характеристики языковых способов представления сторон военного конфликта в английском и русском политических дискурсах.

Гипотеза данного исследования состоит в следующем: в российском и американском политических дискурсах прослеживаются различия в тех средствах вербализации, которые способствуют реализации функции интерпретации. Такие различия в двух языках обусловлены фактором адресата и целями говорящего политического субъекта.

Цель исследования состоит в выявлении тех явных и неявных компонентов значения в описании участников войны, которые способствуют реализации не только когнитивной, но и интерпретирующей функции политического дискурса. Изучение компонентов значения включает также и описание языковых способов их представления в сопоставительном аспекте. Цель исследования предполагает решение следующих задач:

1. Сопоставительный анализ способов вербализации сторон военного конфликта.

2. Выявление влияния фактора адресата на выбор языковых способов представления сторон военного конфликта.

3. Исследование языковых способов реализации компонентов значения с учетом целеполагания говорящего политического субъекта Под говорящим политическим субъектом вслед за И. М. Кобозевой мы понимаем не конкретного говорящего, а политическую группировку, с позиции которой создавался текст..

4. Описание способов вербализации участников войны в мирное время, направленное на выявление изменений представления стран в условиях военного конфликта.

Материалом для настоящего диссертационного исследования послужили тексты выступлений первых лиц государства, посвященные описанию войны в Ираке, Ливии и Южной Осетии. Кроме того, в корпус проанализированных текстов входят различные жанры -- это интервью, тексты пресс-конференций, федеральные послания, обращения к стране (Address to the Nation), официальные поздравления, статьи в официальном издании МИД РФ (в «Дипломатическом вестнике»). Всего в диссертационном исследовании обработано порядка 200 текстов на двух языках. Для описания семантики лексем, закрепленной в языке, в исследовании использовались данные толковых словарей («Большой толковый словарь русского литературного языка», «Толковый словарь русского языка» С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, «Словарь русского языка» изд. РАН, Oxford English Dictionary, Webster's Dictionary, Longman Dictionary of English language and Culture и др.).

Теоретической базой исследования стала теория дискурса, позволяющая учитывать цели и установки говорящего политического субъекта, а также влияние экстралингвистических знаний реципиента на процесс понимания. При описании изучаемого материала использовался как ономасиологический, так и традиционный семасиологический подход. Среди используемых методов анализа языкового материала выделяются:

1. Сопоставительный метод, учитывающий лингвокультурологические особенности.

2. Метод контекстуального анализа, позволяющий описывать значение единиц в рамках высказывания.

3. Метод семантических полей, позволяющий описать лексические особенности представления изучаемого материала.

Научная новизна диссертации заключается в выявлении языковых сходств и различий американского и российского политических дискурсов с учетом процессов создания и понимания речи. В ходе исследования удалось систематизировать различия в вербализации сторон конфликта в двух дискурсах и установить основные причины расхождений. В работе впервые представлено систематическое сопоставительное исследование описаний военных конфликтов в российском и американском политических дискурсах.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что она вносит вклад в развитие политической лингвистики, теории дискурсивного анализа, в частности, тех аспектов, которые связаны с описанием языковых единиц с учетом целей говорящего и его идеологической позиции, фоновых знаний и коммуникативной компетентности реципиента, принятых оценок и стереотипов. В работе каждая языковая единица описана с позиции человека, производящего высказывание с определенной целью. Таким образом, работа развивает подход «от смысла к форме» (Л.В. Щерба, И.Г. Милославский и др.). Также в диссертации намечаются дальнейшие возможности исследования динамики изображения сторон военного конфликта, что позволит более четко разграничить объективную информацию и интерпретацию говорящего, ситуативно обусловленную войной.

Практическая значимость обусловлена тем, что материал исследования может помочь журналистам, спичрайтерам, референтам правильно выстраивать речь с учетом заданных целей. Результаты работы могут быть использованы для подготовки учебных материалов по сопоставительному языкознанию, политической лингвистике, культуре речи. Предложенный в диссертации анализ помогает выявить манипулятивные стратегии говорящего, интерпретирующую функцию, позицию говорящего, что особенно важно в процессе понимания и имеет ценность для читателя.

Структура работы отражает логику анализа, задачи и цели исследования. Диссертация включает пять глав, введение, заключение и библиографию. В первой главе дается представление о степени изученности материала и о теоретико-методологической основе исследования. Так как данная работа выполнена в рамках дискурсивного направления, в первой главе освещается теория дискурсивного подхода. Понятия, которые активно используются в данной работе: Агрессор, Защитник и Жертва, -- в зависимости от разных лингвистических школ рассматриваются либо как ситуативно обусловленные роли, либо как сферы -- источники метафор. В главе I описан ролевой подход к анализу языка, подходы, разрабатываемые в школе концептуальной метафоры, а также представлен обзор направлений, связанных с изучением политического дискурса. В главах II, III, IV последовательно раскрываются способы представления сторон военного конфликта: семантика создаваемого образа и способы ее вербализации, а также способы представления референта. В главе V делается попытка описания основных отличий в представлении стран в мирное время и во время войны. В Заключении подводятся итоги исследования и обозначаются перспективы изучения данного вопроса.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Описание сторон военного конфликта обнаруживает значительные различия в средствах вербализации в российском и американском политических дискурсах, которые могут быть объяснены фактором адресата или интенциями говорящего политического субъекта.

а) В американском политическом дискурсе выбор лексем, которые служат для вербализации стороны Защитника, определяется ценностными установками реципиента, что воплощается на лексическом уровне посредством единиц лексико-семантического поля со значением активности (не пассивной позиции), которые характеризуют действия Защитника: active, act, help, action, support. Также при описании Защитника используются лексемы, обозначающие ключевые американские ценности: free, freedom, responsible.

б) В российском дискурсе действия Защитника оправдываются с позиции нравственного и юридического законов, что вербализуется посредством лексем двух лексико-семантических полей со значением легитимности (право, мандат, миротворческие обязательства, законность, Конституция) и значением морали (правда, долг, мораль).

2. Представление стороны Жертвы отличается наибольшим сходством в двух дискурсах. Номинация Жертвы осуществляется посредством лексем, которые на фоновом уровне имеют компонент `беззащитность': женщины, дети и старики, child, woman.

а) Различия в описании обусловлены интенциями говорящего. Задача американского дискурса -- обоснование долгосрочного вмешательства в дела другой страны. Для этого Жертва описывается как пассивная, не способная себя защитить. Для оформления этой идеи используется социально маркированная лексика: liberate, help, make free, give strength, transform. Данные глаголы характеризуют американскую нацию, в то время как народ Ирака выступает как объект, над которым совершают действия.

б) Для российского дискурса такая задача не актуальна, что определяет и различия в языковом представлении Жертвы. Осетинский народ характеризуется через глаголы, обозначающие ментальное действие, модальные глаголы, глаголы активного действия (мочь, хотеть, объявить о суверенитете, принять решение, изъявить волю).

3. Для представления стороны Агрессора характерны значительные различия в двух дискурсах.

а) Задача американского дискурса состоит в том, чтобы показать Агрессора, который несет опасность для всего мира, описать не локальный, а мировой конфликт, что оправдывает участие США в военной операции. Для выражения этой идеи в дискурсе используется гиперонимическая лексика, которая служит для номинации Агрессора и его действий: evil, evildoers, destruction, the very worst of human nature.

б) В российском дискурсе Агрессор имеет локальный характер, что вербализуется посредством различного рода метонимических переносов, когда Агрессор представлен как одно лицо или группа лиц. Такие номинации в российском политическом дискурсе часто сопровождаются маркерами чуждости: националисты, авантюристы (о правительстве), а действия грузинских властей характеризуются через такие агональные знаки, как цинизм, геноцид.

4. Прагматически обусловленными являются способы выражения референтов, соответствующих образам Агрессора, Жертвы и Защитника. Для представления референта актуальна дихотомия «народ -- правительство», выбор одного из референтов зависит от интенций говорящего. В американском дискурсе в соответствии с идеей глобального конфликта выстраивается и система референции: сторона Защитник, представленная такими номинациями, как we, the United States, America, соотносится с нацией в целом. В американском политическом дискурсе прослеживается четкая тенденция глобализации референта Агрессора: Агрессор несет опасность всему миру (world, world values, global peace являются объектами угрозы). В российском политическом дискурсе представлена иная система референции: Защитник, который вербализуется аналогичными лексическими знаками мы, Россия, представлен как правительство или группа профессионалов, Агрессор -- как группа лиц. Такая система референтов отвечает интенциям говорящих политических субъектов: описанию локального, внутреннего конфликта.

5. Исследование динамики в представлении стран до и во время войны позволяет проанализировать, какие языковые средства выполняют интерпретирующую функцию, обусловленную военным конфликтом. Например, специфическими чертами языкового представления во время войны можно считать четкое противопоставление Агрессора, выраженного группой лиц, и Жертвы, представленной народом. В мирное время в российском политическом дискурсе употребляется номинация страны, которая означает и народ, и правительство. Во время военного конфликта создается системы номинаций для народа в целом и для правительства, причем эти номинации не пересекаются.

Апробация работы. Результаты работы были представлены на Ломоносовских чтениях и заседаниях кафедры сопоставительного изучения языков факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М. В. Ломоносова (2009, 2010, 2011, 2012 гг.), на конференциях «Россия -- Запад: диалог культур» (Москва, МГУ, 2011 г.), «Язык, культура, общество» (Москва, РАН, 2011 г.), Кирилло-Мефодиевских чтениях (Москва, ГосИРЯ им. А. С. Пушкина, 2010 г.), научно-практических конференциях «Филологические традиции в современном литературном и лингвистическом образовании» (Москва, МГПИ, 2011, 2010 гг.), международных конференциях студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» (Москва, МГУ, 2010, 2011, 2012 гг.), «Журналистика в 2009 г.» (Москва, МГУ, 2010 г.). Также результаты исследования были представлены в четырех журналах, рекомендованных ВАК («Вестник Московского университета. Серия 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация», «Политическая лингвистика», «Русская речь», «Вестник славянских культур»).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении определяются актуальность темы, степень ее разработанности, предмет исследования и основные задачи работы.

В главе I «Основные подходы к изучению политического дискурса» представлен обзор используемых в исследовании теорий и методик лингвистического анализа, а также освещается степень изученности выбранной проблематики.

В лингвистической традиции анализируемый материал рассматривался обычно с позиции теории концептуальной метафоры. Роли Агрессора, Героя, Жертвы впервые были выделены в когнитивной модели «Сказка о справедливой войне». Сюжет сказки о войне, являясь основной моделью, репрезентирующей войну в массовом сознании, имеет своей целью моральное оправдание ведения боевых действий. Данный сюжет впервые был представлен в 1991 г. в программной работе Дж. Лакоффа «Metaphor and War: The Metaphor System Used to Justify War in the Gulf», посвященной войне в Персидском заливе.

Согласно сценарию, существует заданный набор героев, амплуа: Злодей, Жертва и Герой. Эти образы, основанные на метафоре, являются тем, что в социолингвистике получило название «роль» -- система поведения, соответствующая определенной ситуации или определенному социальному положению. Злодею, Герою и Жертве соответствует тип поведения, который варьируется в зависимости от эпох, менталитета.

В поле изучения школы метафорического анализа попадают сферы-источники, которые актуализируются в данной системе ролей, и особенности сюжета, реализуемые в отдельных нарративах.

В разделе 1.2 представлен обзор работ, посвященных анализу политического дискурса в рамках теории метафоры. Исследования, посвященные выявлению сфер-источников, образуют три группы:

1. Исследования, посвященные выявлению метафор для номинации боевых действий.

2. Исследования, описывающие метафоры, которые используются для номинации сторон конфликта.

3. В отдельную группу стоит отнести исследования, основанные на сопоставительном изучении метафорического представления войны.

Однако анализ сфер-источников является лишь одной составляющей описания языка политики и языка войны. Данное исследование опирается на терминологию, разработанную в школе концептуальной метафоры (в частности, принятое разделение амплуа сторон военного конфликта), при этом в диссертации представлено многоаспектное описание способов изображения сторон с учетом целеполагания говорящего субъекта, что характерно для дискурсивного анализа.

Обращенность к ситуации, к контексту, включающему все сопутствующие лингвистические и экстралингвистические факторы производства и понимания речи, характерна для современного дискурсивного подхода к описанию языковых явлений.

Один из принципов дискурсивного анализа состоит в том, что описание языковых стратегий и способов невозможно без учета фактора адресата, что рассмотрено в разделе 1.1. Согласно интерактивной теории дискурса, разрабатываемой в трудах М. Б. Бергельсон, говорящий строит текст, опираясь на свои представления об адресате. Под фактором адресата понимаются как социальные характеристики адресата, так и его отношение к пропозициональному содержанию, которое непосредственно влияет на выбор номинаций.

Как было показано в трудах М. Б. Бергельсон Бергельсон М. Б. Прагматическая и социокультурная мотивированность языковой формы : диссертация ... доктора филологических наук: 10.02.19. М., 2005. -- 404 c., фоновые знания адресата и говорящего влияют непосредственно на способ вербализации, эти имплицитные знания не входят в содержание высказывания, однако в значительной степени определяют коммуникативный успех высказывания. Роль культурно значимых смыслов возрастает в публицистических текстах, в дискурсах, ориентированных на массовую аудиторию. Тексты такого типа выполняют не только информационную, но и интерпретирующую функцию.

В представленном диссертационном исследовании рассматриваются языковые знаки, использованные для номинации сторон военного конфликта, в связи с той функцией, которую они выполняют, а также с учетом фактора адресата и говорящего, что соответствует дискурсивному подходу.

Формально средства вербализации сторон военного конфликта кажутся похожими: для описания их действий используются знаки, которые по типологии М. Эдельмана Edelman M. The symbolic uses of politics. -- Urbana: University of Illinois press, 1964. относятся к конденсирующим символам, или же к политическим аффективам в терминологии Е. И. Шейгал Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса. -- М.: Гнозис, 2004., они способны вызывать эмоции в реципиенте и обеспечивать моментальную категоризацию понятия. Формальное подобие средств языкового представления в двух дискурсах объясняется одинаковой сверхцелью говорящих политических субъектов России и Америки -- моральное оправдание военных действий, создание образа справедливой войны. Однако содержание этих знаков оказывается различным в зависимости от адресата сообщения: так, например, местоимение we (мы), которое в обоих дискурсах обеспечивает функцию интеграции, различается по семантике. Одна из задач данного диссертационного исследования состоит в выявлении семантических различий типологически похожих знаков.

В разделе 1.1 также рассматриваются такие особенности политического дискурса, как эмоциональность, смысловая неопределенность, что отражается и при описании сторон военного конфликта.

В разделе 1.3 представлен обзор социолингвистических методов исследования, которые позволяют проанализировать язык политики. Л. П. Крысин считает, что два основных типа социальных отношений -- подчинение и равенство -- реализуются в языке, точнее, в лексике с социально маркированным типом значения Крысин Л.П. Социальный аспект владения языком // Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. М., 1989.. Анализ использования социально маркированной лексики позволяет более точно выявлять позицию говорящего и интерпретирующую функцию политического дискурса.

Таким образом, в главе I рассмотрены основные подходы и методы, используемые в диссертационном исследовании при анализе языкового материала.

В главе II «Языковые средства представления стороны Защитника в российском и американском политических дискурсах» рассматриваются способы языковой саморепрезентации народа в условиях войны. Представление самих себя в условиях военного конфликта характеризуется наибольшими различиями в американском и российском дискурсах. Семантика образа Защитника в российском политическом дискурсе, исследованная в разделах 2.1 и 2.2, основана на понятии закона. Согласно дискурсивному подходу процесс понимания невозможен без опоры на фоновые знания. Особенность семантики концепта `Закон' в русской лингвокультурной модели мира состоит в том, что он включает две сферы -- закон юридический и закон нравственный. Соблюдение закона юридического вербализуется посредством лексем мандат, право, закон: все наши действия и в тот, и в последующий периоды основывались на строгом соблюдении норм международного права, того миротворческого мандата, который был у наших сил (Д. А. Медведев).

Соблюдение нравственного закона оформляется на лексическом уровне посредством слов долг и правда: 1. Разразилась, действительно, гуманитарная катастрофа. И наш долг -- помочь людям (В. В. Путин). 2. Мы просто абсолютно убеждены, что правда -- на нашей стороне. Не мы куда-то пришли там. Это пришли на порог нашего дома, устроили вот эту кровавую акцию, провокацию… (В. В. Путин). В русском политическом дискурсе понятие долга соотносится в первую очередь с нравственной, а не с юридической сферой, что доказывает анализ контекстов употребления данной лексемы.

Анализу языковых средств описания образа Защитника в американском политическом дискурсе посвящен раздел 2.3. Для характеристики стороны Защитника в американском политическом дискурсе понятия юридического закона недостаточно: для языка американской политики характерно использование лексем, описывающих моральную сферу поведения, причем в американском дискурсе актуализируется другой набор ценностей, нежели в российском дискурсе. Freedom, action, responsibility (в значении ответственность), обозначающие ключевые американские ценности, становятся емкими символами американской стороны: For generations, the United States of America has played a unique role as an anchor of global security and as an advocate for human freedom (Б. Обама). Благодаря этим словам-маркерам, Защитник оценивается в категории СВОЕГО, что обеспечивает лояльность аудитории.

Действия Защитника также часто описываются с помощью гиперонимической лексики (good, security, peace). Война постоянно описывается как борьба good and evil. В российском политическом дискурсе подобное описание не имело бы коммуникативного успеха именно из-за абстрактности лексем. Однако в американском дискурсе именно такое описание обеспечивает необходимый прагматический эффект: Защитник в глазах американцев отстаивает всеобщие ценности (everything what is good and just; global peace, world, universal values, human beings), которые актуальны для всего мира. И именно весь мир -- the whole world -- становится объектом защиты, что выявляется при анализе сочетаемости лексем responsible, help, support. Всеобщность, ответственность за весь мир являются основными чертами образа Защитника, что реализуется, прежде всего, на лексическом уровне посредством использования гиперонимических лексем, описывающих универсальные ценности.

Прагматический эффект текстов, рассказывающих об отношениях Защитника -- Жертвы -- Агрессора, объясняется пресуппозицией текстов, согласно которой ценности freedom, action и responsibility (в значении ответственность) стоят выше, нежели понятие суверенитета другого государства. Таким образом, американской аудитории внушается мысль о необходимости ответственности за весь мир, а не только за себя, что оправдывает активное участие США в политике других государств, вплоть до войны: To brush aside America's responsibility as a leader and -- more profoundly -- our responsibilities to our fellow human beings under such circumstances would have been a betrayal of who we are (Б. Обама); In the event of conflict, America also accepts our responsibility to protect innocent lives in every way possible (Дж. Буш).

Для описания стороны Защитника в американском и российском дискурсах, как и было показано, используются языковые знаки, которые типологически выполняют одну и ту же функцию -- функцию интеграции. Они способствуют категоризации описываемого объекта (Защитника) в категории СВОЕГО. По природе своей эти языковые знаки, единицы лексического и морфологического уровней, относятся к политическим аффективам, они апеллируют к эмоциям реципиента: freedom, action, responsibility (в значении ответственность), we, мы, долг, правда, закон вызывают у адресата определенные чувства. Однако типологически и функционально похожие знаки оказываются различными по содержанию в двух дискурсах. Это семантическое различие определяется в первую очередь разницей в культурно обусловленной коммуникативной компетентности адресатов выступлений.

В главе II выделены разделы 2.2 и 2.4, посвященные представлению референта образа Защитника. Дихотомия «группа -- индивид», «народ -- правительство» актуализируется и в политическом дискурсе при описании сторон конфликта и имеет прагматическое значение. В данном исследовании на основе структурно-семантического анализа системы номинаций было изучено, с кем соотносятся Агрессор, Защитник и Жертва: с нацией или правительством.

В обоих дискурсах для номинации стороны Защитника используются гиперонимические лексемы, такие как мы, we, страна, государство, country, Россия, America. Семантика данных лексем, несмотря на тождество словарных значений, в употреблении различается: в российском политическом дискурсе мы, Россия соотносятся как с нацией в целом, так и с правительством, при этом чаще референтом выступает именно правительство. В американском политическом дискурсе сложилась другая тенденция: we, America соотносятся с понятием нации.

Такие выводы были сделаны на основе анализа определенного типа конструкций: Sub. + Praed., Sub. + Obj., где субъектом является гиперонимическая номинация стороны Защитника. Анализ объектов, и в особенности семантических предикатов, соответствующих данному субъекту, позволил выявить специфику семантики субъекта. В современных лингвистических исследованиях было установлено, что структура семантики предиката включает целую ситуацию, в которую входят участники процесса, в том числе и субъект действия, что выражено через актантную структуру глагола Русская глагольная лексика: денотативное пространство : монография / под общ. ред. Л.Г. Бабенко. -- Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 1999..

Как показано в разделе 2.3, в изученных ста текстах, представляющих описание событий в Ираке и в Ливии, Защитник соответствует предикатам со значением каких-либо ценностей, что выражено соответствующей лексикой (not to stand idly by, to defend freedom, to show courage): We will defend our freedom. We will bring freedom to others (Дж. Буш); But the United States of America will not stand idly by in the face of actions that undermine global peace and security (Б. Обама). В предложениях передается сообщение о том, что we, America не просто воюет, а отстаивает свои ценности. Система ценностей, согласно словарным данным, фиксирующим устоявшиеся значения лексем, характеризует такое понятие, как нация. Поэтому в таких контекстах гиперонимические номинации Защитника имплицитно передают сообщение: we -- это вся нация.

В российском политическом дискурсе мы и другие гиперонимические названия Защитника могут обозначать как нацию, так и правительство. Номинации Россия и Российская Федерация, как правило, соотносятся с правительством: Россия… приняла единственно правильное решение: защитить народы Абхазии и Южной Осетии и признать их независимость (В.В. Путин). Такие действия, как признание независимости, принятие государственных решений, принадлежат не нации в целом, а исключительно правительству. В предложении Мы вместе уже не раз доказывали, что способны на многое, что умеем побеждать (Д.А. Медведев), напротив, мы означает нацию, так как общая история (именно об этом говорится в предикативной части высказывания) характеризует не отдельно взятое правительство, а народ в целом. Таким образом, анализ предикативной части высказывания, а также объектов действия позволил выявить семантику номинации стороны Защитника.

В главе II в разделе 2.4 были рассмотрены случаи номинаций, характерных только для одного дискурса и нетипичных для другого. Такими номинациями, например, являются every American, people of goodwill: People of goodwill must also recognize that allowing a dangerous dictator to defy the world and harbor weapons of mass murder and terror is not peace at all (Дж. Буш); Every American can be proud of the lives we've saved in Libya (Б. Обама). Для американского политического дискурса характерно также перечисление конкретных лиц, что не является типичным для российского дискурса.

В главе III «Представление стороны Жертвы в российском и американском политических дискурсах» были рассмотрены способы изображения страны, на которую нападают. Для представления стороны военного конфликта в роли Жертвы характерна наибольшая общность в российском и американском политическом дискурсах. Универсальной и главной чертой образа Жертвы является атрибут невиновный и его аналог innocent в английском языке.

Также одной из главных черт образа Жертвы является идея беззащитности, что реализуется не только на лексическом, но и на морфосинтаксическом уровне. Глагольная сочетаемость способна имплицитно передавать идею беззащитности Жертвы. В разделе 3.3 были проанализированы устойчиво употребляющиеся словосочетания: help, liberate, save, free, defend + Obj., где объектом являются номинации Жертвы (Iraqi people, Libyans и др.). Фразы с такими словосочетаниями в пресуппозиции имеют следующее содержание: объект притеснен, беззащитен. Так, на уровне глагольной сочетаемости передается информация о слабости Жертвы.

Устойчивое употребление атрибутов и глаголов в дискурсе приводит к «оярлычиванию» явления, закреплению устойчивых ассоциаций, что характерно для обоих дискурсов.

Однако существуют и различия в представлении Жертвы: в американском дискурсе Жертва пассивна, что вербализуется на морфосинтаксическом уровне и передается через глагольную сочетаемость. При характеристике стороны Жертвы используются слова с социально маркированным компонентом значения, отражающие неравные ролевые отношения, т.е. эти слова обладают двумя актантами, один из которых занимает более высокое положение, чем другой. При этом субъект, занимающий более высокое положение, выступает как активный, изъявляющий волю, а субъект, занимающий нижестоящее положение, лишь принимает волю другого. К предикатам с социально маркированным компонентом значения относятся liberate, help, make free, give strength, transform, которые устойчиво употребляются для описания отношений иракцев и американцев. Такое морфосинтаксическое выражение задает определенную ролевую структуру, ролевой сценарий. Агентом в дискурсе является американская нация, а объектом -- Жертва: On the president's order, coalition forces began the ground war to disarm Iraq and liberate the Iraqi people (Дж. Буш); I sent American troops to Iraq to make its people free (Дж. Буш); We are transforming a once-sick society into a hopeful place (Дж. Буш).

Для российского политического дискурса такой способ представления не характерен, что показано в разделе 3.1. Народы Южной Осетии характеризуются через модальные глаголы или глаголы, выражающие активное ментальное действие (мочь, хотеть, принять решение, изъявить волю): мы поддержим любое решение, которое примут народы Южной Осетии и Абхазии (Д. А. Медведев).

Раздел 3.4 посвящен анализу референта образа Жертвы. Особенность американского политического дискурса состояла в том, что он выполнял ориентировочную функцию: для понимания адресатом политической ситуации необходимо было отделить референта Агрессора от референта Жертвы. Согласно стратегической цели, способ выражения субъекта, соответствующего образу Жертвы, выполнял также ориентировочную функцию: благодаря выборочному описанию все ливийцы становились невиновными, а следовательно, и Жертвой. Ни разу в текстах официальных лиц не говорилось о том, что среди ливийцев есть сторонники Каддафи, или же о том, что среди иракцев были те, кто поддерживал Хусейна. Фрагментарному изображению способствовали устойчивые номинации Жертвы посредством лексем innocent men and women, civilians, child, children: Because we acted quickly, a humanitarian catastrophe has been avoided and the lives of countless civilians -- innocent men, women and children -- have been saved (Б. Обама); Trust was imprisoned with children jailed on the capricious whims of a brutal regime (К. Райс). Такие лексемы, как women, civilians, children, содержат на уровне фоновых сем компонент значения `беззащитность'. Поэтому именно данные лексемы репрезентировали образ Жертвы в массовом сознании.

В российском политическом дискурсе ориентировочная функция была не так важна: Жертва была очевидна, образы Жертвы и Агрессора не пересекались. Поэтому «ярлыки» для описания Жертвы были не так актуальны. Однако, как показано в разделе 3.2, фрагментарное описание характерно и для российского политического дискурса, когда Жертва, например, описывается через лексемы гражданские жители, а также группу женщины, дети и старики: Сейчас по улице Октябрьской в подвале находится 50 человек -- гражданских жителей, из них более половины -- дети (В. В. Путин). Также в российском дискурсе при описании Жертвы используются те лексемы, которые на ассоциативном уровне связаны с образом ребенка: упоминаются разрушенные детские сады, школы. Лексемы женщины, дети и старики, подобно английским эквивалентам, содержат компонент `беззащитность'. Такое представление обеспечивало необходимый коммуникативный эффект -- возбуждение жалости. Таким образом, представление референта образа Жертвы отмечено общностью в российском и американском политическом дискурсах: важно, что совпадает как план содержания (идея невиновности, слабости), так и план выражения языковых знаков (похожие номинации Жертвы в двух языках).

В главе IV «Способы представления стороны Агрессора в российском и американском политическом дискурсах» проанализированы способы языкового представления нападающей страны, точнее, нападающей группы лиц. Основополагающим универсальным принципом представления стороны Агрессора являются антонимические средства описания по отношению к Защитнику. Защитник и Агрессор -- образы, расположенные на одной оси ценностей, но на противоположных ее концах. Герой, Защитник является своего рода «антонимом» по отношению к Агрессору. По такому принципу построен образ Агрессора в американском политическом дискурсе и в российском политическом дискурсе.

Речевые интенции говорящих политических субъектов в России и Америке совпадают при представлении стороны Агрессора, однако адресаты различаются, что объясняет различие в изображениях.

В разделе 4.3 исследуются способы вербализации Агрессора в американском политическом дискурсе. Агрессор представляет угрозу для всего мира в противовес Защитнику, который несет ответственность за весь мир (world security, global peace), что оформляется лексически с помощью гиперонимической лексики. Для российского политического дискурса такое изображение не свойственно.

В разделе 4.1 проанализированы средства, которые используются при описании Агрессора в российском политическом дискурсе. Если действия Защитника определялись через понятие внутреннего и юридического закона, то действия грузинской стороны описывались как незаконные. Грузинская сторона нарушает оба закона, что оформляется соответствующим образом в языке. Для характеристики нарушений со стороны Агрессора используются такие агональные знаки, как геноцид, циничный, нарушение мандата, обозначающие нарушение морального и юридического законов: 1. Одно маленькое, но гордое государство…накачивало военную мускулатуру для того, чтобы в один спокойный день, который традиционно человечество проводит без войны, осуществить абсолютно циничную, кровопролитную вылазку (Д. А. Медведев). 2. Саакашвили избрал геноцид для решения своих политических задач (Д. А. Медведев). 3. Те формы, в которых проходили действия грузинской стороны, иначе как геноцидом назвать нельзя (Д. А. Медведев).

Для американского дискурса идея легитимности не является самодостаточной, при представлении сторон военного конфликта важна информация о ключевых американских ценностях. Поэтому если американский народ был представлен как носитель свободы, то Агрессор (Саддам Хусейн или Муаммар Каддафи) изображен с помощью лексем dictator, tyrant. Такие лексемы являются маркерами чуждости для американского дискурса, так как на уровне фоновых сем все эти номинации содержат сему `несвобода', что вызывает однозначно негативную оценку в американской аудитории.

Типологически в двух дискурсах для вербализации Агрессора использовались одинаковые знаки: агональные знаки с маркерами чуждости (незаконный, цинизм -- tyrant, dictator), вызывающие у реципиента субъективно-оценочные и ассоциативные представления. Однако содержание знаков в двух дискурсах было различным.

Подобно тому как Защитник несет ответственность за весь мир, Агрессор наносит ущерб не только Жертве, но и всему миру. Эта мысль выражалась на языковом уровне посредством устойчивых субъектно-объектных отношений, устойчивой номинации объекта нападения the whole world: this is a fight to save the civilized world. This is a struggle against evil, against an enemy that rejoices in the murder of innocent, unsuspecting human beings (Р. Б. Чейни).

Также образ мирового Агрессора создавался посредством номинации через гиперонимические лексемы: let's speak clearly about good and evil; it's necessary to rid the world of evil (Дж. Буш). Номинация ущерба также осуществляется посредством лексем с семами `всеобщий', `мировой' (world crisis, humanitarian crisis). Подобный способ представления сторон военного конфликта подводил американцев к такому пониманию войны, при котором борьба шла не между конкретными странами, а носила мировой характер, как охарактеризовал Дж. Буш, world's fight, civilization's fight.

Абстрактная лексика, гиперонимическая лексика (good, evil, human beings, world) позволяет создавать такие языковые ситуации, когда объектом высказывания становятся всё и все, а не конкретные нации.

Такое построение речи, характерное для Дж. Буша, К. Райс, Р. Чейни, отвечает ключевому представлению американцев о сущности нации: нация не может быть замкнута сама в себе. Америка защищает не только саму себя, но и весь мир. Агрессор опасен не только для Жертвы, но и для всего мира. Интересы нации не ограничены национальными интересами. Безопасность нации не ограничена национальной безопасностью.

То же самое построение образа Агрессора прослеживается и в текстах, посвященных событиям в Ливии.

Для речи Б. Обамы и его правительства характерна не прямая, а косвенная номинация Агрессора, когда сам Агрессор собственно не назван, а перечисляются те проблемы, которые он вызывает. В классической схеме Агрессор причиняет вред Жертве или же Защитнику (если описание войны строится по сюжету о самозащите). Однако при описании войны в Ливии ущерб, причиненный Агрессором, описывался как ущерб для всего мира: He has denied his people freedom, exploited their wealth, murdered opponents at home and abroad, and terrorized innocent people around the world -- including Americans who were killed by Libyan agents (Б. Обама).

Таким образом, гиперонимическая лексика (humanitarian crisis, humanitarian catastrophe, evil, evildoers), с помощью которой либо называются действия Агрессора, либо сам Агрессор, способствует созданию такого образа, который несет опасность всему миру, а не только Жертве. При соответствующем изображении потенциальная опасность угрожала и США, и всему миру. При этом специфика изображения США в условиях войны была такова, что США несли ответственность за другие страны. Поэтому такой способ изображения Агрессора соответствует сверхзадаче политического дискурса -- оправданию военных действий США в других странах.

В разделах 4.2 и 4.4 анализируются способы изображения референта, соответствующего образу Агрессора.

В представлении референта, соответствующего Агрессору, выделяются две стратегии -- минимизации и глобализации Агрессора. Стратегию минимизации Агрессора можно считать универсальным средством: минимизация характерна как для русского, так и для американского дискурсов. Номинация Агрессора через метонимию является универсальным средством создания данного образа. Выделяются три основных случая подобных номинаций: 1.Номинация целой страны через одно лицо, а именно лидера. Таковы номинации Каддафи, Хусейн, Саакашвили, мальчик, tyrant, dictator, заменяющие обозначения Ливия, Ирак, Грузия. 2.Номинация страны через выделение группы лиц -- правительство и семья Каддафи. 3. Номинация Агрессора посредством лексемы режим. Такие виды номинации встречаются в обоих дискурсах. При этом Агрессор, представленный как группа лиц, часто противопоставляется Жертве-народу.

В главе V «Способы представления страны вне военного конфликта» представлен краткий сопоставительный анализ изображений одной и той же страны до и во время войны. Исследование динамики изображения страны позволяет определить те языковые знаки, которые служат для передачи мнения говорящего или же его целей, обусловленных войной. Специфическими чертами политического дискурса и в России, и в Америке можно считать четкое противопоставление Агрессора, выраженного группой лиц, и Жертвы, представленной народом, что обусловлено ориентировочной функцией политического дискурса. В мирное время такое противопоставление отсутствует. Так, при описании Ливии в мирное время отсутствует характерное для политического дискурса разделение на правительство-Агрессора и невинных ливийцев. Лексемы Libya, Libyans обозначают совокупно самих ливийцев и правительство.

В мирное время в российском политическом дискурсе употребляется номинация страны Грузия, которая означает и народ, и правительство. Однако при возникновении конфликтных ситуаций начинают активно использоваться отдельные номинации для правительства: Тбилиси, режим, власти Тбилиси. Таким образом, четкое противопоставление правительства народу можно считать характерной для военного конфликта языковой особенностью.

Если сопоставлять описание войны в Осетии, Ираке и Ливии, а также тексты, непосредственно предшествующие им, необходимо отметить, что представление стороны конфликта как Жертвы формируется позднее всего, в то время как сторона Защитник и сторона Агрессор выявляются раньше.

В Заключении подводятся итоги диссертационного исследования.

Итак, в диссертации разработана система сопоставительного лингвистического исследования военного конфликта с позиций говорящего субъекта, на основе чего создано описание языковых средств вербализации сторон военного конфликта с учетом интенций говорящего.

Политический дискурс, описывающий конфликт между странами, эксплицирует войну интересов и ценностей, внутренний «драматизм» политического дискурса создается за счет пропозиции «мы хорошие -- они плохие». Этот контраст ценностей составляет «внутренний сюжет» политического дискурса. Защитник, Агрессор и Жертва -- те роли, которые построены на определенном ценностном содержании, соответствующем представлениям об этих амплуа. В работе представлен анализ языковых средств с учетом их функциональной типологии и особенностей их семантики.