• I. Введение в проблему: лингвистический и семиотический подходы в семантике
• II. Две ориентации в анализе смысла и значений знаковых выражений - "натуралистическая" и "деятельностная"
• III. Структура знака с деятельностной точки зрения - смыслы, значения, знания

I. Введение в проблему: лингвистический и семиотический подходы в семантике

Схема 1

1. Изложенная выше установка, критическая и весьма радикальная по отношению к языковедческой традиции, не является чем-то совершенно новым для философии и логики. "Логос" Аристотеля, "лекта" стоиков, "интенции" и "суппозиции" средневековых схоластов, "концепт" Абеляра и "понятие" Гегеля - все это, по сути дела, разные попытки ввести ту идеальную действительность, в которой могли бы существовать, изменяться и преобразовываться "смыслы" и "значения". И позднее многие исследователи, в рамках этих действительностей и вне их, пытались создать такую рациональную конструкцию "смысла" и "значений", которая представила бы их в виде особых идеальных объектов и позволила бы нам изучать их строго научно. Но ни одному из них (в том числе Г. Фреге, Д. Гильберту и Ч. Моррису) не удалось решить этой проблемы, и поэтому до сих пор ни в логике, ни в эпистемологии, ни в семиотике не существует понятий смысла и значения, несмотря на то, что все признают их исключительную важность и даже ключевую роль во всех названных дисциплинах (ср. [WeiЯgerber 1930: 43]) Конечно, чтобы сделать эти утверждения убедительными, нужно систематически изложить и детально проанализировать все основные попытки ввести понятия смысла и значения, зафиксированные в истории, описать приемы и схемы абстракции, лежащие в их основе, и далее - показать те парадоксы, к которым приводит пользование этими понятиями, и объяснить их, описав несоответствия между самим объектом и применяемыми к нему средствами анализа; весь этот материал оправдывал бы затем те принципы методологии и конкретные представления об объекте, которые мы выдвигаем взамен существующих. Но вместить все это в рамки одной статьи невозможно физически, и поэтому в этой части статьи мы ограничились предельно кратким и совершенно догматическим изложением некоторых основных идей и принципов нашего подхода, рассчитывая в дальнейшем, когда представится возможность, опубликовать и всю критическую часть нашего исследования..

2. Такой результат вряд ли можно считать случайным. Но если он, наоборот, закономерен, нужно перевернуть всю проблему и искать основные причины и источники столь устойчивых, постоянно повторяющихся злоключений анализа, нужно найти тот слой мыслительных средств, которые их вызывают и изменение которых, напротив, могло бы сдвинуть дело с мертвой точки.

На наш взгляд, эта причина и источник заключены прежде всего в бедности того категориального аппарата, с которым мы подходим к исследованию знаков. А она, в свою очередь, обусловлена той онтологией и теми формами видения мира, которые принято называть "натурализмом", и недостаточной разработанностью альтернативной, "деятельностной" картины мира.

В других словах, основной недостаток всех предложенных до сих пор подходов в исследовании знаков (в частности, их смыслов, значений, значимостей и "содержаний") заключается, по нашему убеждению, в том, что не учитывается принципиальное отличие их как объектов и предметов изучения от всех других предметов, в исследовании которых естественные науки достигли к настоящему времени известных успехов; в результате все существующие концепции знака и речи-языка как знаковой системы дают недопустимо переупрощенное представление о них и делают невозможной разработку новых эффективных методов исследования.

3. В частности, во всех теоретических подходах к знаку до сих пор совершенно отсутствовал анализ конструктивно-нормативной работы, порожденной специфическими условиями и механизмами воспроизводства деятельности, и ее влияния на различные аспекты существования знака Основные представления о деятельности и механизмах ее воспроизводства изложены в работах [Щедровицкий 1966 a, 1967 a; Лефевр, Щедровицкий, Юдин 1967 g; Щедровицкий 1970 a; Генисаретский 1970 a]..

Этот момент может казаться удивительным, так как в самом языковедении конструктивно-нормативная работа всегда преобладала над другими. Но такова уж сила теоретических предрассудков: гипноз естественнонаучного подхода, возобладавшего с начала ХIХ столетия, с его представлениями объекта изучения как объекта созерцания и общим невниманием к процессам и механизмам деятельности Ср. это с исходными утверждениями К. Маркса в "Тезисах о Фейербахе": "Главный недостаток всего предшествующего материализма - включая и фейербаховский - заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно..." [Маркс 1955 b: 1], заставлял и заставляет языковедов закрывать глаза на практику собственной работы, на то бесспорное обстоятельство, что они сами строят и преобразуют язык, стремясь управлять его развитием (см. [Щедровицкий 1969 b]).

4. Одним из существенных следствий неуместного употребления "натуралистической идеологии" в лингвистике, логике и семиотике явилось смешение "значений" либо со "смыслами" знаковых выражений (и далее - с их психологическими производными), либо с "содержаниями" знаний, зафиксированных в знаковых выражениях, - с означаемыми, денотатами, десигнатами, операциями и т.п. Напротив, анализ разных видов деятельности, внутри которых создается и живет язык, в том числе конструктивных видов деятельности, впервые дает основание для анализа знаков объективными методами и позволяет различить и четко определить их "смыслы" и "значения", противопоставив их "содержаниям" знаний.

Схема 3

Все перечисленные моменты достаточно очевидны и вряд ли кто-нибудь скажет, что они не должны входить в акт коммуникации; другое дело - являются ли они основными в интересующем нас плане и дают ли достаточно полное представление об акте коммуникации в целом? Но вводимая нами схема и не претендует на это; она призвана лишь указать на рассматриваемую объектную область, примерно очертить ее границы, а сама система и структура акта коммуникации остаются пока открытыми и могут развертываться как интенсивно, так и экстенсивно.

Для нас существенно лишь то, что пока эта схема не включает "смыслы" - ведь они не являются непосредственно фиксируемыми "со стороны" моментами акта коммуникации, - и, следовательно, мы должны будем проделать еще специальную работу, чтобы, исходя из уже перечисленных или вновь добавляемых моментов, ввести их изображения. При этом, естественно, нам придется затронуть и обсуждать вопрос, что есть "смысл" и как он существует в деятельности.

2. Обыденное употребление слов "понимает" и "смысл" наталкивает на то, чтобы определить "смысл" как то, что понимается нами при прочтении текста; и многие исследователи прямо переносят это представление из обихода в науку "Смысл - это то, что мы схватили, чтобы понять выражение, когда нам его сказали. С другой стороны, значение выражения нужно еще открывать посредством эмпирического исследования или каким-либо иным путем - и это необходимо помимо того, что у нас есть знание языка; можно - и это весьма вероятно - понимать выражение, но не знать его значения" [Churh 1943: 301] (ср. также [Щедровицкий 1965 c; Jacobson 1959: 62]).; тогда оно мыслится в ряду подобных же определений: "то, что воспринимается", "то, что преобразуется", "то, что получается" и т.д., и "смысл" в силу этого выступает либо как предмет понимания, либо как его продукт.

Однако такое определение "смысла", совершенно естественное, само собой разумеющееся и, как представляется, схватывающее суть, на деле оказывается мнимым: оно не имеет ни операционального, ни онтологического содержания. Это становится совершенно очевидным как только мы задаем вопрос: что же понято нами в том или ином тексте? Когда пытаются ответить на него, то строят новый текст или какое-либо изображение, которые должны выразить "то же самое", что было выражено в исходном тексте. И нам остается одно из двух: либо объявить эти вторичные тексты и изображения самим смыслом (игнорируя при этом совершенно очевидные соображения, показывающие, что это не так В частности, при таком подходе почему-то не обращают внимания на то, что вторичные тексты и изображения сами должны быть поняты, и "смысл", по исходному определению, есть то, что мы понимаем, читая их, и поэтому правильно было бы говорить, что "смысл" исходного текста есть то, что мы понимаем при чтении второго текста или изображения (поскольку мы с самого начала постулировали, что смыслы их тождественны). Но эти теоретически очевидные соображения не принимаются во внимание, и на вопрос, в чем смысл исходного текста, просто отвечают вторым текстом или изображением. Во многих практических ситуациях, например при толковании текстов, переводе с одного языка на другой и т. п., этого вполне достаточно, как способ работы в определенных ситуациях такая практика, следовательно, вполне оправдана, но она ровно ничего не дает нам для выявления смыслов как таковых и задания понятия "смысл". Поэтому ошибка здесь состоит не в том, что так работают, а в том, что из этой практики работы пытаются выводить собственно научные представления. Такими же, лишь имитирующими форму научного знания, конструкциями являются и все определения следующего рефлексивного уровня, вводящие "смысл" в качестве инварианта синонимического перефразирования (см. [Jacobson 1959: с. 62; Жолковский и др. 1961; Мельчук 1974: 11]).), либо же признать "смысл" такой сущностью, которая может только пониматься и никогда не может быть представлена в специальных, моделирующих и понятийно фиксирующих ее знаниях.

Эти затруднения, возникающие при попытках научно зафиксировать и описать "смысл" исходя из актов понимания, объясняются в первую очередь тем, что понимание как таковое не является продуктивной деятельностью и поэтому "смысл" не может рассматриваться и трактоваться по схеме предметов и продуктов понимания.

Не снимает всех этих затруднений и попытка рассмотреть понимание как переход от текста к ситуации: ведь ситуацию, взятую в наборе ее основных вещественных элементов, никак нельзя считать продуктом понимания; и даже если предположить, что ситуация является мысленной и потому - идеальной, то все равно мы должны будем рассматривать ее как порождение мышления, а отнюдь не как порождение чистого понимания (см. [Щедровицкий, Якобсон 1973 e]). И точно так же, если определять процесс понимания как переход от ситуации к тексту, то опять-таки текст будет продуктом мышления и речевой деятельности, а не понимания как такового, хотя понимание, бесспорно, будет участвовать на каких-то ролях в образовании текста.

Итак, "действительность" ситуации, которую мы восстанавливаем по тексту, является продуктом практической деятельности и мышления (вместе со всем тем, что в них входит и их обслуживает); эта "действительность" фиксируется в знаниях, вплетенных в деятельность, и может рассматриваться в качестве их содержания; более узко и более точно - эта действительность выступает в качестве "содержания" того знания, которое обеспечивает связь мышления с практической деятельностью и которое как бы снимает их в себе. Когда мы понимаем текст, то параллельно и одновременно мы мыслим и вырабатываем знания, которые переводят то, что мы понимаем, в форму "содержания" Нередко, когда говорят о "смысле", реально имеют в виду и подразумевают "содержание знаний"; в частности, именно так чаще всего употребляют слово "смысл" А.К. Жолковский и И.А. Мельчук. Конечно, если бы речь шла только о том, как назвать одинаково выделяемое всеми явление, то по этому поводу вообще не стоило бы спорить, но здесь, как это следует из всего изложенного выше, встает вопрос, затрагивающий само существо дела. И поэтому, в принципе, необходимо подробно описать и объяснить, как происходит и чем обусловлена такая подмена смысла содержанием. Не имея возможности обсуждать все это в деталях, мы отметим лишь два момента, на наш взгляд, наиболее существенных: во-первых, сами знания формируются на том же самом материале, который охватывается пониманием, и в силу этого нередко они заменяют понимание, а во-вторых, процессы понимания, в особенности у исследователей, организуются знаниями и идут так, как того требуют знания. Именно эти два момента в первую очередь приводят к тому, что в процессе понимания очень часто приходят к тому, что уже знают, а исследователи склонны отожествлять смысл с содержанием., а затем, когда мы начинаем действовать, - в форму "действительности" нашей деятельности.

Но из того, что мыслительная деятельность и понимание развертываются одновременно, параллельно и в тесной связи друг с другом, нельзя делать вывода, что они совпадают или что понимание производит то, что на деле является продуктом мыслительной деятельности; повторяем, понимание, пока оно не стало особым видом деятельности, непродуктивно и само по себе не порождает и не может породить "смыслы". Но тогда, спрашивается, что такое "смысл", как он получается (или создается) и как связан с актами понимания.

3. Основная гипотеза, которую мы выдвигаем, отвечая на эти вопросы, состоит в том, что на уровне "простой коммуникации" Выражение "простая коммуникация" обозначает в этом контексте особый идеальный объект, сконструированный в соответствии с принципами исследования сложных системных объектов методом генетического восхождения (см. [Щедровицкий 1958 b, 1967 a; Зиновьев 1954; Zinovкv 1958]). Этот идеальный объект ни в коем случае нельзя трактовать как результат простого вычленения некоторой структурной единицы из сложного целого; наряду с таким вычленением мы производим одновременно упрощение всех элементов и связей этой единицы, убирая в них все свойства, обязанные своим происхождением системному окружению этой единицы, и оставляя только те свойства, которые связаны с независимым ее функционированием и развитием. Характер абстракции, которую мы осуществляем, конструируя этот идеальный объект, делает совершенно бессмысленной проверку его путем сравнения с эмпирическими актами коммуникации, которые, в этой терминологии, все - "непростые"., представленной на схеме 3, не существует никакого "смысла", отличного от самих процессов понимания, соотносящих и связывающих элементы текста-сообщения друг с другом и с элементами восстанавливаемой ситуации.

То, что соотносится и связывается в процессе понимания, то и понимается; поэтому, характеризуя "простую коммуникацию", можно сказать, что мы понимаем какие-то элементы текста или текст в целом, можно сказать, что мы понимаем место и роль тех или иных элементов ситуации или же ситуацию в целом, но нельзя сказать, что мы понимаем смысл текста или смысл ситуации; все выражения такого рода для индивидов, объединяемых актом "простой коммуникации", либо являются неправильными, либо несут совершенно иное содержание.

По сути дела то, что мы сказали, равносильно утверждению, что "смысла" не существует, а существуют лишь процессы понимания. И мы настаиваем на том, что это утверждение истинно, но не вообще (как это трактовалось бы при натуралистическом подходе), а только для мест, связанных "простым" актом коммуникации. В рамках деятельностного подхода, следовательно, сделанное нами утверждение по сути дела содержит в себе указание на то, что "смысл" появляется или должен появиться дальше - в более сложных системах деятельности и на каких-то других местах Делая это утверждение в отношении "смысла", мы исходим из общего принципа деятельностного подхода: каждая организованность деятельности может быть порождена только строго определенной системой социально-производственной кооперации..

Таким местом, на наш взгляд, является место исследователя, находящегося вне исходного акта коммуникации и вынужденного каким-то образом оперировать с процессами понимания при структурном или морфологическом описании других моментов акта коммуникации - мышления, деятельности, речи, текстов, языка и т.п. (схема 4). И хотя ему в акте коммуникации противостоят процессы понимания и нет ничего такого, что мы привыкли понимать под словом "смысл", этот исследователь говорит именно о "смысле", а не о процессах понимания, ибо он вынужден (для того, чтобы решить стоящие перед ним исследовательские задачи) представить эти процессы соотнесения и связывания разных элементов текста друг с другом и с элементами ситуации в виде соотнесенности и связности этих элементов, в виде сети статических отношений между ними, в виде структуры.

Схема 4

В методическом плане этот прием изображения и фиксации процессов отработан уже давно: когда античная физика столкнулась с проблемами описания и моделирования движения, то она обратилась прежде всего к "следам" этих движений; когда в контексте анализа этих "следов" были решены основные задачи соотнесения дискретных числовых характеристик с непрерывными графическими представлениями (см. [Аристотель 1937 c]), появилась возможность фиксировать и изображать в виде линий и отрезков изменения любых параметров, характеризующих объекты, и на этой основе затем стала разрабатываться геометрия различных идеальных пространств.

После этого продвижение в каждой содержательно-предметной области стало определяться в первую очередь успехами в разработке статических форм описания и фиксации характерных для этой области процессов В исключительно тонком и глубоком исследовании по истории механики [Гуковский 1947] М.А. Гуковский убедительно показал, что теория свободного падения тел стала возможной лишь после того, как Дунс Скотт, Ричард Суайнсхед и Орем нашли способ изображать отношения меняющихся характеристик движения в чертежах геометрических фигур (см. также Юшкевич 1961: 395-403])..

семантика лингвистический семантический смысл значение

Следуя по этому же пути, исследователь актов коммуникации и, более узко, процессов понимания должен прежде всего выработать и ввести специальный язык для статической фиксации этих процессов. Здесь многое происходит подобно тому, как это происходило в естественных науках. Но есть и очень существенные отличия. Первое из них состоит в том, что сами процессы в акте коммуникации являются значительно более сложными, чем процессы в механическом движении, и это приводит к неимоверному усложнению самого языка описаний.

Второе отличие связано с тем, что знания о деятельности и их содержание имеют в деятельности принципиально иное существование, нежели знания о природе, и это проявляется, в частности, в их отношении к своему объекту. Если, к примеру, в рамках натуралистического подхода, изобразив процессы понимания в структурных схемах, мы так бы и говорили, что это - изображения процессов понимания и их содержание не имеет никакого другого реального существования, кроме как в своем объекте, то в рамках деятельностного подхода, наоборот, мы должны сказать, что статические структурные изображения процессов понимания, созданные на определенном месте в системе кооперации, задают и фиксируют действительность совсем особого рода, которая, благодаря различию мест социальной кооперации, имеет свое собственное существование, отличное от существования процессов понимания Здесь используются два принципа деятельностного подхода: (1) всякая чисто познавательная позиция должна рассматриваться как позиция в системе социально-производственной кооперации и (2) всякое знание задает особую действительность деятельности - "практической" или мыслительной.

. Эта особая действительность, создаваемая исследователем при статической фиксации процессов понимания, и есть то, что называется "смыслом" (схема 5).

Схема 5

4. После того как структурное изображение процессов понимания сложилось и оформилось, оно начинает разнообразно употребляться - в разных отношениях к объекту и в разных позициях.

Одно из этих употреблений - так называемая формальная онтологизация: структурная схема рассматривается как изображение самостоятельной структурной сущности, "смысла" как такового; при этом между изображением и тем, что изображается, устанавливается полное соответствие - и это совершенно естественно, ибо само изображаемое получилось путем простого удвоения изображения и приписывания одному из дубликатов статуса объективной сущности (ср. [Щедровицкий 1960 c: I-II, 1966 e, Schedrovitsky 1967 f, 1968 d]).

Это употребление структурных схем приводит и к соответствующей трактовке самого "смысла": он определяется как та конфигурация связей и отношений между разными элементами ситуации деятельности и коммуникации, которая создается или восстанавливается человеком, понимающим текст сообщения Вариантом такого представления является одно из представлений "смысла", предлагаемое И.А. Мельчуком: "Предварительно можно мыслить себе “смысл”... как некоторый сложный граф, вершины которого помечены символами “смысловых атомов” (некоторых порций смысла, выбранных в данном описании в качестве элементарных), а дуги - символами связей между ними" [Мельчук 1974: 11]. Правда, это представление, наряду с собственно структурными моментами, указанными нами выше, содержит еще и морфологические моменты - "смысловые атомы", но это обусловлено и вполне объясняется, с одной стороны, практической установкой автора (см. ниже п. 5), а с другой стороны, характером используемого им понятия системы (см. [Щедровицкий 1974 c])..

Весьма эффективные во многих практических и исследовательских ситуациях, эти определения, естественно, не годятся при исследовании процессов понимания; все, что может быть извлечено из них в отношении самого смысла, ограничивается формально-категориальными характеристиками использованных схем.

Другие употребления этих схем предполагают уже четкое противопоставление и соотнесение статики "смысла" и кинетики понимания; во всех этих случаях понимание мыслится сквозь призму структуры "смысла", а "смысл" - сквозь призму процессов понимания, но конкретное представление того и другого зависит от того, какое из этих образований мы ставим во главу угла и каким образом соотносим и связываем одно с другим.

Наиболее распространенный вариант решения этой проблемы заключается в том, что структурная схема онтологизируется уже в исходном пункте анализа и трактуется как выражение некоторых объективных, можно сказать "натуральных", условий процесса, а сам процесс привязывается затем к этим структурным схемам, как бы вписывается в них. Нередко структурные схемы такого рода рассматриваются как изображения каналов связи, по которым "текут" исследуемые процессы; в частности, на такой трактовке построены все современные системотехнические (кибернетические) концепции мышления и понимания (см. [Ньюэлл, Саймон 1965; Гелернтер, Рочестер 1965; Ньюэлл и др. 1965], а также [Щедровицкий 1968 b; Дубровский 1968]). Ясно, что при таком подходе отношения между реальными процессами в объекте и их изображениями в знании перевертываются на обратные - стратегия очень выгодная при реализации инженерно-конструктивных замыслов, но совершенно неприемлемая в научных исследованиях.

Другой вариант решения этой проблемы зиждется на сознательном использовании приемов методологического мышления, в частности - приема многих знаний (см. [Щедровицкий 1964 a, 1966 c]). В этом случае мы с самого начала фиксируем принципиальное различие и расхождение между категориальными характеристиками используемых нами изображений и характеристиками того, что является объектом нашего анализа, но не отказываемся на этом основании от изображений, считая их необходимыми, а лишь располагаем то и другое как бы в один ряд и начинаем развертывать предмет изучения, работая сразу с несколькими разными изображениями и представлениями объекта; за счет этого появляются новые значительно более богатые возможности для анализа и конструирования. Методологические приемы мышления позволяют исследователю идти от описания процессов понимания к структурным схемам смысла и развивать последние в соответствии с характеристиками процессов; и эти же приемы позволяют ему идти от структур смысла к процессам понимания, членя и организуя последние соответственно возможностям структурных схем (см. [Щедровицкий, Якобсон 1973 e, Щедровицкий 1974 d]). Методы этих двусторонних исследований завершаются и оформляются в категории системы, устанавливающей необходимые формальные связи между описаниями процессов, функциональных структур, организованностей материала и морфологии сложных объектов (см. [Щедровицкий 1974 c; Гущин и др. 1969]). Применение этой категории в исследовании интересующей нас области дает возможность объединить процессуальные характеристики понимания и структурные характеристики смысла в едином системном представлении актов понимания-осмысления [Щедровицкий 1974 d].