Лингвокультурный аспект инвективы в современном обществе

Размещено на http://www.allbest.ru/

Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н.А. Добролюбова

ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТ ИНВЕКТИВЫ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ

О.П. Королёва

Инвектива передает целую гамму прагматических значений, которые отражают субъективное оскорбительное отношение адресанта к адресату: от неодобрительно-пренебрежительных и иронических замечаний до грубого агрессивного осуждения, поношения или осмеяния. Под инвективой в работе понимается любая вербальная (невербальная) форма реализации адресантом деструктивной критики в адрес собеседника, следствием которой является уязвление чувств реципиента, ухудшение его эмоционального состояния.

Лингвокультурный аспект концепта “оскорбление” в разных языковых ареалах проявляется в сходствах и различиях мотивов и интенций адресантов. Понятие инвективы тесно связано с проблемой национальной специфики инвективного общения, которая в последние десятилетия широко обсуждается на страницах лингвистических изданий и является предметом множества исследований. лингвокультурный концепт оскорбление языковый

Необходимо подчеркнуть, что национальная специфика инвективы наиболее ярко проявляется на уровне коммуникативной прагматики. В целом лингвокультурная специфика речевого акта складывается из факторов, обусловливающих отличия в построении, функциях и способе реализации процессов общения, характерных для данного языкового коллектива:

1) факторы, связанные с культурной традицией;

2) факторы, связанные с социальной ситуацией и социальными функциями общения;

3) факторы, связанные с этнопсихологией в узком смысле, т.е. особенностями протекания психических процессов и различных видов деятельности;

4) факторы, связанные с наличием в тезаурусе данной общности тех или иных специфических реакций, понятий и т.п., то есть со спецификой денотата;

5) факторы, определяемые спецификой языка данной общности [Скоморохова 2001: 195].

Различные этнические группы неодинаково воспринимают жизненные ситуации, и то, что является эмоционально нагруженным для жителя Японии, может оказаться почти нейтральным для представителя европейской страны. Национальные культуры по-разному кодируют одну и ту же человеческую эмоцию: тот же самый код может употребляться разными этносами для выражения прямо противоположных эмоций.

Напряженный ритм жизни, издержки научно-технического прогресса, стремительное развитие цивилизации влияют на увеличение использования инвектив в речевом репертуаре говорящих. Инвектива выступает в роли защиты от психического неблагополучия, являясь прекрасным средством удовлетворения потребности «получить психическую разрядку». Более того, слова, находящиеся за гранью приличий, «позволяют хоть на минуту выделиться из толпы, стать заметным, популярным в некоторых сообществах (ego-raising through speech activities), бросить вызов условностям (anti-middle-class feeling)» [Chaika 1990: 146].

Наблюдения над инвективными речевыми стратегиями в различных ареалах не обнаруживают тенденции к ослаблению такого способа общения. Напротив, вульгаризмы охватывают более широкие слои населения - от низших до высших страт общества, становясь всеобщим достоянием, в значительной мере благодаря средствам массовой информации. Обращает на себя внимание достаточно высокий оценочный потенциал инвективной лексики: нарушая общепринятые этические нормы, говорящий сам попадает под магическое влияние вседозволенности по отношению к священным понятиям.

Как уже было отмечено, особенности употребления инвектив в языковой практике любого народа надо искать в своеобразии его национальной культуры и истории прошлого, ибо отрицательные эмоции и средства их выражения, равно как и психологоэтическая возможность их выражения являются подчеркнуто национальными.

Так, французы, например, славятся большой любовью к шампанскому, бодрым расположением духа, постоянным состоянием влюбленности. Немецкоговорящих жителей Европы отличает церемонность, исключительная пунктуальность и щепетильность. Неиссякаемая энергичность, общительность и некоторая вульгарность во многом определяют широкое употребление этически сниженных номинаций в речевой практике жителей Америки.

Стремление англичан избегать в своей речи употребления грубых и непристойных выражений есть результат строгого воспитания: буквально с рождения английских детей учат не проявлять своих истинных чувств и подавлять любую несдержанность. Англичане характеризуются определенной холодностью и сдержанностью в общении, высокомерием и надменностью. Подчеркнем, однако, что все перечисленные характеристики несколько субъективны, поскольку они базируются на представлении иностранцев о тех британцах, с которыми они общаются либо в Великобритании, либо за рубежом. Как правило, их собеседниками являются представители высшего и среднего классов, представляющих интеллектуальную и профессиональную элиту с её специфическими установками в отношении языка. Престижный социальный статус и высокие нравственные ценности объясняют неприязнь этой социальной группы ко всякого рода непристойностям.

Небезынтересно, что чем выше социальный статус, тем больше удельный вес элементов Standard English в речи говорящих. Чем ниже статус, тем выше встречаемость инвективных номинаций, типичных для Black English. Очевидно, что их поведение и манера общения не могут рассматриваться как типичные для целой нации. Дело в том, что сдержанность и невозмутимость англичан - просто иллюзия: “со всеми застегнутыми на все пуговицы эмоциями и непоколебимым самообладанием они представляются на редкость надежными и последовательными - как друг для друга, так и для всего мира” [Майол, Милстед 2000: 12]. На самом деле в глубине души британцы не менее способны на обман, грубость, оскорбления, насилие и прочие “безобразия”, чем любой другой народ мира; просто они всем своим видом стараются не показать, что можно хотя бы предполагать у них наличие таких свойств характера.

Имеется ряд исследований (Жельвис В.И., Костомаров В.Г., Шаховский В.И.), результаты которых снимают с английского народа корону чемпионов благопристойности. Есть все основания полагать, что британцы употребляют бранные слова и выражения не намного больше и не намного меньше других народов.

“Каждая нация считает оскорблением то высказывание, которое задевает его священные вещи” [Жельвис 2000]. Например, наиболее грубыми и непристойными словами в египетском арабском являются Хаваль! (гомосексуалист) и Ибн шармута! (сын проститутки). Во всем мусульманском мире одно из самых сильных оскорблений - Собака!, в то время как в большинстве европейских культур это слово не несет такой большой инвективной нагрузки.

Для болгар ругательство изрод (урод) очень оскорбительно и произнесший его может оказаться в суде. В монгольской культуре широко используется ругательство, в котором употребляется слово кровь. Чистоплотные немцы терпеть не могут грязь и беспорядок, поэтому для них страшным ругательством будет любое выражение, в котором упоминается слово дерьмо (Scheie!). Для темпераментных любвеобильных итальянцев нет ничего более святого, чем папа Римский и красивые женщины. В итальянском языке мужчину можно смертельно обидеть, назвав его Cornuto! (рогоносец), Becco! (рогоносец или рогоносец-импотент).

Лингвокультурный анализ японских инвектив показывает, что “слухи о вежливости японцев сильно преувеличены” [Жельвис 2000]. “Открой окно” - если бы это предложение перевели на японский язык, то вышло бы вполне крепкое ругательство, равносильное английскому Fuck off. Дело в том, что на нормативном японском языке фраза должна звучать примерно так: “Не сделает ли любезный господин, дай судьба ему удачи, так, чтобы окно оказалось открытым”. Здесь соблюдены все стандартные формы вежливости. По наблюдениям В.И. Жельвиса, жители страны восходящего солнца любят ругаться при помощи слов, обозначающих насекомых: “Ты не стоишь раздавленного панциря насекомого! ”, “Раздавленное насекомое!”.

Исследование инвективных речевых стратегий в английской художественной прозе, газете “The Morning Star” и журналах “Reader's Digest”, “Hello” позволяет сделать вывод о том, что в Великобритании самыми сильными бранными выражениями на сегодняшний день являются коитальные оскорбления и обозначение женских половых органов. Набор сниженных инвективных номинаций получил название dirty dozen (грязная дюжина). Факт такой ограниченности основного инвективного набора объясняется древностью этого лексического слоя в филогенезе и ранним развитием в онтогенезе.

Так, вульгаризм “cunt” в словаре сленга [Thorne 1993] сопровождается следующим комментарием:

The vagina. The taboo word has ancient origins, related words (French con, Spanish coсo, etc.) exist in other European languages and in the unwritten prehistoric Indo-European parent languages “cu” or “koo” was a word base expressing “feminine”, “fecund” and associated notions.

а very unpleasant person.

As well as being the most “obscene” of the common set of sexually - related taboo words, “cunt” is also used to indicate extreme distaste or dislike.

В приведенной словарной статье сообщается, что вульгаризм “cunt” имеет родственные слова во французском, испанском и некоторых других европейских языках. Можно предположить, что оно было заимствовано англичанами у своих завоевателей - французов в период их многовекового господства на территории Англии. “Заимствованная инвектива может восприниматься то в очень мягком, то в очень грубом смысле, нередко в противоположность тому смыслу, который у неё был в языке - источнике” [Жельвис 1990: 44].

Проиллюстрируем употребление инвективы cunt в речи одного из представителей рабочего класса в англоязычном социуме:

She was a rude old cunt that attacked me so violently that I could hardly breathe! (William Donaldson, “Hello”, 14 August, 1997)

В приведенном примере бранное слово воспринимается как очень сильное оскорбление по отношению к женщине. Здесь на инвективу из соседнего, особенно враждебного “культурного” слоя распространяется неприязнь к этой культуре. В таком случае предполагается, что “вражеский язык грубее своего, отчего и инвективы сильнее. Такое отношение прямо восходит к боязни всего чужого как следствию определенных первобытных представлений”. [Жельвис 1990: 44].

Аналогичную ситуацию можно наблюдать в русском языке. Когда на Русь хлынули полчища монголо-татар, вошли в употребление слова поганый и вражина, характеризующие врагов. Из этого следует, что бранные слова возникают прежде всего по отношению к врагам русского народа, которые несли людям беду и горе. Думается, что сознательное стимулирование агрессивных реакций (ср. враждебность англичан к норманнам и ненависть русских к монголо-татарам) может в определенных случаях играть роль своеобразной прививки от агрессивности.

Итак, представления людей об окружающей действительности восходят к некой единой картине мира, возникшей очень давно и характерной для большинства народов. Но так как в своем развитии народы шли разными путями, постепенно различия между их представлениями о мире становились все более ощутимыми. Выявление таких специфических черт и их сопоставление в рамках определенного языка дает возможность составить картину мира данного народа, то есть представления носителей этого языка об окружающей действительности. Это, в свою очередь, может дать ключ к взаимопониманию между представителями разных культур.

Библиографический список