Функционально-семантическая категория модальности и ее реализация в разноструктурных языках (русском, английском и лезгинском)

Преобладание форм изъявительного наклонения связано с тем, что главная цель любого высказывания - представить информацию о действительности, описать и объяснить факты, процессы, явления, имеющие место в реальной действительности. Данное наклонение передает действие, рассматриваемое говорящим как реальный факт, отсюда вытекает необходимость соотнесения его с той или иной временной сферой, так как ни одно действие не может происходить вне времени.

Изъявительное наклонение всегда функционирует в сочетании с подлежащим, выраженным или существительным, или местоимением, или каким-либо другим способом. Это отличает изъявительное наклонение от других, а так же и то, что изъявительное наклонение предполагает четкое соотнесение с определённой временной сферой.

Повелительное наклонение передает волеизъявление; оно выражает побуждение к действию и имплицитно тем самым подразумевает ещё не совершившееся действие, действие, долженствующее произойти в будущем; но именно потому, что выражается только желание, побуждение к совершению действия, эта форма не является формой будущего времени.

Выражение побуждения к действию, обращенное не к непосредственному собеседнику, передается конструкцией с глаголом let: let us begin; let her try again. Глагол let в этих случаях стоит в неударной позиции и десемантизирован.

Сослагательное наклонение рассматривает действие как предположительное, возможное, которое, следовательно, также не может быть соотнесено с временной сферой. Набор форм включает, во-первых, сохранившиеся из прежней парадигмы синтетические формы: be, в настоящем стилистически весьма ограниченную, в значительной степени архаичную (If it be true...), форму were, функционирующую без стилистических ограничений (If I were you, I should do it), и форму, совпадающую с парадигмой настоящего времени основного разряда, но не имеющую -s в третьем лице (I suggest that he go). Во-вторых, набор включает формы, омонимичные претериту и перфекту прошедшего времени, но отличающиеся по соотнесению во времени и по отсутствию временного значения как такового. В-третьих, набор включает аналитические формы с вспомогательными глаголами should и would.

Раздел 2.3. «Проблемы изучения модальности и наклонения в лезгинском языке» посвящен категориальным средствам выражения модальности в лезгинском языке.

Вопросы выражения объективной модальности в лезгинском языке специально не исследовались. В этом плане данная работа является первым опытом исследования функционально-семантической категории модальности.

Исследователи лезгинского языка в целом исходят из понимания соотношения модальности и наклонения, сложившегося в русской грамматической традиции.

Сказанное касается разграничения модальных значений, выражаемых наклонениями, по линии реальность - ирреальность. Существует также понимание модальности лишь как субъективной и эмоциональной окрашенности высказывания. Такое понимание в конечном итоге оставляет за рамками модальности изъявительное наклонение, т.е. реальную модальность. С этой точки зрения, например, предложение Волга впадает в Каспийское море лишено модальности, так как отражает объективный факт. Такое понимание модальности (встречающееся и в работах некоторых современных лингвистов) было подвергнуто критике В.В. Виноградовым.

Другая проблема - это разграничение объективной и субъективной модальности, определение круга значений, относимых к тому и другому типам модальных отношений. В описании лезгинского языка эти проблемы системно не исследовались. Изучение модальности ограничивалось выявлением глагольных форм наклонения без учёта разноплановости модальных значений и способов их выражения. Этим, видимо, объясняются значительные расхождения в числе форм, относимых к наклонениям в лезгиноведческой литературе, или же выведение за рамки наклонений единиц явно модального содержания. За пределами описания ещё остаются некоторые формы, содержание которых отвечает именно наклонению как форме выражения модальности.

П.К. Услар в своём труде «Кюринский язык» не употребляет термин «наклонение». Он подробно описывает образование форм глагола, особенно простых, выделяет отрицательные, условные и вопросительные формы лезгинских глаголов. Л.И. Жирков также не применяет этого термина. Он отмечает наличие в лезгинском языке повелительной, условной, отрицательной, запретительной, вопросительной и уступительной форм глагола. В дальнейшем наклонения лезгинского языка описываются в трудах Р.И. Гайдарова, Б.Б. Талибова, М.М. Гаджиева, У.А. Мейлановой, Э.М. Шейхова и других.

В работе Р.И. Гайдарова морфологическая категория наклонения лезгинского глагола представлена системой шести форм: изъявительное, повелительное, условное, уступительное, вопросительное и предположительное. Изъявительное наклонение, по мнению Р.И. Гайдарова, обозначает реально осуществляемое действие или состояние, которое совершается в момент речи, до или после него. Значение реальности действия выражается формами категории времени. При этом Р.И. Гайдаров подчёркивает возможность наслоения оттенков модальности на его основное значение, а с другой стороны, он признаёт факт того, что «сами формы, входящие в изъявительное наклонение, могут употребляться в значении других наклонений (повелительного, вопросительного и др.)».

Основным значением повелительного наклонения Р.И. Гайдаров считает побуждение к действию: Жеч ина ресед-салагъа,/ Ша, эллер чун инлай чик1ин (С. Стальский) «Не будет здесь правопорядка, давайте, люди, разойдёмся». В рамках рассматриваемого наклонения он дифференцирует формы лица, где формы единоличного и совместного действия совпадают: Къала, за кхин «Дай-ка, я напишу». Ша чна вирида кхин «Давай мы все напишем / будем писать». Вуна кхьихъ «Ты пиши/напиши». Куьне кхьихъ «Вы пишите/напишите». Ада кхьирай «Пусть он пишет/напишет». Вместе с тем, в повелительном наклонении он уделяет особое внимание форме второго лица, значение которой выражено с большей категоричностью. К ней также примыкает форма с аффиксом -мир: Кхьимир! «Не пиши!». Отрицательные формы 1-го и 3-го лица повелительного наклонения не несут запретительной семантики. По значению они ближе к пожеланию, совету, предупреждению, просьбе.

Вопросительное наклонение выражает действие, «о совершении или же о возможности совершения которого говорящий хочет узнать, удостовериться, спросить у собеседника». Гагарин, вахъ гьулдандин рик1 авани? Мегер инсан элкъведани Чилелай? (А. Муталибов) «Гагарин, не имеешь ли ты стальное сердце? Разве человек может кружиться вокруг Земли?».

Условное наклонение, по Р.И. Гайдарову, выражает действие, обуславливающее реальность осуществления другого действия. Большая часть глаголов в условном наклонении образуется при помощи присоединения аффикса -т1а к основе причастия прошедшего времени. Бахтавар я бубадин югь, акьуллу велед хьаит1а (С. Стальский) «Счастливы дни у отца, если сын умный будет». Однако Р.И.Гайдаров считает, что это не единственный способ образования условного наклонения. Оно может образовываться и формами вопросительного наклонения на -т1а: Яцра къазанмишайди яцра нез хьанайт1а, калер гишила рекьидай (Ф.) «Если всё, что зарабатывает, вол съедал бы сам, то коровы с голоду дохли бы». «К условному наклонению примыкает также глагольная форма, образуемая показателем -а от основы причастия прошедшего времени, ошибочно квалифицируемая в специальной (Л.И. Жирков) и учебной литературе как 2-я форма прошедшего совершенного времени изъявительного наклонения: Хтая, ам къе хкведа «Если вернулся, он сегодня придёт». Агьмед фея, к1валах туьк1уьда «Если Ахмед пошёл, то дело уладится». Отрицательная форма условного наклонения на -а образуется префиксально, что свидетельствует о том, что данная форма никак не может быть формой изъявительного наклонения».

Как видим, Р.И. Гайдаров связывает с аффиксом -т1а два наклонения: вопросительное, образуемое его присоединением к временным формам изъявительного наклонения, и условное, образуемое присоединением аффикса -т1а к причастию прошедшего времени. Наша трактовка этих форм будет изложена в соответствующем месте ниже.

Уступительное наклонение, по мнению Р.И. Гайдарова, выражает обратную обусловленность действия. Оно образуется от формы условного наклонения на -т1а присоединением показателя вопросительного наклонения -ни. Гьикьван ягъайт1ани куьне юк1, къведач инал я к1ан, я к1ук1 (С. Стальский) «Сколько бы вы ни мерили аршином, тут не получится ни основания, ни вершины».

Предположительное наклонение у Р.И. Гайдарова выражает возможность, допущение, предположение совершения действия. Утвердительная форма образуется от основы деепричастия на -з посредством показателя -ди: Гьар гьи касди ийид зулум, Эхир вичай акъатди гум (С. Стальский) Отрицательная же форма предположительного наклонения образуется при помощи присоединения к корню глагола аффикса -ч: Алиди адаз яб гуч «Али навряд ли его послушает».

Э.М. Шейхов насчитывает четыре наклонения: изъявительное, повелительное, условное и уступительное. По способу образования этих наклонений у Э.М. Шейхова и Р.И. Гайдарова нет существенных расхождений. Однако Э.М. Шейхов считает, что «в лезгинском языке вопросительное, отрицательное и предположительное наклонения являются не чем иным, как формами выражения модальности (подчеркнём: морфологическими формами выражения модальности) в рамках других наклонений. При этом модальное значение предположительности может выражаться лишь в пределах изъявительного и условного наклонений: Еке селдик марфадикай хар жеди (Е. Эмин) «Во время сильного ливня дождь превратится в град» (изъявительное наклонение). Няниз вун атайт1а, зун к1вале жеди «Если ты вечером придёшь, я, может быть, буду дома» (условное наклонение). Модальное значение вопроса выражается в пределах изъявительного, уступительного и условного наклонений: Вуна и ктаб к1елнани? (разг.) «Ты эту книгу читал?» (изъявительное наклонение). Зун пака атайт1а, вун к1вале жедани? (разг.) «Если я завтра приду, ты дома будешь?» (условное наклонение). Чаз эверайт1ани, чун фидачни? (разг.) «Если даже нас позовут, мы (всё равно) не пойдём?» (уступительное наклонение). Модальное значение отрицания может выражаться, кроме названных трёх, в составе повелительного наклонения в запретительном значении: Кар анал алай хьи, к1вале недай са зат1ни амачир (А. Фатахов) «Дело было в том, что в доме из еды ничего не оставалось» (изъявительное наклонение). Вун такурт1а нагагь, зи рик1 акъатда (Е. Эмин) «Если не вижу тебя, я очень тоскую» (условное наклонение). Ада чаз эверайт1ани, чун фидач (разг.) «Если даже он нас позовёт, мы не пойдём» (уступительное наклонение). Куьгьне душмандив алакъа жемир, ам вав дуст жедайд туш (С. Стальский) «Не связывайся со старым врагом, он не станет тебе другом» (повелительное наклонение). Э.М. Шейхов считает, что «значения, передаваемые рассматриваемыми формами, не соответствуют категориальному значению наклонения глагола».

Отнесение отрицательных форм, образуемых от временных форм, к изъявительному наклонению представляется вполне правомерным. Например, между Гада к1вале ава «Сын дома (находится)» и Гада к1вале авач «Сына дома нет (не находится)» отсутствует противопоставление по линии реальность - ирреальность: в первом случае реальностью является факт присутствия сына дома, во втором - факт его отсутствия. Формы же типа Ктаб к1елна «Книгу прочитал» и Ктаб к1елнани? «Книгу прочитал?» противопоставляют ситуацию именно по линии реальность - ирреальность, имеет она место или же не имеет. Вопрос о реальности называемого факта в лезгинском языке, в отличие от русского, выражается специальной морфологической единицей. Поэтому мы не видим здесь препятствий тому, чтобы считать эту единицу формой ирреального наклонения, образуемой агглютинативно от форм изъявительного наклонения. Самостоятельным наклонением есть, видимо, основания считать и формы с запретительным значением, хотя они и могут быть объединены с собственно повелительным наклонением в группу форм побудительной семантики. Ср.: вач «иди» - фимир «не ходи»; хьухь «будь / стань» - жемир «не будь / не становись». В отличие от отрицательных форм изъявительного наклонения, образуемых простым прибавлением к ним аффикса -ч (т. е. находящихся в отношении морфологической деривации), формы с запретительной семантикой никак не связаны с собственно повелительным наклонением в формальном плане (находятся с ними в отношении альтернации).

У.А. Мейланова говорит о семи наклонениях, в число которых входят изъявительное, вопросительное, условное, уступительное, повелительное (побудительное, запретительное), неопределённое и отрицательное. Временных форм изъявительного наклонения выделено 14. От некоторых его форм образуются вопросительное (при помощи суффикса -ни: атанани «пришёл?»; къведани «придёт?»), условное (при помощи суффикса -т1а: атанат1а «если пришёл»; къведат1а «если придёт»), уступительное (от форм условного + суффикс -ни: атанат1ани «хотя пришёл»; къведат1ани «если даже придёт») и отрицательное (при помощи суффикса -ч: атанач «не пришёл»; къвезвач «не приходит»; къведач «не придёт»; и при помощи префикса отрицания д-, т-: текъвез «не идя», тийиз «не делая») наклонения. Неопределённое (целевое) наклонение по У.А. Мейлановой образуется от основы глагола при помощи аффикса -з (-из, -аз, -ез, -уз): гъиз «приносить», хъваз «пить», къекъвез «ходить», къачуз «брать», а также это наклонение образуется от изменённой основы - супплетивно: атун - къвез «ходить», т1уьн - нез «есть (еду)», авун - ийиз «делать». Повелительное наклонение состоит из побуждения и запрещения. Запретительные формы образуются от целевого наклонения при помощи суффикса -мир: лугьумир «не говори», ийимир «не делай». Побудительные формы образуются а) повторением согласного корня: ат1ун «резать» - ат1ут1; б) отбрасыванием форматива -н масдара: къачун «брать» - къачу; в) изменением основы: фин «идти» - алад.

Разграничение форм побудительной семантики на два наклонения представляется, как мы отметили выше, более последовательным. Но дефиниции мы распределили бы так: общим для этих двух форм является семантика побуждения (делать или не делать что-либо), а сами наклонения можно называть повелительным (алад «иди») и запретительным (фимир «не ходи»). Что же касается неопределённого наклонения, то это нефинитная форма, трактуемая то как целевая, то как абсолютив, то как деепричастие. К.Р. Керимов трактует её как форму несовершенного вида словоизменительной видовой оппозиции.

Б.Б. Талибов выделяет лишь два наклонения в лезгинском языке - изъявительное и повелительное, при этом признаёт и другие формы глагола, такие как условные, противительные, отрицательные, вопросительные, запретительные. Основами для образования временных форм в изъявительном наклонении служат инфинитив (масдар), целевая форма, прошедшее 1-е и причастие. Запретительная форма образуется от целевой формы глагола с помощью аффикса -мир: Къуншидал хъуьремир, ви кьилелни къведи «Не смейся над соседом, и твоей голове достанется». Условная форма образуется с помощью аффикса -т1а, сочетающегося со всеми временными формами глагола: Стха шегьердай хтайт1а, зун къведа «Я приду, если брат вернётся из города». Жив къванайт1а, чун гъуьрчез фидай «Если бы пошёл снег, мы бы отправились на охоту». Противительные формы, образуемые от условных форм при помощи аффикса -ни: Рагъ ават1ани, чими туш «Хотя солнце и есть, не жарко». Пака жив къваийт1ани, чун гъуьрчез фидач «Если завтра снег пойдёт даже, мы на охоту не пойдём». Отрицательная форма образуется при помощи аффикса -ч, тоже сочетающегося со всеми временными формами глагола: Ам хуьряй хтанвач «Он из села не вернулся».

Что касается повелительного наклонения, Б.Б. Талибов придерживается традиционного представления о том, что оно различает формы всех трёх лиц глагола. Форма 1-го лица образуется от основы целевой формы путём замены аффикса -з на -н: Къарагъин! «Встанем!». Формы 2-го лица образуются а) путём редупликации последнего согласного корня: рахух «говори»; б) заменой окончания масдара -н окончанием -р: кутур «подложи», тур «оставь»; в) простым отсечением окончания масдара -н: къачу «бери», ч1угу «тяни»; г) супплетивно: гъун «принести» - гъваш «неси», атун «прийти» - ша «приходи»; д) повелительная форма может просто совпадать с основой: лугьун «сказать» - лагь «говори»; е) в сложных глаголах, образованных при помощи вспомогательного глагола авун, основа глагола сочетается с ая, являющейся повелительной формой глагола авун: хабар авун «сообщать» - хабар ая «сообщи». Формы 3-го лица повелительного наклонения образуются от основы масдара при помощи аффикса - рай: авун «делать» - авурай «пусть делает».

Из этого краткого обзора описания наклонений в лезгиноведческой литературе можно сделать, на наш взгляд, вывод о том, что номенклатура форм наклонений лезгинского языка не определена. Неясно, сколько и какие единицы глагола всё же можно считать формами наклонений. Основная причина этого, на наш взгляд, - нечёткость в определении круга значений, которые можно считать модальными. Например, следует ли считать отрицательную, запретительную, уступительную формы глаголов наклонениями.

Важным методологическим принципом при исследовании категории наклонения является учёт неразрывной связи формы и значения. Несоблюдение этого принципа приводило к тому, что при классификации форм категории наклонения основным критерием были особенности образования форм независимо от передаваемых ими значений, или, наоборот, в исследовании, основывающемся на критерии значения, не учитывались различия формообразования. Отсюда и расхождения во мнениях по поводу сущности категории наклонения, объёма значений, объединяемых этим понятием, и форм.

В связи с этим необходимо определить, в каких случаях форма глагола квалифицируется как самостоятельное наклонение. Исходя из принципа противопоставления по линии модальности, различий в формообразовании и синтаксическом употреблении, мы считаем следующее: в случае, когда отношение сообщаемого факта к реальности, с точки зрения говорящего, выражается морфологической оппозицией, есть все основания рассматривать форму глагола как самостоятельное наклонение.

В третьей главе «Объективное поле модальности (реальная/ирреальная) в русском, английском и лезгинском языках» рассматривается объективное поле функционально-семантической категории модальности и исследуются ядерные средства выражения этого поля в лезгинском языке в сопоставлении с русским и английским языками.

Объективная модальность выражает отношение содержания высказывания к действительности в плане реальности/ирреальности. Рассматривая средства реализации объективной модальности, мы вполне естественно, в первую очередь, обращаемся к наклонениям, служащим средством выражения модального отношения содержания высказывания к действительности в плане реальности/нереальности. Основываясь на работах учёных по системам наклонений в русском, английском и лезгинском языках, прослеживаем особенности реализации значений данной глагольной категории в русском, английском и лезгинском языках.

Раздел 3.1. «Изъявительное наклонение в сопоставляемых языках» посвящен сравнительному анализу форм изъявительного наклонения, являющихся самыми употребительными, Занимающих большую часть функционально-семантического поля объективной модальности. Это вытекает из самой природы изъявительного наклонения, которое обозначает действительность и служит, в основном, простым констатированием, утверждением или отрицанием действия во всех временах. Значения, передаваемые формами изъявительного наклонения, не осложнены никакими эмоциональными оттенками. В нём сообщение о действии представляется прямым отражением действительности, без какого-либо эмоционально-волевого отношения субъекта к действию. Такая природа выражения изъявительного наклонения может дать основание назвать его амодальной грамматической категорией или категорией, выражающей лишь значение реальности. Однако отдельные факты языка показывают относительный характер объективности изъявительного наклонения. В этом убеждают различные варианты употребления той или иной временной формы изъявительного наклонения.

В современном английском языке традиционно выделяют большое число глагольных «времен». Здесь различие по линии настоящее-прошедшее-будущее осложняется различением неопределенных, длительных и перфектных «времен». Группируясь в виде «настоящих», «прошедших» и «будущих», с одной стороны, и неопределенных, длительных и перфектных - с другой, «времена» в английском языке представляют собой три грамматические категории, «которые пересекаются и сочетаются друг с другом в определенных грамматических формах» [Смирницкий 1959: 335].

В русском языке система временных форм выглядит проще. Здесь изъявительное наклонение представлено формами, которые указывают на реальное, фактическое совершение или несовершение данного действия в настоящем, прошедшем или будущем. Общее значение категории времени определяется отношением данного действия к моменту речи: настоящему, прошедшему или будущему.

В определении временных форм изъявительного наклонения лезгинского глагола наблюдаются существенные расхождения. Однако наиболее распространённым является выделение для изъявительного наклонения двух форм настоящего времени (настоящее I, настоящее II), трёх форм будущего времени (будущее простое, будущее предположительное I, будущее предположительное II) и девяти форм прошедшего времени (прошедшее I, II, III, прошедшее несовершенное I, II, III, давнопрошедшее I, II, III).

Временные формы изъявительного наклонения английского и лезгинского языков до сих пор не были сопоставлены, хотя между этими формами (во всяком случае, на семантическом уровне) есть очень много общего. Зато есть от чего отталкиваться при сравнительно-сопоставительном исследовании этой проблематики в лезгинском и русском языках. Э.М. Шейхов в своей работе сопоставление строит по принципу «от формы». Автор берёт выделяемые в русском и лезгинском языках формы времени и рассматривает их значения. Мы же берём здесь основные употребления временных форм русского языка и выявляем формы лезгинского и английского глаголов, выражающие те же значения. Как увидим ниже, это позволяет увидеть более развитую спецификацию выражения разновидностей темпоральных значений морфологическими формами лезгинского глагола.

Для исследования форм изъявительного наклонения, выражающих действительность и служащих для простого констатирования, утверждения или отрицания действия во всех временах, были взяты основные употребления временных форм русского языка и выявлены формы лезгинского и английского глаголов, выражающие те же значения. Это позволило увидеть более развитую спецификацию выражения разновидностей темпоральных значений морфологическими формами лезгинского глагола. Оказалось, что значение настоящего актуального действия, выражаемое в русском языке только формами настоящего времени, в лезгинском языке может обозначаться и формой прошедшего III, а в английском - настоящего перфектно-длительного. Возможность выражения значения актуального действия в лезгинском языке формой прошедшего III объясняется темпоральной двуплановостью данного времени: обозначается факт, результат которого имеет место в момент речи. Эта единица в лезгинском языке является формой совершенного вида. Но в отличие от русского языка, в лезгинском и английском языках маркированными являются формы несовершенного вида, выражающие действия в процессе протекания, поэтому в этих языках, в отличие от русского, для форм настоящего времени несовершенного вида функция выражения актуального состояния невозможна. Эта функция здесь выражается формой прошедшего III (перфекта) и настоящего перфектно-длительного соответственно.

Следующей особенностью, выявленной в процессе исследования семантики изъявительного наклонения, оказалось обозначение узуальных действий в лезгинском языке. Эта функция является одним из основных значений формы, обычно определяемой как форма будущего времени. В лезгинском языке повторяющиеся ситуации, не имеющие узуального значения, передаются формами настоящего I времени, а узуальные - формой будущего времени.

Таким образом, три основных значения (настоящее актуальное, настоящее абстрактное, настоящее постоянное), выражаемые в русском языке одной формой настоящего времени, в лезгинском языке относятся к числу основных значений четырёх разных временных форм: настоящего I, настоящего II, прошедшего III (перфекта), будущего (настоящего-будущего), а в английском - настоящего простого, настоящего длительного и настоящего перфектно-длительного.

Формы настоящего времени в русском языке могут выражать значения, относимые к периферийным: значение ближайшего будущего, значение настоящего «исторического» времени и потенциальное значение. В лезгинском эти значения также могут обозначаться формой настоящего I, а в английском - настоящего простого (неопределенного).

Формы прошедшего времени от глаголов совершенного вида в русском языке имеют два основных типа употребления: в перфектном значении и значении аориста. В лезгинском и английском языках эти два значения разграничены и выражаются в лезгинском языке прошедшим I-м и прошедшим III соответственно, а в английском - формами Past Simple и Present Perfect.

Использование русской формы прошедшего времени глаголов совершенного вида для обозначения будущих действий и абстрактного настоящего времени считается переносным употреблением. В лезгинском языке будущее действие также может выражаться переносным употреблением формы прошедшего времени.

Значения, передаваемые формой прошедшего времени несовершенного вида русского глагола, в прямом употреблении, более многообразны: обозначение прошедшего действия в процессе его протекания, обозначение действия в его неограниченной повторяемости в плане прошедшего, обозначение действия в его постоянном существовании в плане прошедшего, обозначение действия как обобщённого факта, имевшего место в прошлом. Эти значения имеются и в лезгинском, и в английском языках, однако способы их выражения в сравниваемых языках различны. Обобщённо-фактическое значение в плане прошедшего времени, выражаемое в русском языке одной формой прошедшего времени несовершенного вида, в лезгинском языке обозначается тремя морфологическими формами - аориста, перфекта и презенса, присоединяющими агглютинативно аффикс -й, который и придаёт всей форме значение обобщённости, а в английском - Past Continuous, Past Simple и Past Perfect.

В плане будущего времени в русском языке разграничены конкретно-фактическое и конкретно-процессное значения. В английском и лезгинском языках эти значения, передаваемые разными формами в русском, обозначаются одной формой простого будущего времени (не маркированной видовыми значениями).

В лезгинском языке как значения плана будущего времени традиционно выделяются значения так называемого будущего предположительного, выражающего предположение со значением возможности совершения действия при определённом условии. Высказывания с этой формой строятся из двух частей: предпосылки и возможного (желательного или нежелательного) последствия. Значение предположительности, возможности, приписываемое этой форме, является, на наш взгляд, производным от обусловленности обозначаемого ею действия, действием придаточного условия. А в простом предложении значение, сопутствующее этим формам, является производным от присущего им значения узуальности, поэтому мы склонны считать единицы с аффиксами -да и -ди вариантами одной и той же формы будущего времени, а их употребление в узуальном или потенциальном значениях охватывается значением настоящего абстрактного. Ср.: Гъуьлягьди ягъайдаз гашудикайни кич1е жеда «Ужаленный змеёй и верёвки боится» и Сирке туьнт хьайи къапуниз зарар жеди (посл.) «Слишком крепкий уксус посуду разъедает (обычно - о чрезмерности чего-либо)».

В трех языках как переносные употребления формы будущего простого возможны значения: возможности или невозможности действия, естественности и закономерности результата данного действия, повторения или чередования кратковременных действий на фоне длительных, обозначенных формами настоящего времени, быстро сменявшихся, повторявшихся в прошлом действий, внезапно совершившегося в прошлом действия.

Таким образом, разновидности темпоральной семантики, представленные в русском языке как основные употребления временных форм, в лезгинском и английском языках, как правило, обозначаются разными морфологическими единицами. Представляется, что именно функционирование в лезгинском языке словоизменительной категории вида обеспечивает большую морфологическую спецификацию выражения временных значений в лезгинском языке.

В лезгинском языке отсутствует деление глаголов на динамические и статические и связанные с этим ограничения в видовой парности, поэтому при выражении отношений и состояний отсутствуют и ограничения в употреблении СВ и НСВ, которые есть в русском языке. В этом плане лезгинский язык более схож с английским. В целом система времен лезгинского языка имеет больше сходств типологического плана с темпоральной системой английского языка.

К изъявительному наклонению мы отнесли и отрицательные формы. Оппозиция положительных и отрицательных форм характерна как для изъявительного наклонения, так и для форм ирреальных наклонений и не меняет модального содержания. Ведь и в русском, и в английском языках изъявительное наклонение представлено формами, которые указывают на реальное, фактическое совершение или несовершение данного действия в настоящем, прошедшем или будущем.

Отдельные факты лезгинского языка показали относительный характер объективности изъявительного наклонения. Лезгинский и английский языки, несмотря на большую, чем в русском языке, спецификацию модальных и временных значений морфологическими формами, также могут выражать ирреальные значения формами изъявительного наклонения. Но для этого нужны соответствующие контексты. Использование форм изъявительного наклонения при обозначении ирреальных действий является употреблением в переносных значениях.

В разделе 3.2. «Ирреальные наклонения в русском, английском и лезгинском языках» анализируются косвенные наклонения в сравниваемых языках.

Особенно много спорных вопросов наблюдается в попытках охарактеризовать различные проявления ирреальной модальности -- так, даже сами границы ирреальной модальности с точки зрения современной науки представляются расплывчатыми. До сих пор не выработано четкой системы критериев, регламентирующих участие тех или иных языковых средств в формировании ирреальных модальных языковых значений. Таким образом, исследование явления ирреальной модальности, как наименее разработанного, является актуальным и насущным.

Важным методологическим принципом при исследовании категории наклонения является учет неразрывной связи формы и значения. Несоблюдение этого принципа приводило к тому, что при классификации форм категории наклонения основным критерием были особенности образования форм независимо от передаваемых ими значений, или, наоборот, в исследовании, основывающемся на критерии значения, не учитывались различия формообразования. Отсюда и расхождения во мнениях по поводу сущности категории наклонения, объема значений, объединяемых этим понятием, и форм.

В связи с этим необходимо определить, в каких случаях форма глагола квалифицируется как самостоятельное наклонение. Исходя из принципа противопоставления по линии модальности, различий в формообразовании и синтаксическом употреблении, мы считаем: в случае, когда отношение сообщаемого факта к реальности, с точки зрения говорящего, выражается морфологической оппозицией, есть все основания рассматривать форму глагола как самостоятельное наклонение.

Сложившееся в русском и английском языкознании рассмотрение модальности как функционально-семантической категории, выражаемой морфологическими, синтаксическими, лексическими, интонационными средствами, создает условия для ее сопоставления с категорией модальности лезгинского языка с опорой на элементы содержательного плана. Модальные значения, выражаемые формой глагола в одном из сопоставляемых языков, в другом могут быть оформлены иным способом. Семантическое же содержание категории модальности в сопоставляемых языках мы не склонны дифференцировать: эта унификация закономерно вытекает из универсального характера категории модальности. Несомненно, обособленного рассмотрения требуют конкретные разновидности модальных значений, получающих грамматическое выражение в сравниваемых языках, и формальные способы их передачи: в разных языках они разные, что объясняется специфическими типологическими характеристиками языков, различными грамматическими и экстралингвистическими параметрами.

Исходя из этого здесь за основу сопоставления берется модальное значение, которое передается различными способами в русском, английском и лезгинском языках, но в русском и английском языках не имеет категориального выражения, а в лезгинском представлено морфологическим показателем.

Основное содержание ирреальных наклонений заключается в том, чтобы представить ситуацию, обозначаемую высказыванием, как возможную, предполагаемую, допустимую, нереальную, иными словами, в той или иной степени не соответствующую действительности.

Для сопоставления модальных значений ирреального плана, обозначаемых формами наклонений в русском, английском и лезгинском языках, мы берём в качестве исходных основные значения морфологических и синтаксических наклонений русского языка и выявляем способы их грамматического оформления в лезгинском и английском языках. Это позволяет, с одной стороны, отталкиваясь от элементов содержательного плана, уточнить неоднозначно толкуемые в литературе значения морфологических форм ирреальных наклонений лезгинского глагола. С другой стороны, в русском и английском языках комплекс модальных значений описан не только на уровне морфологических форм выражения, но и на уровне синтаксиса. Это даёт для анализа достаточно широкий набор ирреальных модальных значений, которые в лезгинском языке, в отличие от русского и английского, могут быть представлены специальными морфологическими формами.

Раздел 3.2.1. «Разновидности побудительной семантики и средства их грамматического выражения в русском, английском и лезгинском языках» посвящен анализу средств выражения одного из фрагментов функционально-семантической категории модальности -- модального микрополя побуждения в русском, лезгинском и английском языках.

Под значением побуждения к действию понимается волеизъявление, направленное на осуществление чего-либо. Побудительная семантика охватывает ряд более частных значений в диапазоне от повеления до просьбы.

В русском языке к формам повелительного наклонения относятся: форма 2 л. ед. ч., выражающая побуждение, обращённое к одному лицу; форма 2 л. мн. ч., выражающая побуждение, обращённое к нескольким лицам; формы совместного действия, выражающие побуждение, обращённое к группе лиц, включающей говорящего.

В отличие от русского языка, глагольные формы лезгинского и английского языков не различают числа. Немаркированными являются формы повелительного наклонения лезгинского и английского глаголов и в отношении категории вида.

Модальным содержанием формы 1-го лица в лезгинском и английском языках является внесение предложения произвести обозначаемое глаголом действие, поэтому для грамматических описаний на лезгинском языке для этой формы, на наш взгляд, подошел бы термин теклифунин наклонение. Для исследований типологического плана в качестве рабочего названия мы предложили дефиницию пропульсивное наклонение или пропульсив (< англ. propulsive «приводящий в движение; продвигающий, побуждающий»).

В лезгинском языке в качестве формы 3-го лица повелительного наклонения традиционно выделяется единица, имеющая в своём составе основу, совпадающую с основой масдара, и аффикс -рай. В плане выражаемого модального значения рассматриваемая единица лезгинского глагола совпадает с единицами русского и английского языков, относящими побуждение к 3-му лицу. Как показали примеры, формы 3-го лица повелительного наклонения в рассматриваемых языках могут выражать разные значения в пределах общей семантики побуждения: пожелание, предписание, разрешение, призыв, проклятие, заклинание и т.п. В лезгинском языке эта форма совмещает значения желательности и дозволения действия, т.е. значения оптатива и пермиссива. Считаем, что обсуждаемая лезгинская форма вполне адекватно может быть определена как оптатив, или форма желательного наклонения.

Формы 2-го лица повелительного наклонения могут обозначать действие, обращённое к говорящему, т.е. 1-му лицу. Здесь говорящий обращается к себе самому на ты, образно отстраняясь от своего я и как бы глядя на себя со стороны. Значения форм 2-го лица повелительного наклонения заслуживают особого внимания, поскольку их возможности в выражении различных оттенков модальной семантики очень разнообразны. Так, повелительное наклонение может выражать: 1) вынужденность, обусловленную ситуацией; 2) вынужденность в силу принадлежности к определённому функциональному множеству; 3) вынужденность, обусловленную привычным положением вещей и социальными нормами; 4) приказ; 5) побуждение; 6) просьбу; 7) разрешение; 8) совет; 9) приглашение. Основные значения в целом совпадают в сопоставляемых языках.

Что касается отрицательной формы повелительного наклонения, то в русском и английском языках она образуется как производная от положительных форм. Иначе обстоит дело с запретительной семантикой лезгинского глагола. Во-первых, отрицательные формы не являются производными от форм повелительного наклонения в формальном отношении. Эти грамматические единицы находятся между собой в отношениях альтернации, не возводимы друг к другу.

Альтернативными являются они, на наш взгляд, и в содержательном плане. В лезгинском языке значение запрета не выражается в виде повеления не совершать действие, как в русском языке, а оформляется самостоятельно. Таким образом, в лезгинском языке форма с аффиксом -мир является самостоятельной в формальном и содержательном планах единицей, а не отрицательной формой повелительного наклонения, поэтому считаем, что нет препятствий к определению её как формы запретительного наклонения (прохибитива). Для описаний на лезгинском языке мы предложили название къадагъадин наклонение.

Таким образом, в лезгинском языке мы выделяем следующие морфологические единицы, выражающие разновидности семантики волеизъявления: пропульсивное наклонение (положительная и отрицательная формы), желательное наклонение (положительная и отрицательная формы), запретительное наклонение и собственно повелительное наклонение, - всего четыре (пропульсив, оптатив, прохибитив, императив). На лезгинском языке их можно называть: пропульсив - теклифдин (или теклифунин) наклонение; прохибитив - къадагъадин наклонение; императив - буйругъдин наклонение. Для оптатива можно предложить дефиницию ихтиярдин наклонение. Число морфологических форм выражения модальности побуждения в лезгинском больше, чем в русском и английском языках: четыре против трёх. При этом большая спецификация касается самих разновидностей модальной семантики, а не отнесённости действия к лицу.

Раздел 3.2.2. «Значения условного и сослагательного наклонений в русском языке и их грамматическое выражение в английском и лезгинском языках» представляет исследование условного и сослагательного наклонений в сопоставляемых языках. Анализ средств выражения условного и сослагательного значений мы объединили. В отношении английского языка мы опираемся на систему категориальных форм наклонения, разработанную А.И. Смирницким. В соответствии с ней косвенное (сослагательное) наклонение реализуется в противопоставлении четырех категориальных форм: сослагательное I (Subjunctive I), сослагательное II (Subjunctive II), предположительное (Suppositional), условное (Conditional). Сегодня данная система признана традиционной в теоретической грамматике английского языка.

Собственной морфологической формы условное наклонение в русском языке не имеет. Для обозначения ирреального условия в придаточном предложении используется морфологическая форма сослагательного наклонения. Морфологическая форма сослагательного наклонения в русском языке состоит из глагольной единицы, совпадающей с формой прошедшего времени, и частицы бы (б), являясь аналитической. Категориальным значением сослагательного наклонения является возможность, предположительность обозначаемого им действия.

В описаниях лезгинского языка практически все исследователи находят формы условного наклонения. Сослагательное же наклонение не фиксируется ни в одной из работ, посвящённых описанию модальных форм лезгинского глагола.

В данной работе показано, что в лезгинском языке, как и в русском и английском, условное и сослагательное наклонения тесно взаимосвязаны. Формы, обозначающие действие как стимулирующую причину другой ситуации, т.е. условного наклонения, и формы, обозначающие возможную, предполагаемую ситуацию, т.е. сослагательного наклонения, сопряжены как в формальном, так и в содержательном плане, поэтому они и рассматриваются здесь вместе.

Формы с чисто условным значением аффикс -т1а образует только тогда, когда присоединяется к причастию совершенного вида (фейи-тIа «если пойдёт/пойдёшь…»). Эта единица не имеет в своём составе аффиксов времени. Кроме этого, аффикс -т1а агглютинативно присоединяют все временные формы изъявительного наклонения, придавая им значение гипотетичности обозначаемого действия, от которого семантически производным является значение условности. По нашему мнению, эти формы выражают предположение. При употреблении в роли сказуемого простого предложения, то есть в независимой от условий контекста позиции, формы с аффиксом -т1а обозначают действие, в реальности которого говорящий не уверен, сомневается. Оно обозначается как предполагаемое, и потому эту модальную форму лезгинского глагола мы назвали формой предположительного наклонения.

В роли зависимого предиката придаточной части сложного предложения формы предположительного наклонения на -т1а обозначают действие, которое обусловливает собою (стимулирует) какое-либо другое действие, событие, ситуацию. В отношении лезгинского языка, как и русского и английского, можно говорить о синтаксической форме условного наклонения, получаемой постановкой сказуемого придаточной части сложного предложения в форме предположительного наклонения.

В содержании сослагательного наклонения присутствует сема сопряжённости обозначаемой ситуации с другой ситуацией: либо с условием осуществления, либо с некоторым периодом времени в прошлом. В лезгинском языке оно образуется синтаксическим сопряжением при помощи морфемы -й- / -й в составе зависимого сказуемого придаточного условия и главного сказуемого. В русском и английском языках значение сослагательного наклонения определяется как значение возможности, предположительности.

В рамках ирреальности условия в лезгинском языке мы выделили формально разграниченные единицы со значениями реального и ирреального условия, поэтому сложноподчинённые предложения с придаточными условия мы разделили на два типа. В предложениях первого типа сказуемое придаточной части обозначает действие, обусловливающее собой другую ситуацию, обозначаемую формой изъявительного наклонения, то есть «реальную» ситуацию (синтаксическое условное наклонение). В предложениях второго типа сказуемое главной части обозначает действие, которое в действительности не осуществляется, но могло бы осуществиться, если бы имела место ситуация придаточного условия, которая, в свою очередь, также не осуществляется. Предложения этого типа мы определили как синтаксическое сослагательное наклонение.

Соотношение между условным и сослагательным наклонениями схематически мы представили следующим образом. Условное наклонение: «Если имеет место ситуация А, то имеет место ситуация В», - где главное сказуемое (В) обозначено формами изъявительного наклонения («реальность»). Сослагательное наклонение: «Если бы имела место ситуация А, то имела бы место и ситуация В», - где главное сказуемое (В) может быть обозначено только формой условно-временной соотнесённости (ирреальность). Это различие вносится сопряжённым употреблением в ролях главного и зависимого предикатов в предложениях сослагательного наклонения форм с аффиксом -й, -й- соответственно.

Таким образом, значения предположения, сомнения, догадки и условия тесно взаимосвязаны как в русском, так и в лезгинском и английском языках. Их взаимообусловленность выражается во всех языках формальными связями между наклонениями, выражающими эти значения.

Параллельный анализ средств грамматического оформления обсуждаемых значений позволил выделить для лезгинского языка в рамках данной сферы ирреальной модальности морфологическую форму условного наклонения, морфологическую форму предположительного наклонения, синтаксическую форму условного наклонения, синтаксическую форму сослагательного наклонения.

В разделе 3.2.3. «Значения синтаксических желательного и долженствовательного наклонений в русском языке и их соответствия в английском и лезгинском языках» подчеркивается наличие в лезгинском языке и синтаксических наклонений.

Значения желательности и долженствовательности в русском и английском языках передаются формами синтаксических наклонений. В содержании синтаксического желательного наклонения этих языков присутствует элемент значения, связанный с гипотетичностью осуществления желаемого: «оно может иметь или не иметь место, но желательно, чтобы имело».

В лезгинском языке, наряду с морфологической формой желательного наклонения (оптатив), мы выделили и синтаксическую форму. Интересно, что и в лезгинском языке модальные значения предположительности и желательности оказываются связанными и на формальном уровне: для выражения значения желательности используется морфологическая форма предположительного наклонения с аффиксом -т1а.

Анализ материала показал, что основным способом выражения значения, передаваемого желательным наклонением в русском и английском языках, в лезгинском языке является сочетание модальной частицы кьван «хоть» с формами морфологического предположительного наклонения. Причём не со всеми, а только с образованными при помощи аффикса -т1а от временных форм, имеющих в своём составе аффикс условно-временной соотнесённости действия -й-: Гъвеч1и руша кьван к1елнайт1а! Хоть бы младшая дочь училась! If only the younger daughter learnt well!

Значением формы долженствовательного наклонения русского языка является обязательность, вынужденность, предписанность чего-либо. Образуется это наклонение постановкой спрягаемого глагола в форме повелительного наклонения либо введением в безглагольное предложение служебного глагола быть в форме повелительного наклонения.

В английском языке мы не наблюдаем специальных форм для выражения подобного оттенка семантики долженствования.

В лезгинском языке аналогичные значения также выражаются предложениями, образуемыми постановкой спрягаемого глагола в формах побудительных наклонений. Однако здесь морфологических форм с побудительным значением четыре: повелительное, запретительное, пропульсивное и желательное наклонения. Но в отличие от русского языка, в лезгинском языке в синтаксическом долженствовательном наклонении используется морфологическая форма не повелительного наклонения (хьухь «будь»), а пропульсивного (жен «давай, чтобы было»).

Выше мы сопоставляли средства грамматического оформления модальной семантики, опираясь на комплекс модальных значений, выражаемых морфологическими и синтаксическими наклонениями русского языка. Сфера модальности русского и английского языков исследована значительно лучше лезгинского. При выделении форм наклонений лезгинского языка мы исходили из критериев, которые лежат в основе выделения наклонений в русском и английском языках. Эти теоретические подходы носят в целом общелингвистический характер. Однако опора на комплекс модальных значений, привязанных к формам выражения двух языков, даже хорошо описанных, не даёт гарантии охвата всех модальных значений, которые могут иметь грамматическое выражение в лезгинском языке. Здесь грамматическое выражение в формах наклонений могут иметь модальные значения, не встречающиеся в описаниях русского и английского языков. Такие формы традиционно оставались вне поля зрения исследователей лезгинского языка. Далее рассматриваются именно такие единицы.

Раздел 3.2.4. «Сравнительное исследование модальности невозможности (импоссибилитив) в современных русском, английском и лезгинском языках» посвящен сопоставительному изучению модальности невозможности, с учетом расширившихся представлений о ней в целом и ее проявлениях в русском и английском языках, а также новых данных о глагольных категориях лезгинского языка.

Модальность невозможности, являясь важным структурно-содержательным компонентом функционально-семантической категории модальности, выступает в ней в качестве соответствующего модального микрополя. Семантика микрополя невозможности характеризует ситуацию, ирреальную в данный момент и не имеющую предпосылок и условий для того, чтобы стать фактической: За гьахьтин гаф лугьуч/ It is impossible that I could have said it/ Я такого никак не мог сказать. Это особая область модальной оценки, обладающая собственными единицами выражения.

Термином импоссибилитив, предложенным К.Р. Керимовым, мы обозначаем форму с аффиксом -ч, присоединяемым непосредственно к корневой морфеме, совпадающей с корнем деепричастия несовершенного вида на -з. Эта форма выражает модальное значение уверенности в том, что обозначаемое глаголом действие не может иметь место.

В работе мы попытались показать, что нет никаких оснований считать формы типа жеч негативными коррелятами форм типа жеди. Во-первых, сама форма на -ди не является формой предположительного наклонения. Её содержание идентично содержанию формы настоящего-будущего на -да. С другой стороны, отрицательные формы образуются в лезгинском языке агглютинативным прибавлением -ч (же-да «будет, бывает» > же-да-ч «не будет, не бывает»). А между формой настоящего-будущего на -да / -ди и формой импоссибилитива на -ч имеет место альтернация аффиксов в параллельных формах, не находящихся между собой в отношениях морфологической деривации.

Содержание этой формы относится именно к сфере реальности/ирреальности, т.е. к семантике объективной модальности, конкретнее - к сфере ирреальности. В рамках ирреальности значение импоссибилитива можно отнести к значению невозможности. Поскольку данное модальное значение выражено специальной морфологической единицей, мы считаем, что имеются все основания для констатации в лезгинском языке еще одной формы ирреального наклонения, не выявленной в предыдущих исследованиях. Это - импоссибилитив, или наклонение невозможности, для описаний на лезгинском языке - тежер кардин наклонение (досл.: «невозможного факта наклонение»).