О некоторых трудностях перевода романа Ч. Айтматова "Когда падают горы (Вечная невеста)" на казахский и узбекский языки

Размещено на http://www.allbest.ru

О НЕКОТОРЫХ ТРУДНОСТЯХ ПЕРЕВОДА РОМАНА Ч. АЙТМАТОВА «КОГДА ПАДАЮТ ГОРЫ (ВЕЧНАЯ НЕВЕСТА)» НА КАЗАХСКИЙ И УЗБЕКСКИЙ ЯЗЫКИ

Сыздыкбаев Нургали Артыкбаевич,

кандидат филологических наук,

доцент кафедры «Тилдер»

университета «Сырдария»;

ул. Мухтара Ауэзова, 11, г. Жетысай,

Шымкентская область, Казахстан;

e-mail: siznur@mail.ru;

тел.: +7 (872534) 61463

Аннотация

Цель статьи -- разграничить в процессе описания трудности перевода, возникающие как следствие собственно языковых причин в языке-источнике и языках переводов. Объект исследования -- русский оригинал текста романа Чингиза Айтматова «Когда падают горы (Вечная невеста)» и тексты его переводов на казахский и узбекский языки. Предмет исследования -- особенности межъязыкового перевода, имеющие, во-первых, социолингвистическую природу; во-вторых, -- связанные со своеобразием индивидуальной поэтики Ч. Айтматова. В работе использованы методы аксиологического, семантического, сравнительного анализа, исторический и описательный методы. В результате проведённого исследования сделаны следующие выводы. В романе «Когда падают горы (Вечная невеста)» получила яркое воплощение кросскультурность художественного мышления Чингиза Айтматова. Выделение приёмов, реализующих это свойство в поэтике текста, и анализ способов их перевода на тюркские языки, не родственные языку оригинала, но близкие друг другу по принадлежности к одной языковой семье, дают возможность постановки принципиально новых проблем, не формулируемых в классической теории перевода. Исследовательский подход, намеченный в статье, имеет практическое применение, поскольку способствует интерпретации иноязычных вкраплений, элементов, которые обычно считаются не переводимыми, лишёнными более или менее «близких» эквивалентов либо не всем понятный культурный фон. художественный перевод межъязыковый айтматов

Ключевые слова: межлитературная коммуникация, кросскультурное мышление, типы трудностей художественного перевода, автокомментарий, тюркоязычные вкрапления, Чингиз Айтматов.

Одну из ключевых позиций в межлитературной коммуникации занимает художественный перевод. Как особый вид межъязыковой коммуникации он издавна служит не только общению между представителями разных народов, но и взаимовлиянию и взаимообогащению разных этно-культур. Если перевод вообще -- это своеобразный мост, связывающий национальные духовные миры с мировой духовностью, то художественный перевод -- это, в первую очередь, самобытное искусство, где без «проявления творческой индивидуальности, которое принимает в переводе несколько иную форму, чем в оригинальном творчестве, обойтись трудно, так как то, что является индивидуальным своеобразием художественного произведения, может быть воссоздано через индивидуальное же» [8, с. 219], а именно через индивидуальное сознание переводчика.

В истории каждой страны искусство перевода развивается, опираясь на национальные традиции отношения к «иному», «чужому», в результате чего эволюционирует духовная культура народа-получателя и изменяется пространство бытия первоисточника.

Бурное развитие процессов «коммуникации без границ» и глобализации сделали XX век «веком перевода» [18, с. 118]. Сочетание в этом веке двух противоречащих друг другу тенденций: поиска новых путей этнической самоидентификации и острого интереса к совсем далёкому, другому, экзотическому -- принципиально изменило роль перевода в мировой культуре. Перевод способствует как внешнему, так и внутреннему обогащению литературы, языка, мышления в целом. Вследствие этого исследователи зачастую говорят о переводе как сочетающем в себе «внешнеконтактную и внутриконтактную» [9, с. 128] функции.

Выбор переводчиком произведения зависит от целей и задач, которые он ставит перед собой. Простейшей ознакомительно-информационной задачей считалась передача (пересказ) фабулы произведения. При таком подходе перевод не был специально нацелен на воссоздание художественных особенностей оригинала. Но даже на этом этапе уже проявлялись «межкультурные различия», искажающие понимание произведения читателями перевода. Различия системы ценностей и культурных традиций, запечатленных в языке оригинала и языке перевода, препятствовали пониманию смысла поступков и особенностей поведения героев, так как переводчик лишь механически воспроизводил события, а воспринимающие, далёкие от знания специфики национальных обычаев, образа жизни и языка, отражённых в оригинале, понимали и трактовали их неадекватно. Известный теоретик и практик перевода Н. В. Владимирова отмечает: «...воссоздавая конкретное произведение конкретного автора, переводчик воспроизводит его национальное и индивидуальное своеобразие и неповторимость» [8, с. 209]. Способность добиться этого является показателем качества переведённого произведения, так как перевод должен сохранить поэтические особенности, национальную самобытность и авторскую индивидуальность первоисточника.

При переводе происходит проникновение одной культуры в совершенно другую национальную культурную среду, возникает своего рода «диалог культур». По точному замечанию М. Бубера: «Границы возможности диалога -- это границы проникновения» [6, с. 99-101]. Если в процессе работы автор изначально существует в пространстве своего произведения, своих персонажей, то переводчик должен, прежде всего, подвергнуть это пространство анализу и лишь потом переходить к его воссозданию. Лишь соблюдая этот принцип, переводчик получает возможность не только интуитивно, но и рационально контролировать уровень адекватности оригинала и перевода. Как это ни парадоксально, но количество трудностей, связанных с несоответствиями, расхождениями и прямыми несходствами картин мира близкородственных языков, не только не сокращается, но явно возрастает. Это хорошо прослеживается на нашем материале -- переводе романа Ч. Айтматова «Когда падают горы (Вечная невеста)» с русского на казахский и узбекский, т. е. на языки одной языковой семьи: казахский относят к языкам центральной группы тюркской языковой семьи, а узбекский -- к языкам восточной группы этой же языковой семьи. Носители казахского и узбекского языков столетиями живут рядом и имеют много сходного в образе жизни. Язык оригинального текста структурно-генетически отличается от языков текстов исследуемых переводов (с флективного индоевропейского русского перевод осуществляется на агглютинативные тюркские языки). Отличается и лингвокультурный фон русского, казахского и узбекского языков. Эти отличия позволяют предсказать, переводческие сложности, а затем отыскать оптимальные варианты их решения.

Изучая общие проблемы современного перевода, Н. В. Владимирова особое внимание уделяет вопросам перевода с узбекского и на узбекский, указывает ряд недочётов, имеющихся в пере- водоведческих исследованиях: «Не изучаются функции перевода в развитии художественного типа сознания, являющегося основным моментом выявления генезиса и эволюционной динамики литературного процесса, не проявляется интерес к проблеме роли перевода в художественном сознании писателей-переводчиков, проблем индивидуальности переводчика, которые связаны не только с лингвостилистическим, но и в главной своей части с художественным направлением» [8, с. 262]. Подобные проблемы, считает она, обусловлены тем, что при определении статуса переводоведения недостаточно учитывалась его безусловная и глубинная связь с литературоведением. В свою очередь, неразработанность этого направления в переводоведении снижает художественный уровень переводных текстов, а часто и адекватность передаваемой историкокультурной информации. Эти же проблемы поднимались представителями казахстанского переводоведения, неоднократно обсуждались как филологами-теоретиками, так и практиками-переводчиками на научных и научно-практических форумах, в научной литературе.

Чингиз Айтматов, выдающийся писатель современности, оставил огромное литературное наследие. Его сочинения переведены на многие языки мира, изданы и продолжают издаваться большими тиражами. Не стал исключением и последний роман. Он переведён не только на казахский и узбекский, но и на японский, турецкий, немецкий, французский, китайский и ряд других языков. Будучи этническим киргизом, родившимся, выросшим и начавшим творческий путь у себя на родине, Айтматов рано овладел русским языком, в чём немаловажную роль сыграли его отец и мать, бывшие весьма образованными людьми. Владение русским языком в совершенстве поставило Айтматова в ряд новых русских классиков и позволило занять достойное место в ряду современных мировых писателей. В своей публицистике он неоднократно писал об особой роли русского языка: «Знать свой язык -- богатство, сделать родным чужой язык -- богатство вдвойне. Русский язык открыл мне огромную часть мира. Синтезируя два менталитета, две культуры, две народные судьбы, я и писал» [13]. Обращение к русскому языку как средству воплощения инонациональных реалий и синтеза восточной и западной ментальности стало крупнейшим художественным достижением писателя. Это единодушно отмечают практически все исследователи творчества Айтматова. Подобный тип воплощения инонациональных реалий стал новым для литературы XX века, он во многом предопределил популярность айтматовских произведений за пределами советского, а потом и постсоветского пространства.

До повести «Белый пароход» Айтматов писал на киргизском языке. Переход на русский язык он объяснял тем, что перевод не может должным образом передать глубину философии и духовный мир его произведений.

В одном из интервью Айтматова спросили, как он относится к переводам своих книг? Ответ был очень пространным, однако постараемся передать максимально полно. По словам Айтматова, «перевод -- ещё один процесс, который переживает то или иное произведение, но как бы то ни было -- это сложное дело. Каждый язык существует сам по себе, имеет свои достоинства и нюансы, и у каждого языка есть свои ресурсы» [1]. Говоря о переводчике своих произведений на немецкий язык, сотрудничество с которым длилось полтора десятка лет, писатель отмечает важность того, чтобы переводчик прекрасно владел и языком оригинала, и языком перевода, обменивался мнениями с автором, сам владел художественным мастерством. Айтматов приветствовал развитие общемировой практики переводов. Он говорил о необходимости переводить всю мировую литературу. Сам писатель ещё при жизни входил в первую десятку самых переводимых авторов мира: его произведения переведены более чем на 150 языков, в том числе малоизвестных. Переводы произведений писателя помогают ему стать человеком мира, позволяют представить образ своей родной национальной культуры многомиллионной иноязычной аудитории.

Роман Айтматова «Когда падают горы (Вечная невеста)», написанный на русском языке, был опубликован в журнале «Дружба народов» в 2008 году [2]. В 2009 г. Нургали Кадыр- баев перевёл его на казахский под названием «Таулар кулаганда» («Мецгіліц цалындыц») [5], а Суюн Караев -- на узбекский под названием «Тоглар кулаётган замон (Абадий цаллиц)» [4]. Следует отметить, что первый перевод романа на узбекский язык («Мангу цайлиц») был сделан И. Гафуровым раньше перевода С. Караева и опубликован в журнале «Жахон адабиёти» в 2008 г. [3], что говорит о популярности творчества Айтматова в Узбекистане.

Основное действие последнего романа писателя разворачивается высоко в тянь-шаньских горах, где пересекаются трагические пути двух страдающих существ -- человека и барса. Оба они жертвы времени, жертвы обстоятельств, заложники собственной судьбы. Во многом из-за желания мести Арсен Саманчин, известный журналист, приехал в родное село, где для саудовских принцев организована охота на снежных барсов... Арсен приезжает в горы, но он ещё не знает, что там встретит и свою последнюю любовь, и свою смерть. Там же в горах, подобно Арсену, принимает свою смерть Жаабарс. Драматизм повествования оттенён легендой о Вечной невесте, которая «чудесным видением появляется на заснеженном горном перевале».

Обращение переводчиков к этому роману объясняется, на наш взгляд, тем, что книга воспринимается как особое явление, дающее возможность многостороннего подхода и многогранного истолкования. Кроме того, была учтена роль данного произведения в мировом литературном процессе, что накладывало на переводчиков особую ответственность.

В передаче идейного содержания исследованные нами тексты переводов исходят из целостного образа текста, из общего характера художественной ткани произведения. Такой подход даёт переводчику определенную степень свободы при сохранении верности подлиннику. В переводе важно передать и смысл, и стилистику текста. На это призывал обращать внимание Н. Я. Марр, известный своими переводами, в том числе древних грузинских и армянских памятников на русский язык. Он отмечал, что в переводе «мы в точности передаём на русский язык смысл, а не слова, стараясь не поддаваться тому ложному взгляду, по которому под точностью подразумевают буквальность перевода, уродующую и даже совсем затемняющую то, что желал выразить автор в оригинале; если где была возможность соединить точность с буквальностью, то мы, конечно, делали это охотно» [11, с. 95].

В первую очередь, охарактеризуем особенности перевода заголовка романа. Казахский и узбекский варианты названия романа имеют разное стилистическое звучание, хотя в целом, авторский смысл, заложенный в оригинале, передан. Казахский переводчик точно сохранил структуру заголовка, адекватную русскому оригиналу, его семантику и стилистическое звучание. Дело в том, что структура русского заголовка сложна: имеется основной заголовок, который структурно оформлен придаточной частью времени (Когда падают горы) неполного сложноподчинённого предложения расчленённого типа. Однако главная часть, которая опущена, по замыслу автора, -- всё повествование, имеющее такое заглавие. В скобках же указано второе название романа, имеющее привычную для заглавий структуру простого субстантивного атрибутивного словосочетания (Вечная невеста). В казахском названии «Таулар кулаганда» (Менгілік калындыц) аффикс -да передаёт общее временное значение, адекватное русскому когда. На узбекский язык название переведено как «Время падающих гор» («Тоглар кулаётган замон»). Переводчик допускает определённую вольность, хотя, казалось бы, в общесмысловом плане узбекский и русский заголовок близки. В узбекском переводе временное значение получает полнозначную лексему. Если в русском оригинале и тексте, переведённом на казахский язык, акцент делается на динамизме, акциональности подразумеваемых, но не указанных действий, маркированных темпоральным детерминантом (основной заголовок), то в узбекском переводе акцент делается на темпоральной характеристике текста. Таким образом, глубинный замысел автора остаётся за пределами узбекского перевода.

J. Hrabak утверждает, что «переводная литература органически включается в эволюционный процесс отечественной литературы, в определённой степени восполняет недостаток отечественного эволюционного потенциала и тем самым наиболее выразительно осуществляет свою функцию связующего звена между литературами» [15, с. 49-51]. До последнего романа Айтматова в литературах Центральной Азии не было произведения, столь ясно обнажившего связь ужасов Второй мировой войны с трагедией современных экологических бедствий. Отсутствие подобного опыта и различная степень активности в лексике русского и узбекского языков слов некоторых тематических групп приводит к тому, что в высокопрофессиональном переводе возникают ошибки «ложного эквивалента», являющиеся следствием неразграничения паронимов в языке-первоисточнике. Ср.: (Рус.) И содрогалась земля, извергаясь сплошными взрывами от шквальных артобстрелов и разорвавшихся мин, от бомб, падающих с неба, от танковых штурмов, от встречного огня по танкам... Растерзанные взрывами речки растекались, выходя из берегов, заливая низины и овраги [2, с. 166]. -- (Каз.) Жэне де жаппай цопарылысты тудырган артиллериядан оц жаудыру мен жарылган минадан, квктен жвцкглген танкілердіц шабуылуынан, танкглерге атцылаган царсы оц оттарынан цара жер тгтгркене ацтарылды... Жарылыстыц жарацатынан взендер жагалауларынан асып-твгглгп, ойпаттар мен сай- салаларга лыцсып ацты [5, с. 136]. (Узб.) Шиддатли артиллерия снарядларидан ва порт- лагаан миналардан, осмондан ёццан бомбалардан, танк штурвалларндан, танкларга отил- ган уцлардан ер цалтираб-зирцираб ёппасига портлаётган эди... портлашлар натижасида узанлари бузиб ташланган сой-жилгалар циргоцларидан чициб пастликларни ва жарларни сувга тулдирган эди» [4, с. 224]. Русское сочетание «оте танковых штурмов» переведено на узбекский как «танк штурвалларидан», т. е. «оте танковых штурвалов». Ложные эквиваленты чаще возникают, если существует «слово, полностью или частично совпадающее (или близкое к нему) по звуковой или графической форме с иноязычным словом при наличии полной этимологической общности между ними, но имеющее другое значение...» [14, с. 140]. Однако, как в данном случае, они могут возникнуть и в условиях только звуковой и графической близости. Этимологического родства между штурм и штурвал нет; семантической близости тоже нет. Ср.: штурм -- 1. Приступ, решительная атака укреплённой позиции, крепости. 2 перен. Вообще решительное наступление на что-н. [12, с. 902]; штурвал -- рулевое колесо на судне, самолёте, комбайне [12, с. 902].

В казахском переводе (трансляте) текста использована лексема, точно передающая семантическое содержание слова штурм -- шабуыл. Ср.: шабуыл -- нашествие, атака, наступление, нападение [10, с. 205]. Следует подчеркнуть и тот факт, что заимствованное и русским языком слово штурм представлено в казахском переводе собственно казахским словом. Это, вероятно, облегчает читательское восприятие.

Точность воссоздания образно-философского смысла батальных сцен достигается тем, что оба переводчика сумели сочетать почти буквальную передачу содержания с воссозданием стилистического рисунка айтматовских фраз, сохранив при этом естественность и экспресивность синтаксиса родного языка. Вероятно, подобная возможность возникает благодаря тому, что айтматовский текст принадлежит мастеру, для которого тюркоязычие и тюркоязычные картины мира так же естественны, как и русскоязычие и русская картина мира. Поэтому в тех случаях, когда переводчикам удаётся нащупать пусть даже очень скрытые черты тюркоязычного универсума в оригинале, переводы обретают особую свободу и креативность, а обычно несочетающиеся принципы буквального и смыслового перевода оказываются способными к взаимодействию.

Успешное языковое взаимодействие обосновывается и поддерживается тем, что философские проблемы добра и зла, жизни и смерти, образующие основу идейного содержания айтматовских произведений, представляют собой сложные системы. В них присутствуют и наднациональные, универсальные, и национально специфические элементы, что позволяет наводить мосты между национальным мышлением переводчиков и синтетическим кросскультурным мышлением писателя. В результате начинает работать механизм включения инокультурного художественного текста в новые культурные парадигмы -- казахскую и узбекскую.

Одной из главных проблем романа является проблема жизни и смерти. Размышления о них девятнадцатилетного Сергея Воронцова, отправляющегося воевать на самую страшную войну XX в., переданы в обоих переводах художественно точно, с сохранением высокой степени адекватности транслята оригиналу: (Рус.) Эшелон, набитый солдатами и оружием, поспешал туда, где предстояло убивать или быть убитым. Быть убитым не зависело от твоей воли, никто не жаждет быть убитым, и никто не знает, быть ли именно ему убитым. Убивать -- дело воли, а на войне -- обязательное, безусловное дело. И однако же, как скажешь себе: убить -- не убить? [2, с. 181]. -- (Каз.). Солдаттар мен цару-жарацца лыц толган эшелон алдагы кезде влтгру немесе влу белггленген жацца асыга-усгге жуйти бердг. влггсг келу адамныц еркгнде емес-тг, ешкгм влггсг келгп цумартпайды жэне ешкгм де дэл взг влетгнгн бглмейдг. влтгру -- ергк ici, ал согыста бул мгндеттг, свзсгз жузеге аса- тын тгрлгк. Алайда сонда да взіце цалайша айтпацсыц: влтгрсем бе, влтгрмесем бе деп? [5, с. 149]. -- (Узб.). Аскарлар ва цурол-яроглар тула эшелон улдириш ёки улиш керак булган ерларга ошицмоцда. Улиш сенинг эркингга боглиц эмас. %еч кимнинг улгиси келмайди. Худди, шунингдек узининг улдирилишини цеч ким билмайди. Улдириш -- бировнинг эркига боглиц, урушда булса -- мажбурий, муцаррар юмуш. Бироц узингга узинг улдир, улдирма дея оласанми? [4, с. 244].

Находя в родных языках необходимые ресурсы, оба переводчика прививают своим национальным литературам всю мощь, синкретизм и многомерность айтматовского слова. Это умение найти в родном языке слово, тип эстетической образности, соответствующие первоисточнику, отличало манеру выдающихся казахских и узбекских переводчиков конца XIX -- нач. XX ст., создавших свои национальные школы художественного перевода. Эту традицию продолжают Н. Кадырбаев и С. Караев, талантливые интерпретаторы современной мировой классики.

Одной из особенностей айтматовской прозы, которую часто отмечают критики, является своеобразное переосмысление классического приёма комментирования. Автокомментарий -- довольно широко распространённый приём медитативной прозы, утвердившийся в русской литературе, на традиции которой Айтматов всегда опирается. Однако часто употребление этого приёма в айтматовской прозе модифицируется в связи с таким свойством его творчества, как синтез в единой художественной целостности разнокультурных и, соответственно, разноязычных картин мира. Айтматов по-русски не только описывает инокультурные реалии, зачастую мало знакомые носителям русского языка, но и комментирует, почему и как эта реалия получила именно такое языковое обозначение. Комментируя слово или словосочетание, поясняя читателю, являющемуся носителем другой культуры, инонациональные реалии, автор-комментатор становится не только носителем, но и ретранслятором информации для принимающего текст иносознания. Так передаются фоновые знания, фоновая информация [7, с. 37], поддерживающие и уточняющие смысл базового художественного текста, полученного в результате перевода. Айтматов, следуя традиции комментирования-пояснения отдельных слов или микротекстов, пытается вовлечь в семантическое поле русского текста многоуровневые смысловые блоки, восходящие к киргизской, реже -- казахской речи. Однако в этом случае задача писателя не просто представить и объяснить читателю элемент чужой картины мира, экзотический уже по определению. Используя иноязычные неосвоенные вкрапления в своём русском тексте, истинно многоязычный Айтматов отнюдь не ограничивается просто показом «чужого». Обладая кросскультурным мышлением, он стремится расширить и углубить семантическое пространство текста примерно так, как это происходит у полилингвов, людей, в равной степени владеющих не одним языком. В случае ощущения недостаточности средств одного языка для максимально адекватного выражения необходимого смысла полилингв заполняет лакуну средствами другого языка, в котором, с его точки зрения, имеются элементы, способные справиться с означиванием понятия, «не поддавшегося» другому языку.

Некоторые типы автокомментариев у Айтматова призваны не только показать чужое, но и «заразить» читателя интересом к смысловым, стилистическим, образно-эстетическим возможностям другого языка, предоставить ему (читателю) возможность почувствовать многомерность языкового пространства и объёмность художественной картины мира, смоделированной в произведении, даже при условии, когда реципиент владеет лишь одним, в данном случае русским, языком. Напр.: В народе же, в местах его обитания, такого зверя называют ижаабарс» (барс-стрела), что более всего соответствует его натуре -- в момент прыжка он и впрямь быстр, как стрела. А ещё называют его «кар кечкен ильбирс», что означает -- «по грудь идущий в снегу»... И это тоже соответствует истине... Другие твари ищут ходы, только бы не оказаться заложниками сугробов в горах, а он -- мощный! -- пашет напрямую... [2, с. 8-4]. Первый авторский комментарий тюркоязычных вкраплений возникает в очень важной текстовой позиции, это начало романа. Высокая значимость позиции этого фрагмента в макротексте подчёркнута сюжетно и стилистически. Сюжетно потому, что фрагмент является описанием-представлением одного из двух главных персонажей -- снежного барса, чья судьба образует неразрывное целое с судьбой второго главного героя романа -- человека. Такие узлы одновременного параллельного бытия -- существенная черта поэтики Айтматова. В плане внутренней организации текста этот приём создаёт взаимообратимость мифа и реальности как основного механизма реализации мифопоэтического начала в творчестве Айтматова. С точки зрения философской концепции автора, это способ воплощения абсолютной и зачастую гибельной связи Человека и Зверя в современном мире, стоящем на грани эсхатологической катастрофы.

Стилистически фрагмент как раз и является пространством реализации особой функции авторского комментария тюркского вкрапления. Достаточно обширный комментарий слова «жаабарс» направлен не только на реализацию традиционной функции выделения реалии-экзотизма. Здесь решается и вторая задача -- показать, какие особые предметно-смысловые и эскпрессивные свойства, важные для построения именно данной модели мира, привносит киргизское слово, как оно делается необходимым для понимания системы фоновых смыслов, обычно недоступных носителям другого языка.

Авторский комментарий имеет три этапа. Первый вообще не включает собственно наименования объекта. Речь идёт о двух существах, которые не подозревали и не могли подозревать о существовании друг друга на земле [2, с. 3]. Ибо один из них жил в городе..., другой же обитал высоко в горах, в диких скалистых ущельях, поросших густыми арчевниками и покрытых по склонам залёживающимся по полгода теневым снегом [2, с. 3]. Фактически первый этап уже решил задачу выделения экзотической реалии, т. к. из описания совершенно ясно, что речь идёт о животном, обитающем в местах, чуждых русской картине мира. Горы, скалистые ущелья -- это прямо названные знаки «чужого». Имеется, правда, элемент, частично родственный русской картине мира: снега, -- но эти снега тоже «другие».

Переход от первого этапа ко второму сопровождается вводом русского названия зверя с помощью принятого в зоологии его видового наименования: Потому и прозывается он снежным барсом. В дальнейшем изложении автор указывает на обращение к научным знаниям. После указания на сферу использования названия: А в науке -- существует такая наука о высокогоръях... -- Айтматов воссоздаёт собственно научное развёрнутое наименование зверя с указанием его принадлежности к роду и семейству: ... именовался тянь-шаньским снежным барсом из рода леопардовых, из семейства кошачьих, к которому относятся и тигры [2, с. 3].

Киргизские вкрапления жаабарс и кар кечкен илъбирс появляются только на третьем этапе автокомментария, когда персонаж-животное уже точно обозначен. Следовательно, в информационно-познавательном отношении киргизские наименования животного уже избыточны. Однако именно эта избыточность и обнаруживает особые функции тюркоязычных вкраплений. Они углубляют и психологизируют характеристики зверя, освежая введением киргизского слова семантическое пространство имеющегося в русском языке метафорического значения лексемы стрела ('нечто стремительное и опасное'): В народе же, в местах его обитания, такого зверя называют «жаабарс» (барс-стрела), что более всего соответствует его натуре -- в момент прыжка он и впрямь быстр, как стрела» [2, с. 3]. Таким образом, киргизское слово оказывается точкой пересечения обозначений, принадлежащих разным ЯКМ, т. е. оно одновременно и «чужое», и хорошо узнаваемое, по мотиву номинации близкое «своему». Пройдя эту точку пересечения, айтматовский текст продолжает разработку киргизского вкрапления уже на основе цитации целого выражения: А ещё называют его «кар кечкен нльбнрс», что означает «но грудь идущий в снегу. И это тоже соответствует истине. Другие твари ищут ходы, только бы не оказаться заложниками сугробов в горах, а он -- мощный! -- пашет напрямую... [2, с. 3-4].

Киргизское наименование полностью «чужое», однако эта часть комментария реализует фрагмент семантики, отсутствующий в русском языке, придаёт характеристике объёмность, обнажает тот смысл, которого нет в русском языке, но который восстанавливается авторским толкованием. Особая функция киргизских вкраплений заключается в том, чтобы позволить русскоязычному читателю почувствовать своеобразие художественной модели, созданной на основе раскрытия фоновых смыслов, возникающих в результате дополнения русской ЯКМ элементами киргизской ЯКМ. Этот эффект перехода от реального многоязычия автора к созданиию иллюзии двуязычия читателя и составляет суть третьего, важнейшего этапа авторского комментария, посвящённого жаабарсу. Чтобы окончательно сплести тюркизм и его русское толкование, выявить взаимодополняемость лексики двух языков, у Айтматова в контексте появляется русское разговорное пашет с сильным оттенком интенсивности действия и неутомимости деятеля.

Сравнение переводов с оригинальным текстом обозначило некоторые особенности. Так, в обоих переводах сохранена трёхчастная структура описания зверя-персонажа. Первый фрагмент достаточно точно передаёт основную текстовую задачу: подчеркнуть важность вводимого объекта. Как и в русском тексте, отсутствие прямого наименования зверя заменяется сочетанием указания особенностей среды его обитания и опережающим использованием местоимения они (улар, олар)'. (Узб.)... Улар ер куррасида бир-бирларининг мавжудликларини хаёлларига цам келтирмаган [4, с. 17]. -- (Каз.) ... Олар жер бетгнде бір-бірініц бар екендггг жвнгнде ешбір шубэ келтірмеген-ді...» [5, с. 1]. Второй фрагмент описания, призванный у Айтматова полностью решить информационно-познавательные задачи, тоже представлен достаточно адекватно. В обоих переводах введено название животного, имеется указание на связь такой формы его обозначения с научным стилем. В русском тексте в названии животного уточняется род и семейство, к которым относится барс. В переводах это уточнение подверглось редукции: остаётся лишь указание на отнесённость зверя к семейству кошачьих: (Узб.): Бу жонивор яшайди- ган гушаларда цалц уни Жаабарс, яъни уц-барс дейишади (циргизча жаа -- «ёй», «камалак уки»), бу суз йиртцичнинг табиатини, айницса анщ ифодалайди -- у сакраганда камон уци каби отилади. Уни «цор кечган илвирс» щм дейишади -- у кукрагигача цор булса цам курдим демай юриб кетаверади. Бу цам тугри гап. Бошца жониворлар тоглардаги цор уюм- ларида цамалиб цолмаслик учун айланма йулларни хуш куради, у эса кучига ишониб тикка йул солади. Щалин цорда цадам чекаверади [4, с. 17]. (Каз.) Халыц арасында, ол мекен еткен ортада, мундай ацды «жолбарыс» (жебе-барыс) деп атайды, оныц табигатына бул негурлым сайма-сай келедг, секгрер сэтте ол шынында да, жебедей жылдам. Сондай-ац, оны тагы да «цар кешкен жолбарыс» дейдг, бул -- «царды омыраулап кешушг» дегендг ацгартады... Бул да ацицатца дэлме-дэл келедг... взге мацулыцтар жол іздейді, таудагы омбы цардыц цурсагында цалмау ушгн, ал ол -- цуатты! -- твтесгнен жол келедг [5, с. 1].

В оригинальном тексте образной весомости наименованию «жаабарс» добавляет тот факт, что принадлежность его носителя к семейству кошачьих особо оговаривается. Подчёркивается также, что к этому семейству принадлежит и тигр. Кажущаяся избыточность информации играет совершенно определённую роль: барс -- менее известное животное, чем тигр. Тигр же как воплощение мощи, ловкости, силы, ума, хищной красоты включается в картины мира многих народов, даже тех, ареал проживания которых никак не связан с местами обитания тигров. Поэтому упоминание барса как представителя того же семейства, что и тигр, снимает возможный оттенок несерьёзности, который у носителей русского языка может возникнуть благодаря общности корня лексем кошка и кошачьи. В обоих переводах эти два важных, но очень разных, с точки зрения этнокультурных ассоциаций, животных как бы объединяются в одно. Этому способствует использование для обозначения барса в узбекском и казахском того же слова, что и для называния тигра. Как можно убедиться, именно на третьем этапе автокомментария реализуется одна из специфических черт индивидуальной поэтики Айтматова.

Неразграничение языковых обозначений тигра и барса в узбекском и казахском переводах стало одной из причин утери авторской установки на создание кросскультурного эффекта, смоделированного путём сопоставления киргизских вкраплений и способов их подачи в русском тексте.

Таким образом, в казахском и узбекском переводах проанализированного фрагмента романа Чингиза Айтматова «Когда падают горы (Вечная невеста)» выявлено два типа причин, вызывающих переводческие трудности: во-первых, причины, связанные с гетерогенностью и гетероморфностью языка-оригинала; во-вторых, -- с индивидуально-авторским видением мира, кросскультурным мышлением Айтматова, его полилингвизмом, использованием специфических художественных приёмов. В связи с наличием объективных переводческих трудностей в текстах переводов романа на узбекский и казахский языки обнаружен ряд неточностей и невыраженных смыслов, основные из которых можно объединить в несколько групп: 1) неточности, связанные с паронимией переводимых с русского языка слов, в иноязычных переводах; 2) неточности, обусловленные разной частотностью и степенью актуальности некоторых русских лексем и их иноязычных соответствий, разницей их денотативных и коннотативных макрокомпонентов в русском языке и языках переводов; 3) неточности и невыраженные смыслы, обусловленные спецификой авторского художественного мышления и воплощающей его индивидуальной поэтики писателя. Наименее изученным оказался тип трудностей передачи индивидуально-авторских художественных приёмов, связанных со спецификой айтматовского автокомментария заимствований из киргизского языка, обусловленных стремлением писателя создать кросскультурный эффект.

Литература

1. Айтматов Ч. «Мне есть ещё, что сказать читателям» [Электронный ресурс] / Ч. Айтматов. -- Режим доступа : http://hedgehogek.livejournal. com/3821.html.

2. Айтматов Ч. Когда падают горы : Роман. Белый пароход : После сказки / Ч. Айтматов. -- М. : АНО Редакция журнала «Дружба народов», 2008. -- 288 с.

3. Айтматов Ч. Дулаётган тоглар (Мангу дайлид) / [пер. на узб. И. Гафуров] / Ч. Айтматов // Жахон адабиёти. -- Тошкент, 2008. -- № 12. -- С. 3-86.

4. Айтматов Ч. Тоглар дулаётган замой (Абадий даллид) / [пер. на узб. С. Караев] ; Чингиз Айтматов. -- Toshkent : VEKTOR-PRESS, 2009. -- 251 б.

5. Айтматов Ш. Таулар дулаганда (Мацгілік далындыд) / [пер. на каз. Н. К,адырбаев] ; Шынгыс Айтматов. -- Шымкент : ЖШС Кітап, 2009. -- 150 б.

6. Бубер М. Мыслители XX в. Диалог // М. Бубер. Два образа веры. -- М. : Республика, 1995. -- С. 99-101.

7. Виноградов В. С. Перевод : общие и лексические вопросы / В.С. Виноградов. -- М. : КДУ, 2006. -- 240 с.

8. Владимирова Н. В. Развитие узбекской прозы XX века и вопросы художественного перевода / Н. В. Владимирова. -- Т. : Фан, 2011. -- 336 с.

9. Дюришин Д. Теория сравнительного изучения литератур / Д. Дюришин. -- М. : Прогресс, 1979. -- 320 с.

10. Казахско-русский, русско-казахский словарь для учащихся и студентов. -- Алматы : Аруна, 2002. -- 416 с.

11. Миханкова В. А. Николай Яковлевич Марр / В. А. Миханкова. -- М. -- Л. : Изд-во АН СССР, 1948. -- 555 с.

12. Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. -- М. : ООО ИТИ Технологии, 2006. -- 944 с.

13. Он войдёт в генетическую память не только нации, но и всего рода [Электронный ресурс]. -- Режим доступа : aytmatov.com'index.php? option... article...2012-12-12.

14. Фёдоров А. В. Основы общей теории перевода / А. В. Фёдоров. -- 4-е изд. -- М. : Высшая школа, 1983. -- 303 с.

15. Hrabak J. Literarni komparatistika / J. Hrabak. -- Praha, 1971.

References

1. Ajtmatov Ch. «Mne est' eshche chto skazat' chitatelyam» [Elektronnyj resurs] / Ch. Ajtmatov. -- URL : http://hedgehogek.livejournal. com/3821.html.

2. Ajtmatov Ch. Kogda padajut gory : Roman. Belyj parohod : Posle skazki / Ch. Ajtmatov. -- M. : ANO Redakcija zhurnala «Druzhba narodov», 2008. -- 288 s.

3. Ajtmatov Ch. Qulayotgan tog'lar (Mangu qajliq) / [per. na uzb. I. Gafurov) / Ch. Ajtmatov // Zhahon adabiyoti. -- Toshkent, 2008. -- № 12. -- S. 3-86.

4. Ajtmatov Chingiz. Tog'lar qulayotgan zamon (Abadij qalliq) / Ch. Ajtmatov. -- Toshkent : VEKTOR- PRESS, 2009. -- 251 b.

5. Ajtmatov Ch. Taular qulag'anda (Mangilik qalyndyq) / [per. na kaz. N. Qadyrbaev] ; Ch. Ajtmatov. -- Shymkent : ZHSHS Kitap, 2009. -- 150 b.

6. Buber M. Mysliteli XX v. Dialog // B. Buber. Dva obraza very. -- M. : Respublika, 1995. -- S. 99-101.

7. Vinogradov V. S. Perevod : obshchie і leksicheskie voprosy / V. S. Vinogradov. -- M. : KDU, 2006. -- 240 s.

8. Vladimirova N. V. Razvitie uzbekskoj prozy XX veka і voprosy hudozhestvennogo perevoda / N. V. Vladimirova. -- Tashkent : Fan, 2011. -- 336 s.

9. Diurishin D. Teorija sravnitel'nogo izuchenija literatur / D. Diurishin. -- M. : Progress, 1979. -- 320 s.

10. Kazakhsko-russkij, russko-kazakhskij slovar' dlia uchashhikhsia і studentov. -- Almaty : Aruna, 2002. -- 416 s.

11. Mihankova V. A. Nikolaj Yakovlevich Marr / V. A. Mihankova. -- M. -- L. ^л Izd-vo AN SSSR, 1948. -- 555 s.

12. Ozhegov S. I. Tolkovyj slovar' russkogo jazyka / S. I. Ozhegov, N. Yu. Shvedova. -- M. : 000 ITI Tekhnologii, 2006. -- 944 s.

13. On vojdet v geneticheskuju pamiat' ne tol'ko nacii, no і vsego roda [Elektronnyj resurs]. -- URL : aytmatov.com'index.php? option... article...2012-12-12.

14. Fedorov A. V. Osnovy obshchej teorii perevoda / A. V. Fedorov. -- M. : Vyssh. shk., 1983. -- 303 s.

15. Hrabak J. Literarm komparatistika / J. Hrabak. -- Praha, 1971.

Размещено на Allbest.ru