Посессивные конструкции "У Х-а (есть) Y" как экспликаторы актантных отношений

Размещено на http://www.allbest.ru/

Посессивные конструкции "У Х-а (есть) Y" как экспликаторы актантных отношений

И.М. Кобозева

В Теории функционально-коммуникативно синтаксиса М.В. Всеволодовой (далее ТФКС) среди слов с реляционной семантикой (противопоставляемых словам денотативной семантики) выделяется класс реляторов - предикатов, называющих отношения между участниками ситуации. Как справедливо пишет автор, в предложениях с глаголами денотативной семантики (напр., читать, командовать) "глагол, называя действие лица… определяет этим отношение S-а к объекту своего действия. Эти отношения - имманентная, неотторжимая часть значения любого объектного глагола" [Всеволодова 2000: 40]. Можно переформулировать это положение и так: предикаты денотативной семантики предопределяют как количество участников (семантических актантов, партиципантов) обозначаемой ими типовой ситуации, так и их семантические (денотативные по терминологии ТФКС) роли (агенса, экспериенцера, пациенса, бенефактива, инструмента и т. д. Конкретные наборы семантических ролей, используемых в разных семантико-синтаксических теориях, не совпадают, хотя и имеется существенная зона пересечения. Расхождения связаны, как правило, с различием задач, для решения которых разрабатывается теория.). Семантические роли можно рассматривать как смысловые отношения, связывающие синтаксические актанты предикатного слова с самим этим словом. Такие отношения мы будем в дальнейшем называть актантными. Так, в предложении Петр читает книгу подлежащее Петр связано с предикатом читает актантным отношением агенса, а прямое дополнение книгу - актантным отношением пациенса. В отличие от обычных "денотативных" предикатов, как бы "подразумевающих" смысловые отношения со своими актантами и между ними, реляторы утверждают наличие этих отношений. Так, "денотативный" предикат разрезать "подразумевает", что его актант, выраженный группой NPacc находится с его актантом, выраженным при помощи предложной группы на NPacc, в отношении "целое - часть". А релятор включать (в себя, в свой состав) утверждает наличие этого отношения. Именное выражение Петин галстук "подразумевает", что галстук находится в отношении принадлежности к Пете, а релятор принадлежать в Галстук принадлежит Пете утверждает наличие этого отношения (обратного к отношению обладания).

В отличие от реляторов, которые служат единственными носителями информации о соответствующем отношении в предложениях, где они выступают в функции главных предикатов, экспликаторы всегда сопровождают в предложении другое слово с денотативной предикатной семантикой. Это предикатное слово, например, открытие, уже несет в себе представление о двух участниках обозначаемой им типовой ситуации, выступающих к предикату в актантных отношениях агенса и темы (Эврикатива в терминах ТФКС). В этом аспекте оно ничем не отличается от глагола открывать. Но в отличие от открывать, открытие, для того чтобы стать главным предикатом, нуждается в формальной глагольной поддержке - экспликаторе, который прояснит, в каких семантических ролях выступают подлежащее и дополнение в предложении с предикатным именем открытие, в семантике которого эти роли уже заложены. Так, в предложении И.П. Павлову принадлежит открытие условного рефлекса (синонимичном предложению И.П. Павлов открыл условный рефлекс) глагол принадлежать выступает уже не как релятор, а как экспликатор агентивного отношения денотата косвенного дополнения к ситуации открытия В Теории моделей "Смысл - Текст" И.А. Мельчука, А.К. Жолковского и др. понятию экспликатора соответствуют более формализованное понятие лексико-функционального глагола при лексических функциях типа Oper, Funс и Labor..

Интересно, что вводя понятие денотативной роли (ДР), М.В. Всеволодова блестяще продемонстрировала его значимость как раз при помощи глагола принадлежать, предъявив четыре построенных по одной и той же формальной модели предложения с этим глаголом, в которых он соотносится с совершенно разными типовыми ситуациями, обозначая различные отношения между участниками, которые, соответственно, имеют разные ДР. Лишь в одном из этих предложений (Эта машина принадлежит моему соседу) глагол изосемически выражает посессивное отношение между участниками с ДР Посессора и Посессива), а в других случаях неизосемически выражает иные отношения: бытийно-локативное - между Локативом и Экзисциенсом (Соседние озера принадлежат другим подвидам гусей); акциональное - между Креативом и Агенсом (Эта статья принадлежит молодому ученому); характеризационное - между Признаком и Дескриптивом [Всеволодова 2000: 133 и далее].

В данном очерке мы рассмотрим две предикативных конструкции, относящихся к классу реляторов, изосемично выражающих отношение обладания: У Х-а есть Y и У Х-а Y Подчеркнем, что релятором выступает не предикат быть и не связка сами по себе, а именно целая конструкция, включающая в качестве обязательного элемента предлог у (ср. [Всеволодова 2000: 41])., называемые соответственно бытийной и связочной. Эти конструкции в Теории функциональной грамматики А.В. Бондарко относятся к ядру функционально-семантического поля (ФСП) посессивности в русском языке, поскольку служат главным предикативным средством кодирования отношения обладания [Бондарко 1996]. О семантических различиях между ними написано много (см., напр., [Чинчлей 1996]), поэтому мы не будем подробно останавливаться на этом вопросе. Скажем только, что отношение обладания в конструкции У Х-а есть Y утверждается и может попасть в коммуникативный фокус (У Х-а есть\ Y), а в конструкции У Х-а Y это отношение пресуппонируется (тот факт, что Х чем-то обладает составляет предпосылку высказывания), а утверждается с ee помощью, что то, чем Х обладает есть Y, и потому конструкция с нулевой связкой используется скорее для характеристики имущественного или какого-то иного статуса Х-а, чем для установления факта наличия или отсутствия Y-а у Х-а, ср. Его не интересует путевка в дом отдыха, потому что у него есть дача и Он не нам чета: у него машина, дача.

Помимо названных конструкций в русском языке для выражения отношения обладания используются и другие лексические и грамматические средства: приименной родительный падеж, притяжательные местоимения и прилагательные, глаголы обладания и принадлежности типа иметь, принадлежать, реляционные имена типа хозяин, владелец, собственность и др. Известно, что многие из этих языковых средств используются и для выражения целого ряда других семантических отношений, в частности отношения родства и иных социальных отношений, отношения "часть - целое", актантных отношений. Только что мы видели это на примере глагола принадлежать. Если взять приименной родительный падеж, то спектр выражаемых им отношений настолько пестр (см., напр., классификацию таких отношений в [Борщев, Кнорина 1990]), что если все эти отношения включать в ФСП посессивности, то эта функционально-грамматическая категория окажется аморфной и безграничной, потеряет внутреннюю связующую логику. В типологических исследованиях так и происходит (см. об этом [Плунгян 2011: 236-238]). Спектр семантических отношений, выражаемых посессивными предикатами и предикативными конструкциями, существенно уже. Это позволяет использовать соответствующие предикативные конструкции как лакмусовые бумажки, позволяющие выявить "следы посессивности" в одних сочетаниях с приименным родительным и обнаружить их полное отсутствие в других, формально тождественных, сочетаниях, в частности в сочетаниях типа литр воды или стог сена, которые не трансформируемы в *У молока (есть) литр или *Cено имеет стог (см. [Кобозева 2013]).

Посмотрим с этой точки зрения на актантные отношения. Все ли они выразимы при помощи данных конструкций? В работах, посвященных категории посессивности, обычно приводятся изолированные примеры типа У нас сегодня вечером собрание или У меня сенокос. М.В. Всеволодова затрагивает данные конструкции в контексте обсуждения различных моделей предложения (МПр). Говоря о предложениях, построенных по бытийной модели, она пишет, что по этой синтаксической модели в русском языке строятся "сообщения о личности человека, внешности, физическом и эмоциональном состоянии, отношении к другим людям и происходящих в его жизни событиях [Всеволодова 2000: 228]. Далее приводятся примеры предложений, построенных по бытийной модели, среди которых попадаются и интересующие нас посессивные конструкции, как бытийная (с есть), так и связочная (без есть), причем в одном из примеров связочная конструкция выступает как средство выражения актантных отношений между "посессором" Х и ситуацией Y, напр., У отца завтра концерт. Из этого сообщения мы узнаем, что отец говорящего будет партиципантом ситуации концерт. Семантическая роль отца при этом остается недоопределенной: он может быть как выступающим (Протагонистом), так и зрителем (Экспериенцером), хотя первое более вероятно.

Связочная посессивная конструкция всплывает и при обсуждении МПр со статальными предикатами: У него грипп [Там же: 246], где она выражает актантное отношение экспериенцера к состоянию, в котором он пребывает.

Заметим, что во всех четырех приведенных примерах посессивного кодирования актантных отношений актант Х был либо первым, либо вторым по важности участником ситуации. синтаксис релятор предикат

Возникают вопросы: для всех ли типов ситуаций возможно оформление актантного отношения при помощи посессивной конструкции и всегда ли эта конструкция должна быть связочной? Очевидно, что ответ на первый вопрос должен быть отрицательным. Не для всякой ситуации участие в ней партиципанта в той или иной роли может быть выражено, концептуализовано при помощи хотя бы одной из двух наших конструкций. Так, смысл предложения Я зажег лампу не передается при помощи конструкции ?У меня было зажигание лампы, а тем более при помощи конструкции *У лампы было зажигание мной / мое зажигание. Ответ на второй вопрос также отрицательный. При описании ряда психологических состояний (ментальных, волитивных, эмоциональных) используется именно бытийная, а не связочная конструкция, ср. У X-а есть мысль, что Р / желание, чтобы Р / надежда на P. Из этого закономерно вытекает вопрос: какие же типы ситуаций допускают концептуализацию актантных отношений при помощи бытийной и / или связочной посессивной конструкции?

Не найдя ответ на этот вопрос в литературе (хотя возможно, поиски были не достаточно настойчивыми), я решила провести собственное мини-исследование, используя Национальный корпус русского языка (НКРЯ). Конечно, такое исследование не может дать ответ на вопрос об ограничениях на кодирование актантных отношений при помощи бытийной и связочной посессивных конструкций, но может, как минимум, дать информацию о классах ситуаций, которые допускают такое кодирование. Инструментарий корпуса позволяет извлечь предложения, соответствующие запросу: у + имя в род. пад. (на расстоянии до 2) + быть в изъяв. накл. (на расстоянии до 3) + имя с семантической пометой "непредметное". В выдаче, разумеется, оказались не только интересующие нас конструкции с посессивным выражением актантных отношений, потому что семантическая категория непредметных имен очень широка и включает в себя помимо нужных нам предикатных имен и абстрактные имена, обозначающие не ситуации, а различные нематериальные объекты, например, имена со значением `способ' (метод, прием и т. п.), имена семантического класса "репрезентационный объект" (класс, выделяемый в Онтологической семантике [Nirenburg, Raskin 2004]) - книга, фильм, мизансцена и т. п., имена трансцендентальных объектов типа душа, аура и целый ряд других классов имен, не являющихся номинализациями ситуаций. Когда в позиции Y находятся такие имена, наши конструкции выражают отношение обладания между посессором Х (одушевленным или неодушевленным) и некоторым объектом нематериальной или не только материальной природы.

Отбросив из полученной выборки подобные не относящиеся к делу предложения, мы получаем множество бытийных и связочных конструкций, в позиции Y у которых находится имя с ситуативной семантикой. Это может быть как имя, имеющее однокоренной глагол или предикатив (напр. желание - желать, интерес - интересно (кому что), забота - заботиться), так и имя, морфологически не соотносительное с глаголом (концерт, матч, свадьба и т. п.). Обозначая ситуацию, такие имена имеют семантические валентности на участников ситуации (партиципантов), независимо от того могут ли эти участники получить выражение в виде синтаксических актантов данного слова и какова будет форма этого выражения. Тем самым актантные отношения заложены в семантике таких имен. И посессивные конструкции (бытийная либо связочная) используются уже как экспликаторы этих отношений. Посмотрим, какие же семантические группы ситуативных имен допускают посессивное кодирование актантных отношений.

1. Имена, обозначающие мероприятия: концерт, матч, уборка, сенокос, танцы и т. п.:

(1) а. Мы как раз оказались в Питере, но на бал не попали - в тот вечер у Володи был концерт Здесь и далее за редкими исключениями даются примеры из НКРЯ, которые иногда приводятся в сокращенном за счет несущественных деталей варианте..

б. В Токио у команды были товарищеские матчи с разными клубами.

в. У меня сейчас экскурсия, - не останавливаясь сказала она.

г. Мужики… молят: "отпустите вы нас только поскорее, потому что у нас покос, уборка хлеба".

Какими свойствами обладают ситуации, относящиеся к разряду мероприятий? Во-первых, это контролируемые положения дел, в том самом смысле, в каком эта скрытая категория предикатов понимается в семантике (см. [Булыгина 1982: 68-83]), то есть это положения дел, которые не могут возникнуть сами по себе, помимо воли их главных участников. Это исключает из класса мероприятий ситуации типа проснуться или сломать ногу. Во-вторых, это ситуации, длящиеся в течение некоторого периода времени, не сводимые к точке на временной оси. Это исключает из данного класса все моментальные ситуации (забить гол, размахнуться, взять ноту) в том числе одиночные коммуникативные действия (попросить, поздравить, осудить, расписаться в книге и т. п.). По той же причине все имена мероприятий хорошо сочетаются с фазовыми глаголами: Концерт начинается; Матч продолжался ровно почти три часа; Обсуждение диссертации закончилось поздно. В-третьих, это ситуации, представляющие собой сложные последовательности более элементарных действий. В этом отношении имена мероприятий соотносительны с классом "деятельностей" в фундаментальной классификации предикатов Ю.Д. Апресяна - глаголов, обозначающих "совокупность разнородных и разновременных действий, имеющих одну конечную цель, причем время существования ситуации, называемой данным глаголом, растягивается на несколько раундов наблюдения" [Апресян 2009: 40]. В-четвертых, это ситуации, наступление которых планируется их партиципантами. Так, одна и та же деятельность - уборка квартиры, будет мероприятием только в случае, если она сознательно намечена, не вызвана случайно возникшей необходимостью, например, тем, что дети в отсутствие родителей позвали гостей и в доме все перевернуто вверх дном. И только намеченная уборка (уборка-мероприятие) имеется в виду, если ситуация выражается посессивной конструкцией У нас (была / будет) уборка.

Последнее положение подтверждается интерпретацией многозначных предикатными имен в рамках посессивной конструкции. Рассмотрим имя встреча. В одном из своих значений оно соотносительно с неконтролируемым моментальным глаголом происшествия встретить / встречать: По дороге домой он встретил своего школьного учителя, которого не видел больше десяти лет. Эта встреча (встреча_1) оказалась судьбоносной. В другом значении оно соотносительно с контролируемым глаголом деятельности встречаться: Завтра депутат встречается со своими избирателями. Встреча (встреча_2) пройдет в заводском клубе. Встреча_1 обозначает происшествие, встреча_2 - мероприятие. Теперь посмотрим на предложение (2):

(2) У Феди в парке встреча с каким-то приятелем.

Никакой неоднозначности в (2) не ощущается. Оно понимается только как сообщающее о намеченном Федей заранее событии (мероприятии), в котором он будет партиципантом (контрагентом, коагенсом встречи). (2) не может быть сообщением о случайном событии (происшествии).

Выше мы уже говорили, что семантическая роль актанта Х при посессивном кодировании актантных отношений часто остается недоопределенной. Так, в предложении (1в) "она" может быть как экскурсоводом (агенсом), так и экскурсантом (пациенсом и /или адресатом). Иногда уточнению денотативной роли способствует форма кодирования других актантов или сирконстантов предикатного имени. Так, в примере (3) из НКРЯ:

(3) Завтра у меня экскурсия в доме-музее В.И. Ленина, "Боевое крещение".

Оформление сирконстанта как локатива склоняет чашу весов в пользу того, что "я" - агенс, экскурсовод. Если бы вместо в доме… было в дом…, интерпретация роли "я" была бы скорее пациентивной, т. е. как экскурсанта. Это объясняется тем, что локатив концептуализирует музей как "местонахождение", каковым он является скорее для постоянно работающего в нем экскурсовода, а директив концептуализирует тот же музей как цель перемещения, каковой он является прежде всего для экскурсанта.

Из двух конструкций только одна способна выступать как выразитель отношения актанта к мероприятию - связочная конструкция. Это очевидно в примерах (1в, г), которые станут неграмматичными (в случае интересующей нас предикатной семантики имен), если вместо нулевой формы, обязательной для связки в настоящем времени, мы вставим экзистенциальное есть: У меня сейчас есть экскурсия не может значить ни то, что я сейчас веду экскурсию, ни то, что я сейчас являюсь экскурсантом; У нас есть покос, уборка хлеба не может значить, что нам предстоит косить и убирать хлеб. Если же мы встречаем слова покос или экскурсия в посессивной конструкции с есть (бытийной конструкции), как в (4):

(4) а. У нас есть обзорные экскурсии по Берлину, четыре дня.

б. У соседа есть покос на том берегу.

то все всякого сомнения данные имена выступают в предметном, а не предикатном значении, а конструкция выступает не как экспликатор актантного отношения, а как релятор обладания: в (4а) турагентство ("мы") обладает товаром-услугой типа "экскурсия по Берлину", в (4б) сосед является хозяином участка земли.

В случае если имя мероприятия имеет соотносительный глагол, посессивная конструкция имеет изофункциональную ей акциональную конструкцию, в которой соответствующее актантное отношение не эксплицируется, ср.:

(5) В лагере после завтрака у нас была уборка территории = В лагере после завтрака мы убирали территорию.

Заметим, что если сказуемое посессивной конструкции относится к настоящему времени, то само участие Х-а в мероприятии, которое обозначает Y может относиться как к настоящему, так и к будущему времени. Так, в (1в) даже наличие наречия сейчас без обращения к контексту не позволяет однозначно интерпретировать предложение, как произносимое в ходе экскурсии. Оно может означать и то, что экскурсия намечена на ближайшее будущее. В (1г) только контекст позволяет понять, что мужики не заняты покосом и уборкой хлеба в момент речи, но займутся этим, как только представится возможность.

2. Имена, обозначающие физиологическое или психосоматическое состояние живого существа: жажда, роды, озноб, жар, кровотечение, хорошее настроение и т. п.

Эту группу посессивных конструкций иллюстрируют следующие примеры из НКРЯ:

(6) а. …у меня были роды на 34 неделе…

б. У Жени был шок, он подавился омаром.

в. Но потом открыли и джин, потому что у Кретинина была жажда и он все равно уже открыл тоник.

г. Ночью у него был жар и озноб.

Прочие примеры в (6), представляющие большинство в данной выдаче, реализуют другую семантическую структуру: актуальное пребывание Х-а в состоянии Y в момент референции.

Такая структура кодируется только связочной конструкцией. Ср. неграмматичность примеров типа: *У меня есть роды; *У него есть жажда / озноб / жар. В подобных предложениях данная конструкция эксплицирует отношение экспериенцера к состоянию, в котором он находится.

Заметим, что у синонима жара - имени температура, в полемическом контексте при фокусе на верификативном компоненте смысла возможно появление экзистенциального быть:

(7) У него естьv температура.

Это связано, по-видимому, с тем, что если жар в наивной картине мира предстает как самостоятельное патологическое состояние, своего рода болезнь, то температура мыслится, прежде всего, как симптом болезни, равно как пульс можно рассматривать как симптом состояния `жив'. Не удивительно, что наличие температуры, как и пульса, одинаково может кодироваться бытийной посессивной конструкцией (ср. У него есть пульс). Но если пульс - только симптом, то температура (как синоним жара) - это и ощущаемое субъектом аномальное состояние. Поэтому нормальная пульсация крови, нормальное дыхание и прочие состояния организма, которые можно назвать фоновыми, в обычной ситуации не выражается связочной конструкцией (ср. *У него пульс / дыхание). Здесь действует та же закономерность, что и в области меронимических отношений: для обязательных частей объекта в нормативном количестве посессивное предикатное кодирование неграмматично (ср. *У Маши глаза). Только при выражении характеристик нормативных состояний или частей конструкция становится нормой: У него ровный / прерывистый пульс; У Маши карие / красивые глаза).

Все физические и психосоматические состояния, встретившиеся в нашей выдаче, - это не фоновые состояния живого организма: ощущения острой физиологической потребности (жажда и т. п.) или боли (колики и т. п.); физиологически нормальные, но относительно редкие состояния (месячные, роды и т. п.); патологические состояния (болезни и т. п.), отклонения от "усредненного" психосоматического состояния в положительную или отрицательную сторону: (плохое самочувствие, хорошее настроение). Поскольку нахождение в том или ином физиологическом или психосоматическом состоянии входит в пресуппозицию сообщений о состоянии живого организма, а утверждаются в них только специфические характеристики состояния, то естественно, что используется именно связочная, а не бытийная посессивная конструкция.

Ограничения на заполнение позиции Y в данной конструкции для имен рассматриваемого семантического класса носят не семантический, а лексический характер, ср. У Кретинина была жажда и *У Кретинина был голод.

В случае если имя состояния имеет соотносительный глагол или предикатив, посессивная конструкция имеет изофункциональную ей статальную конструкцию, в которой соответствующее актантное отношение не эксплицируется, ср.:

(8) а. У него был озноб. = б. Его знобило;

(9) а. У нее роды. = б. Она рожает.

Следует заметить, что имя роды и глагол рожать (в отличие от озноб и знобить) обозначает ситуацию, которая обладает как свойствами состояния, так и отдельными свойствами деятельности (это ситуация, длящаяся определенный период времени, в течение которого с экспериенцером происходят изменения, скорость которых он может отчасти контролировать, ср. Она родила очень быстро) и даже мероприятия: наступление этой ситуации планируется субъектом в том смысле, что срок его наступления ему приблизительно известен; в ситуации обычно сознательно участвует не только экспериенцер, но и "помощник", принимающий роды. Поэтому вне контекста предложение (9а) неоднозначно. В отличие об (9б) оно может быть проинтерпретировано как обозначающее не состояние экспериенцера, а актуальное или предстоящее участие другого партиципанта (в первую очередь "помощника") в данной ситуации.

Многие именные выражения, обозначающие патологическое состояние организма, содержат отсылку к части тела или органу экспериенцера, непосредственно затронутыми этим состоянием:

(10) а. У нее было истощение нервной системы.

б. У меня часто были головокружения.

Близкими, но не тождественными моделям, подобным (10), которые можно назвать моделями с "внешним посессором", являются МПр с "внутренним посессором". При этом именное кодирование состояния должно быть заменено предикатным, ср.: (10а?) Ее нервная система была истощена и (10б?) Моя голова часто кружилась. Заметим, что если (10а) и (10б) скорее описывают состояние со слов или с ориентацией на специалиста-медика, то (10а?) и (10б?) скорее дают обыденное субъективное описание психосоматического состояния. Такое "профессиональное" прочтение (10а), вероятно, связано с восприятием отглагольных номинализаций как приметы научного стиля. Конструкции с внутренним посессором часто считаются базовыми, а конструкции с внешним посессором - производными от них. Но при этом часто последние более естественны, чем первые. Ср. довольно искусственное (10б?) с более естественным (10б) и еще более естественным У меня часто кружилась голова.

3. Имена, обозначающие интенциональные состояния субъекта: мысль, убеждение, сомнение, желание, надежда, опасение и т. п.

(11) а. У биологов есть своё мнение по поводу данной фразы: кропинный - это крапивный.

б. У Ирины было чувство, что она голая стоит посреди учительской.

в. У русских есть национальное самосознание, сознание культурной и национальной общности, национальная воля - воля выжить, воля развиваться.

г. И всё же у Печорина была надежда.

В отличие от физических состояний, нахождение экспериенцера в интенциональном состоянии сознания (ментальном, волитивном, эмоциональном) оформляется бытийной посессивной конструкцией (с есть в настоящем времени). Это вполне соответствует указанному выше семантическому отличию этой посессивной конструкции от связочной. Нахождение в том или ином физическом состоянии всегда пресуппонируется, а утверждается, какое именно это состояние. В случае интенционального состояния или отношения сам факт его наличия утверждается, часто одновременно с утверждением о его пропозициональном содержании.

Ограничения на использование конструкции У Х-а есть Y для выражения интенциональных состояний типа Y существуют, как показывают примеры в (12):

(12) а. ?У него есть знание, что эта вещь стоит очень дорого.

б. *У меня есть радость / благодарность, что меня вовремя предупредили.

но, по-видимому, носят не семантический, а лексический характер. Можно было бы подумать, что аномальность примеров в (12) как-то связана с фактивностью конструкции, которая в свою очередь коррелирует, но не предопределяется, фактивностью предиката, от которого образовано имя состояния. Действительно, все конструкции в (11) нефактивны: они не пресуппонируют истинность ситуации, которая выражена предикацией, зависимой от имени состояния. Имя сознание в (11в) соотносительно с фактивным предикатом сознавать (что P), но в контексте абстрактного имени национальная общность оно не создает фактивной конструкции: если бы это было не так, то из предложения У русских нет сознания национальной общности следовало бы что национальная общность у русских есть, но только они этого не сознают. На самом же дела в данном случае отсутствие сознания общности тождественно отсутствию самой общности. Но гипотеза о фактивности как причине аномальности (12) не подтверждается. Как показывают примеры в (13), посессивная конструкция с именем интенционального состояния в позиции Y может быть и фактивной:

(13) а. У руководства есть четкое понимание, что электорат изменился.

б. У Майи есть какой-то комплекс по поводу того, что в России Щедрина слишком часто называли мужем Плисецкой.

Как кажется, справедливо одно семантическое ограничение: c именами, соотносительными с фактивными предикатами эмоционального состояния (сожаление, разочарование, радость, удивление и т. д.), конструкция У Х-а есть Y не употребляется. При этом данные имена выступаю в составе описательных предикатов с экспликаторами чувствовать и / или испытывать. Так что узус в данном случае отдал предпочтение семантической избыточности (сема `чувствовать' в таких ОП дублируется). Для прочих подклассов имен интенциональных состояний приходится признать лексический характер ограничений.

Как и для других классов ситуативных имен в позиции Y посессивная конструкция практически всегда имеет изофункциональную акциональную конструкцию:

(14) а. У нее есть комплекс по этому поводу. = Она комплексует по этому поводу.

б. У них есть желание пообщаться с нами. = Они хотят пообщаться с нами.

в. У него есть подозрение, что соседи что-то замышляют. = Он подозревает, что…

4. Замечание об именах, обозначающих физическое состояние неодушевленных объектов и веществ.

В нашей выборке встретился лишь один пример интересующего нас посессивного оформления физического состояния объекта, не относящегося к категории живого:

(15) Если обычная жидкость может просто течь или замерзнуть, то у транспортного потока есть третье, "полузастывшее", состояние.

Здесь Х - движущиеся транспортные средства, метафорически концептуализированные как движущаяся жидкость (транспортный поток). При этом речь в (15) идет не о локализованном во времени состоянии Х-а, а об одном из трех присущих Х-у как объекту данного вида физических состояний (покоя, нормального движения и ненормально медленного, прерывистого движения, которое в ходе развертывания метафоры представлено по аналогии с жидкостью как "полузамороженное"). Здесь состояние объекта мыслится как один из его параметров, а пребывание объекта в одном из трех возможных для него состояний как его имманентное свойство. Как мы увидим ниже, наличие у объекта параметра выражается бытийной посессивной конструкцией: У Х-а есть Y. Таким образом, здесь эта конструкция эксплицирует отношение характеризации между носителем свойства и свойством.

5. Имена атрибутов, или параметров, характеризующих объекты и явления (свойство, преимущество, амплуа, срок годности, история, логика развития и т. д.).

(16) а. У всех тайфунов есть общая черта: в Северном полушарии они закручены против часовой стрелки, а в Южном Ї наоборот, по часовой.

б. У этого фильма есть недостатки: слишком много уделено внимания той чуши, что Раиса Захаровна несла Василию.

в. У кругов есть объем?

г. В древности у русских была традиция в отдельных семьях давать имена детям по названиям деревьев, кустарников, трав.

Примеров с именами данного класса в позиции обладаемого в нашей выборке большинство, и по составу данное множество имен самое многочисленное, что не удивительно, поскольку разнообразие видов объектов и явлений обеспечивает соответствующее разнообразие параметров. В данном случае конструкция У Х-а есть Y служит экспликатором актантного отношения Х-а к его атрибуту. Имена атрибутов с семантической точки зрения суть суть двухвалентные предикаты: первый их актант - носитель параметра, а второй - значение параметра. Так, в примере (16а) представлено родовое параметрическое имя с самой широкой областью определения - черта (черты, свойства, характеристики и т. п. есть у любых сущностей и явлений), первый актант выражен именем явления тайфун, второй - аппозитивным предложением, раскрывающим содержание черты; в (16б) первый актант оценочного параметра недостатки, имеющего очень широкую область определения, заполнена именем объекта фильм, а вторая - аппозитивным предложением, раскрывающим, в чем состоят недостатки; в (16г) первая валентность имени традиция, обозначающего параметр, присущий только социальным группам, заполнена именем русские, а вторая - инфинитивным оборотом, содержащим описание данной традиции. В (16в) параметр выражен именем объем, его первый актант - именем объекта - круг, а второй семантический актант не выражен, так как наличие у объектов данного вида такого параметра под вопросом. Заметим, что обычной для простых типовых атрибутов типа вес, размер, объем, цвет цена и т. п., в общем случае не требующих развернутой дескрипции значений, является связочная, а не бытийная конструкция, ср.:

(17) У таких контейнеров (*есть) объем три метра в кубе.

Это объясняется тем, что наличие у физического объекта подобных параметров составляет пресуппозицию, а к утверждению относится только значение параметра. И только когда обсуждается само наличие у объектов определенного вида такого параметра и оно, соответственно, находится в ассертивной части смысла предложения, употребляется бытийная конструкция.

Каких-либо ограничений на заполнение позиций Х или Y в соответствующих конструкциях, мы пока не обнаружили. Для связочной конструкции, естественно, должно соблюдаться требование вхождения параметра Y в число параметров, присущих объекту Х.

Изофункциональные глагольные конструкции есть только у тех "параметрических" посессивных конструкций, в которых имя параметра Y соотносительно с параметрическим глаголом (вес - весить, емкость - вмещать, цена - стоить и т. п.), ср.:

(18) а. У этой глыбы вес три тонны. - б. Эта глыба весит три тонны.

Для типовых параметров (вес, цвет, температура и т. п.) более употребительной, чем связочная посессивная, является изофункциональная ей идентифицирующая конструкция с внутренним посессором, напр., Вес этой глыбы три тонны.

Итак, наше мини-исследование показало, что в зоне актантных отношений в русском языке бытийные посессивные конструкции могут быть использованы прежде всего как экспликаторы отношения носителя к параметру и экспериенцера к его интенциональному состоянию (ментальному, волитивному или эмоциональному), а связочные посессивные конструкции - как экспликаторы отношения партиципанта к мероприятию и экспериенцера к его физиологическому или психосоматическому состоянию.

Естественно, что эти наиболее частотные случаи не исчерпывают всех возможностей использования рассматриваемых посессивных конструкций "на службе" у актантных отношений. Но о других возможностях - как-нибудь в другой раз.

Литература

1. Бондарко А.В. Посессивность (Вступительные замечания) // Теория функциональной грамматики. Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб., 1996. С. 99-100.

2. Борщев В.Б., Кнорина Л.В. Типы реалий и их языковое восприятие // Вопросы кибернетики. Язык логики и логика языка. М., 1990. C. 106-134.

3. Булыгина Т.В. К построению типологии предикатов в русском языке // Семантические типы предикатов. М., 1982.

4. Всеволодова М.В. Теория функционально-коммуникативного синтаксиса. М., 2000.

5. Кобозева И.М. О посессивности в русском языке: посессивные предикаты vs. генитив // Глагольные и именные категории в системе функциональной грамматики. СПб., 2013. С. 122-126.

6. Плунгян В.А. Введение в грамматическую семантику: Грамматические значения и грамматические системы языков мира. М., 2011.

7. Чинчлей К.Г. Поле посессивности и посессивные ситуации // Теория функциональной грамматики. Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб., 1996. С. 100-111.

8. Nirenburg S., Raskin V. Ontological Semantics. Cambridge (MA), 2004.

Размещено на Allbest.ru