Нижегородская микротопонимия в языковой картине мира

Отантропонимный компонент микротопонимии, доминирующий в региональной системе, в целом имеет преимущественно маскулинный характер. Все объекты, сопряженные с тяжелым физическим трудом, назывались, названы мужскими антропонимами. Вся хозяйственная деятельность по освоению объектов пространства связана с мужчиной как главой семьи, и это отражается в присвоении объекту его имени. Значение принадлежности объекта также оформляется названиями от мужских антропонимов, что отражало законодательную, юридическую базу, существовавшую в государстве. Только в неординарных случаях, например, при отсутствии мужчины, главы семьи, или при подчеркивании факта наследования, дарения, купли объект именовался единицей от женского антропонима.

Наряду с маскулинностью широко представлена фемининность при выражении отношений смежности или событийности.

Экспликация отношений смежности, хозяйственной эксплуатации, посессивности, квантитативности связана и с гендерно нейтральным, гендерно не маркированным компонентом, точнее - гендерно совмещенным. В этом случае микротопонимы являются образованиями от фамилий, официальных или неофициальных (уличных), с реализацией значения «семья», «родственники», «однофамильцы». Этот компонент в нашей системе является объемным. Например: Рамтников пруд. Рядом Ратниковы живут. (Балахониха Арз.); Шурумева земля. Поле. Шуруевы пемрвы эту землю распахали. (Александровский Шатк.); Чудкомв промсек. Просека. Чудковы ёво чистили, так и зовут Чудковым. (Вилейка Сосн.); Ламрины Семчи. Овраг. Касили там раньше Ламрины, ну паэтому и звали Ламрины Сеци. (Мотызлей Воз.) и мн. др.

В дискурсном компоненте микротопонимических комплексов проявляется, подтверждается гендерный характер самих единиц - вершин комплексов. Здесь происходит соотнесение микротопонима с мотивантом - онимом или апеллятивом. См.: Прикамзчиков луг. Луг этот раньше приказчику принадлежал, так вот и осталось это названье Приказчиков луг. (Тенекаево Пильн.); Охомтничий кордомн. Всегда там ахотников много, часто выстрелы слышно, вот и привыкли так называть: Ахотничий кардон. (Большой Макателем Перв.). При мотивирующих онимах в текстах употребляются гендерно окрашенные апеллятивы, проявляющие одновременно и этническую, социальную, социумную сущность лиц. Например: Тимомнин истомк. Овраг. Богатай мужик был Тимоня, его потом в Сибирь сослали. А зовут овраг Тимомнин исток. (Хрипуново Ард.).

Своеобразно эксплицируется гендерный аспект в микротопонимических комплексах с немотивированными единицами. В этом случае в дискурсе номинатор часто предстает гендерно нейтральным или совмещенным: старики (это и мужчины, и женщины), старые люди, старинные люди, старина (назвала), даже деды-прадеды, отцы-матеря и под. В дискурсе частотнее, типичнее обобщенное старики или дедушки, отцы и деды, нежели маркированные матеря сказывали, от баушек пошло и под.

При значительном объеме фемининного компонента и еще более значительном - гендерно совмещенного в микротопонимии нашего региона силён маскулинный компонент. Отражение фемининности здесь носит подчиненный характер. И в целом микротопонимия носит преимущественно андроцентрический характер, причем в микротопонимической системе нашего региона как фрагменте русской ЯКМ степень андроцентризма высока. Обусловлено это, конечно, ролью мужчины как хозяина, главы семьи, изначально активной, ведущей ролью именно мужчины в сельскохозяйственном освоении пространства (подсечное земледелие, в частности), в его хозяйственной, промысловой эксплуатации: пахари, сеяльщики, косари (косцы), пастухи, лесники, лесорубы, охотники, рыболовы, плотники, печники, столяры, ездовые, еще раньше - углежоги, смолокуры, ямщики, кузнецы и т.д. Здесь же следует назвать служителей культа.

Гендерный аспект рассмотрен нами в плане отражения его в самих единицах, микротопонимических комплексах. Однако он представляет интерес в эпистемическом и мнемическом планах (то есть в плане знания и сохранения в памяти носителей языка), а также в плане количественной представленности в речи. Так, названия участков леса лучше знают, помнят, чаще употребляют лесники, бывшие лесники; названия лесов, болот - охотники; озёр, мест на реке - рыболовы; ягодных и грибных мест - женщины; и т.д.

В целом в микротопонимии этническое и социальное сопрягаются с хронотопом и таким образом создается этносоциохронотоп.

Человек как индивидуум, как личность оставил свой след в микротопонимии, прежде всего, в отэпонимических образованиях - подчеркнутая, актуализованная (акцентированная) антропоцентричность системы. Таких единиц в нашей микротопонимии примерно в 3,5 раза больше, чем всех остальных. В них зафиксировано отношение к объекту лица, названного фамилией, личным именем, прозвищем, отчеством.

В микротопонимии зафиксированы события индивидуальной жизни по отношению к объекту, но получающие социальное звучание в пределах населенного пункта, значимость для жизни коллектива. Эти отношения, поданные через наименования человека, укладываются в рамки нескольких типов: 1) хозяйственная, трудовая деятельность; 2) смежность; 3) принадлежность; 4) экстремальные ситуации.

Подача, передача соответствующих событий частной, личной жизни члена коллектива, конкретное наполнение соответствующего эпизода жизни осуществляется в дискурсе.

Из всех названных типов отношений доминирует первый, то есть отражение человека труда. При этом характер хозяйственной, трудовой деятельности, фиксируемой микротопонимическими комплексами, определяется родом объекта. Так, пруд, колодец, родник предполагают такие действия, как: копал, рыл, запрудил, углубил, нашёл, поставил (струб, струбец), сделал, ухаживал, следил, наблюдал, убирал и под.; дорога, тропа - проложил, протоптал, проторил, проделал; луг, дол - расчистил, косил; поле - разрабатывал; лес - корчевал, разрабатывал, выпиливал, чистил, чистил чащобу, валил, рубил, охранял; мост - строил, делал; сад - (по)садил; и т.д. Например: Евдомнов родник. Родник этот вырыл Евдомн, что с соседней диревни. (Бараново Сосн.); Киселёв пруд. Киселёв - это был огроном один, и он этот пруд копал. От него нектом не ждал этого. Удивил всех. (Малая Поляна Лук.).

Сообщая о делах людей, дискурсный компонент отэпонимического комплекса дает сведения о социальном статусе лица, о его имущественном (материальном) положении (чаще богатый), возрасте. Например: Илемйконо. Лес. Лесник такой был, Илья его звали, он охранял этот лес. Сцас он уж умер, а лес этот Илемйкино зовут. (Урвань Ард.); Захарёмнков луг. Был у нас пастух, Захарёнком звали. Он всегда на этим лугу коров пас. Луг и стали Захарёнковым звать. (Измайловка Ард.).

Через объемный антропонимный блок внутри микротопонимии оформляется, раскрывается значительная по диапазону - интерактивному, пространственному, временному - страница частного, единоличного землепользования, помещичьего землевладения. При этом все типы отношений (интерактивность, посессивность и др.) также раскрываются в дискурсе. Например: Имемнькин Сад. Место в лесу. Раньше там был сад, владел им Именькин. (Красный Бор Шатк.); Матвемева вершина. Дол. Давно это ище было: тама раньше зимля Матвею, багатому мужику, принадлежала. (Богдановка Шатк.); Татумшный пруд. Хозяину была фамилия Татумшин. У него завод был. Там глину мяли, отсюда и назвали Татушный пруд. (Михеевка Ард.).

Сильным параметром микротопонимии отэпонимного характера является смежность. В этом случае фиксируется проживание соответствующего лица (лиц) на самом объекте или вблизи называемого (названного) объекта, причем пространственные отношения разные. Объект может находиться: у дома, за домом, сзади, на задах, прям у, около (окол, окли, околь), мимо, вдоль (доль), рядом (рядышком, рядком), напротив (против, спроть, супра, супротив), возле, близь, недалеко от, в соседях, человек проживает: на, в, на углу (улицы), у (оврага, колодца), на конце, на краю, с краю, недалеко и т.д. Например: Мамрьин угол. Лес. Там жила Марья как отшельница. Да и лес похож на угол. (Малиновка Ард.); Жумково болото. Тут на углу какой-то Жуков жил, вот и Жуково болото. (Липовка Ард.); Зайцомв колодец. Мужик Зайцомв жил у того колодца, вот и прозвали Зайцомв колодец. (Михеевка Ард.).

В микротопонимических системах сохранена память о первопоселенцах. Например: Китаемвка. Деревня. Китаевка па прозвищу первого пасиленца Китая. (Бахтызино Воз.); Лириомновка. Улица. Лариомн Бакумлин был дедушка, основатель улицы, вот и зовут Ларионовка. (Чернуха Арз.).

Значительный блок названий обусловлен в своем появлении памятными событиями в жизни села, экстремальными, драматическими или трагическими случаями: кто-то погиб, утонул, утопился, умер, замёрз; кого-то убили, засосало в болоте и т.д., то есть «приключилось какое-то недоровьё» с людьми или скотом; или, может быть, напротив, кто-то исцелился, выздоровел, нашел родник, клад и т.д. Народная память сохраняет имена, фамилии тех односельчан, с которыми произошли какие-то события, в дискурсе же раскрывается их суть. Часто в памяти системы остается само событие, связь названия с этим событием, а человека, чьим именем назван объект, уже не помнят или не все помнят. И тогда в дискурсе проявляется неопределенность (какой-то), предположительность (может), а также отсылка к памяти, к мнению старших, предков (говорят). См.: Васимльев враг. Овраг. Василия какого-то там убили, вот и зовут Васильев враг. (Большие Печерки Шатк.); Ерёммин колодец. Какой-то Ерёма искал клад, а нашёл воду, искупался и выздоровел. (Кистенево Б.-Болд.).

События, дела, поступки людей приводят к отмеченности объектов, точек пространства, на которых, рядом с которыми, по отношению к которым, в связи с которыми они совершаются, где проходит трудовая жизнь людей, тем самым они остаются в коллективной памяти - мнемический аспект. (См.: Коковина 2003). При этом фрагменты, эпизоды частной жизни имеют общественное, социальное звучание (в пределах населенного пункта).

В анализируемом фрагменте микротопонимии отэпонимического характера сосредоточена память о людях ушедших поколений, старшего поколения, оставивших свой след на земле. Объекты называются, названы в честь людей, причем более всего ценится (потому и отмечается) человек труда, человек как заботливый хозяин земли, рачительный землепользователь, любящий и оберегающий свой надел, свой клочок земли. В результате такие имена, микротопонимические комплексы выполняют своеобразную мемориальную функцию, а на событийность (интерактивность, смежность, посессивность) накладывается мемориальность. Правда, эта мемориальность внутримикросистемная, узколокальная, существующая, однако, проявляющаяся вкупе, наряду с другими ее видами.

Границы мемориальности расширяются, если известность о лицах, их деяниях, связанных с ними событиях выходит за рамки одного населенного пункта или нескольких смежных и имеет диапазон в пределах всего региона - Арзамасского края, юга Нижегородской области, Окско-Волжско-Сурского междуречья. (См. о разбойнике Кудеяре, разбойнице Наталье). Наша топонимия содержит информацию (или только упоминание) об известных людях отечества, живших, побывавших в регионе: о Пушкине (множество названий в Большеболдинском районе, в Большом Болдине и его окрестностях); о Карамзине (Первомайский район); о протопопе Аввакуме (Большемурашкинский район, с. Григорово); об Иване Грозном, Емельяне Пугачеве, о Степане Разине (повсеместно) и других. О их пребывании в нашем крае бытуют многочисленные предания и легенды. [См.: Климкова 2005].

Региональная мемориальность в микротопонимии перерастает в этническую, национальную, если система хранит память о лицах, известных всему этносу, всей стране и даже за ее пределами. Это как раз относится к выше названным лицам. Так, например, большая количественная представленность единиц, связанных с именем Ивана Грозного, подтверждает значимость его политики создания, укрепления централизованного государства, расширения его границ, в том числе за счет Арзамасского края, завоевания и присоединения Казанского ханства, значимость соответствующих событий в жизни региона и страны в целом.

Назначение микротопонима состоит в том, чтобы точно обозначить объект, выделив его из ряда однородных и тем самым отличив его от других. Выражение отношения говорящего коллектива к объекту является вторичным, наслаивающимся на основную функцию, хотя и важным в плане проявления субъективного, личностного.

Микротопонимия входит в язык повседневности, а «…повседневная речевая практика в основном оперирирует информативным функциональным регистром» (Яковлева 1994). Микротопонимическому пространству свойственна информативность ландшафтного характера, прежде всего о рельефе, и проявляется она в текстах констатирующего характера: о существовании, наличии, нахождении объекта, о его характере, о пребывании на объекте, о движении к нему или от него. Тем не менее микротопонимия проявляет и функциональный регистр изобразительности, причем как в самих единицах, так и в микротопонимических текстах, особенно ярко реализующийся в мотивационных текстах-развернутых пропозициях, особенно в текстах-преданиях и легендах. Этот регистр связан с коннотативностью, в которой наиболее ярко проявляется личностный аспект восприятия и употребления имени. Коннотативность - наличие в имени коннотации как сложного комплекса созначений - экспрессивных (по шкале много-мало), эмотивных (положительных - отрицательных со всей гаммой их конкретных значений), аксиологических (по шкале хорошо-плохо) и других. (См.: Телия 1986).

К коннотативным семам, экспрессемам, относятся пространственные, темпоральные и кванторные: `дальность', `удаленность', `длительность' (существования названия и его денотата); `интенсивность' (использования); `протяженность' (в пространстве и во времени); `множественность' (большое количество или совокупность).

Безусловно коннотативны мотивированные микротопонимы, мотивированность которых осознается и раскрывается говорящими. Такие единицы выражают ассоциативно-образное представление об объекте. Однако они тоже неоднородны. Высокую степень коннотативности, выразительности имеют те единицы, что содержат в своем значении сему `как', то есть метафорические, типа: Корымтечко. Место на реке Урге. На корыто оно похоже, вот и Корымтичко. (Красный Ватрас Спас.); Ушком. Бугор. Атдемльнай он ат аврагов. Вот Ушко и назвали па-старинному. (Мамлейка Сеч.). Здесь в плане выразительности особо выделяются микротопонимы, возникшие в результате вторичной проприальной номинации, типа: Шанхамй. Часть поселка. Домов там мало, а народу, как пчёл в улье. (Макарьево Лыск.).

Очень выразительны также микротопонимы, созданные на базе коннотативных же апеллятивов. Здесь коннотативность микротопонима сопряжена с рациональной окраской апеллятива, а текст вскрывает эту сопряженность. См. факты: Чахлимха. Ручей. Ды место-то уж там больно чамхло, боломтисто, вода вонюмча да крамсна текёт. (Вилейка Сосн.). Особенно ярка она в случае с адъективами-эпитетами: Чудемсный лес. Там у нас уж больно красиво место: берёзы, сосны, как свечки. (Белозерье Арз.); Любиммое. Место на реке Теше. Любимое - эт саммо хоромшо место на Теше. (Личадеево Ард.).

Своеобразно выражается коннотативность в отэпонимических микротопонимах, в частности от имен-гипокористик и прозвищ. Здесь происходит проецирование окраски антропонима на микротопоним: передается отношение не столько к объекту, сколько к лицу, связанному как-то с этим объектом. Такую, спроецированную, эмотивность, как составляющую коннотативности имеют единицы, типа: Мамрьюшка. Ручей. Здесь просто авраг, а дальше Марьюшка. Па Марьюшке какой-то. (Лихачи Див.); Пелагемюшкин пруд. Пелогеюшкин пруд: Пелогемюшка там жила, около нёво-то, так и прозвали. (Котиха Арз.).

Относительно мотивированных, не имеющих специальных средств выражения коннотативности (ни корневых, ни аффиксальных), и немотивированных единиц основными показателями являются элементы дискурса. В этом случае сами микротопонимы не окрашены, коннотация же включается в суждения об объекте и его названии. Например: Догиным. Болотистая местность. Догиным - вот там гора и боломтьи страшемнны. (Никольское Арз.); Памнзелка. Место в лесу. Летом мы на Панзелке атдыхали. Красиво место, просто живописно не знай каком. (Лукоянов).

Передается коннотативность и невербальными средствами: жестами разного характера (указательными, изобразительными и др.), телодвижениями, мимикой, улыбкой, смешком, смехом и т.д.

Коннотативность как макрокомпонент значения, как единство прежде всего трех компонентов (экспрессивного, эмоционального, аксиологического) создается и выражается во всем микротопонимическом комплексе, в котором микротопоним - сигнал предтекстов, передающих опыт номинации, оценок. При этом типичным является так называемое «согласование в представлении» (А.А. Потебня): элементы дискурса по характеру и средствам выражения коннотативности соответствуют самой микротопонимической единице. Это явление вписывается в целом в явление «семантического согласования в речи». (Языковая номинация 1977). Например: Томненький врамжек. Овраг. Он тоненький пратянулся да узенький. Вот и назвали. (Кошкарово Серг.).

Следует различать микротопонимическую коннотативность внутри системы и вне её - для представителя иносистемы. Внутри микросистемы коннотативность является частью значения единиц и для диалектоносителя естественна, сама собой разумеется.

Вне системы основным является воздействие имени и текста на носителя иносистемы, в частности на исследователя. Ср. мнение: основная функция коннотации - «…функция воздействия, непосредственно и неразрывно связанная с прагматикой речи» (Телия 1986). Помимо единиц рассмотренных типов коннотативности, большой силой воздействия на инопредставителя обладают необычно, регионально оформленные, а также с неассоциируемым внешним обликом. И в том, и в другом случае необычность и создает экспрессивный эффект. См.: Мизимна. Урочище. Перед Навашиным есть Мизина, там поезд останавливается или притормаживает. (Навашино); Яцамсы. Луг. Почему зовут Яцамсы, не знам. (Кирилловка Спас.); Шишкамомрва. Лес. В Шишкамомрве ни грибов, ни ягод. Не знай, что ана так названа. (Чапары Шатк.).

Изобразительный регистр функционирования микротопонимов связан, в частности, с явлением языкового регресса (Т.С. Коготкова, Ф.Л. Скитова): в пожилом возрасте, в старости говорящий, бывший член сельского языкового коллектива, бывший диалектоноситель, возвращается к своим языковым истокам, в его памяти, речевом употреблении активизируются единицы микротопонимического пространства как репрезентанты былого, минувшего. Употребление их всегда окрашено лиризмом, всегда эмоционально, и тем самым проявляется названный выше функциональный регистр изобразительности. В таком случае актуализируются аксиосемы `хорошо', `лучше'. Микротопонимы предстают доминантами текста, связанными с воспоминаниями, это ключевые слова, опорные сигналы воспоминаний, всегда лиричных, сентиментальных, несущих мощный коннотативный заряд.

Таким образом, микротопонимия подтверждает тезис о том, что вне человека, без человека нет языка, языковой картины мира. В микротопонимическом фрагменте ЯКМ непосредственно отражается, закрепляется и актуализируется вся жизнедеятельность человека, вся его культура (в широком понимании), вся система его ценностных установок и ориентиров, - актуализованная антропоцентричность системы.

Четвертая глава - «Число. Сакральность» - состоит из двух параграфов в соответствии с названными концептами.

Количество, счет является одним из параметров освоения мира человеком, составляет его жизненную необходимость, связан с ориентацией в пространстве, в мире, имеет отношение «к формированию ценностного видения мира» (Вендина 1998). «Числовой ряд является важнейшей когнитивной матрицей, регулирующей жизнь человека и ту систему ценностей, которая ее организует» (Арутюнова 1997; ср.: Булыгина, Шмелев 1988).

Кванторы, как и пространство, признаются одним из элементарных семантических смыслов, или семантических примитивов. Состав кванторов представляется немногими единицами: один, два, несколько/немного, весь/все, много/многие. (См.: Вежбицкая 1999).

В нижегородской микротопонимии производящая база для квантитативов представлена большим набором кванторов. Сюда входят: один (первый), два (второй), три (третий), половина (пол-, полу-), первенький, четыре, четвертый, двойной, двенадцать, восемь, девятый, десять, пять, пятый, двадцать пять, тринадцатый, тридцать три, пятьдесят, шесть, шестой, шестьдесят шесть, семь, седьмой, сорок, сорок восьмой, сто.

Прежде всего в микротопонимии представлены единицы с числительными в пределах десяти, один - семь, - теми, что присущи всей славянской топонимии (см.: Љmilauer 1970), что соотносится с характером системы славянских числительных, которая является десятичной. (Ср.: Супрун 1969).

Неактуальным в нижегородском микротопонимическом пространстве является квантор один. Это и естественно, соответствует сути микротопонима как вида онима: сема `один' в комплексе `один из' уже входит в значение микротопонима, который, как и любой оним, называет объект, выделяя его из ряда ему подобных, один из объектов данного рода, именно данный, этот. В этом состоит суть индивидуализирующей, идентифицирующей и дифференцирующей функций имени собственного, совмещающихся с номинативной функцией. Кроме того, возможно, сказывается тот факт (прототипически соотносительный с характером счета в индоевропейских языках), что счет начинается с двух, а один предполагает называние предмета. Этим мнением Т.В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова оперирует, присоединяясь к нему (Степанов 1989), то есть берёза, две берёзы и т.д., а не одна берёза, две берёзы, вместо первого члена, скорее, - первая берёза.

Наиболее представленными являются числительные три и семь, что связано, видимо, с сакральным смыслом этих чисел, а также соответствующие нумеративные определения в составе микротопонимов (первый, второй, третий, седьмой).

Микротопонимы, включающие в свой состав основы числительных, называют объект, представляя его составные части в соответствующем количестве. Например: Семь Сестёмр. Урочище. Эт семь берёз из одного корня там. Так и говорят: был у Семи Сестёр. (Григорово Б.-Мур.).

Многие единицы отражают (рас)положение объекта в ряду ему подобных, причем как в пространстве, так и во времени, в результате создаются отношения очередности, следования (пространственного и/или временного), постепенности: первый - второй - третий - четвертый и т.д. И здесь происходит сопряжение числовой семантики с пространством и временем: вторые, третьи и т.д. объекты находятся дальше первых и обнаруживаются при освоении пространства позже их. Детерминирована здесь и семантика отношения, в частности следования, последовательности - пространственной и временной.

В целом система квантитативов представлена несколькими моделями (простые, сложные, составные единицы).

Используются числительные в микротопонимии для обозначения неопределенного количества, в значении много - мало, на уровне гиперболы - литоты: Тридцать три угла. Поле. Вон как на Неверово идти, поле Тридцать три угла завём: неромвно ано, пахать замучисся. (Александровка Лук.); Стопомле. Лес. Много полей было там. Вот лес и назвали так - Стополе. (Ключищи Шатк.); Три пумда. Место на опушке леса. Рожь сажали калим-то, а выросло тут всего три пуда. Паэтому и завут так. (Виля Выкс.).

Значение множества в микротопониме может выражаться и имплицитно, ассоциативно, проясняемое в дискурсе. Например: Курямтник. Дом. Да дом-ат двухэтажнай, оне там, жители-ти, сами, как куры на шемсти на насесте. (Шатовка Арз.); Второмй Китамй. Бывшее село Воронцово. Село Воронцово было. Щас оно в Дубенском. Народу там всигда много было, рибятишек полнам улица, вот и прозвали Второй Китай. (Гари Вад.).

Некоторые микротопонимы утрачивают семантическую связь с обозначением количества, несмотря на внешнюю соотнесенность с числительным, то есть наблюдается расхождение семантической и формальной производности. Таковы: Пятёмрошна-лес. Лес. Хоть мне уж больше девяносто годов, а почёму так зовут, не знай: сыстари веку так зовут Пятёрошна-лес. (Крутой Майдан Вад.); Четвёмрка. Овраг. Овражек эт нибольшой. Что назвали Четвёркой, не знай. (Ключищи Шатк.). Способствуют забвению причины номинации различные видоизменения микротопонима. Например: Сороквамшино. Долина. К вяршиня-то уж больно аврагоў много прилягають, авражков. Авражков сорок, чуть меньше. Мы раньше Сороквямршино звали, сорок вяршимн, значить. (Елфимово Лук.); Смиколемнный. Овраг. Смиколемннай и Смиколемннай, а почому так назвали не знай. (Бебяево Арз.). Стары люди так звали Смикаленнай, и всё. (Кожино Арз.). (Ср.: семиколенный «имеющий семь поворотов, ответвлений»).

Микротопонимы отражают параметр количества своеобразно, представляя сам называемый объект и его оценку диалектоносителем, расчлененность и одновременно целостность реального географического пространства с точкой отсчета от населенного пункта. Таким образом, количественная оценка объекта сопряжена с качественной. Здесь «познавательное и ценностное как бы сливается в акте номинации» (Вендина 1998).

В региональном фрагменте русской языковой картины мира значительно представлен концепт сакральность (сакральный - от лат. sacer «посвященный», «священный, святой», «внушающий благоговейное уважение, великий» - относящийся к вере, религиозному культу, священный, ритуальный), причем как в апеллятивном, так и проприальном компонентах.

В целом сакральное имеет два проявления: относящееся к православию и языческое. Второе приняло вид оппозита священному в соответствии со значениями энантиосемичного латинского адъектива sacer - «обреченный подземным богам, т.е. преданный проклятию, проклятый, гнусный»; «магический, таинственный». См. соотношение святое - сакральное - скверна у (Степанов 2001). В нижегородском проприальном компоненте регионального фрагмента ЯКМ, отображающем концепт сакральность, сохраняется полярность сфер: божественное - инфернальное, верхний - нижний (локусы).

В микротопонимии Окско-Волжско-Сурского междуречья «церковных» единиц около 5%. Агиомикротопонимы с расширительным значением, как все географические названия, образованные от любых апеллятивов и онимов религиозного характера (причем любой религии), а не только от агионимов (Горбаневский 1989; ср.: Подольская 1988), представлены в регионе рядом парадигм. Прежде всего сюда входят неофициальные экклезионимы, построенные по модели субстантивного словосочетания с зависимым прилагательным: Никомльская часовня. Успенская часовня. Были две часовни, ани изломаны, а знак-то есь, Нимкольска часовня да Успемнска. Па Никалаю Угоднику, Чудатворцу да па Успенью Пресвятой Багародицы. В чесь праздников этих строили. (Круглые Паны Див.); Скорбящая церковь. Скорбяща неделя была, после распятья Христа скорбили в нашей церькви. Вот, наверно, поэтому назвали. (Гари Вад.) - церковь Пресвятой Богородицы Всех скорбящих радости; Семргиева церковь. Престол наш Семргий, вот и церковь так называтся. (Вторусское Арз.) - церковь в честь преподобного Сергия Радонежского Чудотворца.

Одной из парадигм здесь являются образования от церковных праздников, типа: Преображемнский посёлок. Бывший поселок. Урочище. Кода переселенье было из Шутилова, многи пошли в Преображенскай посёлок. По празднику Преображенье назвали. Щас уж эт место. (Шутилово Перв.); Покромвка. Улица. Эту улицу назвали Пакровкой в честь праздника Пакравам. (Сергач); Тромица. Место в деревне. Называтся так потому, что жители Ломовки переселились сюды в Троицу. (Сады Арз.); Тромицкая. Тромицкая окомлица. Улица. Гуляли там на Троицу. Ну и промзвали Троицкой, улицу-то. (Новый Усад Арз.); Вознесемнский родник. Радник был вырыт накануне праздника Вазнисемнья. (Верхнее Талызино Сеч.).

В проприальной сфере божественное (верхнее, горнее) мало представлена сама лексема бог и однокоренные единицы, причем за немногим исключением это слова со сложными основами. См.: Бомгов ключ (Суроватиха Д.-Конст.); Боголюбиммый. Колодец (Понетаевка Шатк.); Богомамтерский. Родник (Починки); Богомемтиха. Лес (Арапиха Д.-Конст.); Богомомльный овраг (Кетрось Бут.); Богомомльский пруд (Кетрось Бут.); Боголюмбский пруд. Боголюмбское озеро. Пруд (Понетаевка Шатк.). Лексемы божий, божеский, божественный используются только в мотивационных топонимических текстах, отсутствуя в самой номенклатуре микротопонимов.

Верхний локус религиозной картины мира в (микро)топонимическом фрагменте ЯКМ отражается прежде всего единицами от (со) святой. При этом в производных онимах часто реализуется общенародное значение «проведший жизнь в служении богу и церкви или пострадавший за христианскую веру и поэтому признанный церковью небесным покровителем верующих // в знач. сущ. святой» (МАС IV, с пометой религиозное). Номинация объекта осуществляется по связи с данным значением на основе метонимии. Например: Святамя берёза. Говорят, под этой берёзой святой похоронен. Вот и берёзу Святой зовут. (Измайловка Ард.); Святой ключ. Святой Ключик. Узники [святовеликомученики] там были, долго мучились, вот и назвали Святой клюц. (Елховка Вад.); Святой Пантелеймомн. Родник. Чаво у нас есь? Святой Пантилиймон - радник. Чай, па святому назвали, вот пачаму. (Маресево Поч.); Святомшная. Святомшная улица. Святой челавек тут жил кали-то, на Святошнай. (Новый Усад Арз.). Да мужик тут жил какой-то святой, вот и называют Святомшна улица. (Сальниково Арз.); а также др.

В этой части микротопонимического пространства находит отражение, хотя в какой-то степени и косвенное, роль святых в духовной жизни на Руси, чей идеал «веками питал народную жизнь; у их огня вся Русь зажигала свои лампадки» (Г.П. Федотов). Само понятие святости значительно древнее и христианства, и русского народа как такового, его культуры и языка. По мнению В.Н. Топорова, современный адъектив святой через праславянский корень *svкt- (=*svent-) восходит к индоевропейской основе со значением «возрастание, набухание, вспухание», то есть «увеличение», относящимся к материальному, природному миру. Поэтому христианское употребление слова святой могло иметь не только греческий (латинский), но и параллельный дохристианский источник. В свое время с крещением Руси произошла встреча мифологической языческой традиции с идеями, образцами христианства и сложилось представление об иной святости: понимание возрастания в материальном плане сменилось пониманием духовного возрастания, возрастания в духе. Таким образом, святой (Святой) имеет языческую подоплеку в виде его отношения к природному, материальному миру и христианское осмысление того, что «святой - это тот человек, в ком пребывает особый вид духовно благодатного возрастания, называемого святостью» (Топоров 1995, I; ср.: Степанов 2001).

Объекты именуются со (от) святой и по связи с культовыми сооружениями - церковью, часовней, с атрибутами отправления культа, предметами церковного обихода, каковыми являются икона, крест, молитва. Таковы: Святомй Клюмчик. Лес. В нём раньше двёнадцать ключей было. А у одного часовенка стояла, вот по ёму, чай, и прозвали лес-ат Святой Ключик. (Елховка Вад.); Святамя вершина. Овраг. Колодец там был, молиться туды ходили, вот и Святая вершина. (Кармалейка Ард.); Святоме. Лес. В Святоме всегда ходили дождя молить. (Ковалево Перев.); Святоме болото. Туды раньше хадили малиться. (Неледино Шатк.); Святомй. Родник. Этот родник называют Святым. Сюды молиться ходили. Тут саммо святое место. (Абрамово Арз.) и мн. др.

Топонимический эпитет Святой используется, прежде всего, в гидронимах, отражая мотив целебных свойств, чудесной силы воды, исцеления ею больных. Здесь видятся и отголоски субстратного, языческого. Например: Святоме озеро. Бывало, все ходили на Свямто-озеро за водой, ночью за святой водой. Вода там святая, поэтому и зовут Святоме озеро. Говорят, выпьешь этой воды на Крещенье и весь год болеть не будешь. (Меленино Вад.); Святомй. Родник. На Святом вода лечебна. (Рогановка Серг.); Святомй ключ. Колодец. Сюда за водой на Крещенье ходим, вот и Святой ключ. (Мокрый Майдан Серг.); Святомй колодец. Вада в этим калодце свитая; с иконами к нему хадили. (Аносово Б.-Болд.). Святомй родник. Потому его Святой назвали, что упосля Крещенья вода в ём святая, вылечиться ей можно. (Болтино Вад.). Здесь мотивационные тексты проявляют синонимию святой, святая - чистая, прозрачная, свежая, легкая, хорошая, холодная, освященная, лечебная, вкусная, целебная - средоточие всех положительных качеств: «<…> понятия такого типа, как «святость» вод, по крайней мере в исходном локусе, предполагает наличие таких внешних признаков у этих вод, которые поражают наблюдателя некоей положительной предельностью, высшей гармонией, создающими условия для прорыва от феноменального к ноуменальному. Такие «святые» воды могут быть осмыслены как подлинно святые и стать объектом культа, но могут и не вовлечься в сферу религиозно-сакрального, оставаясь на уровне «святой» красоты» (Топоров 1995, I) - своего рода «Genius Loci» (ср.: Казначеева 2006), с проявлением синонимической связи святой - красивый: Святоме. Лес. Святым, наверно, из-за красоты назвали, красиво там очень, а воздух чистай-чистай. (Танайково Перев.); Святамя берёза. Святая берёза на кладбище ростёт, высомка, красимва. (Измайловка Ард.).

Таким образом, Святой в микротопонимии является воплощением лучших свойств объекта, собственных или ассоциативных. Мотивационные тексты представляют в этом случае результат атрибутивной номинации. Событийная же номинация определяется не только действиями молить(ся), освящать, просить, лечить, ходить (за водой), но и некоторыми другими, бытовыми, не связанными с отправлением культа, типа: Свямто. Озеро. Попы на санях зимой ехали по льду да и утонули. С тех пор озеро Свямтом и зовут. (Степурино Нав.).

Есть в микротопонимическом пространстве отэпонимические единицы, в основе которых лежат агионимы, типа: Софромний. Место в лесу. Родник. Монах в лёсу жил, Софронием звали. Избушка там, колодезь. Воду берём пить. - Там жил раньше святой Софроний, топерь там мужской монастырь. Вода, говорят, святая там. (Ковакса Арз.); Отемц Софромний. Родник. Пещёра там, округ родника-то, в ней монах жил, отец Софроний, исцелял людей. Давно было. Родник и сечас Отцом Софронием зовут. (Замятино Арз.); Антимпий коломдезек. Родник. Антимпий каломдезек был, всё па святым называли. (Суворово Див.).

Имплицитная в самом ониме сема `святой' эксплицируется в мотивационном тексте. При этом связь оним - нарицательное святой проявляется в текстах не только к отэпонимическим, отагионимным единицам (путем приведения имени святого), но и к отапеллятивным, в том числе с утраченным непосредственным мотивантом, с указанием имени святого или без оного. См.: Снаковимщи. Ручей. Тама гара есь. Место-то Снакавишшы. Тама калодезь явленнай атца Сирафима. (Кочкурово Поч.); Стамрцева яма. Овраг. Эт провал такой в лесу, недалеко от села-то. Он глубокай, вроде восемнадцать метров, что ль, глубины-ти. Там домлго время жил старец, отшельник, святой. Там вроде и скамья осталась, и ещё что-то находили. Так вот и назвали поэтому. (Ичалки Перев.).

Названия реалий - предметов, явлений, действий, связанных с понятием святой, в проприальной региональной ЯКМ выступают и в качестве мотивантов, внутренней формы, микротопонимов. В их числе, прежде всего, часовня, церковь, монастырь, икона, крест, молиться, а также др. Например: Часомвенская. Урочище (Леметь Ард.); Часомвин дол (Анненково Шатк.); Часомвня. Часть луга (Тольский Майдан Лук.); Часомвня. Родник (Верякуши Див.); Часомвенка. Место в лесу. Родник (Лопатино Вад.); Церкомвино. Луг (Туртапка Выкс.); Церкомвная. Урочище (Неверово Лук.); Церкомвное озеро (Чернуха Арз.); Монастымрский луг (Нехорошево Лук.); Монастымрь. Улица (Круглово Ард.); Крест. Болото (Троицкое Княг.); Крестомв овраг (Толба Серг.); Крестым. Поле (Малая Мажарка Кр.-Окт.); Молемнная. Улица (Борисово Поле Вад.); Молембка. Луг (Борнуково Бут.); Молембный Куст. Озеро (Новоеделево Гаг.).

Около половины агиомикротопонимов приходится на образования с корнем -поп-, здесь больше прилагательных с суффиксом -ов. Многочисленность таких образований свидетельствует о существовании в структуре российского общества до революции, еще в первые десятилетия XX века социума священнослужителей, а в конечном счете - о роли церкви в жизни государства, каждого региона, каждого человека. По сути дела, в каждой микросистеме были и остаются названия, связанные с лексемой поп.

Нижний локус сакральной сферы представлен в основном единицами с корнем -черт-. Они связаны с представлением носителей диалекта о нечистой силе, вредящей людям, поэтому с соответствующими объектами (где живет нечистая сила) связаны какие-то неприятности, драматические или трагические случаи, или само расположение объекта, его удаленность, какие-то отдельные признаки вызывают опасение, внушают боязнь, страх и тем самым отрицательное отношение к нему. Таковы: Чертовимль. Место в лесу. Говорят, там ц^черти пугают. Вот и назвали Ц^чертовиль. (Венец Ард.); Чертомвля. Болото. Ходили слухи, что там чертей видали. С тех пор и зовут Чертовля. (Большое Окулово Нав.); Чертомвье. Овраг. В старину говорили, будто черти там жили. Вот и зовут Чертомвье. (Митино Вач.); Чертомлье. Озеро. Вокруг Чертомлья-то деревья кругом росли. Страшно. (Новый Мир Вад.); Черторомвенский ключ. Ручей. Много тут кустарнику, тростнику. Старики сказывали, что там водилась нечимста сила, черти. (Мальцево Пильн.); Черторомвина. Холм (Поздняково Нав.); Чёмртова яма. Воды нет нескомлько, а в неё страшно глядеть. (Питер Арз.).

Обозначения других инфернальных сущностей более редки: Водяноме болото. Не знай, почему так называтся. Не нами было названо. Только все так говорят: Водяноме да Водяноме болото. (Охлопково Арз.). В поле ано. Па паверьям в балоте якобы видели вадяного. Атсюда и пашло названье. (Архангельское Шатк.); Водямнка. Болото. Бамушка-щ мне рассказвала, что мужики вадяномва там видали номчей над вадой, саммо балото страмшно: кругом кусты, берягам, ужасть бирёт. - Берягам абрымвисты там, как катлавина - умжасти! (Суморьево Воз.); Русамлочий пруд. Там девок с голыми тилами, длинными касами видали, а заместо ног у них, как у рыб, хвост чэшуёй блистел. Патом памирали люди. (Докучаево Лук.).

Опасность для человека, исходящая от мифических существ, нечистых, недобрых духов, живущих на том или ином объекте, связанных с тем или иным объектом, передается топонимическим эпитетом черный. Одно из значений прилагательного черный в литературном языке (из 14-ти по МАС IV) - устар. «по суеверным представлениям: чародейский, колдовской, связанный с нечистью». Это значение, реализующееся в микротопонимическом эпитете черный, сопрягается и с другими значениями данного адъектива: перен. «отрицательный, плохой»; «злостный, низкий, коварный»; перен. «мрачный, безрадостный, тяжелый»; «темный, полностью лишенный света» (МАС IV). Проявляются эти качества по отношению к значительно удаленному объекту, к малодоступному месту, трудному для проезда, прохода и потому таящему в себе опасность для здоровья, жизни человека, - лесной чаще, топкому болоту, глубокому оврагу и т.д. Именно названными отрицательными свойствами оказываются обусловленными все неприятности, случившиеся, происходящие на том или ином объекте, поскольку они связаны с нечистой - чёрной - силой, ее проявлениями, действиями. См.: Чёмрное Болото. Место в лесу. Часть оврага. Боялись Чёрно болото, потому что там русалки живут. Вода в ним чёмрна была. Сечас ничего нет. Воды нет. А сё ровно Чёрно Болото. - В этим мессе болото: так и зовут Чёрно Болото. Эт чась Лобановой вершины. (Юсупово Ард.); Чёмрный омут. Место на реке Сиязьме. Чёрнай омут - там нечимста живёт. (Сиязьма Ард.).

Обращает на себя внимание и топонимический эпитет Поганый, связанный со значением апеллятива поганый «нехристианский», устар., а также - «мерзкий, отвратительный, скверный» (МАС III) и являющийся своеобразным синонимом к черный. К нижнему локусу сакральной сферы тяготеют посредники между нечистой силой и миром людей - те, кто помогает нечистой силе: ведьмы, колдуны - черная, поганая сила: Погамный пруд. Ведьмы и калдуны слетались туда па начам, калдавали да варажили. Атсюда и завут так. (Б. Арать Гаг.). Это явление засвидетельствовано как внутренней формой самих отапеллятивных названий, так и текстами, причем некоторые из них отображают места слета нечистой силы - деревья, водоемы и т.д. Ср.: Вемдьмин враг. Овраг. Вемдьмы, говорят, водились там. (Дубенское Вад.); Вязомк. Место около вяза. Ой, да там, говорят, место слёта колдунов. Это окол вяза, дерева-та. Вот и Вязок. (Большое Череватово Див.); Пямтницкий вязомк. Дерево. Этот вязок находится недалеко от села Пятницы. - На Пятницкай вязок в двёнадцать часов слетаются колдуны. (Шерстино Арз.); Кладниким. Луг. Раньше ведь колдуньи были. Вот, говорят, они туды ходили колдовать. Вот и стали звать Кладникамми. (Новоеделево Гаг.).