Кросскультурный анализ французских заимствований (на материале русского языка)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Автореферат

диссертации на соискание учёной степени

кандидата филологических наук

Специальность - Теория языка

на тему: Кросскультурный анализ французских заимствований (на материале русского языка)

Выполнила:

Гусакова Юлия Олеговна

Белгород - 2010

Работа выполнена на кафедре теоретической и прикладной лингвистики Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого.

Научный руководитель: доктор филологических наук, доцент Семёнова Наталья Владимировна.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Моисеева Софья Ахметовна (Белгородский государственный университет), кандидат филологических наук, доцент Григорьева Надежда Олеговна (Педагогический институт ФГАОУ ВПО "Южный федеральный университет").

Ведущая организация: Пермский государственный университет.

Защита состоится 28 октября 2010 г. в 12 часов 00 минут на заседании диссертационного совета Д 212.015.03 по присуждению учёной степени доктора филологических наук в государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Белгородский государственный университет» по адресу: 308015 г. Белгород, ул. Победы, 85, корп. 17, зал диссертационных советов.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Белгородского государственного университета.

Автореферат разослан «__» __________ 2010 г.

Учёный секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, доцент Е.Н. Михайлова.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В настоящее время в языковедческой науке оформилось новое лингвокультурологическое направление, которое делает акцент на изучении «среды» языка, т.е. той культуры, в рамках которой существует тот или иной язык. В этом плане заимствования вновь стали одним из наиболее привлекательных объектов лингвистического анализа. Если раньше основное внимание уделялось выявлению системных свойств иноязычной единицы, то теперь все чаще говорят о лингвокультурном её аспекте. При этом, однако, исследуется сначала, как правило, лингвокультура языка-донора данного заимствования, после чего полученные данные сопоставляются с результатами исследований лингвокультуры языка-реципиента. Таков традиционный сопоставительный анализ, дополняемый лингвокультурными комментариями. Вместе с тем новые тенденции в изучении современных языковых контактов потребовали и новой методики, получившей название кросскультурной. С её помощью предпринимаются попытки изучить иноязычный языковой элемент не просто как данность и константу конкретного языка, а как явление, «проходящее» через разные культуры и, соответственно, обогащающееся новыми культурными коннотациями. Тот предмет, который исследуется посредством методики кросскультурного анализа, мы будем называть лингвокультурной историей языковой единицы. Если это определение применить к лексическим заимствованиям, то следует говорить о лингвокультурной истории слова. Именно она и является предметом настоящего диссертационного исследования. В качестве объекта выступают французские лексические единицы, заимствованные русским литературным языком на протяжении всей истории его развития.

Актуальность исследования французских заимствований через призму их лингвокультурной истории очевидна. Подобное исследование необходимо для выявления приоритетов русского национального менталитета в освоении лингвокультурных ценностей французского общества. Кросскультурный анализ французских заимствований позволяет также ответить на вопрос о том, что считала важной для себя французская лингвокультура, которая часто сама заимствовала из других языков отдельные лексемы и стоящие за ними концепты, а затем транслировала всё это в русскую культуру. В этом плане предпринимаемое исследование актуально потому, что рассмотрение различных аспектов языковой трансляции культурно значимых концептов составляет важнейшую задачу современной лингвистической науки. По возможности чёткое и последовательное прохождение всех исследовательских этапов в изучении заимствованной лексики важно в аспекте интерпретации кросскультурного своеобразия.

Цель настоящего исследования формулируется как разработка и поэтапное описание методики кросскультурного анализа, позволяющего установить лингвокультурную историю французских слов, освоенных русским языком.

Достижение этой цели предполагает решение следующих конкретных задач:

1. С учётом зарубежного и отечественного теоретического опыта обосновать актуальность применения методики кросскультурного анализа к изучению заимствованной лексики на современном этапе развития лингвистической науки.

2. Дать определение понятию «кросскультурный анализ» и описать основные исследовательские приемы этого анализа применительно к изучению французских иноязычных элементов в русской лексической системе.

3. Путём сплошной выборки из отечественных и зарубежных лексикографических источников соответствующей тематики установить корпус французских заимствований.

4. Определить хронологию вхождения французских заимствований в русский язык и дать их этимологическую справку, привлекая к анализу одно- и двуязычные русско-французские и французско-русские толковые и историко-этимологические словари.

5. Провести идеографическую рубрикацию французских лексем на основе исследования каждого из представленных тематических блоков.

6. Проиллюстрировать кросскультурный анализ «в действии», т.е. предоставить подробное описание лингвокультурной истории слова на примере наиболее показательных случаев французских заимствований.

Теоретическую базу работы составили исследования как по общей теории заимствования (Б.М. Аббасова, С.К. Булич, Л.П. Крысин, В.М. Лейчик, И. Огиенко, Л.В. Щерба, L. Deroy), так и работы, в которых исследовательское внимание сосредоточивалось непосредственно на русских словах французского происхождения (А.В. Агеева, Т.И. Белица, Н.В. Габдреева, Л. Гальди, Т.В. Дмитриенко, Н.В. Зинова, М.М. Калиневич, Е.В. Маринова и др.).

Для оценки степени влияния на русский язык французских заимствований в различные временные периоды были привлечены работы Е.Э. Биржаковой, Л.А. Войнович, Л.Л Кутина, И.И. Огиенко, А.М. Селищев, Н. Смирнова, Ю. Сорокин, Х. Уорт, Д. Ходресси, В. Христиани, П.Я. Черных, J. Breuillard, A. Mazon, G. Verret.

Исследования Ю.Д. Апресяна, А. Вежбицкой, В.Г. Гака, М.К. Голованивской, А.А. Зализняк, В.В. Колесова, И.Б. Левонтиной, В.А. Масловой, В.Е. Урысон позволили взглянуть на проблему заимствования с точки зрения отражения особенностей национального менталитета в языковой картине мира языка-реципиента.

Практическим материалом для исследования послужили этимологические словари русского и французского языков, словари иностранных слов, толковые словари современных русского и французского литературных языков, исторические словари. Общая выборка материала составила 1674 лексические единицы.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Кросскультурный анализ иноязычной лексики является продолжением традиционных сопоставительных исследований, дополненных контрастивным описанием лексического значения заимствованной единицы. Свойственный контрастивному изучению акцент не на сходстве, а на различии в семантике сопоставляемых лексем предполагает лингвокультурный комментарий. Такой комментарий позволяет проводить исследование значимых для данной лингвокультуры концептов в аспекте «культурной истории» слов, их репрезентирующих.

2. Основным фактором, влияющим на интенсивность вхождения в русский язык французских лексем, являются «лингвокультурные предпочтения» носителей русского языка. Степень адаптации французских заимствований в русском языке и глубина трансформаций исходного их лексического значения зависит от того, какой фрагмент русской языковой картины мира заполняется неисконной лексемой.

3. Заимствования из французского языка - продуктивный процесс для русской лексико-семантической системы. В настоящее время целесообразно говорить о едином массиве французских заимствований, который занял прочное место в лексическом фонде русского языка. Общий корпус слов французского происхождения насчитывает 1674 единицы.

4. По отношению к русскому языку французский язык нередко выступает транслятором культурно значимых концептов. Наглядным подтверждением этого являются опосредованные заимствования. Изучение их «лингвокультурной истории» позволяет сделать вывод о единых языковых тенденциях в процессе культурной трансляции, однако взаимодействие в этом плане именно французского и русского языков отличается яркой тематической переориентацией транслируемого лексического фонда - идеографическим перераспределением.

5. В процессе идеографического перераспределения трансформации подвергается и лексическое, и грамматическое значение заимствуемой лексемы. Это находит отражение в сужении и расширении значения, явлениях метафоризации, метонимических переносах, изменения гипер-гипонимической отнесенности слов. Таким образом, можно утверждать, что изменению подвергается оба концептуальных компонента лексического значения иноязычной лексемы: денотативный и сигнификативный.

Методика исследования. Представленная в работе многоаспектная кросскультурная методика исследования фактического материала основана на комплексе методов наблюдения, сравнения и сопоставления, этимологического и компонентного анализа, идеографической систематизации и статистического обследования.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в использовании методики кросскультурного анализа к заимствованной французской лексике, не всегда имеющей французское происхождение. Подобное исследование позволило выявить «лингвокультурную историю» французских слов, вошедших в русский язык в разные исторические эпохи и обогативших принимающую русскую лингвокультуру новыми концептуально релевантными элементами. Кросскультурный анализ французских заимствований позволяет взглянуть на французский язык как на мощный транслятор культурных смыслов.

Теоретическая значимость работы определяется, прежде всего, изменением взгляда на процесс заимствования как таковой. Исследование выходит на уровень разрешения вопросов, связанных с глобальной проблемой «Язык и ментальность». Результаты проделанной работы позволяют очертить круг тех фрагментов русской языковой картины мира, номинация которых требует обращения к лексическим ресурсам французского языка. Для общей теории языка не менее важной является наглядная демонстрация механизмов вхождения заимствований из французского языка в русский и их адаптации в принимающем языке, что, в свою очередь, позволяет проследить динамику развития межъязыковых контактов на протяжении нескольких столетий, в частности в период формирования русского литературного языка. Сопоставительный аспект работы в этом смысле существенно повышает общетеоретическую значимость полученных результатов.

Практическая ценность диссертационного исследования состоит в возможности использования её результатов в преподавании русского и французского языков, в том числе иностранцам, работающим за границей. Выявленный и обследованный корпус французских заимствований, снабженный сопоставительной этимологической справкой с детальным описанием этапов вхождения французских лексем в русский язык, даёт возможность подойти к составлению лингвокультурного словаря французского языка. Полученные результаты могут оказаться весьма полезными и для курсов по межкультурной коммуникации в рамках делового общения, различных курсов по циклу переводоведения.

Объем и структура работы. Диссертационное исследование состоит из Введения, трёх глав, Заключения и Приложения. К тексту работы прилагается библиографический список, насчитывающий 174 наименования, в том числе 16 на иностранных языках; перечень лексикографических источников, используемых при выполнении работы; Приложение, отражающее словник исследованных заимствований.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования прошли апробацию в обсуждениях на международных и всероссийских научных конференциях: X межвузовская научная конференция студентов филологов (Санкт-Петербург, 2007), Всероссийская научная конференция: Слово. Словарь. Словесность. К 225-летию основания Российской Академии (Санкт-Петербург, 2009) и отражены в 8 публикациях, две из которых опубликованы в журналах из списка ВАК.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснована актуальность исследования, определены его предмет, объект, цель и задачи, а также раскрыта научная новизна и охарактеризованы научно-теоретическая ценность и практическая значимость.

В первой главе «Кросскультурный анализ в современной лингвистике» рассматривается поэтапное становление методики кросскультурного анализа в зарубежной и отечественной лингвистике, исследуются подходы представителей различных лингвистических школ и направлений к трактовке и определению кросскультурного описания, а также обосновывается актуальность применения его методики к изучению заимствованной лексики.

В первом параграфе «История формирования методики кросскультурного анализа» и во втором параграфе «Роль кросскультурного анализа в изучении заимствованной лексики» отмечено, что огромную роль в процессе становления лингвистических кросскультурных описаний сыграли работы А. Вежбицкой. Используемый междисциплинарный подход, сочетающийся с тщательным сопоставительным и контрастивным анализом, позволил лингвистам выработать новую методику изучения заимствований, основанный прежде всего на пристальном внимании к явлению культурной трансляции. В центре подобных исследований всегда находились как минимум две лингвокультуры - «отдающая» и «принимающая», но акцент всегда стоял на лингвокультуре «отдающей». В отечественной же лингвистике, параллельно и независимо от школы А. Вежбицкой, занимавшейся проблемами кросскультурного исследования языковых явлений, сходная методика разрабатывалась в рамках направления «Язык и ментальность» (Колесов 2007; Маслова 2007; Языковая картина мира 2006 и др.). Особенностью отечественного подхода является ориентация на «монокультурность», т.е. на тщательное и многоаспектное изучение языкового элемента прежде всего в рамках одной лингвокультуры, и, как правило, - «принимающей». Отечественные ученые склонны более рассматривать то, как адаптируется заимствованная лексема в новой для неё языковой среде, что она приобретает, что утрачивает в процессе заимствования. Потому именно отечественная лингвистическая наука первой подошла к обоснованию необходимости лингвокультурного комментария любого сопоставительного (в широком смысле) исследования. Оформившийся в отечественной лингвистике лингвокультурный подход явился тем завершающим этапом, который был необходим для становлении методики кросскультурного анализа.

Зарубежный и отечественный опыт кросскультурного изучения языковых явлений позволил в уже в рамках первой главы сформулировать общее определение кросскультурного лингвистического анализа. Кросскультурный анализ - это контрастивный анализ значимых для данной лингвокультуры концептов, подразумевающий изучение «культурной истории» слов, их репрезентирующих.

Завершающий, третий, параграф главы «История изучения французских заимствований в отечественной лингвистике» отражает результаты аналитического обзора литературы, посвящённой изучению французской лексики, воспринятой русским языком в разные периоды его развития, а также содержит характеристику русских лексикографических источников, из которых можно почерпнуть сведения о французских заимствованиях. О влиянии французского языка во второй половине XVIII-го века говорит в своей работе «Иноземные элементы в русском языке» И.И. Огиенко: «Оно было уже сильным при императрице Елизавете, а при Екатерине II достигло громадных размеров, превратившись в болезненную галломанию». Обоснованность сделанного И.И. Огиенко вывода подтверждают статистические данные о переводной книге, приведённые в «Очерках по исторической лексикологии русского языка XVIII века» Е.Э. Биржаковой, Л.А. Войновой и Л.Л. Кутиной: «в елизаветинское время переводы с французского составляли 34.3% по отношению ко всем переводным книгам, а в последнее десятилетие периода их 55.1%, т.е. больше половины всех переводов».

Во второй главе «Процедуры и приемы кросскультурного исследования французского заимствованного корпуса» подробно описана методика сбора материала диссертационного исследования, охарактеризованы способы и приёмы его обработки. Первый параграф «Формирование базы данных» даёт сведения о сформированном корпусе французских заимствований. Этот корпус составил 1674 лексические единицы, выбранные методом сплошной выборки из этимологических, историко-этимологических, толковых словарей, словарей иностранных слов. Особое место в списке словарей отдано сводному словарю «Русской лексики романского происхождения» А.К. Николеску. К формированию базы данных привлекались как русские, так и французские словари. Последние стали ценным источником в установлении не выявленной в русских словарях этимологии французских заимствований. Не установленная этимология многих заимствований, либо различная её трактовка - характерная черта имеющихся в наличии отечественных лексикографических источников.

Проведённый во втором параграфе «Идеографическая классификация французских заимствований» анализ тематического распределения французизмов позволил сделать вывод о том, что французская лексика довольно активно задействуется русским языковым сознанием в процессе номинации реалий окружающего мира. Выявленный лексический корпус французских заимствований распределяется по 4 тематическим блокам («Человек», «Природа», «Артефакты», «Терминология»), включающими в себя 32 идеографические группы (Диаграмма 1).

Исследование показало, что в совокупности эти группы охватывают практически все сферы жизнедеятельности русского человека: профессиональную деятельность, национальную принадлежность, гастрономию, искусство, военное дело, наименования флоры и фауны и др. Представленная в работе подробная идеографическая классификация наглядно подтверждает интенсивность русско-французских межъязыковых контактов и демонстрирует те фрагменты русской языковой картине мира, которые заполняются французским лексическим элементом.

Диаграмма 1

Третий параграф главы «Установление места и времени заимствования» посвящен описанию этапов вхождения в русский язык выявленного корпуса французских заимствований. Отмечено, что из общей выборки в 1674 единицы лишь 237 слов, то есть 14,5 %, имеют чётко установленную дату прихода в лексический фонд русского языка. Еще одна особенность заключается в том, что процесс заимствования французской лексики имел прогрессивный характер. Так, из общей выборки слов на XVI век приходится только одна лексема - канитель, число заимствований, относящихся к периоду XVII века, насчитывает 14 лексических единиц (клавесин, манто и др.), в то время как XVIII век обогатил лексический фонд русского языка уже на 99 заимствованных слов (дебош, желе и др.). XIX век по праву можно считать высшей точкой на абстрактном графике процесса заимствования. На этот период приходится 108 слов, заимствованных русским языком из французского (авиация, богема и др.).

Третья глава «Французские заимствования в ракурсе кросскультурного анализа» является наглядной иллюстрацией того, насколько эффективна методика кросскультурного анализа при изучении заимствованной лексики. Здесь на примере наиболее показательных случаев рассматривается лингвокультурная история французских слов, пришедших в русский язык в разные периоды его существования.

В первом параграфе «Явление идеографического перераспределения в процессе заимствования» отмечено, что сами по себе французские заимствования не составляют однородной группы, а являются «массивом», состоящим из разных языковых элементов. Это могут быть элементы «собственные», а могут быть и заимствованные французским языком из других языков. Причём такие заимствования, в свою очередь, могут быть прямыми и опосредованными. Результаты исследования нашли отражение в диаграммах, которые иллюстрируют количественный состав рассматриваемой лексики.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Диаграмма 2

Блок слов исконно французского происхождения представлен наибольшим количеством лексических единиц - 1158 (69,1 %). К категории «исконно» французских лексем отнесены слова из бретонского (0,2 %), галльского (0,7 %), провансальского (0,6 %), франкского (3 %), а также латинского (57,2 %) языков, каждый из которых представляет собой неотъемлемый период развития и становления французского языка (Диаграмма 2).

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Диаграмма 3

Группа прямых заимствований во французском языке насчитывает 248 лексических единиц, что составляет 14,8 % от общего числа выбранных лексем (Диаграмма 3). французский заимствование лексика

Группа опосредованных заимствований, включающая в себя 65 лексических единиц (3,9 %), является самой малочисленной. Отметим, что среди языков-первоисточников латинский занимает доминирующее положение, что, в свою очередь, объясняется общей для романских языков праосновой (Диаграмма 4).

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Особого внимания заслуживает тот факт, что вошедшие в русский язык французские лексемы идеографически перераспределяются. Данный факт имеет находит свое наглядное отражение в явлениях трансформации исконного лексического и грамматического значения заимствованной лексики. Результатом этого процесса становятся сужение и расширение значения, метафоризация, метонимические переносы и т.д.

Аргументацией сказанного могут служить следующие примеры.

Русское «апаш» (существительное муж. р.) употребляется для обозначения фасона мужской рубашки с открытом широким воротом, в то время как во французском языке это существительное (apache, m.) имеет строго определенное значение, а именно: апбш; хулигбн; бандът. Ср.: «Apache n. m. Malfaоteur, voyou de grande ville». Во французском языке указанная лексема входит в следующий синонимический ряд: «bandit, gangster, delinquant, voleur». В данном случае можно говорить о метонимическом характере освоения русским языком французской лексемы.

Типографский термин «ассюре» обозначает в русском языке линейку, дающую оттиск в виде нескольких тонких параллельных или волнистых линий и применяемую, главным образом, при печатании чеков, квитанций и т. п. для предохранения от подделки вписанной от руки (в пределах этого оттиска) суммы. При этом французский глагол «assurer» имеет значение «уверять, заверять, свидетельствовать; подтверждать, удостоверять». Ср.: «1. Assurer а qnn que lui affirmer, lui garantir que. > certifier. 2. Assurer qqn de qqch., le prier de n'en pas douter». Относится к синонимическому ряду: «affirmer, jurer, souvenirs; attacher». Нельзя отрицать, что отдаленно русская и французская лексемы имеют нечто общее в своих значениях. Однако в отличие от французского глагола, имеющего широкую сферу употребления, русское существительное относится к узкоспециализированной терминологии и обозначает конкретный предмет. Кроме того, нужно иметь в виду, что французский язык располагает глаголом, тогда как русский - существительным. Явление переграмматикализации и перекатегоризации - весьма частый способ освоения русским языком французской лексики.

В отличие от французского «cruchon, m.» - «кувшинчик» (Ср.: «Cruchon n. m. Petite cruche. > pichet»), русское «крюшон, крушон» обозначало «вид прохладительного напитка» (яркий пример метонимического переноса).

Существительное «батон», использующееся русским языком для определения хлебобулочного изделия, имеет совершенно иное значение во французском языке и связано с русским лишь ассоциативно (метафора по форме): «baton, m.» - «пблка, пблочка; пусох; жйзл; брусук». («Baton n. m. Long morceau de bois rond que l'on peut tenir а la main»). Синонимический ряд этого слова во французском языке невелик: «baguette, canne». В русском языке синонимическая парадигма гораздо шире.

Не менее интересным представляется следующий пример заимствованной метафоры. Французские существительные «bijou, m.» и «joujou, m.», обозначающие «драгоценность, украшение» и «игрушка», стали употребляться в русском языке для обозначения собачьей клички (Лесков и др.) - Жужэ; у Крылова: жужэтка, уменьш. Из франц. joujou «игрушка» - слово детской речи с удвоением от jouer «играть». Вероятно, отсюда уменьш. жэчка. Во французском источнике читаем: «Bijou n. m. - Petit objet ouvragй, prйcieux par la matiиre ou le travail et servant а la parure»; «Joujou n. m. - lang. enfantin 1. Faire joujou: jouer. 2. vielli Jouet». «Бижу» является составляющей синонимического ряда - «joyau; chef-d'oeuvre». «Жужжу» имеет только один синоним «jouet», являющийся всего лишь полной (несокращённой) формой указанного существительного.

Далее анализируются случаи сужения значения французской лексической единицы при переходе в русский язык. Так, существительное «мармит» - номинирует нагревательный аппарат для поддержания в горячем состоянии приготовленной пищи. Обычно делается в виде передвижного шкафа, внутри которого находятся кастрюли в водяной ванне, подогреваемой каким-либо прибором. Это русское существительное не соотносится по значению со своим французским «прародителем» «marmite, f.» - «котелук, чугунук; кастрюля; тъгель». Ср.: «Marmite n. f. Rйcipient pour faire bouillir l'eau, cuire des aliments». У нас есть все основания говорить в данном случае о синекдохе.

Название ткани в русском языке «марокен» не имеет ничего общего с французским «Marocain, -e», обозначающим скорее национальную принадлежность - «марокканец, -ка»: «Du Maroc» (ещё один яркий пример метонимического переноса по принципу синекдохи).

Второй параграф «Прямые заимствования» и третий «Опосредованные заимствования» представляет детальный анализ посредством кросскультурного описания отдельных французских заимствований соответствущей отнесенности. В качестве примеров выбраны лексемы амикошон, винегрет, шинель, галерка, безе, драгоман, карамболь.

Одним из наиболее интересных представляется пример лексической трансформации заимствованного из французского языка слова «винегрет». Словарное определение этого слова таково: «ВИНЕГРЕТ, -а, м. Холодное кушанье из мелко нарезанных овощей, мяса или рыбы, яиц с соусом, маслом. В. в голове у кого-н. (перен.: перемешались разнородные сведения, мысли; разг.)» (С.И. Ожегов). Другие лексикографические источники представляют ещё более интересные сведения. Например, в «Толковом словаре иноязычных слов» Л.П. Крысина мы обнаруживаем следующую ссылку: от «фр. Vinaigrette - соус из уксуса, масла и соли<vinaigre уксус». В узусе же слово винегрет используется совсем в другом значении, так сказать, в «частичном» значении.

Если обратиться к этимологии винегрета, то мы обнаружим, что русское «винегрет» - семантическая калька с французского «vinaigrette». В процессе калькирования лексическая единица утратила только удвоенный «т» на конце слова, что не сказалось на произношении заимствованного слова. Для окончаний русских существительных не характерен долгий согласный, столь привычный во французском языке. При заимствовании французское слово изменило и родовую принадлежность: из существительного женского рода оно перешло в разряд имён мужского рода. Но это - «формальные стороны» процесса заимствования. Гораздо интереснее всегда являются стороны содержательные.

И в этом плане прежде всего стоит указать на тот факт, что в самом французском языке слово vinaigrette появилось весьма необычным образом. Суффикс -ette, который мы здесь обнаруживаем, используется обычно для маркировки женского рода имен существительных. Однако чисто грамматическое значение может сопровождаться и вполне конкретным словообразовательным, а именно: диминутивным. Ср.: maison (f.) - maisonnette (f.) = дом - домик, jardin (m.) - jardinette (f.) = сад - садик, vinaigre (m.) - vinaigrette (f.) = уксус - «уксусик», т.е. небольшое содержание уксуса. В ряду подобных дериват vinaigrette, образованный по довольно продуктивной для французского языка словообразовательной модели, занимает особое место, имея существенное отличие: он не является «классическим» диминутивом, не обозначает уменьшительности в строгом смысле слова, а указывает на квантитативные параметры номинируемого вещества. При этом качественные характеристики обозначаемого вещества никак «не страдают» - исходное качество продукта денотируется аналогичным образом, а вот количественные характеристики подвергаются корректировке в ЛЗ новообразованной лексемы. Итак, лексико-грамматические возможности французской грамматической системы поспособствовали образованию в языке двух лексем, общих по семантике оснувного значения, но различных по конечному результату номинации. Вновь образованное слово vinaigrette обозначает уже не просто уксус и соус, как мотивирующее vinaigre, а то, что содержит равные доли уксуса, масла и соли.

Далее рассматривается, как «меняло» своё значение слово vinaigrette в процессе его заимствования русской культурой и, конечно же, русским языком. Обращает на себя внимание, прежде всего, то, что французское слово женского рода обозначает соус (из уксуса, масла и соли), тогда как русское существительное является наименованием целого блюда (салата).

Доминирующим в столь необычном преобразовании, по-видимому, следует признать экстралингвистический фактор, определяющий культуроспецифичную историю слова. Русские люди во французскую заправку стали в изобилии добавлять вареные овощи: картофель, морковь, свёклу, а также соленые огурцы, квашеную капусту, маринованный горошек, репчатый лук, а часто ещё и мясо или рыбу (возможно, чтобы смягчить остроту заправки). В итоге от изысканной французской кухни осталось лишь наличие приправы - соуса из уксуса, масла и соли. В русской национальной кухне не было изначально понятия «соус» и заправка к салату или холодной закуске не воспринималась как отдельное блюдо. В пользу высказанной гипотезы освоения русским языковым сознанием французского слова vinaigrette свидетельствует и тот факт, что во французском языке слово «vinaigrette» бытует обособленно, не имея синонимов, тогда как в русском «винегрет» включается в широкий синонимический ряд: смесь, месиво, мешанина, сбор, состав и т.д. Развитая русская синонимическая парадигма возникла на базе вторично-номинативного (переносного) значения слова «винегрет», которое впервые возникло именно в русском языке и формировалось по принципу синекдохи. Кулинарный изыск сначала получил негативный оттенок - «смесь, мешанина» всех возможных продуктов, а потом уже своё нейтральное значение. Всё это подтверждает факт именно освоения заимствованной лексической единицы русским языковым сознанием. В том, что винегрет во всей его семантической ауре - вполне полноценное русское слово сегодня можно не сомневаться, но вместе с тем нельзя и забывать, что хотя винегрет и русский, но приправлен он французским соусом.

Слово «шинель», в первую очередь ассоциирующееся с названием повести Н.В. Гоголя, плотно вошло в русское языковое сознание как олицетворение образа маленького человека. На сегодняшний день названная лексема актуальна только для русского языка, как и для России в целом: как показало исследование, будучи форменным обмундированием российской армии, шинель не находит себе применения ни в одном другом языке мира.

Согласно определению «Толкового словаря живого великорусского языка» В. Даля «Шинель - ж. пальто с рукавами и круглым вислым воротом. Шинелевая подкладка. Шинельный покрой. Фризовая шинелишка. Зачем приказный женится? Шинели нет». В «Толковом словаре русского языка» под редакцией Н.Д. Ушакова, 1935-1940 гг. издания, мы найдём более детальное определение: «Шинель, - и, мн. и (я простореч.), ж. Форменное военное пальто со складкой на спине и хлястиком. Серая ш. Солдатская ш. Кавалерийская ш. (длинная, с большим разрезом). Красноармейская ш. || Форменное гражданское пальто (устар.). Николаевская ш. (с широким, до талии, воротником в виде пелерины). Бобровая ш. Гимназическая ш.». Дополнив приведённые определения выпиской из «Толкового словаря русского языка» С.И. Ожегова, можно представить полную картину лексического значения слова «шинель». Итак, «Шинель, - и, ж. - 1. Форменное пальто со складкой на спине и хлястиком. Офицерская ш. Ш. железнодорожника. Серые шинели (перен. о солдатах, устар.) 2. В России во 2-й половине 19 в.: мужское пальто свободного покроя с меховым воротником и пелериной (так наз. «николаевская ш.»). || уменьш. шинелька, - и, ж. || унич. шине-лишка, и, ж. // прил. шинельный, - ая, - ое. Шинельное сукно». Таким образом, обозначение военного обмундирования не являлось исконным значением шинели.

Авторы ряда изданий, среди которых «Этимологический словарь русского языка» М. Фасмера, «Историко-этимологический словарь современного русского языка» П.Я. Черных и недавно опубликованный «Толковый словарь иноязычных слов» Л.П. Крысина, констатируют факт заимствования лексемы «шинель» из французского языка. Однако современное значение лексемы «chenille, f.» во французском языке не соотносится со значением «утреннего мужского костюма», не говоря уже о соотношении французского значения с русским «форменное пальто». В переводе с французского «Сhenille, f. - 1). зоол. гусеница; 2). тех. гусеница, гусеничная лента; a ~ s гусеничный; на гусеничном ходу; 3). змейковая ракета; 4). текст. ворсовой уток; синель, что подтверждено данными как «Нового французско-русского словаря» В.Г. Гака и К.А. Ганшиной, так и «Le Robert de poche»: «Chenille n. f. 1. Lavre des papillons, a corps allonge forme d'anneaux. 2. Dispositif articule permettant а un vehicule de se dйplacer sur tous les terrains». Однако в статье «Этимологического словаря русского языка» А.В. Семенова мы находим данные, открывающие тайну происхождении «утреннего мужского костюма»: «Слово «шинель» было заимствовано из французского языка в сер. XVIII в. Фр. слово первоначально означало «гусеница» и происходило от латинского «canicula» - «маленькая собачка» или «гусеница». Одежду так стали называть из-за гусеничной формы нашивки галунов или тесьмы. Когда слово «шинель» попало в Россию, оно служило для обозначения утреннего костюма вроде халата, а не форменной одежды особого покроя, как сейчас. Родственным является украинское шенеля (производные: шинелька, шинельный). Результат ассоциативного мышления до сих пор находит своё отражение во французской литературе, что доказывает употребление переносного значения слова «chenille, f.» в книге Meria Michaelle «Victoire, enfant de nulle part»: «Ma visiteuse s'assied. <…> Elle se prйsente alors comme lа-bas, la jupe nouйe sur le ventre laissant dйpasser un triangle de peau brune et le corsage dorй par un petit ruban chenille qui grouille sur tout son dйcolletй (… и блузке, украшенной гусеничной тесьмой…). Dehors elle portait drape sur la tкte un morceau de tissu assorti а sa jupe ».

Будучи заимствовано из французского языка, слово «шинель» принесло в русский язык понятие «домашней утренней одежды», а точнее - «утреннего мужского костюма». Однако, начиная с конца XVIII в., в Европе в моду входят фрачные костюмы, отличающиеся свободным покроем и глубоким вырезом на груди: до этого времени подобные лекала использовались только для пошива домашней одежды. Таким образом, понятие «шинель» меняет свой статус - переходит в разряд выходной, то есть уличной одежды. В России же этот период ознаменован сменой покроя всей русской военной формы: пользующийся популярностью в Европе покрой был очень экономичен, так как на пошив мундира требовалось меньше материала. С этого момента «шинель» ставится в разряд форменной одежды, для изготовления которой выбирают «бюджетный» материал: грубый, плотный, но при этом довольно тёплый и износостойкий. Именно за эти качества так ценил её герой гоголевской «Шинели», Башмачкин. Основы созданной системы формы, заложенные Александром I, были впоследствии продолжены его братом, Николаем, возведшим мундир в абсолют. Николай, предпочитавший носить мундир и в повседневной жизни, стал законодателем т.н. «николаевской шинели», представлявшей собой мужское пальто свободного покроя с меховым воротом и пелериной. Но если «гражданская» мода будет подвергаться ещё не одному изменению, то шинель царской армии останется приталенной, стянутой сзади клапаном поверх складок, с высоким воротником и в 1917 году станет основой для формы красноармейцев, уже с небольшими видоизменениями дошедшей до нашего времени.

Лексемы винегрет, шинель - это прямые заимствования из французского языка. Опосредованные заимствования - не менее, а может даже и более интересны в плане кросскультурного описания. К таковым относится, например, лексическая единица, служащая в русском языке для обозначения переводчика.

Обратившись к «Словарю русских синонимов и сходных по смыслу выражений» Н. Абрамова, мы обнаружим, что синонимический ряд слова «переводчик» включает в себя не более двух лексем, а именно: толмач, драгоман.

Если определение значения первой лексической единицы не вызывает особых затруднений, то корню легко ошибочно приписать греческое происхождение - от «mania» (досл. сильное пристрастие к чему-либо, крайняя степень увлеченности: библиоман, графоман, клептоман). На самом же деле, драгоманом в России называли переводчика с восточных языков, состоящего при иностранных посольствах. «Была на старой русской дипломатической службе такая должность - драгоман, переводчик с восточных языков. Но это был не просто толмач-переводчик. Нет, драгоман сосредотачивал в себе чуть ли не главные знания о стране, с которой Россия поддерживала сношения, о её политике, культуре, нравах. Драгоман не только переводил, он изучал страну, готовил переговоры и во многом определял их результаты. Среди драгоманов были замечательные учёные, стоявшие у истоков отечественного востоковедения» (С. Меринов Российская газета. - 2006 - 15 июня.).

Подобное описание рода деятельности драгомана позволяет нам сделать вывод, что предложенный Н. Абрамовым синонимический ряд к лексеме «переводчик» представляет собой восходящую градацию по степени профессионализма, что мы можем проследить на примере статей «Толкового словаря русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова. Так, согласно определению Д.Н. Ушакова, толмач - это «переводчик (старин., спец). || В древней Руси - должностной, официальный переводчик, посредничавший в беседе между русским человеком и иностранцем (истор.)», в то время как драгоман - «(спец). переводчик, состоящий при каком-н. европейском посольстве на Востоке». Таким образом, «толмач» в нашем современном понимании представлял собой устного переводчика, привлекавшегося для облегчения взаимопонимания русского человека и иностранца в течение бесед, встреч или переговоров. В обязанности же драгомана, помимо перевода, входило и представление государственных интересов на зарубежной территории.

Не менее интересен и тот факт, что в словарях синонимов, опубликованных в России в XX веке (например, в «Словаре синонимов русского языка» под редакцией Л.П. Алекторовой), уже отсутствуют отдельные статьи, посвящённые слову «переводчик» и его когипонимам. Последнее свидетельствует о том, что, несмотря на редкое употребление лексемы «драгоман» в переносном смысле для обозначения высококвалифицированных специалистов, хорошо владеющих восточными языками, и «толмач», и «драгоман», уступили своё место в русском языке универсальному «переводчику».

Происхождение лексемы драгоман не столь ясно, как её содержание: суффикс -ман- характерен скорее для одного из тюркских языков, нежели русского, что говорит о факте заимствования указанной лексической единицы, но из какого языка? Здесь мнения специалистов расходятся: по мнению В. Даля слово «драгоман» было заимствовано русским языком из французского: «Драгомбнъ м., [франц. dragoman от новолат. dragumanus]», что также отражено и в статье «Словаря иностранных слов»: «Драгоман [фр. dragoman < ар.]». Однако Л.П. Крысин в «Толковом словаре иноязычных слов» склонен считать источником заимствования немецкий язык: «Драгоман, а, м., одуш. [нем. Dragoman<араб. targumвn переводчик]». При этом заметим, что и французский, и немецкий язык выполняют лишь функцию языка-посредника в процессе заимствования, так как «языком-первоисточником», по мнению специалистов, является арабский, на что также обращает наше внимание в своей статье Д.Н. Ушаков: «ДРАГОМАН, драгомана, м. (араб. targuman) (спец.)».

В пользу последнего мнения говорят и другие исследователи. Так, автор «Этимологического словаря французских слов арабского, турецкого и персидского происхождения», Georges A. Bertrand, подтверждает факт заимствования французским языком из арабского существительного «drugement», производного от арабского «tarjыmвn», в период Крестовых походов: «TRUCHEMENT, n. m. est une forme refaite (dйbut XVe s.) de drugement, empruntй а l'arabe tarjыmвn «interprиte» (du verbe tarjama «traduire») durant les Croisades». Вскоре, а именно в начале XV-го в., заимствованная французским языком лексема была видоизменена в существительное мужского рода «truchement», которое обозначало «официального представителя говорящего» и употреблялось главным образом в составе выражения «par le truchement de» (досл. через кого-л.). Georges A. Bertrand уточняет, что арабское существительное в свою очередь происходит от формы арамейского и аккадийского языков «targumannu», от которой в начале XIII в. и было образовано существительное «drogman», обозначающее «переводчика, работающего на Ближнем Востоке».

В рамках второго и третьего параграфов рассмотрено также впервые зафиксированное в первом издании «Словаря Французской Академии» 1694 г. в форме «trucheman», и впоследствии отличалось изменяющимся написанием: «truchement» в 1718 и 1740, «trucheman» или «truchement» в 1762, 1798, 1835, 1878 и только в издании «Littrй», конечный слог man, в соответствии с этимологией, был изменен на ment по аналогии с суффиксом -ment. В тексте французского эпоса XII в. - «Prise d'Orange» - за лексемой «truchement» закрепляется значение «переводчик», что подтверждено ещё одним этимологическим словарем французского языка под ред. J. Dubois, H. Mitterand и A. Dauzat: «drogman fin XIIe s., Prise d'Orange (drugement); XIVe s., Chron. de Morйe (droguement); ital. drogomanno, du gr. byzantine dragoumanos, interprиte, d'orig. sйmitique». В XV-ом в. Charles d'Orlйans употребляет слово «truchement» в значении «человек, который говорит за другого, представитель». В середине XVI в. лексема «truchement» приобретает ещё одно значение, а именно «тот, кто объясняет, помогает понять, узнать».

Таким образом, если с момента первого издания «Словаря Французской Академии» (1694 г.) его авторы выделяли всего два исходных значения лексемы «truchement»: «interprиte» («переводчик») и «porte-parole» («представитель»), то в восьмом издании (1932-35 гг.) фиксируются уже три значения исследуемого слова: «переводчик, тот, кто объясняет двум разговаривающим на разных языках людям, что они говорят друг другу»; «человек, который говорит за другого, объясняет его намерения»; «образно так говорят о том, кто может объяснить то, что невозможно передать словами». Современный французский язык сохранил для существительного «truchement» только второе из указанных значений, о чем свидетельствует статья в толковом словаре французского языка «Le Robert de poche»: «truchement n. m. litter. Personne qui parle а la place d'une autre», уступив остальные значения более нейтральному «interprиte».

Статья Андрея Резяпкина в «Военном разговорнике и переводчике до 1945 г.» («Drang nach... Вермахт против советского народа») окончательно раскрывает тайну происхождения интересующей нас лексемы. По мнению автора, лексема «драгоман» обязана своим происхождением древнееврейскому корню rgm, «который нашел свое отражение в акадийском языке Междуречья как targumannu и в арамейском - как targemana. Именно в таком виде слово «драгоман», служившее для обозначения переводчика, оказывающего помощь иноземным паломникам, проникло в Европу.

В период усиления международного влияния Османской империи, многочисленные европейцы, среди которых было немало и французов, состояли на службе у турок. Результатом последнего и могло послужить проникновение слов арабского происхождения в европейские языки, откуда уже было заимствовано русским. Вместе с этим следует признать, что французский язык заимствовал из арабского лексему со значением «переводчик» в самом широком смысле слова, в то время как в русский язык была привнесена историческая реалия, подразумевающая знание прежде всего восточных языков, что в свою очередь не нашло отражения во французском, поэтому вопрос о происхождении лексемы «драгоман» в русском языке считаем более справедливым оставить открытым.

В Заключении подведены общие итоги работы. Подчеркнуто, что проведенное исследование со всей наглядностью подтверждает эффективность применения методики кросскультурного анализа к изучению иноязычной лексики. Именно кросскультурный анализ позволяет осуществить адекватное изучение значимых для данной лингвокультуры концептов, в том числе и транслированных из другой лингвокультуры. Выявление «культурной истории слов», репрезентирующих те или иные концепты, даёт возможность ответить на вопросы о способах и условиях заимствования. Особенный интерес в этом плане представляют французские заимствования, так как процесс пополнения лексического фонда русского языка французскими лексемами - явление длительное, имеющее свою историю.

Отмечено, что русский язык заимствует ту лексику, которая оказывается релевантной для его лексико-семантической системы в силу лингвокультурных «предпочтений» носителей русского языка. Французские слова приходят в русский язык и остаются в нём во многом именно потому, что в русской языковой картине мира оказываются незаполненными некоторые её фрагменты, образующиеся в связи общим развитием человеческой цивилизации. Именно потому большую часть французских заимствований составляю термины и экзотическая лексика с уникальным лексическим значением. Однако несмотря на то, что во всех выявленных 1674 единицах такие заимствования превалируют, тем не менее не они являются самыми яркими показателями лингвокультурного взаимодействия. Наиболее показательны те случаи, когда русский язык уже имеет собственные номинации для незаполненных фрагментов языковой картины мира, но они оказываются менее точными и менее адекватными для отражения эволюционирующих реалий. Французское слово, заимствуемое русским языком, иногда само является результатом заимствования. В этом случае французский язык выступает в роли «культурного транслятора», но при этом такого, который не просто передаёт ту или иную лексему из одного языка в другой, а творчески её перерабатывает: сужает или расширяет лексическое значение, метафоризует, меняет категориальную принадлежность и т.д. Выяснение конкретной истории этих процессов и составляет «лингвокультурную историю» слов, вошедших в русский язык из французского языка.

Процесс культурной трансляции имеет общие тенденции, независимо от языка «передающей» и «принимающей» лингвокультуры. Однако нам удалось выяснить, что основной особенностью плодотворного восприятия русским языком лексем из французского языка является идеографическое перераспределение. Как правило, лексика, приходящая из французского языка, в русском языке меняет свою конкретноидеографическую отнесённость и сохраняет лишь общетематическую. Такая ситуация объясняется лингвокультурными предпочтениями носителя русского языка: заимствуя номинацию, русский человек может заимствовать и реалию, но в силу специфического культурного развития русского общества, особых исторических условий и т.п. он приспосабливает эту реалию к своей действительности, ассоциируя её с уже имеющимися. Так было, например, с шинелью, галеркой. Могут происходить и иные процессы, как наглядно продемонстрируют подробно рассмотренные лексемы винегрет, безе и драгоман. В одном случае произошло расширение лексического значения, сопровождавшееся усечением денотативного компонента исходной французской лексемы (винегрет), в результате чего идеографическая отнесенность слова существенно изменилась. В другом случае денотативный компонент был изменён и приспособлен под русский менталитет (безе), в третьем - изменился исходный принцип номинации (драгоман): слово стало обозначать класс деятелей, а не его специфическую разновидность. Такие гипер-гипонимические преобразования не редкость при освоении французских заимствований. Все подобные процессы являются следствием особых культурных условий заимствования.

Для выявления этих «культурных условий заимствования» требуется выяснение хронологии самого процесса заимствования. Анализ временных рамок вхождения французских лексем в русский язык убедительно продемонстрировал зависимость интенсивности процесса восприятия и адаптации иноязычного французского лексического элемента от конкретных культурно-исторических условий. Наиболее интенсивные русско-французские контакты, наблюдавшиеся в XVIII-XIX вв., вели и к интенсивным межъязыковым контактам. Активное возобновление культурных связей с конца XX вв. также способствует вхождению новых французских лексем в лексико-семантическую систему русского языка.

Наглядная демонстрация кросскультурного принципа изучения французских заимствований, представленная на анализе прямых и опосредованных заимствований, убедительно свидетельствует о том, что «культурная история» французских слов в русском языке требует продолжения своего анализа. Анализ в подобном ракурсе всех выявленных нами 1674 французских заимствований является перспективой для дальнейших исследований. Результатом таких исследований может стать сводный лингвокультурный словарь французских заимствований.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях:

Статьи в журналах, входящих в список ВАК РФ

1. Гусакова, Ю.О. Этнокультурная специфика русской лексики французского происхождения / Ю.О. Гусакова // Вестник НовГУ им. Ярослава Мудрого. Серия «История / Филология». - № 52. - 2009. - С. 30-32.

2. Гусакова, Ю.О. Метод лингвистического кросскультурного анализа. Формирование и перспективы применения / Ю.О. Гусакова // Вестник НовГУ им. Ярослава Мудрого. Серия «История / Филология». - № 57. - 2010. - С.25-28.

Публикации в других журналах и сборниках

3. Пакина, Ю.О. Кросскультурный анализ заимствованной лексики / Ю.О. Пакина // Материалы X межвузовской научной конференции студентов филологов. Филологический факультет Санкт-Петербургского университета. - 2007. - С. 106.