Функционально-стилевые варианты доказательства в русском литературном языке начала XXI века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Пермский государственный университет»

На правах рукописи

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Функционально-стилевые варианты доказательства в русском литературном языке начала XXI века

Специальность 10.02.01 - русский язык

Пузикова Зоя Георгиевна

Пермь 2007

Работа выполнена в государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Пермский государственный университет».

Научный руководитель: доктор филологических наук, доцент Трошева Татьяна Борисовна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Шкатова Людмила Александровна

кандидат филологических наук, доцент Федорова Лариса Викторовна

Ведущая организация: Кубанский государственный университет

Защита состоится 22 февраля 2007 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.189.11 при Пермском государственном университете по адресу: 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15, зал Ученого совета.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Пермского государственного университета.

Автореферат разослан 2007 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук В.А. Салимовский.

Характеристика работы

Реферируемая диссертационная работа посвящена исследованию современных текстов-доказательств в их функционально-стилевой дифференцированности.

В разных аспектах доказательство изучают многие научные дисциплины (логика, риторика, теория аргументации, теория жанров, лингвистика текста и др.), часть из которых имеет многовековую историю (ср. упоминания о доказательстве в трудах Аристотеля, Пифагора, Платона, Сократа и других ученых Древнего мира).

В нашей работе исследование доказательства осуществляется в русле функциональной стилистики и опирается при этом на данные смежных наук.

Доказательство может быть охарактеризовано как многомерное явление: как особый, занимающий существенное место в реальной речевой практике тип речи, как функция науки и дидактический прием, как логическая процедура и лингвистическая форма, как один из речевых жанров и явление текстового развития. Все эти ипостаси изучаемого объекта освещены в диссертации, однако основным в работе является подход к нему с точки зрения функционально-смысловой типологии речи.

Под функционально-смысловыми типами речи понимаются коммуникативно обусловленные и характеризуемые речевой системностью типизированные разновидности монологической речи.

Термин «функционально-смысловой тип речи» (ФСТР), введенный в научный оборот О.А. Нечаевой (1974), применялся изначально в отношении трех текстовых разновидностей - описания, повествования и рассуждения, но были выделены и более частные типы, в том числе доказательство в качестве одной из разновидностей рассуждения.

В 2000-е гг. возникла необходимость включить результаты исследований 1970-1980-х гг. в новый эпистемический контекст. В исследовании ФСТР стали акцентироваться не логические и грамматические аспекты их устройства, а коммуникативные. Кроме того, в стилистической школе профессора М.Н. Кожиной был поставлен вопрос о том, насколько те или иные типы речи в их многочисленных вариантах характерны для разных функциональных стилей, как модифицируются ФСТР в стилевых разновидностях русского литературного языка (Трошева, 2003; Кыркунова, 2004; Луковникова, 2006; и др.).

При этом специального исследования модификаций типа речи «доказательство» в различных сферах коммуникации до настоящего времени не проводилось.

С недостаточной разработанностью вопроса связана актуальность диссертации, обусловленная тем, что изучение характерных черт доказательства имеет принципиальное значение для понимания особенностей аргументированной речи, для овладения процедурой доказательства, широко востребованной в современной коммуникативной ситуации, для укрепления аргументативного общения, диалогичности в противовес бездоказательному давлению на адресата.

Объектом исследования являются высказывания-доказательства, используемые в книжно-письменных разновидностях русского литературного языка 2000-х гг.

В качестве предмета исследования рассматриваются коммуникативно-функциональные, семантические, композиционные, языковые особенности доказательства в научных, деловых, художественных, публицистических, религиозных текстах.

Цель работы - изучить стилевую специфику доказательства (в связи с обусловливающими ее экстралингвистическими факторами) в речевых разновидностях русского литературного языка начала XXI в., представить доказательство в его функционально-стилевой парадигме.

Для достижения данной цели были поставлены и решены следующие конкретные задачи:

1. Позиционировать доказательство в кругу интенционально близких текстов.

2. Изучить особенности доказательства в аспекте речевой системности - как текста, определенная цель и подцели которого обусловливают использование типового набора языковых средств.

3. Определить экстралингвистические основы функционирования доказательства в произведениях различных стилей.

4. Выявить характерные черты стилевых реализаций доказательства в русском литературном языке 2000-х гг.

5. Проанализировать роль процедуры доказательства в познавательной деятельности учащихся и проблемы изучения данного ФСТР в школе.

Методы исследования определены поставленными задачами и природой изучаемого объекта - доказательства как ФСТР.

Основы методики анализа текстов в аспекте функционально-смысловой типологии речи были заложены исследованиями В.В. Виноградова, О.А. Нечаевой, В.В. Одинцова, М.П. Брандес, М.Н. Кожиной, Т.М. Цветковой, Т.Б. Трошевой.

В настоящей диссертационной работе в качестве основных методов применялись следующие:

- во-первых, функционально-стилистический метод, который предопределил в качестве ведущих принципов анализа материала текстовый подход и учет коммуникативного намерения, реализуемого в процессе порождения текста-доказательства, а также способствовал выявлению закономерностей функционирования языковых средств, создающих стилистико-речевую системность текстов анализируемого типа;

- во-вторых, сопоставительный метод, позволивший вскрыть специфику доказательства в текстах различных стилей;

- в-третьих, комплексный (междисциплинарный) метод, обуслови-вший привлечение данных разных научных дисциплин (науковедения, литературоведения, прагматики, логики, философии, психологии и др.).

Материалом исследования послужили тексты 2000-х гг.: научные (произведения жанров монографии, статьи и вузовского учебника), деловые (тексты юрисдикционного и административного подстилей официально-делового стиля), публицистические (газета), художественные (роман), религиозные (проповедь).

В целом проанализировано около 400 высказываний-доказательств, выявленных в текстах методом сплошной выборки.

Научная новизна работы состоит в следующем:

- Впервые доказательство рассмотрено в его сферной парадигме - в основных функциональных разновидностях русского литературного языка.

- Функционально-стилевые варианты доказательства исследованы в текстах новейшего времени - 2000-х гг.

- Выявлено и показано на объемном материале расширение функций доказательства в современной коммуникации.

- Произведен полиаспектный анализ доказательства: явление изучено в функционально-стилистическом, коммуникативно-прагматиче-ском, логико-семантическом, композиционно-структурном, лексико-грамматическом аспектах.

- Уточнено понятие доказательства как типа речи, исследованного лингвистами в меньшей степени, чем родовое явление - рассуждение.

Теоретическое значение работы определяется ее вкладом в развитие функциональной стилистики и лингвистики текста - в изучение взаимообусловленности между спецификацией типа речи и экстралингвистической базой стиля, уточнение типологии ФСТР, совершенствование системы критериев выявления их в текстах различной стилевой и жанровой принадлежности.

Перспективным представляется распространение предложенного подхода - а именно рассмотрения типа речи в его функционально-стилевой парадигме - на изучение других ФСТР.

Практическое значение исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в практике вузовского преподавания курсов современного русского языка, функциональной стилистики, литературного редактирования, лингвистического анализа текста, жанроведения.

Выводы работы позволяют внести коррективы в учебно-методическую литературу, в которой не нашло адекватного отражения современное состояние теории вопроса о типах речи.

Материалы диссертационного исследования автор, работающий заместителем директора средней школы и учителем-словесником, использует в практике преподавания русского языка учащимся.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Доказательство как текстовое построение, включающее тезис и аргументы, функционирует прежде всего в тех сферах общения, где необходимыми задачами являются установление истинности какого-либо утверждения и демонстрация адресату хода и результатов логических построений. Это в первую очередь сфера науки, и отсюда следует категориальный статус доказательства в научной речи. Это, кроме того, судебная практика, в которой в связи с появлением новых институциональных образований - арбитражных судов - в последние годы расширяется зона использования доказательства.

2. Из всех современных речевых разновидностей инвариантные черты доказательства в наиболее четком виде демонстрирует научная речь, где доказательство выступает как классический текстотип, репрезентирующий процесс превращения гипотезы в научную теорию.

3. Доказательство имеет полистилевой характер. Существуют экстралингвистические факторы, обусловливающие органичное бытование данного типа речи во всех книжных функциональных стилях, и это обстоятельство позволяет представить общую картину его сферной дифференцированности.

4. Задача коммуникации в той или иной сфере, специфика соответствующего вида коммуникативно-познавательной деятельности обусловливают функционально-смысловую трансформацию доказательства и своеобразие его языкового выражения в текстах разных стилей.

Апробация работы. Результаты исследования излагались в докладах на научных конференциях: международной научной конференции «Духовные начала русского искусства и образования» (Новгородский университет, 2006), международной научно-методической конференции «Классический университет в российском образовательном пространстве» (Пермский университет, 2006), международной научной конференции «Социально-педагогическая работа в школе: проблемы, возможности, перспективы» (Пермский педагогический университет, 2006), научно-практической конференции работников образовательных учреждений Пермской области (Пермский областной институт повышения квалификации работников образования, 2003), региональной научно-практической конференции «Особенности образовательного процесса в предпрофильных и профильных классах» (ПОИПКРО, 2004), отчетной научной конференции преподавателей, аспирантов, молодых ученых и студентов Пермского университета «Проблемы филологии и преподавания филологических дисциплин» (Пермский университет, 2006).

Основное содержание диссертационной работы отражено в 5 публикациях (3 статьях и 2 материалах конференций).

Структура диссертации. Работа объемом 150 с. состоит из введения, четырех глав, заключения, списка исследованных текстов и библиографии, включающей 187 наименований.

Основное содержание диссертации

Во введении обосновывается актуальность диссертации, указываются объект, предмет, цель и задачи исследования, описываются используемые в работе методы и анализируемый материал, определяются научная новизна, теоретическое и практическое значение диссертации, формулируются положения, выносимые на защиту.

В 1-й главе «Доказательство как аргументативная процедура и функционально-смысловой тип речи» изучаемое явление анализируется как ФСТР, определяется его место в системе аргументативных и других типов речи. Освещаются проблемы изучения доказательства (по материалам литературы вопроса), сравниваются различные точки зрения, определяется и обосновывается собственная позиция автора.

Доказательство - функционирующий в текстах различной стилевой и жанровой принадлежности аргументативный тип речи, являющийся одной из разновидностей рассуждения и выделяемый в тексте на основании комплекса критериев, в числе которых следующие:

1) коммуникативно-функциональный. Доказательство представляет собой текстовое построение, выполняющее функцию установления истинности какого-либо утверждения с целью убеждения в этом участников коммуникации, достижения и укрепления диалога;

2) композиционно-структурный. Доказательство включает два обязательных композиционных блока, а именно тезис (ключевую препозитивную часть) и основание, т. е. аргументы (комментирующую часть), а также факультативный компонент - вывод, вариативно повторяющий тезис; экстралингвистический доказательство стилевой

3) логико-семантический. В основе доказательства лежат умозаключения, поэтому в соответствующем ФСТР обнаруживается каузальная связь между компонентами высказывания. Тезис является ответом на вопрос «Что доказывается?», основание - «Чем доказывается?», демонстрация доказательства - «Как нечто доказывается?»;

4) лексико-грамматический. В оформлении тезиса, аргументов и вывода используется типовой набор средств, демонстрирующий стилистико-речевую системность, которой обладают тексты-доказательства.

Во 2-й главе «Доказательство в научном тексте» показана принципиально важная роль доказательства в научных трудах; кроме того, явление проанализировано в аспекте речевой системности.

В разделе 2.1 «Научное доказательство как классический текстотип, репрезентирующий процесс превращения гипотезы в научную теорию» исследуется функционирование доказательства в научной сфере. Хотя использование аргументов характеризует любое интеллектуальное общение, но особое значение аргументативность имеет в науке, где она отличается систематичностью применения. Задача автора научного произведения состоит не только в том, чтобы сообщить результаты исследования, но и продемонстрировать логику открытия - в соответствии с демонстративной функцией научного знания - и посредством этого вовлечь читателя в совместный мыслительный процесс, убедить его в истинности выдвинутых положений. Этому и служит в научном тексте доказательство гипотезы, осуществляемое путем сложно организованной системы умозаключений и с помощью подкрепления теоретических выводов экспериментально полученными данными.

В разделе 2.2 «Тексты-доказательства в аспекте стилистико-речевой системности» показано, что научное доказательство оформляется как текст с четкой структурой и системой языковых средств, необходимых для достижения цели установления истинности высказанного суждения, а также подцелей, реализуемых каждым отдельным композиционным блоком доказательства.

Тезис в рамках общей структуры доказательства выполняет подцель - зафиксировать гипотетическое утверждение. Высказывание-тезис характеризуется использованием лексики с модальностью предположительности, большой концентрацией научных терминов. В случае формулировки тезиса как сложного суждения четко обозначается характер логической связи (с помощью подчинительного союза).

Система высказываний, оформляющих аргументацию, реализует подцель - представить теоретические или эмпирические обобщения, убеждающие в истинности тезиса, продемонстрировать закономерную связь явлений. К типичным языковым средствам, используемым в данном блоке доказательства, относятся союзы и наречия, подчеркивающие отношения выводимости (если, так что, отсюда, тогда, потому), глаголы 1-го лица множественного числа для обозначения производимых логических операций (определим, получим, найдем) и др.

Суждение-вывод выполняет подцель - утвердить первоначально высказанное суждение как истинное. Итоговое суждение доказательства характеризуется, как правило, модальностью категоричности, строится как вариативный в лексико-семантическом отношении повтор тезиса, маркируется прямой номинацией (лексемами вывод, результат, следствие), вводным словом (итак, таким образом, следовательно) либо метатекстовой конструкцией, специально подчеркивающей отношения следования (Установлено, что..; Из сказанного вытекает, что…).

Во всех композиционных частях доказательства, а также в рамочных метатекстовых фразах используются основные лексические его идентификаторы, образующие состав семантем «доказательство» и «подтверждение». Приведем примеры, отражая в последовательности их расположения ход развертывания доказательства в научном тексте:

1) фраза, предваряющая доказательство: «Можно легко доказать следующее» (Тензина);

2) формулировка тезиса: «Квантовая природа излучения подтверждается существованием коротковолновой границы тормозного рентгеновского спектра» (Савельев);

3) фраза, вводящая аргументацию: «Проведем доказательство» (Дьяченко); «Это доказывает следующий факт» (Иванов);

4) демонстрация доказательства: «Считаем, что… Докажем, что для любого натурального k найдутся окрестность нуля W₁ в M и натуральное число m… Покажем, что условия (1) достаточно для доказательства леммы…» (Тензина);

5) формулировка вывода: «Таким образом, доказано, что уравнение уравновешенности сил выполняется в совокупности для всех локальных задач второго приближения» (Шешенин);

6) фраза, следующая за доказательством и констатирующая завершение процедуры: «Теорема доказана» (Леонов); «Что и требовалось доказать» (Дьяченко).

В научной сфере доказательство - сущностный признак текстов, детерминированный особенностями научно-познавательной деятельности и необходимостью продемонстрировать ход доказывания с целью убеждения научного сообщества.

3-я глава «Функционально-стилевые модификации доказательства в современном русском языке» посвящена изучению функционирования доказательства в художественных, деловых, публицистических и религиозных текстах, сопоставительному анализу основных параметров его стилевых вариантов.

В разделе 3.1 «Доказательство в художественных текстах как результат взаимодействия научного и художественного стилей» отмечается, что доказательство не является типом речи, характерным для художественного текста, но может использоваться в произведениях, затрагивающих научные проблемы. На доказательство в эстетической сфере накладывает отпечаток специфика образного мышления.

Рационально-логическое начало в организации доказательства сочетается с субъективной оценочностью, художественной символикой, аллегорией, культурными параллелями, экспрессией речевых единиц, что в целом служит созданию художественного образа во всей множественности его эстетической функциональности.

Специфика доказательства в художественном тексте анализируется нами на материале последнего романа Ю. Мамлеева «Мир и хохот» (2003), на примере высказываний героев - представителей различных течений современной науки в том ее виде, как она представлена в романе в целостном хронотопе «потаенной Москвы».

Автор заставляет современников задуматься о том, что инструментальное и прагматическое отношение к мысли так же, как и к природе, грозит человеку саморазрушением. Необходима «экология мышления», особенно в XXI в., когда развитие науки приобрело широкие масштабы, а направление научных исследований способно коренным образом изменить будущее человечества и даже привести к его уничтожению.

Участие в действии романа ученых, включение в повествование их размышлений, споров обусловливает активность в тексте типа речи «рассуждение» и его подтипов.

Персонаж, имеющий прозвище Загадочный, - некто Ургуев, путешествующий по мирам и умеющий «говорить со звездами», - излагает свою научную концепцию о власти Абсолютной случайности.

Рассуждение о власти непредсказуемого, лишенного логики абсолютного хаоса над всеми человеческими и божественными установлениями начинается с сопоставления порядка и хаоса: имеющегося «во Вселенной подтекста, который все ставит на место», «человеческой справедливости» и «прочей человечьей чепухи», с одной стороны, и абсолютной случайности - с другой. Весь текст становится доказательством этой идеи.

Высказывание, выполняющее роль тезиса в данном доказательстве, строится на парадоксе, заключенном в следующем признании: «…Подтекст и тайный закон всего существующего есть. Иначе как же… То есть как бы случайности нет. Но на самом деле абсолютная случайность есть».

Одним из аргументов также становится парадокс - числовое выражение случайности, словно растворяющее ее вне закономерности: абсолютная случайность бывает «крайне редко, один к миллиарду».

И далее доказательство преобладания ее власти над всеми земными и вселенскими установлениями базируется на расшифровке того, «в чем заключается» абсолютная случайность. Доказательство выстраивается в коллажном смешении научной - философской - терминологии (смысл мироздания, высшая справедливость, первоначало и др.) и фамильярно сниженной лексики, слов и оборотов разговорного стиля (прочая человечья чепуха, детский сад по сравнению с этим, извиняюсь…). В целом речь безапелляционно оценочно ориентирована не в пользу порядка, гармонии.

Ургуев использует фактологический аргумент, в основе которого - его знание о странном исчезновении главного героя романа Станислава Нефедова: «…Вопреки карме, судьбе, тайному закону Вселенных, высшей справедливости, вопреки всему подобному … человек выпадает из всего, что составляет смысл мироздания, выпадает из всего, так сказать, творения и промыслов о нем».

При этом суть факта изложена метафорически (выпадает из всего, так сказать, творения и промыслов о нем). Кроме того, и здесь отмечается использование стилистически контрастных элементов. Одновременное употребление в узком контексте просторечного вводного сочетания «так сказать» и возвышенно-религиозных слов «творение», «промыслы» придает высказыванию дополнительную экспрессию.

В развернутом выводе, завершающем рассуждение о власти абсолютной случайности, истинно человеческие ценности, нравственные и религиозные, подвергаются саркастическому осмеянию: «Абсолютная случайность… - это не та обычная случайность, про которую говорят, что она язык Богов. Это истинная случайность, неоправданная, и высшее божество абсолютной, законченной Вселенской Несправедливости, ибо человек попадает в эту тьму именно случайно, а не по заслугам. Хе-хе-хе».

Развертывание доказательства идет кругами, возвращает мысль к сопоставлению (рассуждение Ургуева и начиналось с сопоставления - порядка и хаоса). В завершающем фрагменте содержится сопоставление абстрактного, оценочно обозначенного как нечто ужасное, страшное, - с адом, характеризуемом издевательски над человечеством: «…Ведь там жизнь, жизнь так и полыхает там!»

Итак, доказательство преобладания хаоса над порядком, абсолютного случая над человеком оснащено философской лексикой, метафорами, экспрессией субъективной убежденности героя, внушением «другому» собственной концепции существования человека во Вселенной приемами зигзагообразного мыслительного рисунка.

В художественном тексте, в отличие от научного, велика степень субъективности доказательства. В научном произведении автор не подвергает сомнению истинность доказываемого утверждения, поскольку оно соответствует объективному состоянию современных научных представлений о мире. На страницах художественного произведения автор посредством речи своего героя может осуществить попытку доказательства справедливости любой, в том числе самой абсурдной, мысли.

Однако и применительно к художественному доказательству можно говорить об объективности. Объективность (в отношении жизненной концепции героя) достигается не отказом от субъективности, а полным выявлением ее как таковой, что само по себе служит обнаружением авторской позиции по поводу высказывания его персонажа.

То есть «авторский кругозор» и «кругозор героя» сталкиваются в интерполированном поле смысла целостного текста, где доказательством несостоятельности жизненной стратегии героя становится весь текст романа.

Роман Ю. Мамлеева в этом аспекте как раз и интересен тем, что научные взгляды (и ценностные ориентиры) автора и героев принципиально не совпадают. Нет ни одного героя, устами которого автор изложил бы собственные «правильные» воззрения, как это было, например, в литературе социалистического реализма, когда авторитарная точка зрения повествователя персонифицировалась через действующее лицо, что делало необходимой категорию положительного героя.

Доказательством неприятия Ю. Мамлеевым современных «демиургов» служит само его произведение, в котором автор предпочитает ироническое отстранение. Но «вненаходимость» автора (М.М. Бахтин) - лишь прием, способ оценить героя через его самохарактеристику.

С точки зрения еще одного персонажа романа - Корнея Семеновича Небредова, руководителя некой научной группы, - необходимо помочь историческому процессу методом … «расшатывания психики» современных людей для создания новых видов существ.

Непререкаемый тезис Небредова - «Мы разрушим все в человеке, включая саму нирвану». Необходимость этого доказывается в дальнейшем ходе высказывания посредством логики абсурда: подлежащее доказательству доказывается тем, что как раз и должно быть доказано. Небредов «населяет» формы доказательства набором предположений: «…Тогда освободится пространство для взрывной тотальной трансформации,.. а точнее, возникновения вместо человека уже совершенно иного существа».

Доказательство образуется включением в речь героя семантических параллелей - из Ф.М. Достоевского, из текущей и прошлой истории. Герой оперирует наличием конкретно-исторического, социального опыта, трансформируя его, в свою очередь, через аллегорические и эмблематические образы Достоевского: «…Судьба этого самопожирающего рода людского предопределена»; «Гадина, осквернившая и Бога, и землю, исчезнет навсегда». В подобной «аттестации» человека проглядывают циничные речи Верховенского, Ставрогина, человеконенавистников и «бесов» русской истории. Реальность, сам человек в больном воображении Небредова - лишь материал для будущих экспериментов тоталитарно целеустремленного метафизика.

Экспрессия убежденности достигает пика в этой нервной речи «демиурга» в ее заключительной части, где густая метафоризация обобщений действительности сочетается с привлечением религиозных пророчеств: «В конце концов они сами пожрут друг друга в своих войнах и мировых проектах. Земля сбросит их с себя как нечисть… Я уже не говорю о других традиционных откровениях типа Апокалипсиса».

Жесткая оценочность, метафоричность речи, столкновение сниженной и высокой лексики в сочетании с одобрительно-эмоциональным восприятием своего проекта - «наш сценарий» - способствуют созданию зловещей фигуры той «вседозволенности», о которой издавна размышляет культура (в лице Ницше, Достоевского, Томаса Манна), предупреждающая человечество.

И этот пример вновь демонстрирует многофункциональность художественной речи, так как не только «что говорит» герой, но и «как говорит» является обнаружением его индивидуальности, которая ироническим автором на другом уровне структуры подтверждается и самим именем героя - Небредов (т. е. как раз совсем наоборот).

Любопытна система доказательств еще одного героя романа - Владимира Петровича Гробнова. В фамилии его заключена противоположная автору ценностная ориентация. Однако отношение автора к герою гораздо сложнее. Автор принимает доводы ученого, во многом отражающие объективную ситуацию начала XXI в., но не разделяет скепсиса героя, настроенного на полный крах этого мира.

Гробнов - ученый «с широкими связями - научными и подпольными», директор «частного и немножечко тайного» Института исчезновения цивилизаций. Главная его идея - идея неизбежности и целесообразности исчезновения цивилизаций, особенно современных, не приемлющих традиций: «Да, будут, будут катастрофы, чего таить».

Аргументами, доказывающими правомерность этого утверждения, выступают нелицеприятные характеристики современного общества, систематизированные исследователем факты: «Подтверждаю факты, настоящие и будущие». Исчерпанность идеалов, утрата нравственного отношения к жизни, духовных стремлений - характеристика современников с точки зрения научного (социолого-психологического и философского) подхода к анализу действительности, дополненная экспрессией конкретно-чувственного восприятия сегодняшней жизни: «…Шумная, крикливая, омерзительно тупая, жадная до бессмысленных благ, превращающая людей в идиотов цивилизация».

Подобные оценки убеждают героя в праве на собственную деятельность. Таким образом, аргументация строится на рациональном наблюдении ученого и конкретно-чувственном образе, непосредственном жизненном наблюдении, эмоционально и нравственно выраженном. Это сочетание характерно и для следующей части доказательства, в которой используется антитеза - противопоставление высшей духовности суете сует. Ученый высказывается рационально, логически, но и эмоционально жестко: «Высшие силы даже не заметят ее (цивилизации. - З.П.) исчезновения, как не замечают ее так называемое существование».

Итогом размышлений становится прогностическая абстрактная идея (но не такая абстрактная в деятельности института исчезновения цивилизаций, сотрудники которого во главе с Гробновым помогают этому исчезновению, ускоряют его) об ином Творении, «в котором Разум будет отменен и заменен другим пылающим ново божественным принципом».

Сам герой в своих ночных мечтах не прочь появиться в этом Творении в ином, новом обличье. Скептик, но с идеей реинкарнации, представленный таковым в авторском повествовании сразу после сцены, где ученый высказывает свое отношение к миру, - это обнажение несостоятельности Гробнова как мыслителя, ироническое резюме в отношении деятелей подобного рода.

Убедительность рассуждений ученого, умеющего в статьях и выступлениях увлечь своими доводами читателей и слушателей, и, с другой стороны, беспомощность человека, тайно мечтающего о реинкарнации, - конструктивное размежевание текста по разным структурным слоям («кругозор героя» и «кругозор автора») и объединение его в рамках целостного произведения, что является одновременно и характеристикой героя, и системой доказательств самого автора о разрушительности идей подобных «небожителей».

Таким образом, доказательство в монологах героев, имеющих отношение к сфере науки (в том числе в ее сомнительных вариантах), выполняет множество функций. Органичная для научной речи коммуникативно-познавательная функция установления истинности гипотетического суждения реализуется в художественном тексте в экспрессивно-ценностном субъективном отстаивании персонажем собственной точки зрения. Выражение смысла научной позиции ученого (героя) в форме доказательства одновременно выполняет и другие функции. Основные из них - 1) характерологическая, благодаря которой для читателя проясняется индивидуальность героя, раскрывающаяся в его рассуждениях; 2) функция выражения авторского сознания, которое в современной литературе, где автор не спешит обозначить свою позицию, проявляется через обнажение позиции героя в ходе доказательства им справедливости своей идеи, когда подтекст позволяет понять скрытый смысл авторского видения проблемы.

В разделе 3.2 «Эволюция деловых отношений в российском обществе и расширение функций доказательства в современных официально-деловых текстах» представлены результаты анализа документов различных жанров.

В деловой сфере доказательство имеет познавательно-удостоверительный характер и воплощает в тексте контаминацию аргументативного и констатирующего типов речи. Это связано с реализацией важной коммуникативной задачи делового стиля - удостоверения того или иного факта действительности, констатации определенного статуса, положения дел.

Аргументация в деловой речи обладает качествами полноты и достаточности для объективного и по возможности неоспоримого вывода.

ФСТР «рассуждение» и его разновидность «доказательство» используются далеко не во всех жанрах официально-делового стиля. В текстах этого стиля доминирует предписание как форма материализации деонтического мышления и средство реализации основной стилевой черты деловой речи - директивности изложения, обусловленной регулирующей функцией права. Вместе с тем обнаруживается тенденция к расширению функций доказательства в современных официально-деловых текстах в связи с эволюцией деловых отношений в российском обществе, развитием новых речевых жанров и новых форм взаимодействия между деловыми партнерами.

Так, для цивилизованного разрешения коммерческих споров в 1990-е гг. была создана система арбитражных судов. Действие арбитражного суда - это диалог, разворачивающийся между истцом, ответчиком и арбитражным судьей, комплекс аргументативных процедур. Проанализированные нами документы, которые фиксируют этапы взаимодействия сторон, демонстрируют образцы доказательства. При этом межстилевые его параметры совмещаются с использованием средств выражения стилевых черт деловой речи - точности, стандартизованности, официальности.

Синтез доказательства с констатацией выражается в том, что суждения имеют характер удостоверения фактов действительности, события подаются в результативном аспекте: «ООО "Трест "Строймеханизация" … обладает документами, подтверждающими задолженность ООО фирма "Май" перед ООО "СТРиТ"»; «На момент заключения договора … Ответчик имел подтвержденную задолженность перед ООО "Трест "Строймеханизация"»; «Должник был уведомлен о переходе права требования» (из отзыва на исковое заявление, 2006).

В текстах используются глагольные формы прошедшего времени в значении так называемого прошедшего подчеркнутой констатации, например: кредитор передал свои права..; обязанности перед Ответчиком выполнил..; последний … уклонился от исполнения обязанности..; Ответчик заявил о несогласии…

Таким образом, доказательство в официально-деловой речи несет на себе яркую печать стиля.

Раздел 3.3 «Фактуальная информация как основа аргументации в газетно-публицистических текстах» посвящен анализу номеров газет «Известия», «Коммерсант», «Новая газета», «Российская газета», «Труд» последних лет.

Доказательство используется преимущественно в аналитических жанрах и связано с обращением к вопросам выбора эффективных путей развития общества, выявлением противоречий, анализом событий. Доказательная речь публициста как форма диалога с читателем является нормой в демократическом обществе.

В публицистических текстах доказательство отличается меньшей степенью полноты и логизированности, чем в научной и деловой сферах. «Доказательство как полная, логически последовательная цепь рассуждений … в журналистике практически не встречается, поскольку оно слишком громоздко, трудоемко, а также сложно для восприятия» (Тертычный, 2005).

Тезис в публицистике совмещает фактологический и оценочный компоненты - кратко передает суть проблемной ситуации и обнажает авторскую позицию по проблеме. Аргументация базируется на фактологической информации, представляющей общественный интерес и полученной в ходе общения с людьми, изучения документов, наблюдения.

Например, в статье «Зачем на мясокомбинате головорезы?» (Новая газета, 2006) фактуальная часть тезиса включает информацию о том, что «в Петербурге спор хозяйствующих субъектов разрешает чеченский спецназ», оценочная часть фиксирует взгляд журналиста на ситуацию: «…в конфликт бизнес-структур примешивается нехороший привкус большой политики».

Автором используются фактологические аргументы, добавляющие детали события, например: «В пятницу, 15 сентября, в начале второго дня к проходной "Самсона" подъехали восемь машин, из которых выскочили два десятка бойцов. Они умело нейтрализовали охрану, выставив свои посты, обрубили связь, после чего "театр военных действий" переместился в кабинет гендиректора предприятия Хамзата Арсамакова…» Кроме того, в процессе аргументации раскрывается неизвестная читателю предыстория события, в которой журналист разобрался с помощью проведенного им специального расследования: «Разобраться в юридических перипетиях этой запутанной истории непросто. Ее корни уходят в 1996 год, когда ОАО "Самсон" выкупило участок, на котором находится предприятие…» Приводятся и аргументы со ссылкой на мнение специалистов, например: «Причем, по словам медиков, по характеру повреждений можно было предположить, что его пытали». В качестве аргумента используется также мнение людей, которых проблема касается непосредственно: «Представители питерского бизнес-сообщества вновь говорят об эпидемии рейдерских набегов на местные предприятия со стороны московских структур, цель которых - снести цеха, а землю пустить под застройку».

Функция вывода в публицистическом доказательстве состоит не только в утверждении первоначально высказанного суждения в качестве истинного, как в других сферах коммуникации, но и в предложении выхода из сложной ситуации, прогнозировании возможных вариантов ее развития, предупреждении по поводу опасных тенденций. При этом вывод звучит не беспристрастно. Еще в большей степени, чем тезис, он может быть экспрессивно-оценочным. Приведем несколько примеров:

«Только вот если совместить эту тему с "чеченским следом" "самсоновской" истории, нехорошие возникают аналогии. С Кондопогой, к примеру. И ведь какие своевременные ассоциации!» (Новая газета, 2006). Для усиления предупредительного эффекта вывода журналист Николай Донсков использует аллюзию, а также конвергенцию синтаксических приемов выразительности: инверсию («нехорошие возникают аналогии»), парцелляцию, восклицательное предложение;

«…Они приступили к чеченизации всея Руси эффективными и наработанными методами. Примите горькие поздравления» (Новая газета, 2006). Автор материала Анна Политковская включила в вывод элементы высокого стиля для соединения иронического и трагического смыслов текста;

«…В XXI веке России необходима совсем другая политика - ИНТЕНСИВНАЯ, политика решения своих проблем, политика углубления, политика более эффективного использования имеющихся ресурсов. И в экономике, и в социальной сфере, и в военном деле, и т. д. "Чужого не копи - своим не станет". Точно» (Российская газета, 2006). Подытоживая рассуждение, оформленное в жанре колонки (жанре, получившем распространение в российской прессе только в конце 1990-х гг.), политолог Леонид Радзиховский уверенно высказывает собственное мнение о приоритетных направлениях развития страны. Убедительности суждений способствуют шрифтовое выделение ключевого слова, экспрессивный повтор (четырежды употреблено слово «политика»), парцеллированный ряд однородных членов, определяющих сферы необходимого реформирования, пословица как апелляция к мудрости народа, категоричное заключительное предложение, весомость которого достигается и его модальностью, и лаконичностью, и экстралингвистическим фактором - доверием читателей к личности колумниста.

Хотя в публицистическом доказательстве ощутимо проявляется специфическая черта публицистической речи - социальная оценочность, доказательный диалог журналиста с читателем строится на фундаменте фактов.

В разделе 3.4 «Опора на нравственно-житейский опыт как основа аргументации в проповеди» анализируются проповеди митрополита Ташкентского и Среднеазиатского Владимира, опубликованные Издательским Советом Русской Православной Церкви в 2002 г.

Задача доказательства в религиозной сфере общения не связана с установлением истинности исходного положения. Сам тезис выступает в качестве непреложной истины, и главная функция доказательства - воздействие на аудиторию с целью ее воспитания в духе христианской нравственности.

Несмотря на особый тип содержания религиозных текстов, используемое здесь доказательство обладает не меньшей, чем в научной речи, эстетически привлекательной стройностью и логичностью. Четко организованная система аргументов строится как целенаправленная апелляция к житейскому опыту и нравственным ориентирам.

Для демонстрации специфики религиозного доказательства представим анализ одной из проповедей - «Слово в Неделю 3-ю по Пятидесятнице, о заботах житейских».

Первая мысль заключается в следующем: новый период в истории нашей страны (постсоветский) не стал временем торжества веры и добродетели, он принес на смену духовному омертвению общества новые проблемы: «У каждого времени свой грех, свои соблазны, свои искушения… Духовное омертвение минувших десятилетий сменилось ныне днями, несущими в себе новые тяготы и новое лукавство».

Этот тезис подкрепляется обобщенным жизненным наблюдением: «…Быт … разъедает душу, пелена уныния затмевает нам очи и не дает воззреть на небо».

Здесь же автор объясняет причины того, что люди занимаются повседневными будничными делами, забывая о душе: «Дорожает пища и одежда, оскудевает достаток множества семейств. Даже в сердца тех, кто прежде мало заботился о земных благах, вселяется страх: "Чем я завтра буду кормить моих близких? Во что одену детей?"».

Вместе с тем архипастырь, обнаруживая понимание проблем и глубоко сочувствуя нуждающимся, не считает приведенное объяснение оправданием, поскольку «еще далеко до настоящей нужды» и слишком дешево «хочет диавол приобрести души человеческие».

Вывод о том, каков путь спасения, строится на антитезе: с одной стороны - дьявол, который силится «ввергнуть людей в геенну огненную, заставить их забыть о Боге в судорожных заботах о пропитании», с другой - Отец небесный, который знает о бедствиях людских и не оставит верующих. Спасение человека - в вере. Это вывод имеет характер изначально истинного суждения. Идеалы христианской нравственности считаются Богооткровенными и неизменными при всех обстоятельствах. Как отмечает В.А. Салимовский, «важной особенностью церковно-проповеднического подстиля, вытекающей из самой сущности веры, является модальность достоверности, несомненности сообщаемого» (2002), в этом состоит «принципиальное отличие религиозного стиля от научного, которому, как известно, присуща модальность гипотетичности» (2004).

Композиционной особенностью доказательства в проповеди является многократное повторение главной мысли, каждый раз подкрепляемой для большей убедительности аргументами - как новыми, так и являющимися развитием, конкретизацией уже высказанных суждений.

После вывода о том, что спасение состоит в обращении к Богу, следовании его заветам, автор продолжает рассуждение о причинах уныния. Этот фрагмент текста начинается с вопроса: «В чем же корень уныния, из какого ядовитого семени произрастает этот сорняк, оплетающий сердца наши?»

На данный вопрос, сформулированный при помощи перифразы, в основе которой лежит яркая, оценочно острая метафора, дается ответ, звучащий жестко, как приговор: «Тягостная забота о завтрашнем дне - знак маловерия, греховного недоверия к Господу Вседержителю».

За этой четкой, афористичной дефиницией следует еще одна - определение понятия «маловер»: «Маловерами именует Спаситель тех, кто излишне печется о пище и одежде…»

Дальнейшее рассуждение вновь опирается на антитезу. Людям-маловерам противопоставляются птицы небесные, «которые всегда находят себе корм», и лилии полевые, «чьи одеяния прекрасней царских нарядов». Эти скромные создания, не занятые чрезмерными заботами о пище и одеянии, в отличие от маловеров, посвящают свое существование Богу. Автор, говоря об этом, использует синтаксический параллелизм: «Птицы славят Творца своим пением, цветы - благоуханием».

Развертывая антитезу, автор спрашивает: «А что же мы?» И отвечает: «Мы отравляем себя и мир унынием, забывая, что человек - любимое творение Господа, что стоит только нам прибегнуть к Отцу Небесному - и он не оставит нас».

Так, прием развернутой антитезы позволил выстроить дополнительную аргументацию в пользу главной мысли, уже высказанной ранее и вариационно повторенной в данном фрагменте текста: путь спасения - обратиться к Отцу Небесному.

Доказательство этой мысли развивается посредством приведения антитезиса и его опровержения. Проповедник говорит о том, что замысел построить на земле «рай без Бога» разрушился в нашей стране, не осуществившись, но «обломки» его до сих пор «заграждают людям дорогу к познанию Истины». В качестве антитезиса автор приводит точку зрения «безбожников», которые «пытались представить не Бога, а человека властелином мира, хозяином жизни». Опровержением антитезиса служит риторический вопрос: «Но как может человек быть властелином мира, который не он создал, хозяином жизни, которой не он управляет?» Апагогическое доказательство завершается знакомым выводом (уже в третий раз повторенным) - люди должны наконец «обратиться к Истинному Миродержцу».

Далее автор возвращается к теме уныния, доказывая, что это «занятие бесплодное и бессмысленное». Данный промежуточный тезис подтверждается следующей справедливой мыслью: «Томясь унынием, мы не остановим увеличения дороговизны, не обезопасим себя от бед».

Этот фрагмент, логически безупречный, завершается, однако, выводом (еще одним повтором главной мысли), который нельзя признать логически вытекающим из посылок: «Средство спасения и в этом мире, и в будущем - молитва и упование на Бога». Как видим, в религиозном доказательстве - своя логика, основанная на вере, на догмате.

Последующее рассуждение содержит однозначную нравственную оценку образа жизни без соблюдения христианских правил: «Как долго наша страна не соблюдала установленных Святой Церковью постов, не благодарила Бога за ниспосланные Им блага! Нужно не роптать, а удивляться долготерпению Правосудного Господа, медлящего с карой отступникам».

Автор не хочет мириться с отступничеством, приводит примеры духовного пробуждения: «Мы приучаемся ценить дары Божии, которых раньше просто не замечали: кусок хлеба, крышу над головой, свет в доме, мирное небо». Аргументация, основанная на житейском опыте, обладает особой силой убеждения, необходимой проповеднику, призывающему «отсечь излишества в угождении плоти».

Сделать этот призыв более действенным, непосредственно адресовать его тем, кто продолжает заблуждаться, помогает автору вопросно-ответная форма изложения: «Неужели и впрямь человеку дарованы свободная воля и бессмертная душа, чтобы рабствовать чреву? Да не будет!»

Мысль о духовном пробуждении общества иллюстрируется яркими жизненными примерами. Так, автор рассказывает о «деловых людях», которые вносят пожертвования на возрождение храмов, оказывают помощь обездоленным. Проповедник заявляет, что само по себе богатство не осуждается церковью. Эта мысль подтверждается словами из Священного Писания: «Все мне позволительно, но не все полезно…» Важно правильно распорядиться богатством, обратить его «на служение добру», как это делали издавна «русские промышленники и купечество».

Однако существуют, отмечает проповедник, и обратные примеры. Архипастырь прогностически оценивает богопротивные поступки «не знающих Господа богачей», предрекая страшную расплату: «Недавно в Москве новоявленные миллионеры устроили "бал сатаны", о подробностях которого и говорить непристойно, - и тем выдали имя своего истинного хозяина. Кто-то, может быть, позавидует их роскоши и нечистым удовольствиям. Но нет, не зависти заслуживают они, а глубокого сострадания. Обманувшиеся, обманутые своим жестоким соблазнителем, эти люди готовят себе страшный смертный час и еще более страшную загробную участь».

И новый виток сопоставления - от подверженных дьявольским соблазнам богачей автор переходит к светлому образу верующего человека: «Человек, уповающий на Бога, светло смотрит в будущее, терпеливо и мужественно претерпевает любые искушения».

Сопоставление завершается призывом сделать верный нравственный выбор: «Да отвержемся же и мы постыдного малодушия, которое делает нас недостойными высокого звания христиан».

Призывность - характерная черта религиозного стиля, присущая именно проповеди как одному из «ядерных» жанров данного стиля (Салимовский, 2002).

Заключительный блок доказательства возвращает нас к основному тезису, который после подкрепления многочисленными аргументами преображается в категоричный вывод: «Нелегкие времена мы переживаем. Ни политические планы, ни экономические расчеты не возродят страну, если Господь не узрит, что народ обратился к Нему». Отрицание возможности возродить страну без обращения к Богу, выраженное посредством глагола с отрицательной частицей «не» («не возродят»), усиливается использованием союза «ни - ни». Необходимое условие возрождения сформулировано с помощью подчинительного союза «если» с соответствующей четкой семантикой.

...