Табу и эвфемия как проявление магической функции языка (на материале немецкого, русского и башкирского языков)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Табу и эвфемия как проявление магической функции языка (на материале немецкого, русского и башкирского языков)

В истории развития человеческой речи язык выполнял две диаметрально противоположные функции: собственно семантическую и магическую. Большая часть того, что знает человек о мире, связано с использованием семантической функции языка. Благодаря языку осуществляется накопление и усвоение опыта, выработанного за большой период времени, преемственность человеческой культуры. Семантическая функция языка присутствует на всех этапах развития человеческой речи: без нее речь просто не может существовать. Вместе с тем существуют основания полагать, что магическая функция языка, которая имела доминирующее влияние на ранних ступенях развития общества, определяет развитие словотворческого процесса и на современном этапе развития, выступая инструментом воздействия на человека.

Задача данной статьи - проанализировать древние и современные формы табу, иллюстрирующие веру в магическую функцию слова, отражающую тесную связь между явлениями табу и эвфемией и универсальный динамичный характер данного лингвистического феномена.

Материалы и методы исследования. Для решения поставленной задачи исследования были использованы методы наблюдения, дистрибутивного, компонентного анализа, лексикографического отбора, сопоставительно-описательный метод.

Материалом исследования послужили лексические единицы, полученные в результате сплошной выборки из толковых, фразеологических, и других лексикографических источников, а также записи устной речи.

Корреляционный анализ эвфемизмов. Если мы посмотрим на развитие человеческой речи, то обнаружим, что в примитивных сообществах слова наделялись особой чудодейственной силой, способной оказывать влияние на судьбу человека. Произнести слово означало фактически повлиять на жизнь того или иного человека. Согласно этому поверью, слова доброго пожелания и благословения привлекают на того, кому оно адресовано, счастье и благополучие, и наоборот, слова проклятия или оброненные в сердцах негативные пожелания влекут за собой различные болезни, беды и даже смерть. Не зная причин многих болезней, первобытный человек объяснял их тем, что на ребенка пал дурной глаз. У многих народов была выработана целая система мер, якобы способных защитить от влияния таинственных сил, скрываемых за словом. Считалось, что способностью сглаза обладал любой человек, поэтому глядя на ребенка нельзя было хвалить его, отмечать его положительные качества. Если же при ребенке произносились похвальные речи, непременно следовало добавить «как бы не сглазить» (ср. баш.: «кгз тейм?hен») и при этом трижды сплюнуть. Как отмечается в исследованиях А.Н. Афанасьева, по представлениям древних, «слюна и дуновение, будучи символами дождя и ветра, обладают магическими свойствами, способными защитить от болезней и оградить от сил зла» [2].

Вера в магические свойства слова на ранней стадии развития общества определила процесс табуирования, послужившего причиной возникновения древнейших форм эвфемизмов. Считалось, что при произнесении запретного слова человек рискует вызвать на себя все губительные последствия, изначально заложенные в нем при активном вмешательстве сверхъестественных сил. Слова, которые считались опасными для человека, исключались из речевого обихода. Вместо запретных слов привлекались «подставные» слова, которым приписывались свойства защиты от негативного воздействия внешних сил. Часть таких иносказательных обозначений впоследствии становится исключительными для них названиями. К таким случаям относится общеславянское med?edь - «медведь» (буквально - «медоед»), вытеснившее индоевропейское наименование медведя (греч. arktos, лат. ursus и т.п.). Этой же причиной объясняется возникновение немецкого обозначения Bдr (собственно - «коричневый»). В лексической системе башкирского языка обнаруживаются вторичные обозначения, образованные на основе выделения внешнего признака - ялбыр («лохматый», «мохнатый»), язы табан (язы - «широкий», «плоский», табан - «стопа», «ступня»), салыш табан (салыш - «кривая», табан - «стопа», «ступня»), тайыш табан («косолапый»), салыш аяk («косолапый»), сонтой kойроk («короткий хвост»).

Эвфемистической замене подвергались обозначения земноводных, а также особей животного мира, не представляющих серьезной угрозы для человека - насекомых, птиц, рыб, мелких грызунов. К примеру, для обозначения мыши привлекались обобщающие формы номинации поганка, гадина, гнус. В немецком языке во избежание прямого упоминания слова «мышь» использовалось обозначение der Bodenlдufer («бегущая по полу»), а слово «змея» (древнегерм. slango, лат. serpens) - нем. Schlange, первоначально означало «ползущий», позднее заменялось определениями die Kriechende, die Grьne; известно также наименование Leder «кожа». Русское слово «змея» произведено от «земля», то есть «земная». В сознании носителей русского языка слово «змея» воссоздавало комплекс ассоциаций по внешним представлениям - ползучая, земляная, идущая на брюхе, зеленая [5]. В башкирском языке для обозначения змеи привлекались обозначения, образованные на основе ассоциативного сходства данного пресмыкающегося по внешнему признаку - kамсы («плеть», «хлыст»), майлы kайыш («масляный ремень»), озон еп («длинная нить»), озон kорт («длинный червь»), ялтыр («блестящий»), ялтыр /майлы kайыш («блестящий / масляный ремень»), а единицы kыштыр, шыптыр (производные от «скрести», «шуршать») служили заменой слову «мышь». Иллюстрацией эвфемистической замены отдельных наименований особей животного мира на основе поляризации значения табуируемого слова могут служить крыска (вместо «крыса»), Schцnes Dingel вместо «ласка» в немецком языке [7].

Наличие табу стало важной чертой речевого поведения, характерного не только для культур архаичного типа, но и для гораздо более высокоразвитых. До сих пор, говоря о чем-то мы опасливо добавляем: «чтобы не сглазить», как бы предполагая, что наши слова могут вызвать нежелательные или неприятные последствия. В ряде случаев эти словесные формы сопровождаются соответствующим языковой ситуации действием, призванным защите от негативных последствий своих слов (постукивание по дереву, сплевывание и др.). Исследования в области психологии подтверждают, что «выполнение такого рода ритуалов оказывают благоприятное психологическое воздействие на людей, даже если они не несут особой смысловой нагрузки и носят традиционный характер» [1].

Для носителей русского языка традиционно пожелание благополучия в положительной форме: в добрый час»/ «в добрый путь». Сходная тенденция прослеживается на материале башкирского языка.: «х?йерле с???тт? булhын / «юлы? у? булhын «в добрый путь»). В немецком языке сохранилось выражение «Weidmanns Heil!» как остаточное действие существовавшего некогда обычая пожелания удачной охоты. По представлению древних германских племен большой палец руки обладал магической силой, защищающей от воздействия духов зла. Данное поверье послужило источником возникновения известного выражения Ich drьcke Ihnen /dir den / dieDaumen! в качестве пожелания успеха и удачи в делах [2].

Номинативные возможности языка не ограничиваются упомянутыми способами эвфемистической замены табуируемого объекта. Каждая единица несет в себе дополнительную языковую информацию, отражая специфику национального мировоззрения.

Заключение / Conclusion

В настоящее время язык сохраняет воздействующие на человеческое сознание свойства, обнаруживая незримое сходство с магией слова в древности. Магическая функция языка на современном этапе развития общества проявляется в его способности оказывать психологическое воздействие как на отдельного человека, так и на целую группу лиц. В зависимости от установки адресанта речи и с учетом ряда сопутствующих языковой ситуации факторов, слово оказывается могущественным инструментом, способным оказать как положительное (лечебное, мобилизующее внутренние ресурсы организма человека), так и неблагоприятное воздействие на человека. Если с этой точки зрения посмотреть на значение языка и речи для человека, становится очевидным тот факт, что слово, будучи отражением различных мировоззрений и настроений как отдельных индивидов, так и целых социальных групп, равносильно действию.

Список литературы

семантический лексика табуированик эвфемизация

1. Абуталипова Э.Н. Оптимизация путей дифференциальной диагностики нарушений психического развития детей в деятельности психолого-медико-педагогической комиссии (На материале Республики Башкортостан): Дис. … канд. психол. наук: 19.00.10: Н. Новгород, 2003. - 243 c.

2. Афанасьев А.Н. Живая вода и вещее слово / Сост., вступит. ст., коммент. А.И. Баландина. - М., «Советская Россия», 1988. - 512 с.

3. Дрофа С.Ю. Семантические и магические функции языка. С. 74-79 // Вестник Сибирского государственного университета путей сообщения. - Новосибирск: Изд - во СГУПСа, 2015. - Вып.3. - 183 с.

4. Зеленин Д.К. (1878-1954) Проблемы славянской этнографии Ленинград: «Наука», 1979.

5. Кацев А.М. Языковое табу и эвфемия. / Учебное пособие к спецкурсу. - Л.: ЛГПИ им. А.И. Герцена, 1988. - 80 с.

6. Кассирер Э. Политические мифы. Реклама: Внушение и манипуляция // Учебное пособие для факультетов психологии, социологии, экономики и журналистики. - Самара: Издательский Дом «БАХРАХ-М», 2001. - С. 382-396.

7. Мухамедьянова Г.Н. Эвфемия в современной общественно-политической лексике (на материале немецкого, русского, башкирского языков). - Дис. канд. филол. наук. - Уфа, 2005. - 178 с.

8. Павлов И.П. Мозг и психика / Под редакцией М.Г. Ярошевского. - М.: Издательство «Институт практической психологии», Воронеж: НПО «МОДЭК», 1996. - 320 с.

9. Тюрина Е.Е. Семантический статус эвфемизмов и их место в системе номинативных средств языка: Дис… канд. филол. наук. - Нижний Новгород, 1998. - 114 с.

Размещено на Allbest.ru