Будущее как факт и будущее как модальность в парадигме "реальность - текст"

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Будущее как факт и будущее как модальность в парадигме «реальность текст»

Т.Б. Радбиль

В настоящей работе рассматриваются некоторые особенности логической валентности и прагматической интерпретации высказываний о будущем. Положения, излагаемые в работе, опираются на выдвинутое в ряде наших работ разграничение двух модусов существования любых объектов физической, концептуальной или языковой природы -- модуса «реальность» и модуса «текст» (имеется в виду возможность рассматривать их бытие как в физическом, так и в семиотическом плане) [Радбиль 2006]. Ср. по этому поводу утверждение В.П. Руднева: «Знак, текст, культура, семиотическая система, семиосфера, с одной стороны, и вещь, реальность, естественная система, природа, материя, с другой, -- это одни и те же объекты, рассматриваемые с противоположных точек зрения» [Руднев 2000: 10].

Применительно к заявленной нами проблеме речь идет о том, что, когда говорящий порождает высказывание о будущем в реальной модальности, т.е. в модусе «реальность» -- типа Завтра я пойду в кино / Завтра будет хорошая погода и пр., на самом деле в прагматике высказывания он не столько соотносит реальное совершение действия или наступление события к плану будущего с моментом речи, как это трактуется в теоретической литературе, сколько просто выражает сильную и безусловную уверенность в том, что он совершит это действие (или что данное событие безусловно, по его мнению, наступит), т.е. свою модальную оценку данного действия или события (высказыванию можно приписать модальную рамку -- пропозициональную установку типа Я уверен, что...). Ведь подобное высказывание явно лишено логической валентности (оно не истинно и не ложно). Это, в нашей терминологии, и есть «будущее как модальность». будущее модус реальность текст

Представление о связи индикативного будущего времени и объективной модальности условности или предположительности, естественно, не является чем-то новым для науки о языке. Известно, что во многих индоевропейских языках категория будущего времени формируется на базе сослагательного наклонения разных типов, конструкций с семантикой желания или волеизъявления и т.д. -- ср., например, английское I will. Можно вспомнить и примеры из языков североамериканских индейцев, приводимые Б.Л. Уорфом. Так, в языке хопи не разграничиваются реальное будущее время в индикативе и сослагательное наклонение, которые объединены в предположительное наклонение (действие, не наблюдаемое говорящим) [Уорф 1960: 148-149]. Отметим также и известную статью Ю.С. Мартемьянова (1958) с показательным названием «Будущее время или предположительное наклонение? (futur или suppositif?)», где на примере французского языка демонстрируется тесная связь различных форм будущего индикативного с выражением разнообразных модальных значений разного типа: «Объективная структура формы futur не дает оснований относить значение будущего непосредственно ко времени действия. Собственно временная морфема futur -- [r] относится не к содержанию глагола -- действию, а к морфеме лица-числа, и указывает тем самым не на время действия, а на время связи с субъектом» [Мартемьянов 2004: 49]. Все это отражает достаточно тривиальный факт, что любое суждение о будущем в принципе имеет значение предположительности, что как раз и порождает соответствующую модальность.

Однако, на наш взгляд, существуют высказывания, применительно к которым мы все-таки можем говорить об утверждении реального бытия действия или события в плане будущего. Это случаи, когда говорящий порождает высказывание о будущем по отношению к некой точке отсчета в какой-либо семиотической системе, т.е. в модусе «текст» -- типа Завтра наступит мой день рожденья / июнь / вторник / 25 мая 2009 г и пр. Тогда он действительно относит реальное наступление данного события к плану будущего, т.к. в данной семиотической системе событие обязательно наступит даже независимо от точки зрения говорящего (в данном случае приведенная выше модальная рамка -- пропозициональная установка типа Я уверен, что... представляется тавтологичной). Такое высказывание в модусе «текст» как раз имеет логическую валентность -- может быть истинно или ложно, в зависимости от того, говорю ли я это, скажем, в понедельник (по поводу вторника) или в воскресенье. Это, в нашей терминологии, «будущее как факт».

Отметим, что предлагаемое нами разграничение будущего как модальности и будущего как факта в известной степени коррелирует с разграничением «мира событий» и «мира фактов» в ряде работ Н.Д. Арутюновой. События происходят в реальной действительности, а факты существуют в концептуальном, мыслительном пространстве. Фактообразующеее значение относится к единицам, локализованным не в реальном, а в логическом пространстве. Поэтому суждения, вынесенные об этом значении, касаются концептуального образа мира, а не «сырой» действительности [Арутюнова 1988].

Парадокс в том, что высказывание о будущем в модусе «реальность», т.е. по поводу реальных событий, как раз не реально, а модально, и, напротив, высказывание о будущем в, казалось бы, «нереальном» модусе «текст», т.е. в семиотической системе, получается «реальным», фактическим, т.к. оно попадает в поле действия логической валентности.

Это доказывает трансформация подобных высказываний посредством оператора отрицания. Завтра я не пойду в кино точно так же не истинно, и не ложно, а неопределенно, как и его утвердительный аналог, тогда как Завтра не наступит вторник в случае, когда говорящий порождает высказывание, например, в понедельник, будет ложно и прагматически неадекватно (должны быть очень нетривиальные и необщепринятые коммуникативные намерения для порождения подобного высказывания): точно такие же нетривиальные коммуникативные намерения, впрочем, должны быть и в случае истинности высказывания Завтра не наступит вторник, порожденного говорящим, например, в среду -- ведь в случае прямой, буквальной интерпретации высказывание будет тавтологичным и неинформативным.

Отсюда следует, что высказывание в модусе «реальность», при всем отсутствии логической валентности, вполне информативно и прагматически оправданно, а истинное или ложное высказывание в модусе «текст» тавтологично в тривиальных условиях коммуникации (какой смысл в понедельник просто констатировать, что Завтра будет вторник), и будет прагматически осмысленно лишь в случае неких особых коммуникативных установок для говорящего (например, этот день по каким-то причинам значим для говорящего, или он забыл, какой день недели и пр.).

Также отметим, что высказывание о будущем в модусе «реальность», не будучи ни истинным, ни ложным, не может трактоваться и как логически бессмысленное. Так, высказывание Хорошая погода никогда не наступит, хотя и повествует о маловероятном стечении событий, но отнюдь не аномально логически. Высказывание о будущем в модусе «текст», имея логическую валентность в поле истинности / ложности, тем самым могут выступать и как логически бессмысленные: Завтра не наступит никогда.

С другой стороны, именно применительно к подобным высказываниям можно указать на справедливость положения Н.Д. Арутюновой о том, что в естественном языке логически аномальные высказывания могут получать рациональную прагматическую интерпретацию: «… семантически противоречивые высказывания нередко входят в естественноязыковой текст на законных основаниях. В применении к естественным языкам такие понятия, как «противоречивость», «неприемлемость» и «неинтерпретируемость», не совпадают по экстенсионалу» [Арутюнова 1990: 4].

Так, высказывание Завтра не наступит никогда будет аномальным только в режиме прямой, буквальной интерпретации. Оно вполне оправданно и рационально осмысляемо в режиме косвенного речевого акта, в идиоматичной, метафоричной интерпретации, например `для какого-либо лица завтра не наступит никогда, т.е. он умрет' и пр. Тем самым подобные высказывания приобретают значительный образный и экспрессивный потенциал, что позволяет использовать их в качестве художественного средства (что и произошло с анализируемым высказыванием, ставшим названием известного фильма). Отметим, что в этом случае высказывание о будущем переходит из модуса «текст» в модус «реальность», т.е. из мира фактов в мир реальных событий.

В целом разграничение будущего как модальности и будущего как факта, видимо, релевантно только для логики, но не для естественного языка. Это подтверждается тем, что ни один известный нам язык не выработал какого-либо естественноязыкового механизма для экспликации указанного разграничения. Кроме этого, во многих естественноязыковых выражениях наблюдаются случаи ослабления или даже нейтрализации противопоставления будущего в модусе «реальность» и будущего в модусе «текст».

Так, например, высказывание Дважды два -- четыре в норме принадлежит к атемпоральным высказываниям, имеющим вид «вечных истин» и потому всегда истинных в данной семиотической системе. В этом смысле вставка связки будущего времени будет порождает его осмысление в модусе «текст» (будущее как факт) и тем самым делает его тавтологическим и, следовательно, семантически аномальным в режиме прямой, небуквальной интерпретации. Однако широко известно просторечное выражение дважды два будет четыре (и, соответственно, вопрос Сколько будет дважды два?), которое, хотя и не соответствует нормам литературного языка, но и не воспринимается в речевой практике как нечто вполне аномальное. Как нам представляется, здесь возможна прагматическая оправданность подобного высказывания в режиме небуквальной интерпретации -- `будет в голове говорящего, как итог его мыслительной активности при ответе на вопрос или при решении задачи': это и привносит сюда элемент «событийности», ослабляет фактивность, семиотичность «вечной истины». За счет привнесения указанного элемента, видимо, и можно говорить о некотором ослаблении противопоставления «будущее как факт» и «будущее как модальность».

Ослабление или нейтрализация указанного противопоставления будущего в модусе «реальность» и будущего в модусе «текст» может быть связана с особенностями семантики некоторых термов, входящих в высказывание: так, например, названия времен года (зима, весна, осень, лето) или наименование частей суток (утро, день, вечер, ночь) в одной системе координат могут рассматриваться как «имена» реальных состояний природы, а в другой -- как обозначения, принятые в данной семиотической системе («календарные периоды»).

Так, высказывание В нашем климате зима наступит еще не скоро следует трактовать в модусе «реальность» как сильное предположение говорящего о наступлении некоторого состояния природы, т.е. как модальное высказывание о будущем («событийность» этого высказывания относится, разумеется, не к самому факту наступления зимы как календарного периода, а к предполагаемому сроку наступления реального состояния природы). Высказывания же типа Вслед за весной наступит зима или В декабре наступит зима следует трактовать в модусе «текст» как свидетельство о наступлении некоторого календарного события, обязательного для некоторой семиотической системы, т.е. как фактическое высказывание о будущем. Обратим внимание, что подобные высказывания сохраняют отмеченные нами выше свойства: высказывания в модусе «текст» менее приемлемы в режиме обычной коммуникации, чем высказывания в модусе «реальность», они тавтологичны, и для их произнесения требуются особые коммуникативные условия. Зато они легко интерпретируются в режиме косвенного речевого акта, т.е. в идиоматичной, небуквальной интерпретации, что позволяет использовать их в виде максим, генерализованных высказываний и пр.

Реальность двух возможных интерпретаций термов типа зима подтверждается возможностью некоторых семантических аномалий, построенных как раз на обыгрывании этой двузначности: Кроме того, неизвестно, настанет ли зима при коммунизме ... (А. Платонов, Чевенгур), -- где аномальность возникает только за счет перехода интерпретации зима из режима событийности в режим фактивности.

Зыбкость границы между планом предполагаемого события и планом обязательного факта можно видеть, например, когда термы типа весна и зима в контексте будущего как факт приобретают определения: Вслед за суровой зимой наступит солнечная весна. В этом случае фактическая «обязательность» трансформируется в реальную предположительность: будущее как факт переходит в будущее как модальность.

Будущее как модальность и будущее как факт нейтрализуются и в интенсиональных контекстах, когда логическую валентность приобретает только пропозиция в главном предложении, а суждение, опущенное в пресуппозитивную позицию, по определению, утрачивает логическую валентность. Таким образом, в высказываниях Отец считает, что завтра наступит хорошая погода и Отец считает, что завтра наступит вторник в равной степени речь идет о будущем как факте.

Ослабление или нейтрализация противопоставленности будущего как модальности и будущего как факта обнаруживает себя как в направлении от модальности к факту, так и, напротив, от факта к модальности.

Будущее как модальность будущее как факт. Заметно ослабляется «событийность», предположительная модальность в высказываниях о так называемых максимально вероятных событиях типа Земля будет вращаться вокруг Солнца или Волга будет впадать в Каспийское море. В такой форме подобные высказывания тавтологичны и неинформативны, и не случайно они прагматически неприемлемы в обычной коммуникации, что сближает их с типовыми высказываниями о будущем в модусе «текст» типа Завтра будет вторник. Прагматическую осмысляемость они приобретают только при наличии показателя квантора всеобщности типа всегда или близких ему по смыслу временных детерминантов: И через миллионы лет Земля будет вращаться вокруг Солнца! Тогда они получают вид генерализованных суждений и в качестве таковых подлежат идиоматичной, небуквальной интерпретации.

При этом наличие показателя всеобщности, видимо, ослабляет модальное значение любого высказывания о будущем в модусе «реальность», так как этот показатель по умолчанию интерпретируется как `истинно (или ложно) во все возможных мирах', тем самым придавая высказыванию логическую валентность -- например: Меня не будет больше никогда (А. Введенский, Четыре описания). Обратим внимание, что, как и для всех рассмотренных выше случаев употребления «будущего как факт», данное высказывание приобретает рациональную осмысляемость и прагматическую оправданность только при его небуквальной, идиоматичной интерпретации -- в смысле `я умру'.

Будущее как модальность переходит в будущее как факт и в высказываниях с сильной импликацией по модели если..., то... Так, в высказывании типа Если ветер разгонит тучи, то завтра будет хорошая погода модальность сильного предположения о будущем событии уступает место значению обязательного наступления некоторого события при определенных условиях. Подобное импликативное высказывание имеет логическую валентность -- может быть истинным или ложным. Не случайно и то, что высказывания о будущем в модусе «текст» с трудом поддаются подобной трансформации в конструкцию с импликацией: трудно предположить, например, наличие определенных условий при которых завтра наступит (или не наступит) вторник, если он обязательно и неотвратимо наступит при любых условиях в данной системе координат.

Высказывания о будущем также утрачивают модальное значение в метатекстовом или автореферентном употреблении. Так, например, присущие научному тексту метатекстовые показатели типа отметим, что... или в дальнейшем мы будем говорить о..., равно как и высказывания с термами в автореферентном употреблении типа назовем это явление сверхпроводимостью, не имеют модальной семантики сильной уверенности говорящего в совершении данного действия, поскольку относятся не к плану реальности, «событийности», а к текстовому пространству. Одним из конститутивных признаков, по которым текст противостоит реальности, как раз и является то, что «можно иметь достоверные знания о будущем текста» [Руднев 2000: 16], так как будущее в тексте не возможно, как в реальности, а реально (и ограничено границей данного текста) -- ведь текст выступает как разновидность сложным образом организованной семиотической системы. В этом смысле метатекстовые и автореферентные высказывания должны трактоваться в модусе «текст» в фактивном значении, тогда как подобные высказывания в режиме обычного употребления: Мы будем долго говорить о любви или Мы назовем дочь Олей -- должны, безусловно, трактоваться как модальные, т.е. в модусе «реальность».

Будущее как факт будущее как модальность. Значительно менее характерна для естественноязыковых высказываний о будущем нейтрализация в направлении от будущего как факт к будущему как модальность. Подобные случаи связаны в основном с возможностью разной семантической интерпретации ряда термов или предикатов.

Так, например, логический предикат `быть столицей' по своей сути должен быть отнесен к модусу «текст», так как статус городов есть явление семиотической, а не событийной природы. Однако высказывание типа Санкт-Петербург будет столицей России получает рациональную интерпретацию только в модальном значении `когда-нибудь, конечно, будет', когда говорящий выражает свою сильную уверенность в этом. Понятно, что событийность в этом случае возникает из небуквальной интерпретации подобного высказывания в смысле `будет объявлен столицей'. Точно так же в модальном, «событийном» смысле интерпретируется и менее приемлемое для обычной коммуникации и прямого, экстенсионального контекста употребления высказывание Москва будет столицей России: данное высказывание вполне прагматически осмысляемо, если говорящий имеет в виду генерализованный смысл `всегда будет'.

Аналогично логический предикат `иметь личное имя' / `называться именем' по определению является не «реальным», а семиотическим свойством объекта. Ср., например, вполне приемлемое высказывание о будущем типа Я буду учителем, имеющее стандартную модальную интерпретацию в модусе «реальность» (в смысле `я буду работать учителем'), и -- на фоне этого -- практически неприемлемое в режиме обычной, неидиоматичной интерпретации высказывание о будущем в модусе «текст»: *Я буду Павлом (в смысле `я буду называться Павлом'). Последнее высказывание сохраняет все признаки аналогичных высказываний в плане будущего как факт, в модусе «текст»: оно тавтологично и неинформативно и не поддается рациональной осмысляемости вне наличия особых коммуникативных намерений говорящего или особых прагматических условий.

Однако подобные особые прагматические условия возникают при идиоматичной, небуквальной интерпретации таких высказываний. Так, суждение Он будет (зваться) Павлом осмыслено, если имеется в виду, что до этого по тем или иным причинам субъект носил другое имя -- ср., например: Отныне Савл будет (зваться) Павлом. Но в этом случае суждение утрачивает референцию к факту наличия имени и приобретает референцию к самому событию переименования. Иными словами, будущее как факт в семиотической системе идиоматично переосмысляется в будущее как модальность в системе реального мира.

Видимо, возможная «событийность» отношения именования (и, как следствие, возможность его модальной интерпретации) всегда связана с фактом «временного ношения» (по тем ли иным причинам) имени: отсюда, собственно, берется и сама возможность будущего времени у предиката именования. Так, в дневниках Д. Хармса читаем слова его отца, обращенные к сыну: Вчера папа сказал мне, что, пока я буду Хармс, меня будут преследовать нужды. Даниил Чармс. 23 декабря 1936 года.

Взаимопроницаемость границ между будущим модальным и будущим фактическим, как и отмеченное выше отсутствие естественноязыковых механизмов разграничения будущего в модусе «реальность» и будущего в модусе «текст» в пределах одной формы индикатива, приводят нас к выводу, что это разграничение не абсолютно. Здесь уместно вспомнить замечание Ю.С. Мартемьянова о том, что «если считать особым наклонением всякое употребление формы с оттенком нереальности, возможности или недостоверности действия как такового, то от изъявительного наклонения почти ничего не остается» [Мартемьянов 2004: 50]. Более того, возникает вопрос: почему, располагая огромными системно-языковыми возможностями в выражении самых разнообразных оттенков и нюансов объективной и субъективной модальности, говорящий стабильно выбирает форму будущего в изъявительном наклонении независимо от того, модальное или фактивное значение будущего он предполагает выразить?

В рамках семантики возможных миров можно сказать, что в «возможном мире» -- в концептуальном пространстве говорящего, в его воображении будущее уже есть, оно моделируется по типу свершившегося или совершающегося события или действия, и естественный язык отражает такое представление о реальности любого будущего -- неважно какого, модального или фактического. Тем самым язык в целом концептуализирует не физическую, а семиотическую модель времени.

Литература

Арутюнова 1988 -- Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка, событие, факт. М., 1988.

Арутюнова 1990 -- Арутюнова Н.Д. От редактора: Вступительная статья // Логический анализ языка: Противоречивость и аномальность текста: Сб. научн. трудов / ИЯ АН СССР. М., 1990.

Мартемьянов 2004 -- Мартемьянов Ю.С. Логика ситуаций. Строение текста. Терминологичность слова. М., 2004.

Радбиль 2006 --Радбиль Т.Б. Языковые аномалии в художественном тексте: Андрей Платонов и другие. М., 2006.

Руднев 2000 -- Руднев В.П. Прочь от реальности: Исследования по философии текста. -- М., 2000.

Уорф 1960 -- Уорф Б.Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в лингвистике. Вып. I. М., 1960.

Размещено на Allbest.ru