Языковая модель развития индивидуального стиля

У Лонгфелло полная инверсия первого этапа по своей структуре и типу соответствует традиционной модели с инвертированным обстоятельством и увеличенной постпозитивной частью, несущей основную информацию. Так, в приводимом примере в фокусе находится постпозитивная часть, реализующая основную тему произведения: Round Autumn's mouldering urn / Loud mourns the chill and cheerless gale («Autumnal Nightfall»). Однако на втором этапе Лонгфелло отклоняется от среднестатистической нормы. Наблюдается усиление информационного содержания инвертированной части при сохранении информационной значимости подлежащего путем его локализации в финальной позиции в предложении и в стихе, т.е. в выделенной позиции как в синтаксическом, так и в ритмическом плане. Это приводит к эксплицитной репрезентации более широкого спектра различных участников ситуации и образованию двух информационных фокусов (Kreyer 2006). Так, в первых строках текста «The Arsenal at Springfield» (This is the Arsenal. From floor to ceiling, / Like a huge organ, rise the burnished arms) подлежащее «arms» не несет новой информации, поскольку ему предшествует указание на арсенал. В то же время сравнение оружия с огромным молчащим оргбном становится центральным в произведении и развивается в дальнейшем на всем протяжении текста: But from their silent pipes no anthem pealing / Startles the villages with strange alarms <…> Ah! what a sound will rise, how wild and dreary, / When the death-angel touches those swift keys! / What loud lament and dismal Miserere / Will mingle with their awful symphonies!

В третьем периоде инверсия перестает играть существенную роль в этом плане. Роль выделения двух фокусов информации принимает на себя синтаксический перенос, в котором растет количество разрывов сильных (атрибутивных) связей (Looks forth, and sees the fleet / Approach of the hurrying feet) и дистантность разделенных переносом слов (Could re-create the rose with all its members / From its own ashes, but without the bloom).

В результате соотношение двух информационных фокусов при описании сферы художественной действительности трансформируется из линейного представления (в одной строке), осуществляемого на втором этапе, в вертикальное расположение (в разных строках) - в третьем.

Для частичной инверсии наблюдается переход от прототипической по данным Р. Чена (Chen 2003) локативной модели (Beside the ungathered rice he lay) к темпоральной модели инверсии (What craft of alchemy can bid defiance / To time and change, and for a single hour / Renew this phantom-flower?) при сильном ослаблении внимания к характеру протекания действия.

В третьей главе «Моделирование динамики идиостиля Э.А. По» определяются интегральная и динамическая модели идиостиля По, производится сопоставление этих моделей с моделями ИДС Лонгфелло, проводится таксономический анализ идиостилей Лонгфелло и По, а также осуществляется сопоставительный анализ их стилей с идиостилем Уиттьера, пришедшего в литературу позднее.

Ядро интегральной модели идиостиля По сосредоточено в конце стиха, включая количество предикатов - носителей мотивов текста и существительных - лингвистической основы образного ряда.

В отличие от ИДС Лонгфелло, локализация обстоятельств протекания действия в начальной и конечной сильных позициях входит не в ядро, а в периферию ИМ. В периферии выделяются также гипервариативные характеристики, к которым относятся частотность прилагательных и местоимений в финале стиха, а также количество полных инверсий в тексте.

Динамическая модель в идиостиле По включает большее число характеристик, чем аналогичная модель Лонгфелло: несмотря на краткость творческого пути По, его идиостиль претерпел существенные изменения, отразившиеся в статистически релевантном изменении частотности значительного числа разноуровневых и разноаспектных параметров.

К ядру динамической модели По относятся признаки, которые описывают ритмические особенности и морфологический профиль инициальной части стиха: количество существительных и местоимений, замещающих первую сильную позицию, ударность анакрусы и отклонение в ее слоговом составе. Еще два признака описывают макроструктурный синтаксис (количество придаточных в составе сложноподчиненного предложения и количество простых предложений в составе сложносочиненного). Периферия включает количество предикатов в зачине стиха, пропусков ударения на втором икте и количество частичных инверсий.

В идиостиле По линеарная динамика связана с увеличением экспрессивности текста за счет роста роли признаков стихотворного синтаксиса (стилистическая маркированность финала стиха, внесхемное ударение на анакрусе и др.). Маятниковая тенденция реализуется в форме перераспределения глагольной лексики по строке и в вариации количества безударных слогов в зачине строки, создавая эффект ритмического напряжения.

Повышение информационной плотности его текстов может быть продемонстрировано использованием такого приема, как образное сравнение (симиля). Этот троп, основанный на сопоставлении нетождественных понятий, создает конфликт с привычным способом видения действительности и может привести к частичной реструктуризации уже сложившейся картины мира.

На основании видов сравниваемых понятий традиционно рассматриваются две разновидности симили, включающие в себя понятия разного уровня обобщения: (1) проекция конкретного понятия на абстрактное (Not all the memories that hang upon / And cling around about us as a garment «The Coliseum»); (2) проекция абстрактного понятия на конкретное (Looking like Lethe, see! the lake / A conscious slumber seems to take «The Sleeper»). Вслед за рядом исследователей симилю первого типа можно назвать канонической, второго типа - неканонической.

В результате анализа обширного материала стихотворных произведений, принадлежащих авторам различных литературных направлений в русской, американской, арабской и израильской литературе, было показано, что каноническая симиля в поэзии значительно преобладает над неканонической (Shen 1997). Как было установлено в ряде экспериментов (Shen 2007), неканоническая симиля представляет бульшую трудность для восприятия и требует больше времени для понимания, оказывая при этом более сильное воздействие на читателя, чем каноническая симиля.

Данные настоящего исследования показывают, что ИДС По отличается от указанной общей схемы. В первом и втором периодах у По имеет место равная представленность канонической (heaven is like a diadem) и неканонической (moon ray like joy) симили. Более того, в третьем периоде творчества автора неканоническая симиля выходит на первое место по частотности.

Обнаруженный факт свидетельствует о стремлении По к интенсификации экспрессивного заряда сообщения даже ценой усложнения текста. Этот процесс согласуется с особенностями использования По синтаксического переноса.

В идиостиле По синтаксический перенос занимает важное место среди средств, позволяющих повысить экспрессивную составляющую стиля путем отклонения от рационального синтаксиса. В первом периоде у По практически полностью совпадают доли переносов типа реже (перенос, у которого синтаксическая пауза смещается с конца первой строки на следующую строку): Another brow may ev'n inherit / The venom thou hast poured on me («The Happiest Day») и контр-реже (синтаксическая пауза смещается с конца первой строки в ее среднюю часть): For him who thence could solace bring / To his lone imagining («The Lake - To -», 1829 Дата публикации ставится в тех случаях, когда По, существенно переработав произведение, сохранял при переиздании его старое название.). Их несколько превосходит дубль-реже (синтаксические паузы имеются в обоих строках при отсутствии паузы в конце первой из них): With more of sov'reignty than ancient lore / Hath ever told - or is it of a thought / The unembodied essence («Stanzas»).

Неоднократно отмечалось, что дубль-реже в наибольшей степени нарушает плавность повествования и придает речи характер разговорности, сближая стихотворный текст с прозой. В текстах По, несмотря на относительно высокое количество СП, эффект создания «разговорной» интонации полностью отсутствует, однако с точки зрения пространства текста дубль-реже размывает у По границы между строками, а в плане семантики - размывается граница, очерчивающая конкретную описываемую ситуацию.

Позднее положение коренным образом меняется: частотность дубль-реже падает, а более распространенный в поэзии контр-реже становится и у По преобладающим типом СП. Эта реорганизация происходит на втором этапе творчества и практически не меняется на третьем.

Палитра типов представленных в СП синтаксических связей также претерпевает изменения. Автор переходит от разрыва переносом атрибутивных конструкций, уровень использования которых снижается с 19 до 9%, к разрыву более слабых обстоятельственных связей: Today (the wind blew, and) it swung / So impudently in my face («Fairy Land»).

От первого к третьему периоду происходит уменьшение дистантности разрываемых синтаксическим переносом слов. Так, во втором и третьем периодах контактные и малодистантные (с удалением разрываемых элементов друг от друга на 1-2 слова) переносы составляют около 80%: Yes, Heaven is thine: but this / Is a world of sweets and sours («Israfel», 1845); That very blackness yet doth fling / Light on the lightning's silver wing («Romance», 1831).

Таким образом, имеет место компенсаторный механизм: росту использования сложной для восприятия разновидности симили соответствует упрощение структуры другого важного стилистического средства - синтаксического переноса.

Развитие идиостиля По характеризуется более выраженным отходом на втором этапе от характеристик ранней лирики и более интенсивным возвращением к формальной системе стиха первого периода на третьем этапе (рис. 2), чем у Лонгфелло. Различия первого и третьего периодов оказываются в три раза меньше, чем различия периодов 1 - 2 и 2 - 3.

Рис. 2. Схема развития идиостиля По

Анализ статического и динамического потенциала у признаков, различных уровней и аспектов, а также локализации в строке у Лонгфелло и По выявил следующие основные оппозиции.

В индивидуальном стиле Лонгфелло имеет место оппозиция между ритмической схемой и макроструктурными синтаксическими признаками, не имеющими четкой локализации в стихе. Все ритмические признаки обеспечивают преемственность стиля; напротив, макроструктурные синтаксические характеристики полностью входят в динамическую модель, являясь базой вариативности идиостиля.

В идиостиле По оппозиция ритмики и синтаксиса (особенно стихотворного) также существует, однако ее члены меняются ролями: ритмическая схема является маркером вариативности стиля, а синтаксические признаки, напротив, оказываются относительно более стабильными. Следует отметить, что оппозиция ритмики и синтаксиса у По выражена менее сильно, чем у Лонгфелло.

Имеет место также оппозиция финальной части стиха, обладающей потенциалом сохранения стабильности идиостиля, и его инициальной части, реализующей функцию дифференциации идиостиля разных периодов как Лонгфелло, так и По. Так, для Лонгфелло противопоставление позиций начала и финала стиха наиболее эксплицитно проявляется для признаков частеречной принадлежности слов. Все пять привлекаемых к анализу морфологических признаков инициальной сильной позиции входят в динамическую модель. Напротив, все пять признаков, характеризующих часть речи в финале строки, являются интегральными. Для По 80% признаков зачина стиха дифференцируют идиостиль разных периодов. Напротив, более половины стабилизирующих стиль поэта характеристик сгруппировано в финальной части строки.

Таксономический анализ идиостилей Лонгфелло и По позволяет охарактеризовать каждый маркер идиостиля в двух аспектах: с точки зрения его вклада в таксономическое описание, т.е. в разграничение стилей разных авторов, и с точки зрения его роли в развитии ИДС каждого автора во времени. В результате было выделено 4 основных категории признаков.

Первая группа характеристик не дифференцирует ни идиостили различных авторов, ни идиостиль каждого отдельно взятого автора во времени. Эти сверхстабильные признаки могут рассматриваться как «константы высшего уровня», принадлежащие архетипу таксона более высокого уровня обобщения, чем стили обоих авторов, например, американскому романтизму. Исходя из результатов анализа, для рассматриваемых поэтов-романтиков характерны репрезентация предметного аспекта образного ряда в рифме, тенденция к пропуску ударения на первом икте и выделение обстоятельств протекания действия, выносимые в зачин либо финал стиха. Кроме того, сюда можно отнести относительно высокую долю сильных связей, разрываемых в синтаксическом переносе.

Вторая группа включает признаки, не меняющиеся со временем у каждого из авторов, но релевантные для разграничения их стилей. Именно такие характеристики должны представлять основной интерес для стилеметрических исследований, ставящих проблему атрибуции текстов, составляя своего рода «авторский отпечаток», или «авторский стилом» Х. ван Хальтерена. В стилом Лонгфелло входят 12 признаков, в стилом По - 6.

Четыре характеристики финала стихотворной строки (количество прилагательных, местоимений, сказуемых и дополнений) входят в стиломы как Лонгфелло, так и По, образуя градуальную оппозицию: высокому уровню представленности данной характеристики у одного автора соответствует низкий уровень представленности у другого.

Характеристики третьей группы входят в динамическую модель идиостилей Лонгфелло и По, однако не дифференцируют их стили между собой. Это признаки «комонотонного варьирования», реализующие поиск новых видов выражения, который приводит к изменениям в творческой манере авторов, но осуществляется у них сходным образом. У Лонгфелло и По четыре таких признака: прилагательное и обращение в зачине стиха, определения в финале стиха и количество частичных инверсий. Данные характеристики составляют своего рода «динамическую универсалию».

Четвертая группа признаков образует «зону индивидуального поиска». В отличие от описанных выше стилевых маркеров комонотонного варьирования, характеристики этой группы носят исключительно индивидуальный характер и отражают специфику творческого развития Лонгфелло (6) и По (12), являясь дифференциальными как таксономически, так и мерономически, т.е. различают идиостили разных авторов и периоды в рамках творчества каждого из них.

В третьей главе также ставится принципиально иная задача - определить место ИДС автора относительно его предшественников и современников. Эта задача в определенной степени соответствует проблематике распознавания образов (Марусенко 1990). В качестве «идентифицируемого» объекта привлекается идиостиль Дж. Г. Уиттьера, который начал публиковать свои произведения, когда традиции американского романтизма были уже заложены, и впоследствии стал одним из наиболее известных американских поэтов-романтиков.

Важной особенностью классификационного анализа исследования является то, что он проводится не только в статическом, но также и в динамическом аспекте, то есть с введением в анализ параметра времени. В первом случае устанавливается общая, генеральная тенденция соотношения стиля Уиттьера и ИДС Лонгфелло и По в том виде, как она сложилась в итоге развития, кумулятивно. Речь в таком случае может идти о ретроспективном, вневременном осмыслении степени сходства идиостилей авторов. С другой стороны, можно проанализировать степень влияния существующей традиции (либо отсутствия такого влияния) на ИДС Уиттьера в процессе его формирования. В этом случае сопоставление приобретает временнуй характер и может осмысливаться как проспективный анализ сходства и различий сопоставляемых идиостилей в динамике.

Кумулятивный подход, без учета временного параметра, показал, что стиль Уиттьера является сходным со стилем того направления американского романтизма в поэзии, представителем которого является Лонгфелло, что соответствует сложившимся представлениям об идейной близости Уиттьера к бостонской школе (История литературы США 1999; Columbia Literary History of the United States 1988 и др.).

Введение параметра времени позволило отразить процесс развития этого сходства и значительно уточнить существующее мнение. В данном исследовании было установлено, что на раннем этапе идиостиль Уиттьера был более сходен с ИДС представителя другого направления в американском романтизме - По и только позднее (второй и третий периоды) происходит радикальное изменение вектора развития стиля Уиттьера. В результате идиостиль Уиттьера приблизился к усредненному показателю третьего и отчасти сходного с ним первого этапа творчества Лонгфелло.



У - Уиттьер,

Л - Лонгфелло,

П - По

Рис. 3. Степень сходства ИДС Уиттьера с ИДС Лонгфелло и По (динамический аспект)

Проверка установленных в работе моделей показала их высокую эффективность и устойчивость, зафиксированную в условиях теста, при котором на основании полученной дискриминантной модели проводилась автоматическая классификация текстов на основании авторства и времени (периода) их создания, требующая одновременно решать комплекс таксономических и мерономических классификационных задач. Проведенные исследования показали высокий процент (от 90% до 100%) правильного отнесения произведений к периодам творчества авторов.

Четвертая глава «Модель динамических изменений образной и пространственной систем в индивидуальном стиле Г.У. Лонгфелло» посвящена анализу динамики образной системы и репрезентации пространства в текстах, выявлению соотношения формальных и семантических признаков на базе структурного ядра и периферии.

Образная система. Образы рассматриваются как индивидуальные конструкты, которые создаются путем взаимодействия двух структур знаний: источника (source domain), знакомого автору и читателю, и цели (target domain), нетождественной источнику с точки зрения логической онтологии. Анализ их состава и степени представленности позволяет исследовать особенности категоризации мира конкретным автором и выявить в его сознании ментальные структуры, объективирующиеся в текстах.

Наш подход к анализу текста опирается на методику, которая была разработана Н.В. Павлович, изложена, в частности, в ее работе «Язык образов» (Павлович 1995) и успешно применена в ряде исследований (Павлович 1999; Павлова 2004, 2005). Предлагаемая схема позволяет свести значительное количество образов к относительно небольшому числу моделей, абстрагироваться от ряда частных особенностей вербализации когнитивных структур и получить данные о количественном и качественном составе образного ряда.

В соответствии с избранным подходом образ находит выражение в небольшом фрагменте текста, в котором осуществляется сближение или сопоставление различных концептов. Все образы построены по одинаковой модели, которая включает в себя два элемента: левый элемент (концепт-цель, или то, что сравнивается) и правый элемент (концепт-источник, или то, с чем происходит сопоставление).

В фокусе внимания данного исследования находятся именные образы (составляющие абсолютное большинство), которые образуют своего рода костяк образного ряда текстов и являются способом категоризации предметного мира произведения.

Если образ в применяемой нами методике анализа является результатом сопоставления нетождественных с логической точки зрения концептов, то троп или фигура является способом, механизмом такого сопоставления. Наиболее распространены при создании образов метафора и метонимия.

Метафора является средством выявления сходства, соотнесения нетождественных сущностей в более чем половине образов (в приводимых примерах образов концепт-цель будет выделяться курсивом, а концепт-источник - подчеркиванием): Экзистенция - Растения: Life's golden fruit is shed (Лонгфелло «An April Day»); Свет - Существа: The embracing sunbeams chastely play (Лонгфелло «Woods in Winter»); Свет - Растения: And all the fires are fading away (По «Romance»).

Метонимия (к которой в рамках данного подхода относится также синекдоха), как правило, используется при интерпретации Органа как Существа: Where hardly a human foot could pass, / Or a human heart would dare (Лонгфелло «The Slave in the Dismal Swamp»).

Во многих случаях усиление метафорического переноса происходит при помощи параллельных конструкций: Существа - Пространство (That a midnight host of spectres pale / Beleaguered the walls of Prague. <…> That an army of phantoms vast and wan / Beleaguer the human soul (Лонгфелло «The Beleaguered City»); Психическая сфера - Растения The vine still clings to the mouldering wall <…> My thoughts still cling to the mouldering Past (Лонгфелло «The Rainy Day»).

Анализ спектра и частотности концептов, участвующих в формировании образов, в текстах Лонгфелло демонстрирует наличие двух концептуальных областей, противопоставляемых автором на всем протяжении творчества.

Одна из них соотносится с микрокосмом человека, другая отражает внешний по отношению к человеку макрокосм окружающего мира. На протяжении развития идиостиля Лонгфелло наблюдается изменение функций, наиболее типичных для концептов, которые репрезентируют данные концептуальные области.

В текстах первого периода внешний по отношению к человеку мир предстает как непознанный континуум и является целью интерпретации, а источником при метафоризации выступает комплекс концептов, репрезентирующих человеческий микрокосм. Например, Время и Стихия интерпретируются как Существа: Where Autumn, like a faint old man, sits down / By the wayside a-weary («Autumn»); The gentle wind, a sweet and passionate wooer («The Spirit of Poetry»).

Второй период знаменует кардинальный поворот к познанию внутренней, духовной сущности человека: микрокосм становится целью метафорической интерпретации, а внешний мир - интерпретантом. Так, для концептов Психическая сфера и Существа типичным во втором периоде является сопоставление с Водой и Растениями: How bitter are the drops of woe <…> I pledge you in this cup of grief («The Goblet of Life»); Then shall the good stand in immortal bloom, / In the fair gardens of that second birth («God's Achre»).

В зрелом периоде представленность концептов, репрезентирующих человека и его внутренний мир, в функции цели метафорической интерпретации вновь снижается. Напротив увеличивается частотность концептов-целей, относящихся к окружающему миру. Так, концептами-целями в приводимых примерах являются Растения и Вода, а источником - Существа: And round thee throng and run / The rushes, the green yeomen of thy manor, / The outlaws of the sun («Flower-de-Luce»); And the sea answered, with a lamentation, / Like some old prophet wailing («Palingenesis»).

Рисунки 4 - 6 графически отображают сочетаемость концептов в образной системе Лонгфелло. Стрелками показано направление метафорической проекции в систематически реализуемых автором образах.

Структура образной системы первого этапа творчества Лонгфелло является замкнутой и представляет собой один прочно интегрированный кластер. Каждый из концептов сопоставляется с целым рядом остальных.

Внешним периметром системы является замыкающая ее концентрическая связь между концептами Свет, Растение, Орган, Пространство и Ткань. На периферии системы находятся только два концепта (Огонь и Предмет), присоединенные к системе одиночными связями.



Рис. 4. Структура образной системы Лонгфелло в первом периоде

На втором этапе структура образной системы, как и спектр наиболее активных концептов, существенно изменяется. Имеет место начало фрагментации единого образного пространства. В ранее глубоко интегрированной системе выделяются следующие кластеры:

Существа - Орган - Пространство - Время - Вода - Экзистенция - Стихия;

Существа - Психическая сфера - Растение - Свет.

Особняком стоит имеющий вид полиэлементной цепочки кластер Существа - Информация - Звук - Орудие - Музыкальный инструмент, содержащий только радиальные связи и включенный в систему посредством модели Информация - Существа.

Рис. 5. Структура образной системы

Лонгфелло во втором периоде

На третьем этапе образная структура является результатом продолжения проявившейся ранее тенденции. В идиостиле Лонгфелло зрелого периода сохраняются два замкнутых кластера:

Орган - Орудие - Существа;

Время - Пространство - Существа.

Ранее непрерывный континуум образного пространства разделен на два фрагмента - большой, имеющий радиальную структуру и организованный вокруг Существа, и малый, состоящий из единственной модели Экзистенция - Информация.

Рис. 6. Структура образной системы Лонгфелло в третьем периоде

Фрагментация ранее единой системы отражает сокращение концептуальной сочетаемости, когда входящие в разные кластеры концепты не сопоставляются друг с другом. Интенсивный принцип построения образного мира текстов приходит на смену экстенсивному: интенсивность использования отдельных моделей растет за счет снижения их общего разнообразия.

Структура пространства. Другой важной характеристикой индивидуального стиля является способ категоризации автором пространственных отношений.

При анализе пространства нами применяется подход, сформулированный, в частности, в работе В.Н. Топорова «Пространство и текст» (Топоров 1983; см. также Кубрякова 2004; Кравченко 1996; Яковлева 1994 и др.), согласно которому эта категория определяется через отношения между описываемыми объектами и фактически создается комплексом отношений между реалиями.

В центре внимания при изучении данного аспекта идиостиля находятся языковые средства, вербализующие отношения сущностей друг относительно друга в пространстве.

В текстах Лонгфелло первого периода наблюдается нерасчлененный пространственный континуум, в рамках которого одинаково представлены горизонтальные и вертикальные пространственные отношения: The shadowed light of evening fell («Burial of the Minnisink»); Its feet go forth <…> Its presence shall uplift thy thoughts from earth («The Spirit of Poetry»); And when the silver habit of the clouds / Comes down («Autumn»).

В горизонтальном плане доступная человеку часть мира ограничена: … my pensive eye / Rests on the faint blue mountain long; / And for the fairy-land of song, / That lies beyond, I sigh («Autumnal Nightfall»). По вертикали мир однороден, инициаторами действий выступают как небесные (…watched how the stars grew high «Musings»), так и земные объекты (Their tops the green trees lift «The Spirit of Poetry»).

Человек почти не взаимодействует с окружающим миром, он наделен активностью в малой степени, а его положение не входит в число координат, задающих топографию пространства.

На втором этапе происходит выделение дихотомии верхняя - нижняя сферы бытия. Верхний, небесный, пространственный ярус является вместилищем высших сил, нижний ярус бытия связан с земной жизнью. Автор рассматривает реалии небесной сферы как источник жизни, силы, света и великолепия, а объекты, расположенные внизу, делает вместилищем страданий, несовершенства и тьмы: O star of strength! I see thee stand / And smile upon my pain («The Light of Stars»); On him alone the curse of Cain / Fell, like a flail on the garnered grain, / And struck him to the earth! («The Slave in the Dismal Swamp»).

Выделенный статус верхнего яруса накладывает отпечаток и на направление вертикально ориентированных действий, процессов и отношений. Действия направлены в большей степени сверху вниз: And sinking silently, / All silently, the little moon / Drops down behind the sky («The Light of Stars»). Действия, формально направленные вверх, являются ответом на воздействия сил высших сфер, инициированы сущностями верхнего уровня бытия: And earnest thoughts within me rise, / When I behold afar, / Suspended in the evening skies, / The shield of that red star («The Light of Stars»).

Роль человека меняется: из объекта он превращается в субъект, взаимодействует с окружающим миром, из наблюдателя превращается в активного деятеля: I shot an arrow into the air <…> I breathed a song into the air («The Arrow and the Song»). Исчезает его отстраненность от мира, человек становится ориентиром в системе координат, однако только в рамках нижнего яруса пространства: I saw the branches of the trees / Bend down thy touch to meet, / The clover-blossoms in the grass / Rise up to kiss thy feet («A Gleam of Sunshine»).

На заключительном этапе пространство возвращается к структуре, наблюдавшейся в первом периоде. При этом небесная сфера подвергается редукции, мир объединяется в один ярус, ориентиром в котором, как и во втором периоде, является человек (I lay upon the headland-height, and listened / To the incessant sobbing of the sea / In caverns under me <…> For round about me all the sunny capes / Seemed peopled «Palingenesis»), сохраняющий статус деятеля: For now he haunts his native land / As an immortal youth; his hand / Guides every plough («Robert Burns»).

Таким образом, наблюдается эволюция статуса человеческого существа, которая приводит к полной реструктуризации пространственных характеристик художественного мира автора.

Ядро - периферия. Для каждого этапа развития идиостиля Лонгфелло было установлено расстояние в многомерном пространстве морфологических, синтаксических и ритмических признаков от каждого произведения до центроида периода. Под центроидом понимается точка в пространстве с координатами, являющимися средними значениями переменных (признаков) всех объектов (в нашем случае текстов) в данной группе. Мерой близости является расстояние Махаланобиса. Близкие к центроиду тексты формируют структурное «ядро» класса, обладают средними для класса значениями признаков и являются прототипическими, наиболее полно отражающими особенности ИДС автора на данном этапе его творчества. Произведения, далекие от ядра, формируют «периферию» и обладают значениями признаков, мало характерными для данного этапа развития идиостиля. В настоящей работе проводится сопоставление двух групп текстов (ядерных и периферийных) по содержательным характеристикам. Следует отметить, что близость либо удаленность произведения от центроида своего класса не может быть критерием оценки его художественной ценности.

Особенности концептуализации пространства на каждом из этапов систематически воспроизводятся автором как в произведениях ядра, так и в текстах, сформировавших периферию.

Тематически ядра на всех этапах более однородны, чем периферия. Так, тексты ядра ранней лирики объединены описанием природы как источника силы, спокойствия и гармонии, во втором периоде - описанием победы человека над силами природы, а на заключительном этапе отличаются обращением к прошлому. Тексты периферии охватывают широкий спектр тем, включающий увядание природы (первый этап), ограниченность сил человека, преходящий характер всего в материальном мире, путь к счастью и бессмертию души через отказ от мирской жизни (второй период), гармонию человека и мира, неизменный характер преследующих человека страданий и краткость существования человека по сравнению с вечностью мира (третий период).

Образная палитра ядра демонстрирует ретроспективную стабильность, когда тексты ядра повторяют образы, наблюдавшиеся в предыдущем периоде. Для ядра второго периода свойственно распространенное в ранней лирике сравнение Растений и Пространства с Существами и Органом: It sees the ocean to its bosom clasp / The rocks and sea-sand with the kiss of peace («The Lighthouse»); The forests, with their myriad tongues, / Shouted of liberty («The Slave's Dream»). В ядре заключительного периода левым элементом образа наиболее часто становятся такие характерные для второго этапа концепты-цели, как Экзистенция, Существа, Психическая сфера и Орган: When the swift stream of life («Palingenesis»); A ploughman, who, in foul and fair, / Sings at his task / So clear, we know not if it is / The laverock's song we hear, or his <…> He sings of love, whose flame illumes / The darkness of lone cottage rooms («Robert Burns»); The heart hath its own memory («From My Arm-Chair»).

Напротив, периферия характеризуется проспективной ориентированностью: в целом ряде периферийных текстов наблюдаются тенденции, в полной мере реализующиеся на последующих этапах. Уже в ранней лирике в произведениях периферии на первое место по активности выходят Экзистенция, Психическая сфера и Орган: Life's golden fruit is shed («An April Day»); Sweet April! many a thought / Is wedded unto thee, as hearts are wed («An April Day»); And yet my pensive eye / Rests on the faint blue mountain long («Autumnal Nightfall»), а для текстов периферии второго периода ясно прослеживаются закономерности, свойственные заключительному этапу развития идиостиля Лонгфелло. В частности, повышенной активностью отличается концепт Пространство в функции цели: Take them, O Grave! («Suspiria»).

В пятой главе «Модель динамических изменений образной и пространственной систем в индивидуальном стиле Э.А. По» проводится анализ динамики образной системы, репрезентации пространства и соотношения семантических характеристик текстов ядра и периферии периодов творчества По, осуществляется сопоставление вектора изменения этих параметров в текстах По и Лонгфелло.

Образная система. Эволюция концептуализации мира в ИДС По значительно отличается от наблюдавшейся у Лонгфелло.

На первом и втором этапах в центре внимания автора находятся метафорически интерпретируемые явления психической деятельности человека: And, in thine eye, the kindling light / Of young passion free («Song»); That dream was as that night-wind - let it pass («Dreams»). За ними следуют концепты Время и Экзистенция, у которых отмечается постепенный рост частотности: Of late, eternal Condor years / So shake the very air on high <…> And, when an hour with calmer wings / Its down upon my spirit flings («Romance», 1829); Death was in that poison'd wave («The Lake»).

Для По характерен экстенсивный способ формирования образов, при котором усиление активности какого-либо концепта связано с расширением числа моделей с его участием.

Как и в случае Лонгфелло, для идиостиля По в функции источника наиболее частотными являются Существа, что соответствует общим тенденциям в английской, американской и русской поэзии. Во многих случаях автор не называет концепт-источник, а использует метафору с действиями (либо качествами), указывающими на него (например, действиями, присущими исключительно человеку): In youth have I known one with whom the Earth / In secret communing held - as he with it («Stanzas»); Another brow may ev'n inherit / The venom thou hast pour'd on me («The Happiest Day»); But when the night had thrown her pall / Upon that spot - as upon all («The Lake»).

В образах третьего периода начинают превалировать экзистенциальные вопросы бытия, бесконечности времени и быстротечности человеческого существования: When the Hours flew brightly by <…> Let my Future radiant shine («Hymn»); The light of Life is o'er! («To One in Paradise»).

В отличие от Лонгфелло, в концептосфере которого мир мыслится как одушевленная сущность, мир для По находится на хрупкой грани реальности и грез, соотносясь с феноменами мыслительной деятельности человека: Whose wild'ring thought could even make / An Eden of that dim lake («The Lake»).

В текстах По имеет место следующая интересная особенность. На уровне лексической репрезентации превалируют чувства и состояния человека с ярко выраженным позитивным модусом (happiness, love, hope, faith, bliss и др.), однако контекст их реализации отрицает оправданность оптимистического взгляда на бытие. Автор использует наименования «позитивных» ментальных состояний человека для описания его несчастий «от противного»: The highest hope of pride, and power, / I feel hath flown («The Happiest Day»); … my founts of bliss / Are gushing - strange! with tears («To M - »). В результате вымысел, существующий только в сознании человека, его сон или мечты предстают как более предпочтительная реальность, нежели материальный мир: Oh! that my young life were a lasting dream! <…> Yes! tho' that long dream were of hopeless sorrow. / `Twere better than the cold reality («Dreams»).

Еще одной особенностью вербализации концептов является расширение спектра используемой поэтом лексики. Так, Свет из гиперонима «light» в ранней лирике трансформируется затем в названия видов света и его источников (ray, lightning, star); Время, на первом этапе представленное как временные отрезки (hour, year), по мере эволюции идиостиля поэта расширяет список репрезентантов (time, future, past).

Образная система ранней лирики По является полицентрической и в целом замкнутой (рис. 7). Все связи распределены между ограниченным кругом концептов, каждый из которых характеризуется достаточно высокой продуктивностью.



Рис. 7. Структура образной системы По

Внешним периметром системы являются концентрические связи Орган - Свет - Пространство, Орган - Существа, Вода - Сущестрию составляют концепты Время, Природа и Растения, связанные с системой центробежными связями, а также присоединенные центростремительными связями Стихия и Ткань. Во втором периоде структура образной системы кардинально меняется, трансформируясь из преимущественно закрытой в преимущественно открытую, из интегрированной в разделенную на кластеры (рис. 8).

Рис. 8. Структура образной системы По во втором периоде

На третьем этапе в структуре образной системы наблюдаются только радиальные связи при полном отсутствии связей концентрических (рис. 9).

Фактически образная система становится полностью моноцентрической. Имеет место логическое завершение процесса дифференциации концептуальной сочетаемости. Большая часть единиц концептосферы (Психическая сфера, Свет, Пространство, Экзистенция и др.) в образных моделях между собой систематически не сочетаются.

лингвистический стихотворный текст стиль

Рис. 9. Структура образной системы По в третьем периоде

Таким образом, развитие образной системы у обоих авторов идет в направлении от закрытости и большого количества взаимосвязей между элементами к открытой и слабо интегрированной структуре. От раннего творчества к зрелому происходит непрерывный рост избирательности при выборе средств метафорической интерпретации различных концептуальных групп, приводящий к крайнему упрощению структуры образной системы у По и фрагментации на отдельные изолированные области у Лонгфелло.

Структура пространства. С точки зрения особенности категоризации пространственных отношений в раннем периоде творчества По наблюдается антропоцентрическая структура художественной реальности с четкой стратификацией: выделяются два яруса действительности. Функция деятеля характерна для объектов верхнего яруса, что проявляется в преобладании действий, направленных вниз: And, when an hour with calmer wings / Its down upon my spirit flings («Romance», 1829); But when the night had thrown her pall / Upon that spot - as upon all («The Lake - To -», 1829); While its wide circumference / In easy drapery falls / Over hamlets, and rich halls <…> Its atomies, however, / Into a shower dissever <…> And so come down again («Fairyland», 1829). Действия и процессы, связанные с горизонтальным движением, также происходят в верхнем пространственном ярусе: Huge moons there wax and wane - / Again - again - again - / Ev'ry moment of the night - / For ever changing places («Fairyland», 1829).

Нижняя, земная, пространственная сфера выполняет роль реципиента воздействия свыше, в ней преобладают статичные отношения: which doth lie / Each hour before us («Stanzas»); So lovely was the loneliness / Of a wild lake, with black rock bound, / And the tall pines that tower'd around («The Lake»). Человек занимает центральное положение в земном пространственном ярусе и является ориентиром в системе координат для окружающих его реалий: Tho' Happiness around thee lay, / The world all love before thee («Song»); And what is not a dream by day / To him whose eyes are cast / On things around him («A Dream», 1827).

Во втором периоде стратификация пространства, разделенного на два основных яруса бытия, сохраняется, однако меняется соотношение их репрезентанции в тексте. «Небесный» ярус подвергается частичной редукции, в то время как нижний ярус индивидуально-авторского мира, напротив, характеризуется ростом числа содержащихся в его рамках реалий.

На смену преимущественно статичным отношениям в рамках нижнего яруса приходит преобладание движения: As if the towers had thrown aside, / In slightly sinking, the dull tide («The City in the Sea», 1831); The winds ran off with it delighted («Fairy Land», 1831). Во втором периоде эксплицитно представлена такая разновидность движения по вертикали, как направленное вверх действие, отражающее существенные изменения в соотношении верхнего и нижнего ярусов бытия - последний приобретает роль активного деятеля наряду с «небесной» сферой: Light from the lurid, deep sea / Streams up the turrets silently («The City in the Sea», 1831); But she is gone above, / With young Hope at her side («A Paean»). Параллельно с этим движение становится менее упорядоченным, а роль человека как ориентира несколько снижается.

Наблюдаются существенные различия между репрезентацией пространства на втором этапе творчества По и Лонгфелло. В то время как для Лонгфелло второй период является временем максимальной сегментации художественного мира и наиболее выраженных оппозиций верх - низ и нарастания роли человека как ориентира, для По характерно ослабление противопоставления верхнего и земного ярусов при усилении однородности пространственного континуума.

В третьем периоде наблюдается дальнейший рост лексической репрезентации нижнего яруса художественной действительности при продолжающейся редукции верхнего, что не приводит, однако, к исчезновению стратификации пространства индивидуально-авторского мира По.

Данная тенденция сочетается с частичным возвращением в горизонтальном плане к структурной пространственной модели, имевшей место на раннем этапе творчества По, при которой человек является ориентиром для объектов в пределах нижнего яруса бытия: The ring is on my hand, / And the wreath is on my brow <…> And I sighed to him before me («Bridal «Ballad»); Beloved! amid the earnest woes / That crowd around my earthly path («To F -»).

Как и на более ранних этапах, наблюдается доминирование отношений между объектами в вертикальном плане над отношениями в горизонтальной плоскости. При этом можно выделить определенную иерархию их представленности в текстах: на первом месте стоят статические отношения объектов, находящихся один под другим (At midnight, in the month of June, / I stand beneath the mystic moon («The Sleeper»); See! on yon drear and rigid bier low lies thy love, Lenore! («Lenore»), менее распространенными являются действия, направленные снизу вверх (… lest her sweet soul, amid its hallowed mirth, / Should catch the note, as it doth float - up from the damnйd Earth. / To friends above, from fiends below, the indignant ghost is riven («Lenore»), и, наконец, на последнем месте по вербализации стоят действия, направленные сверху вниз: Here, where a hero fell, a column falls «The Coliseum»).

Топография пространства По на заключительном этапе также существенно отличается от аналогичной структуры у Лонгфелло. Стратификация сохраняется, языковая реализация динамических и статических отношений в вертикальном плане преобладает над репрезентацией горизонтального движения. Общей тенденцией развития пространственного континуума По является редукция верхнего яруса реальности и усиление собственной активности земного яруса.

Как и в идиостиле Лонгфеллло, наблюдаются выраженные оппозиции между периодами эволюции идиостиля. У По второй этап противопоставлен двум другим с точки зрения упорядоченности движения и расположения объектов в пределах нижнего яруса (неупорядоченность во втором и упорядоченность в раннем и зрелом периодах). Первый этап противопоставлен остальным по масштабам представленности и активности небесной сферы, а третий период отличается от предыдущих как наиболее последовательно реализующий идею антропоцентричности мира.

В текстах По всех трех периодов следует разграничить описанную выше структуру художественного пространства, своего рода заданную систему координат, и лексическое заполнение этой структуры.

Ментальная картина мира в текстах По организована таким образом, что внимание адресата обращается поочередно то на большие пространства, то на мельчайшие детали. По мере развертывания текста в определенном ритме меняется масштаб и протяженность области поэтического мира, находящейся в фокусе описания, что создает эффект пульсации пространства, фрагментарности восприятия и иллюзию движения (burning blush - Happiness around thee - world before thee - thine eye - earth; vales - floods - woods - tears - moons - star-light - mountain - halls - woods - sea; moon - mountain - valley - grave - wave - ruin). В наиболее эксплицитной форме это отражено в произведении «The Coliseum», в котором отдельные оставшиеся элементы материальной культуры древнего Рима (mouldering plinths - blackened shafts - vague entablatures - crumbling frieze - shattered cornices - wreck - ruin) противопоставляются мощи завоеванной римлянами и навечно сохранившейся в памяти потомков славы, благодаря которой Рим остается властителем умов (We rule the hearts of mightiest men - we rule / With a despotic sway all giant minds. / We are not impotent - we pallid stones. / Not all our power is gone - not all our fame).

Неравномерный ритм чередования объема воспринимаемой области художественного пространства в сочетании с определяющим темп развертывания текста стихотворным ритмом является одним из механизмов создания широко описанной современниками поэта и в более поздней литературной критике картины мерцающей реальности на грани сна, миража.

Ядро - периферия. В творчестве По отсутствует выявленная у Лонгфелло тенденция к ретроспективной стабильности текстов ядра и предвосхищению образной системы последующих периодов в произведениях периферии. Некоторое сходство образов ядра с ядрами предыдущих периодов наблюдается только на заключительном этапе и в редуцированной форме. Однако произведения, отнесенные на основе их формальных признаков к ядру каждого периода, с одной стороны, и периферии - с другой, демонстрируют достаточно большие различия по своему содержанию. Интересно отметить, что именно к периферии относится целый ряд наиболее известных произведений Лонгфелло и новых оригинальных тем По.

С другой стороны, анализ показал, что у каждого автора особенности концептуализации пространства являются крайне устойчивым феноменом. Специфика пространственных отношений каждого этапа творчества систематически отражается авторами в их произведениях независимо от структурных либо тематических особенностей последних - как в прототипических произведениях, так и в текстах, сформировавших периферию, как в тематически канонических текстах, так и в стихотворениях, оригинальных по тематической направленности.

Заключение содержит основные выводы и обобщающие положения о результатах моделирования процесса развития ИДС. В диссертации подтверждена гипотеза о наличии и взаимодействии как статической, так и динамической зон авторского индивидуального стиля, что служит основанием для разрешения парадокса относительно возможности одновременного статического и динамического осмысления идиостиля.

Динамика изменений носит в большинстве случаев маятниковый характер. Взаимодействие механизмов сохранения идентичности стиля и его изменения во времени отражается в двух полученных моделях - интегральной и динамической, проверка которых показала их высокую устойчивость. Развитие идиостиля затрагивает не только его формальные параметры, но и образный ряд авторов, структуру образной системы, пространственные характеристики художественного мира поэтов.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях

1. Андреев В.С. Языковая модель развития индивидуального стиля (на материале стихотворных текстов поэтов-романтиков). Смоленск: Изд-во СмолГУ, 2011. (21,1 п.л.)

2. Андреев В.С. Эволюция индивидуального стиля Г.У. Лонгфелло и Э.А. По: образная система и репрезентация пространства. Смоленск: Изд-во СмолГУ, 2011. (7,25 п.л.)

3. Андреев В.С. Классификация стихотворных текстов Уиттьера // Известия Российского государственного педагогического университета им.А.И. Герцена. СПб, 2007. № 7 (28). С. 24-35. (1,3 п.л.)

4. Андреев В.С. Динамика идиостиля Дж.Г. Уиттьера // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. Тамбов, 2007. Вып. 12 (56). С. 266-270. (0,5 п.л.)

5. Андреев В.С. Формальные маркеры изменений стиля Г. Лонгфелло // Известия Российского государственного педагогического университета им.А.И. Герцена. СПб, 2008. № 11 (66). - С. 14-20. (0,8 п.л.)

6. Андреев В.С. Основные тенденции развития идиостиля Генри У. Лонгфелло // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. Тамбов, 2008. Вып. 8 (64). С. 182-186. (0,5 п.л.)

7. Андреев В.С. Динамика стиля Э. По (На материале лирики) // Известия Российского государственного педагогического университета им.А.И. Герцена. СПб, 2008. № 11 (72). С. 168-174. (0,7 п.л.)

8. Андреев В.С. Развитие образной системы Г.У. Лонгфелло (на материале именных образов с концептами живых существ) // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. Тамбов, 2009. Вып. 8 (76). С. 237-240. (0,4 п.л.)

9. Андреев В.С. Сопоставительный анализ стиля авторов: динамический аспект // Вестник ЛГУ им. А.С. Пушкина. Т. 1, № 4. СПб, 2009. С. 145-156. (0,7 п.л.)

10. Андреев В.С. Методы количественного анализа стиля в лингвистике: многомерный подход // Известия Смоленского государственного университета. Смоленск, 2010. №3 (11). С. 100-110. (0,8 п.л.)

11. Андреев В.С. Отражение образного познания мира в индивидуальном стиле Э.А. По (динамический аспект) // Известия Смоленского государственного университета. Смоленск, 2011. № 1 (13). С. 100-109. (0,75 п.л.)

12. Андреев В.С. Эволюция индивидуального стиля и языковая репрезентация пространства // Известия Смоленского государственного университета. Смоленск, 2011. № 2 (14). С. 261-268. (0,6 п.л.)

13. Andreev V.S. Variation of Style: Diachronic Aspect // Digital Humanities 2008 (University of Oulu, June 24-29). Oulu, Finland: University of Oulu, 2008. P. 42-43.

14. Andreev V. A Multivariate Study of Style Differences in Poetry // The State of Stylistics. Amsterdam - New York: Rodopi, 2008. P. 177-190.

15. Andreev V. Patterns in Style Evolution of Poets // Digital Humanities 2009 (University of Maryland, 22-25 June, 2009). College Park, Maryland, USA: University of Maryland, 2009. P. 52-53.

...