Концепт иррационального страха в романе М. Булгакова "Мастер и Маргарита"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Концепт иррационального страха в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита»

Анализ романа «Мастер и Маргарита» сквозь призму эмоций страха и тоски, переживаемых героями, может быть весьма плодотворным по следующим причинам.

Во-первых, страх - один из древнейших факторов социализации индивида. Несмотря на конкретно-исторические реалии, окружающие героев романа, мы сталкиваемся в нем с ментальными структурами, сложившимися еще в мифологическом сознании, а фантастические элементы, присутствующие в романе, актуализируют эти мифологические структуры.

Во-вторых, разноуровневые языковые средства, эксплицитно или имплицитно маркирующие страх, обладают в русском языке ярким национальным своеобразием, поэтому анализ художественного дискурса, в котором эта эмоция доминирует, дает возможность выявить особенности переживания страха русской языковой личностью.

Эмоция страха является доминирующей в палитре чувств, переживаемых героями романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Булгаковские персонажи испытывают «необоснованный, но столь сильный страх» перед двумя явлениями: «нечистой силой» и тоталитарным государством. Этот страх проявляется в особой - тревожной, фобической форме [см. подробнее: Стефанский 2006]. Человек, переживающий эту эмоцию, не осознает причин, вызвавших ее. В русском языке на общеязыковом уровне практически не выработалось лексического средства для обозначения этого вида страха, тогда как в других языках имеются особые слова, причем обычно их внутренняя форма базируется на идее сжатия. Это, например, нем. Angst (см. в русском языке с тем же корнем ангина, т.е. `сжатие горла'), польск. lкk (см. с тем же корнем русск. лук, излучина, лука, Лукоморье), чешск. ъzkost (см. в русском языке с тем же корнем узкий).

Примечательно, что появление Воланда и его свиты в «культурном пространстве» Москвы сопровождается беспричинным страхом, который окружающие испытывают даже тогда, когда «нечистая сила» еще не успела сделать им ничего плохого.

На первых же страницах «Мастера и Маргариты» Берлиоза сначала охватывает «необоснованный, но столь сильный страх», что ему хочется «тотчас же бежать с Патриарших без оглядки», а потом, после видения возникающего из воздуха Коровьева, им овладевает смятение, в его глазах прыгает тревога и дрожат руки.

Поскольку у этого страха нет видимой причины, то его важнейшая черта - безобъектность. Она очень отчетливо выражается синтаксическими средствами. Лингвисты не раз отмечали, что для обозначения ситуации страха перед потусторонними силами в восточнославянских языках и диалектах активно используются безличные предложения. См., например, русск. Чудится, Видится, Пугает, Пугать перестало, полес. Сэрэд ночи лякае, Пужать будя. [Левкиевская 2004: 61].

Такую же безличную модель использует, рассказывая о гибели Берлиоза, поэт Рюхин:

«- Секретаря МАССОЛИТа Берлиоза сегодня вечером задавило трамваем на Патриарших» (С. 343).

Говоря о той колоссальной роли, которую играют в русском языке безличные предложения различных типов, А. Вежбицкая подчеркивает, что конструкции типа Его переехало трамваем или Стучит! рисуют мир как «сущность непознаваемую и полную загадок, а истинные причины событий неясны и непостижимы» [Вежбицкая 1996: 73]. Именно в таких конструкциях, по мысли исследовательницы, проявляется иррациональность русской души. В конечном счете, «субъектом действия» и соответственно объектом страха в таких конструкциях является непознанная сверхъестественная сила.

В тоталитарном обществе источником необъяснимого страха становится государство. Для обозначения этой всесокрушающей силы власти также выработалась специальная синтаксическая модель - неопределенно-личные предложения. Соответствующие конструкции намеренно нагнетаются при обозначении действий сотрудников «одного из московских учреждений». См., например:

• Ровно через десять минут после этого, без всяких звонков, квартиру посетили, но не только хозяев в ней не нашли, а, что было уж совсем диковинно, не обнаружили в ней и признаков барона Майгеля (С. 600).

• - А вот интересно, если вас придут арестовывать? - спросила Маргарита.

- Непременно придут, очаровательная королева, непременно! - отвечал Коровьев, - чует сердце, что придут, не сейчас, конечно, но в свое время обязательно придут. Но полагаю, что ничего интересного не будет (С. 542).

Подобно тому, как безличные конструкции обозначают действия неопознанной сверхъестественной силы, неопределенно-личные предложения в русском языке передают ситуации, субъектом которых, в конечном счете, является социум. Его действия не персонифицированы, однако сомневаться в источнике, направляющем их, не приходится: это все, кто обладает властью, законной или незаконной, формальной или реальной. Показательно, что обозначение всего, что связано с властью (аналогично потусторонним силам), подвергается во многих языках табуированию и эвфемизации. См. такие эвфемизмы, как куда Макар телят не гонял, куда ворон костей не таскал, в местах не столь отдаленных, сообщить куда надо, небо в клеточку, казённая квартира.

Эта эвфемизация проявляется и в жестком регламентировании номинации лиц, обладающих властью: Президент, генеральный (секретарь, прокурор, директор), хозяин, сам, папа (как применительно к Римскому Папе, так и в современном разговорном языке применительно к любому влиятельному лицу), гражданин начальник, командир, фюрер, дуче, вождь, государь, игемон и т.п. без использования личного имени носителя власти. Так язык на разных своих уровнях сближает восприятие сверхъестественных и земных сил, обладающих властью. Показательно, что на страницах «Мастера и Маргариты» читатель впервые сталкивается с проявлением власти государства, если можно так выразиться, именно в языковой сфере: Понтий Пилат требует объяснить с применением насилия арестованному Иешуа Га-Ноцри, что прокуратора нужно называть только игемоном.

Одной из важнейших составляющих проблематики романа становится проблема преодоления страха. Не случайно средствами сюжета, а порой и напрямую, устами своих героев, автор доносит до своего читателя закон советского концлагеря: «Не верь, не бойся, не проси!».

Доверчивость Мастера к Алоизию Могарычу приводит его к аресту. Создатель романа о Пилате рассказывает Ивану Бездомному:

- А со мной случилась оригинальность, как нередко бывало в моей жизни… У меня неожиданно завелся друг. Да, да, представьте себе, я в общем не склонен сходиться с людьми, обладаю чертовой странностью: схожусь с людьми туго, недоверчив, подозрителен. И - представьте себе, при этом обязательно ко мне проникает в душу кто-нибудь непредвиденный, неожиданный и внешне-то черт знает на что похожий, и он-то мне больше всех и понравится (С. 415).

Перед балом Сатаны Коровьев советует Маргарите:

- Я позволю себе смелость посоветовать вам, Маргарита Николаевна, никогда и ничего не бояться. Это неразумно (С. 516).

Наконец, после бала Воланд учит ее:

- Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут! (С. 546).

Испытание страхом - одна из главных проверок, которую устраивает Булгаков своим героям. Первым страх перед властью испытывает ее носитель - Понтий Пилат. Прочитав в донесении о высказываниях Иешуа по поводу кесаря, Пилат ужасается тому, что, отпустив бродячего философа, сам будет обвинен в «оскорблении величества»:

«И со слухом совершилось что-то странное, как будто вдали проиграли негромко и грозно трубы и очень явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: «Закон об оскорблении величества». Мысли понеслись короткие, бессвязные и необыкновенные: «Погиб!», потом: «Погибли!.»

Приговорив бродячего философа к смерти, Пилат не проходит испытания страхом. Афраний передает ему слова Иешуа, которые становятся критерием оценки всех булгаковских героев:

- Единственное, что он сказал, это, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость (С. 568).

По большому счету, единственным героем романа, которому не свойствен этот порок, является Маргарита. Ей ведом страх, но она способна преодолевать его, как это происходит, например, при общении с Азазелло, которого она принимает за сотрудника «одного московского учреждения»:

- А между тем я к вам послан по дельцу.

Маргарита побледнела и отшатнулась.

- С этого прямо и нужно было начинать, - заговорила она, - а не молоть черт знает что про отрезанную голову! Вы меня хотите арестовать? (С. 491).

Маргарита сохраняет самообладание и душевное спокойствие, сталкиваясь как с государством, так и с «нечистой силой». Описывая ее душевное состояние после бала Сатаны и «извлечения Мастера», автор замечает: «Интересно отметить, что душа Маргариты находилась в полном порядке. Мысли ее не были в разброде, ее совершенно не потрясало то, что она провела ночь сверхъестественно. Ее не волновали воспоминания о том, что она была на балу у сатаны, что каким-то чудом мастер был возвращен к ней, что из пепла возник роман, что опять все оказалось на своем месте в подвале в переулке, откуда был изгнан ябедник Алоизий Могарыч. Словом, знакомство с Воландом не принесло ей никакого психического ущерба» (С. 593).

На контрасте с этими строками построено следующее далее описание того психического ущерба, который принесло общение с Воландом и его свитой всем москвичам.

Мастер обретает возможность преодолеть свой болезненный страх, лишь покинув «дом скорби» и встретившись с возлюбленной:

- Я ничего и не боюсь, Марго, - вдруг ответил ей Мастер и поднял голову и показался ей таким, каким был, когда сочинял то, чего никогда не видел, но о чем наверно знал, что оно было. - И не боюсь потому, что я все уже испытал. Меня слишком пугали и ничем более напугать не могут (С. 626).

Таким образом, заглавные герои романа выделяются на фоне всех остальных персонажей, живущих в Москве 1930-ых годов, с точки зрения переживаемых ими эмоции страха.

«Гениальное мастерство всегда остается гениальным мастерством, но сейчас роман неприемлем. Должно будет пройти лет 50-100, - с горечью писал Е.С. Булгаковой после смерти создателя «Мастера и Маргариты» его первый биограф П.С. Попов. - Но как берегутся дневники Горького, так и здесь надо беречь каждую строку - в связи с необыкновенной литературной ценностью. Можно прямо учиться русскому языку по этому произведению» [цит. по: Соколов 2005: 600-601].

Совершенно очевидно, что исследование языка «Мастера и Маргариты» может открыть в романе множество потаенных смыслов.

Список использованной литературы

страх иррациональный булгаков языковой

1. Булгаков М. Избр. произведения. В 2 т. Т. 1 - Минск: Мастацкая лiтература, 1991.

2. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. - М.: Русские словари, 1996.

3. Левкиевская Е.Е. ПУГАТЬ // Славяноведение 2004, №6. - С. 60 - 66.

4. Соколов Б. Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты». - М.: Яуза, Эксмо, 2006.

5. Стефанский Е.Е. К методологии изучения языковой концептосферы (на примере эмоциональных концептов в славянских языках) // Московский лингвистический журнал, 2006, Т. 9, №1. - С. 16 - 28. - С. 237-246.

Размещено на Allbest.ru