Язык как система в историко-фонетических исследованиях ученых Харьковской лингвистической школы

Размещено на http://www.allbest.ru/

Язык как система в историко-фонетических исследованиях ученых Харьковской лингвистической школы

Глущенко В.А.,

Овчаренко В. Н.

г. Славянск, Украина

Каламаж М.

г. Ополе, Польша

Важное место в научном творчестве ученых Харьковской школы занимает разработка положения о системном характере языка. Для А. А. Потебни, М. А. Колосова и П. И. Житецкого характерна сознательная ориентация на принцип системности при изучении языковых явлений. Среди высказываний А. А. Потебни о системном характере языка можно выделить дефиницию языка как «системы знаков, способной к неопределенному, к безграничному расширению» [47: 134]. В более развернутом виде тезис о системности языка А. А. Потебня эксплицировал так: «Не все равно, представляется ли нам язык собранием бессвязных и произвольных значков, из [которых] каждый должен быть заучен порознь и каждый бременит память, мешая другого рода умственной деятельности, или же связною системою, в которой знание немногого дает ключ к пониманию несравненно большего» [50: 68]. Вообще же ученый обычно не употреблял слово система в его терминологическом значении [5: 88-89], тем не менее многочисленные замечания А. А. Потебни по поводу конкретных языковых явлений дают достаточно ясную картину понимания им системности языка. В связи с этим исследователи говорят о разработке А. А. Потебнёй принципа структурной объединённости и соотносительности всех элементов языка [55: 76].

Положение о необходимости системного подхода к языку развивал М. А. Колосов. Он подчеркивал, что понимание системности является признаком высокого уровня развития лингвистической науки [37: ІІІ]. По словам М. А. Колосова, в каждом языке (диалекте) «есть своя звуковая система, свои звуковые отношения» [36: 8]; в этом смысле «каждый говор есть самостоятельный организм» [там же: 9], причем он не может отличаться от других, близких ему говоров лишь одним признаком, так как с этим признаком обязательно связаны другие. Отсюда необходимость «установления гармонии в теории звуковых отношений» [35: 8].

Такой подход противостоял «атомарному» рассмотрению языковых явлений, который ученые Харьковской школы оценивали как важный недостаток современных им исследований: «До сих пор языкознание большею частью принуждено вращаться в кругу элементарных наблюдений над разрозненными явлениями языка и дает нам право лишь надеяться, что дальнейшие комбинации этих явлений от него не уйдут» [46: 162]. Это вынуждало ученых Харьковской школы теоретически обосновывать системный подход к языковым фактам. В этом плане вызывают интерес соображения П. И. Житецкого, который писал: «Мы решили оставить в стороне приём отрывочного, разрозненного изучения звуковых явлений. Нам казалось, что, вырывая один факт из ряда генетически возникавших фактов, мы лишаем его почвы и невольно поэтому даем ему фальшивое освещение. Определить эту почву, хоть приблизительно, было нашей задачей...» [19: 144145].

Ученые Харьковской школы рассматривали понятие языковой системы преимущественно в историческом аспекте: в истории того или иного языка система испытывает качественные изменения.

Как отмечают исследователи научного творчества А. А. Потебни, системное понимание языковых явлений с достаточной полнотой отразилось в работах ученого по исторической фонетике восточнославянских языков [39: 43]. Проведенный нами анализ показывает, что этот вывод можно распространить также на историко-фонетические исследования М. А. Колосова и П. И. Житецкого.

Рассмотрение языковой системы в историческом аспекте в практике фонетических исследований ученых Харьковской школы было связано с пониманием системного характера современного языка. Так, М. А. Колосов подчеркивал, что «малорусская фонетика представляет органическую цельность, что указывает на органическое развитие» [37: 266].

Принцип системности в историко-фонетических исследованиях ученых Харьковской школы реализовался, в частности, в процессе применения приема генетического отождествления фактов.

Дальнейшее усовершенствование этого приема, который основывается на системном понимании языковых явлений, проявилось, например, в исследовании А. А. Потебни истории аффрикаты даже в украинском языке. Вслед за И. И. Срезневским А. А. Потебня отмечал параллелизм возникновения в «общерусском языке» аффрикат ч и дж [44: 124]. Таким образом, ученый сближал определенные факты истории языка из системных соображений. Рассмотрев рефлексы сочетаний tj и dj в славянских и балтийских языках, А. А. Потебня пришел к заключению, что «литовско-латышский язык представляет в заменах дj, тj лишь явления аналогичные, а не тождественные со славянскими» [49: 57].

Ученый выдвинул предположение, что звук дж мог возникать также из г (как следствие первой палатализации заднеязычных). А. А. Потебня сравнил ряды согласных, возникших в результате первой и второй палатализаций заднеязычных, и отметил, что из г, к, х должны были возникнуть: 1) дж, ч, ш, 2) дз, ц, с, причем ученый подчеркнул параллельный характер возникновения аффрикат дз, и дж: «звуку s=дз должно бы соответствовать не ж, а дж» [49: 13].

Анализ работ А. А. Потебни показывает, что при наличии фактов, свидетельствующих о йотации согласных звуков того или иного места образования в истории славянских языков, ученый делал вывод о том, что йотация распространялась на все согласные (независимо от места). Так, по мнению А. А. Потебни, отсутствие эпентетического л в глагольных формах типа любю «люблю» в западных украинских говорах можно объяснить польским влиянием, так как форма любю «не гармонирует с существующим в тех же говорахч=тj» [там же: 64]. язык фонетический архетип

Приведенный материал свидетельствует о сознательной ориентации ученых Харьковской школы на принцип системности, которая проявилась не только в приеме генетического отождествления фактов, но и в процедуре реконструкции архетипа и фонетического закона.

Положение о системном характере реконструированных архетипов и фонетических законов получило определенное теоретическое освещение. Его разрабатывал, в частности, М. А. Колосов, хотя вопрос о том, в чем заключается системный характер тех или иных фонетических законов (например, перехода о в і в новых закрытых слогах украинского языка), для М. А. Колосова оставался открытым. Он был уверен: любые фонетические законы обусловлены языковой системой. Если же то или иное изменение органически не вытекает из тенденций развития фонетической системы, то причина его не фонетическая и оно, таким образом, не является фонетическим законом. Именно так М. А. Колосов первоначально интерпретировал переход напряженных редуцированных в гласные о, е в русском языке [38: 44-45].

Ученые Харьковской школы практикой своих исследований утверждали: фонетические законы не являются одиночными, изолированными изменениями, они образуют определенную систему. Так, М. А. Колосов (в отличие, например, от П. А. Лавровского) констатировал тесную связь переходов ч в ц, ж в з, ш в с в части северновеликорусских говоров: вйцер «вечер», збрко «жарко», ббтюска «батюшка» [37: 183-187].

На значительно более широком материале идею взаимосвязи архетипов и фонетических законов реализовал А. А. Потебня. Он реконструировал не отдельные фонетические законы, а систему законов с общим (подобным) механизмом изменения. Беря за отправную точку для наблюдения отдельный конкретный факт языка, А. А. Потебня не ограничивался им, но включал его в широкий круг подобных фактов, что позволяло учёному воссоздавать историю того или другого явления как проявление общеязыковой тенденции, в частном видеть общее [21: 6]. Поэтому открытия А. А. Потебни, фонологически осмысленные, стали достоянием языкознания XX в. Это касается, в частности, концепции «количественных изменений согласных».

Введение этого понятия позволило А. А. Потебне объединить историческое развитие ряда явлений восточнославянского консонантизма, которые до выхода работ ученого языковеды рассматривали как разрозненные. Вместе с тем возможность поиска в этом направлении в определенной мере была подсказана А. А. Потебне изучением научного наследия компаративистов 20-х - 60-х гг. ХХ в.: как отмечал Я. Гримм, в языках (диалектах) с долгими согласными (возникшими из сочетаний «согласный + j») не происходит оглушения звонких согласных в конце слова; таким образом, возникновение долгих согласных и сохранение звонких тесно связаны [58: 122]. Однако в работах украинских и русских языковедов середины XIX в. эти и подобные процессы выступали как изолированные изменения, причем их механизм оставался невыясненным.

Если Я. Ф. Головацкий считал консонантные признаки сила-слабость, с одной стороны, и глухостьзвонкость, с другой, соотносительными [15: 6-9], то у М. Н. Каткова такой четкости нет. Он выделял следующие группы согласных по участию голоса и шума: 1) звонкие, 2) глухие, 3) средние (р, л, м, н). Кроме того, по М. Н. Каткову, все согласные можно разделить на сильные и слабые [29: 79]. Однако остается неясным, как связано образование, с одной стороны, сильных и слабых, с другой - глухих и звонких согласных. К слабым согласным М. Н. Катков относил р, л, м, н; эти звуки по особенностям образования приближаются к гласным. Вообще между гласными и согласными нет четкой границы: «полугласные» звуки j и в имеют «гласное происхождение» [там же: 89]. В связи с первым германским передвижением согласных (закон Р. Раска - Я. Гримма) М. Н. Катков пришёл к выводу о существенном отличии между германскими и славянскими языками: последним не присущи изменения согласных в пределах одного места образования. Если такие изменения и встречаются, они являются случайными. В качестве примера М. Н. Катков привёл наличие в славянских языках предлогов от и од, союзов та и да [там же].

Неслучайность, закономерность подобных изменений в истории восточнославянских языков (преимущественно русского) показал Ф. И. Буслаев. Систематизировав значительный материал русского и украинского языков, Ф. И. Буслаев рассмотрел среди изменений согласных в пределах одного места образования переход звонких согласных в глухие и глухих в звонкие, а также взрывных и аффрикат во фрикативные и наоборот [6: 67-68]. Наряду с современными диалектными данными Ф. И. Буслаев использовал материал древних письменных памятников, который позволил ученому установить этимологию таких слов, как бджола (укр.) - пчела (рус.), где, здесь, здоров [там же: 67-69]. Внимание Ф. И. Буслаєва привлёк и переход глухих согласных в звонкие в украинских предлогах-приставках від (от), з, который ученый назвал «замечательным изменением» [там же: 69]. Однако объяснения механизма этих изменений у Ф. И. Буслаева нет.

С принятием в европейском языкознании четкой классификации согласных стало возможным установление взаимосвязи между их признаками. Концепция «количественных изменений согласных» в истории восточнославянских языков, предложенная А. А. Потебнёй, установила такую взаимосвязь между признаками силы-слабости, звонкости-глухости, взрывности-фрикативности, мягкости-твёрдости.

А. А. Потебня писал: «Количеством согласной называется степень силы дыхания, нужная для произнесения этой согласной. Дыхание с большею силою приражается к органам, когда произносим к, т, п, чем тогда, когда произносим г, д, б, и с большею силою в этом последнем случае, чем тогда, когда произносим spirantes (j, в, с, x, h и пр.), язычные р, л и носовые н, м. Поэтому изменение согласных беззвучных или одновременных по направлению к звучным или длительным, которые незаметно сливаются с гласными (h с a, j с и, в с у), есть количественное падение этих согласных» [44: 68-69].

Таким образом, по мнению А. А. Потебни, глухие и звонкие, взрывные и фрикативные согласные фонетически различаются также по силе-слабости . Степени силы согласных в порядке уменьшения можно представить так: глухие взрывные - звонкие взрывные - фрикативные и р, л, м, н. Последние на этой шкале - гласные: это наиболее слабые звуки, при этом между согласными и гласными нет четких границ .

Отсюда потебнянская квалификация тех или иных консонантных изменений как «ослаблений» или «усилений». Они являются разновидностями «количественных изменений согласных».

Включив в явление «ослабления» согласных выпадение согласных, спирантизацию взрывных и аффрикат и аффрикатизацию взрывных, озвончение глухих, А. А. Потебня предложил широкое понимание консонантного эллипсиса, которое оказалось перспективным в лингвистике XX в., в частности при изучении русского языка разных сфер употребления [31: 109; 41: 102].

А. А. Потебня рассматривал выпадение согласных в консонантных сочетаниях в начале, в середине и в конце слова (укр. де, блр. диал. лі, ля «для»; укр. сонце, тоді, рус. диал. отйцесьво; рус. диал. гось «гость», крес, хрёс «крест», ржевск. рбдось «радость», цась «часть» и др.), в конце слова после гласных (укр. далебі и др.), в интервокальной позиции (укр. мого, юго-зап. укр. моб «моя», співбу «пою», блр. свамэ «своему», рус. диал. благослоъла «благословила», провоъ «проводи», тея «тебя», сея «себя» и т. п.) [44: 72, 88-90, 116-118, 134-136].

В работах А. А. Потебни приведен богатый диалектный материал, который отражает такую разновидность эллипсиса согласных, как спирантизация взрывных. Это изменение взрывного г (он был свойствен праславянскому языку) во фрикативный согласный, которое осуществилось в истории ряда славянских языков, в частности в украинском и белорусском языках и в южновеликорусском наречии, а также такие изменения согласных в разных восточнославянских диалектах, как к>х (укр. и рус. диал. кто >хто, рус. диал. к кому>х кому), д' >j (блр. диал. малайцб «молодца», юго-зап. укр. двайцять «двадцать»). Предметом изучения А. А. Потебни стала также спирантизация аффрикат (ч>ш, напр. рус. что>што, укр. ручник > рушник; ш'тш> Їш'' > Їш, напр. рус. диал. шшыпбть «щипать»; ж'дж'> жЇ'> Їж, напр. рус. диал. дужжык «дождик») и аффрикатизация взрывных: тч, дч >Ї ч; тц, дц >Ї ц,[там же: 70-88, 126-137; 45: 85-86; 51: 62, 65, 70].

К «ослаблениям» А. А. Потебня относил, в частности, переходное смягчение согласных вследствие праславянских йотаций и палатализаций, а также смягчение и удлинение согласных в сочетаниях с j (это явление ученый зафиксировал в юго-восточном наречии украинского языка и в некоторых белорусских говорах). «Ослабление» согласных как результат взаимодействия с j А. А. Потебня связывал с фрикативным образованием j [44: 131; 45: 74-75]. Рассматривая рефлексы первой и второй палатализаций заднеязычных, А. А. Потебня реконструировал цепь «ослаблений» согласных: г >дж> ж, г >дз> з [44: 71, 126-127; 45: 62; 51: 74]. В связи с этим, безусловно, заслуживает внимания положение А. А. Потебни о том, что звонкие аффрикаты легче испытают спирантизацию, чем глухие [49: 141]. Вместе с тем спирантизироваться могут и глухие аффрикаты, что А. А. Потебня показал на материале северновеликорусского соканья (сарь «царь», отес «отец») [44: 87]. В частности, А. А. Потебня не согласился с В. И. Далем в интерпретации форм типа ясной (пирог) «ячневый (пирог)» как происходящих от яшной [18: LXX]; поскольку в говоре Переяславского уезда Владимирской губернии, описанном В. И. Далем, зафиксировано цоканье, нужно выводить форму ясной из яцной [44: 87] .

Всесторонне, с использованием широкого круга диалектных явлений исследовал А. А. Потебня и озвончение глухих согласных. Важно принять во внимание разнообразие фонетических позиций озвончения, на которые указал А. А. Потебня. Это прежде всего позиция перед звонкими согласными. Ассимиляция по звонкости здесь имеет регрессивный характер. В связи с этим необходимо отметить обращение А. А. Потебни к этимологии форм типа здоров, дважды; ученый подчеркнул: это вторичные формы, в которых з и жвозникли из с и ш. Вместе с тем в отдельных случаях ассимиляция по звонкости является прогрессивной. В изучении этого явления заслуга А. А. Потебни также бесспорна. Именно он ввел в научное обращение укр. різдво и объяснил механизм фонетических изменений в этом слове [там же: 66-67]. Кроме того, А. А. Потебня отметил в юго-западных говорах украинского языка («галицком возле Перемышля») примеры типа лижґа, мизґа [там же: 133; 360: 67], которые позднее привлекли внимание диалектологов [52: 7, 30]. Чрезвычайно ценными являются наблюдения ученого над озвончением согласных в интервокальной позиции (буковинск. з лабок) и в позиции перед сонорными (ржевск. звадьба, злушаць, змеласць и под.). Большое значение для дальнейшего изучения имело и обращение А. А. Потебни к истории украинских предлоговприставок від (од), з (ученый объяснял появление в них звонких согласных «ослаблением» соответствующих глухих) [44: 135-136; 51: 65, 72-73].

Как «ослабление» А. А. Потебня рассматривал также переход в (на губно-губной или губно-зубной характер этого согласного ученый не указывал) и л в ў (у неслоговой). Изменение в>ў, как отмечал А. А. Потебня, имело место перед согласными в начале и в середине слова (в некоторых говорах также в конце слова) в украинском, русском (в части говоров) и белорусском языках: укр. быўши,праўда, усе, у дворі (в двух последних примерах представлен слоговой у <в), рус. диал. лаўка, постаў и т.п. [44: 69-70, 91, 133-135] . Наиболее подробно изменение л > ў (w) А. А. Потебня проанализировал в украинском языке. Он впервые отметил, что это изменение происходило при двух условиях: 1) в древних сочетаниях ъл, ьл между согласными (укр. вовк, довгий); 2) в конце слова в глаголах прошедшего времени мужского рода - бывших причастиях (укр. сів, ішов). Именно в этих позициях осуществилась указанная замена в юго-восточном наречии; здесь она является «наиболее древней». Переход л > ў (w), по крайней мере в случаях типа укр. сів, А. А. Потебня связывал с падением редуцированных и относил к XIII - XIV вв. [там же: 134]. Ученый указал, что в юго-западных говорах ў<л представлен на конце слога и в других позициях (отсутствие о из ъ, позиция перед утраченным ъ в середине слова и в конце существительных): укр. сопівка, горівка (откуда горівочка), ків «кол», дів «дол» [там же: 133-134]. Переход л > ў (w) А. А. Потебня отмечал также в русских и белорусских говорах; он подчеркивал, что в большей части белорусских говоров этот переход осуществлялся в тех же позициях, что и в украинских [там же: 70, 91].

Разновидностями «усиления» А. А. Потебня считал переход фрикативных в аффрикаты и взрывные и оглушение звонких.

Ученый отметил случаи перехода фрикативных ж и з в аффрикаты дж и дзв украинском языке, фрикативного х во взрывной к в диалектах русского языка: сухари > сукари, хлеба>клеба [там же: 91].

Основное внимание среди явлений «усиления» согласных А. А. Потебня закономерно уделяет оглушению звонких. Он рассматривает этот процесс как «усиление» согласных потому, что переход звонких согласных в глухие вместе с тем является изменением слабых согласных в сильные. Ученый выделяет ряд фонетических позиций, в которых происходит переход звонких согласных в глухие, и прослеживает это явление в восточнославянских диалектах, отмечая в ряде случаев отличия в говорах того же языка. Так, исследовав материал украинских диалектов, А. А. Потебня отметил, что в позиции конца слова переход звонких согласных в глухие имеет место лишь в части говоров украинского языка; в «восточных» и «северо-западных» говорах конечные звонкие не оглушаются. В позиции перед глухими в середине слова и на стыке предлогов с полнозначными словами в «галицком говоре» звонкие согласные переходят в глухие, причем оглушается и в, изменяясь в ф; в юго-восточных говорах звонкие согласные не изменяются [там же: 134; 51: 67-68].

Важным является то, что, как показал А. А. Потебня, рассмотренные изменения согласных происходили при разных условиях; это касается, например, выпадения согласных (см. выше). Таким образом, причины указанных фонетических законов, как это имплицитно представлено у лингвиста, нельзя свести к взаимодействию звуков в речевом потоке; приведённый А. А. Потебнёй материал объективно свидетельствует о существовании причин, которые действуют в самой фонетической системе.

Как видим, концепция «количественных изменений согласных» позволила охватить практически все фонетические законы в истории консонантных систем восточнославянских языков.

В центре внимания А. А. Потебни - оглушение и озвончение согласных. Связывая переход глухих согласных в звонкие и звонких в глухие с падением редуцированных, А. А. Потебня не упрощал этих процессов. В его концепции изменение глухих согласных в звонкие и звонких в глухие не является механическим результатом падения редуцированных, имеет свое собственное содержание.

Однако такой подход к 70-м гг. XX в. не получал развития в работах историков славянских (в частности, восточнославянских) языков: для консонантизма праславянского и правосточнославянского (древнерусского) языков признавали дифференциальный признак звонкости, который свойствен современным славянским языкам, а развитие корреляции звонкости-глухости было сведено к увеличению позиций нейтрализации .

В общем плане необходимо отметить, что концепция А. А. Потебни в целом осталась незамеченной в исторической фонетике восточнославянских языков и в лингвистической историографии. Она не была надлежащим образом оценена современниками А. А. Потебни. Более того: она даже не привлекла к себе их внимания. Парадоксально, но, на наш взгляд, это стало следствием смелого, по-настоящему новаторского решения проблем исторической фонетики восточнославянских языков в работах А. А. Потебни.

Не была учтена концепция «количественных изменений согласных» и в работах историков-фонетистов (хотя результаты А. А. Потебни, как мы частично уже показали, стали достоянием языкознания XX в.) и историографов-языковедов последующих поколений. Не стала она предметом исследования и в современных работах, если не принимать во внимание публикаций В. А. Глущенко [7; 12; 14]. Таким образом, концепция А. А. Потебни в настоящее временя не получила надлежащей оценки языковедов. Приоритет А. А. Потебни в изучении соответствующего круга вопросов не отмечен. Тем не менее наиболее весомые результаты в исследовании конкретного материала были добыты именно на том пути, который указал А. А. Потебня.

Новый подход к указанной проблеме в языкознании XX в. связан, по мнению В. А. Глущенко [13: 90], с тремя факторами. Во-первых, была дана фонологическая интерпретация признаков звонкости и напряженности. Было установлено, что в разных языках (диалектах) как фонологически существенные (дифференциальные) могут выступать и признак звонкости, и признак напряжённости, при этом в первом случае признак напряжённости, а во втором признак звонкости являются дополнительными (на фонетическом уровне) [54: 175-176]. Во-вторых, в части архаических северновеликорусских говоров были обнаружены следы консонантной корреляции напряжённости-ненапряжённости [40: 37; 41: 99; 28; 30]. В-третьих, исследования по диахронической фонологии германских языков показали, что в их истории осуществилось изменение «модальных корреляций второй степени», или трансфонологизация [53; 43].

Это дало возможность современным историкам славянских языков выдвинуть и аргументировать положение о том, что глухие-звонкие согласные праславянского языка (и раннего правосточнославянского) фонологически различались дифференциальным признаком напряжённости, который в дальнейшем был утрачен в ряде славянских языков (диалектов) вследствие трансфонологизации, которая заключалась в смене маркировки и замене маркирующих членов оппозиции [32: 34; 34: 58-63, 158-173; 17: 46-61, 78-81; 28; 60].

Такая интерпретация языкового материала развивает идеи А. А. Потебни [13: 91].

Перспективными оказались и другие направления, представленные в исследованиях А. А. Потебни. Ученый рассматривал озвончение глухих и спирантизацию взрывных как родственные процессы, в основе которых лежит «ослабление» согласных (т. е. уменьшение степени их напряжённости), а одной из разновидностей спирантизации (аффрикатизации) считал переходное смягчение согласных вследствие праславянских йотаций, а также палатализаций заднеязычных. Дальнейшим развитием этих положений в языкознании ХХ в. стали исследования взаимосвязи корреляции звонкости-глухости с корреляцией взрывностифрикативности [54: 169-176] и - в диахроническом аспекте - с корреляцией мягкости-твердости [34: 165-166; 17: 80-81].

Таким образом, хотя рассмотренные фонетические законы А. А. Потебня объединяет на физиологической основе как имеющие подобный механизм, объективно они связаны между собой на фонологическом уровне, что и было показано в исследованиях XX в.

В работах по украинской лингвистической историографии отмечается, что «Очерк звуковой истории малорусского наречия» [19] является первой попыткой целостного обзора исторической фонетики украинского языка [0: 170]. Системный подход к языковым явлениям в их истории П. И. Житецкий реализовал прежде всего путем объединения в целостной концепции развития вокализма и консонантизма.

Важно подчеркнуть, что П. И. Житецкий рассматривал не только связь отдельных гласных и согласных в речевом потоке. Он исследовал связь самых подсистем вокализма и консонантизма. При этом каждое фонетическое явление, к которому обращался П. И. Житецкий, органически включено в общую концепцию и из нее вытекает. Проведенное В. А. Глущенко фронтальное изучение историко-лингвистических работ 20-х гг. XIX в.-30-х гг. XX в. показало, что именно П. И. Житецкому принадлежит заслуга постановки проблемы связи вокализма и консонантизма в истории украинского языка и тем самым в истории славянских языков вообще [13: 91]. Исследователи отмечают, что реализация необходимости преодолеть границы между вокализмом и консонантизмом является значительным достижением славистики и впервые представлена в работах А. А. Шахматова и Р. О. Якобсона [22: 485]. Однако анализ книги П. И. Житецкого «Очерк звуковой истории малорусского наречия» в контексте сравнительно-исторического языкознания XIX в. показывает, что приоритет в постановке проблемы связи вокализма и консонантизма принадлежит именно ему.

К сожалению, этот факт остался незамеченным как в работах по исторической фонетике украинского языка и славянских языков вообще, так и в исследованиях по истории языкознания, несмотря на то, что работам П. И. Житецкого обычно давали и дают высокую оценку (Е. Ф. Карский, в частности, писал, что «работы Житецкого, несомненно, вызвали в науке интерес к малорусскому языку и немало способствовали дальнейшему его изучению» [26: 53]). В связи с этим мы хотели бы подчеркнуть, что «Очерк звуковой истории малорусского наречия» является значительным вкладом не только в украинистику, но и в славистику: решение проблемы связи вокализма и консонантизма на материале любого славянского языка имеет большое общеславистическое значение [8: 49]. Необходимо отметить, что П. И. Житецкий пишет именно об односторонней связи вокализма и консонантизма, а не об их взаимодействии: в истории украинского языка изменения в подсистеме гласных (падение редуцированных) вызвали изменения в подсистеме согласных. Положение об обратном воздействии консонантизма на вокализм в истории восточнославянских (и вообще славянских) языков впервые представлено в работах А. А. Шахматова, который рассматривал связь вокализма и консонантизма как взаимодействие [13: 157-165].

Очень важным в работе П. И. Житецкого является установление устойчивых тенденций к равновесию гласных и согласных в истории украинского языка [42: 89]. С точки зрения ученого, между вокализмом и консонантизмом существуют компенсационные отношения. «Ослабление» вокализма, по П. И. Житецкому, способствует «усилению» консонантизма, а «усиление» вокализма - «ослаблению» консонантизма. Правда, ученый трактует это положение механистически и по разным признакам для гласных и согласных: «ослабление» вокализма заключается в сокращении количества гласных звуков (падение редуцированных), а «усиление» консонантизма - в употреблении в определенных позициях (в конце слова и перед глухими согласными) сильных (глухих) согласных звуков. Вместе с тем сама мысль о том, что в тех или иных современных славянских языках (диалектах) и в их истории «бедный» вокализм сочетается с «богатым» консонантизмом и наоборот, оказалась очень продуктивной в языкознании XX в. Она стала основой деления славянских языков (диалектов) на два типа - вокалический и консонантный, которые были интерпретированы как в синхроническом, так и в диахроническом аспекте [24: 106-121; 16: 40-53; 17: 55, 75, 84, 112; 23: 75, 157-158, 225228; 34: 18, 139, 206-207; 4: 8-31; 25: 34-39] .

Исследование данной проблемы в лингвистике XX в. позволило выделить ряд особенностей, которые характеризуют вокалические и консонантные языки, и вместе с тем установить, что «чистых» вокалических и «чистых» консонантных языков (диалектов) не существует. Так, в работе С. В. Бромлей показано, что вокалические говоры (с разной степенью вокальности) есть во всех восточнославянских языках [4]. Имплицитно подобные идеи представлены уже у П. И. Житецкого: он отмечает вокализованные согласные в говорах всех восточнославянских языков и большую распространенность этих звуков в украинских говорах сравнительно с белорусскими и русскими [19: 211].

Сохраняет актуальность и положение П. И. Житецкого о том, что отличия между славянскими языками заключаются не только в вокализме, но и в консонантизме. Это представлялось П. И. Житецкому закономерным: своеобразная система гласных должна сочетаться со своеобразной системой согласных [там же: 145].

Большое распространение и дальнейшее углубление получила и идея П. И. Житецкого о ведущей роли вокализма в процессе преобразования подсистем вокализма и консонантизма славянских языков: именно изменения в подсистеме гласных (падение редуцированных) вызвали последующие изменения как в подсистеме гласных, так и в подсистеме согласных. С точки зрения П. И. Житецкого, для праславянской эпохи характерно «процветание глухих гласных» [там же: 67]. Это время и было периодом относительного равновесия вокализма и консонантизма в фонетических системах славянских языков. Прямо на это П. И. Житецкий не указывал, однако данное положение представлено у ученого имплицитно: оно органично для системы идей П. И. Житецкого. Об этом свидетельствует, в частности, и то, как изображает ученый эволюцию фонетической системы украинского языка после падения редуцированных гласных: «Движение звуков в малорусском наречии, как и во всех славянских наречиях, началось… с потери глухих звуков ъ и ь...» [там же: 50]. Язвительное замечание А. А. Потебни («что же делали звуки до того времени, если они не двигались» [48: 44]) построено на недоразумении. А. А. Потебня справедливо указывает на то, что звуки изменяются всегда, однако, поскольку П. И. Житецкому присущ исторический подход к языковым явлениям, это было для него очевидным. Пафос приведенного высказывания в другом: падению редуцированных и фонетическим изменениям, вызванным этим процессом, предшествовал период относительного равновесия вокализма и консонантизма в фонетических системах славянских языков.

Необходимо подчеркнуть, что современники и единомышленники П. И. Житецкого А. А. Потебня и М. А. Колосов не всегда были достаточно объективными в оценке ряда положений ученого. В частности, как отмечают исследователи, А. А. Потебня сосредоточил внимание почти исключительно на недостатках работы П. И. Житецкого [42: 96]. На присущее П. И. Житецкому системное понимание явлений истории украинского языка указывал М. А. Колосов, тем не менее результаты, полученные П. И. Житецким, М. А. Колосов оценивал как лишь отрицательные. Справедливо критикуя П. И. Житецкого за ограниченность исторического подхода к языковым явлениям, М. А. Колосов не дал объективной оценки достижениям П. И. Житецкого в исследовании системного характера изменений в языке [37: 261].

Очевидно, строгость этих оценок можно объяснить тем, что историческая связь вокализма и консонантизма в концепции П. И. Житецкого выступает в слишком общем и схематическом виде. Ограниченность системного подхода к языковым явлениям проявилась, в частности, в предположении для русского и белорусского языков, где сохранены этимологические о, е в новых закрытых слогах (в отличие от украинского языка), двух противоположных процессов: сначала удлинения о, е с последующей дифтонгизацией, а потом монофтонгизации дифтонгов и перехода удлиненных ф, з в неудлинённые гласные. Неаргументированность этой гипотезы вызвала отрицательную оценку современников П. И. Житецкого. Под влиянием критики А. А. Потебни [48: 46-47], М. А. Колосова [37: 261], И. В. Ягича [59: 348-363] П. И. Житецкий отказался от положения об «общерусском» характере дифтонгизации ф, з, согласившись с И. В. Ягичем в том, что «общерусским» было лишь удлинение о, е [20: 108-109]. Однако, по мнению А. А. Потебни, современные восточнославянские языки не содержат в себе фактов, которые свидетельствовали бы об «общерусском» характере удлинения о, е в новых закрытых слогах: удлинение этих гласных на восточнославянском юге можно реконструировать, опираясь на украинские формы типа куонь, но, в частности, в южновеликорусском наречии «таких выразительных следов удлинения» нет [48: 47].

Таким образом, в работах А. А. Потебни и П. И. Житецкого реконструированы системы архетипов и системы фонетических законов с подобным механизмом (объединенные общей причиной). Благодаря этому история фонетических систем восточнославянских языков выступает как цепь причинно связанных фонетических процессов на уровне подсистем (вокализм и консонантизм) и признаков звуков (сила и слабость, глухость и звонкость, взрывность и фрикативность, твердость и мягкость согласных). Это и обусловило то, что концепции «количественных изменений согласных» А. А. Потебни и связи вокализма и консонантизма в истории украинского языка П. И. Житецкого сохранили актуальность в языкознании XX в.

Анализ показывает, что реконструкция фонетических явлений в работах ученых Харьковской школы, как и в работах историков языка 20-х - 60-х гг. XIX в., имела субстанциональный характер: А. А. Потебня, М. А. Колосов и П. И. Житецкий реконструировали субстанцию, материю языка, а не отношения между языковыми единицами. Последнее стало достоянием лингвистики XX в.

Субстанциональный характер фонетической реконструкции в работах ученых Харьковской школы отразился, в частности, в реконструкции средних звуков-архетипов, с помощью которых можно объяснить современные рефлексы в разных славянских языках (диалектах).

Аргументируя это, А. А. Потебня отметил, что, например, объяснять неполногласную старославянскую форму полногласной восточнославянской и наоборот «более рискованно, чем возводить ту и другую к третьей, ими предполагаемой» [49: 50]. Поэтому ученый допускал возможность реконструкции для полногласных и неполногласных форм среднего архетипа [48: 113]. Подобно этому А. А. Потебня считал, что праславянские сочетания tj и dj на «русско-болгарской» почве давали ч'ч' и дж'дж. А.А.Потебня реконструировал ' такие архетипы именно потому, что они объясняют наличие разных рефлексов tj и dj в восточнославянских и южнославянских языках. Показательным в этом плане является и объяснение происхождения начальных je и о в славянских языках, которое дал М. А. Колосов. Он признавал первичность начального je в старосл. ~лень и вторичность начального о в укр. и рус. олень. Вместе с тем М. А. Колосов допускал возможность другой интерпретации: je и o происходят от третьего звука - праславянского е [38: 15-16]. В связи с этим А. А. Потебня также обосновывал положение о том, что праславянским архетипом мог быть лишь третий звук [48: 18-23].

Важным вкладом в разработку принципа системности стал тезис о недопустимости множественности в области реконструкции архетипов. Это положение разрабатывал М. А. Колосов. По его мнению, существенным недостатком «Очерка звуковой истории малорусского наречия» является то, что П. И. Житецкий реконструировал не один, а несколько архетипов как рефлексы «общерусского» м. Это, по М. А. Колосову, свидетельствует о хаосе, асистемности в реконструкции истории языковых явлений [35: 27-28].

Обращение к работе П. И. Житецкого показывает, что реконструированные им два рефлекса ударного м (ijз и оjе) характеризовали разные «наречия» общерусского языка [19: 93-95]. Однако мысль о разной локализации этих рефлексов высказана П. И. Житецким недостаточно четко, и это делает понятной отрицательную оценку М. А. Колосова.

Системный подход ученых Харьковской школы к языковым явлениям в их истории отразился и в приеме хронологизации фонетических явлений. Так, М. А. Колосов отрицательно оценивал положение А. А. Потебни [48: 44] о сохранении редуцированных гласных в некоторых современных северновеликорусских говорах. Один из аргументов М. А. Колосова базируется на различении гласных призвуков на месте древних редуцированных, с одной стороны, и редуцированных гласных как фонем, с другой: «Глухие звуки издавна потерялись в русском языке как отдельная звуковая категория, как звуки, которые неизменно оказывались когда-то в известных определенных случаях; но возможность произнесения (выделено нами - В. Г., В. О., М. К.) глухого языком и до сих пор в некоторых говорах не утрачена» [37: 7]. Словосочетание отдельная звуковая категория М. А. Колосов употреблял в том значении, которое позднее было закреплено за термином фонема. Таким образом, в трактовке истории ъ и ь как единиц системы фонем М. А. Колосов стал предшественником языковедов XX в.

Определенная ограниченность исторического подхода к явлениям языковой истории, характерная для П. И. Житецкого, проявилась в одноплоскостном соотнесении архетипов: на плоскость «общерусского праязыка» были перенесены такие разные по времени образования явления, как полногласие и падение редуцированных.

Присущее ученым Харьковской школы понимание языка как системы реализовалось также в приеме локализации языковых явлений. Так, А. А. Потебня отметил определенную системность написаний в Поучении Ефрема Сирина, волынском памятнике конца ХШ в. Ученый обратил внимание на совпадение двух древних предлогов-приставок въ и у. Дав этому явлению фонетическую интерпретацию, А. А. Потебня подчеркнул, что такие формы, как вчасъ, ув молитвах, узлюбилъ, с одной стороны, и вгодно, поучить, въмрhти, с другой, имеют «малорусское» происхождение. Однако формы типа узя (вместо взя) и вже (вместо уже) нельзя считать «малорусскими». Аргументируя это положение, А. А. Потебня указывал на то, что подобные формы с древних времён присущи говорам восточнославянского севера (ученый делает ссылку на Смоленскую грамоту 1229 г. и северные русские грамоты ХIV - ХV вв.) и гармонируют с другими северновеликорусскими чертами, которые, по А. А. Потебне, внес северный переписчик (второе полногласие, переход напряжённых редуцированных в сильной позиции в о и е, цоканье) [45: 72-73].

Список использованной литературы

1. Багмут А. Й. Славістичні інтереси П. Г. Житецького // Мовознавство. - 1970. - № 1. - С. 26-30.

2. Баринова Г. А. Редукция и выпадение интервокальных согласных в разговорной речи // Развитие фонетики современного русского языка. Фонологические подсистемы. - М.: Наука, 1971. - С. 117-127.

3. Бевзенко С. П. Історія українського мовознавства. Історія вивчення української мови: Навч. посібник. - К.: Вища школа, 1991. - 231 с.

4. Бромлей С. В. Различия в степени вокализованности сонорных и их роль в противопоставлении центральных и периферийных говоров // Диалектография русского языка / Отв. ред. Р. И. Аванесов, А. И. Горшков. - М.: Наука, 1985. - С. 8-31.

5. Будагов Р. А. Портреты языковедов XIX-XX вв.: Из истории лингвистических учений. - М.: Наука, 1988. - 320 с.

6. Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка. - М.: Учпедгиз, 1959. - 623 с.

7. Глущенко В. А. А. А. Потебня об эллипсисе согласных в истории восточнославянских языков // А. А. Потебня - исследователь славянских взаимосвязей: Тезисы Всесоюзной научной конф. (окт. 1991 г.). - Харьков, 1991. - Ч. 2. - С. 19-20.

8. Глущенко В. А. П. Г. Житецький і проблеми фонологічної типології слов'янських мов // Історія української лінгвістики: Зб. наукових праць. - Київ; Ніжин: Наука-сервіс, 2001. - С. 49-52.

9. Глущенко В. А. К вопросу о структуре лингвистического метода // Теоретические и прикладные проблемы русской филологии: Научно-методич. сб. / Отв. за вып. В. А. Глущенко. - Славянск: СГПИ, 2001. - Вып. VIІI. - С. 3-6.

10. Глущенко В. А. Концепція «кількісних змін приголосних» О. О. Потебні // Олександр Потебня: сучасний погляд: Матеріали міжнародних читань, присвячених 170-річчю від дня народження фундатора Харківської філологічної школи 11-12 жовтня 2005 року. - Харків: Майдан, 2006. - С. 92-104.

11. Глущенко В. А. Принципи порівняльно-історичного дослідження в історії мовознавства. Московська лінгвістична школа: Навч. посібник для студентів філол. спеціальностей пед. ін.-тів і університетів. - Донецьк, 1996. - 137 с.

12. Глущенко В. А. Принципи порівняльно-історичного дослідження в історії українського і російського мовознавства. Харківська лінгвістична школа: Навч. посібник для студентів філол. спеціальностей пед. ін.-тів і університетів. - Слов'янськ, 1994. - 69 с.13. Глущенко В. А. Принципи порівняльно-історичного дослідження в українському і російському мовознавстві (70-і рр. ХІХ в. - 20-і рр. ХХ в.) // НАН України, Ін-т мовознавства ім. О. О. Потебні; відп. ред. О. Б. Ткаченко. - Донецьк, 1998. - 222 с.

14. Глущенко В. А. Щоб знати мову, треба знати її історію (дослідження О. О. Потебні і сучасна шкільна практика) // Відродження: Український міжетнічний науково-педагогічний журн. - 1994. - № 9. - С. 66-67.

15. Головацький Я. Грамматика руского языка. - Львів, 1849. - 223 с.

16. Горшкова К. В. Соотношение вокализма и консонантизма в истории древнерусского языка // Славянская филология. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1963. - Вып. 5. - С. 40-53.

17. Горшкова К. В., Хабургаев Г. А. Историческая грамматика русского языка: Учеб. пособие для ун-тов. - М.: Высш. школа, 1981. - 359 с.

18. Даль В. И. О наречиях русского языка // Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. - М.: Русский язык, 1989. - Т. 1. - С. ХLIX-ХСIII.

19. Житецкий П. И. Очерк звуковой истории малорусского наречия. - К., 1876. - IV. - 376 с.

20. Житецький П. Г. Нарис літературної історії української мови в ХVII в. // Житецький П. Г. Вибрані праці: Філологія / Вступ. стаття, упоряд. та комент. Л. Т. Масенко. - К.: Наук. думка, 1987. - С. 19-138.

21. Жовтобрюх М. А. Значення праць О. О. Потебні для розвитку вітчизняного мовознавства // Олександр Опанасович Потебня: Ювілейний зб. до 125-річчя з дня народження. - К.: Вид-во АН УРСР, 1962. - С. 5-24.

22. Журавлев В. К. Наука о праславянском языке: эволюция идей, понятий и методов // Бирнбаум X. Праславянский язык: достижения и проблемы в его реконструкции / Общ. ред. В. А. Дыбо и В. К. Журавлева. - М.: Прогресс, 1987. - С. 453-493.

23. Иванов В. В. Историческая грамматика русского языка: Учеб. для студентов пед. ин-тов по спец. «Рус. яз. и лит.». - М.: Просвещение, 1990. - 3-е изд. - 400 с.

24. Исаченко А. В. Опыт типологического анализа славянских языков // Новое в лингвистике. - М.: Изд-во иностр. лит., 1963. - Вып. 3. - С. 106-121.

25. Историческая типология славянских языков: фонетика, словообразование, лексика и фразеология / Под ред. А. С. Мельничука. - К.: Наук. думка, 1986. - 287 с.

26. Карский Е. Ф. Очерк научной разработки русского языка в пределах СССР // Сб. отд-ния рус. яз. и словесности. - 1926. - Т. 101. - VII. - 103 с.

27. Касаткин Л. Л. К истории сочетания чьн и шепелявенья в русском языке (‹с?н?› на месте чьн и смежные фонетические явления в одном архаическом говоре) // Диалектография русского языка / Отв. ред. Р. И. Аванесов, А. И. Горшков. - М.: Наука, 1985. - С. 80-94.

28. Касаткин Л. Л. Некоторые фонетические изменения в консонантных сочетаниях в русском, древнерусском и праславянском языках, связанные с противопоставлением согласных по напряженности/ненапряженности // Вопр. языкознания. - 1995. - № 2. - С. 43-56.

29. Катков М. Н. Об элементах и формах славяно-русского языка. - М., 1845. - ІІ. - 253 с.

30. Князев С. В. О связи особенностей артикуляционной базы говора с характером противопоставления глухих и звонких, твердых и мягких согласных // Современные русские говоры / Отв. ред. Ю. С. Азарх. - М.: Наука, 1991. - С. 28-35.

31. Кодзасов С. В. Фонетический эллипсис в русской разговорной речи // Теоретические и экспериментальные исследования в области структурной и прикладной лингвистики / Под общ. ред. В. А. Звегинцева. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1973. - С. 109-133.

32. Колесов В. В. Введение в историческую фонологию. Система и изменение (на материале русского языка): Конспект лекций, прочитанных студентам гос. ун-та в Сегеде в апр. 1972 г. - Сегед, 1974. - 93 с.

33. Колесов В. В. Динамическая модель и изменение фонем // Фонология: Сб. лингвистических статей / Под ред. В. Г. Руделева. - Тамбов, 1982. - С. 53-121.

34. Колесов В. В. Историческая фонетика русского языка: Учеб. пособие для вузов. - М.: Высш. школа, 1980. - 215 с.

35. Колосов М. А. Загадочные звуки в истории русского языка. - Варшава, 1877. - 45 с.

36. Колосов М. А. Заметки о языке и народной поэзии в области северновеликорусского наречия. - СПб., 1876-77. - 343 с.

37. Колосов М. А. Обзор звуковых и формальных особенностей народного русского языка. - Варшава, 1878. - X. - 270 с.

38. Колосов М. А. Очерк истории звуков и форм русского языка с XI по ХVI столетие. - Варшава, 1872. - 192 с.

39. Олійник І. С. Питания історичної фонетики української мови в працях О. О. Потебні // О. О. Потебня і деякі питання сучасної славістики: Матеріали ІІІ Республіканської славістичної конф., присвяченої 125-річчю з дня народження О. О. Потебні (23-27 грудня 1960 р.). - Харків: Вид-во Харк. ун-ту, 1962. - С. 43-54.

40. Пауфошима Р. Ф. Некоторые особенности сандхи в севернорусских говорах // Русские народные говоры: лингвогеографические исследования. - М.: Наука, 1983. - С. 35-44.

41. Пауфошима Р. Ф. О связи характера примыкания и звукового эллипсиса с особенностями фонологической системы (на материале говоров русского языка) // Русские диалекты: лингвогеографический аспект / Отв. ред. Р. И. Аванесов, О. Н. Мораховская. - М.: Наука, 1987. - С. 97-104.

42. Плачинда В. П. Павло Гнатович Житецький. - К.: Наук. думка, 1987. - 208 с.

43. Плоткин В. Я. Эволюция фонологических систем (на материале германских языков). - М.: Наука, 1982. - 129 с.

44. Потебня А. А. Два исследования о звуках русского языка: І. О полногласии, ІІ. О звуковых особенностях русских наречий. - Воронеж, 1866. - 156 с.

45. Потебня А. А. Заметки о малорусском наречии. - Воронеж, 1871. - 134 с.

46. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. - М.: Учпедгиз, 1958. - Т. 1-2. - 3-е изд. - 536 с.

47. Потебня А. А. История русского языка: Лекции, читанные в 1882-3 ак. г. в Харьковском ун-те [Публикация С. Ф. Самойленко] // Потебнянські читання / Відп. ред. Г. П. Їжакевич. - К.: Наук. думка, 1981. - С. 119-168.

48. Потебня А. А. К истории звуков русского языка. - Воронеж, 1876. - Ч. 1. - VI. - 243 c.

49. Потебня А. А. К истории звуков русского языка: Этимологические и другие заметки. - Варшава, 1880. - Ч. 2. - II. - С. 25, 31, 70.

50. Потебня А. А. Общий литературный язык и местные наречия // Олександр Опанасович Потебня: Ювілейний зб. до 125-річчя з дня народження. - К.: Вид-во АН УРСР, 1962. - С. 63-77.

51. Потебня А. А. Разбор сочинения П. Житецкого «Очерк звуковой истории малорусского наречия». - К., 1876; СПб., 1878. - 76 с.

52. Пшепюрська М. Надсянський говір. - Варшава, 1938. - IV. - 88 с.

53. Стеблин-Каменский М. И. Очерки по диахронической фонологии скандинавских языков. - Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1966. - 148 с.

54. Трубецкой Н. С. Основы фонологии. - М.: Изд-во иностр. лит., 1960. - 372 с.

55. Франчук В. Ю. А. А. Потебня: Кн. для учащихся. - М.: Просвещение, 1986. - 143 с.

56. Шахматов А. А. Очерк древнейшего периода истории русского языка // Энциклопедия слав. филол. - 1915. - Вып. 11. - ХХVIII, II, L. - 369 с.

57. Шеворошкин В. В. Звуковые цепи в языках мира. - М.: Наука, 1969. - 188 с.

58. Grimm J. Deutsche Grammatik. - Gцttingen, 1822. - Bd. l.

59. Jagic V. P. Ћiteckij, Grundriss einer Lautgeschichte des kleinrussischen Dialektes, Kiev // Archiv fьr slavische Philologie. - 1877. - Bd. 2. - S. 348-363.

60. Krajиoviи R. K teуrii protikladu fortis - lenis v praslovanиine a slovanskэch jazykoch // Иeskoslovenskй prednбљky pre VII. medzinarodnэ zjazd slavistov (Varљava 1973). - Praha: Academia, 1973. - S. 41-49.

Размещено на Allbest.ru