Репрезентация концепта "Falstaff" в английской литературе 19-20 вв.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Репрезентация концепта «Falstaff» в английской литературе 19-20 вв.

Цыренова А.Б.

Изучение метафоры становится всё более интенсивным и быстро расширяется, захватывая разные области знания - философию, логику, психологию, герменевтику, литературоведение, разные школы лингвистики. Интерес к метафоре способствовал взаимодействию названных направлений научной мысли, их идейной консолидации, следствием которой стало формирование когнитивной науки, занятой исследованием разных сторон человеческого сознания. «В её основе - предположение о том, что человеческие когнитивные структуры (восприятие, мышление, память, действие) неразрывно связаны между собой в рамках одной общей задачи - осуществления процессов усвоения, переработки и трансформации знания, которые, собственно, и определяют сущность человеческого разума» [Арутюнова 1990: 5].

Явление метафоричности привлекает пристальное внимание исследователей неслучайно. Это объясняется, прежде всего, общим интересом к изучению текста в широком смысле этого термина (изучение всех функциональных стилистических разновидностей литературного языка, в том числе разговорного стиля, изучение языка художественной литературы), стремление дать лингвистическое обоснование и толкование различным стилистическим приемам, которые создают экспрессивность текста. Привлекают исследователей и проблемы, связанные с экспрессивностью языка и речи (их возможности и потенциал). При современном подходе к анализу факты изучаются и рассматриваются не изолированно, а в контексте, так как, именно в условиях контекста происходит насыщение слов смысловыми значениями.

Метафоричность употребления является одной из возможностей создания экспрессии, ибо она, как правило, связана с семантическими сдвигами, что приводит к дополнительной экспрессивной насыщенности текста в целом. Но это лишь одна из проблем, которая делает изучение данного явления актуальным. Среди других явлений, являющихся сегодня предметом исследования, можно назвать: метафоричность и каноническое значение, метафоризм и вариативность в языке, метафоричность и лексикография, метафоры.

В связи с этим особое значение для филолога приобретает работа с образцами художественной литературы, специальный анализ которых поможет оценить их художественную ценность, выразительность не на произвольном, интуитивном уровне, а на основе осознанного восприятия языковых средств выразительности.

Современные исследования показывают, что языковой анализ художественного произведения, внимание к его речевому оформлению способствуют более глубокому проникновению в содержание текста.

Культурное пространство произведений писателя чрезвычайно многообразно: античность, Библия, мировая классика. В результате синтеза различных источников осуществляется выход за пределы одного текста; тем самым писатель достигает творческого диалога с культурным наследием прошлого. Каждая эпоха, каждый период в истории литературы, каждое литературное направление и тем более творчество отдельных авторов характеризуются своим отношением к употреблению аллюзий, выбору источников и определению той роли, которая отводится им в художественных произведениях.

В языкознании и литературоведении широко распространен формально-функциональный подход к изучению метафоры, которая рассматривается как средство выразительности, выполняющее эстетическую функцию. Между тем, с точки зрения когнитивной теории метафоры, метафора существует, прежде всего, в виде метафорического концепта в человеческом сознании. Обусловленная физическим и духовным опытом человека, метафоризация является мощным средством создания концептуальной картины мира.

Концепт - есть ментальная единица, элемент сознания. Он по своему содержанию богаче, чем слово. Он может быть субъективным, личностным, индивидуальным, актуальным и неактуальным, национальным [Попова, Стернин 2001: 44-45]. Многие лингвисты термином «концепт» определяют мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределённое множество предметов одного и того же рода.

По мнению Ю. С. Степанова, концепт включает следующие слои: активный («основной актуальный признак, известный каждому носителю культуры и значимый для него»); пассивный («дополнительные признаки, актуальные для отдельных групп носителей культуры») и внутренняя (обычно не осознаваемая) форма, запечатленная во внешней словесной форме» [Степанов 1997: 44].

Термин «метафорический концепт» (metaphorical concept) используется для обозначения понятий, позволяющих осмыслить явления одного рода в терминах явлений другого рода. В научной литературе существует большое количество работ посвященных исследованию метафорического концепта, собрано множество фактов, предложены разные точки зрения и интерпретации (Дж. Лакофф, М. Джонсон, Дж. Серль, В. Н. Телия, М. В. Никитин, Н. Д. Арутюнова, О. С. Ахманова и др). Согласно одной из общепринятых терминологий, метафорический концепт - это метафорическая модель взаимодействия двух концептов на аналогической основе [Никитин 2001: 20].

Метафорический концепт выявляет существенное различие в употреблении имени объекта в традиционном значении и возникшем на основе метафорического переноса. Слово приобретает новое значение через посредство и при помощи старого, которое за ним сохраняется.

Традиционно выделяют следующие средства метафорического переноса: непосредственно сама метафора, олицетворение, антономазия, аллюзия. Аллюзия - это особого рода ссылка, словом или образом, на какое-либо событие, лицо, предмет и т.д. Однако необходимо отметить, что в ряде случаев аллюзию следует рассматривать, как средство вербализации метафорического концепта.

Данное средство метафорического переноса представляется нам наиболее значимым для рассмотрения особенностей и закономерностей протекания когнитивных процессов и их реализации в речевой деятельности, поэтому настоящее исследование строится на основе обращения к аллюзии и изучения ее когнитивного статуса.

Аллюзия имеет символическую природу, которая способствует появлению представления о неком объекте языковой или внеязыковой действительности. Символизм аллюзии также служит подтверждением ее когнитивного статуса и важности роли, которую выполняет аллюзия как посредник между кодовыми образами, хранящимися в сознании, и языковыми стереотипами, представляющими эти образы в речевой деятельности.

Символ - это знак, представленный во всей совокупности выразительного смыслового опыта [Иванов 2002: 50]. Существование символа связано с подсознательной уверенностью человека в том, что определенная информация будет правильно воспринята, понята и повлияет на интерпретирующего ее человека так, что символ будет существовать и в будущем. По мнению О. А. Свирепо и О. С. Тумановой, «человек живет в мире, строя вокруг и внутри себя сетку координат, где вертикальным измерением выступают символы, горизонтальным - метафоры, а в центре располагается образ» [цит по Коваленко 2006: 43].

К примеру, аллюзивное имя «Robin Hood» выступая, с одной стороны, в качестве концепта, имеет активный признак «благородства» и пассивные признаки «стрелок», «шляпа с пером», «зеленый камзол». Если рассматривать концепт «Robin Hood» как символ, он предполагает человека храброго, отважного, защитника бедных обездоленных.

Концепт "Самсон" во всех христианских культурах означает воплощение силы. Источник силы прославленного библейского богатыря Самсона - его волосы. У данного концепта признак «сила» является единственным актуальным.

Произведения Уильяма Шекспира являются одним из источников аллюзий. Многие художественные произведения английской и американской литературы непременно содержат шекспировские аллюзии. Всеми известные персонажи «Hamlet», «King Lear», «Romeo and Juliet», «Lady Macbeth», «Prospero» и многие другие являются неотъемлемой частью английской культуры.

Интересно рассмотреть такой шекспировский персонаж, как «Falstaff». Сэр Джон Фальстаф (англ. Sir John Falstaff) - комический персонаж ряда произведений Шекспира: «Виндзорские насмешницы», «Генрих IV, часть 1» и «Генрих IV, часть 2». Роль Фальстафа в обеих частях «Генриха» составляет более 1200 строк, тем самым это вторая по объёму шекспировская роль после роли Гамлета. языковой метафоричность фальстаф

Фальстаф - толстый, добродушный, трусливый пьяница, проводящий общество в компании гуляк (Бардольф, Ним, Пистоль) и девиц. Он любитель обильного застолья, вина и прочих «простых земных удовольствий», болтун и трусливый хвастун. Синоним веселого толстяка кутилы, прожигателя жизни.

Как мы видим, данный концепт имеет множество признаков, которые актуализируются каждый посвоему в разных произведениях.

… all alike, but it is common in any University town to see a young man not yet twenty with the figure of a Falstaff and the complexion of a Rubens Bacchus. That the German maiden can be fascinated with a face, cut … (Jerome. Three Men on the Bummel).

В данном отрывке Джерома К. Джерома «Трое на четырех колесах» говорится, что в университетском городе Германии нередко встречаются неуклюжие молодые люди с фигурой Фальстафа.

… laugh at me. I am a materialist, and I am a gross, fat man-Falstaff, eh?-the lyrical mode does not … (Maugham. Moon and sixpence).

Как и в первом примере, образ Фальстафа употребляется для описания фигуры человека. В рассказе С. Моэма «Луна и грош» доктор Кутра считает себя грузным, толстым человеком, этаким Фальстафом. Тот же признак мы наблюдаем у Джойса в романе «Улисс» и у Мередита «Испытание Ричарда Феверела», где Фальстаф олицетворяет лишь тучного человека и ничего более.

… say that only family poets have family lives. Falstaff was not a family man. I feel that the fat knight is his supreme creation. Lean, he lay … (Joyce. Ulysses).

… in saying we have none ourselves, and 'cackle' instead of laugh. It is true (of me, at least) that Falstaff is only to us an incorrigible fat man. I want to ... (Meredith. Ordeal of Richard Feverel).

В следующих примерах мы встречаем уже не Фальстафа-толстяка, а образ Фальстафа-вруна.

… with him, and generally rode out before dinner; and on these occasions Mr Dombey seemed to grow, like Falstaff's assailants, and instead of being one man in buckram, to become a dozen. Sunday evening was the most … (Dickens. Dombey and Son).

Как известно, в пьесе "Генрих IV" (ч. I, акт II, сц. 4-я) Фальстаф, хвастаясь своей храбростью, вначале рассказывал о том, что на него напали двое противников, затем эти двое превратились в четверых и, наконец, в семерых. В романе «Домби и сын» по субботам мистер Домби приезжал увидеться со своими детьми к миссис Пипчин, он производил на нее такое тягостное впечатление что, как враги Фальстафа, из одного накрахмаленного человека превращался в дюжину.

В романе Вальтера Скотта «Роб Рой» мы находим пример, где запечатлен образ Фальстафа-труса.

… thus debarred from taking the right side, he acknowledged he embraced the wrong one, upon Falstaff's principle, that since the King wanted men and the rebels soldiers, it were worse shame to be …

Роб Рой в письме признается, что намеренно проигрывал игру во время гражданской войны 1715 года. Лишенный возможности встать за правое дело, он примкнул к противной стороне - по правилу Фальстафа.

В одном из эпизодов пьесы Фальстаф приводит на войну отряд «оборванцев»: «полторы сотни одетых в лохмотья блудных сыновей», набранных им взамен откупившихся дворян (акт IV, сцена 2). В следующих примерах, аллюзии восходят в данному эпизоду.

… miserably out at elbows, and most clumsily patched in the rear. We might have been sworn comrades to Falstaff's ragged regiment. Little skill as we boasted in other points of husbandry, every mother's son of … (Hawthorne. The Blithedale Romance).

… Second of his crown,--the youth who took purses on Gadshill, frequented Eastcheap taverns with Colonel Falstaff and worse company, and boxed Chief Justice Gascoigne's ears! What must have been the venerable Queen Charlotte's … (Thackeray. The Newcomes).

Герой романа «Счастливый Дол» мистер Кавердейл приравнивает себя и других жильцов Счастливого Дола с «полком» Фальстафа. Своим внешним видом, по мнению мистера Кавердейла, они скорей походили на нищий сброд или разбойников, нежели на честных тружеников или на собрание философов.

В романе «Смерть героя» Ричарда Олдингтона, один из персонажей являл собою образец поразительного эгоизма и тщеславия, отчаянный и довольно забавный враль, - своего рода литературный Фальстаф.

Таки образом, мы видим, что «Фальстаф» не менее популярный персонаж, чем «Робин Гуд», хотя может быть и далеко не всем известный за пределами Великобритании. С точки зрения когнитивной лингвистики, роль аллюзии состоит в неявном способе передачи информации. Аллюзия не только восстанавливает хорошо известный образ, но и извлекает из него дополнительную информацию. Известность, или же другими словами «узнаваемость», аллюзивного имени играет большую роль, так как данный фактор является одним из основных условий полного раскрытия аллюзии и передачи того замысла, идеи, которую авторы художественных произведений хотят донести до читателя. Будучи способным к распознаванию и декодированию широким кругом лиц, аллюзия переходит в разряд символов. Метафоры-концепты, имея множество признаков как основных, так и дополнительных, обеспечивают глубину и множественность интерпретации текста или персонажа.

Список использованной литературы

1. Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. - М.: Прогресс, 1990. - С. 5-32.

2. Иванов Н. В. Проблемные аспекты языкового символизма (опыт теоретического рассмотрения). - Мн.: Пропилен, 2002. - 176 с.

3. Коваленко Е. Н. Когнитивные аспекты сказочной аллюзии (на материале английского языка): Дисс. … канд. филол. наук. - Томск, 2006. - 158 с.

4. Никитин М. В. Концепт и метафора // Проблемы теории европейских языков. - СПб., 2001. - С. 16-51.

5. Попова З. Д., Стернин И. А. Очерки по когнитивной лингвистике. - Воронеж: Истоки, 2001. - 191 с.

6. Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. - 824 с.

Размещено на Allbest.ru