Диалектные тексты на лингвистическую тему

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Диалектные тексты на лингвистическую тему

Букринская Ирина Анатольевна,

Кармакова Ольга Евгеньевна

Человеку свойственно задумываться над особенностями своего языка и высказываться на эту тему. Поэтому записи каждого диалектолога содержат много разнообразных суждений о языке, принадлежащих информантам. Во время экспедиционных бесед именно неодинаковый социально-культурный статус участников речевого общения - говорящего, которым выступает носитель говора, и слушающего, приехавшего диалектолога, - способствует активизации языкового сознания и побуждает к рассуждениям на лингвистическую тему.

Изучение “наивной лингвистики” становится все более популярным среди языковедов, включая и диалектологов. Так, представители Томской лингвистической школы еще в 80-ые годы ХХ в., работая над словарями, начали исследовать феномен языкового сознания диалектоносителя, и в настоящее время успешно продолжается изучение метатекстовых высказываний во многих научных центрах, что дает возможность воссоздания наивной картины мира и описания языковой личности.

В статье будут рассмотрены тексты, собранные авторами во время экспедиций, а также примеры из статьи известного лингвиста В.З. Санникова “Деревенские в городской языковой среде (по моим детским воспоминаниям)” [3, 376-381].

Высказывания информантов о языке разнообразны как по тематике, так и по форме. Наиболее распространенные темы таковы: фонетические и просодические черты говора, лексический состав и значения отдельных слов, оценка и сравнение своего идиома и чужого, отношение информантов к литературному языку, объяснение “лингвистических” прозвищ, народная этимология, случаи коммуникативных неудач.

Тексты диалектоносителей могут быть краткими, состоящими из нескольких замечаний, могут содержать развернутое рассуждение на какую-то лингвистическую тему или представлять собой небольшой сюжетный рассказ - нарратив. Напомним, что нарратив характеризуется событийностью, временной последовательностью, обозначением начала и конца повествования, как правило, наличием оценочного компонента и присутствием в тексте авторского взгляда на ситуацию. Нарративные тексты с лингвистическим уклоном мало исследованы и потому представляют особый интерес (см. об этом [1, 34]). Ниже приведем записанный нами рассказ (д. Зяблицы Варнавинского р-на Нижегородской обл., запись 2002 г.):

В каждой деревне был свой говор / хотя все деревни друг от друга очень близко //у всех разный такой разговор // вот прудовские они тянули // они говорили очень напевно /растянуто / и ходили в школу они через Зяблицу // а в Зяблице наоборот говорили очень отрывисто / как дрова рубили / часто и отрывисто // и вот / значит / эти зяблинцы дразнили прудовцев /кричали / “Чей ты?” //А он говорит / “Прудо-о- оський ” //А они /зябляны / опять говорят / “А уж больно ты фиго-оський ” //И вот они / значит / обижались //

Текст начинается с утверждения, которое является знаком начала повествования, далее представлен авторский взгляд на просодию чужого и своего говора. Затем следует небольшой сюжетный рассказ с диалогом, имитирующим речь обеих сторон, где приводится и фонетическая черта языка соседей - смягчение согласного в суффиксе -ск-. Завершается повествование выводом. Рассказ достаточно типичен, в нем отражается тематика многих метаязыковых высказываний: именно просодия в первую очередь привлекает внимание инакоговорящего, в результате особенности чужого идиома становятся поводом для насмешки, что приводит к обиде. Действительно, носители диалекта порой болезненно реагируют на высмеивание и критику своего языка со стороны чужих.

Так, В.З. Санников, уроженец пермской деревни, вспоминая свои детские ощущения, пишет: “Неприятное чувство, что мои родные и сам я в чем-то (в манере поведения, в разговоре) хуже (именно - хуже!) коренных горожан-воткинцев, пришло ко мне довольно рано. Помню разговор соседки с мамой о моем брате Гере: «Что это вы, Ефросинья Николаевна, так некрасиво сына зовете, как собаку: «Герко! Герко!»? Я думал, что мама возразит, а она, обычно такая уверенная, обиженно поджала губы: «Ну, чо с нас взять? В лесу родились, пеньку молились. Чурки с глазами»” [3, 377]. Деревенский житель, с одной стороны, принимает авторитет литературного языка (языка горожан), а с другой - у него возникает обида за свой язык, выраженная в данном случае “в уничижении паче гордости”.

Обычно родной говор при сравнении с литературным языком оценивается как плохой, шубной, кривой, но совсем иное отношение проявляется при сопоставлении его с идиомом соседей, в этом случае “своё” представляется правильнее и красивее “чужого”, так “окальщики” гордятся тем, что говорят, как пишется. Однако встречается и иной взгляд на литературный язык: его обороты кажутся странными и комичными.

Приведем еще один рассказ В.З. Санникова о родном говоре: “Впрочем, сельские жители и в “городском языке” находили иногда что-то нелепое и смешное. Помню, и дедушка Аким Никитьевич, и мама посмеивались: “Чудно в городу говорят. Ходить за ягодами, или того чишше: за водой. Это что - ягоды от тебя бегут, а ты за ими идешь, или речка текёт, а ты за ей бежишь?” (в пермских говорах в этих случаях употребляется предлог по: Я с утра-та по ягоды ходила, а счас вот по воду иду)” [3, 381].

Любопытные суждения о языковых особенностях находим в районах пограничья, в зоне интерференции, где соседствуют разные языки. Здесь важным фактором при оценке языка становится национальная самоидентификация, осознание себя как части определенного этноса. Нами были обследованы говоры русско-белорусского пограничья: север Витебской области (Городокский и Полоцкий р-ны) и юг Псковской области (Невельский р-н). Жители северной части Витебской области, которая неоднократно меняла свою административную принадлежность, часто и охотно рассуждают о своем языке и оценивают его как смешанный, при этом многие говорят, что они русские и язык их русский с включением белорусских элементов.

Вот у нас язык почти так / смоленский и витебский // Витебская облась ето относится одно //як Смоленшшына / так и Витебшшына // за Минск чуть-чуть дальше / за Минск до Талашина / а там уже совсем друуей разговор // Минск тоже уоворит не так /як мы //правда? //у Слуцке там тожеразуовор друуей //(пос. Городок Витебской обл., запись 2004 г.).

Приведем еще одно замечание подобного рода, записанное от информантки - участницы фольклорного ансамбля, исполняющего белорусские и русские песни:

На такем языке уоворю я / йон и ня русский / и ня белорусский // тут и украинское наречие и польское можем найти и русское можем найти // несёт / везёт / поёт / это русский язык // нясе / вязе / спявае / это белорусский // нясуть / вя- зуть / спявають - у нас //хмара (`туча') это белорусский язык и Польша и украинский // (д. Бояновщина, Полоцкий р-н Витебской обл., запись 2005 г.).

Это пример редкого высказывания, в котором отмечены особенности грамматические, помимо фонетических и лексических.

В Белгородской области, где живет много украинцев, была сделана следующая запись:

Информант: Мы кацапы, а энти какие-то хохлы вроде... Они вот цыбуля звали.