К вопросу о единстве разума и языка в теории динамики языковых игр К.О. Апеля

Размещено на http://www.allbest.ru/

К ВОПРОСУ О ЕДИНСТВЕ РАЗУМА И ЯЗЫКА В ТЕОРИИ ДИНАМИКИ ЯЗЫКОВЫХ ИГР К.О. АПЕЛЯ

Светлана Станиславовна Огарева, к. филос. н.

Саратовский государственный технический университет им. Гагарина Ю. А. (филиал) в г. Петровске

Рассматривая проблему языка, необходимо, на наш взгляд, обратиться к проблеме сознания, так как два этих феномена неразрывно связаны между собой. Еще в древности философы пытались решить вопросы, связанные с языком и сознанием. Спор, начатый ими, продолжается до сих пор, и главным остается вопрос о том, может ли язык являться ключом к пониманию сознания. В зависимости от найденного ответа, все современные философы сознания разводятся по разным школам. Те, которые считают интеллект продуктом социальности, относят язык к его атрибутивному свойству (промарксистски настроенные философы). Исследователи, задающие лингвистическую парадигму, рассматривают сознание в процессе анализа контекстуального использования языка. Анализ довербальных условий сознания считается приоритетным в философии, ориентированной натуралистически. Другие авторы занимают срединную позицию между социологизмом и биологизмом, выдвигая гипотезу о влиянии языка на органику мозга, в результате чего возникает сознание. Существуют также концепции, рассматривающие язык в качестве первого, естественно возникшего компьютера. Здесь в первую очередь следует упомянуть Х. Патнэма, одним из первых применившего функционалистско-компьютерный подход к сознанию [6, с. 125-135; 7, с. 150-164].

Обращаясь к концепции К.-О. Апеля, следует остановиться на гипотезе Ноама Хомского о единой глубинной структуре грамматического строения всех человеческих языков. Так как К.-О. Апель считает недостаточным просто апеллировать к опыту, чтобы подтвердить свой тезис о единстве разума, отражающегося во множестве языков, философ предпринимает разработку теории динамики языковых игр. Основой возможной конвергенции языковых игр и является вышеназванная гипотеза.

Н. Хомский предположил, что у организмов существует внутренний механизм или предрасположение к усвоению языка и грамматики, которое наследуется генетически. То есть, не обращаясь к врожденной компоненте, нельзя объяснить языковое и ментальное поведение. Философ убежден в том, что в основе всех языков лежит определенная система условий, налагаемая на их грамматические структуры, то есть «универсальная грамматика» - это схема, образующая каркас, на котором держатся структуры всех языков. Причем эта схема является врожденной и априорной, и она способствует выяснению априорных форм человеческого мышления [5].

Исходной точкой теории языка Н. Хомского, по мнению Дж. Пассмора, служит не язык как коллективный феномен, а «креативность всех без исключения носителей языка», то есть умение высказывать и понимать незнакомые им до этого предложения. Естественный язык для философа является в первую очередь средством выражения мыслей, отличающимся от других знаковых систем. В своей «Картезианской лингвистике» Н. Хомский относит себя к рационалистической теории человеческого мышления, постулирующей, что опыт является стимулом для мышления в использовании знания, которое уже является частью его собственной структуры и является «врожденным». Именно благодаря этому можно предположить, что у всех людей с момента рождения уже имеется a priori знание языка. «Умение» ребенка, считает Н. Хомский, универсально, поэтому человек рождается со способностью научиться любому языку. Если он будет воспитываться в обществе, говорящем на определенном языке, он будет на нем говорить. «Ребенок не может знать при рождении, - пишет он в работе «Язык и мышление», - какому языку ему придется научиться, но он должен знать, что грамматика этого языка имеет определенную форму, исключающую многие мыслимые языки» [4, с. 45]. Эта наделенность ребенка таким «неявным знанием» и способствует отбору «допустимой» гипотезы о грамматике используемого им языка.

Возвращаясь к концепции К.-О. Апеля, следует отметить, что, опираясь в разработке теории динамики языковых игр на гипотезу Н. Хомского о единой глубинной структуре грамматического строения всех человеческих языков, философ связывает саму возможность установления консенсуса, который выходит за пределы отдельных языковых игр, с различением «лингвистической» и «коммуникативной» компетенции их участников. Он пишет: «Универсальная прагматика “универсальной компетенции”, со своей стороны, нуждается в опосредовании “лингвистической компетенцией” (Н. Хомский) в смысле частных языков, а тем самым, посредством “перевода” “реконструкции языка”, “науки о языке” и “философии языка”» [1, с. 81].

По мнению К.-О. Апеля, лингвистическая компетенция обусловливает «предпонимание», а коммуникативная компетенция равнозначна понятию о трансцендентальной языковой игре, являясь «способностью к переводу, межкультурному взаимопониманию и рефлексии о языке». Между синтаксически семантическими языковыми системами, которые соответствуют лингвистической компетенции, и семантико-прагматическими языковыми играми, которые соответствуют коммуникативной компетенции, необходимо усматривать диалектическую связь. Философ считает, что вероятнее всего было бы неоправданно на уровне лингвистической компетенции ждать синтеза «различных образов действия в ходе понимания языка» и совершенно оправдано «ожидать на уровне коммуникативной компетенции (которая зависит не только от своей предзаданности (Praeformierung) в том или ином языке, но - как указывает каждый перевод - также и от прагматических универсалий языкового согласования смысла людьми, принадлежащими к различным языковым сообществам» [Там же, с. 89]. Таким образом, коммуникативная компетенция, обеспечивая понимание между разными языковыми системами, имеет способность к репрезентации трансцендентальной языковой игры, а также способность различать языки и преодолевать эти различия с «прагматическим эффектом». Способность людей к языковой реализации «семантических комбинаций признаков» также относится к коммуникативной компетенции.

И все же здесь следует сделать одно существенное уточнение. Эти комбинации имеют значение, поскольку выходят за рамки частного употребления языка, благодаря «шагу греческих философов к понятийному мышлению», обосновывающему притязание на «интерсубъективное познание сущности, не придавая при этом значения языку» [Там же].

Именно с тех пор во всех культурных языках появляется широкий общий для этих языков слой «понятийного языка». Благодаря данному языку, полагает философ, возможно интерсубъективнозначимое определение сущности также «понятийного языкового взаимопонимания в неограниченном коммуникативном сообществе». Смысл понятий языковой коммуникации мыслится К.-О. Апелем лишь на основе этого «“регулятивного принципа” в кантовском смысле».

Некоторые исследователи (А. В. Назарчук, Е. Н. Ищенко и др.) полагают, что теория речевых актов Дж. Остина и Дж. Р. Сёрля стала важным толчком для формирования представлений К.-О. Апеля о природе языка с позиций прагматизма [2, с. 104-105; 3, с. 70-71]. Дж. Р. Сёрль считает, что в основе философии языка лежит речевой акт, именно эту идею и воспринял К.-О. Апель. Более того, основываясь на факте, что язык и сознание говорящего неразрывно связаны, философ делает вывод о том, что априори сознания и языковое априори предполагают друг друга. Так, феноменологической очевидности всегда необходима языковая интерпретация, а четыре нормативных требования к речевому акту, которые К.-О. Апель взял из универсальной прагматики Ю. Хабермаса, всегда имеют связь с интерсубъективным измерением [8].

К.-О. Апель также воспринял идею Дж. Сёрля о функциональной взаимозависимости семантических и синтаксических правил с одной стороны и прагматических правил производства речевых актов - с другой. Однако К.-О. Апель, критически переосмысливая Дж. Сёрля, полагает, что нельзя воплотить на практике идеальное отношение выразительности между предложением и речевым актом, а следовательно, необходимо обращаться к контексту и «экстравербальным знакам» для достижения успешной коммуникации. Из этого философ делает вывод, что только при помощи новой «герменевтической теоретико-познавательной фигуры «субъект - субъект - объект - отношение» может быть понята прагматическая разница между предложениями и речевыми актами» [3, с. 71]. А следовательно, только в ходе аргументативного действия могут быть восприняты рационально все интересы и требования людей по отношению друг к другу. Социальная релевантность прагматики в этом случае понимается через анализ перформативного акта полагания, а аргументация - как коммуникативное действие, происходящее по правилам. Участники данного коммуникативного действия «контрафактически находятся в коммуникативной связи с неограниченным сообществом участников аргументации» [Там же].

Резюмируя, следует отметить, что вопросы, связанные с языком и сознанием, в трансцендентальной прагматике остаются открытыми, и спор, начатый еще философами древности, продолжается.

апель грамматический язык синтаксический

Список литературы

1. Апель К.-О. Трансцендентально-герменевтические вопросы языка // Вопросы философии. 1997. № 1.

2. Ищенко Е. Н. Современная эпистемология и гуманитарное познание: монография / Воронеж. гос. ун-т. Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 2003. 144 с.

3. Назарчук А. В. Язык в трансцендентальной прагматике К.-О. Апеля // Вопросы философии. 1997. № 1.

4. Пассмор Дж. Современные философы / пер. с англ. Л. Б. Макеевой. М.: Идея-Пресс, 2002. 192 с.

5. Хомский Н. Язык и мышление. М.: МГУ, 1972. 132 с.

6. Юлина Н. С. Тайна сознания. Часть I // Вопросы философии. 2004. № 1.

7. Юлина Н. С. Тайна сознания. Часть II // Вопросы философии. 2004. № 11.

8. Habermas J. Theorie des Kommunikativen Handelns. Frankfurt, 1981. 524 S.

Размещено на Allbest.ru