Модальные глаголы немецкого языка: от этимологии к прагматике

24 А.А. Балакина

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Модальные глаголы немецкого языка: от этимологии к прагматике

А.А. Балакина

Аннотация

Определяются роль предмодальной семантики в процессе грамматикализации и в формировании функционально-семантических особенностей лексем, выполняющих модальную функцию, их когнитивная и историко-культурная детерминация.

Ключевые слова: модальные глаголы; предмодальная семантика; грамматикализация.

Summary

The research describes the role of premodal lexical semantics in grammaticalisation and in forming of the functional-semantic specificity of modal verbs, their cognitive and historical-cultural determination.

Key words: modal verbs; premodal semantics; grammaticalisation.

Категория модальности - функционально-семантическая категория, выражающая разные виды отношения высказывания к действительности, различные виды субъективной квалификации сообщаемого. Нас интересует субъективная модальность, которая в естественных языках фиксирует одно из ключевых свойств человеческой психики: способность противопоставлять «я» и «не-я» в рамках высказывания (Ш. Балли, А.М. Пешковский, В.В. Виноградов и др.).

Модальность, рассматриваемая в настоящее время как комплексная и многоаспектная категория, демонстрирует активное взаимодействие с целой системой других функционально-семантических категорий языка и тесную связь с категориями прагматического уровня. Это обусловливает преимущества сравнительно-исторического и сопоставительного подходов к анализу языковых фактов как основе для когнитивно-историкокультурной их интерпретации.

В немецком языке категория модальности представлена не только морфологически (системой наклонений, главным образом оптативом), но и широким кругом периферийных средств (лексико-грамматическими средствами выражения возможности, желательности, необходимости).

Специфика немецкого языка заключается в том, что среди лексико-грамматических средств выражения модальности есть специальная группа модальных глаголов и система наклонений, которые в сочетании с разнообразными неграмматизированными лексико-синтаксическими словосочетаниями аналитического характера со служебными (полувспомогательными) глаголами модальности создают индивидуальную стилистическую дифференциацию модальных отношений.

По сравнению с более отвлеченным по своему значению флек тивным оптативом модальные конструкции с глаголами позволяют выразить более дифференцированным образом всевозможные оттенки личного мнения в силу того, что они сохраняют лексически дифференцированные различия модальных значений. В результате абстрагирования лексического содержания и частичной грамматизации словосочетания этого типа получают в позднейшей истории немецкого языка всё большее развитие как одна из его характерных лексико-грамматических особенностей. Благодаря наличию подобных конструкций с глаголами модальность из категории грамматической превращается в современном немецком языке в категорию стилистическую, что вполне соответствует природе оптатива как субъективного наклонения [1. С. 297-298].

В немецком языке модальными традиционно считаются глаголы sollen, mьssen, wollen, mцgen, kцnnen, dьrfen. Морфологическим признаком данной группы глаголов является их претерито-презентность, т.е. в качестве настоящего времени у них выступает форма сильного претерита. Модальные глаголы выражают основные принятые в логике модальные значения возможности, желательности, долженствования. Это единственный случай в индоевропейских языках, когда модальные глаголы образуют четко ограниченный морфологический класс. Исследователи категории модальности бесспорно включают рассматриваемые нами модальные глаголы в сферу модальности (Жирмунский, 1965; Адмони, 1973 и др.).

Эта лексико-грамматическая группа интересна и с точки зрения ее участия в процессе грамматикализации. Существуют многочисленные работы по теории грамматикализации (К. Леман, Б. Хайне, Д. Байби, Т. Гивон, В.А. Плунгян, Т.А. Майсак, петербургская типологическая школа и др.), одной из ключевых проблем которой, как известно, является поиск возможных лексических источников грамматических показателей [2. С. 25-30]. Такая постановка задачи некоторым образом вовлекает лексику в круг явлений, системная природа которых считается доказанной, но, несмотря на большое количество интересных фактов, касающихся организации отдельных фрагментов лексических систем в разных языках и их диахронической эволюции (Хайне, Кутева, 2002), в работах по теории грамматикализации обычно представлен взгляд на лексику через призму грамматики. В них отобрана только «интересная» для грамматики лексика (части тела, базовые глаголы движения, бытия и обладания и т.п.); что касается лексических единиц как таковых - тем более системных - и типологически релевантных отношений между ними, то они, как правило, предметом специального исследования не становятся [2. С. 25-30].

С точки зрения лексической семантики глаголы могут быть поделены на сохранившие первичное значение (таковы глаголы со значением `идти', `есть', `сидеть', `стоять') и на глаголы с очевидно вторичным, производным значением: таким, например, для всех индоевропейских языков будет значение `иметь', которое для праиндоевропейского языка вообще не восстанавливается. Могла ли возникнуть смена лексического значения без влияния грамматической семантики? Это сомнительно: `схватил' в прошлом может дать в настоящем времени значение результата данного действия, что в настоящем очевидным образом даст значение `держит', `владеет'. Как представляется, только детальное описание лексической семантики (учитывающей и контекстуальное значение, отражающее функциональные особенности конкретных глагольных форм), подробное рассмотрение синтаксических особенностей, а также взаимодействия семантики модальных глаголов с другими категориями (наклонением, временем) способны дать ответ на вопрос об изменениях глагольного значения [3. С. 110]. Формирование класса модальных глаголов происходит одновременно с перестройкой всей системы наклонений. Категориальные значения, выражавшиеся первоначально на грамматическом уровне формами морфологической категории, переходят к лексико-грамматическим средствам. Это дает возможность выражать значения модальности более дифференцированно [4. С. 6].

Мы ставим своей задачей определение степени обусловленности функционально-грамматического становления лексических средств выражения модальности их предграмматической семантикой, поэтому рассматриваем грамматикализацию, с одной стороны, как процесс «обобщения, абстрагирования слова или предложения от конкретного лексического содержания», с другой стороны, пытаемся определить предграмматическую специфику формы и содержания. Неслучайность функционально-грамматической трансформации лексических единиц отмечал еще Б. Хайне (1991), один из наиболее авторитетных исследователей процесса грамматикализации, говоря, что грамматикализация есть «прежде всего семантический процесс», в основе которого лежит свойство человека использовать языковые формы с конкретным и «легко доступным» значением для выражения менее конкретных и менее «легко доступных» понятий [2. C. 39].

1. Модальность необходимости. Значения необходимости, возможности, желательности отражаются в языке посредством указаний на отношения между предметом (субъектом) и его действием, содержащихся в предложении. Условия, определяющие тип связи субъекта и действия, могут быть двоякими: с одной стороны, не зависящими от субъекта, находящимися вне сферы его «влияния», а с другой - напротив, непосредственно связанными с соответствующими качествами самого субъекта. Исходя из этого разграничиваем объективные и субъективные виды необходимости, возможности, желательности.

Применительно к объективной необходимости выделяем в качестве основных следующие значения: (не) иметь необходимость выполнить действие в связи с наличием: 1) просьбы, приказа другого лица или кол лектива; 2) каких-либо внешних по отношению к субъекту обстоятельств; 3) законов юридического или морально-нравственного характера. Субъективная необходимость реализуется в следующих значениях: (не) иметь необходимость выполнить действие в связи: 1) с осознанием субъектом своего внутреннего долга; 2) наличием внутренней потребности.

В современном немецком языке модальность необходимости выражается в основном с помощью модальных глаголов sollen и mьssen. Современный глагол sollen `быть должным, обязанным' имеет однородную семантику: он выражает значение необходимости, обусловленной внеположенными по отношению к субъекту явлениями (объективная необходимость). В отличие от семантически однородного глагола sollen, семантическая структура глагола mьssen в современном немецком языке неоднородна. С одной стороны, он выражает значение внутренней (субъективной) необходимости - значение долженствования как осознание субъектом своего долга или как внутреннее побуждение; значение необходимости, обусловленной наличием потребности, желания. С другой стороны, он выражает значение объективной необходимости, зависящей от внешнего императива, обстоятельств, закономерностей [5].

Когда и как сформировалась семантическая однородность sollen и разнородность mьssen, полагаем, показывает историко-этимологический анализ этих глаголов.

В древневерхненемецкий (др.-в.-нем.) период глагол sollen выражал значение `быть должным', глагол muozan (совр. mьssen) был многозначным: `быть в состоянии, мочь', `иметь возможность', `обладать свободой', `не быть ограниченным чем-л., не иметь препятствия', `иметь пространство' [6. С. 590].

Историко-этимологические словари позволяют установить, что германские эквиваленты др.-в.-нем. глагола s(k)ulan имели значение `быть должным, быть вынужденным'. Отглагольное имя широко известно в древнегерманских языках не только в значении `долг', но и `вина': др.-гот. skula `должник', skuldo `долг'; др.-исл. skuld, skyld, др.-англ. scyld, др.-фриз. skelde, др.-сакс. skuld, др.-в.-нем. sculd(a) `долг, вина', ср. совр. англ. should `должный'; нем. Schuld `долг, обязательство, вина' [7. С. 12-15]. Общегерманская форма *skul- продолжает в нулевой ступени огласовки индоевропейский корень *(s)kel-, надежно засвидетельствованный своими производными в балтийских языках в значении `быть должным, виноватым' [8. Т. 2].

Балто-германская изоглосса сопоставима с точки зрения семантической типологии со славянскими производными от *vin- (повинность `обязанность' и вина): у германских соответствий значение `долг' соседствует с `виной' (`быть должным' как `быть виноватым'). Существование семантической модели `вина' > `долг, обязанность' в балто-славя но-германском ареале, модели, представленной явно исконной лексикой, свидетельствует о становлении понятия долга в условиях неразвитых денежных отношений и общинной / племенной собственности, когда обязательства, долг возникали как следствие проступка, причинения серьезного ущерба, а взаимообразное получение вещи не требовало жесткой регламентации [9. С. 196-197]. То есть употребление немецкого глагола sollen уже в ранних письменных памятниках немецкого языка в значении внешней необходимости обусловлено исходной внутренней формой.

В семантической структуре глагола mьssen пересекаются значения внешнего и внутреннего принуждения. Неслучайность данного пересечения становится более ясной в ходе историко-этимологического анализа. Генетически родственная лексика др.-в.-нем. глагола muozan `быть в состоянии что-л. делать, прийти в какое-л. состояние' представлена в других германских языках: др.-англ. mфtan `мочь, быть в состоянии что-л. делать', `быть должным', ср. англ. must `быть обязанным или связанным обязательным для выполнения требованием', `иметь потребность или желание сделать что-то'; др.-фриз. mфtan, др.-сакс. mфtan, др.-сев. mцten `свободно располагать пространством, временем, возможностями, силой'. Однокорневая лексика германских и других индоевропейских (и.-е.) языков восходит, как однозначно показывает этимологическая литература, к и.-е. *med- `измерять': гот. mitan `мерить', miton `измерять, обдумывать, полагать', mitons `помыслы, помышление, мысль'; др.-англ. metan `мерить'; нем. messen `мерить'; исл. met `весы', meta `оценивать', metast `спорить'; др.-инд. masti- `измерение', `взвешивание'; лат. meditor `размышляю'; др.-ирл. midiur `размышляю', `сужу' [8. Т. 2]. В западногерманском ареале однокорневые образования сохраняют значение, предполагаемое для индоевропейского времени (`мерить, измерять, обдумывать, полагать'), претерпевая также дальнейшее изменение, которое, вероятно, можно истолковать как *`(со)измерять (действия), исходя из внешних обстоятельств и собственных возможностей' (ср. гот. ga-mot `имеет место' (`иметь место' ~ `быть в наличии, иметься'), нем. Musse (f) `досуг, свободное время', Muss (n) `необходимость'). То есть `мочь' - результат осмысления субъектом своих возможностей и оценивание им сопровождающих выполнение действия внешних обстоятельств [10. С. 16-19].

Таким образом, направление семантического развития глагола mьssen можно представить так: `соизмеряя (действия), располагать возможностями (собственными, внутренними и внешними)' > `быть в состоянии что-л. делать' >`иметь возможность', `иметь необходимость'. Окончательно модальное значение долженствования как внутреннего долга (mьssen) и как результат давления внешних обстоятельств (sollen) закрепилось в конце средневерхненемецкого периода [10. С. 16-19].

2. Модальность желательности. Структура современного гла гола wollen достаточно однородна - выражает разные аспекты желательности. Многозначный же глагол mцgen в современном немецком языке связан с выражением желания субъекта (`любить', `желать', `иметь просьбу'; выражает пожелание, предостережение, угрозу), а также с выражением семантики возможности (допущение какой-л. возможности, неуверенное предположение; `мочь, быть в состоянии', `мочь, иметь разрешение', `быть сильным' (ю.-нем.)). При рассмотрении семантической структуры глагола mцgen на современном этапе развития немецкого языка видим, что значение модальности желательности преобладает, в значении модальности возможности данный глагол употребляется редко. Для передачи значения возможности используется в основном производный от mцgen глагол vermцgen [11. С. 38-44].

Обращение к истории и этимологии показывает, что на протяжении всего периода от общегерманского и древневерхненемецкого до современного немецкого языка функционально-семантической устойчивостью обладает глагол wollen `хотеть'. В ходе рассмотрения генетически близкой лексики из других индоевропейских языков было выявлено, что значение, реконструируемое для прагерманского, было этимологическим для wollen: лат. volo, velle `хотеть', `желать', `полагать', `изъявлять', `постановлять', `выражать волю', `иметь намерение'; лит. vйlmi, vйlti `желать', `хотеть', `разрешать'; ст.-слав. велети, волити `приказывать', `желать'; др.-инд. vrnбti, `выбирать', `предпочитать', `желать', `любить', vбra `выбор', `желание' `жажда (чего-л.)' как продолжения и.-е. *uel- *uol- `хотеть', `желать', `выбирать' [11. С. 38-44].

В отличие от wollen, семантическая структура глагола mцgen претерпела изменения. В древневерхненемецкий период рассматриваемый глагол известен в формах magan (VIII в.) и mugan (IX в.) в значении `мочь', `желать'. Достоверные и надежные соответствия германским языкам (гот. mag, magan `мочь'; др.-сакс. mugan `быть в состоянии'; ср.-н.-нем. mцgen, др.-исл. mфghen, meughen, mega `мочь, быть в состоянии'; др.-англ. mжg, magan, ср.-англ. mowen, совр. may, mжht, meaht (совр. might), др.-сев. швед. mе `мочь') представлены в славянских и балтийских языках. По формальным особенностям (огласовка корня, наличие одной словообразовательной модели производного существительного) германским рефлексам ближе славянские (др.-рус. мочи (мощи), могу; укр. могтъ, мужу; с.-хорв. mтжi `мочь, быть в состоянии, иметь силу, власть' и др.), а по семантической структуре - балтийские эквиваленты (лит. mйgti `быть расположенным к кому-л.', `любить', magщs `привлекательный, желаемый'; лтш. mкgt `быть в состоянии, мочь, ухаживать'; лит. magйti `нравиться, быть приятным' и др.). Этот круг германо-балто-славянской лексики и предполагаемые однокорневые образования в некоторых других индоевропейских языках (др.-инд. maghб- `сила, бо гатство, дар', Maghavбn - эпитет бога Индры (`могущественный') и др.) считаются продолжением и.-е. *magh- `мочь', `быть в состоянии', `быть в силе'. Индоевропейские соответствия демонстрируют взаимодействие в их семантической структуре значений `мочь' и `помогать': др.-ирл. mug `мальчик, помощник, слуга' и еще `средство, способ помочь'.

Таким образом, обращение к внешним генетическим связям показывает, что родственная лексика в славянских и некоторых других индоевропейских языках связана только с выражением значения возможности. Значение `мочь' было унаследовано древнегерманскими языками из общего праязыка, т.е. значение рассматриваемого глагола в германских языках имеет очень древние, индоевропейские корни. Семантически близкие и однокорневые образования в балтийских языках говорят о наличии балто-германской изоглоссы, одинакового пути семантического развития: из значения `мочь' > `желать'. Кроме того, сравнение глагола mцgen с его германскими эквивалентами показало, что все они имеют однородную семантику - `мочь, быть в состоянии', т.е. взаимодействие значений `желать' и `мочь' в древневерхненемецком языке - инновационное явление. Сосуществование в семантической структуре глагола mцgen уже с конца древневерхненемецкого периода значения модальности желательности и возможности свидетельствует об иной модели формирования семантики глагола: `мочь' > `хотеть, желать' (`желать, хотеть то (того), что можешь'). Так постепенно, со средневерхненемецкого периода, значение возможности у глагола mцgen становится периферийным, но оно сохранилось в однокорневых словах mцglich (`возможный'), Mцglichkeit (`возможность'), Macht (`сила'), vermцgen (`мочь') [12. С. 175-179].

3. Модальность возможности. Рассматривая возможность с точки зрения отношений между субъектом и его действием, разграничиваем возможность объективную и субъективную. Объективная возможность предполагает наличие условий, не зависящих от воли человека: 1) (не) иметь возможность выполнять действие в связи с наличием / отсутствием каких-либо внешних по отношению к субъекту обстоятельств; 2) (не) иметь право для выполнения действия в связи с наличием / отсутствием законов юридического или морально-нравственного характера. Субъективная возможность характеризуется тем, что она зависит от условий, тесно связанных с волей человека: 1) (не) быть в состоянии выполнить действие в силу физического или психического состояния субъекта; 2) (не) иметь способность выполнить действие в силу наличия / отсутствия у субъекта соответствующих навыков, умений, знаний и т.п. [13. С. 36-37].

В современном немецком языке семантическая структура глагола kцnnen однородна - передает разные оттенки значения возможности (`мочь', `уметь', `сметь'). Данный глагол как экспликатор значения возможности в его наиболее обобщенном виде сохраняет способность пере давать частные значения и субъективной, и объективной возможности. В семантической же структуре современного глагола dьrfen сосуществуют модально разнородные значения субъективно-объективной возможности и субъективной необходимости (`мочь, имея разрешение' и `нуждаться в чем-л.') [14. С. 5-7].

Исторический анализ показал, что в древневерхненемецкий период глагол kцnnen выражал значение субъективной возможности `(зная) мочь', глагол dьrfen - значение субъективно-объективного варианта модальности необходимости (`нуждаться, иметь необходимость'), т.е. данные глаголы входили в разные семантические поля модальности.

Рассмотрение генетических связей глагола kцnnen в других германских языках (гот. kunnan `знать'; др.-сев. kunna `знать, мочь'; др.-сакс. kunnan `знать, мочь'; др.-анг. cunnan `знать, мочь' и др.), а также сравнение германских языковых фактов с их индоевропейскими эквивалентами (лат. (g)nфscere `знакомиться, познавать', `узнавать, опознавать'; др.-инд. jвnбti `он знает, понимает'; тох. knв- `знать, познавать'; лит. ћinуti `узнавать', `знать'; слав. *znati, рус. знать) дает основание предположить, что уже на общегерманском уровне формировался семантический переход: `знать, уметь' > `мочь'. Этот факт позволяет сделать вывод, что в древневерхненемецкий период основное значение модального глагола kцnnen `знать' было и этимологическим, исходным, а значение `мочь' развилось из `знать', но семантический переход `знать' в `уметь', `мочь' известен еще на общегерманском уровне.

При сравнении глагола dьrfen с родственной лексикой в германских языках обращает на себя внимание однородность их семантики - только семантический круг `нужда / нужно': гот. юarbs `нужный, потребный, нуждающийся', юarba `нужда, недостаток', gaюarban `терпеть нужду, недостаток, быть лишенным чего-л.', юaъrban `нуждаться'; др.-англ. юearfian `терпеть нужду, недостаток, быть лишенным чего-л.' [8. С. 255]. Родственная лексика глагола dьrfen в германских языках образует общую семантическую изоглоссу со славянскими, представляя одинаковый результат развития семантики (ср. рус. требовать (требуется) `настойчиво добиваться чего-л.', `строго, в категорической форме просить о чем-л., не допуская отказа' и потребность `необходимость, надобность, нужда в чем-либо'; укр. требувати, треба `нужно', `требуется'; болг. трйба `треба, общественное дело'; с.-хорв. триjйба `нужно'; пол. trzeba `нужно, необходимо' и др.) [14. С. 5-7].

Эта лексика, представленная в германском и славянском ареале, имеет индоевропейские истоки и производна от и.-е. основы *terb/p- `чистить, очищать', `наслаждаться', вероятно, являющейся расширением корня *ter- `тереть, перетирать', ср. греч. фсЯвщ `растираю', `уничтожаю', `мучаю', фЭсрщ `насыщаю, радую'; лат. tero, trоvi `тру, растер', trоbulo `давить'; др.-инд. tбrpati `насыщается'; ср.-ирл. trebaid `паштет'; рус. теребить; укр. теребити `теребить', `очищать'; болг. требя `чищу', `привожу в порядок'; с.-хорв. триjибити `чистить'; пол. trzebiж `чистить' и др. [15. С. 259].

Вероятно, семантическое развитие в рассматриваемом этимологическом гнезде можно представить, с одной стороны, как обозначение конкретного трудового процесса - `чистить, тереть / давить (зерно)' > `нечто перетертое' > `насыщаться, наслаждаться', с другой - как метафорический перенос - `тереть' > `терзать, мучить' > `требовать(ся)' > `требуется, потребно, нужно'; то, что `теребит, мучает', то и `хочется, требуется'. Как видим, общая славяно-германская семантическая изоглосса возникла на основе вторичного (переносного) значения (`терпеть нужду' ~ `иметь потребность в чем-то'). Нужда была связана, прежде всего, с удовлетворением насущных, жизненно необходимых потребностей (потребности в проживании, пропитании, ср. греч. фЭсрщ `насыщаю, радую'; др.-инд. tбrpati `насыщается'): насыщение, радость как результат удовлетворения потребности [14. С. 5-7].

В средневерхненемецкий период этимологический компонент семантики глагола kцnnen «стирается» (`(зная) мочь'), и он приобретает значение субъективно-объективной возможности. Глагол dьrfen как модальный глагол в значении `мочь, имея моральное право, право по объективному закону или разрешение' был зафиксирован в средневерхненемецкий период в отрицательных конструкциях. Закрепление за глаголом dьrfen данной семантики обусловлено взаимодействием грамматики и лексического значения [14. С. 5-7]. Что касается употребления данного глагола в отрицательных конструкциях, то, согласно утверждению германиста Г. Беха [16], в основе модального значения глагола thurfan лежит модальный признак `notwendig' `необходимый', и семантическое развитие глагола dьrfen - переход от значения `notwendig sein' `быть необходимым' к значению `mцglich sein' `быть возможным'. Это изменение от `быть необходимым' в `быть возможным' наблюдалось в отрицательных конструкциях, а именно в связи с перестановкой negatio obliqua (косвенного отрицания) и negatio recta (прямого отрицания). Иными словами, изначально глагол dьrfen употреблялся только с отрицанием, а в результате влияния negatio obliqua стал употребляться без отрицания, но смысл самого предложения при этом не менялся - предложение оставалось отрицательным. То есть если раньше отрицание ставилось с глаголом, то теперь с отрицанием употреблялся другой член предложения (`notwendig, dass nicht…' `нужно, чтобы не...' > `nicht notwendig, dass' `не нужно, чтобы…'), и именно в таких контекстах осуществлялся переход от значения необходимости в значение возможности [16. С. 14]. На изменение семантики глагола dьrfen, кроме употребления в отрицательных конструкциях, значительное влияние оказало смешение с претерито-пре зентным глаголом tьrren `сметь, осмеливаться, отваживаться' (на основе фонетического и семантического сходства thurfan (dьrfen) и durran (turren / tьrren `сметь'): Ni tharf man thaz ouh rйdinon […] - Здесь не нужно разговаривать. Ni gidъrrun sies bigнnnan sie йigen se uberwъnnan - Они не смеют начинать бороться [17. С. 353-354].

Историко-этимологический анализ позволяет дать оценку модальных глаголов с точки зрения «исторической глубины» их формы и значения, формирования собственно предмодальной семантики.

Модальность необходимости. Среди лексических средств выражения модальности необходимости наибольшая временная глубина обнаруживается у глагола sollen, который значение необходимости демонстрирует еще на прагерманском уровне развития языка. Данный глагол исторически является частью балто-германской формально-семантической изоглоссы, вероятно, как следствие древнего тесного культурного взаимодействия (`быть виноватым' > `быть должным'). Лексическая семантика глагола mьssen сформировалась в общегерманский период. Общегерманским регионализмом выглядит предполагаемая модель формирования семантики данного глагола: `быть в состоянии что-л. делать' и позднее реализовавшееся как `иметь возможность / необходимость' > `мочь', `быть должным'.

Становление предмодального значения глаголов sollen `быть должным (материально / морально)' и mьssen `мочь' происходит в древневерхненемецкий период. Значение необходимости окончательно закрепилось за данными глаголами в средневерхненемецкий период.

Модальность желательности. Среди экспликаторов модальности желательности самые глубокие исторические корни у глагола wollen `хотеть'. Лексическая семантика данного глагола сформировалась на индоевропейском уровне и сохранилась в германских языках. Древневерхненемецкой семантической инновацией является предполагаемая модель формирования семантики глагола mцgen: `мочь' > `желать' (при том что эта же модель явно просматривается в балтийском материале).

Модальность возможности. Лексическое значение глагола kцnnen является результатом общегерманской семантической инновации `знать' > `мочь'. Глагол dьrfen в значении `нуждаться, быть должным' исторически представляет собой общегерманский континуант, имеющий генетические связи в славянских языках (общая славяно-германская семантическая изоглосса: `испытывать внутренние терзания' ~ `терпеть нужду в чем-то' ~ `иметь потребность в чем-то').

Предмодальная семантика лексических средств выражения модальности возможности (глаголов kцnnen `мочь' и dьrfen `нуждаться', `мочь') окончательно сформировалась в конце древневерхненемецкого - начале средневерхненемецкого периода.

Таким образом, с точки зрения исторической глубины формиро вания предмодальной семантики модальных глаголов наибольшая (индоевропейская) глубина у глагола, выражающего модальность желательности: семантика глагола wollen унаследована с индоевропейского периода. Древнеевропейскими регионализмами выглядят глаголы sollen (балто-германская лексико-семантическая изоглосса) и dьrfen (славяногерманская лексико-семантическая изоглосса) `нуждаться', `быть должным'. Результатом общегерманской семантической инновации является глагол kцnnen `знать, мочь', западногерманской - глагол mьssen `быть должным', древневерхненемецкой - глагол mцgen `мочь', `желать'.

Обращение не только к истории, но и этимологии, предполагающей процедуру внешней и внутренней реконструкции, позволяет увидеть динамику семантического развития, подвижность границ между видами модальности. Как исторические изменения в семантике отразились на прагматических особенностях модальных глаголов? Насколько однородность / разнородность модальной структуры современных модальных глаголов объясняется предмодальной семантикой рассматриваемых глаголов?

Модальность необходимости. В исторической перспективе по нарастающей идет, с одной стороны, взаимодействие и взаимопроникновение объективного и субъективного видов модальности необходимости, с другой - к средневерхненемецкому периоду усиливаются средства представления деонтической модальности.

Глаголы sollen и mьssen представляют в современном немецком языке объективно-субъективную необходимость (mьssen: субъективнообъективная возможность > субъективно-объективная необходимость; sollen: субъективно-объективная необходимость > объективная необходимость).

То есть однородная семантическая структура современного глагола sollen (объективная необходимость) объясняется его предмодальной семантикой: `быть виновным' вследствие чужой воли, внешних обстоятельств, морально-этических норм > `быть должным' (как компенсация проступка). Иными словами, этимологический потенциал глагола sollen не предполагал развитие субъективного вида модальности необходимости, значения `быть должным' как следствия внутренней потребности субъекта.

Неоднородная семантическая структура современного глагола mьssen (значения субъективного и объективного видов необходимости) также имеет историческое обоснование: `соизмеряя (действия), располагать возможностями (внутренними и внешними)' > `иметь возможность', `иметь необходимость'. Субъект действовал исходя из своих внутренних возможностей и внешних обстоятельств. Закрепление за глаголом mьssen семантики необходимости происходит в конце древневерхненемецкого - начале средневерхненемецкого периода в отрицательных конструкциях.

Модальность желательности. Исторической устойчивостью семантической структуры (с индоевропейской эпохи) обладает глагол wollen `хотеть' (его современное значение является этимологическим): субъективная желательность > субъективная желательность. Модель формирования семантики глагола mцgen демонстрирует наличие и взаимодействие в истории немецкого языка значений модальности возможности и желательности: субъективно-объективная возможность > субъективная желательность (`мочь' > `желать').

Таким образом, однородность семантики современного wollen (субъективная желательность) можно объяснить его предмодальным значением: значение субъективной желательности `хотеть' данный глагол сохранил на протяжении всего периода (от общегерманского и древневерхненемецкого до современного немецкого языка).

Разнородная семантическая структура современного глагола mцgen (субъективно-объективная возможность и субъективная желательность) является следствием влияния его предмодальной семантики: уже с древневерхненемецкого периода данный глагол был связан с выражением разнородных значений `мочь' и `желать', причем переход из значения возможности в значение желательности происходил в отрицательных конструкциях.

Модальность возможности. В семантической структуре глагола kцnnen происходит расширение исходного значения `мочь, зная', и он приобретает значение субъективно-объективной возможности: субъективная возможность > субъективно-объективная возможность. Глагол dьrfen, исходно обозначая внутреннюю (физиологическую) потребность субъекта, становится языковым знаком выражения объективного вида модальности возможности: субъективная необходимость > субъективно-объективная возможность.

То есть однородная семантика современного глагола kцnnen (субъективно-объективная возможность) объясняется влиянием его предмодальной семантики: значение `знать' обусловило развитие у данного глагола уже на древневерхненемецком уровне значения возможности `мочь'.

Почему современный глагол dьrfen имеет модально разнородные значения (субъективно-объективная возможность и субъективная необходимость), становится ясно после обращения к его предмодальной семантике: древневерхненемецкое значение `терпеть нужду в чем-то' способствовало формированию у dьrfen значения субъективной необходимости `нуждаться, быть должным', а употребление глагола в данном значении в отрицательных конструкциях обусловило развитие значения возможности.

После рассмотрения функционально-семантической динамики мо дальных глаголов перейдем к их общей историко-культурной оценке.

В древневерхненемецкий период семантику необходимости несли два глагола: thurfan (совр. dьrfen) и sculan (совр. sollen). Глагол thurfan уже в средневерхненемецкий период стал выражать значение субъективно-объективной возможности (`мочь, имея разрешение'), а значение субъективной необходимости ушло на периферию. К тому же в средневерхненемецкий период в значении субъективно-объективной необходимости стал употребляться глагол mьssen, который имел в древневерхненемецкий период значение субъективно-объективной возможности. То есть основными средствами выражения значения необходимости в средневерхненемецкий период стали глаголы, несущие семантику не субъективной (dьrfen), а субъективно-объективной необходимости (sollen, mьssen).

В древневерхненемецкий период значение возможности выражали три глагола: mugan (совр. mцgen), kunnan (совр. kцnnen), muozan (совр. mьssen). Глагол mugan имел в древневерхненемецкий период значение субъективно-объективной возможности (`мочь (физически)'). Только в конце древневерхненемецкого - начале средневерхненемецкого периода глагол mцgen получил значение желательности в отрицательных конструкциях: в основе значения желания лежит именно значение физической непереносимости (`не мочь (съесть, проглотить)', `не переносить (на вкус)' значит `не желать, не хотеть'). То есть в средневерхненемецкий период именно значение желания, а не субъективно-объективной возможности закрепилось за глаголом mцgen. Значение же возможности сохранилось за производным глаголом vermцgen.

Основным средством выражения модальности возможности становится глагол kцnnen, обозначавший в древневерхненемецкий период интеллектуальную способность, возможность (`знать' - значит `мочь'). В средневерхненемецкий период сфера употребления данного глагола расширяется: он стал выражать не только возможность интеллектуальную, но и физическую. В современном немецком языке глагол kцnnen стилистически нейтрален и является ядерным средством выражения возможности.

Таким образом, глаголы, передающие значение возможности исходя из субъективной оценки сил и возможностей, ушли в средневерхненемецкий период на периферию (mцgen, mьssen). Основными же средствами выражения значения возможности стали глагол kцnnen, ранее несущий семантику интеллектуальных возможностей, и глагол dьrfen, обозначающий возможность, обусловленную внешними обстоятельствами (`мочь, имея разрешение').

Становление предмодальной семантики наблюдается в конце древневерхненемецкого - начале средневерхненемецкого периода. В этот период времени человек мыслился как раб Божий. Служение Богу не унижает, а напротив, возвышает и спасает человека. Но служение требует смирения, подавления личных склонностей, противоречащих ригористичным идеалам христианства. Это объясняет, почему основными средствами выражения значения необходимости в средневерхненемецкий период стали глаголы, несущие семантику не субъективной (dьrfen), а субъективно-объективной необходимости (sollen, mьssen). В эпоху Средневековья наблюдается обращение семантики долженствования в сферу морально-этическую. Христианское понимание морального долга придавало самому бытию подлинную этическую направленность. Согласно христианским представлениям человек должен строго подчиняться этическим законам, канонам, предписаниям, что, возможно, и способствовало развитию у глагола sollen значения внешней необходимости. Определенный склад мышления (христианское мировоззрение) предполагал понимание долга и как внутреннего нравственного мерила, поэтому в семантической структуре глагола mьssen произошел семантический сдвиг: `(соизмеряя) располагать возможностями' > `иметь возможность', `иметь необходимость'.

Свобода воли, провозглашаемая христианством, оборачивается заповедью избегать всего, что может помешать спасению души. И хотя теологи подчеркивали, что личность человеческая представляет собой единство души и тела, все заботы христианина должны были направляться на первый компонент его личности, даже к явному ущербу второго. Ибо душа и тело пребывают в разных измерениях - душа принадлежит вечности, а тело подвержено порче времени. Вероятно, поэтому в средневерхненемецкий период именно значение желания (духовной возможности), а не физической возможности закрепилось за глаголом mцgen [18. С. 247-250].

Однако не одному христианскому учению обязана личность средневекового человека своей специфичностью и исторической ограниченностью. Подобно христианскому символизму, христианский «персонализм» оказался во многом соответствующим степени развития человеческой личности в средневековой Европе. Выйдя из стадии «родовой личности» эпохи варварства, люди феодального общества включились в новые коллективы, подчинявшие их себе не только материально и политически, но и социально-психологически. Человек в феодальном обществе - сословная личность. В той или иной степени он ищет интеграции в группе, к которой принадлежит, принимая ее стандарты жизни, идеалы и ценности, навыки мышления, формы поведения и присущий им символизм. Категории средневековой «модели мира» наряду с многими другими представлениями и понятиями образовывали ту форму, которая служила для «отливки» человеческой индивидуальности, разумеется, всякий раз социально определенной. Человеку редко приходилось дей ствовать вполне индивидуально. Группа, к которой он принадлежал, постоянно присутствовала в его сознании. Поступать противно групповым целям и нормам значило вести себя предосудительно. Данное восприятие мира средневековым человеком, возможно, обусловливает тот факт, что основными средствами выражения значения возможности стали глагол kцnnen, несущий семантику интеллектуальных возможностей, и глагол dьrfen, обозначающий субъективно-объективную возможность (`мочь, имея разрешение'): в совершении действия человек в большей степени руководствуется не внутренней (личной) потребностью, а тем, санкционирована ли эта потребность социальными нормами [18. С. 247-250].

Диахроническое исследование позволило выявить глубокие языковые и историко-культурные корни становления категории предметной модальности, взаимодействие ее основных смысловых видов (модальности возможности, необходимости, желательности) в истории немецкого языка и объяснить особенности становления модальных глаголов в современном немецком языке.

Предварительное исследование на материале истории немецкого языка показало значительную перестройку в структуре концептуальной сферы «возможное - желаемое - должное». Как видим, формирование современной системы модальных глаголов шло в конце древневерхненемецкого - начале средневерхненемецкого периода. Та картина, которую мы наблюдаем в этот период времени, является результатом глубочайших изменений в мировоззрении людей и важных по своему значению процессов социального развития. Данные изменения и были зафиксированы в языке. Существенным признаком конца древневерхненемецкого периода является стремление изменить, приспособить систему понятий языческих к системе понятий христианского мировидения, к его культуре, уходящей глубокими корнями в Античность [19. С. 105].

Итак, прагматические особенности современных модальных глаголов (однородность / неоднородность их семантической структуры) можно объяснить, с одной стороны, активным взаимодействием лексической семантики с грамматической (перестройка системы наклонений; употребление глаголов dьrfen, mцgen, mьssen в конце древневерхненемецкого - начале средневерхненемецкого периода в отрицательных конструкциях), с другой стороны, обобщением предмодальной семантики (глаголы sollen, wollen, kцnnen) и историко-культурной обусловленностью.

семантика грамматикализация модальный лексема

Литература

1. Жирмунский В.М. История немецкого языка. М., 1965. 407 с.

2. Майсак Т.А. Типология грамматикализации конструкций с глаголами движения и глаголами позиции. М., 2005. 479 с.

3. Казанский Н.Н. О реконструкции праиндоевропейских глагольных категорий // Синхронное и диахронное в сравнительно-историческом языкознании: материалы VII Междунар. науч. конф. М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 2011. С. 109-110.

4. Бабакина Т.Н. Становление модальных глаголов как выразителей внутренней модальности в немецком языке (сопоставительный анализ готского, древне-, средне- и ранне-нововерхненемецкого языков): автореф. дис. … канд. филол. наук. Томск, 2006. 23 с.

5. Duden. Das Bedeutungswцrterbuch / W. Eckey, J. Folz, H. Hartmann. Mannheim; Leipzig; Wien; Zьrrich: Dudenverl, 1993. Bd. 10. 797 s.

6. Paul H. Deutsches Wцrterbuch / Bedeutungsgeschichte und Aufbau unseres Wortschatzes. 10. ьberarb. und erw. Aufl. Tьbingen: Niemeyer, 2002.

7. Балакина А.А. Историческое развитие лексических средств выражения необходимости в немецком языке // Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения: материалы X Всерос. науч.-практ. конф. молодых ученых. Томск: ТГУ, 2009. С. 12-15.

8. Etymologisches Wцrterbuch der Deutschen / W. Pfeifer etc. 1-2 Bde. Berlin, 1993. Bd. 1-2.

9. Дронова Л.П. Становление и эволюция модально-оценочной лексики русского языка: этнолингвистический аспект. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2006. 256 с.

10. Балакина А.А. Формирование семантической структуры глагола mьssen в немецком языке // Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения: материалы X Всерос. науч.-практ. конф. молодых ученых. Томск: ТГУ, 2009. С. 16-19.

11. Балакина А.А. Формирование предмодального значения желательности в немецком и английском языках // Лингвистические и культурологические традиции и инновации: материалы IX Междунар. науч.-практ. конф. Томск: ТПУ, 2009. С. 38-44.

12. Балакина А.А. Лексические средства выражения модальности желательности в немецком языке (сравнительно-исторический аспект) // Традиции и инновации в лингвистике и лингвистическом образовании: материалы Междунар. науч.-практ. конф.

Томск: Позитив-НБ, 2009. С. 175-179.

13. Ваулина С.С. Эволюция средств выражения модальности в русском языке: XI-XVII вв. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1988. 143 с.

14. Балакина А.А. Лексические средства выражения модальности возможности в исторической перспективе // Иностранный язык и межкультурная коммуникация: материалы II Междунар. науч.-практ. конф. Томск: ТГПУ, 2008. С. 5-7.

15. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. М., 1999. Т. 2.

16. Bech G. Grundzьge der semantischen Entwicklungsgeschichte der hochdeutschen Modalverben. Kopenhagen: Munksgaard, 1954. 143 s.

17. Diewald G. Die Modalverben im Deutschen: Grammatikalisierung und Polifunktionalitдt. Tьbingen: Niemeyer, 1999. 464 s.

18. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. 350 с.

19. Бах А. История немецкого языка. М., 1956. 343 с.

Размещено на Allbest.ru