К вопросу о реализации семантического комплекса "выморочный" в идиолекте М.Е. Салтыкова-Щедрина

Размещено на http://www.allbest.ru/

69

69

Филиал ГОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» в г. Воткинск

К ВОПРОСУ О РЕАЛИЗАЦИИ СЕМАНТИЧЕСКОГО КОМПЛЕКСА «ВЫМОРОЧНЫЙ» В ИДИОЛЕКТЕ М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

Гагарина Н.Н.

В статье представлены способы формирования языковой картины мира в сатирическом тексте на примере реализации семантического комплекса `выморочный'. Лингвостилистический анализ ведется через систему ключевых словкомпозитов.

Творческое осмысление речи художественных произведений сдерживается «постоянными, устойчивыми компонентами «партитуры» [Гельгардт 1966: 82], которые не допускают произвольных изменений ее смыслов. Следуя в текстах М. Е. Салтыкова-Щедрина за речью рассказчика, читатель «спотыкается» о такие «неровности» его слога, как искусственные, стилистически «несоответствующие» вкрапления в виде оценочных композитов (сложных слов). Сложные образования выступают в творчестве Щедрина в качестве слов-лейтмотивов и ключевых слов.

Одним из выпуклых образов щедринского творчества является ВЛАСТЬ во всех ее проявлениях. Сатирик рассматривает власть в двух направлениях: с позиций власть имущих и с точки зрения подвластных. Особенно четко это прослеживается в «Истории одного города». Интересен тот факт, что сатирик строго определяет характернейшую черту русского народа как верность начальстволюбию, но не начальству как таковому. И текстом произведения доказывает, что людей с такими пороками, как у русских градоначальников, любить нельзя: «потомок сладострастной княгини Тамары» [308], «напился пьян с новой жертвой своего сластолюбия» [356], «любил плотно покушать» [360]. Впрочем, список грехопадений [343] каждого градоначальника можно продолжать довольно долго. Подобная лексика не только заставляет задуматься над серьезностью описываемых событий, - ведь многое здесь библейского происхождения! - но и поднимает сам текст произведения над обыденностью, придает ему статус исторического писания. Прием терминологизации духовной лексики помогает писателю аргументировать свои общественно-политические тезисы в рамках строгой научной системы.

Причинно-следственные связи общественных устоев хорошо видны в макроконтексте щедринского творчества: начальстволюбие выступает поддержкой любоначалию. Этих два явления взаимообусловлены и существуют в триединстве: самодержавие = начальстволюбие (субъект - `народ', объект - `начальство') + любоначалие (субъект - `начальство', объект - `начальство'). Отрицательная коннотация складывается, таким образом, в логическом дискурсе - из объектной, не действующей природы власти.

Летопись - только один из жанрообразующих элементов произведения, хотя и фундаментальный. Летописный слог Щедрина нельзя назвать «чистым», отвечающим классическим канонам этого жанра. Автор сохраняет летописный стиль как фон: он слышим, видим, осязаем, но не задает правила художественной игры. Сатирическая стилизация, не отрицающая летописного стиля как такового, а пародирующая «летописи» в «карамзинско-державинском роде» [За рубежом: 24], разрушает узкие границы определенного жанра и устанавливает новые законы структурирования текста. Символом становится не текст как таковой, буквальный, а подтекстный, затекстовый хронотоп. Такая природа комического берет свое начало в народной смеховой стихии, где карнавальность и балагурство - причина и цель одновременно [Бахтин 1986; Лихачев 1999]. выморочный языковый сатирический текст

Сатира аксиоматично утверждает противоестественный характер своего объекта: это урод без посылов на юродство, божественную сущность. Разумеется, это крайнее проявление сатирического, которое и выражается в гротесковых образах «Истории…». Человек с механической головой или с навечно нахмуренными бровями и стиснутыми зубами - носитель внебожественного, бесовского начала. Дьявольская ипостась и есть оборотная сторона Владыки. Вывернутая наизнанку власть - это рабство. Имплицитная антитезность воплощается в амбивалентных символах власти и рабства. Не случайно сатиру воспринимают как жесткий, беспощадный способ отражения действительности: она почти не знает полутонов, она антитезна по определению. Герои сатиры не люди (не личности, не лица) - это представители (образы, маски, личины) идей, полярных, но взаимонаправленных. Карнавальная костюмированность (с головы до ног) - бессловесный символ. Словесное выражение идеи представлено в балагурстве: шутовское у-балтывание, за-балтывание слушателя также носит молчаливый характер. Это что-то рядом с болтовней, но не само слово. Тем самым не нарушается божественное сокровение - лпгпт. Заглянув за шутовскую болтовню, можно услышать Слово как Истину [Гадамер 1988].

Маска определяет образ, в том числе и словесный. Например, голова-органчик способна воспроизводить всего два слова: «Разорю!» и «Не потерплю!», - и даже эту куцую способность она время от времени утрачивает. На фоне постоянной суетливой болтовни тишина вокруг внезапно замолчавшей градоначальнической головы - самый выразительный, самый говорящий символ. Выморочные (из мороки, из мук своих выходящие) не меняются в течение жизни - они уходят из неё. Их смерть всегда окружена таинственностью (вспомним странным образом исчезнувшую механическую голову градоначальника или скрытую от чужих глаз смерть Иудушки Головлева) - это сакраментальный акт. Никто не видит, не слышит, никаким другим образом не ощущает их ухода. Молчание безмолвствует - это её атрибут. По эту и по ту сторону молчания - болтовня, которая не позволяет слышать. Болтовня - маска божественного безмолвия, уравнивающая всех и вся - умных и глупых, богатых и бедных - а значит снимающая жизненные противоречия.

Иначе представлен образ выморочных в «Сказках» Щедрина. Сказки «Премудрый пескарь» (1883), «Здравомысленный заяц» (1885), «Либерал» (1885), «Вяленая вобла» (1886) объединяет тема либерализма в России 2-ой половины XIX века. В сказочном цикле они расположены не в хронологическом порядке, а в идеологическом, и не случайно. Премудрый пескарь - самый безобидный из этих либералов: он лишь на себе применял действие законов либерального сословия. Поэтому сказка «Премудрый пескарь» из числа «либеральных» представлена первой. Далее следует «Вяленая вобла». Воблушка пошла дальше пескаря в своей либеральной «деятельности». Точно так же, как вяленая вобла оформляет в особую социально-философскую теорию поведение премудрых пескарей, идеология здравомысленного зайца подкрепляется практикой самоотверженных зайцев. Здравомысленный заяц выработал холопскую тактику приспособления к режиму насилия. Процесс «вяления», омертвления и оподления душ продолжается.

В контексте цикла сказок значение слова здравомысленный вбирает в себя семемы благомысленный и пустомысленный, а потому изначально коннотируется отрицательно. В данном случае вновь можно вспомнить о трихотомии: здравомысленный = благомысленный (угодный государству) + пустомысленный (неугодный государству, либеральный). Противоречивые мысли помогают зайцу дольше держаться на плаву, но все-таки «вместо зайца остались только клочки шкуры да здравомысленные его слова /…/» [634]. Приспособленческая психология в обществе, управляемом эксплуататорами, не может спасти.

Сказка «Либерал» представляет нам выморочного героя-либерала. Показ эволюции героя как истории его выморочности является излюбленным и весьма эффективным в поэтике сатирика. Исследование поступательной деградации героя воздействует на мысли и чувства читателя в гораздо большей степени, нежели простое представление его отрицательных черт.

Так - поступательно, в динамике, через архитектонику текста - показан процесс антиразвития, возможно, главного выморочного в творчестве сатирика - Иудушки, героя повести «Господа Головлевы»: «В короткое время Порфирий Владимирыч совсем одичал (курсив наш; см. также сказку «Дикий помещик» - Н.Г.). Весь обычный ход его жизни был взбудоражен и извращен, но он как-то уж перестал обращать на это внимание» [240]; «Он любил мысленно вымучить (курсив наш - Н.Г.), разорить, обездолить, пососать кровь» [241]; «Все обычные жизненные отправления, которые прямо не соприкасались с миром его фантазии, он делал на скорую руку, почти с отвращением» [243]; «И над всеми этими призраками витает живой призрак, и этот живой призрак - не кто иной, как сам он, Порфирий Владимирыч Головлев, последний представитель выморочного рода…» [287]; «Иудушка в течение долгой пустоутробной жизни никогда даже в мыслях не допускал, что тут же, о бок с его существованием, происходит процесс умертвения» [287]; «На другой день, рано утром, из деревни, ближайшей к погосту, на котором была схоронена Арина Петровна, прискакал верховой с известием, что в нескольких шагах от дороги найден закоченевший труп головлевского барина» [293-294]. Так буквально в течение 50-и страниц текста был развернут процесс мучительного умирания героя. Неслучайно этот социально-психологический роман, являющий миру историю деградации представителей крепостнического уклада, - из числа произведений сатирика пользуется наибольшей популярностью у читателей.

Любопытен тот факт, что в сказках «Премудрый пескарь», «Здравомысленный заяц» и «Вяленая вобла» герои умирают, что и должно случиться по законам сказочного жанра. Однако в сказке «Либерал» иные начала. Во-первых, герой «Либерала» не персонифицированное животное, а человек; а во-вторых, в конце сказки он не умирает, а именно деградирует и продолжает «жить». И, как отрицательный герой, в конечном итоге получает «по делом своим». Эволюцию героя можно проследить и на примере сложных слов: умеренно-либеральный [Премудрый пескарь] - заявление темы и объекта сатиры; пустомысленный, пустопорожний, успокоительно-соблазнительный [Вяленая вобла] - сущность либеральной пропаганды; здравомысленный [Здравомысленный заяц] - психология приспособленчества, воплощенная в идеологической программе; самодеятельность [Либерал] - бесплодная попытка либералов воплотить свои правильные мысли и слова в поступки. Так мирно-возродительная пропаганда [Вяленая вобла: 387] здравомысленных умеренных либералов выродилась в поступки «применительно к подлости» [Либерал: 496].

Таким образом, сатирическое развертывание образа в хронологии является одним из ярчайших способов его репрезентации: деградация как процесс - мучительный, «морочный», выморочный - становится гораздо более показательным элементом речевой структуры, нежели деградация как итог, результат. Результатом показательного процесса антиразвития становится ВЫМОРОЧНОСТЬ героя, при которой смерть - как благодать, избавление от мук, исход (ср.: «хождение по мукам»), а продолжение жизни - как безысходность и наивысшее наказание герою. Вся жизнь выморочного - это ПУСТОТА, представленная в болтовне. Человек убалтывающий есть в то же время человек умалчивающий. Он ни в Слове, ни в Молчании, а только возле. Процесс говорения как таковой противопоставляется как Слову, так и Молчанию - и они слагаются в Единое. Говорение есть при-ближение к Слову. Текст, дистанцированный временем от автора, - это неговорение автора, его молчание. Проговаривая авторский текст, читатель возобновляет процесс приближения - и всё становится на круги своя. Это и есть так называемый герменевтический круг как сущность истолкования.

Список использованной литературы

1. Бахтин М. М. Проблема речевых жанров // Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. С. 250-296.

2. Гадамер Г.-Х. Истина и метод: Основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. 704 с.

3. Гельгардт Р. Р. О стиле литературного произведения (объект и метод) // Вопросы стилистики: Сб. статей к 70летию со дня рождения К. И. Былинского / Под ред. В. П. Вомперского. М: Изд-во Московского ун-та, 1966. С. 70-83.

4. Лихачев Д. С. Историческая поэтика русской литературы: Смех как мировоззрение и другие работы. СПб.: Алетейя, 1999. 508 с.

5. Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений: В 10 томах. М: Правда, 1988. Тома 2, 6, 7, 8, 9.

Размещено на Allbest.ru