Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Московский государственный университет технологий и управления им. К.Г. Разумовского в г. Ростове-на-Дону

Донской государственный институт пищевых технологий и экономики (филиал)

Кафедра гуманитарных дисциплин

Метатекстовый потенциал иронии в рассказах С. Довлатова

Людмила Владимировна Самыгина

Аннотация

Статья раскрывает понятие метатекста и его корреляции с феноменом иронии. Метатекстовый потенциал иронии предстаёт в художественном тексте как единство собственно языковых маркёров иронии, стилистических средств создания иронии, ситуативной иронии и прецедентности художественного текста как экспликации особенностей конкретной лингвокультуры. Данный механизм реализации метатекстового потенциала раскрыт автором на материале рассказов С. Довлатова.

Ключевые слова и фразы: ирония; метатекст; метатекстовый потенциал; прецедентный оним; прецедентный текст; прецедентное высказывание.

Annotation

The author reveals the notion of metatext and its correlation with the phenomenon of irony, presents metatextual irony potential in a literary text as the unity of proper linguistic markers of irony, the stylistic means of the creation of irony, situational irony, and the precedentiality of a literary text as the explication of specific linguo-culture features, and reveals this mechanism of metatextual potential implementation by the material of stories by S. Dovlatov.

Key words and phrases: irony; metatext; metatextual potential; precedential onym; precedential text; precedential statement.

Интерпретация как раскрытие смысла текста всегда помогает реализовать коммуникацию и понимание; процесс интерпретации в отношении художественного текста сложен и разнонаправлен потому, что такой текст обладает сложной семантической структурой, обусловливающей приложение к нему интеллектуальных усилий. В этой связи импликационал иронии фиксируется как одно из средств реализации смысловой многозначности и емкости художественного текста. Возросший интерес к экспликации иронического смысла в тексте и дискурсе связан с тем, что данная категория прочно вошла в культурно и исторически детерминированную сферу мировосприятия отдельного человека и современного общества в целом. В процессе экспликации иронии в художественном тексте задействованы все языковые уровни, при этом средства, принадлежащие к различным языковым уровням, актуализируют экспрессивное воздействие художественного текста на реципиента, манифестируя авторскую позицию. В формировании иронического контекста и ситуации участвуют собственно-текстовые и несобственно-текстовые единицы: фонемы, лексемы, высказывания; критерий принадлежности к определенному языковому уровню позволяет в этой связи выделить и описать фонетические, лексические, грамматические и синтаксические средства иронии в художественном тексте.

Однако осознания иронии лишь на языковом уровне недостаточно. Реализация когнитивного потенциала иронии осуществляется на основе манифестирования метатекстовой природы интертекстуальности. Представленное в современной лингвистике изучение метатекста обычно соотносится с антропоцентрической исследовательской парадигмой, что детерминирует обращение к семантическому синтаксису, коммуникативной лингвистике, а также идеями М. Бахтина о диалогических отношениях Говорящего с собственным словом [1; 5]. Метатекст определяется как модусная категория в системе других: авторизации как квалификации сообщаемой информации в оппозиции «“свое/чужое” слово», оценочности как аксиологической составляющей сообщаемого или его части, персуазивности (оценки Говорящим полноты/неполноты своих знаний о достоверности сообщаемой информации) [7]: «Общей базой для сопоставления метатекста и других модусных категорий служит субъективность, эгоцентричность: признанные модусные категории (актуализационные и социальные категории, персуазивность, авторизация, оценочность), так же как и метатекст, отражают деятельность сознания Говорящего относительно плана содержания или плана выражения высказывания в каком-то определенном аспекте… различие метатекста и других модусных категорий сводится к тому, какой аспект рефлексии выбирает Говорящий» [Там же, с. 48-49]. Метатекстовый потенциал иронии может быть в полной мере реализован в тексте и адекватно декодирован реципиентом только при его «погруженности» в определенную лингвокультуру, одну из важных ролей в которой играют прецедентные феномены. Согласно концепции В. В. Красных [4], образующие систему прецедентные феномены обусловливают национальную маркированность коммуникации. К вербальным прецедентным феноменам причисляются прецедентное имя и прецедентное высказывание.

В текстах рассказов С. Довлатова разнообразно представлены прецедентные феномены: прецедентные онимы, реализуемые в прецедентных ситуациях и прецедентные текстах, и прецедентные высказывания. Прецедентные онимы эксплицируют отсылку к прецедентным ситуациям и текстам. Так, например, в рассказе «Ариэль» персона, обладая завидной самоиронией, упоминает в своей речи писателей Э. Хемингуэя и С. Аксакова, которые были заядлыми рыболовами. Включение прецедентных онимов в контекст усиливает авторскую иронию, т.к. творчество писателя Григория Борисовича Кошица вряд ли станет классическим: «Григорий Борисович держался замкнуто. Загорать и купаться он не любил. Когда его приглашали ловить рыбу, отказывался:

– Увы, я не Хемингуэй. И даже не Аксаков…» [3, с. 440].

В рассказе «Старый петух, запеченный в глине» с помощью прецедентных онимов на уровне подтекста обыграна ситуация в русском эмигрантском сообществе США:

« - Вечно тебе звонят какие-то подонки. Почему тебе Солженицын не звонит? Или Барышников?

– Видимо, - говорю, - у Барышникова денег хватает» [Там же, с. 422]. метатекст ирония художественный прецедентность

Авторская ирония эксплицирована здесь в том, в сопоставлении с макроконтекстом рассказа, что в приведенном фрагменте речь идет о представителях отечественной культуры с мировым именем, которых Правительство Советского Союза лишило советского гражданства, а звонит автору-рассказчику бывший зек по прозвищу Страхуил, добровольно уехавший из страны и, конечно, особой ценности для мировой культуры не представляющий. Ответ рассказчика на реплику его жены усиливает ироническое воздействие контекста.

Прецедентные тексты могут быть представлены в одном микроконтексте с прецедентными высказываниями, как в рассказе «Виноград»: «Затем он вдруг подошел ко мне. Посмотрел на меня и спрашивает: - Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины? - Что такое? - не понял я.

– Сделай мне, - говорит, - такую любезность. Напомни содержание “Войны и мира”. Буквально в двух словах» [Там же, с. 414].

В данном случае прецедентный текст «Война и мир» и прецедентное высказывание из известного стихотворения К. Симонова, посвященного А. Суркову, с одной стороны, демонстрируют уровень общей культуры бригадира, но, с другой, вовсе не обусловливают его высокие нравственные качества, что и вызывает авторскую и персонажную иронию. Прецедентные высказывания фактически формируют и память о прецедентном тексте, и собственно прецедентную ситуацию: ср. коллективное пение «Катюши» в рассказе «Победители», которое призвано отобразить полное единодушие представителей разных стран, в том числе и недружественных:

« - Прости, кто выиграл? - заинтересовался очнувшийся Жульверн Хачатурян.

– Какая разница, - ответил Гарбузенко. Потом он сел на ковер и закурил.

– То есть как? - забеспокоился Хачатурян. - Ведь иностранцы наблюдают! "Расцветали яблони и груши..." - нежно пропел он в сторону западных корреспондентов.

– "Поплыли туманы над рекой", - живо откликнулись корреспонденты Гарри Зонт и Билли Ард» [2, с. 55].

Прецедентный текст может быть репрезентирован в виде реплик персонажей в полилоге, дополняющих друг друга, - ср. в рассказе «Встретились, поговорили»: «Он выпил и почувствовал себя еще лучше. - Как вас зовут? - спросил Головкер.

– Мамаша Люсенькой звала. А так - Людмила.

– Руслан, - находчиво представился Головкер» [Там же, с. 214]; либо с помощью самооценки героя, часто иронической, если персонаж наделен чувством юмора, - ср. в рассказе «Дорога в новую квартиру»: «Наконец, утопая в листве, Малиновский изящно подумал: "Ну, прямо Христос в Гефсиманском саду!" [Там же, с. 162]. В данном фрагменте самоирония усилена частицей прямо в речи персонажа.

Репрезентативны в плане реализации метатекстового потенциала иронии и прецедентные высказывания, которые в рассказах С. Довлатова отличаются меткостью, афористичностью и зачастую помогают интерпретировать ироническое отношение автора к персонажам и к самому себе. В рассказе «Ариэль» ироническое отношение персонажа к окружающей его действительности эксплицировано в его вопросах восьмилетнему мальчику относительно его имени, причем читатель совершенно однозначно должен интерпретировать происхождение прецедентных высказываний, соотносящих оним Ариэль в одноименном рассказе с одним из архангелов: «Писатель наконец сказал:

– Эй, мизерабль! Кто ты? Как тебя зовут?

– Меня? Я - Арик.

– В смысле - Арон? Или Аркадий?

– Ариэль, - был ответ.

– Где же крылья твои, Ариэль? - спросил писатель.

– Нету, - коротко и без удивления ответил мальчик, - а тебя? - Не понял, что - тебя? - А как тебя зовут?

– Меня зовут Григорий Борисович. И крыльев у меня, признаться, тоже нет…» [3, с. 441-442].

Именно поэтому речь идет о крыльях. Отметим также многозначность прецедентного онима, обозначенную уже в древней традиции: в иудейской традиции, с одной стороны, это ангел, помогающий архангелу Рафаэлю исцелять детей, это Дух, управляющий воздухом и водами, происходящий из чина Сил. Часто Ариэля изображают львиноголовым, он наблюдает за наказаниями в аду. В переводе с древнееврейского это имя означает «очаг бога». Будучи своенравным духом, он не является по первому зову человека: одному он может оказывать услуги, другому - вредить, к тому же Ариэль - владелец несметных сокровищ [6]. Многозначность онима частично раскрыта С. Довлатовым в рассказах, в которых мальчик Ариэль является сюжетообразующим персонажем («Ариэль», «Игрушка»). Это своенравный ребенок в смысле наличия у него выраженной самостоятельности суждений, принятия решений. И, конечно, как и любой восьмилетний мальчик, он обладает несметными сокровищами - машиной с радиоуправлением, например (см. рассказ «Игрушка»).

Культурный код опознаётся и через высказывание персонажа рассказа «Роль», фактически цитирующего стихотворение М. Ю. Лермонтова «Нет, я не Байрон, я другой…»:

«Мне удалось сдержаться.

– Я, - говорю, - представьте себе - другой, еще неведомый избранник.

– Чего это он? - поразилась гостья.

– Не обращай внимания, - сказала Лида [2, с. 153]. Ирония автора-рассказчика эксплицирована в изображении реакции его собеседниц, не узнающих прецедентное высказывание и совершенно не соотносящих его с прецедентным текстом и ситуацией.

Метатекст представляет собой динамическое явление, а значит, может фиксировать наличие/отсутствие координации между личностью автора и характером ассоциаций, представленных в метатексте, что весьма значимо для интерпретации художественного текста, особенно для раскрытия его подтекста.

Декодирование прецедентных феноменов требует помещения их в координаты разных семиотических систем: языка и культуры. Поэтому рецепция прецедентных феноменов и их адекватная интерпретация предполагает три основные вектора: код (язык), информация (культура), когниция. Как лингвокультурные сущности, прецедентные феномены обусловливают специфику идиостиля писателя, особенности репрезентированной в его текстах иронии и самоиронии, т.к. прецедентность структурирует и актуализирует этноспецифику языковой картины мира, непосредственно влияя на продуцирование текстов и их восприятие. Наличие маркёров иронии, относимых ко всем языковым уровням, позволяет выявить специфику реализации её метатекстового потенциала в единстве собственно лингвистических показателей иронии, иронических стилистических средств, ситуативной иронии и прецедентности художественного текста как экспликации особенностей конкретной лингвокультуры.

метатекст ирония художественный прецедентность

Список литературы

1. Вежбицка А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1978. Вып. VIII. С. 402-421.

2. Довлатов С. Собрание сочинений: в 4-х т. / сост. А. Ю. Арьев. СПб.: Изд-во «Азбука», 2000. Т. I. 400 с.

3. Довлатов С. Собрание сочинений: в 4-х т. / сост. А. Ю. Арьев. СПб.: Изд-во «Азбука», 2000. Т. III. 464 с.

4. Красных В. В. Структура коммуникации в свете лингвокогнитивного подхода (коммуникативный акт, дискурс, текст): автореф. дисс. ... докт. филол. н. М.: Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова, 1999. 74 с.

5. Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста: структура стиха // О поэтах и поэзии. СПб.: Искусство-СПб, 1996. С. 17-132.

6. Мифологическая энциклопедия: Ариэль [Электронный ресурс]. URL: http://myfhology.info/monsters/demons/a/demonariel.html (дата обращения: 21.11.2012).

7. Перфильева Н. П. Метатекст в аспекте текстовых категорий: монография. Новосибирск: Новосиб. гос. пед. ун-т, 2006. 284 с.

Размещено на Allbest.ru